Текст книги "Неприрожденные убийцы"

Щипцова и держалась. Тем более что поначалу дело вроде как оборачивалось для нее не худшим образом. Накануне суда всем обвиняемым было разрешено выйти из изолятора по подписке о невыезде. Доказать причастность к инциденту Марии Рандиной следователям не удалось, и из обвиняемых ее перевели в свидетели. Была надежда, что и большинство обвинений против Щипцовой тоже рассыплется.

Добиться обвинения по статье «терроризм» прокуратуре не удалось. Теперь Щипцову и Непшикуева обвиняли всего лишь в изготовлении и перевозке взрывного устройства и причастности к «незарегистрированной анархо-коммунистической группе».

Прокурор требовал семи лет для Щипцовой и шести для Непшикуева. В обвинительном заключении говорилось:

– Изъятая литература анархистского толка свидетельствует об идейных убеждениях и стремлении привести в действие взрывное устройство. Непшикуев увлекался пиротехникой, а Щипцова предоставила ему чертежи бомбы. Только по счастливой случайности взрыв не унес жизни множества невинных людей.

Адвокаты протестовали: судить за «идейные убеждения» и за «покушение на убийство» – это все-таки разные вещи. Судья отказался принять их возражения. Защита все равно была уверена, что приговор будет вынесен условный. Однако, к огромному удивлению всех собравшихся, суд решил, что Щипцова должна провести в колонии четыре года, а Непшикуев на год меньше.

Такого результата никто не ожидал. Адвокат Непшикуева качала головой:

– Получается, что мой подзащитный сам себя утопил. Все обвинение было построено на его словах, и вот к чему это привело. Наказание в виде реального лишения свободы подрывает стимул к сотрудничеству со следствием. Воистину: меньше скажешь – раньше выйдешь…

4.

Прямо в зале суда оба осужденных были взяты под стражу и отправлены в тюрьму. Непшикуеву камеру отыскали быстро, а Ларису полдня возили от изолятора к изолятору: никто из милицейских чинов не хотел брать на себя ответственность за содержание под стражей женщины, которая вот-вот начнет рожать. Тем более что состояние ее здоровья в тот момент было таким, что прямо во время родов Лариса могла и умереть.

Впрочем, все обошлось. Роды в тюремной больнице прошли хоть и крайне тяжело, но в принципе без осложнений. Дочь Лариса назвала Надей. Ее старшая девочка в это время содержалась в тюремном детском саду. Позже Щипцова так писала о первых месяцах, проведенных ею в тюрьме:

Утром мне говорят, чтоб я с вещами и ребенком шла в одиночку, в стационар. Я говорю:

– На каком основании? Давайте сюда врача, чтоб он представил основания на перевод. Позовите представителя администрации, а лучше – начальника СИЗО.

В отказ, короче, выходить с камеры. Сижу на кухне с дочкой. Залетает опер Максимова и куча мусоров. Максимова говорит: «Выносите ее вещи!» – и они побежали мои вещи выкидывать с хаты. Максимова берет меня за волосы и давай, мразь, таскать, и потом долбанула головой об железную ножку стола. А дочка моя у меня на руках, плачет, надрывается, просто в ужасе.

Я и сама заорала:

– Ты, так-то и так, не смей меня трогать!

Потом стали они у меня ребенка из рук вырывать. Со мной вообще истерика случилась. Им-то что – они Надю схватили за ручки и ножки и рвут на себя. Я отпустила, т. к. поняла, что они даже прибить ее готовы. Они еще и улыбались все садистски, смеялись при всем этом и говорят мне:

– Мы к твоим статьям еще захват заложника прибавим, потому что ты своего ребенка используешь как заложника. Мы свяжемся с прокурорами, и дело это раскрутим, и лишат тебя очень скоро материнских прав.

А я им говорю все, что их всех не матери рожали, а в канализации отловили, как жертв абортов. Я сейчас это все пишу, и меня до сих пор трясет. Вы там не думайте, что у меня крышу рвет. Это все правда происходит, здесь, сейчас, со мной, с моим несчастным маленьким ребенком!

Ну, дальше. Надюху у меня, короче, отняли. Она ко мне рвалась и кричала ужасно, а Максимова говорит:

– Уносите ребенка!

