Текст книги "Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека"

Глава 1.2. Агрессия: вовсе не такое уж и зло

То, как мы относимся к себе – функционально или эмоционально – прямо влияет на то, как мы распоряжаемся собственной энергией, направленной на взаимодействие с окружающим миром. Эта та энергия, которую мы называем агрессией.

Тема агрессии в разговоре о самоподдержке и эмоциональном мире может вызвать недоумение. Агрессивность разве сочетается с самопринятием, разве агрессия не идет рука об руку с насилием над другими и над собой? Это действительно кажется для многих людей странным, но обойти эту тему у нас не получится. Надеюсь, к концу главы будет понятно почему.

Да, с агрессией в нашей культуре – сложные отношения. Само слово «агрессия» и производные от него – «агрессивный», «агрессор» и так далее – несут в себе отрицательный заряд. Агрессия – это плохо, это то, что нужно или запрещать, или оправдывать тем, что не мы первые начали. Она связана с нападением, причинением вреда (психологического, физического или материального), враждебностью. Единственное исключение – это спорт, где «агрессивный спортсмен» может означать активный, инициативный, целеустремленный, не сдающийся и не уступающий окружающим. И вот именно в этом исключении и спрятан ключ к пониманию агрессии как к естественному и важному для человека качеству, а не как к пугалу.

Само по себе это слово происходит от латинского aggressio – «нападение». Оно, в свою очередь, появилось из aggredi – «приступать; нападать», которое состоит из ad – «к, на» + gradī – «шагать, ступать, продвигаться». В конечном итоге значение этого слова восходит к праиндоевропейскому *ghredh – «идти». То есть исходное значение слова – «движение к чему-либо», а «агрессивный человек» – это человек, активно продвигающийся к желаемому. В психологическом смысле агрессивность – это способность переводить внутренний импульс, порожденный желанием, во внешнее действие. Это ощущение своей силы, способности приложить достаточно усилий для того, чтобы добиться желаемого или отстаивать то, что у нас уже есть. Это способность брать. Протянув свою ручонку в сторону желаемого предмета, младенец уже проявляет свою агрессию. Пока что только жестом и голосом, требуя криком желаемое, побуждая взрослого рядом с собой дать то, что хочется. Собственно говоря, это вся суть агрессии – стремление в этот большой мир за тем, что ты хочешь взять. Сказать кому-то «нет» тоже требует агрессии – чужому желанию, которое направлено на нас, мы противопоставляем собственный ответный импульс, который не дает нас продавить. Если этого импульса нет – нас продавливают, мы подчиняемся или просто боимся как-то задеть другого человека (ему же надо что-то от меня, зачем причинять другому неудобства). Одна из главных составляющих зависимого поведения – задавленная агрессия, отказ человеку в праве чего-то хотеть исключительно для себя или ставить себя на первое место в собственной жизни.

Так почему же с агрессивностью так непросто обстоят дела и она стала синонимом разрушительности и враждебности?

Многое упирается в социальное развитие человечества. В маленьких охотничьих группах агрессия часто направляется вовне – на охоту, противостояние неблагоприятным внешним условиям. Людей в группе немного, потребности тоже достаточно просты. Но чем больше людей в общине, чем сложнее социальная структура, тем важнее становится обуздывать человеческую агрессию. Если в обществе нарушен баланс между «брать» (агрессивностью) и «отдавать» (альтруизмом), то оно или погибает, разорванное множеством берущих и требующих, либо, если агрессия подавлена, уничтожается извне или лишается стимулов к развитию, завоеванию новых пространств и достижений. Исторически практически все жизнеспособные общины были агрессивными, и нужно было как-то учиться баланс соблюдать. Появляются сначала устные законы (которые приписываются богам, духам или предкам), они освящаются традицией, а с появлением письменности записываются. Один из древнейших известных кодексов законов, законы Хаммурапи (XVIII в. до н. э.), очень много времени уделяет как раз торможению при помощи внешних воздействий агрессивных побуждений человека. Самое простое – страх возмездия. Так, одна из статей закона Хаммурапи гласит: «§ 200. Если человек выбил зуб человеку, равному ему, ему (самому) должны выбить зуб». Да, это те самые знаменитые око за око, зуб за зуб. При этом здесь есть очень важная деталь, проливающая свет на отношения людей с агрессией: принцип равенства возмездия касается только равных. Если же агрессивные действия направлены снизу вверх – кара будет совсем иной. «§ 195. Если сын ударил своего отца, ему должны отрезать руку».

