Текст книги "Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е"

– Конечно, сударь, театр – искусство Мельпомены, там таланты нужны. Так князь Обнинский их ищет и находит! Среди своих людей, а то по соседям ездит, смотрит. Если талант, то покупает или выменивает. В театр к нему попасть за большое счастье считается. Он, труппу-то, летошний год, в Италию возил учиться! Ну, понятно, не всех, самых перспективных. Говорят, оперу будет ставить. А балет уже есть!

Антуан поразился:

– То-есть, живых людей покупает!? Или… выменивает?!

– Ну, а как же иначе? Ежели он талант, и на сцене представлять достоин, что ж ему, сохой землю ковырять, зарывать своё дарование? Вон, Меропа Прянишникова, птичницей была у господ Шереметевых. А князь её открыл! Сменял на пару рысаков. Теперь она прима-балерина у него в труппе. Прима! Плохо, разве? Меня, вот, тоже смотрел весной.

– И, что?

– Не подошел я ему, таланту нету, – понурился Миша, – А уж как старался! Стихи наизусть читал!

– Что ж, все спектакли в имении у себя ставит? Только соседские помещики в его театр ездят?

– Не только, сударь. Они и в Калуге спектакли дают для широкой публики, и даже в самой Москве-матушке! Сборы огромные! Аншлаги каждый вечер! Говорят, что сам наш государь-император заинтересовался, так, может, и в самый Санкт-Петербург поедут!

Миша макнул крендель в чай. Пил он из блюдечка, держа его на растопыренных пальцах и шумно прихлебывая. Такого способа употребления чая наш француз никогда не видел.

– Скажи, друг мой, – сменил он тему, – как можно отправить письмо? Почта работает?

– Почта? Работает, а как же! В Боровске, в уезде. Только, поскольку сейчас война, за границу письмо не пошлете, сударь! Вернее, цензура его задержит, как Вы есть военнопленный.

– Но, после войны, думаю, можно будет?

– Наверное… Я, сударь, сроду никому писем не посылал.

Антуан задумался. Канал связи на случай плена был предусмотрен. Нужно было послать письмо с заранее оговоренным текстом на адрес в Бордо. Но, до конца войны, это вряд ли удастся… Что ж, подождем!

Прозвонил гонг к обеду. Встав, Антуан с неудовольствием услышал в животе бульканье чая. Пил он с Мишей наравне, и, соответственно, выпил четыре чашки. Ну, да ладно! Как гласит французская народная мудрость, вода дырочку найдет.

Войдя в столовую, поцеловал ручку графине – второй раз за сегодня. Ей это явно нравилось, особенно деликатное щекотание усами, г-м. Граф пришел через минуту, все в том же стареньком сюртуке, только фартук снял. От него крепко пахло скипидаром. Поручик, тоже в партикулярном платье, уже задействовал Никифора. Все приняли по рюмашке для аппетита, закусили нежнейшей селедочкой. Лакеи двигались бесшумными тенями, накладывая на тарелки закуски.

– Я вчера гонца отправил в Боровск, к военному коменданту. Привез распоряжение: Вам, месье Карсак, необходимо встать на учет, лично посетив комендатуру. Вот, прямо завтра туда и съездим! – благодушно поведал Александр Романович, накалывая на вилку соленый рыжик, чтобы закусить им вторую рюмку.

– Раз так положено, то конечно поедем, господин граф. Только, Вам, наверное, неудобно будет из-за меня время терять, от дел отрываться?

– Пустяки! – граф хлопнул вторую рюмку и, зажмурившись от удовольствия, положил в рот рыжик, – У меня всегда дела в городе найдутся, к тому же, я должен официально поручиться, что беру Вас на к себе на постой.

– Я с вами поеду! – воодушевился Серж, – Красок купить, то, да сё… Проветрюсь, в общем.

– Знаем мы Ваши проветривания! – лукаво улыбнулась Наталья Сергеевна, – Итак, она звалась Полина?

