Текст книги "Неприрожденные убийцы"

Глава восьмая: Стань красным!

1.

9 мая 1978 года. Вечный город Рим встречает теплое утро. В крытом дворике ничем не примечательного дома появляются длинноногая длинноволосая брюнетка и мужчина средних лет в очках. Они ведут под руки седоволосого старца с изможденным лицом.

Старика зовут Альдо Моро. В недавнем прошлом он был председателем Христианско-демократической партии, ведущей политической силы Италии. Во дворике стоит «Рено» красного цвета. Девушка открывает багажник автомобиля:

– Залезайте туда! Быстрее!

Старик послушно лезет в гроб багажника, на дне которого расстелен оранжевый плед. Мужчина достает «УЗИ» и посылает в тело Моро автоматную очередь. Одиннадцать пуль. Девушка надевает черные очки и садится за руль «Рено». Мужчина открывает ворота и садится рядом со своей спутницей. Автомобиль с телом покойного председателя ХДП начинает путь по просыпающимся улицам итальянской столицы…

Внутренняя жизнь «Красных бригад», самой известной террористической организации ХХ века, до сих пор остается тайной. «Бригады» просуществовали почти двадцать лет. За это время в них состояло несколько сотен человек. Однако все, что нам известно, основано лишь на полицейских протоколах и показаниях немногих раскаявшихся террористов…

Говорят, что основатель «Красных бригад», Ренато Курчо, является сыном одного из самых известных кинопродюсеров Италии. Его мама работала служанкой в доме знаменитой семьи, где и забеременела. Впрочем, отец сына не признал.

Закончив колледж, юный Ренато побеждает в конкурсе на получение стипендии университета в Тренто и навсегда уезжает из родного городка. Его одноклассники вспоминают, что в те годы Ренато был абсолютно не способен на насилие. «Он был отзывчивым и очень добрым. Из тех, кто и мухи не обидит». Пройдет всего шесть лет, и Курчо будет обижать не только мух.

Во время учебы в университете Ренато познакомился с Маргаритой Кагол – тоже провинциалкой, тоже недавно приехавшей в большой город. В 1969-м они поженились. Мара обставила их дом, повесила на окна красивые шторы. Она страстно желала родить мужу ребенка. Однако через несколько месяцев планы Ренато и Маргариты круто меняются. Молодожены неожиданно бросают учебу и переезжают в Милан. А еще через полгода вокруг этой пары возникают легендарные «Красные бригады».

В сентябре 1970 года бригадисты проводят первую акцию: сжигают автомобиль чиновника фирмы «Сименс». Чтобы пополнить кассу организации, Ренато проводит несколько ограблений банков. В марте 1972 года «Красные бригады» похищают «сименсовского» менеджера Идальго Маччиарини. Боевики в масках допрашивают перепуганного мужчину, а затем выпускают его с привязанным к шее плакатом «Ударь одного, чтобы воспитать сотни!».

Первое время Ренато всячески избегает крови. Но всего за пару лет из кружка студентов-единомышленников его «Бригады» превращаются в террористическую организацию № 1. А главное, в организацию приходят совершенно другие люди.

Всякий раз, когда я надеваю пассамонтану (горнолыжная маска с прорезями для глаз, в которой боевики совершают свои акции), я ощущаю жар пролетарского сообщества. Всякий акт разрушения и саботажа отзывается во мне, как голос классовой общности. Возможный риск меня не тревожит. Я ощущаю лихорадочное возбуждение, как если бы ждал встречи с любовницей!

Это слова идеолога левого радикализма Тони Негри. Неизвестно, испытывал ли «лихорадочное возбуждение» один из первых боевиков «Красных бригад», профессор литературы Энрико Фенци, когда принимал участие в нападении на члена ЦК Итальянской компартии Карло Кастеллано. Энрико страстно желал всадить несколько пуль в этого «розового буржуя». Именно из-за него акцию пришлось несколько раз переносить: Энрико постоянно простужался, температурил и не мог выйти из дому.

Во время налета на Кастеллано Фенци прострелил ему коленные чашечки: «Пусть хромает так же, как эта буржуазная власть!» Потом тот долго лечился в Советском Союзе, в клинике Елизарова. А профессор на следующий день после покушения с азартом читал студентам лекцию о гомосексуальных мотивах в поэзии Пазолини.

