Текст книги "Мифология. Фантастические истории о сотворении мира, деяниях богов и героев"

Арахна была дочерью простого ремесленника, колофонского красильщика. Но хотя она и принадлежала к низшему общественному слою, ее искусство все же делало ее известной не только в городе Гипэпах, где она жила, но и во всей Лидии.

Нимфы горы Тмол бросили свои виноградники, а нимфы Пактола – речные волны, для того чтобы навестить Арахну и посмотреть на ее искусную работу. Можно было любоваться не только изготовленной Арахной одеждой, сама она также представляла прелестное зрелище, когда ткала или вышивала. Каждая ее работа и каждое ее движение, казалось, свидетельствовали о том, что она училась мастерству у самой Афины Паллады. Но Арахна, хоть ее и называли ученицей Афины Паллады, не принимала этого во внимание и даже самонадеянно это отрицала. «Разумеется, я могу соревноваться с Афиной в любом рукоделье», – отвечала она, обижаясь.

Тогда Афина приняла образ старой женщины, прикрепила к вискам чужие седые волосы, взяла в руку палку, точно ее слабые члены нуждались в опоре, и в таком виде пришла к Арахне.

– Не только дурное приносит старость, – сказала богиня. – Длинная жизнь многому учит. Так не пренебрегай моим хорошим советом. В тканье и прядении тебе легко стать самой известной среди смертных женщин, но не состязайся с богиней, дерзкая, и обратись к ней с мольбой, проси прощения за чванство. Она еще простит тебя, если ты обратишься к ней с искупительной молитвой.

Но девушка неприветливо обошлась со старухой и, выпустив из рук пряжу, в гневе чуть не подняла на нее руку; в старой женщине она не узнала богини и, осердясь, стала гнать ее.

– Глупая старуха, раздавай советы своим невесткам и дочерям. Я же в них не нуждаюсь. Не подумай, что твое предупреждение изменило мое желание. Почему не придет сама богиня? Почему она откладывает состязания? Так ли уж она уверена в своей работе?

– А вот и я сама! – сказала богиня и сбросила с себя облик старухи.

Перед Арахной стояла Афина Паллада. Нимфы и лидийские женщины, пришедшие полюбоваться работой Арахны, преклонились перед появившейся богиней, но сама Арахна не испугалась. Она вскочила со своего сиденья, лицо ее покрылось внезапным румянцем, а затем оно снова побледнело, подобно тому как разливается багрянец по небу, когда занимается день, а немного времени спустя восходящее солнце озаряет все белым дневным светом. Арахна возвысила голос и из глупого самомнения пошла навстречу своей гибели. Дочь Зевса не тратила больше предостерегающих слов на Арахну и уже не откладывала состязания. Обе они уселись около ткацкого станка, быстро заходили их руки, и рвение было так велико, что они не замечали усталости. Пурпуровую пряжу соткали они в материю и красиво оттенили ее тысячью оттенков, подобных радуге, причем переходы тонов были незаметны. Обе лежащие рядом ткани были почти одинаковы, но все-таки края их резко отличались друг от друга. Обе примешали к пряже золота, а на образцах ткани изобразили старинные истории. Афина выткала на материале изображение двенадцати богов в тот момент, когда они присуждают ей город Афины против Посейдона. А по четырем углам, чтобы дать урок соревнующейся с ней девушке, она выткала четыре картины, изображающие то, что бывает с людьми, соревнующимися с богами. В первом углу Родопа и Гемос: они теперь превращены в скалы во Фракии, а некогда были живыми людьми, супругами, совершившими такое же преступление, как Алкиона и Кейк: ведь они называли друг друга именами высших богов. Во втором углу она изобразила печальную судьбу матери пигмеев: Гера, после того как она победила эту женщину в соревновании, превратила ее в журавля, поэтому она из года в год должна теперь воевать против своих же собственных детей – карликов размером с большой палец. В третьем углу была изображена Антигона, дочь троянского царя Лаомедонта, превращенная в аиста. В четвертом – Кинир, жрец Афродиты на острове Кипре, плача обнимает ступени храма – тела собственных дочерей, превращенных в камень. Свое изделие Афина закончила изображением своего священного дерева: кайму украшали ветви оливы. Арахна же выткала на своей ткани любовные похождения богов: Европу, которую соблазнил Зевс под видом быка, и Леду, соблазненную им в обличье лебедя, историю Посейдона и Тиро, Диониса и Эригоны и еще многое в том же роде. А кайму украсили вытканные цветы, перевитые плющом. Ткань Арахны также была прекрасна, Афина не нашла в ней недостатков, но и сама зависть не нашла бы их. В гневе Афина поняла, что рукоделье смертной девушки не уступает ее собственному, и разорвала то, что соткала Арахна, а так как боги были изображены на сотканном материале непочтительно, то за это она еще ударила Арахну челноком.