– Нет, братец, мы на ночь не останемся! Туда – и сразу обратно, – развел руками Александр Романович.

– А! Всё равно поеду! – несколько обескураженно отозвался поручик, – Загляну к друзьям, хоть на минутку!

– Ага, к друзьям! Там, в переулке, за забором, жила веселая вдова! – хихикнула графиня.

Серж порозовел, и, чтобы скрыть смущение, выпил ещё водки. Он отомстит насмешнице!

В огромной фарфоровой супнице принесли зеленые щи. Отдельно Ефросинья поставила на стол чищеные крутые яйца на серебряном блюде.

– Ефросинья! Сколько раз тебе говорить: не клади яйца на серебро! Оно от этого чернеет, а яйца дурно пахнут! – сделала замечание графиня.

– Век живи – век учись! – довольно громко произнес поручик Ржевский и переложил свой серебряный портсигар из кармана брюк в карман сюртука.

Граф, оценив его тонкий ход, заржал. Графиня смутилась и мило покраснела. Антуан ничего не понял, так как русским не владел.

Щи из оранжерейного щавеля были необыкновенно вкусны. Потом ели карпов из собственного пруда, зажаренных в сметане, и жареную баранину с картофелем. На десерт – фрукты и сыры. Разговор был легкий. Антуан рассказывал о Париже, о Варшаве – местах, всем присутствующим отлично знакомых и любимых. После обеда братья Ржевские вернулись к своим занятиям: граф в мастерскую, а поручик – в студию к Дуняше. Графиню же ждал французский роман, дочитанный уже до половины.

Антуан решил отдохнуть у себя, почитать и, возможно, вздремнуть. Ему немного нездоровилось: все-таки крепко переохладился вчера. Вчера? А, кажется, целая вечность уже прошла… Придя в спальню, он, с помощью Миши разделся.

– Прикажете ночную рубашку, сударь? – спросил слуга.

– Нет. Я привык голым спать, – пожал плечами Карсак, потягиваясь и направляясь к кровати.

– Пятки почесать не требуется? – заботливо поинтересовался Миша.

– Чего-о?! – изумился вопрошаемый.

– Ну, на нет и суда, значит, нет! Если что – я в людской, сударь! – напомнил Миша и вышел.

Антуан лег, немного погодя накрылся одеялом и принялся за чтение.

С другой стороны стены Наталья Сергеевна аккуратно заткнула дырочку гвоздем. Щёки и уши её горели.

Глава четвертая

«Трепеща, на цыпочках, Люсиль подкралась к изголовью огромного ложа, устланного цветными шелками и атласом. Ключи от дверей, ведущих на свободу, лежали под подушкой тирана. Вытянув дрожащую руку, она на мгновение помедлила, невольно залюбовавшись лицом спящего.

– О-о! Как он прекрасен, этот деспот! – прошептала она дрожащим от внезапно вспыхнувшей сладкой греховной страсти голосом.

Ухватив связку ключей, осторожно потянула на себя. Ключи звякнули, и в следующий момент могучая рука сомкнулась железным браслетом на её хрупком запястье.

– Ага! – торжествующе вскричал Гасан Абдул Абдурахман Муамар Керим Саид Омар ибн Мухаммед.

Не разжимая стальной хватки, он вгляделся в лицо Люсиль.

– О, ты та самая пленница, которую я ещё не познал! Клянусь всеми тайными именами Аллаха и бородой Мухаммеда, пророка его, ты будешь моею!

Свободной рукой он принялся сладострастно совлекать с неё одежды…

Гордо выпрямив свой стройный, подобный кипарису, стан, Люсиль вперила пылающий взор своих прекрасных, как у юной газели, заплаканных глаз, в искаженное звериной похотью лицо Гасана Абдула Абдурахмана Муамара Керима Саида Омара ибн Мухаммеда. Она начала догадываться, что падишах намеревается совершить с ней блуд, лишить её невинности!