Я рвусь за той сукой, что моего ребенка уносит. А она бегом из хаты, и остальные бросились на меня, пинают, руки выкрутили назад и в наручники. У меня от всего этого ужаса ноги отказали, и они меня за выкрученные локти поволокли. Когда меня с хаты вытаскивали уже, передо мной морда этой мусорской твари как прояснилась из тумана (потому что у меня перед глазами все в тумане было и как вата в ушах – это после удара головой об стол), и я силы собрала, распрямилась и плюнула в морду собачью этой детопродажнице, оперской ковырялке, и что-то сказала ей, не знаю, не отдавала себе вообще отчета. И кричу, на всю тюрьму ору: «Отдайте ребенка, это мой ребенок, суки!» – и рыдаю, а они волокут меня.

Здесь еще ни с одной мамкой такого не проделывали. Даже у кого была куча трупов и кто по пятнадцать лет получал. И только когда дотащили меня до лестницы, показали мне мою Надю. Но не отдали, а волокли меня в наручниках до одиночки в стационаре. Отпустили они меня только в камере, я наручники сама с кожей содрала и дочку свою схватила на руки. И еще час ждали, когда вещи наши нам, как собакам, бросят, и не положить мне ребеночка было, не покормить, а сама я еле держала ее.

Молоко у меня с того момента пропало сразу, за день теперь от силы сто грамм. Сутки голова болела страшно, и плохо слышу, как сквозь вату, до сих пор. Во время всего этого путешествия я выдала этим фашистам такой лексикон, что сама потом удивлялась, откуда такие слова-то у меня родились.

После всего этого Наденька была несколько дней психованная, от любого повышения голоса плакала и от любого стука дверей и кормушки вздрагивала и хныкала. А сейчас, стоит мне с хаты выйти – плачет, а при виде ментов вся как-то застывает, как в ступоре.

Это было только начало, а каков будет конец, я не знаю, потому что каждый день я борюсь, чтоб не покончить с собой. С того дня и еще несколько дней постоянно всякие мусорки намекали мне, что вот-вот ребенка моего заберут у меня насильно, а меня кинут в карцер. А перед тем как кинуть в карцер, здесь девок менты дубасят до синевы демократизаторами.

Здесь вообще творится беспредел. Например, в хату могут залететь менты и начать поливать газом. Люди все задыхаются, а в камерах и беременные, и старушки, и больные. Или, бывало, если в камере какой беспорядок, то пускают в камеру огромных овчарок, которые зеков хватать натренированы, и девчата все прыгают на верхние шконки, а беременных и старушек затаскивают, чтоб их собаки не разорвали.

Когда в хате кто-то умирает, никого нельзя дозваться. Девки орут через решку в окно на плац, чтоб кто-то из врачей пришел. Бывало часто, что рожали девчата прямо в хате, т. к. врачей было не дозваться. А самый случай, который меня поверг в шок просто, был такой. В хате от железных шкафчиков било слегка током, т. к. в стене что-то с проводкой было. Девки жаловались администрации постоянно. И как-то две девки сидели, облокотясь на шкафчик, и вдруг разряд. Одна прыгнула прямо через стол, а вторая умерла тут же.

Врачи и мусора пришли, им все объяснили. Вскоре с хаты дергают одну молоденькую девчонку, у которой ни адвоката, ни родни, и сама не горластая, и везут ее на Петровку, и там прессуют, что она грохнула эту девку с помощью электротока. А менты приходят в эту хату и говорят:

– Если не хотите, чтоб молокососка эта на Петрах чистуху подписала, то пишите всей хатой, что девка ваша погибла от неосторожного обращения с кипятильником.

Ну и ясное дело, все написали.

Вы уж там думайте про меня что хотите – что я головой двинулась или рефлексирую, но если Нади не будет со мной, меня тут просто легко замочат или искалечат как-нибудь. Я вообще жду чего-то подобного теперь каждый день…

5.

Продолжались и следственные действия в отношении тех активистов, кто пока еще оставался на воле. Дергали на допросы анархистов, экологов, издателей левой прессы. Большие проблемы начались и у мужа Ларисы, Ильи Романова. В свое время он собирался стать врачом-психиатром, но был отчислен из Медицинской академии за свои левацкие убеждения. Тем не менее, в психушке побывать ему удалось. В качестве пациента.

