Текст книги "В Поисках Пернатого Змея Солнечного Бога Кетцалькоатля"

Итак, было решено согнать всех имеющихся рабов, а так же и тех пленных, которых захватили тольмекские воины при последней битве. Совсем скоро их приведут в город отряды полководца Суитли Непобедимого.

Батаб быстро прикинул в уме примерное количество всех рабов, которых можно будет послать на строительство храма.

– Правитель, их все равно не хватит, чтобы в такой короткий строк выстроить грандиозный храм. Надо бы привлечь и наших граждан, ремесленников и крестьян. Все равно работы нет, заняться нечем. Валяются целыми днями, – презрительно усмехнулся Батаб.

– Ты прав, Батаб. Решено. Объявите с башен мой приказ: всем свободным гражданам, от мала до велика, работать на строительстве нового храма богу дождя великому Тлалоку.

Оставалось обсудить еще одно важное дело. В этом году, середины Третьего солнца, в день, когда над Пирамидой луны сойдутся две звезды – утренняя и вечерняя, надо, следуя обычаю, выбрать нового Батаба, помощника Главного правителя. Его выбирают по результатам соревнований на Празднике каменного топора. Участники состязаний проходят не одно испытание, но окончательным победителем становится тот, чей топор пролетит дальше всех сквозь узкое пространство между телами рабов, стоящих в ряд плечом к плечу по длине всего поля, которое так и называлась: Поле летающих топоров.

Раньше, когда правителем Великой империи тольмеков, людей племени ягуаров, был Кетцалькоатль, соревнования по выбору Батаба проходили честно. Победитель становился первым помощником правителя, известным и уважаемым человеком в городе. Его ценили за силу, ловкость, мужество, справедливость. Его имя вписывалось в священные хуны – тольмекские летописи, среди записей о других важных событиях в жизни тольмеков. И это было главной наградой победителю. Свитки укладывались в каменные ниши стен обсерватории на вечное хранение.

Но когда клан Свирепых койотов пришел к власти, а Кетцаля не стало, все изменилось. Действительные результаты соревнований не учитывались. Помощником становился тот, кого назначит Великий повелитель, как нынешний подхалим Батаб. И на этот раз Ата Ву не сомневался, что послушные ему судьи на празднике «топора», сделают так, чтобы Батаб снова стал победителем.

Приказ правителя города о строительстве нового храма в честь бога дождя должен быть оглашен сразу же после заседания Хора, а вот имена Избранного и его Спутника решили держать пока в тайне, на всякий случай. Опасались мятежа: среди тольмеков немало еще оставалось «людей-ягуаров".

Уже на следующий день на верхней широкой площадке Главной пирамиды начались работы по сооружению грандиозного храма посвященного Тлалоку. Старый храм быстро разобрали, но камни, как делалось всегда, сохранили для возведения нового. Холканесы обходили дома, сгоняя всех жителей на строительство.

И вот уже тысячи рабов и свободных граждан день и ночь трудятся, чтобы возвести храм Тлалоку, чтобы бог возблагодарил людей и послал на их землю ливень, благодатный дождь. Везде кипит работа: в каменоломнях, в мастерских резчиков и каменотесов, в песчаных карьерах. Одни подтаскивают глыбы прочного известняка сразу к пирамиде, поднимают наверх с помощью сложных деревянных конструкций, другие обрабатывают и шлифуют камни, чтобы потом художникам – резчикам можно было нанести разные рисунки, рельефы, орнаменты. Это делают уже настоящие мастера, из которых самый искусный – Чуэн Мулук.

Каждый день мальчишки-подростки снуют по веревочным лестницам, по ступенькам древней пирамиды и по первым уложенным плитам вверх-вниз. Тут же и Шал Талам со своим другом Кил Чилимом. Всегдашней обязанностью ребят было приносить старшим лепешки и воду. Но сейчас, когда часто нет ни того ни другого, они раздают взрослым лишь по горсте бобов, да в глиняных чашках приносят по глотку с трудом добытого сока кактусов. А когда и это заканчивается, строители достают кусочек жевательного табака, заменяющего им еду и питье.