Такая двойная жизнь была обычным делом для красных подпольщиков. В «Учебнике бригадиста» указывалось:

Квартира члена «Красных бригад» должна быть по-пролетарски скромной. В ней не должно быть ничего лишнего, и вместе с тем она должна быть хорошо обставленной и приличной (шторы, табличка с именем, коврик у входа). С хозяевами следует поддерживать хорошие отношения, с соседями быть любезным. После определенного часа не следует включать приемники и проигрыватели, следует возвращаться домой до полуночи.

Не рекомендуется делать покупки и посещать кафе в собственном районе. Активист должен быть пунктуальным в отношении квартплаты, прилично одеваться, носить короткую стрижку, быть приветливым, не ввязываться ни в какие ссоры…

Именно так жила другая бригадистка, «команданте римской колонны», Барбара Бальцерани. В тот момент ей было 27. В детстве она мечтала стать учительницей, но, приехав из своей глухомани в большой город поступать в училище, случайно познакомилась с активистом одной из легальных левых организаций. Левак-обольститель уговорил ее бросить все и вместе с ним уехать в Рим. Через некоторое время он даже женился на ней: Барбара считалась весьма хорошенькой. Всего через пару месяцев после свадьбы он уходит от жены к ее ближайшей подруге. Вскоре после этого Барбара сближается с «Бригадами».

В легальной жизни она работала скромной служащей 18-го муниципального округа города Рима. Никто из сослуживцев не мог и заподозрить, что эту милую полнеющую шатенку разыскивает половина полиции Италии.

Взяв на работе больничный на два дня, Барбара едет в Турин и в упор расстреливает председателя тамошней коллегии адвокатов. В ее по-пролетарски скромной квартире хранится арсенал, которого хватило бы на небольшую армию. Она лично оперирует раненых бригадистов, а из бланков своего учреждения делает замечательные фальшивые документы для террористов.

Супруги-основатели «Бригад», Ренато и Мара, сумевшие собрать вокруг себя подобную команду, быстро превращаются в знаменитостей европейского масштаба. За бригадистами числятся сотни громких акций. От карнавальных шоу у проходных заводов до захвата штаб-квартиры падуанских неофашистов, когда двое левых ультрас расстреливают больше десятка чернорубашечников. Четыре года их борьба шла по нарастающей. А потом…

В 1975-м террористы похитили «короля шипучих вин» Валериано Ганчу. Благодаря предательству одного из бойцов, полиция напала на след «пролетарской тюрьмы». В перестрелке погибли карабинер и женщина-бригадистка. Кто она такая, полиция не знала. Опознать ее помог заключенный активист «Красных бригад».

Он рассказывает:

– Смотрю по телевизору новости. Показывают лужайку, тело женщины, прикрытое простыней. Это Мара: я узнаю ее веревочные туфли, которые мы покупали вместе. Я иду в камеру, бросаюсь на кровать и начинаю плакать. Пытаюсь перестать, но это сильнее меня. Слезы текут помимо моей воли…

Еще через полгода, вместе с новой подружкой Надей Монтовани, был арестован и Ренато Курчо. Его приговорили к 25 годам заключения. «Слишком долго!» – решают оставшиеся на воле бригадисты. Они начинают разрабатывать план его освобождения. Возглавил эту работу террорист по имени Марио Моретти.

Родился Марио в небольшом городке в семье скототорговца и учительницы музыки. В семье Моретти царили прочные католические традиции. По воскресеньям маленький Марио пел в церковном хоре. Вечера проводил дома. Мама играла на арфе, отец дремал над газетой. Жизнь в глубинке текла размеренно. Все жители были знакомы друг с другом. Происходящее в Риме или Милане воспринималось как нечто далекое и абстрактное.

После колледжа Марио решает перебраться в Милан. Его приходской священник хлопотал за него перед ректором Католического университета: «Марио Моретти – юноша со светлыми религиозными и политическими убеждениями».

Денег молодому студенту не хватало. Параллельно с учебой он устраивается работать на завод. Там Марио знакомится с девушкой, которая ровно через девять месяцев после свадьбы дарит ему сына. Моретти был несказанно рад и полностью отдался роли отца семейства. Но – не надолго. Так же, как Ренато и Мара, он ни с того ни с сего исчезает. В начале 1970-го он уволился с завода, порвал с семьей, бросил сына и ушел в подполье.

