Текст книги "Дело с двойным дном [Версия про запас]"

И такое отчаяние прозвучало в голосе девушки, что Болек явно смягчился, тем более что Януш принялся подавать ему какие-то непонятные знаки.

– Ну, хорошо, – согласился поручик, – но помните, никаких бумаг не выбрасывайте.

– Даже старых пакетов из-под муки и крупы? – жалобно поинтересовалась Кася.

– Пакеты можно выбросить, но сначала убедитесь, что на них ничего не записано.

– Ну что ты терзаешь девушку? – накинулся Януш на поручика, когда тот положил трубку. – У неё и без тебя хватает работы. А я догадываюсь, что Доминика вы все-таки поймали, так что он сам расскажет, куда задевал бумаги. И не надо делать в Касиной квартире новый обыск.

– Вот именно, – поддержала я Януша. – На десерт сегодня мороженое. И мне не терпится услышать о том, как схватили этого бандита!

Спешно покинув квартиру возлюбленной, бандит направился туда, где его уже давно поджидали, – в вагончик строителей на замороженной стройке под Варшавой. Ему и в голову не приходило, что там засада.

Вот что значит пренебрегать любовью женщины…

Приехал он самым обычным образом – на автобусе. Было ещё светло. Из двух оперативников один сидел с рацией на верхнем этаже недостроенной страшилки, второй занимался расчисткой леса за оградой участка, без особого энтузиазма сгребая хворост и складывая в кучи сухие сучья. Одет был соответственно и сильно смахивал на огородное пугало.

Тому, что засел наверху, очень нелегко было туда забраться, ибо лестница доходила только до второго этажа, зато место для наблюдения выбрано было отличное. Сверху открывался прекрасный вид на все стороны, сам же наблюдатель оставался невидимым, ибо проёмы окон строители забили досками, оставив в них широкие щели. На всякий случай наблюдатель отодрал по одной доске от каждого из окон, выходящих на все четыре стороны света, что значительно улучшило видимость и никак не контрастировало с общим видом недостроенного шедевра архитектуры.

Именно этот наблюдатель первым увидел Доминика. Впрочем, сразу определить, что это именно Доминик, не мог, издали лица не разглядишь, но поскольку мужчина шёл в сторону дома, наблюдатель на всякий случай по рации известил своего коллегу в лесочке о том, что к участку приближается неопознанный субъект. И когда мужчина, сошедший на автобусной остановке, прошёл по лесной дорожке, ведущей к участку, «пугало огородное» даже головы к нему не повернуло, занятое своим делом, наоборот, отошло подальше с охапкой хвороста и, кинув его на большую кучу, стало спиной к дорожке, о чем-то напряжённо размышляя и озадаченно скребя в затылке. Доминик не торопясь прошёл мимо и вроде бы собрался зайти в калитку на соседний участок, но никуда не вошёл, а внезапно исчез в кустах, что весьма обеспокоило обоих наблюдателей.

К счастью, подваршавский лесок – не Беловежская пуща, Доминик вскоре вынырнул из зарослей и углубился в лес. «Пугало огородное» перестало пялиться на кучу хвороста и переместилось поближе к интересующему его участку, руководствуясь указаниями коллеги, который со своей верхотуры следил за каждым шагом подозрительного субъекта. Оба действовали правильно, грамотно. К вагончику субъект подобрался с другой стороны, воспользовавшись не калиткой, а дырой под проволочной сеткой. Скрытая в пожухлой траве, она оставалась невидимой наблюдателям, но, как оказалось, о ней знал Доминик.

Наблюдатель наверху развил бешеную деятельность. Он не только руководил действиями своего напарника внизу, но и вызвал подмогу из города, сообщив им об обстановке и предупредив, чтобы, не дай бог, не прикатили на патрульной машине прямо к участку. Он отчётливо видел (уже в третье окно), как Доминик прокрался к вагончику и вошёл в него.

