Текст книги "Толмач"

20. Футбольные болельщики из Испании

Очень хотелось услышать настоящий испанский язык, классический, «пуро кастельяно», как он называется, то есть чистое кастильское наречие. Но туристы из Испании к нам не приезжали. В стране еще существовала диктатура Франко, дипотношений с СССР были разорваны, действовал и личный запрет каудильо на выдачу выездных виз. Тем неожиданней и радостней была воспринята информация о том, что в Москву прибудут сотни испанцев – болельщиков в связи с товарищеским матчем между клубом «Барселона» и нашей командой (к сожалению, забыла, какой именно). Вся испанская группа была задействована на приеме долгожданных испанцев, более 200 человек. Расселяли их в новой, недавно выстроенной (ныне не существующей) гостинице «Россия». На момент открытия гостиница была самой большой в Европе – более 5 тысяч койко-мест. Наши испанцы стали одними из первых иностранных туристов в «России». Мы тоже впервые размещали здесь такую внушительную группу. Расселение шло долго. Туристы, и мы тоже, путались в длиннющих лабиринтах коридоров, мотались между двадцатью этажами здания и снова спускались вниз, чтобы уточнить у дежурных администраторов расположение того или иного номера, поскольку гостиница имела четыре входа в четыре географические зоны, сообщающиеся между собой: север, юг, запад, восток. И вот, наконец, все наши подопечные устроились. Я, как руководитель нескольких бригад гидов, отпустила коллег по домам, а сама направилась в холл главного западного корпуса, чтобы подтвердить администрации программу питания на следующий день. Вхожу и обнаруживаю, что в затемненном зале сидит человек тридцать, ждут меня. Оказалось, что большинство приехавших как бы на матч, не совсем болельщики, а то и совсем не болельщики. Воспользовавшись возможностью приехать в Москву, они хотели разузнать что-нибудь о своих родственниках, вывезенных в конце 30-ых годов из полыхающей в гражданской войне Испании. Мятежников во главе с генералом Франко поддерживали тогда оружием, боеприпасами и людскими ресурсами более 20 стран Европы, начиная с гитлеровской Германии и фашистской Италии. Причем, эти страны, как и мы, были связаны лондонским договором о невмешательстве. Тем не менее, откликаясь на настоятельную просьбу борцов за Республику, Советский Союз скрытно тоже стал оказывать помощь, поставляя самолеты, танки, а также посылая военных специалистов и переводчиков. Настоящие имена-фамилии этих героев оставались для нас неизвестными долгие десятилетия. Кого заинтересует тема, может быть, смогут разыскать те, наверняка, немногие воспоминания немногих советских добровольцев, оставшихся в живых во время Гражданской войны в Испании, во время Второй мировой, а то и тех, кто, получив срок как «враг народа» или «иностранный шпион», отсидел в сталинских лагерях.

После поражения Республики в 1939 году, СССР и некоторые другие страны Европы (и даже Мексика) принимали испанских беженцев, женщин, детей, борцов «милисианос»-антифранкистов, спасая их от тюрьмы или расстрела. В первую очередь, вывозили, конечно, детей. Западные журналисты называли их лирически-романтически: «дети, бежавшие от грозы». Если бы просто от грозы как атмосферного явления. Они бежали от бомбежек, нищеты, голода, сиротства. Всего наша страна приняла более трех тысяч испанских беженцев – мирных жителей и около пяти тысяч борцов за Республику.