Из этого революционера мог бы выйти великолепный актер. Он был мастером перевоплощения: использовал грим, постоянно менял внешность и даже голос. К тому же умудрялся никогда не оставлять следов. Моретти был признан «самым разыскиваемым человеком Италии», однако у полиции не было ни фото, ни отпечатков его пальцев. Да что там фото – никто не мог сказать даже, какого он роста: высокий или низкий!

В Вечный город он приехал с тщательно разработанным планом ближайших акций и одним-единственным чемоданчиком. В котором лежало полмиллиарда лир наличными. Очень быстро были приобретены оружие, боеприпасы, пуленепробиваемые жилеты, одежда, автомобили, парики, бинокли, типографское оборудование, сняты квартиры. В феврале 1977-го «римская колонна» стартует: восемью выстрелами смертельно ранен министр юстиции Валерио Траверс.

Отстрел врагов революции Моретти ставит на широкую ногу. В покушениях на журналиста Росси, профессора-социолога Каччафеста, депутата Фьори был использован один и тот же автомат «Скорпио-61», номер Е-6198. Автомат этот, как выяснили спецслужбы, был куплен лично Моретти. Именно Моретти разработал план похищения Альдо Моро – самой громкой из акций «Красных бригад».

«Операция Моро» вызревала постепенно. Претендентами на место в «пролетарской тюрьме» значились премьер-министр и спикер парламента. Однако было решено остановиться на кандидатуре Моро. Он считался основателем современной политической системы Италии. Им же была разработана и постмуссолиниевская конституция страны 1946 года.

– На протяжении более чем двадцати лет Моро был причастен к осуществлению высшей власти в Италии, – заявил Моретти. – Он был демиургом буржуазной власти. Моро виновен в кровавых террористических махинациях, в антипролетарских выступлениях, которые процветают в стране.

Похищение Моро «Бригады» назначили на 16 марта 1978 года. События этого дня развивались стремительно. Около 9 утра Моро выходит из дому. В руках у него кожаный портфель. Одет он в синий костюм с жилетом. Галстук старомодно повязан узким узлом. Карабинеры уже ждут его. Через несколько минут автомобиль лидера ХДП выруливает на виа Фани.

Кортеж Моро состоял из двух машин: кремового цвета «Альфа-Ромео» с тремя телохранителями и темно-голубого «Фиата-130». На переднем сиденье «Фиата» ехал личный охранник Моро, по кличке Джудо, сопровождавший его уже 15 лет. А на заднем читал газету сам политический лидер.

Первая встреча в парламенте была назначена у него на 10:00. До этого времени Моро рассчитывал, как обычно, заехать в церковь Санта-Чаира, чтобы провести несколько минут в тихой молитве. Этот путь, длиной в треть мили, Моро и его сопровождающие проделывали ежедневно в течение многих лет. Неожиданностей не случалось ни разу. Однако в тот день, 16 марта, когда «Фиат» достиг пересечения улиц Фани и Стреза, женщина за рулем белого автомобиля, сдававшая задним ходом, неожиданно перекрыла дорогу кортежу.

Шофер Моро успел затормозить. Автомобиль с охраной врезался в его багажник. Дальнейшее происходило слишком быстро, чтобы хоть кто-то успел понять, что же случилось. Женщина-водитель и ее пассажир выскочили из машины и открыли автоматный огонь. Шофер Моро и Джудо были убиты мгновенно.

Одновременно несколько мужчин в ярко-голубых комбинезонах авиакомпании Al Italia выскочили из дверей неработающего бара и расстреляли «Альфа-Ромео» с охранниками. Один из бадигвардов схватился за рацию, чтобы вызвать подмогу, и был убит на месте. Другой успел выбраться из машины и получил пулю в голову от террориста, прикрывавшего основную группу.