Нижний наблюдатель засел поблизости в кустах, помощь уже была в пути, поэтому верхний позволил себе рискнуть и слез, чтобы занять пост поближе к вагончику. Хоть он и предупредил коллег, чтобы те соблюдали осторожность и не примчались, завывая сиреной, но как-никак под боком был солидный лесной массив, где преступник мог скрыться. Прочёсывай потом лес, отлавливая сбежавшего зверя…

Вокруг царила тишина. Её нарушила курица, с оглушительным кудахтаньем выскочившая откуда-то из-под штабеля досок, сложенных у недостроенного дома. Всему миру она сообщала о том, что снесла там яйцо. Возможно, мир это не особенно интересовало, зато немедленно отреагировала невесть откуда взявшаяся собака, большая овчарка. Она заползла под доски и задом вылезла из-под них, осторожно держа в зубах яйцо, которое тут же с наслаждением сожрала. Закусив, собака занялась окружением, учуяла наблюдателя в кустах, но оставила его в покое, только внимательно обнюхала его следы. Собака убежала по своим делам, и второй наблюдатель вздохнул с облегчением, ведь она могла поднять лай и спугнуть преступника.

Подмога в количестве трех человек прибыла на обычной легковой машине, «полонезе». Он остановился на некотором расстоянии от участка, и один из приехавших незаметно подобрался к вагончику.

Туда же подтянулся и верхний наблюдатель. Затем «полонез» не скрываясь подъехал к воротам участка, из него вышли двое мужчин, одетых в рабочие комбинезоны. Громко обсуждая строительные проблемы, они направились прямиком к недостроенному страшилищу.

Трое полицейских окружили вагончик. Один на всякий случай сторожил дверь, двое других притаились у окна. В вагончике были одна дверь и одно окно, по разные стороны бытовки, и, памятуя бегство Доминика из квартиры рыжей девицы на Охоте, полиция на сей раз главное внимание уделила окну, тем более что дверь вагончика выходила во двор, а окно смотрело в лес. Что ж, и полиция на ошибках учится.

Доминик не обманул ожиданий полиции, не вводил никаких новшеств в оправдавшую себя манеру сбегать от полиции, выскочил в окно и был схвачен полицейскими.

Сработал вариант номер один, противник сам выскочил из бытовки. Вариант номер два предусматривал появление полицейских сразу в дверях и в окне. Оказавшись меж двух огней, Доминик должен был сдаться без сопротивления. Но он не стал ждать развития событий, проявил инициативу и без сопротивления не сдался, вырываясь изо всех сил.

Но, во-первых, не такой уж он был сильный, во-вторых, противник значительно превосходил его по численному составу.

Поняв, что ему не вырваться, Доминик сменил тактику и принялся извиняться за то, что позволил себе занять пустующую бытовку для строителей, он же не знал, что именно сегодня те приедут работать, вот он и хотел незаметно смыться, избежав объяснений. А он ничего там не украл, могут сами посмотреть, и не набезобразничал – все внутри в порядке.

И так правдоподобно у него получалось, что не будь у сотрудников полиции фотографии разыскиваемого преступника с дорисованной бородой, они, глядишь, и поверили бы ему. Но оперативники охотились именно за этой дичью, поэтому, не слушая объяснений Доминика и не теряя времени на ознакомление с его безусловно фальшивыми документами, посадили в машину и доставили в комендатуру полиции.

– Видели бы вы Тирана, когда ему предъявили Доминика! – говорил Болек, доедая мороженое. – Так кот глядит на сметану или визирь на гурий. Такое блаженно-умилённое выражение на лице, это надо видеть! При себе у Доминика были документы, настоящие и фальшивые, на фамилию Кремпский. Павел Кремпский, такой и в самом деле есть, или потерял свой паспорт, или у него украли, и туда вклеили фотографию этой обезьяны, Доминика, с короткой бородкой и в очках. Очки тоже нашли при нем, обычные стекла, без диоптрий. И бумажник, битком набитый. И ещё такую штуку, что пальчики оближешь: набор потрясающих отмычек. Кстати, можно это вылизать?

Естественно, я быстренько разрешила ему вылизать тарелку из-под мороженого, и Болек продолжал рассказ.