Арестовали Романова сразу после того, как срок получила его жена. Для начала его доставили в Бутырскую тюрьму. Там он отказался общаться со следователями и был обследован психиатрами. Заключение гласило: «социально не опасен, нуждается лишь в амбулаторном лечении». Однако освобождать Романова оперативникам уж очень не хотелось. Его направили на повторное освидетельствование и все же добились нужного результата: Романову было прописано лечение в психиатрической больнице общего типа. В подобных лечебницах пациенты могут содержаться неограниченно долгое время. Могут содержаться и всю жизнь.

Так постепенно начала вырисовываться кое-какая схема. Часть задержанных следователи отправляли на нары. Часть сплавляли в спецлечебницы. Тех, на кого материалов совсем уж не хватало, вынуждали уехать из страны. В общем, дела понемногу продвигались. Особенно быстро они стали продвигаться после того, как в столице и ближайших окрестностях прогремело еще несколько взрывов.

Глава седьмая: Будни камикадзе

1.

В последний день лета 1999-го, ровно в восемь вечера, на третьем подземном этаже торгового комплекса «Охотный ряд» прогремел взрыв. Комплекс расположен на Манежной площади, прямо под стенами Кремля. Адская машинка была установлена в помещении 324-А, где располагался зал игровых автоматов «Динамит».

Рассказывает одна из свидетельниц:

– Вместе с ребенком я поднялась с нижнего уровня в кафе выше этажом. И тут раздался страшный грохот. Потом на несколько секунд все замерло. И сразу после этого посетители, побросав вещи, ринулись к выходу. Не знаю, как у других, а у меня первая мысль была, что оборвался лифт.

Я выскочила в коридор. Прямо на меня сплошной стеной бежали люди. Молча. Никогда в жизни я не видела столько одинаковых белых застывших лиц. Все смотрели только перед собой. Женщина с каменным лицом бежала, неся на руках ребенка лет десяти. Его руки и ноги болтались, глаза были закрыты.

Работники кафе стояли в дверях, боясь, что люди убегут не расплатившись. Потом завыла сирена. Секьюрити при всем желании не успевали вывести людей. Минут через семь мы все-таки попали на улицу. Мужчине с разбитой головой прикладывали полотенца. Они сразу становились черными от крови. На парапете сидела женщина со сломанной ногой. Ее трясло. Она сидела напротив кафе. Внутри этого кафе были люди, и они продолжали спокойно есть…

Ради сообщения о теракте свои программы прервали несколько общенациональных каналов. На место события сразу же выехали журналисты.

Один из них вспоминал:

– У входа в комплекс – толпа зевак. Они мешают пожарным и сотрудникам Центра экстренной медицинской помощи.

– Что случи…

Вопрос застревает в горле любопытного москвича. Мимо на носилках проносят изуродованное тело. Лицо полностью сожжено. Руки, согнутые в локтях, подняты вверх. Кисти обгорели до мяса.

– Тяжелый! – кричит врач. – Срочно в «Склиф»!

Женщина рядом падает в обморок. Я привожу ее в чувство. Зрителей и посетителей ресторанов оттесняют за гостиницу. Из «Охотного ряда», как из склепа, спасатели выводят людей. Все в крови. Белеют перебинтованные головы и руки. Подростки восторженно комментируют случившееся. Невозмутимее всех проститутки, несущие дежурство возле гостиницы «Москва». Молодежь на крыше торгового комплекса, не обращая внимания, пьет пиво.

– Где мой сын?! Где мой сын?! – рыдает женщина с разорванным ухом. Врачи объясняют, что 11-летнего Артема повезут в Боткинскую больницу, а ей сообщат, когда его можно забрать.

– Какой у вас телефон?