Иными словами, уже в древнейшие времена право на агрессию зависело от социального положения человека. Чем выше человек находится в иерархии, тем больше у него прав в отношении людей, которые ниже его, и наоборот. Вышестоящим разрешается удовлетворять свои потребности и реализовывать свои цели за счет нижестоящих. Именно в этой точке агрессивность начинает связываться с насилием (о насилии мы подробнее поговорим в следующей главе). Агрессивность от «есть что-то в этом мире, что я хочу, и я приложу усилие для того, чтобы это добыть» переходит к «если я хочу что-то от другого, то я возьму, вне зависимости от того, согласен с этим другой человек или нет». Из ощущения своей силы, своих возможностей добиться желаемого она превращается в ощущение своей способности заставить других отдать то, что хочется, или просто сделать с этими другими людьми то, что хочешь. А если ты по социальному положению выше того человека, у которого есть желаемое, то соблазн перейти к силе становится все сильнее. В сообществах (от государства до семьи), опирающихся не на базовую ценность личности человека как таковой, а на функциональную иерархию (отношение к личности зависит от того, кто ты на социальной лестнице), право нижестоящих на агрессию в любых ее проявлениях тщательно контролируется. А именно: нижестоящие не имеют права конкурировать с вышестоящими, бросать им вызов и бороться с ними за место под солнцем.

Как это выглядит в психологической плоскости? А это старая дилемма Раскольникова: тварь я дрожащая или право имею? Можно ли мне делать в этом мире нечто, что может его изменить для того, чтобы получить желаемое, или же мне ничего не остается, кроме как бесконечно подстраиваться под все новые и новые требования, приспосабливаться, выживать, но ничего не менять? В семьях, в которых дети – капиталовложения, объекты родительских инвестиций (а инвестиции должны в итоге приносить прибыль) – от них требуют строгого движения по траектории жизни, которую проложили родители. Одной из главных добродетелей детского возраста выступает послушность. Когда про ребенка говорят «хороший», очень часто это означает «удобный, послушный». Хороший ребенок не лезет со своим «я», выполняет инструкции и всегда благодарен родителям за их заботу. В некоторых семьях запрещается даже злое или недружелюбное выражение лица: «ты чего с таким лицом ходишь? А ну-ка улыбнись, не порть маме-папе настроение». Это даже в известную песню про дружбу проникло («Изгиб гитары желтой»): «Ты что ж грустишь, бродяга, а ну-ка улыбнись!» В общем, будь удобным и всех радующим человеком, свои реальные чувства запрячь подальше. Когда такие дети вырастают, они всегда улыбаются, даже когда злятся, – настолько въедается в тело эта привычка не мешать своими эмоциями.

Еще одна «добродетель», построенная на обуздании агрессивности, – скромность. Нужно как можно меньше заявлять о себе, не лезть со своим «Я», говорить потише или вообще побольше молчать. Хорошим тоном в «неагрессивных» семьях считается принижение своих достижений и достоинств, а в ответ на благодарность обязателен ответ «не за что». То есть даже благодарность, которая адресована тебе, ты брать, присваивать себе не имеешь права – выброси ее!

Хорошие мальчики и девочки всегда должны думать о других, постоянно учитывать, как их слова или действия скажутся на окружающих. Нужно избегать любых конфликтов. Если другие что-то от тебя хотят – дай им, ты же хороший мальчик. Особенно эффективна здесь идея о том, что окружающие – невероятно ранимые люди, которые не перенесут, если ребенок что-то заявит о своих потребностях. Я иногда называю такую картину реальности «миром хрустальных людей». Эти люди невероятно хрупки, готовы рассыпаться от малейшего твоего неловкого движения. Причем сами они двигаться не могут. Только ты в этом мире способен передвигаться, и только ты – прочный. Как жить в таком мире? Делать все, чтобы не задеть других – ни физически, ни эмоционально. Но вот беда – эти хрустальные люди стоят слишком тесно. Сказал неловкое слово – и вот уже вдребезги разбилась от обиды или боли чья-то хрустальная душа. Сделал резкое движение – и еще одно неповторимое, уникальное, прекрасное создание уничтожено. Тварь ты, вот кто. Деструктивный убийца. Сам факт твоего существования еще терпим, но любое твое движение – смерть или увечье для хрустальных людей. Поэтому – замри и не двигайся. И терзайся стыдом и виной за свои разрушительные слова, действия и даже мысли – они у тебя материальные и вообще слишком громкие. День без разбитого хрустального сердца – считай, успех для тебя.