Самым же главным трофеем, обнаруженным у Доминика, оказался большой конверт со старыми бумагами. Видимо, именно его разыскивал Райчик и, возможно, библиотекарь. В основном это были счета за работу каменщика, причём на одной стороне счета перечислялись виды работ и их объём, а на обороте проставлены были фамилия и адрес заказчика. По всей видимости, они были дописаны позже, потому что более старательно и другим почерком. Владька рассказала полиции о вдове каменщика, у которой Райчик заполучил эти счета, а потом они достались Доминику. О лучшем вещественном доказательстве Тиран не мог мечтать и, потирая руки, тут же принялся допрашивать попавшегося бандюгу.

– Ну и не очень-то он оказался разговорчивый, – сообщил нам Болек, опять же с каким-то непонятным удовлетворением. Удовлетворение, можно сказать, сочилось из поручика, что явно противоречило смыслу его сообщений. Видя наши недоумевающие лица, поручик пояснил:

– Бумаги нам помогли, те самые записи каменщика. Очень полезными оказались его записи на обороте, да и описание работ тоже. К примеру, какой-то Кокот или Вербланк заказывал мастеру сделать, предположим, сейф в стене. Нам-то понятно, какой сейф, а тут и адресок на обратной стороне.

В ипотеке Райчик до всего докопаться не мог, там у этого самого Кокота или опять же Вербланка числилась всего одна недвижимость, а благодаря записям скрупулёзного каменщика мы узнали и о прочих, официально не зарегистрированных. Вот и получается, что каменщик о кладах знал, а Райчик только догадывался и искал, где можно. А этот самый Доминик строил из себя невинную овечку…

Тут Болек с сожалением посмотрел на дочиста вылизанную тарелочку. Пришлось извлечь из морозильника запасной брикет мороженого.

Болек почувствовал прилив новых сил, и мы с Янушем узнали о допросе Доминика во всех подробностях.

Итак, первой реакцией Доминика на все вопросы Тирана было чрезвычайное изумление. Он отрицал все. Потом нехотя признал факт своего знакомства с Райчиком. Ну, знаком, ну и что? Да ведь это просто шапочное знакомство, когда-то где-то в компании встречались, но уже давно, а с тех пор он не видел Райчика и понятия не имеет, чем тот занимается. В Константине он, Доминик, никогда в жизни не был. По Вилловой улице, возможно, случалось проходить, не станет зарекаться, что там никогда не ступала его нога, но когда ступала – ей-богу, не помнит, да и какое это имеет значение? И вообще, Доминик не понимает, зачем его привезли в комиссариат и задают такие вот вопросы.

Пришлось Тирану отбросить тактику наводящих вопросов, и он прижал бандюгу к стенке с помощью неопровержимых улик. Разложил улики на столе, сопровождая каждую кратким и исчерпывающим комментарием. В числе улик были и упомянутые выше счета, и увеличенные отпечатки пальцев.

Рядом с ними лежали охотничья сумка и увеличенные фотографии прочих следов, весьма красноречивые. При виде их Доминик изменил линию поведения. Он замолчал. С видом оскорблённой невинности и глубочайшей обиды он лишь молча пожимал плечами и закатывал глаза к небу, словно призывая небеса в свидетели. Тиран решил переждать, не стал давить на психику подозреваемого.

Мог себе позволить, уж очень крепки были его позиции, а по опыту знал, что таким личностям, как Доминик, надо дать время дозреть. В запасе у капитана было ещё кое-что: очные ставки с Касей и Владькой. Их он решил приберечь на следующий день, не все сразу. И вообще Тиран был в расчудесном настроении, потому что с поимкой Доминика появились очень серьёзные шансы на раскрытие сразу двух запутанных дел.

– Мы не сомневаемся, Доминик расколется, некуда ему деваться, – рассуждал Болек. – Ягдташ, слава богу, из замшевого давно стал кожаным, и отпечатки пальцев на нем получились, как на зеркале.