Возвращаюсь к рассказу: я в холле гостиницы «России», стою в растерянности в окружении людей протягивающих мне листочки с именами сыновей, дочерей, братьев, отцов, матерей и дедов, своих или друзей, соседей, – тех, которые не смогли приехать, но которые тоже надеялись отыскать следы родственников унесенных ураганом войны. Мне ничего не оставалось, как пообещать помочь им, хотя я совершенно не понимала и не знала, как. Меня выручил работавший в испанской референтуре «Интуриста» Пабло Ортего, бывший республиканец – летчик. Он тоже когда-то был вывезен в нашу страну вместе с фронтовыми однополчанами. Пабло предположил, где можно получить первичную информацию. Это был образованный еще в 1946 году Испанский центр именно для того, чтобы вести регистрацию прибывших в Союз беженцев, следить за их судьбой, оказывать поддержку в образовании, трудоустройстве, вообще в быту, который далеко не всегда и всем нравился. Мы с Пабло и группой активистов отправились в Испанский центр в радужной надежде на получение архивов. Не тут-то было. Оказалось, что практически все сведения, банк данных, говоря по-современному, о принятых беженцах, находился совсем в другой организации и хранился под грифом «секретно». И все-таки, наш визит не был напрасным. Руководители Центра отнеслись с большим участием к просьбам своих соотечественников. Они взяли все листочки с именами, фамилиями и адресами разыскиваемых людей, записали адреса и номера телефонов для обратной связи и пообещали обязательно сообщать о каждом конкретном случае, если удастся найти достоверную информацию. Нам с Пабло пришлось не один раз посещать Испанский центр с новой группой «болельщиков», жаждущих оставить списки с именами бывших беженцев и уехать с надеждой получить ответ на свой запрос. Побывать на матче мне так и не удалось. Что касается судьбы испанских беженцев… Это особая история, не всегда радостная и счастливая. Так или иначе, начиная с конца 50-ых годов, «советские» испанцы стали возвращаться на родину или в Латинскую Америку. После смерти Франко в 1975 году уже все, кто хотел, вернулся в Испанию без страха быть арестованным. Напомню, что генералиссимус Франко перед смертью передал власть королю и предложил создать общий монумент всем погибшим в Гражданскую войну – как бы примирить обе враждующие стороны. Так и сделали, и саркофаг с телом каудильо лежит почти 50 лет под мощными мраморными плитами базилики, построенной в глубине горы недалеко от королевской усыпальницы Эль Эскуриал. Базилика строилась два десятилетия по личному указанию генералиссимуса. На вершине горы стоит огромный в 150 метров крест – самый высокий в мире. Под ним покоятся жертвы Гражданской войны – более 40 тысяч. Так и называется это место «Долина павших». Такой вот жест примирения со стороны диктатора. А возводили все грандиозное сооружение – высотой 60 метров и длинной галереи в несколько сот метров заключенные – республиканцы, бывшие борцы-антифранкисты. Но их хоронили в общих могилах, крестов не ставили, места неизвестны. Иногда эти тайные захоронения случайно находят в разных уголках Испании.

С некоторого времени все чаще вспыхивают яростные споры по поводу необходимости перезахоронения вождя. Сторонники этого действа считают, что кровавый диктатор не имеет права и после смерти находиться рядом со своими жертвами. Но вообще к Франко отношение в испанском обществе неоднозначно. Многие отмечают, что при нем отсталая аграрная страна поднялась до уровня развитых европейских стран, национальная валюта песо стала конвертируемой, в стране практически отсутствовал криминал. В заслугу Франко ставится и его категорический отказ Гитлеру на прямое участие во Второй мировой войне, поддержание принципа нейтралитета. Единственная военная помощь Испании на Восточном фронте была оказана посылкой «Голубой дивизии», которая, едва начав воевать, бесславно закончила боевой путь на заснеженных полях России. Сторонники и поклонники Франко вспоминают и его помощь в спасении тысяч французских евреев, которых он принял в Испании. Здесь же нашли убежище и семьи королевских особ Европы. Впрочем, как известно, отношение к диктаторам вообще никогда не бывает единым у народа той страны, где он правил. То же самое происходит в нашей стране с личностью товарища Сталина, в Италии с Муссолини, в Чили с Пиночетом, в Ливии с Каддафи, в Иране с Хусейном. Это только к примеру.

Когда вынесут саркофаг генералиссимуса и вынесут ли, – неизвестно, но уже два-три андалусских городка тут же предложили свои кладбища для погребения праха каудильо. Нет, совсем не из-за симпатии к бывшему вождю. Городские власти надеются, что у них появится еще один притягательный туристический объект.

