Текст книги "Лермонтов. Исследования и находки"

Ираклий Луарсабович Андроников
Лермонтов. Исследования и находки

От автора

Могут спросить:

– Почему «исследования и находки»? Разве исследования не приводят к находкам, а находки не служат, в свою очередь, материалом для новых исследований?

Такой вопрос, в общем, будет вполне законным.

Дело, однако, в том, что в находке важно не только ее содержание, но и то, как она обнаружилась. Надобно сказать и о людях, которые вам помогли. И тут получается не просто исследование, а, скорее, репортаж или очерк в сочетании с исследованием. А это уже другое.

С каждым годом в нашей стране открываются неизвестные прежде возможности, способные оказывать влияние на технику исторического исследования. Если, скажем, вы ищете человека, у которого хранились когда-то ценные материалы, и не можете найти его в продолжение многих лет, обратитесь по телевидению к зрителям – и завтра вам будет известна или его судьба, или адрес. Посвятите в свои затруднения радиослушателей, и снова – результат не замедлит. В наше время в работе исследователя могут принять участие сотни и тысячи людей разных профессий, которые с величайшей охотой найдут для литературной науки те материалы, обнаружить которые не под силу не то что одному человеку, а, порою, и целому коллективу.

В этой книге рассказано, в частности, о том вкладе в наше лермонтоведение, которое в самое последнее время сделали читатели, телезрители, радиослушатели. Вы прочтете здесь о старом альбоме, подаренном медсестрой из города Серпухова, о неизвестном лермонтовском рисунке, который был открыт в Москве после телевизионной передачи о Лермонтове, о неизвестных автографах поэта, сообщенных сотрудницей Ленинградского института физиологии. Но кроме того, и о мемуарах, найденных с помощью французского хирурга, о лермонтовских реликвиях, хранившихся у мюнхенского искусствоведа, о неизвестных лермонтовских стихах, уцелевших в средневековом замке в Баварии, об изображении, обнаруженном в Швеции.

Из этих находок возникли работы «Утраченные записки», «Сокровища замка Хохберг», «Чудеса телевидения», «Пакет из Стокгольма», «Дар медсестры Немковой», «Неизвестная нам Мария», «Строки из писем 1841 года», «Лермонтов и его парт…». Заново написана глава о стихотворении «Бородино». Остальные печатались прежде в моих книгах «Лермонтов» («Советский писатель», 1951) и «Лермонтов в Грузии в 1837 году» («Советский писатель», 1955, «Заря Востока», 1958), но дополнены, пересмотрены, обновлены. Кроме последней, итоговой по характеру, решительно все главы построены на материалах, обнаруженных в продолжение ряда лет самим автором в архивах, музеях и библиотеках Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Киева, Баку, Пензы, Тамбова, Казани, Свердловска, Перми, Иванова, Горького, Саратова, Астрахани, Ставрополя, Пятигорска, Грозного, Нальчика, Орджоникидзе, Казбеги, Телави, Зугдиди…

«Когда роют клад, – писал Александр Блок, – прежде разбирают смысл шифра, который укажет место клада, потом «семь раз отмеривают» – и уже зато раз навсегда безошибочно «отрезают» кусок земли, в котором покоится клад. Лермонтовский клад стоит упорных трудов».

Советские ученые создали почву для исследования Лермонтова, «отмерили» ему место в истории литературы и, разгадывая зашифрованные страницы его жизни и творчества, продолжают «отрывать» лермонтовский клад.

Эта книга – попытка внести новое в наше представление об одном из величайших поэтов мира.

«Лермонтов и его парт…»

1

За несколько часов до смерти, испытывая невыносимые страдания, Пушкин спросил, кто находится в его доме.

– Много людей принимают в тебе участие, – сказал ему друг доктор Даль, – зала и передняя полны[1]1
  В. И. Д а л ь. Смерть А. С. Пушкина. – «Пушкин в воспоминаниях современников». М., Гослитиздат, 1950, с. 460.


[Закрыть]. – Ну, спасибо, – отвечал Пушкин.