Мальчишкам все интересно, и они прыгают с камня на камень, перелезают через спины диковинных животных, высеченных на плитах пирамиды, играют в прятки, укрывшись за причудливо разрисованной яркими красками колонной, или за четырехгранными выступами на стенах пирамиды. Они уже, кажется, облазили все, что можно, как однажды, забравшись на площадку, где еще недавно стоял старый храм, обнаруживают круглые ровные отверстия, расположенные в определенном порядке по всему периметру.

Надо их исследовать, – решают мальчишки. Тут же Шал Талам находит подходящую палку и засовывает ее внутрь одного отверстия, пытаясь проткнуть как можно дальше.

– А вдруг, там в глубине, окажется клад? – шепчет он другу.

– Или спрятанные сосуды с питьевой водой? Хитрые жрецы на все способны, – откликается Кил Чилим, хватая другую палку.

Каждый начинает ворошить в отверстии каменную пыль и песок, попавшую внутрь. Но пересохшие палки быстро ломаются. Тогда Кил Чилим запускает внутрь отверстия свою худую руку и легко выгребает рассыпавшиеся куски деревяшки, потом начинает очищать проход от слежавшейся пыли, смешанной с мелкими камушками. Его сменяет Шал Талам, и так они выгребают весь мусор, куда достает рука, заглядывают в темный проход. Пустое и полое, как труба, отверстие уходило вглубь пирамиды. Но, увы! Ни клада, ни кувшинов с водой там не было.

Зато внезапно, кажется, совсем рядом, отчетливо послышались голоса, разговор. Оба мальчика застывают, прекращают болтать и смеяться, тихо опускаются на плиты, растягиваются на камнях площадки, и почти засунув уши в отверстие, слушают, стараясь не пропустить ни слова.

– Повелитель! Войско на расстоянии одного полета стрелы от города. Пора созывать народ на праздник. Дайте приказ прекратить на два дня работы по возведению храма, – сказал голос, в котором не трудно было узнать Батаба, так как он сам часто объявлял с храмовой трибуны приказы Великого повелителя.

– Хорошо, можешь объявлять. И еще не забудь напомнить, чтобы все надели праздничные наряды. Пусть музыканты достанут свои флейты, барабаны, трещотки, и пусть жрицы храма цветов сплетут гирлянды, чтобы украсить победителей. Только у них в храме остался сад с живыми цветами.

Ребята узнали и голос Великого повелителя города. В дни торжеств он всегда первым начинал петь гимны.

– Да, я слышал, в Храме богини цветов есть какой-то магический подземный ручей и озеро. Сам я не видел, туда нельзя входить непосвященному, да еще мужчине… Это единственный ручей, который не высох. Странно, правда, Повелитель? – снова послышался голос Батаба.

– Мы не имеем права рассуждать ни о воле богов, ни об их капризах или шутках, – важно сказал Великий повелитель города и приказал Батабу уйти. – Да, помни. Пока ни слова о жертвах Тлалоку.

Мальчики отпрянули от «говорящей» трубы, очевидно соединенной странным образом с внутренними комнатами пирамиды. Отверстия, которые раньше, пока не разрушили старый храм, оставались невидимыми, спрятанными за стенами, сейчас оказались снаружи. И теперь каждый, если бы догадался прислонить здесь ухо, смог бы услышать все секретные переговоры Повелителя со своими подчиненными!

Мальчишки сидели потрясенные опасным открытием. Что делать? Рассказать или не рассказывать об этом взрослым – отцу и брату? Подумали и решили: нет, прямо сейчас, они точно не пойдут с рассказами ни к тому, ни к другому. Те слишком заняты.

– А может, вообще пока хранить тайну? – предложил Кил Чилим. – Будем забираться сюда каждый день, подслушивать разговоры, а потом, накопив важные сведенья, расскажем, а твой отец и мой брат пусть сами думают, что с этим делать.