– Не помню… ничего не помню…

Мужчина с забинтованным лицом бормочет:

– Там женщина… отлетела метров на пять… Вроде живая… Я куртку ей расстегнул, а там все разворочено на хрен… ребро торчит… Я ей свитер под голову положил…

Здоровенный детина сгибается пополам и начинает рыдать…

На момент взрыва на этаже находилось несколько сотен посетителей, в основном подростков. Мощность взрывного устройства оценивалась от 150 до 500 граммов тротила. Рухнула шлакоблочная стена, взрывная волна заклинила два лифта, из стен были вырваны водопроводные трубы. Общее число пострадавших: 41 раненый, один погибший. Хозяин «Динамита» заявлял в камеры, что ему нанесен ущерб в размере полумиллиона долларов США.

Ближе всех к сумке с взрывным устройством стояли 28-летний гражданин Ливана Халид Итани и его спутница – русская девушка. Ливанец получил 82-процентный ожог кожи. Первая версия следствия состояла в том, что Итани – исламский террорист-камикадзе. Выяснилось, что это не так. Парень был не при делах: просто стоял не в том месте и не в то время. Спустя неделю ливанский премьер лично позвонил в Кремль и попросил, чтобы его переправили на родину. Раненому в результате был выделен спецсамолет.

Еще через два дня сотрудники ФСБ задержали 22-летнего москвича Александра Науменко. Тот числился студентом-первокурсником Литературного института. А кроме того – лидером сатанинской группировки «Черный дракон». В момент задержания при себе Науменко имел пистолет, тротиловую шашку и некоторое количество героина. Правда, почти сразу выяснилось, что пистолет – газовый, шашка – муляж, а героин спецслужбисты подкинули для подстраховки. В общем, историю с задержанным сатанистом постарались замять. Зато начальник ГУВД Москвы Николай Куликов рассказал журналистам, что на месте взрыва была обнаружена листовка за подписью «Союз революционных писателей».

Листовка нашлась на полу кафе в трех залах от «Динамита». В ней говорилось:

Полностью солидарны с товарищами, которые, подобно эскадрилье икаров гасят, фальшивое солнце потребительского образа жизни! Гамбургер, недожеванный обывателем, – революционный гамбургер! Господа потребители! Ваш образ жизни нам не нравится и для вас небезопасен!..

Следователи быстро выяснили, что «Союз» – не очень многочисленная организация. Революционный писатель в его рядах состоял лишь один – Дмитрий Пименов. Свои книги он подписывал псевдонимом «Сын коммуниста».

Кружок приятелей Коммунистыча состоял из довольно неприятной публики. Один, художник-зоофил Олег Кулик, прославился тем, что на собственных выставках голый скакал на четвереньках и кусал посетителей. Другой, Александр Бренер, отсидел в копенгагенской тюрьме за акт вандализма в отношении полотна Малевича «Красный квадрат»…

Через два дня после взрыва дома у Пименова был проведен обыск. Спецслужбисты изъяли компьютер, принтер и все рукописи революционного писателя. Сам он был доставлен для допроса в ФСБ. В три часа ночи Пименов позвонил своему приятелю, художнику Авдею Тер-Оганяну, и предложил бежать из страны. На тот момент Тер-Оганян также находился под следствием: во время одного из хеппенингов он топором изрубил в куски несколько православных икон и теперь ожидал суда по обвинению в разжигании религиозной вражды. Бежать с Пименовым он отказался. После этого звонка Пименов исчез.

Следы Сына коммуниста обнаружились спустя несколько дней в Варшаве. В интервью «Интерфаксу» Пименов заявил:

– Я понимаю, на кого ФСБ повесит ответственность за взрыв. Поэтому, выйдя с Лубянки, вместе с женой через Киев сразу бежал в Польшу и намерен просить здесь политического убежища.

Насчет листовки он утверждал, что, услышав о взрыве по телеку, всего лишь напечатал ее на машинке и подкинул ее на место происшествия. А к теракту отношения совсем не имеет. Третья подряд версия следствия оказалась тупиковой. Тогдашний директор ФСБ Владимир Путин посматривал на подчиненных с очень недовольным видом. Те просто обязаны предъявить результат. И вскоре результат действительно появился.

2.

Простейший закон политики гласит: если дела в стране идут не очень и способов выправить ситуацию вроде бы не видно, то подумай: а не пора ли начинать войну? Война сплотит жителей и заставит их забыть о любых внутренних проблемах. В России конца 1990-х дела шли не очень, а способов выправить ситуацию видно не было. Стоит ли удивляться, что и война в Чечне не заставила себя ждать?