В отчаянии Арахна пыталась повеситься. Но тут Афина пожалела Арахну и, высвободив из петли ее шею, сказала при этом:

– Живи, если можешь жить дальше, но виси в воздухе, и это наказание понесут все твои потомки.

Вслед за тем совершилось превращение Арахны. Она сделалась пауком (по-гречески паук – arakhne), который и продолжает до нынешних дней старое мастерство Арахны: прядение и ткачество[34]34
  Ovid. Metamorph., VI, 1—145.


[Закрыть].

Дедал из-за совершенного им убийства был безжалостно изгнан из родного города – Афин. Дедал отправился в чужие края, на остров Крит, и там поступил на службу к Миносу. Когда жена Миноса, Пасифая, произвела на свет сына – полубыка Минотавра, Дедал построил для него лабиринт. Минос не хотел отпустить от себя Дедала. Но Дедалу наскучили Крит и продолжительная ссылка. Его душу охватила тоска по родине. Однако со всех сторон путь ему преграждало море. «На земле и на воде Минос может задержать меня, – думал про себя Дедал, – но небо-то, безусловно, открыто. Убежим туда. Все можно захватить, но воздуха Минос не захватит».

Сказал и занялся до сих пор неведомым еще искусством, внеся нечто новое в природу. Он укладывал перья одно подле другого, сначала самые маленькие, потом побольше, затем самые большие. Перья ложились друг на друга, как бы нарастая, подобно пастушьей свирели, сделанной из различной величины тростниковых стеблей, которые следуют один за другим, постепенно повышаясь. Потом он связывал перья посредине льняной ниткой, внизу скреплял воском и, приладив их, немного сгибал, наподобие крыла птицы. Рядом с Дедалом был его сын Икар, он наблюдал за работой отца, не зная, что любуется собственной гибелью. С сияющим лицом он то спешил подобрать легкие пушинки, то разминал большим пальцем желтый воск, своей игрой задерживая чудесную работу отца.

Когда художник закончил свое творение и вполне отделал его, он прикрепил к плечам изготовленные крылья, дал толчок своему телу и, повиснув, остался парящим в воздухе. Он учил летать также и мальчика, говоря:

– Всегда держись посредине. Если будешь лететь низко, брызги морских волн отяжелят твои перья, если же поднимешься выше, жар солнечных лучей сожжет их. Двигайся вперед, избегая этих крайностей. Не нужно заглядываться на звезды, чтобы определить положение, достаточно, если будешь следовать за мной.

Затем он показал, как нужно летать, и прикрепил к плечам мальчика крылья.

Пока он возился с этим и наставлял мальчика, слеза смочила морщинистое лицо старика и рука его дрожала. Он поцеловал мальчика, как будто чуял, что это их последний поцелуй, и, поднявшись на своих крыльях, полетел вперед; он испытывал тревогу за своего спутника и был подобен птице, выпускающей своих птенцов из высокого гнезда в небесные дали. Он велел мальчику следовать за ним и снова наставлял его в этом роковом искусстве, махал собственными крыльями и часто оборачивался назад, чтобы взглянуть на сына.