– Мне было бы приятно видеть их всех, – добавил он, обращаясь к своему секунданту Данзасу, – но у меня нет силы говорить с ними[2]2
  К. К. Данзас. Последние дни жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина. – Там же, с. 502.


[Закрыть].

Дом, где умирал Пушкин, был атакован публикой в такой степени, что друзьям пришлось обратиться в Преображенский полк с просьбой поставить у ворот часовых, чтобы соблюдать хоть какой-нибудь порядок. На набережной Мойки стояла густая толпа, загораживая все пространство перед соседними домами и перед квартирой поэта. К дверям почти невозможно было протиснуться.

Когда Пушкин скончался, тело стояло в доме два дня. Жуковский считал, что мимо гроба прошло более десяти тысяч. Другие утверждали, что двадцать тысяч прошло за день. Один из этих безвестных почитателей, проходя мимо гроба, сказал:

– Пушкин ошибался, когда думал, что потерял свою народность: она вся тут, но он ее искал не там, где сердца ему отвечали[3]3
  «Тагильская находка». – «Новый мир», 1956, № 1, с. 190.


[Закрыть].

Другой, когда послали узнать его имя, ответил:

– Пушкин меня не знал, и я его не видал никогда, но мне грустно за славу России[4]4
  «Тагильская находка». – «Новый мир», 1956, № 1, с. 190.


[Закрыть]. В эти дни оправдались слова Пушкина, что имя и честь его принадлежат не ему одному, но принадлежат всей стране.

По словам современников, возле дома поэта в общей сложности перебывало в то дни около пятидесяти тысяч человек. Принимая во внимание численность тогдашнего населения столицы, нетрудно представить себе впечатление, какое произвели на правительство Николая I эти десятки тысяч – чиновников, офицеров, студентов, учеников, купцов, людей в нагольных тулупах и даже в лохмотьях. Такого в Петербурге еще не бывало. Напротив Зимнего дворца стояли на этот раз не войска, выведенные на площадь восставшими офицерами, а оскорбленный и возбужденный народ. В толпе слышатся злоба и угрозы по адресу Дантеса и Геккерна. Раздаются голоса, что во время перевоза тела в Исаакиевский собор почитатели Пушкина отпрягут лошадей в колеснице и повезут ее на себе. Что в церковь явятся депутации от мещан и студентов и будут сказаны речи. Эти проявления горя и гнева кажутся «странными» не только царским агентам, но даже иностранным послам. Шеф жандармов готов видеть в этом манифестацию скрытых общественных сил. Вот почему гроб с телом Пушкина тайно, ночью, под конвоем жандармов препровожден в придворную церковь. Вот почему мертвого Пушкина отправляют из Петербурга в Михайловское тоже тайно и ночью и тоже в сопровождении жандарма.

Одному из ближайших друзей императора – графу Орлову вручено анонимное письмо. В нем сказано, что никакое самое строгое наказание Дантеса «не может удовлетворить русских за умышленное, обдуманное убийство Пушкина»[5]5
  А. С. Поляков. О смерти Пушкина. Пг., ГИЗ, 1922, с. 39.


[Закрыть], – вот как расценил неизвестный автор обстоятельства гибели национального поэта России! Он жалуется на угрожающее политическое положение в стране, на «открытое покровительство и предпочтение чужестранцев», которое «день ото дня делается для нас нестерпимее»[6]6
  Там же.


[Закрыть]. «Мы горько поплатимся за оскорбление народное и вскоре»[7]7
  Там же.


[Закрыть], – предупреждает сановника аноним, прося довести содержание письма до сведения императора.

Орлов немедленно переслал документ Бенкендорфу. «Это письмо очень важно, – написал Бенкендорф, – оно доказывает существование и работу Общества»[8]8
  А. С. Поляков. О смерти Пушкина. Пг., ГИЗ, 1922, с. 39.


[Закрыть].

Тайного общества не существует. Но способ борьбы с общественным мнением предложен. Берутся под наблюдение пушкинские друзья. Все события трактуются как результат деятельности тайной партии, которую-де возглавлял Пушкин.

Обвинив друзей Пушкина – Жуковского, Вяземского, Александра Тургенева – в организации заговора, Бенкендорф получает возможность заранее пресекать любые проявления протеста, объявляя их действиями «либеральной» или «демагогической» партии.