Отряд, который совершил налет на виа Фани, состоял из восьми мужчин и одной, вооруженной автоматом, женщины. Выстрелила она из него всего два раза, после чего автомат заклинило. На похищение Моро ушло всего 600 секунд – с 9:05 до 9:15. Не задетые ни единым выстрелом, не встретив ни одного полицейского, боевики вытащили Моро из «Фиата», усадили в свою машину и унеслись прочь. Отдельная группа бригадистов устроила несколько пробок на пути следования полиции и на целых 47 минут блокировала телефонную связь в этом районе. Похищение было выполнено блестяще и навсегда вошло в анналы мирового террора.

В 9:30 утра министр внутренних дел звонит премьер-министру Андреотти, чтобы сказать:

– Только что на виа Фани группа террористов блокировала машины Моро и его охраны. Пять полицейских погибли. Председатель национального совета ХДП похищен.

Спустя еще час в агентстве АНСА раздается телефонный звонок. Нежный женский голос сообщает:

– Альдо Моро похитили мы – «Красные бригады». Его будет судить пролетариат. Это только начало.

Похищение столь высокопоставленного бюрократа вызвало в Италии шок. 35 тысяч полицейских были тут же отправлены на прочесывание города: квартал за кварталом. Через две недели их будет уже 180 тысяч. Члены парламента не переставали повторять: «Надо что-то делать!» Генеральный секретарь ООН Вальдхайм сделал по этому поводу официальное заявление. Римский Папа Павел VI обратился к террористам с мольбой:

– Люди из «Красных бригад»! Я на коленях умоляю вас: освободите невинного человека!

Люди из «Красных бригад» сентиментальностью не отличались. Они требовали политического признания своей организации и освобождения заключенных товарищей. Меньшее их не устраивало. А на подобные уступки террористам правительство идти не собиралось.

Моро посылал из заключения письмо за письмом. Престарелый председатель ХДП молил братьев по партии пойти на переговоры с боевиками. На пятой неделе заключения он перестал бриться и принимал только жидкости. Он пишет, что не желает умирать, что он не может в одиночку отвечать за все преступления партии.

Моро писал: «Если вы не вмешаетесь немедленно, в историю Италии будет вписана леденящая душу страница! Моя кровь падет на вас, на партию, на страну!» Однако все его стенания разбивались о железную непреклонность правительства.

22 апреля истекает срок ультиматума, который был предъявлен для освобождения Ренато Курчо и его подружки. Политзаключенные по-прежнему томятся в тюрьме. «Бригады» выжидают. Каждый день они разносят по редакциям газет письма Моро. Тон их становится все более жалким. Правительство отказывается реагировать.

30 апреля. 16 часов 32 минуты. В роскошном особняке Моро раздается телефонный звонок. Трубку берет жена Моро Элеонора. Звонит бригадист:

– Мы требуем немедленного заявления с признанием нас политической организацией. Мы и так идем на уступки. Не вынуждайте нас приводить приговор в исполнение.

Правительство по-прежнему не реагирует. Семья Моро обращается в итальянские и международные организации с отчаянным призывом спасти мужа и отца. Ответа так и не последовало.

5 мая «Красные бригады» возвестили: «Мы закрываем страницу, открытую 16 марта. Мы приводим в исполнение приговор, вынесенный Альдо Моро». Спустя четыре дня одиннадцатью выстрелами в упор террорист Просперо Галинари убивает Альдо Моро.

Спустя двадцать лет одна из газет российских радикалов писала:

Моро умер 9 мая, застреленный из автомата «Скорпио-61». Продырявленный пулями, он истек кровью до смерти. Да пребудет его смерть постоянным кошмаром в снах наших отечественных Моро: Горбачева, Гайдара, Ельцина, Чубайса и каких нам еще предстоит…

2.

Рассказывает один из отечественных активистов, попросивший не называть его фамилии:

– Знаешь, чтобы сделать взрывчатку, нужно взять несколько совершенно разных компонентов и хорошенько перемешать. Чтобы в России появились собственные городские партизаны, понадобилось то же самое. Нужно было, чтобы встретились и хорошенько перемешались люди из очень разных социальных слоев.

Первое время в леваки ведь шли самые неформальные из неформалов: панки, хиппи, маргиналы, анархисты, тусовщики. В основном это были деятели контркультуры: перестроечные западники, но не в смысле фанатов капитализма, а в смысле панк-рока и психоделии. Люди, навсегда раненные мечтой о русском Вудстоке. О рок-н-ролльном братстве без денег и со свободной любовью. И какое-то время только на этой публике движение и держалось. Они создали кучу анархических коммун, наладили выпуск левой прессы, подняли все русское экологическое движение, просочились в газеты и на телевизор. Но для того, чтобы появились городские партизаны, их одних было мало.