– Нет, пожалуй, это не очень правильно, – сомневаясь, протянул Шал Талам, – да и опасно. Того гляди, кто-нибудь заметит, как мы здесь разлеглись, воткнув уши. Враз догадаются…-

В конце концов, поспорив и поразмышляв, ребята договорились собраться, как всегда, ближе к ночи, в доме Шал Талама и сегодня же честно признаться отцу и брату о своем открытии слуховой «трубы».

Они быстро спустились с пирамиды, прошли центральную площадь и направлялись в сторону своих домов, когда услышали приказ о завтрашнем празднике в честь возвращения войска тольмеков. Пока они добирались до дома, приказ многократно повторялся. Это было возможно, благодаря тому, что на каждой башне городских стен и на вершинах пирамид стояли глашатаи. Первый, который находился рядом с Батабом, громко передавал приказ второму, ближайшему к нему, а тот следующему, и так важное сообщение доходило до самых отдаленных хижин крестьян. Попробуй тогда кто-нибудь скажи, что, мол, не слышал приказа Правителя, поэтому и не выполнил его. За это следовало наказание.

В другое время мальчишки обрадовались бы празднику, только и говорили бы об этом. Но сегодня им не терпелось поделиться своей новостью, они ждали вечера, когда взрослые вернутся с тяжелой работы. Потом нужно еще подождать, пока мужчины отдохнут, съедят напополам кукурузную лепешку, выпьют немного сока агавы и раскурят свернутый лист табака. Вот тогда ребята получат слово, тогда они и признаются.

Но два друга так и не дождались в тот вечер старших. Они ходили от дома одного к дому другого, долго сидели на пороге, разглядывая ночное небо, стараясь вспомнить названия созвездий. Потом хотели даже бежать в мастерскую Чуэн Мулука, но раздумали. Была уже глубокая ночь, а вездесущие холканесы, не спящие в ночи, обходят весь город с факелами и, завидев позднего прохожего, обязательно поволокут его в так называемый Дом вопросов и ответов, чтобы выпытать, зачем те бродят по улицам, куда идут, почему гуляют так поздно, и так далее.

Друзья улеглись на циновки, и сон быстро сморил их. Но спали они недолго. Ранним утром, на восходе солнца их разбудил шум трещоток, звуки тростниковых флейт, перестукивание калабасов и маракас, громкие ритмы выбиваемые ударами сильных рук по натянутой коже барабанов. Слышался еще звон керамических колокольчиков, резкие звуки свистулек, гулкие призывы труб, сделанных из витых рогов горных баранов или огромных морских раковин. А потом, перебивая все другие звуки, загудела праздничная, большая каменная труба. Это был сигнал к общему пению Священного гимна тольмеков «В честь богов Земли, Воздуха, Воды и Огня». В честь этих четырех самых важных богов еще в древние времена далеких предков был построен храм, которой так и назывался «Четыре стихии».

Жители города, которые уже вышли из домов, дружно запели торжественную песнь.

 
Айа-юйа-йа! Богам великим песню посвящаем
Земле, Воде, Огню и Небу – воздуху над нами и вокруг.
Законы ваши свято чтим, храним и помним.
Народ тольмеков молитвы вам возносит,
Чтоб процветал наш древний род, пока
Земля нас кормит и вода поит, и в очагах огонь горит,
И в небе боги звезды зажигают.
Пока встают Луна и Солнце, народ наш жив, страна жива.
Айа-юйа-йа! Пусть так и будет навсегда!
 

Мальчишки в одно мгновение выскочили на улицу и помчались к главной площади. Еще издалека они увидели, как со всех сторон к ней стекался народ. Конечно, тут же среди простого люда, сновали вооруженные стражники.

Толпа быстро заполняла подходы к площади, соседние улочки. Многие влезли на крыши домов, чтобы лучше все разглядеть. Не раздумывая, Чал Талам и Кил Чилим тоже взбираются, но совсем не на крышу. Они влезли на самый верх древней сторожевой башни, которая когда-то, когда город был маленький, стояла на его границе, а теперь оказалась чуть ли в самом центре. Оба очень довольны: им видно оттуда все. Их «трибуна» лишь чуть ниже той, на которую сейчас поднимутся главные правители города.