– Вы считали меня если не демагогом, то какой-то вывеской демагогии, за которую прячутся тайные враги порядка, – оправдывается перед Бенкендорфом Жуковский[9]9
  П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина, изд. 3-е. М.—Л., ГИЗ, 1928, с. 252.


[Закрыть].

– Мне оказали честь, отведя первое место, – жалуется Вяземский брату царя[10]10
  Там же, с. 267.


[Закрыть].

Друзья Пушкина стараются доказать, что никогда не замышляли против правительства, что устраивать Пушкину народные похороны не собирались, что Пушкин не был ни либералом, ни демагогом, а в зрелые годы стал человеком благонамеренным и умер, как подобает христианину и верноподданному. «Он был глубоко, искренне предан государю»[11]11
  Там же, с. 268.


[Закрыть], – стремится уверить царскую фамилию Вяземский. Ему вторит Жуковский. В своем известном письме о последних минутах Пушкина он изображает благостную кончину поэта, примирившегося с престолом и с богом.

Цель Бенкендорфа достигнута. Друзья поэта, лучше других угадывающие тайных виновников его гибели, сами невольно помогают создать образ официозного Пушкина. В своей переписке они соблюдают предельную осторожность. И хотя Вяземский говорит, что Пушкина положили в гроб «городские сплетни, людская злоба, праздность и клевета петербургских салонов, безыменные письма»[12]12
  Письмо П. А. Вяземского к А. Я. Булгакову от 5 февраля 1837 года. – «Пушкин в воспоминаниях современников». М., Гослитиздат, 1950, с. 130.


[Закрыть], он вынужден тут же напомнить, что это «не полная истина»[13]13
  Там же.


[Закрыть].

Полную истину во всеуслышание объявил человек, не принадлежавший к числу друзей Пушкина и даже лично с ним незнакомый. Это – Михаил Лермонтов, двадцатидвухлетний поэт, в ту пору еще почти никому не известный, вдохновенный ученик Пушкина, который относится к нему с благоговением и больше всего на свете любит «Евгения Онегина».

Журналист Андрей Краевский; писатель, ученый и музыкант Владимир Одоевский – сотрудники Пушкина по журналу. Лермонтов с ними на «ты». От этих людей он знает о Пушкине все, что говорят о нем в литературном кругу и в салонах, знает, каким горячим ядом облили благородное сердце Пушкина подлые анонимные письма…

Он не только знает – он не боится сказать, что был заговор против Пушкина, и пишет элегию – «Смерть Поэта». Нет, он не прибегает к метафорам, когда называет Пушкина «невольником чести», когда уверяет, что Пушкина погубили мнения завистливого и душного света. Ничтожные клеветники, насмешливые невежды испытывали жестокую радость, видя, какое действие произвел на Пушкина анонимный пасквиль, нарочно разосланный его друзьям и знакомым. И хотя ненавистники маскируют лицемерными фразами и выражением фальшивых чувств свое истинное отношение к нему, Пушкин насквозь видит их и угадывает, что исполнители гнусной интриги – старый Геккерн и Дантес.

Этого наглого, самоуверенного француза Лермонтов встречал в компании, где собирались молодые кавалергарды Б. Перовский, князь А. Трубецкой и кирасир князь А. Барятинский – приближенные царской фамилии и закадычные приятели Жоржа Дантеса[14]14
  Э. Н а й д и ч. Пушкин и художник Г. Г. Гагарин. По новым архивным материалам. – «Литературное наследство», т. 58. М., Изд-во АН СССР, 1952, с. 274.


[Закрыть]. У Лермонтова достаточно ясное представление о нем: пустое сердце карьериста и презрение ко всему русскому.

Рукою этого любимца придворной знати, заброшенного в Петербург взрывом французской революции 1830 года, убит величайший поэт России, Европы, мира. Поэт, восхищавший Лермонтова гражданским мужеством, смелой проповедью свободы. Он назвал его «дивным гением», «нашей славой».