Огромный адамант на его чалме сверкал нестерпимым блеском в лучах восходящего солнца. Ятаган с увенчанной кроваво-красным рубином рукоятью у пояса, расшитого золотом, сиял полированной сталью, выглядя истинным воплощением кошмарной смерти. О, лучше смерть, чем бесчестье и жалкая позорная жизнь во грехе в гареме насильника-нехристя, хотя бы и падишаха! Что скажут люди!

– Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, Гасан Абдул Абдурахман Муамар Керим Саид Омар ибн Мухаммед! Я слабая девица и не могу сопротивляться насилию! Можешь даже надругаться над моим девственным телом, но знай: я буду холодна, как мрамор! И даже это посягательство не заставит меня отречься от моей веры! – страстно вскричала девушка.

– При чем тут твоя вера? – удивился сластолюбивый хозяин дворца, борясь с неподатливыми крючками платья.

Чувствуя, как платье сползает с плеч на пол, Люсиль опустилась на колени и осенила себя крестным знамением, готовая покориться неизбежному.

– О, так ты христианка? Поклоняешься пророку Иссе, ложно почитая его за сына божия? – заинтересованно вопросил падишах, ловко распуская шнурки на её корсете.

– Да, я поклоняюсь Ему, и докажу тебе, что моя вера истинна, о Гасан Абдул Абдурахман Муамар Керим Саид Омар ибн Мухаммед!

– Как же ты докажешь мне это, о прекрасная женщина северных лесов? – хватка тирана ослабла от удивления.

– Я невинная девица, ещё не знавшая мужчины, поэтому не называй меня женщиной! – сухо напомнила Люсиль, хотя эпитет «прекрасная» заставил её слегка зардеться – Садись же и внемли! Я поведаю тебе Истину!

Падишах отпустил её и вольготно откинулся на подушки. Похоть в его взоре сменилась интересом к предстоящему рассказу.

Оставшись почти нагой – на ней остались только шляпка, нижние юбки, расшнурованный корсет, сорочка и чулки, девушка села на ковер и решительно закуталась в шелковое одеяло. Рассказ предстоял длинный, и от него зависело, сохранит она свою девичью честь, или нет.

– Знай, о Гасан Абдул Абдурахман Муамар Керим Саид Омар ибн Мухаммед, что история эта, если выткать её буквами, едва различимыми человеческим глазом, займет ковер, способный накрыть пол в этой зале! – воздев руки начала Люсиль…»

Графиня разрезала очередную пару страниц ножичком из слоновой кости и вздохнула. Всё было так интересно, и ведь одежды уже начал не как-нибудь, а сладострастно, совлекать, так нет! Заинтересовался, понимаешь, историей христианства! Пролистнув ещё несколько страниц, она поняла, что Люсиль добросовестно пересказывает этому… как его… Гасану Кериму ибн… О, как тяжко-то! … Мухаммеду, г-м, все четыре евангелия. А также и деяния апостолов… Несмотря на вспыхнувшую в ней сладкую греховную страсть, ага! Разочарованно надув губы, заглянула в конец книги: так и есть: падишах раскаялся и отпустил на свободу всех христианских пленников, сам принял христианство и подданных крестил, загнав в реку, распустил гарем и женился на Люсиль законным браком, обвенчавшись с ней в мечети, на которую янычары срочно водрузили крест… Фи, какая скука! Швырнула с досады дурацкий роман на пол. Но воображение уже разыгралось, дорисовывая совсем другие сцены между падишахом и Люсиль… Нет, Натали не была испорченной развратницей. Просто – здоровая женщина, несколько, г-м, неудовлетворенная в сексуальном смысле. Муж, конечно, хорошо… Но мало! Тем более, что бравый полковник пахал пашенку не чаще трех раз в неделю, и без особой выдумки. Хотелось чего-нибудь эдакого, остренького, пряного… И побольше! И – почаще! Насчет побольше… Вот у месье Карсака (не соврали бабы!) – даже больше, чем у эфиопа Герасима! Летом подсмотрела, когда он в пруду купался, г-м… А насчет остренького и пряного… В пансионе, четыре года назад, за большие деньги – все, что удалось скопить за целый год, восемьдесят целковых, Нино Цулукидзе, грузинская княжна, дала на ночь абсолютно запретную старинную книгу на индийском языке, но с картинками – Камасутру! Открыв первую страницу, чуть сознание не потеряла. От восторга. Целую ночь не спала, срисовывая в тайный дневник позы откровенно совокупляющихся мужчин и женщин, иногда такие причудливые, что не сразу сообразишь, как и исполнять-то такое! Дневник потом носила под корсетом, благо маленькая книжица, расставаясь с ней только в бане. Не дай Бог, нашла бы классная дама, мадемуазель Уварова! Нино, кстати, вскоре выперли из пансиона со скандалом – книгу, все-таки, нашли при одном из обысков. Нашла, куда прятать, дурища – в подушку!