21. Прелесть морских круизов

Итак, пока был жив Франко, испанские туристы не прилетали в СССР, а приплывали. Да, приплывали на круизных лайнерах в наши южные порты Одессу, Ялту или Сочи. Теплоходы шли по Средиземноморью, но часто в программе посещения стран и городов были предусмотрены и однодневные стоянки в наших черноморских портах Одессе, Ялте или Сочи. Туристам ставили транзитную визу, и они могли законно вступить на советскую землю. В этих городах для них проводилась автобусная экскурсия. Интурист посылал нас, гидов из Москвы, в качестве переводчиков местного русскоговорящего экскурсовода на итальянский, испанский, французский или английский. Мне, как и моим коллегам, очень нравилась эта работа, и дело было не только и не столько в экскурсиях. Самое интересное начиналось потом, к вечеру, когда после экскурсий и прогулок по городу, к вечеру мы тоже поднимались по трапу и входили на борт пяти, а то и шести палубного зарубежного чуда. К сожалению, я не застала те времена в Интуристе, когда наших россиян, ставших активными участниками круизов, наши гиды сопровождали уже и по Средиземноморью и Северным морям. Вместе с туристами гиды выходили в каждом портовом городе в разных странах, имели полное право пользоваться всеми услугами на корабле, а в кошельках приятно хрустели две-три купюры свободно конвертируемой валюты, купленной на законных основаниях. Знаю по рассказам бывших коллег, что работа на круизах была для многих самой привлекательной.

Но, в начале 70-ых для большинства из нас, гидов, никогда прежде не выезжающих за границу, ночь на средиземноморском лайнере превращалась в маленький праздник. Мы шатались вверх-вниз по всем палубам. На одной был бассейн с голубой водой, подсвеченной фонариками по кругу, на другой и третьей – рестораны и бары с огромным набором совершенно незнакомых напитков. Где-то звучала классическая музыка. Мы бросались туда и находили небольшой концертный зал. Мягкий приглушенный свет, удобные кресла у небольших столиков и тихая публика, наслаждающаяся как шампанским в бокалах перед ними, так и квартетом музыкантов, исполняющих что-то ноктюрно-шопеновское. Мы мчались дальше, привлеченные совсем другими звуками, музыкой, почти запрещенной у нас: твист, рок и джаз. Это был ночной клуб, танцпол, дискотека, заведения, тогда совершенно незнакомые в СССР. Мы бродили дальше и останавливались, открыв рты от изумления, разглядывая перчатки, сумки, шляпки, немыслимой красоты туфли, флакончики с французскими духами, ряды коробочек с тенями, тушью, губной помадой и прочим «импортом», как тогда говорили, за блестящими витринами магазинчиков. Гидам разрешалось вкусить вечернюю трапезу в ресторане, в любом баре можно было пить кофе, сколько хочешь, но, Боже упаси, заказать какой-нибудь спиртной напиток. Принять личное приглашение от иностранца тоже категорически не рекомендовалось. Корабль направлялся из Одессы в Сочи, Ялту или, наоборот, в зависимости от первого пункта прибытия. Рано утром, после почти бессонной ночи, мы выходили из своих четырехместных кают, расположенных чуть ли не у машинного отделения, спускались на землю, чтобы снова, рассадив группы в автобусы «по языкам» провести экскурсию по городу. Перед отъездом в аэропорт на рейс до Москвы, мы всегда стояли в порту у причала и с энтузиазмом махали вслед отходящему от наших берегов лайнеру. Обычно на всех палубах скапливалась уйма народа, они тоже непрерывно махали нам, что-то кричали, но бравурный марш духового оркестра в полном составе стоявший рядом с капитанским мостиком, перекрывал все остальные звуки. Правильно поется «… и провожают пароходы совсем не так, как поезда». После коротких черноморских круизов мы возвращались к московским будням, к обычной работе гидов-переводчиков.