Это вам уже не косвенные улики, это вам неопровержимые доказательства! А ещё можно устроить и очную ставку с Иолой, той девочкой с четвёртого этажа, на Вилловой. Холера, сплошные бабы… Пардон.

Ну да ничего, каждая о своём доложит, и конец голубчику. А Яцусь! Лопнуть от смеху можно. Примчался, когда Тиран допрашивал подозреваемого, и набросился на ботинки этой обезьяны небритой, собственноручно сорвал их с ног Доминика, тот лишь ошалело пыхтел, только потом возмутился: нету, мол, такого закона, чтобы сидеть в полиции босиком, так и простудиться недолго, вот, пожалуйста, уже насморк начинается. Пришлось выдать ему какую-то казённую обувку.

– И что Яцусь?

– А этот чёртов щенок только глянул на подошву одного из ботинок, и без слов все стало понятно. Так посмотрел на Тирана, что тот и вовсе расцвёл. В любом другом случае пришлось бы ждать результатов экспертизы, по не тогда, когда за дело берётся Яцусь. Видели бы вы его рожу! И верно, через полчаса получили результаты экспертизы.

Именно в этих ботинках был голубчик в ветеринарной клинике в Константине, и кирпичная пыль, и извёстка те самые. Так и ходил, кретин, в этих ботинках всю дорогу, не выбросил. Так что – сами видите. Как только заговорит, считай, делу конец, и, может, уже через денька два я смогу питаться, как каждый нормальный человек, а не только раз в день.

– Ты так и уверен, что делу конец? – зловещим тоном поинтересовался Януш.

Но ему не удалось испортить настроение сияющему от счастья Болеку.

– Не каркай! В любом случае преступник у нас в руках…

* * *

Полиция поймала того бандита, который был здесь. Господи Иисусе! Ведь он расскажет им про Бартека!…

Как мне теперь его прятать? Бартек же не знает, что того поймали. Может, позвонит, тогда смогу его предупредить.

А полиция оглушила меня ещё одним известием о бумагах. Знать бы, какие бумаги, любой ценой надо узнать! Может, и в самом деле тот бандит был здесь раньше, мне это тоже приходило в голову, возможно, что-то здесь оставил, но в такое счастье просто трудно поверить…

Не закончив с кухней, я переместилась в спальню, надо её как следует обыскать, ведь в тот злополучный день, вернее, ночь, бандит находился как раз в спальне. Если что-то спрятал, то только там. В старой чашке с отбитыми краями в слое закаменевшего сахарного песка на дне я обнаружила тоненькую золотую цепочку со знаком Зодиака. Козерог. Боже милостивый, наверное, тоже принадлежал маме, а я даже не знаю, когда она родилась. Долго пришлось отмачивать кулон, пока сахар не растворился.

За поиски в спальне я решила приняться спокойно, методично, хотя места себе не находила из-за Бартека. Итак, сначала то, что лежит наверху, в том числе и на полу. Под книжным шкафом грудой навалены старые газеты и журналы вперемежку с обёрточной бумагой и каким-то тряпьём. Все пространство под тёткиной кроватью и моей кушеткой забито какими-то сумками, чемоданами, узлами, некоторые из них не были завязаны и бебехи высыпались наружу.

У стен между шкафами и кроватями рядами стоят старые ящики, доверху наполненные чем попало. Тут и нитки, и лоскутки материи, и старая одежда, и совершенно не годная обувь, флаконы то ли из-под духов, то ли из-под лекарств, штепселя и розетки, поломанные игрушки и Бог знает что ещё. Похоже, за всю свою жизнь тётка не выбросила ни одной ненужной вещи, все копила. Когда я уходила от тётки, эти ящики были уже полны, теперь в них не вмещалось ненужное барахло.