В таком мире на любое проявление детского и юношеского «Я», которое идет вразрез с родительским, тут же навешивается пудовая гиря вины. И все во имя сохранения здоровья близких и отношений с ними, ребенок забывает о своем «Я», отбрасывает здоровую часть агрессивности и лишается права на то, чтобы что-то брать. И превращается в «тварь дрожащую».

Само по себе послушание ребенка бывает очень важным – в конце концов, дети не знают очень многого об этом мире и не всегда могут понять смысл тех или иных указаний родителей. Тут уж действительно что-то лучше взять и сделать. Однако чем старше становится человек, тем больше у него возникает вопросов, сомнений и собственных мыслей, которые идут вразрез с «хорошестью» и «правильностью». И несогласие со старыми правилами выражается именно через агрессивный протест. В подростковом возрасте это бывает в виде тотального отрицания родительского опыта или ценностей, рискованного поведения во внешнем мире. Но и в более раннем возрасте всегда возникают конфликты между детским «хочу» и родительским «надо».

В некоторых семьях к проявлениям детского протеста (который может выражаться в виде крика, злости, упрямства) относятся с пониманием. Нет, маму бить нельзя – но злиться можно. Называть обидными словами нельзя – но сказать, что ты обижена, можно. Можно даже громко возмущаться. Родители могут аккуратно выставлять своих границы – ты имеешь право испытывать по отношению к родителям любые чувства, включая злость и обиду, но важно учиться выражать их так, чтобы не нанести им реального вреда. Есть же разница между «я очень зла на тебя» и «ты ничего не понимающая дура!». Так на примере родителей ребенок сам учится отстаивать свои границы, обнаруживать, что у других людей тоже есть границы – и учиться налаживать контакт в ситуациях, когда интересы явно противоречат друг другу. Ребенок учится обращению с собственной агрессией: выражать свои желания, пытаться добиться желаемого, но при этом замечая вокруг других людей. Другие люди – это не функции, обязанные выполнять желания ребенка, а живые существа, у которых тоже есть свои желания и которые тоже могут испытывать боль.

Однако, к сожалению, это достаточно редкая история. Значительно чаще те, кто стоят выше в иерархии, стремятся подавить любой протест нижестоящих. Ребенку не только нельзя кусать/бить маму (что совершенно обоснованно), но даже голос чуть-чуть повысить – это ужас-ужас. В арсенале подавления – прямые запреты («Не смей так со мной разговаривать», «ты куда пошла, вернись, я еще не договорила!»), высмеивание («ой, посмотрите-ка, кто это у нас тут раскричался», «а ну-ка топни еще ножкой»), полное игнорирование, прямое физическое насилие. Подобные запреты продиктованы страхом того, что если ребенку позволить злиться и громко заявлять о своих желаниях, то он выйдет из-под контроля. Это действительно возможно, если единственным средством контроля является страх перед возмездием – психологическим или физическим.