Дивились на них рыбак, подстерегавший добычу со своей камышовой удочкой, и пастух, опиравшийся на палку, и земледелец, идущий за плугом. И все, кто их видел летящими таким образом в воздухе, думали, что это боги. Вот уже слева от них остались остров Геры, Самос и Делос, и Парос, направо был Лебинф и богатая медом Калимна; тут мальчик начал развлекаться смелыми взлетами, он оставил своего наставника и, стремясь к небу, направлял свой путь все выше и выше. Вблизи от огненно-пламенеющего диска солнца воск, скреплявший перья, растаял и перья распались. Потеряв крылья, мальчик напрасно размахивал голыми руками, он не мог более держаться в воздухе. Стремительно падая вниз, он громко звал отца, но его подхватила лишь синяя волна. С тех пор это море называется Икарийским. Несчастный отец – уже более не отец – звал сына:

– Икар! Икар! Где ты? Где искать тебя? Икар! – повторял он громким голосом, пока не заметил перьев на волнах. Тогда только он понял все, проклял свое искусство и предал земле труп сына. Край, где был похоронен Икар, получил название от его имени[35]35
  Ovid. Metamorph., VIII, 183–235.


[Закрыть].

Аполлон и Артемида

Зевс, «отец богов и людей», – верховный бог. Но в жизни Греции не культ Зевса играл самую значительную роль, а культ сына Латоны – Феба-Аполлона. Характерно, что всякий раз это обнаруживается при сопоставлении греческого мира с восточным миром. Правда, у Гомера Аполлон стоит на стороне троянцев, но зато Геродот, отец истории, устами варвара Креза дает определение Аполлона как «бога эллинов». Так, помимо остальных атрибутов, как господствующее божество греческой религии может быть охарактеризован только Аполлон. Святилище Аполлона, куда отовсюду стекались греческие паломники, наряду с олимпийскими играми в честь Зевса являлось высшим залогом единства греческого народа, разделенного на племена и мелкие города-государства. Каждое греческое племя чтило Аполлона. В этом греки видели воплощение того, что, по их убеждениям, отличало греков от варваров: уважение благородной свободы духа.

Аполлон – это небесный образ сверкающего Солнца, которое вечно шлет издали на землю свои лучи в виде огненных стрел. Сам Аполлон почти не соприкасается с землей и никогда не соприкасается с темным подземным миром; Аполлон также hekatos – «вечно отдаленный» и hekebolos – «издали разящий стрелой». Его серебряный лук нередко посылает смерть человеку, но сам он отводит взор от оскверняющего вида смерти. Аполлон первоначально не был тождествен Гелиосу, который являлся исключительно богом Солнца и который на блестящей колеснице ездил с утра до вечера по небесному своду. Но что бросается в глаза, сущности Аполлона, его сверкающей чистоте, вечной отдаленности от земных дел весьма соответствовали солнечные качества, поэтому со временем Гелиос был оттеснен на задний план, а относящиеся к нему черты были воплощены в образе Аполлона.

На греческой земле солнце посылает вниз не только благодатные лучи. Зной юга может также убивать, он приносит чуму и засуху, палящими лучами причиняет моментальную смерть. В образе Аполлона выражено то, что эта двойственная сила блестящих лучей Солнца соответствует неумолимой ясности духовного зрения. Свободный дух может отчетливо установить различие между подлинной и мнимой ценностью, Дух знает, по отношению к чему он обязан проявлять преданное и благоговейное уважение, он знает также, что он должен отбросить, против чего должен беспощадно бороться с помощью силы сребролукого Аполлона. С такой же беспощадной суровостью нам нужно судить о себе самих. Gnothi seauton (познай самого себя) – таков наказ дельфийского оракула. Отсюда следует познание нашего человеческого несовершенства. Идею непреодолимости расстояния между миром богов и миром людей резко подчеркивает представление об «отдаленности» Апполона в сравнении с другими греческими богами. Двойное имя, по представлению греков, указывало на две стороны божественности Аполлона. Феб – светлый и Аполлон – имя, уже в древности разъясняемое в смысле «губитель». Эта двойственность выражена и в подборе священных животных Аполлона; светлая чистота – в лебеде, беспощадность – в волке[36]36
  Ср.: Kerenyi Kdroly. Halhataatlansag es Apollon-vallas, 1933, 121.