Не знаю, почему я начала именно с этого ящика с горой наваленного на нем тряпья. Может, просто потому, что остановилась возле него. Вывалила всю гору бебехов на пол и принялась методично осматривать каждую вещь. Их противно было брать в руки, мутило от запаха гнили и тлена. Начала я с мотка электропровода. Ухватив его двумя пальцами, отнесла в кухню, решив позже вымыть под струёй воды, потому что и провод был покрыт слоем грязи. Кстати, сколько времени займёт у меня отскабливание ванны? Надев резиновые перчатки, я вернулась к своей грязной работе и уже не с таким омерзением принялась за неё. Хорошо, что надела перчатки, иначе ни за что не заставила бы себя залезть рукой в старые тёткины тапки и не обнаружила бы в одной из них пакетик с шестью царскими золотыми десятирублевками. Признаться, они не произвели на меня особого впечатления, возможно, я уже привыкла к мысли о том, что, оказывается, очень богата. Отложив тапки в сторону, я принялась осторожно перебирать тряпки и среди них обнаружила это.

Небольшая пачка бумаг, перевязанная бечёвкой. Забилось сердце, Езус-Мария, это могла быть та самая пачка, о которой говорил полицейский, обнаруженная бандитом в охотничьей сумке и выброшенная за ненадобностью. Очень может быть, ведь сразу видно – денег в ней нет, одни старые бумаги.

Осторожно развязав пачку, я принялась просматривать бумаги. Копии ипотечных актов, выставленные на фамилию моего прадеда, деда и бабушки.

Оказывается, им принадлежала вилла в Константине, особняк в Рыбенке, два доходных дома на Гроховой. Ну, об этом я знала раньше. А вот о том, что и дом на Фильтровой, где мы с бабушкой жили, не имела понятия. Значит, бабушка жила в собственном доме? Пансионат в Чехочинекс, передан в аренду – какая-то незнакомая фамилия. Дом и сад в Шидловце. А вот ещё список чего-то, написанный по-французски.

Французский я знала, учила в школе. И давался он мне на удивление легко. Учительница французского расспрашивала меня, не было ли у меня в роду французов, а я ничего не могла ответить, ведь понятия не имела, кто у меня вообще был в роду. И ещё учительница говорила: ей кажется, когда-то, в раннем детстве, я хорошо знала французский, возможно, у нас в семье говорили на двух языках? И опять, не зная, куда от стыда девать глаза, я вынуждена была ответить ей, что не знаю. А она, возможно, была права, в памяти и в самом деле ни с того ни с сего всплывали знакомые слова, обрывки французской речи. Последние годы, работая в рекламном агентстве, я имела дело с французской фирмой, что весьма укрепило мои познания во французском языке.

Вот и теперь для меня не составило никакого труда прочесть документ, написанный по-французски.

Прадедушка, кто же ещё, наверняка он, мой немного свихнувшийся прадедушка, составил список своей недвижимости и подробно записал (не надеясь на память?), где и что запрятал из своего имущества!

Это был список всех его тайников, с подробным перечислением того, где и что запрятано. Кажется, со мной случился небольшой припадок истерического смеха, когда я дочитала до того места, что он припрятал на своей вилле в Константине. Старую охотничью сумку он битком набил довоенными польскими и французскими банкнотами. Представляю, как разъярился бандит, обнаружив ненужные старые банкноты, потерявшие всякую ценность! Правда, было там немного долларов, эти сохранили свою ценность, в списке стояло – тысяча восемьсот долларов.

В подвале особняка в Рыбенке прадедушка запрятал старинное серебро и «мелкие предметы исторической ценности». Так было написано по-французски. А вот в доме на Фильтровой…

В доме на Фильтровой клад был спрятан так, что его было очень легко добыть. При условии, конечно, если знать откуда. Вот интересно, не был ли разрушен дом во время войны? На этот счёт у меня не было никаких сведений. Впрочем, даже если верхние этажи и были разрушены, если сохранились хоть первые два, то тайник с кладом до сих пор может быть на месте.

На втором этаже жила моя бабушка. И я с нею…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я немного успокоилась и смогла рассуждать здраво. Прав оказался полицейский поручик: бандит и в самом деле был здесь, в спальне тётки. Не знаю, сколько времени, может, примчался незадолго до моего прихода, но у него хватило времени на то, чтобы ознакомиться с содержанием охотничьей сумки. Бумаги его не заинтересовали, он их отшвырнул не глядя, и связка документов угодила в кучу старья на ящике у стены.