22. Мексика – страна мечты. Долгий путь к исполнению

Из испаноговорящих туристов мексиканцы оставались у нас самыми частыми гостями следом за кубинцами и аргентинскими группами. Особая ментальность мексиканцев наверняка связана с их историческим и даже доисторическим прошлым. Их уникальный генофонд уходит в глубину цивилизаций, когда-то проживавших на Юкатане. Совершенно оригинальное у них, к примеру, отношение к смерти. Как-то мексиканцы угостили меня привезенным с собой сахарным черепом. Тогда, несколько десятилетий назад, я и узнала известную сейчас многим странноватую народную традицию. В праздник Дня всех святых (первое воскресенье ноября) изготавливать весьма специфическое кондитерское изделие: черепа своих родных и друзей, живых еще, и им же дарить эти сладости с добродушным смехом, шуткой и пожеланием долгой жизни.

Обычный состав мексиканских групп – одинокие женщины за шестьдесят и такие же пожилые супружеские пары. Люди солидные, с достатком, которые, вырастив детей, уйдя на пенсию, заработав на приличную старость, могли, наконец, посвятить время себе и отправиться в давно задуманное путешествие по Европе. В программу почти всегда включалось и посещение загадочной страны – Советского союза. К нам они приезжали, побывав уже в Париже, Вене, Лондоне, Стокгольме. Иногда делались короткие визиты в Прагу, Будапешт или Берлин (как в Западный, так и в «наш», социалистический). Потом на неделю, а то и на две, они останавливались в Ленинграде и Москве. Большой европейский тур завершался обычно в Испании. Латиноамериканцы, не исключая, естественно и мексиканцев, испытывают неистребимую привязанность к этой стране, любовь и нежность, как дети к матери, не важно, отвечает ли она им взаимностью. И это, несмотря на роль Испании как исторического завоевателя, в общем, разрушителя тамошних цивилизаций, великих империй ацтеков, инков майя и стольких других. Туристы возвращались к себе на родину обычно с вылетом из Мадрида. Перемахнув океан, они потом долго не выезжали никуда, дальше Акапулько, Канкуна, других местных курортов, но часто вспоминали и рассказывали друзьям и знакомым о своем потрясающем, почти кругосветном, путешествии. Увлекшись рассказами, ехали их друзья, родственники и знакомые, а мы в Москве получали новую группу мексиканских туристов.

Мексиканцы очень гордятся, что у них революция произошла намного раньше нашей, еще в 1910 году, а закончилась в один год с Великой Октябрьской 1917 года. К слову сказать, когда однажды мексиканцы в автобусе на дальнем переезде в связи с каким-то национальным праздником исполнили свой революционный гимн начала века, мелодия очень напомнила мне марш Дунаевского: «Легко на сердце от песни веселой…». Схожесть мелодий была поразительной.

Была у мексиканцев, особенно у людей, относящихся к прошлому поколению, еще одна своеобразная гордость. Они помнили, что «русский революционер Троцкий», основатель однофамильного политического течения и до сих пор весьма популярного в Латинской Америке, проживал в их стране, на вилле недалеко от столицы – Мехико. Там он и был убит ледорубом как бы по заданию НКВД. Эту историю я впервые узнала от мексиканских туристов, слышала еще в те годы, когда документы об убийстве Троцкого лежали под пудовыми секретными замками в партийных архивах. Признаюсь, я не верила этим рассказам, во-первых, потому, что вообще не интересовалась историей троцкизма, а во-вторых, как и полагалось, «пионеру-ленинцу», до поры до времени была определенным адептом советского строя. И уж тем более, не поверила в байки о неблаговидной роли художника Давида Сикейроса, коммуниста и патриарха мексиканской монументальной живописи, в одном из многочисленных покушений на Троцкого. Но мексиканцы знали, кажется, все по этой теме, включая сложные личные взаимоотношения самого Сикейроса с художницей Фридой Кало, женой его друга и учителя Диего Ривера и, как говорили, любовницей основателя троцкизма. Я, родом из Страны Советов, выросшая в семье верных коммунистов-ленинцев, живущая, как и мои сограждане, за железным занавесом в определенной информационной изоляции, терпеливо выслушивала от мексиканских граждан про козни КГБ, и не верила этим россказням. Типичный «совок», я делала логичный, естественный для моего воспитания вывод: близость Мексики к США с его антисоветской пропагандой, губительным образом сказывается на простом хорошем мексиканском народе.