М-да… Искала потом Камасутру долго. Книготорговцам любые деньги сулила. И в Петербурге, и в Москве, и в Калуге. Не лично, конечно – Боже упаси! Через доверенных лиц. Нету!

Со времени выхода замуж удалось пока реализовать только три позы, которые попроще. Оставалось ещё девяносто восемь. А как их реализовать? Муж – сексуальный консерватор, ему лишь бы кончить, а на жену наплевать, что она там испытывает, удовольствие или наоборот… На эти-то три позы уговаривать пришлось… Вот месье Карсак… Француз, тонкое обращение с дамой понимает, сразу видно! Как он руку-то целует, аж мурашки по всему телу, и ноги подгибаются… Но бесполезно и мечтать. Он на роман и соответствующие отношения не пойдет: риск большой. Граф, если узнает, в порошок сотрет и свиньям скормит. Побоится француз, тем более, что в имении девок красивых прорва… Девки… Деревенские… Погодите, погодите… Да! Точно! В голове Натали забрезжил план. Нет, она не будет флиртовать с Антуаном, подвергая его и себя риску, но обделает все так, что он ни о чем не догадается. И никто не догадается! Как говорится, голь на выдумку хитра! Весело вскочив с кушетки, графиня принялась приводить свой план в действие.

На ужин приехал сосед с семейством – князь Илларион Ипполитович Обнинский. Семейство было невелико: жена, три дочери на выданье и сын-наследник, восьми лет. Князь был ровесником хозяина: высок, статен, хорош собой. Одно слово – гвардеец. Княгиня, дама красивая и дородная, была блондинка.

– Вы нас не ждали, а мы приперлись! Хотели пораньше, понимаешь, да разве с моими бабами быстро соберешься! Как воры на ярмарку: то одно забудут, то другое, – извинялся князь, пожимая руку хозяину, пока семейство выгружалось у крыльца.

Дворня была срочно мобилизована: часть была отправлена на кухню, часть – устраивать спальни для гостей. В большой столовой зажгли парадную люстру в двести свечей. На кухне Ефросинья переводила дух, вытирая полотенцем вспотевшее лицо: объем работ был куда больше обычного, но справились, слава Богу!

Граф, надуваясь от гордости, представил Антуана:

– Вот, господа, мой гость, лейтенант драгун Наполеона Буонапарта! Отстал от армии, замерзал уже совсем, но был пленен моими разведчиками!

Князь завистливо засопел. Он о французском пленнике тоже мечтал, но не сподобился поймать ни одного, даже рядового, а тут, вообще, офицер!

Поцеловав (со щекотанием усами!) ручки княгине и княжнам, что привело их в совершенный восторг, Антуан пожал руку Обнинскому и княжичу Пете, смотревшему на него круглыми восхищенными глазами. Потом мужчины задействовали Никифора. Антуан выпил понравившийся ему калиновый аперитив. Завязался разговор. Княгиня, томно обмахиваясь веером из страусиных перьев, задала редкостный по оригинальности вопрос:

– Как Вам, сударь, нравится Россия?