Сказать им об этом?

К тому времени, когда позвонил Бартек, я уже приняла решение: скажу, но не сразу. Сначала сама доберусь до тайника на Фильтровой, там прадедушка спрятал, как он написал, «фамильные ценности, оставленные предками». Я хочу, чтобы у меня, как и у всех людей, были предки. Я хочу, чтобы у меня были вещи, оставленные ими, фамильные ценности.

Не обязательно драгоценности, пусть какие-то памятные вещицы… Теперь в бывшей нашей квартире, которую тётка продала, кто-то живёт, даже не знаю кто. Зато знаю, что в соседней квартире по-прежнему живёт бабушкина приятельница, они с бабушкой были очень близки. Она моложе бабушки, ещё крепкая старушка. Пока не знаю, как приняться за дело, посоветуюсь с Бартеком.

С ним мы поступили так же, как и в прошлый раз. Он поехал прямо ко мне, я немного подождала и вернулась домой попозже. У него опять было очень мало свободного времени, всего час. Бедняга вкалывал по-страшному, но держался бодро. Осталось работы на четверо суток, сказал он, на пятый день кончаем, как-нибудь продержусь, потом отдохну. Когда я ему рассказала о том, что арестовали бандита и тот может рассказать о встрече на Вилловой, если, конечно, это можно назвать встречей, Бартек беззаботно махнул рукой. Главное, сказал, закончить мне работу, а потом пускай арестовывают, может, наконец отосплюсь в камере. А вот как быть с тобой?

Любимая, придётся тебе им что-нибудь соврать или просто отказаться отвечать на вопросы. Или, ещё лучше, куда-нибудь уехать на это время?

– Мне запретили покидать Варшаву, пришлось бы просить разрешения. А завтра велели прийти в комендатуру, надо взглянуть на бандита.

– Ну так взгляни. Хорошо бы после этого продемонстрировать им что-нибудь этакое… ну, вроде как у тебя нервный припадок. Нет, просто ты пала духом, депрессия у тебя, нервный срыв. Постарайся, а?

Я подумала, что не будь у меня этого моего веснушчатого счастья, я бы давно без всякой симуляции впала в депрессию. А вот когда Бартек рядом, наоборот, испытываю удивительный прилив сил, жизнь кажется прекрасной, никакие превратности судьбы не пугают, никакие бандиты и предстоящие трудности. Достаточно одного сознания, что он есть, что мы с ним связаны на всю жизнь, что обязательно поженимся и я рожу ему ребёнка, нет, много детей – и у меня от счастья бьётся сердце, и появляются силы, и ничего не страшно.

Мы с Бартеком обсудили мой план относительно клада, запрятанного в бывшей нашей квартире на Фильтровой. Подумав, Бартек согласился с ним. Во всяком случае разведку надо провести, бабушкина приятельница была прекрасным предлогом. Однако в самой операции он должен непременно участвовать. Дней через шесть проведём её, сказал. Шесть дней ведь можно подождать? А я пока подумаю, сказал, как лучше все организовать, пока не знаю как, многое зависит от того, что мне доложит разведчик.

О своей находке я сообщу полицейским завтра, но после очной ставки, буду действовать по обстоятельствам, сориентируюсь в обстановке. Все ипотечные документы могу отдать, себе оставлю лишь перечень тайников с ценностями, написанный по-французски.

Это моя собственность, список написан лично прадедушкой, его рукой. Может, я немного спятила на почве предков, может, это стало у меня своего рода манией, но я хочу иметь своих предков и не откажусь от этой навязчивой идеи, что бы мне ни говорили. Могу отказаться от сокровищ, от золота и серебра, но не от фамильных драгоценностей, не от фамильных документов.

Уже уходя, Бартек вдруг вспомнил:

– Послушай, а то, что здесь запрятано было? Тоже фигурировало в списке кладов?