Мне довелось встретиться с Давидом Альфаро Сикейросом, уже пожилым человеком, когда он приехал в Москву по приглашению Союза художников. Народу в зале было много: оригинальные полихромные росписи Сикейроса были известны в нашей стране и высоко ценились. Председательствующий вначале рассказал о жизненном пути художника, и зал сидел притихший, слушая весьма краткое, но внушительное перечисление войн, революционных и политических битв, арестов и снова войн, где дон Сикейрос был активным участником. Потом слово передали почетному гостю. Я переводила его большое выступление о начале и поэтапном развитии знаменитой «пинтуры де муралльос» – настенной живописи, об основателе этого направления – своем друге и учителе Диего Ривера. После заседания и обеда мы отправились на экскурсию по городу, потом пошли в Кремль, обошли все три собора. Сикейрос долго рассматривал фрески, то приближался на допустимое расстояние, то уходил куда-то в угол и смотрел издалека. Мы вышли, он глубоко вздохнул, немного печально, почмокал губами, улыбнулся и сказал: «Мы так похожи, …» – «Кто?» – Не поняла я. – «Тот древний русский живописец и я, мы похожи. Мы говорим об одном и том же».

Мы зашли в кафе, выпили кофе, и я задала вопрос о его знакомстве с Троцким. Глупо задала и глупый вопрос, и неуместный, поняла секунду спустя. Тучный, седой, сам монументальный, как его настенные картины, обаятельный и разговорчивый, Сикейрос решительно ушел от моих расспросов о его знакомстве с Троцким. Он лишь подтвердил то, что я не один раз слышала от мексиканских туристов: в день похорон Троцкого улицы и площади столицы были заполнены трехсот тысячной толпой не только мексиканцев, но и приехавшими одно партийцами из других стран; подтвердил и то, что в городах Мексики есть много улиц названных его именем.

Сколько же лет должно было пройти, пока открылись многие тайники спецхранов, когда были опубликованы оригинальные документы из разряда «топ сикрет», появились статьи, книги, выпускались фильмы. Наступало время, когда нам разрешалось узнать правду. И все-таки, задолго до того, когда нам это было позволено, выслушивая снова и снова от мексиканцев историю жизни и смерти Троцкого, я решила попытаться узнать подробности. И как всегда, отправилась в Библиотеку иностранных языков, чтобы разыскать какую-нибудь полезную информацию по теме. Но ни в открытом, ни в закрытом доступе ничего не было, кроме научных марксистко-ленинских трудов наших историков о вредоносном влиянии троцкизма вообще и о предателе Троцком частности.

Зато было много интересных книг и исследований по истории Мексики, народных традициях, мифах и легендах, праздниках и т. д. С того первого чтения началось мое увлечение древними цивилизациями, существовавшими на территориях нынешних государств Центральной и Южной Америки до начала Конкисты, то есть, доколумбовым периодом, про великие и загадочные империи ольмеков и тольмеков, инков, майя, ацтеков. Позже я даже написала сказку для детей, переработав для их восприятия древние мифы. И именно тогда в библиотечной тиши я начала мечтать о путешествии в Мексику.