– О, мадам, если учесть, что попал я в Вашу страну не по своей воле, то впечатления скорее очень сильные!

Все рассмеялись, оценив остроумие француза.

– Честно говоря – страна чудес! Куда там мифической стране Великого Хана! – продолжал он, – Нигде я не встречал таких благородных рыцарей, как русские солдаты, нигде не сталкивался с гостеприимством, равным русскому!

Александр Романович приосанился.

– Завтра поедем с господином лейтенантом в комендатуру, вставать на учет! Будет у меня гостить официально! – сообщил он громко, чтобы у князя не осталось сомнений.

Илларион Ипполитович, подумав, решил зайти с главных козырей и спросил Антуана:

– Любите ли Вы театр, месье Карсак?

– О, да! Обожаю!

– Часто ли посещали театры в Париже? – гнул свое Обнинский.

– Э-э… Пару раз в неделю, если не был занят по службе.

– О! Так Вы, несомненно, знаток!

– Ну… Не могу с уверенностью причислить себя к таковым… Но театр искренне люблю! Особенно – водевиль! И оперетту! – слегка растерявшись, отвечал Антуан.

– Вы знаете, сударь, театр – это моя страсть! Я даже свой построил у себя в имении, труппу создал, оркестр. Успех оглушительный! Скоро в столицу повезу, государя-императора надеюсь порадовать. Но я нуждаюсь в помощи знающего человека! Необходим постоянный консультант, знакомый с настоящим, парижским шиком. О, Париж! Веселье, остроумие! Какие пиесы! Какая музыка! Не согласились ли бы Вы помочь мне? Настоящего парижского знатока так трудно найти… А с комендатурой я бы договорился, жили бы у меня…

Антуан растерялся всерьез. У графа, сообразившего, куда клонит князь, шерсть встала на загривке дыбом, как у волка, у которого другой хищник пытается отобрать убитую овцу.

– Иллариоша! Это. Моя. Добыча!!! – негромко прорычал он по русски с улыбкой, сквозь которую проглядывали (фигурально выражаясь!) нешуточные клыки.

Они были дружны с детства, вместе учились, служили и воевали, но, тем не менее, есть вещи, которые не делят даже с близкими друзьями: бритву, трубку и жену не дам никому, как говорится. Престижный французский пленник тоже входил в эту категорию. Князь понял, что, если он будет настаивать, то дело может закончиться скверно.

– Полно, Саша! Я… пошутил! – ласково сказал он, кладя руку на плечо друга.

Граф расслабился. Поручик Ржевский тихонько хихикнул. Антуан, не понявший ни слова, но догадавшийся, что явился яблоком раздора, вежливо произнес:

– Ваше приглашение для меня большая честь, месье ле принц, но меня пленили люди графа, и я уже обязан ему спасением от смерти и оказанным гостеприимством. Я предпочел бы находиться на постое здесь. Но, я с удовольствием приеду к Вам при первой же возможности, и помогу, чем смогу!

Инцидент был исчерпан. Все сели за стол. Ужин начался.

Между первым и вторым блюдом Петя вдруг громко спросил:

– Месье Карсак, а Вы на войне только саблей солдат убивали?

Ребенок, что с него возьмешь! Старшая сестра дернула мальчика за сюртучок, но было уже поздно, слово не воробей: вылетит – не поймаешь!

Образовалась неловкая пауза.

Антуан прожевал и не спеша ответил:

– В вооружение драгун, молодой человек, входят, кроме сабли, пистолеты и карабин. В некоторых случаях – гранаты. Тогда эти солдаты называются конные гренадеры. Я ответил на Ваш вопрос?

– А пики? – снова спросил мальчик, не обращая внимания на щипки сестры.

– А пики есть вооружение улан. Легкая кавалерия.