Зато в середине 1990-х приходить стали совсем другие ребята. Такие, знаешь, нео-большевички с заводских окраин. То есть к рьяно антисоветским неформалам вдруг присоединилась ультрасоветская урла. И неожиданно выяснилось, что им есть о чем поговорить: враг-то у тех и у других общий. Буржуазный мейнстрим не нравился тогда никому.

Летом 1997-го прогремело несколько взрывов, ответственность за которые на себя взяла организация, названная «Реввоенсовет». Памятник Николаю II, церетелевский Петр, плита на Ваганьковском кладбище. Еще два дня спустя был задержан молодой комсомолец Андрей Соколов.

Как именно спецслужбы сумели на него выйти, в точности не известно. Пресс-служба ФСБ утверждала, что после допроса Андрей сам раскаялся и во всем признался. А сами юные леваки утверждали, будто парня вломил кто-то из своих, причем за информацию ФСБ заплатило стукачу приличные деньги.

На террориста, как их показывают в кино, Андрей не похож. Выше среднего роста, спортивная осанка, светлые волосы, очки в толстой оправе. Когда говорит, стесняясь, смотрит вниз и слегка улыбается. Этакий студент-отличник.

В Москве он успел прожить всего несколько лет. Родители его были разведены. Мама работала медсестрой в поликлинике, но денег в катастрофически дорогой Москве ей с сыном вечно не хватало, и они уехали на Украину, в деревню. Мать принялась огородничать. Что-то съедали сами, что-то продавали на рынке. Когда Соколова арестуют, мама будет в шоке.

На Украине Андрей закончил школу, после чего вернулся в Москву и поселился в квартире старшей сестры. Заняться было нечем. Новых друзей молодому человеку завести не удалось, знакомые девушки тоже остались на Украине. Музыка, одежда, компьютерные игры и все в этом роде его совсем не интересовало. Он целыми днями сидел дома и просто смотрел в окно. Ждал, пока ему исполнится восемнадцать и можно будет вести взрослую жизнь, которую он совсем себе не представлял.

Да, еще была армия. В 1996-м Андрея должны были призвать и, возможно, отправить в Чечню. Молодым погибать в горах ему совсем не хотелось. Несколько раз он ходил на антивоенные митинги. Атмосфера понравилась, он стал ходить на митинги чаще. И всего через несколько месяцев сошелся с кем-то из радикальных комсомольцев.

Позже, уже после того, как он ненадолго выйдет из тюрьмы, Соколов рассказывал мне в интервью:

– В школе по поведению у меня была всегда твердая «четверка». Да и после школы хулиганом я совсем не был. Ребята в Москве очень удивлялись, что я не только не употребляю наркотиков, но даже ни разу в жизни не пробовал пива.

Сугубо положительный молодой человек. Однако чем дальше, тем более радикальным становится его поведение.

Рассказывает один из активистов, просивший не называть его фамилии:

– Соколов сам пришел к нам в партию устанавливать контакты. С горящими глазами и обожженными руками. Мне его сразу отрекомендовали: подрывник, присмотрись внимательнее.

Выглядел он уже тогда вполне себе безумным. Худой, нестриженый, с остервенелым взглядом под стеклами очков. Должно быть, так выглядели первые, еще неуверенные в себе народовольцы. Он бросался на каждого, кто готов был слушать, и тут же начинал грузить. Вот тут в вашем партийном офисе мы положим взрывпакеты! А в том углу – бутылки с зажигательной смесью! Мы все спрячем, никто ничего не найдет! Мы организуем курсы подрывников! Приводи людей, я всему научу! Эх, боевичков не хватает, а то мы бы… Отпилим древки от лопат, на головы наденем строительные каски, и ну ментов лупцевать!

Официальные лидеры шарахались от него, как от прокаженного. Мне было четко сказано: держи это ебанько от партии подальше. От таких, как он, одни проблемы.