– Об этом ни словечка. И я боюсь, это чужое…

– Холера…

– Вот именно. И сам понимаешь, значит, тем более…

Вот и ещё одно осложнение. Сколько их на нашем пути? Бартек нежно обнял меня на прощание, мы поцеловались. Боже, когда же наконец он станет моим мужем, чтобы нам не приходилось расставаться?…

* * *

– Похоже, за ночь надумал, что для него же лучше признаться, – рассказывал поручик Болек. – И такое выдал, что волосы встают дыбом!

Я уже давно отказалась от мысли вести своё персональное расследование, целиком положившись на полицию. Правда, теперь у Болека появилась возможность в течение дня пообедать, но я надеялась – моя стряпня ему больше по вкусу. Вот и старалась изо всех сил. Никогда не уделяла кухне столько сил и времени, что чрезвычайно понравилось Янушу, и он всячески поощрял мои усилия в этой области.

Нет, кулинарные мои шедевры просто не могли не завлечь к нам на ужин поручика Болека! А Янушу я откровенно призналась: не всегда будет такая райская жизнь, так что пусть не очень-то привыкает.

Зная о давнишней мечте Болека отведать жареного гуся, я запекла в духовке индюшачьи грудки, к которым в магазине на Польной удалось купить бруснику.

С десертом дело было хуже, не хватало сил готовить что-то сложное, но, к счастью, во всех кулинариях по-прежнему продавался рулет со взбитыми сливками, а я очень хорошо помнила, каким он пользовался успехом у моих мужчин. Теперь рулет очень облегчил мне жизнь. Шампанское у нас с Янушем всегда стояло в холодильнике. На всякий случай…

– И что же он выдал? – пришлось напомнить Болеку о его обязанностях, ибо он замолчал, мёртвой хваткой впившись в индюшачью мякоть.

Оторвавшись от неё, поручик с расстановкой произнёс, явно рассчитывая на эффект:

– Представьте, он уверен, что именно он убил двух человек! Защищая собственную жизнь, так сказал.

Поручик не ошибся в своих расчётах: мы с Янушем и впрямь были ошарашены.

– Что ты говоришь? Каких таких двух человек?

Где?

– В Константине. Правильно мы думали, там был и четвёртый, но не их сообщник, напротив, из конкурирующей фирмы. Какой-то совсем неизвестный.

Набросился на беднягу Доминика ни с того ни с сего, ну тот и вынужден был, защищаясь, прикончить агрессора. А что ещё ему оставалось делать? Иначе его бы прикончили.

– Болек, дорогой, возьми себя в руки! Успокойся, расскажи все толком.

– А я разве…

– Вот именно. Давай по порядку. С чего начал свои откровения подозреваемый?

– С Каси, – чуть не подавившись, все-таки ответил Болек.

Януш повернулся ко мне.

– Ничего не поделаешь, пусть человек поест.

Подождём немного.

И, достав из холодильника бутылку шампанского, Януш не торопясь принялся её откупоривать.

– Ты прав, – согласилась я. – Индейка и в самом деле получилась отличная. Если честно, птица – единственное, что я умею хорошо готовить. Можно сказать, тут у меня просто талант. Ох, забыла подать на закуску селёдочку, ведь специально приготовила.

Селёдочка, естественно, была куплена уже готовой к употреблению, не хватало мне ещё тратить на неё время, но им совсем не обязательно знать об этом. Ничего, селёдочка не пропадёт.

Утолив первый голод, Болек принялся рассказывать более или менее связно.

– Ну так вот, он и сегодня молчал, как пень, до тех пор, пока в кабинет Тирана не вошла Кася. Надо было видеть, как они друг на друга посмотрели! Кася взяла себя в руки и твёрдо заявила: «Да, именно этот мужчина бросился на меня в кухне». «Дура набитая!» – вырвалось у Доминика. И, обращаясь к Тирану, пожаловался: «А что мне было делать, если она, проше пана полицейского, на меня с бутылкой кинулась? Да ещё с коньяком! Вы бы стерпели такое?» Ну и началось. Я уже сказал, должно быть, за ночь он придумал, какой линии придерживаться. И представил себя этакой жертвой стечения обстоятельств.