[Закрыть]. Если Аполлон натягивает свой лук, взор его страшен. Даже боги приходили в ужас, когда он с серебряным луком за плечами и с колчаном, в котором звенели стрелы, проходил по олимпийскому дворцу Зевса. Все вскакивали со своих мест, только Латона оставалась спокойной. Она отбирала оружие у сына, закрывала колчан, ослабляла натянутую тетиву лука и вешала все это на золотой гвоздь одной из колонн. Потом она подводила Аполлона к трону отца и усаживала его, Зевс протягивал ему нектар в золотом кубке, и лишь тогда остальные боги осмеливались сесть. И Латона, счастливая, видела, что ее сын, носитель лука, – суровый бог. В так называемом Аполлоне Бельведерском дан образ бога, обладающего пронзительным взглядом меткого стрелка из лука. Но руке Аполлона привычен не только лук, ей подходит также и лира, потому что Аполлон – руководитель хора муз – именуется Мусагетом. Согласно представлению греков, лук и лира – родственного происхождения. В руке мастера натянутая тетива лука зазвучит так, как звенят струны лиры, когда их перебирает певец-мастер, тетива издает музыкальный звук, напоминающий пение ласточки, и в то же время хорошая песня попадает в цель так же, как стрела меткого стрелка. Лук и лира, оба они – натянутая жила, и оба – инструмент для дали. Один из них несет издалека губительную стрелу недруга, другая – вызывает далекие красоты, весьма отличные от осязаемости сходных с землей картин и статуй, вызывает звучащую вдалеке музыку. Оба относятся к божественной сущности «отдаленного».

Таким образом, не вся музыка находится в ведении Аполлона, а только музыка струнных музыкальных инструментов; их чистое, ясное звучание в восприятии греков находилось в прямой противоположности с более мягким и более расплывчатым звуком флейты. Последняя относилась к восточным, варварским инструментам, внутри Греции ее правомерность признавалась только в мире Диониса. Аполлону, богу лиры, во всяком случае, противоположен Марсий, мифический флейтист, которого миф считает то фригийским, следовательно восточным, пастухом, то сатиром – следовательно, спутником Диониса. Флейту изобрела Афина Паллада; когда она стала на ней играть, Гера и Афродита высмеяли ее раздувшееся лицо, почему Афродита и забросила этот уродующий лицо инструмент на гору Иду. Там нашел ее Марсий и до тех пор играл на ней, пока не осмелился вызвать на соревнование Аполлона. Аполлон победил – музы и Афина Паллада были судьями – и заживо содрал кожу с дерзкого Марсия. Это соревнование было не только соревнованием Аполлона и Марсия, но и двух музыкальных инструментов. Аполлон доказал превосходство лиры над флейтой следующим образом: если лиру держать перевернутой, то все-таки можно играть на ней, в то время как на флейте можно играть, только дуя в один конец; далее, перебирая струны лиры, можно петь при этом, в то время как совершенно невозможно одновременно играть на флейте и петь. Второе доказательство в особенности заслуживает внимания. Ценность лиры в аполлоновом мире интеллектуальной чистоты подтверждает также то, что звуки лиры, сопровождающие человеческую песню, рациональнее, чем флейта, не обращающаяся к словам. (Странно, что часть художественных памятников, а именно изобразительное искусство, все же дает в руки Марсию лиру.) В мифе о Мидасе лира Аполлона защищает свое первенство, выступая против невзыскательного музыкального инструмента пастухов – тростниковой свирели. Этот варвар, царь Фригии, сын богини Кибелы, проявил алчность, достойную лишь варвара. Когда Мидас привел к Дионису его любимого учителя Силена, заблудившегося во владениях Мидаса, обрадованный Дионис обещал Мидасу исполнить все, что он пожелает. И Мидас пожелал, чтобы все, к чему он прикоснется, превращалось в золото; поэтому до тех пор, пока Дионис не освободил его от чар, Мидас не мог ни есть, ни пить, потому что пища и питье превращались в золото, как только он протягивал к ним руку. Когда Пан, козлоногий, козлорогий бог-пастух, гордясь своей пастушьей свирелью, вызвал Аполлона на соревнование, один только этот глупый варварский царь отдал предпочтение свирели Пана перед лирой Аполлона. Он понес за это кару: по слову Аполлона у него выросли ослиные уши.