Рассказывает один из близких к анархическому движению журналистов:

– Он был честным до идиотизма. Дорога у него была одна: в тюрьму. Соколова несколько раз брали с выкопанным оружием времен войны, и было ясно, что в покое его по-любому не оставят. Да ему и самому не очень нравилось жить в стране, где капитализм побеждал по всем фронтам. Поэтому как-то Андрей пришел в посольство Северной Кореи и попросил там политического убежища.

А чего? С его точки зрения, все было логично. В Северной Корее коммунизм самый коммунистический. Значит, ему туда. Он не желал понимать, что у Кореи с Россией есть еще и политические отношения, что лидеры двух стран пытаются выстраивать какие-то сложные интриги. Он пришел и прямо заявил: я коммунист и разделяю идеи чучхе, а буржуйская власть меня за это преследует. Скоро должны посадить по статье «терроризм», поэтому нельзя ли мне к вам? Корейцы позеленели от страха и смогли выдавить только одно слово: «Нельзя».

Закончив ПТУ, Андрей работал в пекарне, конспектировал Ленина. Из мелкашки стрелял по мишеням, нарисованным на портретах Ельцина и Зюганова. Впрочем, так же, как боевики из «Красных бригад», начал он не с террора, а с красивой пропагандистской акции. 22 апреля 1997 года, в день рождения Владимира Ленина, он и еще несколько «малолетних анархистов и панков» закидали помидорами Геннадия Зюганова.

Еще за месяц до этого несколько молодежных групп объявили, что оставляют за собой право забрасывания Зюганова тухлыми помидорами и яйцами при каждом его публичном выступлении. Делалось это «в знак протеста против неоправданного использования Зюгановым коммунистической фразеологии, на которую он потерял всякое право». Иначе говоря: нефиг всяким жирным бюрократам называть себя коммунистами, ясно?

Акция называлась «Гена, стань красным!». Как писал обозреватель «Независимой газеты», получилось все вполне живописненько: КРАСНЫЕ радикалы, на КРАСНОЙ площади, забрасывают лидера «КРАСНОЙ» оппозиции КРАСНЫМИ помидорами.

Зюганов, человек от природы обидчивый, склонный к немотивированным перепадам настроения, в тот момент совершенно потерял лицо. По свидетельству очевидцев, он топал ногами и орал, чтобы молодых экстремистов немедленно отдали под суд. Телохранители Зюганова довольно серьезно избили одного из помидорометателей.

После акции Соколов провел в изоляторе трое суток. На него завели уголовное дело. Вскоре зюгановская газета «Советская Россия» пишет об инциденте и помещает домашний телефон Андрея. Ему начинают звонить и угрожать. Вдобавок ко всему он лишается работы. По телевидению много говорили о нападении, и директор пекарни, где он работал, решил, что экстремист ему на предприятии не нужен. Оказавшись на иждивении у сестры, Андрей окончательно решает уйти в политику.

Зато его поддерживают несколько девушек-комсомолок. Активнее других поддерживает Татьяна Нехорошева. В отличие от безработного и бесперспективного Соколова, Таня имела вполне себе внятную карьеру. Работала менеджером по туризму, неплохо зарабатывала. Ее папа – замредактора крупной газеты. Несмотря на разницу происхождения, вскоре молодые люди решили зарегистрировать брак. Свадьбу сыграли по-революционному. Над входом в квартиру вывесили надпись «Агентам ФСБ вход воспрещен». Золотые колечки были в форме серпа и молота. Невеста была в белом (родители настояли), а Андрей был в тех же брюках, что и обычно.

– Я с самого начала была против этого брака, – рассказывала мама Соколова. – И до сих пор не могу сказать: любовь у них или просто «брак по убеждениям», как у Ленина с Крупской. Не думаю, что они подходят друг другу. Таня все просила, чтобы он устроился куда-нибудь, ходил на службу, а Андрей в ответ: «На буржуев работать не стану!» Ему ведь все равно: спать на нарах или в кровати, хлебать щи без мяса или манку на воде. И то же самое должна делать его жена – так, во всяком случае, он считал. А Таня была совсем не такая.

3.