В умелых руках война – это настоящий подарок. После террористических атак 11 сентября простофиля Джордж Буш, выигравший президентские выборы лишь по нелепейшей случайности, моментально превратился в вождя. Мудрого, решительного и с восьмидесятипроцентным рейтингом. То, что вряд ли простили бы ему в мирное время, теперь, во время войны, выглядело такой ерундой, что не стоило и обращать внимания.

Похожей была и ситуация в России. Именно чеченская кампания превратила невзрачного смольнинского бюрократа Путина в лидера нации. После того как он выиграл эту войну, ему готовы были прощать все. Потому что жестокий и коварный враг напал на наши города, и только стальная воля президента не дала ситуации скатиться к полной катастрофе.

В этом смысле чеченские террористы появились очень кстати. Но мало кто помнит: до бородатых моджахедов на лавры главных врагов общества претендовали еще и красные бомбометатели вроде «Новой революционной инициативы». Не долго, но претендовали. Именно на них газеты вешали взрывы типа того, что прогремел в «Динамите». Осенью 1999 года об этих взрывах вдруг стали сообщать чуть ли не каждую неделю. В переходе возле Пушкинской площади, у приемной ФСБ, в торговом комплексе «Охотный ряд»… Почти бескровные, непонятно кем и зачем устроенные, но очень эффектно выглядящие в теленовостях. Очень скоро их отодвинули на второй план взрывы жилых домов, устроенные чеченскими боевиками, но сперва эти взрывы вполне прокатывали за первополосную сенсацию.

3.

Осенью того года газета «Московский комсомолец» прямо на первой полосе сообщала:

Сотрудниками ФСБ вычислены и арестованы люди из организации НРИ – Новая революционная инициатива. Задержанные являются непосредственными исполнителями не только теракта возле приемной ФСБ на Кузнецком мосту, но и взрывов в московских военкоматах, редакции газеты «Лимонка», ОМОНовском автобусе и ряда других… Скоро мы узнаем их фамилии…

Однако фамилии удалось узнать не скоро. Никакого громкого процесса над русскими «Красными бригадами» в тот раз так и не получилось. Когда дело было наконец передано в суд, главной угрозой национальной безопасности считались уже не коммунистические, а исламские бомбометатели. И кому на фоне жуткого Шамиля Басаева были интересны подростки, решившие поиграть в революцию?

Иногда мне бывает жаль, что все получилось именно так и об этой истории почти никто не узнал. Потому что история вышла ох какой увлекательной.

Сами офицеры спецслужб утверждали, что НРИ – «глубоко законспирированная левацкая организация, численностью до полусотни человек. Большинство боевиков – девушки». После взрыва приемной ФСБ на Кузнецком мосту в их распоряжении появился и список примет одной из преступниц: «Славянский тип лица. Волосы русые, короткие. Нос прямой. Особых примет не имеет…»

Согласитесь, немного. Под данное описание подходит процентов восемьдесят русских девушек. Тем не менее, профессионалам сыска этого оказалось достаточно. Всего через несколько недель девушки-террористки были выловлены. Причем не где-нибудь, а в сибирской тайге, в общине последователей пророка Виссариона, именуемой «Новый Иерусалим».

Суть дела там вот в чем. Сразу после распада СССР бывший кубанский милиционер по имени Сергей Тороп неожиданно понял, что является не кем-нибудь, а Сыном Божьим. Он взял себе имя Виссарион и пешком по воде отправился искать учеников. Отыскав нескольких, он попросил их продать московские квартиры и на вырученные деньги съездил в Израиль. Там на горе Фавор Виссарион разговаривал с небесным Отцом, и тот повелел ему основать в Сибири, неподалеку от города Минусинска, поселочек для нового избранного народа.

Отчую волю Виссарион нарушать не стал. Вскоре под Минусинском выросло внушительное поселение. Сибиряки, разевая рты, смотрели на бородатых приезжих и девушек в холщовых балахонах до пят. К концу десятилетия в Сибири появился целый город, укомплектованный последователями Виссариона: несколько тысяч взрослых людей и еще сколько-то тысяч детей и подростков.