Петя, наконец, обратил внимание, что и отец, и мать, и сестры делают ему знаки и страшные лица. Он замолчал, но выводы для себя сделал.

«Высекут, наверное!» – подумал княжич и тихонько вздохнул, жалея себя.

Ужин продолжался, неловкость была преодолена. Княжны во-всю флиртовали с поручиком Ржевским. Старшая, Лили, продвинулась дальше всех, похвалив его картину: пруд с темной водой, кувшинками и лебедями на фоне старинного замка. (Сюжет, необыкновенно популярный впоследствии. У меня такой коврик висел! Прим. Автора)

– Какая прелесть! Сколько экспрессии! Замок – как живой! Поручик, а Вы хотели бы быть лебедем? – щебетала она.

– Мерси, нон! Голой задницей в мокрую воду? – не подумав, быстро ответил поручик и покраснел, поняв что он сморозил. Столовая взорвалась хохотом.

– Серж! Это великолепно! Я сохраню это для потомков, вставлю Ваше выражение в одну из своих пиес! – веселился князь, вытирая слезы салфеткой.

Короче, ужин удался на славу!

Ты думаешь, Читатель, что князь с семейством после ужина поехал домой? А вот и нет! Всем нашлось место в просторном, гостеприимном доме Ржевских! После одиннадцати все угомонились. Уснули князь и княгиня. Уснули княжны и княжич Петя. Уснул граф Ржевский. Поручик тоже отошел ко сну. Спал глубоким сном Антуан. Храпели слуги. Не спала только графиня Натали.

Выждав, пока часы не пробили час, она встала, накинула халат, и, босиком, выскользнула из спальни. Квартира Карсака была в другом крыле, но что такое несколько десятков аршин для молодой, горящей нетерпением женщины, хотя бы даже и в темноте? Вот и его дверь. С колотящимся сердцем она повернула ручку. Только бы не заперся изнутри на задвижку! Нет, открыто… Войдя в гостиную, сняла халат, положила так, чтобы было легко найти, уходя. Прокралась в спальню. Темнотища стояла кромешная, что было на руку. Прислушалась. Ровное дыхание Антуана донеслось до её слуха. Проведя рукой, определила, что лежит он на спине. Но, как приступить к делу? Графиня замешкалась. Если просто разбудить, ещё вскрикнет, пожалуй… Тут, весьма кстати, ей вспомнился рассказ Мими Юсуповой о том, как она забавлялась со своим поклонником, молодым князем Жоржем Голицыным.

– Понимаете, Натали, я уже была просватана за Николя Вишневского, и необходимо было сохранить, г-м, девственность. Но Жорж – он такой изобретательный! В спальне раздел меня догола…

– Как? Совсем?! И даже рубашку снял?!

– Совсем-совсем! – счастливо хихикнула Мими, – Как в бане! Да, и мы легли в позицию, которую он назвал шестьдесят девять! Ну, и… Чудо-чудное! Диво-дивное! Ощущения непередаваемые! Я с тех пор ничего подобного не испытывала, даже в браке! Кстати, после месяца таких отношений у меня прошли прыщи! Вуаля! Рекомендую!

Теперь графиня знала, что делать. Осторожно откинула она одеяло, опустилась на колени…

Антуан спал и видел сон. Он снова был в родном Париже, на Рю де Лион, в кабачке дядюшки Туссена. В дверях показалась Мари – племянница хозяина. Она подмигивает Антуану, показывает глазами на лестницу, ведущую в комнаты для постояльцев. Мари некрасива, но… в глазах её усматривается что-то такое, и Антуан идет за ней. За дверью она обнимает его, прижимается всем телом. Он чувствует, как девушка вся дрожит. Чтобы успокоить, целует её в губы. Мари что-то делает со своей одеждой, выгибается навстречу. Внезапно Антуан осознает, что он уже в ней, и это невыразимо приятно. Мари плавно, ритмично движется навстречу его напору, принимая его все глубже…