Что прежде всего необходимо политическому террористу? Разумеется, взрывчатка. На заре ХХ века для тогдашних бомбометателей это была проблема номер один. В 1906-м году эсеровский пиротехник 23-летний Швейцер выпаривал нитроглицерин, который предназначался для министра внутренних дел. Не спавший перед этим несколько суток молодой человек выронил из дрожавших рук колбу с раствором и был разорван на куски. Гостиница «Бристоль», где он снимал комнату, была почти полностью разрушена. Стулья из его комнаты взрывом забросило в окна стоящих напротив домов.

Глава Охранного отделения Герасимов, осматривавший в то утро место происшествия, позже писал:

Я был готов к самому худшему, но то, что я увидел, превосходило все представления. Обстановка комнаты и обломки стен лежали подобно куче мусора, и все эти обломки были тут и там усеяны частицами человеческого трупа. Поблизости вывороченной оконной рамы лежала оторванная человеческая рука, плотно сжимающая какой-то металлический предмет…

Технический прогресс не стоит на месте. Сегодня изготовить взрывное устройство по силам даже школьнику. Соколов пробовал экспериментировать с пиротехникой, еще живя на Украине. Вместе с соседскими мальчишками он мастерил «хлопушки» и подрывал взрывпакеты. Одним из взрывов ему выбило два нижних зуба.

Оказавшись в Москве, он всерьез занялся изучением химии. Пособием, по которому он изучал взрывное дело, была знаменитая «Поваренная книга анархиста» американца Уильяма Пауэлла. В 1995-м этот труд был переведен и издан в России анонимным левацким издательством. Публикация наделала много шуму. Помимо советов по выращиванию марихуаны и рекомендаций, куда ткнуть человека железным штырем, чтобы гарантированно убить, в «Поваренной книге» приведено множество рецептов изготовления бомб из самых простейших, подручных материалов.

Пауэлл писал:

Данные рецепты изготовления взрывчатых веществ могут быть реализованы любым человеком в условиях собственной кухни. Их применение является глубоко волнующим реальным переживанием. Акт возмездия будит самые возвышенные чувства. Взрыв – это воплощение всеобщих дум угнетенного народа, сопровождаемое невиданным эмоциональным накалом. У меня есть друг, который занимался подрывными работами на Среднем Востоке. Он рассказывал, что в момент взрыва испытывал чувство, очень уж напоминающее половой оргазм…

Именно по рецептам «Поваренной книги» Соколов изготовил взрывное устройство, которое заложил под мемориальную плиту на Ваганьковском кладбище. Газеты много писали о том, что в стране набирает силу красный террор, и Соколов не мог оставаться в стороне.

– Самое интересное, что до того, как я взорвал эту плиту, она пролежала несколько лет и никому во всей стране не была интересна, – во время интервью рассказывал мне Соколов. – А теперь ее, развороченную, круглые сутки показывали по всем каналам.

Причина такого ажиотажа была понятна. Страна готовилась к предстоящим торжествам по поводу захоронения царских останков, найденных под Екатеринбургом. Это был один из главных проектов президента Ельцина. Сюжеты о монархических мемориалах были в моде. Так что цель Соколов выбрал правильно. Позже он говорил мне:

– Конечно, лучше взрывать «мерседесы» или дачи новых русских… Но это вопрос времени.

Подготовка к операции заняла всего несколько дней. Сперва Соколов съездил на кладбище и детально изучил место будущей акции. Плита лежала метрах в тридцати от пешеходных тропинок. Вероятность того, что взрывом заденет случайного прохожего, была минимальна. Для начинающего красного мстителя это было важно. Сестра Соколова, Наталья, говорила, что в то время Андрей был категорически против человеческих жертв.

Еще день спустя он изготавливает взрывное устройство (алюминиевая трубка с запаянным внутри динамитом) и на метро едет к кладбищу. Адская машинка лежит во внутреннем кармане его крутки. Сквозь дыру в заборе Соколов проникает на территорию, руками подкапывает плиту и закладывает устройство. После этого пульверизатором пишет на стене «Зарплату – рабочим!» – и почти бегом уходит с кладбища.

– Бегом, потому что страшно?

– Не в этом дело. Я боялся не успеть на метро до закрытия. Денег на такси не было, а пешком тащиться домой через весь город не хотелось. Единственное, чего я в тот момент хотел, это поскорее оказаться дома. Чтобы все это поскорее кончилось…