Итак, агрессивность сама по себе – это способность человека активно действовать в мире для удовлетворения личных или общественных потребностей. Она не хороша и не плоха – это энергия, которая, как электрический ток, может как служить человеку, так и убивать. Но при этом одним из самых распространенных состояний людей, которые обращаются к психологии – неважно, в виде книжек, популярных статей/видео или в виде психотерапии как таковой – является ощущение того, что ты не имеешь права на агрессию в собственных интересах, ты должен использовать ее во благо семьи, родителей или еще кого-либо. Другие имеют право, а ты должен уступить. «Будь выше этого», «им нужнее», «не уподобляйся тому-то и тому-то», «ты же девочка». Агрессия (которая по сути – перевод импульса желания во внешний мир) в целом запрещается, и, таким образом, запрещается борьба за собственное место в мире. Когда всякая агрессивность под запретом, тебе только и остается, что ждать, когда кто-то милостиво подвинется и даст тебе постоять где-нибудь в уголочке. Самому подавать голос – ни в коем разе, ты случайно на этом празднике жизни. В этом состоянии нет «Я», есть только Другие. Собственная инициатива подавлена как неуместная. Кстати, секс в таком состоянии тоже невозможен. Сексуальность человека тоже очень тесно связана с агрессивностью – представьте себе секс, из которого полностью устранена агрессивность (т. е. желание обладать, насладиться, разрядиться). У мужчин и вовсе тогда не будет эрекции – это же неприкрытая декларация своего желания обладать женщиной (нередко проблемы с эрекцией как раз связаны с запретом на агрессивность как своего права брать что-то из внешнего мира).

Здоровая агрессия балансирует между желанием обладать чем-то и учетом того, что ты в этом мире не один со своими желаниями. «Агрессивными людьми» мы чаще всего называем не тех, у кого есть агрессивность, а тех, кто забывает о существовании других людей, у которых «Я» однозначно и без вариантов важнее физического или психологического состояния других людей. Есть «Я» – нет Других, действует закон джунглей: «сначала ударь, потом подай голос». Такую агрессивность можно назвать деструктивной, аннигиляционной, суть которой – любой ценой утверждать свое Я, даже ценой символического или реального уничтожения других людей. Но что происходит, когда из нашего сознания исчезают Другие? Искренность превращается в хамство (нет же нужды облекать свои чувства в щадящую для адресата форму); униженный ранее пытается унижать сам, расправляясь с фигурами прошлого, но достается тем, кто в настоящем; обида становится одним из главных регуляторов поведения. Другой человек не воспринимается как переживающее, уязвимое, ранимое существо – он вообще за живого не держится. Агрессивный импульс в виде утверждения «Я есть в этом мире, и я имею право в нем быть!» из-за многолетнего подавления превращается в «Только я есть в этом мире, и только попытайтесь не считаться со мной». Итог – все сужающийся круг друзей и одиночество.

По степени способности людей регулировать собственную агрессивность можно выделить четыре вида агрессивного поведения.

Пассивное поведение – уступки, отказ от своих нужд и интересов в пользу чужих («у меня нет своих желаний, делайте со мной что хотите»). Очень часто это состояние приводит к выученной беспомощности и депрессии. При этом именно пассивные дети – мечта многих родителей, потому что они максимально послушны.

Пассивно-агрессивное поведение – страх прямого обозначения и отстаивания своих интересов и нужд, выражающийся в непрямой конфронтации и манипулировании («я не буду ничего говорить о своих интересах, но если вы их не будете учитывать, я буду на вас обижен»).

Ассертивно-агрессивное поведение – открытое и ясное отстаивание своих интересов при стремлении учитывать, что и у других людей есть свои интересы и переживания («я хочу вот это и вот это, а этого я не хочу»).

Деструктивно-агрессивное поведение – отстаивание своих интересов через подавление других людей («я хочу вот это и это, дайте мне это, и мне плевать на то, что вы по этому поводу думаете»).

Агрессивность человека, которая не находит выхода в конструктивном, созидающем ключе, становится разрушительной – или для окружающих, или для самого человека, превращая практически любое взаимодействие в насилие над собой или другими.

Глава 1.3. Пассивная агрессия

Отдельно хочу рассказать о пассивной агрессии. Говорить о ней трудно, потому что если я ассоциируюсь с человеком, который постоянно с ней сталкиваетс я, то довольно быстро начинаю испытывать постепенно нарастающую злость в адрес тех, кто со мной общается пассивно-агрессивно. Ну и возникает желание клеймить этих ужасных людей. С одной стороны, я нередко буду иметь для этого клеймения полное основание, а с другой – конкретному человеку, для которого пассивная агрессия – один из ведущих способов взаимодействия, очень трудно что-то предъявить – формальных поводов нет. Это трудно потому, что суть пассивно-агрессивного поведения – противостоять внешнему давлению, но путем избегания хоть малейшей прямой конфронтации.