Сон растаял, но приятное, сладкое ощущение не проходило! Напротив, теперь он отчетливо чувствовал, что его petitе ami (маленький друг, франц.) находится в плену! Его пытают самыми изощренными ласками и ставят на нем, живом, фантастические опыты, граничащие с садизмом, заставляя отдать накопленное богатство. То проводят по нему чем-то нежным и влажным, то втягивают глубоко во влажную упругую жаркую бездну, далеко за острый частокол. Он напряжен, тверд до звона, и уже вот-вот не выдержит. Однако…

– Мишель! Перестань сейчас же! Ты что, с ума, что ли, сошёл? – яростным шепотом попытался прекратить это безобразие Антуан и дернулся, чтобы освободиться.

Гомосексуалистом он не был, и явление это, достаточно широко распространенное в узких кругах, не одобрял.

Мягкая, отнюдь не мужская рука легла ему на губы.

– Ш-ш! Секрет! – раздался явно женский шепот.

Антуан замер, растерявшись. Тем временем, таинственная незнакомка подвела его к финалу. Ничего удивительного, ибо на воздержании наш бравый драгун был довольно давно, с самой Москвы. Порох воспламенился, пушка содрогнулась от распирающего её давления и…

Графиня ликовала. Всё шло именно так, как ей и хотелось. Проснулся, подумал на слугу, глупенький! Однако, стоило шикнуть – сразу замер! Значит, нравится ему! Сама она никогда не испытывала большего наслаждения. Все внутри таяло от нежности, в низу живота разливалось приятное тепло, волны оглушающего прибоя чистейшего удовольствия захлестывали сознание. Сладкие спазмы уже не раз и не два сотрясли тело, бабьи соки выплеснулись наружу. Вся внутренняя поверхность бедер была мокрешенька!

Сейчас… ещё немного… Вот оно, Счастье!

Переведя дух, графиня крепко прижалась к мускулистому телу, коснулась усов слегка саднящими с непривычки губами. Руки её обвивали шею Антуана. Он тоже обнял её, и его руки жадно исследовали спину, крепкие ягодицы, шею. Затем одна рука задержалась на груди. Соски моментально набухли весенними почками…

Антуан осторожно гладил приникшее к нему тело. Рубашка холщовая, грубая. От незнакомки пахло дымом и молоком, немножко хлевом. Такие, значит, деревенские, запахи. Грудь под рукой была крепкая, круглая, как яблоко. Узкая талия расширялась к ягодицам, идеально круглым и тугим. Но, однако, господа, кто это? Попытался спросить, но незнакомка явно не знала французского, только засмеялась тихонько… Однако, настало время пахать вторую борозду! Она тоже это почувствовала, несомненно…

Натали ощутила, что… Как это будет по русски? Няня недавно говорила… О! Каркалыга! Безусловно, каркалыга снова в боевой готовности! Не дать ему опомниться! Снова захватить инициативу и применить позу номер четыре!

Антуан почувствовал, что его берут в сложный захват ногами. Ого! Раньше он такого не испытывал… Ну, что ж, не дрогнем! Драгуны не отступают перед трудностями!

Спустя час, взопрев от усилий в хитросплетениях изощренной партнерши, он задремал, и пропустил момент, когда незнакомка покинула его. Что ж, кто бы она ни была, впечатление было незабываемое! Жаль только, лица не удалось разглядеть!

Во сне приснилась Арина, улыбаясь, покачала головой.

Натали добралась до своей спальни, скинула рубаху, одела батистовую ночнушку. Душа её пела. Всё получилось! И новую позу освоила, и… Она мечтательно облизнула припухшие губы. Ой, как это было здорово! А в Камасутре-то, такого нет! Аккуратно сложила рубаху. Ни за что не догадается, что это была она! Лица не видел, а пахла она как настоящая крестьянка: недаром рубаху коптила у печки, умывалась молоком. И немножко коровьего навоза, совсем капельку, на подол.