Вот там, под Минусинском, следователи и отыскали двух исполнительниц терактов, которые были подписаны аббревиатурой НРИ. Девушки были спецрейсом переброшены в Москву, а уж после этого аресты пошли и вовсе косяком.

22 февраля 2000 года на станции метро «Калужская» была арестована 21-летняя Ольга Невская. Пресс-секретарь московского УФСБ рассказал, что Невская уже давно находилась во всероссийском розыске. Офицер ФСБ Кожевников случайно опознал ее в метро и тут же провел задержание.

На следующий день двое людей в штатском остановили на улице молодую учительницу Надежду Ракс, усадили ее в машину и доставили прямо в «Лефортово». Еще одна девушка, Татьяна Нехорошева, была задержана две недели спустя.

Рассказывает один из активистов, просивший не называть его фамилии:

– После того как начались аресты, все погрузились в полную паранойю. К тебе подходит человек, говорит, что студент, хотел бы больше узнать об анархизме. А единственное, о чем ты способен думать: стукач он или не стукач?

До этого много лет всерьез спецслужбистов никто не воспринимал. Думали, они просто получают зарплату, а на нас всем плевать. В стране происходили самые дикие вещи: кто-то швартовал дебаркадер возле самого Кремля и безо всяких разрешений устраивал там ночной клуб с бабами и наркотиками. Ктото прямо на Красной площади раскладывал людей в форме слова ХУЙ. Делай, что хочешь, – какие спецлужбы?! Но, знаешь, когда возникла необходимость, выловили-то всех за считанные дни.

Впервые я подумал, что зря мы так легкомысленно на все это смотрим, приблизительно за год до того, как все началось. Я тогда поругался с мамой, собрал вещи, со скандалом ушел из дому и где-то в Алтуфьево снял у бабки комнату. Просто у бабки с улицы. Никакой официальной регистрации не было: я ей деньги, она мне ключ. По-моему, я даже не называл ей свою фамилию, но уже на следующее утро мне по городскому телефону позвонил куратор из ФСБ и ласковым голосом спросил:

– Вы сменили адрес? А чего нам не сообщаете?

Ни хуя себе, только и подумал я. Как они узнали?

Рассказывает близкий к анархическому движению журналист:

– Когда ребята при мне начинали вслух кричать о планах, я каждый раз вспоминал историю, которую мне рассказал Константин Кинчев из группы «Алиса». Году в 1993-м, когда Кинчев еще крепко пил, Ельцин решил для поднятия собственного имиджа вручить рок-музыкантам по ордену. Всех пригласили в Кремль, а Костя в этот момент бухал. Причем по-черному. Где-то на квартире у случайных знакомых. Адреса не знал не только его директор или, скажем, Костина жена, но даже и он сам, потому что это было уже полное дно: сквот у черта на куличках. То есть по любой логике найти его было просто невозможно. Но когда Кинчев понадобился в Кремле, его отыскали в течение минуты. Приехала «Волга», его дернули прямо из-за стола, в темпе привели в чувство и доставили куда нужно.

Рассказывает один из активистов, просивший не называть его фамилии:

– Тебе звонят и просят о встрече. Ты, разумеется, отказываешься, и тогда тебя официально вызывают повесткой. Причем сразу в тюрьму. Колючая проволока, овчарки, за тобой с лязгом захлопывается дверь. Для начала тебя часа на четыре запирают в клаустрофобическую камеру: просто чтобы было время подумать. А когда беседа окончена, куратор выписывает тебе пропуск наружу, но медленно… будто нехотя… и ты думаешь, что вот сейчас он передумает и ты просто останешься здесь насовсем. Никогда отсюда уже не выйдешь.

В общем, когда за движение взялись всерьез, все оказались и напуганы всерьез. Четыре уголовных дела за два года: кто готов был кидать бомбы, сел, а остальные попрятались и боялись высунуть нос.

Заметки о задержаниях оперативно появлялись в большинстве московских газет. Описывались подробности того, как именно девушки минировали магазины и военкоматы. Утверждалось, будто бдительность терять рано: оставшиеся на воле единомышленники могут готовить акции возмездия. Пытаясь понять, откуда все это, я позвонил нескольким журналистам, писавшим об этом деле, и спросил, где именно они брали информацию. Все ответили, что данные были предоставлены спецслужбами. А когда я попробовал проверить это в ФСБ, там мне было сказано, что они понятия не имеют, о чем речь, и сами узнали о громких подвигах девушек именно из газет.