Со стороны каменных укреплений – высоких и мощных стен, которые окружают весь город, раздаются сигналы дозорных, звучат трубы и поднимаются столбы дыма от зажженных там костров. Это означает, что тольмекское войско, возвращающееся после походов и битв, совсем близко. Действительно, на дороге, спускающейся к южным городским воротам после горного перевала, уже можно видеть передовые отряды войска. Можно различить сверкающий на солнце богатый головной убор, который выдается только предводителю войска, вождю. Сейчас это знаменитый Суитли, по прозвищу Непобедимый. Еще немного, и отряд вступит на главную площадь города.

А на высокую трибуну Пирамиды солнца поднимаются для встречи победителей Великий повелитель Ата Ву, его помощник Батаб, Верховный жрец Ахав Кан со своей свитой, начальник городских стражников Халач Винник, другие члены Хора непререкаемых. Праздник начинается. Шал Талам и Кил Чилим слезают с башни и бегут к площади.

Тольмеки надели свои лучшие наряды. Женщины в расшитых цветными нитками платьях, на шее – яркие бусы, в ушах огромные серьи, на запястьях-браслеты из оникса, нефрита, лазурита, яшмы. У мужчин главное украшение – причудливые головные уборы в виде устрашающих масок зверей, птиц, рептилий. Красочность их нарядов усиливается обилием разноцветных перьев, которыми украшены не только «короны». Перья диковинных птиц прикреплены на куртки, выделанные из дорогой кожи оцелотов, на пояса, которые в несколько раз охватывают их талии и бедра. Перья причудливых расцветок вставлены в тяжелые серьги на ушах и даже вправлены в сандалии. Каждую процессию жрецов и жриц всех храмов столицы тольмеков, толпа встречает гулом восторга и одобрения, приветственными криками, шумом, звоном всех музыкальных инструментов, ударами барабанов..

Самые красивые и необычные наряды, как всегда, у юных жриц таинственного Храма цветов богини Ксочипитли. Их длинные платья сделаны из лепестков цветов невиданной красоты. У девочки, которая открывала шествие и шла впереди остальных, на голове красовался венок, более похожий на корону. Он был сплетен в несколько рядов из розовых орхидей. Девочка шла медленно, ровно и прямо, стараясь не уронить столь странный головной убор, который весил, наверное, больше чем она. К тому же, по обе стороны от «короны» с головы до земли спускались широкие цветочные гирлянды. Шал Талам и Ким Чилим, пробрались сквозь толпу, вытянули шеи, чтобы все получше рассмотреть, и загляделись на девочку в короне из цветов. Девочка внезапно подняла глаза, увидела мальчишек, своих сверстников, с разинутыми от восхищения ртами, и улыбнулась им!

Удары барабанов, пронзительные звуки флейт и непрекращающийся гул праздничных труб вместе с криком толпы сливаются в один громоподобный рокот и достигают апогея, когда на площадь входят отряды тольмекских воинов. Темно-коричневые от загара, покрытые пылью дорог, босые и усталые, они, не нарушая ряды, подходят к подножию Пирамиды солнца. Начальник войска – Суитли и солдаты становятся на одно колено, склоняют головы перед трибуной правителей города и поднимают обе руки вверх. В одной руке у каждого нож и топор, в другой – небольшая плетеная корзина, где сидят десять-пятнадцать маленьких птичек – уйтиль, колибри. Толпа на площади как единый организм выдыхает: «Айа-юйа-йа!», – традиционный клич тольмеков, как в начале гимнов, так и в торжественные минуты. Сейчас это крик радости и благодарности богам. Тольмеки победили в битве, захватили много добычи и пленных-рабов, присоединили к империи новые земли, но победа далась нелегко. Каждая птичка означает погибшего воина. По сигналу вождя клетки с птицами открываются, и сотни колибри взмывают к солнцу. Все верят – это летят к небесам души погибших воинов. Небо над площадью становится узорчатым разноцветным ковром. Никто не оплакивает погибших: ведь они возвращаются туда, к Солнцу, откуда пришли когда-то все они, все их племя, откуда спустился к ним сам Светловолосый солнечный бог Кетцалькоатль, бог-Орел, бог-Пернатый змей.