Чтобы не сваливаться в обличительный тон (отыгрывая злость на реальных пассивно-агрессивных людей в своей жизни и одновременно проецируя на этих людей не очень приятные собственные черты), взгляну на этот феномен изнутри.

Например, что, если это я – пассивно-агрессивный человек? Это значит, что для меня открытая агрессия запрещена. Мне нельзя чего-то открыто и ясно хотеть, говорить об этом, действовать прямо в направлении цели, отказывать другим людям в удовлетворении их желаний. Понятно, что во многом это связано с детством, где желания ребенка постоянно отражались взрослыми как глупые, наглые, неприемлемые. Плюс к этому добавляется запрет на открытое выражение протеста: «как ты смеешь злиться на маму!», а если ребенок все-таки разозлился – реакция на эту злость может быть просто разрушительной и катастрофической – от прямого физического наказания до выставления ребенка в домашней одежде на мороз на несколько часов (один из реальных случаев). В таких условиях вполне естественно научиться, во-первых, избегать любых прямых конфликтов, а во-вторых, как следует маскировать собственные желания и интересы. Осознанное решение тут не играет роли – «обучение» происходит автоматически, вся наша психика нацелена на сохранение контактов со значимыми людьми. При этом сами по себе желания и эмоции подавлены, но не уничтожены.

Детский опыт подсказывает уже выросшим людям, что открытые конфликты ужасны и катастрофичны по своим последствиям (детали забываются, а ощущение тотального ужаса остается). Тот, кто открыто инициирует конфликт – ужасный человек. А если родители еще и сами придерживались «эффективных» способов пассивно-агрессивного поведения (например, добивались своего через долгую, растянутую во времени обиду с игнорированием того, на кого обиделись) – то вот она, готовая стратегия. Суть ее можно выразить примерно так: «Если тебе что-то не нравится, не возражай, а соглашайся или затягивай время. Время затягивай для того, чтобы тот, кто от тебя что-то хочет, сам отстал или инициировал конфликт – тогда он ужасный человек, а я для себя остаюсь хорошим. Если ты согласился, сам того не желая, – начинай саботировать процесс, чтобы дело или развалилось «само», от него отказались, или у меня его забрали по собственной инициативе». То же самое, кстати, и с тем, что нравится: прямо я ни о чем говорить не буду, но всячески попытаюсь подталкивать другого к тому, чтобы он сделал то, что я хочу. Потому что двинуться навстречу другому человеку – это возможность потенциального конфликта (а вдруг он или она не хотят этого)? То есть если я пассивно-агрессивен, то в глубине души я себя ощущаю маленьким, не имеющим ресурсов человеком, который не сможет пережить (эмоционально и физически) возможный конфликт с «большими людьми» (а таковыми становятся почти все окружающие).

Необходимость вот этих долгих ритуальных плясок и обходных маневров очень энергозатратна, и со временем накапливается масса раздражения в адрес людей. Но собственная злость, пассивность, саботирование процесса не присваиваются (т. к. это означает принятие своей агрессивности) – они приписываются другим. Это они не думают обо мне, а не я не заявляю о своих желаниях. Это другие слишком многого от меня хотят, а не я слишком много от них. Обида и раздражение периодически прорываются, но опять-таки не прямо, а косвенно.

Вариантов проявления пассивной агрессии масса:

– постоянно обещать и не выполнять обещанного (прямо сказать «не хочу этим заниматься» страшно) – частая и нормальная для подростков форма сопротивления работе по дому;

– публичные похвалы с уничижительными высказываниями «за спиной» (прямо высказывать свое недовольство страшно);

– ожидание того, чтобы другие люди понимали по поведению, чего я хочу или не хочу, не прибегая при этом к прямым расспросам. А если пытаются, то возникает обида «ты меня на самом деле не любишь, раз не понимаешь» или упрек «неужели это очевидно, что я хочу…»; ответы могут быть максимально неопределенными или вовсе делегированы спрашивающим: «ты сам как думаешь?»;