4.

Первой из девушек-бомбисток за решеткой оказалась Ольга Невская. Закончив школу под Волгоградом, Ольга выбрила на голове панковский гребень и отправилась в Ростовскую область, в лагерь протеста против строительства АЭС. Там сошлась с радикальными экологами, которые уговорили ее переехать в Москву. На знаменитом рынке «Горбушка» тогда существовал анархо-кооператив: ребята торговали пиратскими дисками, а прибыль делили поровну. Когда лавочка накрылась, Ольга прибилась к одной из столичных рок-банд. Днем ходила босиком по асфальту и плескалась в фонтане, а вечерами клеила в метро плакаты против службы в армии.

Из тюрьмы она писала своему бой-френду:

Салют, Васька!

Вот передо мной стоит стена. Она зеленая. А сзади тоже стена, и представляешь – она тоже зеленая. Слева от меня окно со скошенным подоконником. Стекло тут непрозрачное и улицы не видно, но видно решетку, которая находится прямо за ним. А еще тут есть дверь коричневого цвета с глазком и кормушкой. По радио исполняется попурри из Чайковского…

Вслед за Невской в «Лефортово» оказалась Надежда Ракс. Когда оставшиеся на воле товарищи попросили ее написать для их газеты коротенькую автобиографию, Надежда написала о себе так:

Я нормальная девушка. Хочу иметь семью и детей. Я очень люблю детей, хочу работать в школе и учить их.

Семейка у меня интересная. Мамин отец был военным, политработником, поднимал бойцов в атаку. В 1941-м он защищал Ленинград, прокладывал знаменитую «Дорогу Жизни». А папа родился в семье священника. Дедушка даже в годы Советской власти и до самой смерти служил в церкви. Вот так переплелось – один дед коммунист, другой – священник.

В детстве я жалела, что все великое прошло мимо меня. Очень хотелось вместе с другими защищать Родину от фашистов, бить врагов на фронте или в партизанском отряде. После рассказов деда я всегда думала, а смогла бы я так или нет? Ну и каким еще человеком я могла вырасти?

Закончив престижный факультет иностранных языков, Ракс, единственная из всего курса, пошла работать в обычную школу в Калуге. После того как умер любимый дед, переехала в Москву. Там ей удалось найти работу преподавателем английского в модной бизнес-школе. Денег платили столько, что на собственные средства Ракс нанимала адвокатов для арестованных леваков и покупала продукты для тюремных передач.

Рассказывает один из активистов, просивший не называть его фамилии:

– Главное, что лично меня всегда поражало в Наде, это то, какая она все-таки чистенькая. Внешне она была такой, знаешь, пионер-герой. Белые носочки, лицо школьницы, выглаженная юбочка. Помню, мы сидели в какой-то компании и рядом с ней глумились несколько панков. Ничего особенного: ну как могут вести себя подвыпившие ребята с панковскими прическами? Но Надю от их поведения аж коробило. Было видно, насколько все происходящее ей неприятно.

Зачем таким девушкам закладывать бомбы, и главное, как именно им это удавалось, – непонятно. Ниндзя-суперубийц арестованные валькирии революции напоминали мало. У Ольги Невской зрение – минус 12. У еще одной из арестованных бомбисток – третья группа инвалидности. Один из журналистов писал:

– Странно выглядят террористки, которые, по версии спецслужб, ночью по отвесной стене взобрались на крышу здания ФСБ, на веревке спустили в трубу три кило тротила и ушли незамеченными…

Тем не менее спецслужбы настаивали: арестованные девушки – это самые что ни на есть опасные террористки. То, что их удалось определить на нары, – большая удача следствия. А когда редкие интересующиеся задавали вопрос: существуют ли доказательства, офицеры отвечали, что, разумеется, существуют. Еще как существуют!

Улыбаясь, они обещали: скоро все доказательства будут предъявлены, и уж тогда… Долго ждать предъявления доказательств публике не пришлось.