Он писал, и образы «Онегина» неотступно следовали за его мыслями. И прежде всего сцена дуэли:

 
«Ну, что ж? убит», – решил сосед.
Убит!..
 

И тотчас возникли строчки. Не о Ленском – о Пушкине.

 
Один как прежде… и убит!
Убит!..
 

А уж затем пришло сравнение Пушкина с Ленским:

 
… и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой[15]15
  М. Ю. Лермонтов. Сочинения в 6-ти томах, т. II. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1954, с. 85. Далее сокращенно: Лермонтов.


[Закрыть].
 

Размышляя о трагических событиях последних дней, он подумал, что каждый шаг Пушкина был известен жандармам, и безотчетно нарисовал в рукописи профиль начальника штаба жандармского корпуса Дубельта[16]16
  И. Фейнберг. Рисунок поэта. – «Литературный критик», 1940, № 2, с. 151–156.


[Закрыть]. Потом переписал стихи набело и отдал Святославу Раевскому, который жил у него, – тот занимал должность столоначальника в департаменте. Наутро были изготовлены копии, и стихотворение прокатилось по Петербургу, – как эхо речей, которые раздавались в толпе, осаждавшей пушкинскую квартиру.

Чувство глубокого горя, сознание национальной утраты выражены во многих стихотворениях, посвященных в те дни памяти Пушкина. Но голос протеста, обвинения по адресу света звучат только у Лермонтова.

Могут сказать: аноним, написавший графу Орлову, смело квалифицировал выстрел Дантеса как преднамеренное и обдуманное убийство. Но там вместо подписи выставлены инициалы. А фамилия «Лермонтов» прогремела на всю Россию. Там адресат один – граф Орлов. У Лермонтова – многие тысячи. Там пишет человек, оскорбленный в своем национальном достоинстве, который, однако, опасается народного гнева и хочет предостеречь императора через сановника с русской фамилией. Лермонтов ощущает национальную потерю еще острее, но он выступает от лица противоположного лагеря как обличитель придворной знати. Один пишет «мы», другой «вы»: «Мы горько поплатимся…» – «Не вы ль… так злобно гнали…». Стихотворение написано взволнованно, смело. Но это еще не все…

Гроб с телом Пушкина уже увезен в псковскую глушь и уже похоронен. А разговоры в Петербурге не умолкают. Распутываются нити интриг. Выясняются новые лица, повинные в гибели Пушкина. Пушкина нет, а покровители Дантеса не унимаются. И тогда Лермонтов добавляет к стихотворению строфу. В ней сказано, что гения убили палачи свободы и славы. Палачи декабристов сделались палачами Пушкина. Они окружают императорский трон. Им потакает царь, их защищают законы. И Лермонтов, обращаясь к ним, уже не говорит. Он кричит:

 
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов…
Таитесь вы под сению закона!
 

О, эти строки воспринимались тогдашним читателем куда более конкретно, чем нынешним! В мои руки попал список лермонтовского стихотворения, сохранившийся в собрании Н. С. Дороватовского, научного сотрудника Московского университета, исходящий из круга лиц, близких к Герцену. Список относится к тем временам, когда создавался текст. На последней странице сделано интересное добавление, поясняющее, кого имел в виду Лермонтов, говоря о «наперсниках разврата» и о «надменных потомках». «Любимцы Екатерины II, – отметил для себя современник, переписавший лермонтовские стихи, – 1) Салтыков, 2) Понятовский, 3) Гр. Гр. Орлов (Бобринский их сын, воспитанный в доме истопника, а потом камергера Шкурина), 4) Высоцкий, 5) Васильчиков, 6) Потемкин, 7) Завадовский, 8) Зорич – 1776.

– У Елизаветы и Разумовского дочь кн. Тараканова. Убийцы Петра III: Орлов, Теплов, Барятинский. У Романа Воронцова 3 дочери: 1) Екатерина, любовница Петра III <ошибка: любовницей Петра III была Воронцова Елизавета>, 2) Дашкова, 3) Бутурлина… Любовница Павла Софья Осиповна Чарторыжская, у нее сын Симеон – 1796. Убийцы Ивана Антоновича Власьев и Чекин, заговорщик Мирович».