Сначала Райчик подбил его на нехорошее дело, хотя и не такое уж оно нехорошее. Что плохого в том, чтобы извлечь замурованные в стене дома сокровища? Они же ничьи, лежат без употребления, портятся. Потом, правда, позарился на те ценности, что припрятаны на Вилловой, так ведь все равно ему из них ни грамма не досталось, все из-под носа свистнули…

– Ты что, хочешь сказать, он отрицает, что сам золото свистнул? То, что в квартире на Вилловой из дыры в стене вытащили?

– Христом-богом клянётся – не брал! И в глаза никакого золота не видел! Да, говорит, приходил туда, но позже, когда мы уже в квартире были. Уговорился с Райчиком, что поможет ему стену разбирать. Ведь как все было задумано: покойницу Наймову аккуратненько усыпят, подбросив в чашку снотворное, поспит старушка, пока они на пару с Райчиком в квартире похозяйничают, хотя Райчик и обещал Наймовой её долю. Ну да припозднился немного. Доминик, значит, припозднился. Пришёл, когда все было кончено, и полиция уже в квартире вовсю шуровала. И с такой горечью говорил, подлец, что похоже на правду, он и в самом деле поспел к шапочному разбору.

– Болек, вот ты опять принялся скакать по разным сюжетам, давай по порядку. Тиран, небось, допрашивал бандита методично?

– Потом и в самом деле методично, а сначала при виде Каси этого бандюгу прорвало, Тиран его не перебивал, дал выговориться. Ну да ладно, значит, того…

И тут опять наступила продолжительная пауза в рассказе, Болеку явно требовалось подкрепить свои силы. Пришлось набраться терпения и ждать. Через какое-то время поручик смог вернуться к прерванному повествованию.

– Библиотекаря разыскал Райчик. Уж каким образом они познакомились, Доминик не знает, зато прекрасно знает, зачем тот понадобился Райчику. Библиотекарь был просто кладезем познаний в области, чрезвычайно интересующей Райчика. Он знал заказчиков дяди-каменщика, знал фамилию Касиного прадедушки и ещё много чего. И в архивах рылся, для этой работы ни Райчик, ни Доминик не годились. И знаете, к какому мнению мы постепенно пришли? Главным движущим звеном в этой воровской шайке был не Райчик, а Доминик! Не Райчик привлёк Доминика к сотрудничеству, а наоборот, Доминик Райчика. Доминик во все совал свой кривой нос, а Райчик пытался от него утаить свои намерения. Библиотекаря Райчик всячески скрывал от Доминика, тому пришлось очень постараться, чтобы вообще увидеть, как выглядит этот библиотекарь. Постепенно руководство перешло к Доминику. К тому времени библиотекарь уже порядочно поработал в ипотечных архивах и получил множество ценной информации. Он догадался, что Доминик намерен посетить виллу в Константине, и почему-то это библиотекарю не понравилось. А в Константине разыгрались трагические события, и, в общем-то, весьма неудачные для Доминика.

– Что же там произошло?

– Сначала появился тот самый четвёртый, какой-то незнакомый Доминику мужчина.

– Рассказывай толком, что значит «появился»?

– Доминик застал его в тот момент, когда тот уже, расковыряв стену, принялся срывать доски с пола, что, по словам Доминика, со всей очевидностью свидетельствовало о том, что незнакомец – грабитель.

Доминик хотел вежливо отговорить его от грабительских намерений, хотел найти с ним общий язык, как с человеком обошёлся, а тот, ни слова не говоря, бросился на беднягу, и по глазам мерзавца было видно – сейчас убьёт! Ну и что оставалось делать Доминику?

Защищая жизнь, убить самому, так ведь? Ну а потом, не бросать же недоконченную работу, раз тот уже начал. Доминик принялся за пол, а тут заявился библиотекарь и помог коллеге. И представляете ужас бедного Доминика, когда библиотекарь тоже набросился на него и хотел убить? Это когда они обнаружили под полом старую охотничью сумку. Не иначе этот паскуда Райчик настроил его против Доминика.