Женщины собираются, чтобы исполнить ритуальный танец прощания с душами погибших воинов. Для этого они становится в несколько кругов. В центре небольшой круг, который образуют почтенные жены – старейшины, дальше следуют новые круги, расширяясь с каждым разом. Толпа не протестует, отодвигается назад, освобождая место для прощальной церемонии. И вот уже почти вся площадь занята женщинами. Взявшись за руки, подняв их вверх, опустив головы, женщины начинают медленно двигаться круг за кругом. Так они будут до заката солнца совершать свой танец радости и скорби. А к ночи, когда площадь опустеет, на ней останутся только вдовы погибших. Им дается право первыми встретить рассвет, чтобы в лучах восходящего солнца еще раз увидеть уйтиль, колибри, несущие в небеса души их любимых. Тогда они простятся с ними навсегда и порадуются, что храбрые воины навечно останутся среди богов.

Шал Талам с другом молча смотрели на обряд прощания. Потом они дождались, когда от главной Пирамиды солнца двинется в обратный путь процессия маленьких жриц, возвращаясь в свои храмы. Друзья прошли сквозь заметно поредевшую толпу людей и совсем близко снова увидели девочку – жрицу храма цветов. И оба снова смотрели на нее, не отрывая глаз. Девочка чуть повернула голову и тоже взглянула на них, снова улыбнулась, как старым знакомым, но в глазах была печаль. Это поразило ребят, но еще больше их поразил цвет ее глаз. Они были зеленые, как изумруды, из которых умельцы – ювелиры делали украшения для правителей города. К тому же, нежная прядь волос, чуть выбившаяся из-под короны, по цвету напоминала молодой початок кукурузы. Мальчишки никогда в жизни не видели ничего подобного. Люди их племени были темноволосые и черноглазые. Маленькая жрица со своими подругами уже прошла, а мальчишки продолжали стоять, удивленно глядя вслед удаляющейся процессии.

– Ты видел? Видел? – затараторил Кил Чилим, толкнув друга под бок. – У нее волосы и глаза как у Кецатлькоатля, твой отец рассказывал не один раз. Он говорил, что бывшего правителя все звали Светловолосым и еще Зеленоглазым. А вдруг, это он и есть, только теперь превратился в маленькую девочку, чтобы никто не догадался? Боги же могут все!

– Не говори ерунды, Кил Чилим. Это просто девочка, пусть и немного необычная. Наверное, из другого племени, – не очень уверенно возразил Шал Талам. – Знаешь, какие разные бывают чучемеки, ну люди из других мест? Помнишь, как-то наши воины привезли рабов после битвы далеко за Большими озерами и Длинной рекой? Так они все были черные как сгоревшие дрова, а носы короткие и ноздри вверх. А другой раз, помнишь, через нашу страну проходило племя людей, у которых носы начинали расти сразу на лбу, а рот был большущий от уха до уха. Не помнишь, что ли?-

– Да помню, конечно, но все-таки, кукурузные волосы и зеленые глаза, – это почудней твоих носов на лбу будет, – твердо сказал Кил Чилим, не сдаваясь. Он был заядлый спорщик. Шал Талам знал об этом, вздохнул, и примирительно похлопал друга по плечу. – Ладно, пойдем к отцу, думаю, что и твой брат с ним. Расскажем, наконец, про то, что нашли на пирамиде. Да и есть очень хочется. Может, у них найдется горсть бобов, как думаешь?-

– Конечно, всем мастерам хоть раз в день дают поесть и попить, а то, как же они работать будут без сил?-

И мальчишки помчались в мастерскую, где работал Чуэн Мулук. Они вбежали, запыхавшись, потому что всегда соревновались, кто быстрее, но чаще всего, прибегали вровень.