Вот чьи потомки преследовали Пушкина! Их отцы достигли высокого положения при российском дворе и причислены к знати не за гражданские доблести, не за победы в сражениях и не за заслуги перед историей. Они достигли этого путем искательства, любовных связей, дворцовых интриг. Это – темные убийцы, готовые на все ради положения, богатства и власти.

Но о каких обломках говорит Лермонтов? Что значит «обиженных родов»? Про какую «игру счастья» сказано в стихотворении?

 
… Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
 

А вот про какую!

Пушкины и другие древние фамилии, в продолжение многих веков служившие России верой и правдою, в 1762 году остались верны Петру III и со дня восшествия на престол Екатерины II впали в немилость, отстранены от государственных дел. А новая надменная знать – потомки временщиков, удушивших Петра III шарфом, а через сорок лет пристукнувших табакеркой Павла I, унижает и попирает тех, кто в грозный час проливал кровь на полях сражений, трудился на государственном поприще.

Попытки продажных писак унизить и умалить его род Пушкин ощущал не только как сословное, но и как национальное себе оскорбление, ибо Россию в правительстве Николая I представляли Нессельроде и Бенкендорфы, Клейнмихели и Сухозанеты, Дубельты и Адлерберги. И в своем стихотворении Лермонтов напоминает дворцовой клике о способах ее возвышения и о ее безродном происхождении. А кроме того, в стихотворении прозвучал протест человека, оскорбленного и в своем национальном достоинстве, – чужеземец убил Пушкина, проходимцы и чужестранцы подстрекали его.

Не только почитатели Пушкина поняли этот смысл лермонтовского стихотворения. Эти строки поняли те, кто ободрял Дантеса. Они узнали себя – графы Орловы и Бобринские, Воронцовы и Завадовские, князья Барятинские и Васильчиковы, бароны Энгельгардты и Фредериксы.

Узнали и поняли, чем угрожает им Лермонтов!

Вот почему такое значение приобретает вопрос, возникший снова несколько лет назад, как печатать строки:

 
Но есть, есть божий суд, наперсники разврата,
Есть грозный судия: он ждет; —
 

или:

 
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет; —
 

ибо вслед за словами «божий суд» «грозный судия» невольно ассоциируется с «судией небесным». А

 
…есть и божий суд…
Есть грозный суд… —
 

предполагает другое понимание – понимание в том смысле, в каком употреблялась поговорка «глас народа – глас божий» и который становится окончательно ясным из предпоследней строки:

И вы не смоете всей вашей черной кровью…

О чем говорит тут Лермонтов? О муках ада, где, по церковным представлениям, грешники горят в вечном огне?

Нет, он говорит не об огне, – он говорит о кровопролитии. А между адом и кровью нет никакой связи. И Лермонтов собирается сказать не о том, что гонителей Пушкина ждет кара «на том свете», он говорит о грядущем суде истории, о народной расправе, о революции, о часе, когда польется черная кровь убийц! Вдумайтесь: бог будет карать палачей свободы? В этом нет никакого смысла! В стихах другой смысл: убийц Пушкина покарает народ! Что же? – Лермонтов, давно уже угрожавший царям земным судом («Есть суд земной и для царей»), предрекавший их гибель («Погибнет ваш тиран, как все тираны погибали») в стихах, где с такой конкретностью говорится о жадной толпе придворных искателей, окруживших императорский трон, от прямых угроз перейдет к напоминанию о наказании загробном? Нет! Это редактор П. А. Ефремов в 1873 году предложил чтение «судия», сославшись ошибочно на письмо однокашника Лермонтова по юнкерской школе А.М.Меринского, видевшего автограф, тогда как в письме Меринского к Ефремову никаких указаний насчет «судии» нет[17]17
  Сочинения Лермонтова с портретом его… и статьею о Лермонтове А. Н. Пыпина, изд. 3-е… под редакцией П. А. Ефремова, т. I. СПб., 1873, с. 45 и 366. Текст «Смерти Поэта», восстановленный Г. А. Лапкиной, см. в изд.: Лермонтов, т. II, с. 84–86.


[Закрыть].