Аполлон-«дальновержец» насылает заразные болезни и внезапную смерть, но как Пэан, то есть целитель, он дает также и лекарства. Его сын Асклепий – бог врачебного искусства, а дочь Асклепия, Гигия, – богиня здоровья. Аполлон вообще приносит исцеление от болезней, в особенности же приносит просветление и исцеляет от безумия; по представлению греков, состоянием, подобным безумию, было сознание тяжести совершенного кровавого преступления; Аполлон избавляет от преследования Эринний, змееволосых богинь, пробуждающих угрызения совести; избавление это приходит путем «очищения» – катарсиса.

Признанным центром культа Аполлона были Дельфы, а в средней Греции – южный склон Парнаса. Здесь, где, согласно преданию, был «пуп земли», первоначально Гея посылала полные значения сновидения тем, кто здесь засыпал. Потом ее дочь Фемида – богиня закона – давала здесь предсказания. Фемиду вытеснила вторая дочь Земли – Феба, мать светозарной Латоны, и здесь она предсказала рождение своего внука. Аполлон, носящий имя своей бабки – Феб, уже четвертый бог, дающий предсказания на этом месте. Только ценой тяжелых битв Аполлон смог овладеть перешедшим к нему от бабки наследием. В пятидневный срок он убил преградившего ему путь дракона по имени Пифон и в воспоминание о победе учредил возле святилища повторяющиеся каждые пять лет игры-состязания – Пифийские игры. Аполлон, принявший образ дельфина (как Аполлон Дельфийский), привлек сюда критских моряков, чтобы они служили ему как сословие жрецов. (Народная этимология этим мифом объясняла название Дельфы.) Эти моряки первыми стали петь пэаны – песнопения, восхваляющие чудодейственную силу бога Аполлона. Одержавши победу над драконом Пифоном, Аполлон поднялся к Зевсу на Олимп. Отец богов и людей по просьбе Аполлона сам перестал посылать пророческие сны, чтобы этим усилить уважение к любимому сыну; люди, желающие узнать будущее, собирались теперь вокруг трона Аполлона и доверчиво ждали предсказания.