– критика любой инициативы без предложения альтернатив, даже без «давайте все оставим как есть» – т. к. это вполне явная позиция, а ясную позицию выражать нельзя;

– жалобы на свое состояние при одновременном обесценивании предлагаемых вариантов помощи;

– постоянное ожидание обесценивания со стороны окружающих и косвенное выражение обиды на это обесценивание: отсюда «будто бы я и сам не догадался бы», «теперь мне все ясно» или как-то написанное мне «слушай, а ты наконец-то дело написал»;

– в соцсетях одна из форм пассивной агрессии – находясь во «френдах» с кем-то, молча «лайкать» уничижительные и оскорбительные комментарии в его адрес. Еще вариант – раз за разом оставлять только негативные комментарии автору. У меня в соцсетях есть «любимые» комментаторы, само возникновение которых в комментариях означает: сейчас они с чем-то не согласятся, потому что ни разу от них не было «мне понравилось, спасибо». Мой любимый вариант захода на критику: «Я, конечно, понимаю, что тут принято только хвалить автора, а за критику тут банят, но я все же скажу…»

Форма для выражения пассивной агрессии всегда выбирается такая, чтобы «за руку» поймать было невозможно – всегда последует «я не это имел/а в виду» (а если говоришь очень туманно, то действительно можно запутаться в интерпретациях). И это не злой умысел и коварный расчет – чаще всего пассивно-агрессивные люди плохо осознают свою агрессию, а активно-агрессивные попытки окружающих «достучаться» сильно пугают. И тут происходит опасный замкнутый круг: сталкиваясь с уходом от прямого контакта, более открыто-агрессивные партнеры часто усиливают давление, пассивно-агрессивный еще сильнее забивается в угол – и спираль агрессии раскручивается. Это один из сценариев разворачивания эмоционального, а то и физического, насилия.

Большинство из нас время от времени бывает пассивно-агрессивными – это одна из естественных (пусть и не очень здоровых) форм адаптации к окружающей среде. В конце концов – попробуйте быть активно-агрессивными против начальства на работе, прямо заявляя начальству: «вы не правы», «все ваши последние решения – это просто ужас» или начав кричать на повысившего голос руководителя. Если вы не готовы потерять работу, да еще и с «волчьим билетом», лучше быть с этим очень аккуратными. Здесь пассивная агрессия как раз адаптивна. Такая же форма ситуативной пассивной агрессии часто присутствует у школьников – они вполне обоснованно ненавидят школу/отдельных учителей, но активно-агрессивное сопротивление здесь для всех, к сожалению, будет гораздо более разрушительным, чем пассивное, если нет возможности сменить обстановку. Подобное явление возможно и в рамках нации – чем авторитарнее или тоталитарнее режим, тем больше разных пассивных форм сопротивления он вызывает. Наконец, возможен культурный контекст, в котором пассивно-агрессивный контакт намного более предпочтителен, чем прямое обращение и прямой разговор. Классический пример – британская культура, пропитанная насквозь иронией и сарказмом в адрес всего и вся, включая самих англичан.

Проблемой она становится тогда, когда пассивно-агрессивное поведение переносится практически во все сферы взаимодействия с людьми. То есть везде мне словно запрещено говорить своим голосом и так, чтобы услышали (и тогда возникает, кстати, хроническое напряжение голосовых связок), проявлять инициативу, а если тебя самого продвигают другие люди – сопротивляться этому. Японская поговорка «гвоздь, который торчит выше всех, забивают первым» – как раз из целого арсенала средств подавления агрессии. Но она никуда не денется, она станет хронически-пассивной или же обернется против самого человека (в виде ненависти к себе самому).