Совсем не так понимали эти строки современники Лермонтова. Приятель поэта Павел Гвоздев, юнкер, сочинивший «Ответ М. Ю. Лермонтову на его стихи «Смерть Поэта» вскоре после гибели Пушкина – 22 февраля 1837 года – писал:

 
Не ты ль сказал: «есть грозный суд!»
И этот суд – есть суд потомства[18]18
  П. А. Гвоздев. Ответ М. Ю. Лермонтову на его стихи «На смерть Пушкина». – «Русская старина», 1896, № 10, с. 132.


[Закрыть].
 

«Суд потомства», восстание, революция… Толкование этих строк могло быть только одно. И Николай I с Бенкендорфом именно так их и поняли.

«Бесстыдное вольнодумство, более чем преступное», – написал про эти стихи шеф жандармов. «Приятные стихи, нечего сказать, – отвечал ему император. – …Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону»[19]19
  С. Шостакович. Лермонтов и Николай I. – «Литературная газета», 1959, № 126, с. 3.


[Закрыть].

И судьба поэта предрешена!

Никогда ни в одной из литератур мира не бывало примера, чтобы один великий поэт подхватил знамя поэзии, выпавшее из руки другого, чтобы нести его по завещанному пути и сам пал бы на поединке с теми же силами. Смерть Пушкина и рождение Лермонтова-трибуна неразделимы.

2

Удивительное стихотворение! По силе, смелости, злободневности, исторической значимости, новизне формы!

Первые строки – мысли вслух, раздумье, попытка осознать совершившееся. Затем – внезапное обращение:

 
Не вы ль сперва так злобно гнали?..
Что ж? веселитесь…
 

Обращение – к кому? Кто это «вы»?

Читатель должен сам угадать, о ком и о чем идет речь, кто «он», кто «они». Он не мог понять, на что он подымал руку.

И он убит. Он вступил в свет. Они надели на него терновый венец. Его последние мгновенья отравлены. Он умер… И опять: «Вы…»! Но теперь это обращение уже развернутое: потомки подлецов, рабы, жадная толпа, царедворцы, палачи, наперсники разврата, черная кровь.

Ни одного имени! Предыстория предполагается известной. Обстоятельства, при которых погибает поэт, – тоже. И тем не менее все понятно! Не только современникам, но и нам, хотя уже идет второе столетие. Вот что такое – значимость темы!

Существует распространенное мнение, что вещь, новаторская по существу и по форме, недоступна восприятию современников, что правильно может оценить ее только будущее.

«Смерть Поэта» не согласуется с этой концепцией. Лермонтову не пришлось ожидать одобрения потомства. Современники, разделившие с ним скорбь о Пушкине, высоко оценили эти стихи в те самые дни, когда они стали распространяться по городу. Уже через несколько дней строки из «Смерти Поэта» входят в повседневную речь, цитируются в дружеских письмах, экземпляры стихотворения пересылаются из Петербурга в Москву, в Псков, в Симбирск, в Казань, в Париж, в село Михайловское… Это те, что знаем мы: адресов было неизмеримо больше…

«Стихи Лермонтова прекрасные», – записывает в дневник А. И. Тургенев 2 февраля 1337 года[20]20
  П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина, изд. 3-е. М.—Л., ГИЗ, 1928, с. 293.


[Закрыть].

«Из появившихся стихов на его смерть, – уведомляет Н. И. Любимов М. П. Погодина 3 февраля в письме о Пушкине, – замечательнее прочих Лермонтова»[21]21
  «Памяти П. Н. Сакулина. Сборник статей». – М., «Никитинские субботники», 1931, с. 313. Публикация М. А. Цявловского.


[Закрыть].

«Я сейчас получил стихотворение на См<ерть> Пуш<кина>, написанное одним из наших однокашников, лейб-гусаром Лермонтовым, – сообщает М. И. Ханенко неустановленному лицу. – Оно написано на скорую руку, но с чувством. Знаю, что будешь рад, и посылаю его тебе, прочтите с Петром Д<емьяновичем> и вспомните нас» (5 февраля)[22]22
  «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина». – Пг., «Атеней», 1924, с. 115–116. Публикация М. А. Цявловского.