Дельфы были самым чтимым местом прорицаний в Греции; не только греки, но также и варвары и их правители стремились туда, принося за предсказания богатые дары – трехногие золотые сиденья и котлы, священные сосуды и другие подобные же предметы. Прорицательница Пифия, прежде чем начать пророчества, молилась не только Аполлону, но и Зевсу, ибо Аполлон как бог-прорицатель объявляет волю Зевса. С молитвой обращаются также к Дионису, во власти которого все виды бессознательного состояния, равно как и к нимфам источников Корикийского грота, и к царю таинственных морских глубин Посейдону. Сама Пифия пила воду из таинственных глубин источника Кассотиды и таким образом черпала свою силу пророчества. Окончив молитву, она садилась на треножник, и только тогда могли приблизиться к ней люди, ожидавшие прорицаний и по очереди вынимавшие жребий. Треножник стоял над расселиной в скале, прорицательница жевала лавровый лист и вдыхала в себя поднимавшиеся из расселины испарения, ожидая «наития духа», то есть бессознательного состояния, наступавшего в результате вдыхания ядовитых испарений из земли. Находясь в полусознательном состоянии, она произносила отрывочные слова. Рядом стояли жрецы, они дополняли эти отрывочные слова, связывали их в целые фразы, чаще всего придавая им стихотворную форму гекзаметра. Пророчество и в таком виде оставалось неясным и двусмысленным (loxon), отсюда прозвище Аполлона – Локсий. Прорицания Пифии – это в полном смысле слова загадки. Кто мудр и сумеет проникнуть в скрытый смысл пророчества, тот будет удовлетворен и старания его увенчаются успехом, кто же не сумеет правильно понять их, тот обречен на неудачу. Например, гражданам Афин Пифия дала пророчество, что деревянные стены защитят город против персов. Фемистокл понял, что под «деревянными стенами» пророчество разумело военные корабли, Афины укрепили свой военный флот и в морской битве при Саламине победили персов. Наоборот, Крезу прорицание Пифии принесло гибель; лидийскому царю было сказано жрецом Аполлона: «Если ты перейдешь реку Галис, то погубишь великое царство». Крез, по-своему поняв пророчество, переправился через реку Галис, выступив против Кира, но этим погубил свое собственное великое царство и свое войско.

И на Парнасе, вблизи Дельф, обитали музы; Аполлона как бога поэзии сопровождали девять муз; как бога-прорицателя его сопровождали сивиллы.

Знаменитым местом паломничества для поклонения Аполлону был остров Делос, самый малый из Кикладских островов. Он приобрел такую славу потому, что дал приют гонимой всеми Латоне, когда она ждала ребенка. Существовало также предание, что Делос раньше был плавающим островом и только после рождения Аполлона стал устойчив и неподвижен. На склоне горы Кинт показывают пальму, к которой прислонилась Латона, когда рожала Аполлона. Остров был священной землей, на нем нельзя было соприкасаться со смертью, поэтому умирающих переносили с острова Делос на ближайший остров Рению. Уже в древности здесь собирались на соревнование ионийцы и, согласно преданию, сам Гомер обучал делосских девушек гимну Аполлона.

Из Афин из года в год прибывал на остров корабль с паломниками. По преданию, Афины обязаны были когда-то уплачивать критскому царю Миносу ужасную дань: из года в год доставлять двадцать одного юношу для порожденного Пасифаей чудовища, полубыка Минотавра. Это повторялось до тех пор, пока царский сын Тесей не пожелал отправиться в числе юношей, обреченных на смерть, и не убил Минотавра в его Лабиринте. Корабль, на котором Тесей проделал свой путь на Крит, охранялся потом как священный корабль Аполлона. Он был посвящен Фебу, так как юноши, прежде чем отправиться, молились Аполлону и дали обет, что, если бог спасет их, они будут совершать паломничества на Делос. Тесей спас товарищей и освободил родину от кровавой дани; афинский народ точно исполнял обет: из года в год на Делос отправлялся корабль. Начиная с того момента, когда жрец Аполлона увенчивал готовый в путь корабль, и до момента прибытия его на Делос в Афинах не разрешалось выносить смертных приговоров. Делосский праздник Аполлона очищал город именно от преступления пролития крови. В Кларосе, на малоазиатском берегу Ионийского моря, по преданию, Манто, дочь знаменитого фиванского слепого прорицателя Тиресия, основала посвященный Аполлону оракул.