Искусный мастер, на минуту оторвавшись от сложного рисунка, который он вырезал на огромной плите, кивнул ребятам и продолжал трудиться. Дети терпеливо ждали, когда у Мастера будет небольшой перерыв. А когда он отложил свой резец, долото и кисточку, которой смахивал каменную пыль, чтобы лучше видеть рисунок, Шал Талам начал рассказ. То и дело его перебивал Ким Чилим, которому хотелось вставить какие-то подробности, который его друг считал неважными. Мастер сидел задумчивый, слушал молча, потом достал две лепешки, немного воды, дал ребятам. А у тех, кажется, и аппетит пропал, так им хотелось узнать, что об этом думает умный Чуэн Мулук.

Наконец, тот заговорил.

– Кажется мне, что жрецы и правители задумали что-то очень страшное. Они торопятся. Мне запретили даже уходить домой. Я должен работать день и ночь, чтобы сделать украшения для храма дождя. А кроме этого, я получил одно задание… – Искусный мастер с опаской поглядел по сторонам и еще тише продолжил – Мне надо сделать скульптуру Лазоревого мальчика. Завтра мне принесут рисунок с размерами, и я должен буду сделать точную копию из оникса, украсив ее драгоценными камнями нефрита, сердолика, бирюзы и серпентина.

– Вот это да! – воскликнул Шал Талам. – Отец, как же так? – В голосе мальчика были удивление и гнев. – Известно же, что скульптуру живого человека делают, только если… – Он не договорил, потому что Кил Чилим перебил его.

– Это значит… – бодро начал было рассуждать Ким Чилим, но тут же остановился, затих, страшась даже вслух произнести, что это означает.

А мастер закончил за него.

– Да, это значит, что Лазоревого мальчика, возможно, сына самого Кетцалькоатля, «койоты» положат на жертвенную скамью.

– Отец, – с жаром заговорил Шал Талам. – Мы завтра снова пойдем к той слуховой трубе и будем там хоть целый день слушать, пока все не узнаем.

– Нет, сын, это очень опасно. Ты знаешь, что ждет того, кто подслушивает тайные разговоры правителей. Я бы сам пошел, но у мастерской теперь всегда стоит стражник. Вуцли Кех занят подготовкой к Празднику топора. Он решил участвовать на выборах Батаба, хотя догадывается, что результаты опять будут поддельными.

– А, – с досадой протянул Кил Чилим. – Значит, он снова домой не придет. – Брат вместе с остальными «батабами» ночует уже в спортивной галерее, на стадионе, так?

– Да, дружище, – подтвердил Чуэн Мулук и предложил. – А ты иди к нам, вдвоем вам будет не так страшно-.

– А чего нам бояться? Нам совсем не страшно, – уверил отца Шал Талам и поднялся, чтобы уйти.

– Эй, не проспите. Завтра отправляйтесь смотреть Праздник топора. Твой брат, увидишь, будет самым метким и сильным, – сказал Искусный мастер, обращаясь к Кил Чилиму и положил ему ладони на плечи – знак уважения. Мальчик был очень горд, как будто это он сам завтра будет бросать тяжелый каменный топор сквозь шеренгу рабов.

Ребята схватили лепешки и, жадно откусывая большие куски, пустились в обратный путь, домой. А Чуэн Мулук вернулся к работе, но продолжал сосредоточенно думать о надвигающихся событиях, которые не обещали ничего хорошего, не оставляя надежды, что «Пернатый змей» вернется на землю тольмеков. Мало вероятным представлялось пока и то, что племя «разбуженных ягуаров» проснется и снова станет яростным и сильным. Он так задумался, что, не заметил, как его резец прошелся не по камню, а по пальцам. Это случилось с ним впервые за всю жизнь.

На следующий день с первыми лучами солнца громкие звуки труб призвали горожан на Праздник топора. Как и всегда, он проходил на главном стадионе.