И вдруг однажды мечта, кажется, начинала сбываться! В столице Мексики должен был состояться 1Х Чемпионат мира по футболу. В связи с поездкой туда советской делегации, набирали переводчиков, в том числе, из «Интуриста». Моя фамилия в списке избранных! Я просто не верила своему счастью. И правильно делала, потому что в последний момент, выписанный уже авиабилет, аннулировали, а загранпаспорт отняли. Оказалось, что кадровики обнаружили (о, ужас!), что я не указала в анкете факт моего первого замужества. Мои объяснения, что в анкете нет графы, где конкретно бы спрашивалось: «Сколько раз выходили замуж, за кого и кто бывший муж?», а имелся только пункт относительно изменения фамилии, на который я и ответила отрицательно. Главное, к тому времени я снова вышла замуж и в нужной графе я, естественно, вписала имя-фамилию мужа, место работы, адрес и пр., а также, факт наличия совместного ребенка. Но мои аргументы не возымели действия. Возможно, потому, что первый муж был еврей, а в то время началась большая эмиграция в Израиль советских евреев. На вопрос кадровика, где сейчас находится мой первый муж, я, хоть и знала, где он работает и проживает, легкомысленно сказала, что мне ничего о нем не известно. Это была моя ошибка. Меня сняли с поездки. «О tempora, o more!» – (О времена, о нравы!), как сказали бы древние римлянине.

Конечно, было страшно обидно, тем более, что мой муж, инженер-механик, автогонщик, в это же время отправился в составе команды на «Москвичах» в многодневные авторалли Лондон – Мехико. Мы с ним радовались такому необыкновенному везенью: встретиться в одно время в экзотической стране на берегу океана. Самое удивительное, что впервые участвовавшая в таких ралли советская команда гонщиков, заняла третье место в общем зачете, а в личном – второе, третье и четвертое. Это давало право въехать на главный стадион Мексики «Ацтека» в день открытия Чемпионата. Ралли 1968 года «Лондон-Мехико» не так давно были признаны труднейшими за всю историю, поскольку большая часть маршрута проходила буквально по «козьим» тропам в горах Аргентины, Чили, Перу, Боливии, общей протяженностью в 26 тысяч километров. Участок скоростной гонки был назначен на высоте 4,5 тысяч метров. Не один раз автомобили зависали на двух колесах над пропастью в Андах. Из почти 100 машин, стартовавших при многочисленных зрителях на стадионе Уимбли в столице Великобритании, добрались до столицы Мексики чуть больше 20, из них три автомобиля были наши. Все эти приключения описаны в книге «Москвичи на «Москвичах». Ну, а мне об этом рассказывал муж, Юрий Полторацкий, участник тех сумасшедших гонок. В 80-ых годах он дважды был уже в составе экипажей наших «КАМАЗов», тоже тогда впервые принявших участие в многодневных ралли «Париж-Дакар» и оба раза завоевавших первые места (так и до сей поры). Как и многие в команде, Полторацкий, когда приходилось, был и пилотом, и штурманом, и механиком. В память о нем, недавно ушедшем из жизни, я и позволила чуть больше остановиться на теме, впрямую не связанной с моей работой переводчика.

Ну, а у меня в «Интуристе» за первым отказом бдительных кадровиков поездки в Мексику, последовали другие, и я еще долго не получала права выехать за рубеж. В Мексику я попала спустя почти четверть века, когда, как свободный гражданин постперестроечной страны, просто купила туристическую путевку и полетела. Здорово! Заплатила, да и поехала в страну своей мечты. Это была рекламная поездка для участия в Международной туристической выставке. Тогда только намечалось направление к берегам Мексиканского залива, которое сейчас идет полным ходом. Ярмарка размещалась в огромных ангарах курорта Акапулько. Да, Акапулько находится в Мексике, но это не Мексика. По всему побережью стоят высоченные бетонные «хильтоны», сдвигая и без того узкую пляжную полосу к океанским волнам. Перед гостиницей скоростная автомагистраль. Хорошо, что пребывание здесь ограничивалось всего тремя днями. До того у нас в программе были экскурсии по столице, ее окрестностям. Мы надолго застряли в Национальном музее, съездили на знаменитые серебряные рудники, ну и главное, осмотрели и облазили пирамиды. Я множество раз рассматривала их на фотографиях в книгах о Мексике, которые приобретала любыми путями и покупала везде, где можно, вглядывалась в геометрию рельефных орнаментов, изображений на древних камнях змей, ягуаров, черепах. Я давно знала, сколько ступенек ведут на вершину Пирамиды Солнца и Пирамиды Луны. И вот, наконец, я вижу это чудо в натуре, прикасаюсь к огромным каменным блокам и провожу рукой по свирепой морде ягуара. Я поднимаюсь по узким ступенькам, медленно, осторожно, но все равно спотыкаюсь, разбиваю коленки и почти на четвереньках доползаю до вершины. Долго стою на плоской «крыше», оглядывая священную долину. Я пытаюсь вообразить вместо толп туристов внизу мощное войско ацтеков, сильных, смелых, обожженных Солнцем, их главным божеством и покровителем. Они пришли молиться, просить о помощи и поддержке перед дальним походом, перед предстоящими битвами.