Аполлон, таким образом, чтился больше, чем Гелиос. Свет, который связывают с его именем, не только свет в мире природы. В мире духовном к сфере влияния Аполлона относится всякого рода проницательность, в первую очередь та проницательность, которая отличает пророка и поэта от обыкновенного человека. Так или иначе, божественность Аполлона, определяемая светом, предполагает, что в его ведении находится та часть года, когда господствует свет. Все празднества Аполлона падают на период между весной и осенью; всю зиму Аполлон проводит далеко на севере, среди сказочного миролюбивого народа гипербореев. На лето он возвращается обратно в золотой колеснице, запряженной лебедями. В сиянии лета появляется Аполлон, и лира поэтов звучит песнями в честь бога. Для бога поют жаворонки, и кажется, будто пение птиц звенит в лире поэтов. Поют ласточки и малиновки – когда-то они были людьми, но теперь они воспевают не свою человеческую судьбу, но все славят бога. Серебряными волнами катится Кастальский источник, пенятся и настигают друг друга багряные волны Кефиса: вода также чувствует присутствие бога.

Артемида, сестра-близнец Аполлона, – богиня лесов. Ее свежая девственность родственна нетронутости полей и рощ. Жилище Афродиты – пышный сад, жилище Артемиды – девственный луг, где пастух никогда не пасет свои стада, куда не проникает железо плуга, где только пчелы разыскивают свежие весенние цветы. Там aidos, источник, «целомудренно» обрызгивает росой цветы, и только тот может сорвать их, кому от природы дано в удел sophro-syne – благоразумие, ясность духа в противоположность инстинкту.

Аполлон и Артемида по их сущности родственные божества, и миф выражает это тем, что делает их близнецами.

Чаще всего встречаются такие атрибуты Артемиды: iokheaira (роняющая стрелы) и keladeine (шумная); последний обозначает тот ликующий шум, который наполняет горы, когда богиня-охотница со своей свитой охотится там. Артемида постоянно развлекается охотой, и знаменитые земные охотники у нее научились своему мастерству. Она идет на покрытые лесом вершины гор, на высокий Тайгет или Эриманф, и преследует диких кабанов или быстрых оленей. С ней – нимфы, дочери Зевса, живущие в лесах и лугах. Латона радуется тому, что ее дочь на голову выше остальных. От нимф, сопровождающих ее, Артемида требует девственности, и та из них, которую охватывает огонь любви, должна оставить подруг. На тенистых горах и на не защищенных от ветра вершинах Артемида натягивает тетиву своего целиком золотого лука и шлет вдаль свои звенящие стрелы. Вздрагивают вершины гор, испуганно гудит глубь тенистого леса от гомона диких животных. Богиня, сильная и бодрая, повертывается во все стороны и, радуясь по-мужски, убивает различных диких животных. Когда она насладится охотой, то ослабляет тетиву красиво изогнутого лука и направляется к брату в большой дворец Феба-Аполлона, в Дельфы, чтобы принять участие в хороводе прекрасных муз и харит. Она бросает свой упругий лук и свои стрелы, надевает простой, но красивый наряд, становится впереди танцующих и заводит хоровод. И музы начинают бессмертное песнопение, они поют гимн прекрасноногой Латоне, ибо двое ее детей достойны хвалы более чем все другие.

Богиня лесов не только меткий охотник: с девичьей нежностью она ухаживает за дикими животными. Она осторожно берет на руки их детенышей и порой жалеет маленького зайчонка, когда его уносит неумолимый хищник – орел. В священной роще, где не ступает нога человека, животные делаются кроткими; волк и олень мирно живут рядом, они доверчиво протягивают свои шеи под ласкающую их руку. Для охотников было законом: дикое животное, которое укрылось в священной роще, нельзя более преследовать.