Когда наши герои прибежали на стадион, трибуны были уже полны. Здесь находились только мужчины. Женщины на Праздник топора не допускались. Посередине стадиона, занимая почти половину всей ег длины, примерно метров 70, стояли в два ряда лицом друг к другу рабы, только что прибывшие с войском. За невысоким каменным барьером, готовились начать состязания претенденты на звание Батаба. Среди них выделялся силой и красотой Вуцли Кех – Олень, обгоняющий ветер. Ребята, да и большинство зрителей, не сомневались, что он будет лучший. Сомневались только, что его назначат помощником правителя. Ведь с тех пор, как правят «койоты», нынешний Батаб даже не участвовал в состязании. Его предыдущие результаты были занесены в летописях, но никто толком не знал или не помнил, какие именно достижения были у давнего победителя на празднике Летающих топоров. Просто всегда оказывалось, что кандидатам и на этот раз как бы не удалось превзойти показатели действующего Батаба. Об этом торжественно объявлял главный судья, кстати, тоже член Хора непререкаемых.

Но праздник отменять нельзя: древний обычай надо соблюдать, да и народ следует развлечь, особенно, когда есть и пить почти нечего. Пусть отвлекутся. Великий правитель даже дал распоряжение достать из запасов немного воды и вареных бобов, чтобы раздавать зрителям. Кажется, все будут довольны сегодняшним праздником.

Действительно, зрелище, как всегда, обещало быть захватывающим. Соревнования начались. Каждый из претендентов на звание Батаба отличался прекрасной подготовкой. И все-таки, далеко не всем участникам удавалось без ошибок выполнить трудные задания. Стрелой с обсидиановым наконечником нужно было разбить скорлупу ореха, положенного на каменный столб; дротиком попасть в сидящую на сухом стебле бабочку, а пущенным издалека ножом расколоть пополам початок кукурузы. Оценивалась не только меткость, но и дальность полета стрелы, дротика или ножа.

Орудия свистели мимо горячих тел молчаливо стоящих рабов. Они не имели права издать ни звука, даже если были тяжело ранены и падали на землю. Упавшего тут же заменяли другим.

Вуцли Кех не раз вызывал восторг зрителей, которые привычным криком тольмеков «айа-юйа-йа» приветствовали его очередную победу. Наконец, настал самый важный момент – состязание с топорами. Для этого все шесть кандидатов встают в одну линию за каменным полукругом – «стартом». Перед каждым выстроена группа рабов в шеренгу, лицом к друг к другу, образуя людской «тоннель». По знаку Халач Виника каждый частник состязаний бросает топор сквозь «тоннель» как можно выше и дальше, бегут к своему топору, хватают его и затем, дождавшись соперника, начинают игру-бой на топорах. Бой ведется до первой крови. Любая рана, полученная от каменного, остро отточенного топора, может оказаться смертельной. Вуцли Кех выигрывает и эту трудную и последнюю битву. Остальные участники складывают оружие, признавая поражение. Они с силой врезают острие топоров в землю. Боевое состязание закончено.

Вуцли Кех – Олень, обгоняющий ветер, остается один на поле. Он поднимает топор вверх, и весь стадион встает, чтобы приветствовать героя. Теперь он, победитель на Празднике топора, получает право быть Батабом и накинуть на плечи шкуру белого оцелота.

Пока не объявили результаты, на стадионе еще оживление: раздают бобы и воду. Празднично гремят каменные трубы, им откликаются рокочущие как волны другие, еще более мощные, сделанные из огромных морских раковин, тонко поют тростниковые флейты, бьют кожаные барабаны.

Внезапно все смолкает по знаку начальника военной стражи. Взгляды многих тысяч зрителей устремлены на трибуну правителей. Там стоит главный судья. Его не спутаешь ни с кем. Он всегда одет в длинный белоснежный хитон из нежной шерсти горных кроликов, расшитый красными и синими нитками. Великий повелитель вручает ему для оглашения свиток, куда уже вписано имя нового помощника. На трибунах зрителей тишина. Слышен даже полет бабочки. Произносится имя победителя…, однако оно совсем не то, которое все хотели бы услышать. И стадион взрывается криками недовольства, разочарования. Их опять обманули. В должности помощника опять остается прежний ненавистный Батаб, а не сегодняшний герой Вуцли Кех. Горожане готовы взбунтоваться, но и это предусмотрено: в каждом ряду, между скамеек, на которых сидят зрители, стоят вооруженные ножами беспощадные холканесы. Они бдительно следят за поведением каждого недовольного и в любую минуту готовы остановить начинающийся бунт.