Последний вечер в Акапулько я решила оторваться от всей группы, оставить за спиной бомондский космополитический курорт и найти что-нибудь аутентичное. Я взяла такси, объяснила водителю, куда мне хотелось бы поехать, и парень – местный житель, промчавшись километров 10 сначала вдоль побережья, резко свернул в сторону гор и остановился у небольшого строения среди деревушки. Он не только довез меня, но не поленился выйти из машины, открыть передо мной дверь заведения и представить меня хозяину – седому добродушному толстяку. Тот заулыбался, пожал руку таксисту, поблагодарил его и громко объявил своим гостям, что сеньора – русская, первый раз в Мексике, знает испанский и специально приехала к ним, чтобы увидеть настоящую Мексику. Что тут началось! Все повскакали, задвигали стульями, выстроили столы в длинный ряд, и во главе единого застолья посадили меня. Тут же появились высокие пузатые бутылки домашней текилы, тарелки, полные каким-то ароматным дымящимся блюдом. Спустя немного в помещение вошли трое, плотного сложения мучачос, очень похожие на хозяина, с гитарами и скрипкой, в красивой яркой одежде – чарро, на голове – широченное сомбреро. Это была одна из многочисленных певческих музыкальных групп – знаменитые мексиканские марьячи. Они тут же, не теряя времени, затянули «Ку-ку-ру-ку, палома», потом «О, голубка моя» и «Бесаме мучо», а потом «Калинку-малинку», и… пошло-поехало. Народ выпивал, охотно подпевал и подтанцовывал. Сколько раз поднимались стаканы за дружбу мексиканского и советского народа, за мир во всем мире, за перестройку, за любовь, – не помню, но точно много. Пели и танцевали до утра. Это был самый замечательный вечер моего путешествия в Мексику. Помню, на той вечеринке был парень с кинокамерой (тогда еще не вошли в обиход смартфоны, айфоны, планшеты и прочая электроника), который беспрерывно снимал все происходящее. Любопытно было бы посмотреть сейчас на тот маленький деревенский праздник.

Из той поездки у меня до сих пор в московской квартире висит домотканый коврик, купленный на одном из мексиканских базаров; в шкафу за стеклом бережно хранятся две ярких керамических тарелки, на кресле лежит огромное шерстяное пончо, не потерявшее за многие лета красочного рисунка и без единой дырочки. А на открытой веранде дачи под потолком при дуновении ветра, начинает тихонечко крутиться фигурка деревянного ангела, мой самый памятный сувенир. Перемещаясь тогда по рынку среди множества продавцов и покупателей, я обратила внимание на это произведение народного промысла в руках старого мексиканца. Тучный ангелочек, вырезанный из какой-то местной породы дерева, с непропорционально большой головой и напряженно-целеустремленным взглядом крашеных синий краской глаз, вытянув детские ножонки и раскинув руки как крылья, летел к солнцу. Он был настолько же нелеп, насколько прекрасен. Но цена мне показалась довольно большой по сравнению с другими поделками, и я попросила у продавца скидку. Он слегка пожал плечами, помолчал, потом посмотрел на меня укоризненно своими черными глазищами на круглом смуглом лице и очень серьезно сказал: "Сеньора, но это же ангел". Я не сразу врубилась в многозначительность фразы и повторила просьбу снизить цену, на что мексиканец отрицательно покачал головой и уже с явным укором произнес: "Сеньора, разве вы не видите? Это же ангел". Сеньоре стало стыдно, и она купила ангела.