Златокудрая богиня и к людям также относится двояко, и здесь она проявляет и неумолимую беспощадность, и девичью мягкость. В обрядах, посвященных Артемиде, дольше всего держались человеческие жертвы. Память о них была сохранена в исторические времена в одном спартанском обряде. На чествовании Артемиды Ортии бичевали мальчиков и их кровью обрызгивали алтарь богини. Во время обряда жрица держала в руках статую Артемиды. При этом верили, что если одного из мальчиков пожалеют и будут бичевать только для вида, то небольшая статуя станет такой тяжелой, что жрица не сможет ее дольше держать. Когда нравы смягчились и ужасные обряды с человеческими жертвами прекратились, это изменение отразилось и в мифах. Так, когда более поздний культ Яхве объявил борьбу с ханаанскими жертвоприношениями детей, библейское предание сложило миф о жертвоприношении Исаака. Божественное испытание, посланное Аврааму, состояло в том, что Авраам должен был исполнить повеление Бога и принести в жертву своего сына. Но когда Авраам был уже готов исполнить это повеление, Бог сам воспротивился жертвоприношению. «Посланник» Яхве, ангел, указал на барана, появившегося поблизости в кустарнике, как на жертву, которую следовало принести вместо мальчика. У греков подобное же требование обнаруживается в мифах об Ифигении, в некотором отношении напоминающей библейскую дочь Иефта. Агамемнон дает обет принести в жертву Артемиде самое прекрасное существо, родившееся в данном году. Он не знает, что в этом году у него родится дочь Ифигения. Она-то и оказывается прекраснейшим существом этого года. Но Агамемнон отказывается пожертвовать ребенком. Когда спустя годы под его предводительством собирается в авлидской гавани готовый плыть под Трою греческий военный флот, греки напрасно ждут благоприятного ветра. Калхас вещает, что богиня Артемида требует исполнения старого обета. Агамемнон по настоянию войска приносит в жертву прекрасную девушку-подростка Ифигению, но богиня похищает с алтаря обреченную на смерть девушку и вместо нее посылает лань. Богиня требует исполнения обещания, но противится человеческой жертве и провозглашает, наперекор прорицанию, что, по ее мнению, лань более умилостивительная жертва и что она не хочет, чтобы кровь благородной девушки осквернила алтарь. Артемида уносит Ифигению из Авлиды в варварскую страну, к таврам, чтобы там девушка стала ее жрицей. Там Ифигения снова нарушает жестокий закон человеческих жертвоприношений: в чужеземце, обреченном на жертву, жрица узнает своего брата и спасает его от смерти, богиню же смягчает тем, что уносит в Аттику, находившуюся у варваров, древнюю, упавшую с неба деревянную статую богини, «Ксоанон», себя же посвящает служению Артемиде Таврической.

Артемида неумолимо, с ненавистью, до конца преследует тех смертных, которые оскорбляют так или иначе ее недоступную святость; с другой стороны, она окружает добротой и заботой своих почитателей. Стрелы Артемиды чувствуют также матери, ожидающие рождения ребенка, и поэтому они молятся ей наряду с Илифией (богиня родов), а самое Артемиду, девственную покровительницу матерей, называют даже Артемида-Илифия. Посылать безболезненную тихую смерть, когда смертному внезапно смежает глаза вечный сон, – это также назначение детей Латоны. Аполлон посылает внезапную смерть мужчинам, Артемида – женщинам. Именно о такой смерти молились греки.

Если Аполлон, лучезарный бог света, вобрал в себя черты Гелиоса, то его сестра Артемида, в свою очередь, усвоила девственную чистоту сестры Гелиоса, Луны. Им обеим родствен, даже тождествен, более холодный лунный свет. Но подобно тому как первоначально Гелиос не был тождествен Аполлону, так в некоторых мифах и Селена не связана с Артемидой. Мифы о Селене изображают лунный мир миром мечтаний и грез.

Селена – богиня, обещающая любовь. В нее влюблен Эндимион, прекрасный юноша, его удел – бессмертие и вечный сон. Во сне его посещает Селена, преданная, кроткая, светящаяся серебряным светом богиня.