Ситуативная пассивная агрессия постепенно исчезает, когда изменяется обстановка. Но бывает и так, что внешне мир изменяется, а восприятие его – нет, и психологически человек остается во все том же подавляющем его, нетерпимом мире. Соответственно, первый шаг к выходу из этого привычного способа обращения с собственной активностью и к переходу к ассертивно-агрессивному поведению – внимательно изучить окружающий мир. Аккуратно пробовать говорить прямо о своих потребностях – и обращать внимание на то, как на это реагируют окружающие. Это сложно отчасти еще и потому, что люди не обязаны соглашаться с любыми нашими желаниями, предложениями или претензиями, и отказ в их удовлетворении не равен отвержению (а соблазн привычно завернуться в обиду очень велик). Здесь важна такая деталь – реагируют ли окружающие на ваше предъявление так же, как опаснейшая фигура в прошлом, или есть отличия? И тут еще одна сложность – нам может казаться, что мы вполне себе нормально обратились к другому, а он почему-то очень враждебно реагирует. Например, человек, обратившийся к другому «что-то тебе слишком везет, подумай и о других», вполне искренне может думать, что он заявил о своем желании (и ему кажется, что это примерно то же, что и «хочу тоже попробовать»). Или девушка, отвечающая парню на вопрос об отношении к нему «что за глупые вопросы ты задаешь – меня бы здесь не было, если б было по-другому», не видит разницы этих слов с «ты мне нравишься». И получается самореализующееся пророчество: я вроде как прямо и честно к людям обращаюсь, а они реагируют на это как-то не очень дружелюбно, значит, моя внутренняя картина мира верна. И еще более усложняется ситуация, когда в результате долгой глухой обороны вообще забываешь о том, какие у тебя потребности, чего ты хочешь и к чему стремишься – все уходит на сопротивление реальному или воображаемому давлению. Тогда, даже если осознаешь, что говоришь как-то не так, плохо понимаешь, что именно нужно говорить вместо этого. Так что, возможно, без стороннего взгляда (групповой или индивидуальной психотерапии или обратной связи людей, которые умеют ее давать) здесь часто не обойтись. Именно через исследование своих сигналов в мир и реакций мира на них лежит выход из кошмара «этот мир ненавидит любые мои проявления».

Если же пассивная агрессия направлена на нас, то тут очень важен взгляд на самого себя и на собственные эмоциональные реакции. Являюсь ли я сам человеком, который способен выдерживать различия с близким человеком и готов обсуждать разные взгляды? Или же я активно, но негативно реагирую на инаковость партнера, и тогда ему ничего не остается, как уходить в глухую оборону? Это первый момент. Второй – спираль насилия раскручивается тогда, когда мы включаемся в предлагаемую игру. Например, нам прямо не говорят о том, что хотят, вам непонятно – так и не стоит пытаться понять. Ясности от другого мы можем ждать тогда, когда сами ясны. «Мама, я не понимаю, чего ты хочешь, ты можешь мне сказать прямо? Нет, я не умею догадываться. Да, я черствая и бессердечная тогда, когда не понимаю, о чем идет речь». Как только мы включаемся в «угадайки» – все, начинаем копить ярость. Еще одна ловушка – принцип «я не понимаю намеков» может превратиться в оружие расправы над неугодным, когда мы просто отказываемся вообще что-то слушать и таким образом становимся пассивными агрессорами сами.

Выдерживать пассивно-агрессивное давление помогает признание границ своих возможностей. Я не раз говорил о том, что насилие над другим или над собой начинается в момент, когда мы отказываемся признавать собственные ограничения (и связанное с этим бессилие). Если партнер не способен к иному взаимодействию, кроме как пассивно-агрессивному, мы не сможем достучаться. Это грустно, даже больно, когда речь заходит о близких людях. Осознание невозможности постоянных игр в «я попытаюсь догадаться, что ты имела в виду» позволяет принять постоянное давление как особенность личности другого человека, а не как собственную «недоработку». Если мы с готовностью взваливаем на себя ответственность за чужую коммуникацию, мы практически обречены на переживание вины за то, что не способны что-то понять правильно или сделать вовремя, купить правильный подарок и так далее.

Так что новости неутешительные – простых путей нет. Даже совет «разорвите с ними все отношения и живите себе счастливо» вовсе не из простых и не панацея. Мое предложение – самим учиться ясности донесения своих мыслей и желаний до других людей. И осознавать по возможности те чувства, которые эту ясность сильно замутняют. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на очень долгие и окольные попытки остаться хорошим для всех и добиваться своего через делегирование этого другим людям. Пассивная агрессия, превратившись из ситуативной реакции в жизненный стиль, пожирает время и силы. Я за ясность там, где она возможна.