[Закрыть].

«Для чего не последовал он влечению своего сердца», – обращается А. И. Тургенев к П. А. Осиповой 10 февраля, вернувшись из Михайловского, куда ездил хоронить Пушкина. И перефразирует строчку Лермонтова: может быть, «звуки чудных песен» еще бы не замолкли! «Я уверен, что они и вам так же понравятся, как здесь всем почитателям и друзьям поэта»[23]23
  Б. Л. Модзалевский. Поездка в с. Тригорское в 1902 году. – «Пушкин и его современники», вып. I. СПб., 1906, с. 53–56.


[Закрыть],– добавляет он, прилагая к письму стихи.

«…многоглаголанье и многописание, – отвечает ему П. А. Осипова, – все выйдет к чему теперь рыданья и жалкий лепет оправданья. Но ужас берет, когда вспомнишь всю цепь сего происшествия»[24]24
  А. А. Ф о м и н. Новые материалы для биографии Пушкина (из Тургеневского архива). – «Пушкин и его современники», вып. VI. СПб., 1908, с. 80.


[Закрыть].

«Они так хороши по своей правдивости и по заключенному в них чувству, что мне хочется, чтобы ты их знал»[25]25
  «Тагильская находка». – «Новый мир», 1956, № 1, с. 194.


[Закрыть],– обращается С. Н. Карамзина к брату Андрею Карамзину 10 февраля, направляя в Париж стихи Лермонтова.

«Посылаю стихи, кои достойны своего предмета, – уведомляет А. И. Тургенев псковского губернатора А. Н. Пещурова 13 февраля. – Ходят по рукам и другие строфы, – продолжает он, – но они не этого автора и уже навлекли, сказывают, неприятности истинному автору»[26]26
  «Пушкин и его современники», вып. VI, с. 113.


[Закрыть]. Заметим: первое упоминание о прибавлении к стихам находится в письме от 13 февраля. 17-го о нем пишет Александр Карамзин, сообщая, что читал стихотворение «гусара Лерментова», «по-моему прекрасное, – замечает он, – кроме окончания, которое, кажется, и не его»[27]27
  «Тагильская находка». – «Новый мир», 1956, № 1, с. 195.


[Закрыть].

28 февраля стихотворение направляется в Париж – декабристу Н. И. Тургеневу, с присовокуплением «преступной» строфы, которую А. И. Тургенев узнал «после самих стихов»[28]28
  «Пушкин и его современники», вып. VI, с. 89.


[Закрыть].

«Как это прекрасно, Катишь, не правда ли, – восклицает подруга Е. Ф. Тютчевой, М. Степанова, вписывая ей в альбом стихотворение Лермонтова. – Но, пожалуй, чересчур вольнодумно»[29]29
  Ив. Розанов. Пушкин в поэзии его современников. – «Литературное наследство», т. 16–18. М., Жургазобъединение, 1934, с. 1037.


[Закрыть].

Первоначальный текст стихотворения встречает единодушное одобрение. Прибавление к стихам настораживает читателей, даже таких, казалось бы, независимых в своих мнениях о верхушке великосветского общества, как Александр Николаевич Карамзин. Но ни у кого решительно не возникает разноречия в том, кому адресована строфа, получившая наименование «преступной».

«Мишынька по молодости и ветрености, – убивается бабка поэта Е. А. Арсеньева, – написал стихи на смерть Пушкина и в конце написал не прилично на щет придворных»[30]30
  А. Н. М и х а й л о в а. Лермонтов и его родня по документам архива А. И. Философова. – «Литературное наследство», т. 45–46. М., Изд-во АН СССР, 1948, с. 672.


[Закрыть].

«Здесь носится слух, – вписывает в дневник саратовский гимназист А. И. Артемьев, – будто какой-то капитан написал стихи на смерть А. С. И зацепил там вельмож»[31]31
  «Пушкин в неизданной переписке современников». – «Литературное наследство», т. 58, с. 142.


[Закрыть].

Всем ясно – Лермонтов бросил вызов именитой знати, самым высокопоставленным сановникам в государстве, любимцам царя.