Кил Чилим старается сдержаться, чтобы не заплакать. Мужчина-тольмек никогда не должен показывать свои слезы. Но ему очень обидно за брата. Он вздыхает и с горечью повторяет: «Это несправедливо, несправедливо. Брат был лучше всех, все это видели, и Правитель тоже.

– Отец был прав, – проговорил Шал Талам, и в голосе были гнев и ярость. Он старался, как мог, утешить друга. – Отец предупреждал, что «койоты» вряд ли допустят в Хор непререкаемых кого-нибудь из племени «Разбуженных ягуаров». Теперь они называют нас «спящими или ленивыми ягуарами». Но так будет не всегда, я уверен, и ты поверь. Когда вернется наш Пернатый змей, солнечный бог Кетцалькоатль, наше племя воспрянет и снова сделается сильным, могущественным, свободным. И никто не посмеет, как сейчас, насмехаться и называть нас спящими ягуарами. Мы воспрянем, мы вернем справедливость. Никогда не забывай, что мы потомки благородного Кетцаля. Ягуары проснутся. Я уверен, – продолжал убеждать Шал Талам и друга, и себя самого. Голос его становился громче, крепчал, а во взгляде появилось совсем не детское выражение воли и мужества.

– Послушай, друг, хватить нажимать на глаза (это выражение у тольмеков означало – хватить ныть и плакать), – помолчав, решительно сказал Шал Талам. – Пойдем завтра с раннего утра на пирамиду. Мы должны знать, о чем сговариваются наши враги. Мы начнем борьбу.

Кил Чилим смотрел на друга с удивлением и восхищением. Он раньше никогда не видел его таким: сильным, решительным, смелым.

– Я с тобой, Верное сердце, – торжественно произнес Кил Чилим. – Мы будем вместе, всегда, клянусь, – закончил он и приложил ладони рук к вискам, глазам и груди, – жест, подтверждающий данную клятву.

Работы по строительству нового храма богу дождя сразу возобновились после праздников и пошли полным ходом. И снова сотни рабов и привлеченные свободные горожане снуют взад-вперед из каменоломен и из мастерских резчиков. Порядок работ определен и точно соблюдается. За этим строго следят старшие холканесы. Одни подносят к подножию пирамиды готовые плиты, уже отшлифованные мастерами с нанесенной резьбой, орнаментом или барельефом с изображением тольмекских божеств и священных животных. Другие, используя сложные деревянные конструкции, придуманные тольмекскими архитекторами, поднимают эти плиты, подтаскивая их к высокой площадке пирамиды, где возводится храм. Тольмекских рабочих кнутом не наказывают. Зато чужаков-рабов из завоеванного племени холканесы готовы забить до смерти, если им покажется, что те ленятся. Длинные, сплетенные из нескольких лиан хлысты, обработанные какой-то клейкой жидкостью, после удара оставляют на коже долго не заживающие кровавые шрамы.

Пользуясь тем, что мальчишкам разрешалось подносить строителям воду, два друга, проскочив мимо злобных стражников, поднялись на верхнюю площадку, улеглись на камни и приложившись к слуховой «трубе», приготовились ловить каждое слово из тайной комнаты переговоров правителей. Они были уверены, что их никто не заметил. Как вдруг, совсем рядом они увидели ноги. Шагов не было слышно, но мальчишки сразу поняли, что это идут холканесы. Их ни с кем не спутаешь: только они ходят в настоящих кожаных сапатос – сандалиях на крепких завязках. В одно мгновенье ребята, не сговариваясь, вскочили и помчались вниз, лавируя между грудой камней и плит, перепрыгивая через ступеньки, прячась за потными спинами рабов, пробираясь между стелами, колоннами и скульптурами, установленными на промежуточных площадках пирамиды. Решив хоть немного отдышаться, ребята забрались под крыло каменной птицы, которая когтями опиралась на панцирь огромной черепахи, а та в свою очередь лежала как бы на голове человека в шлеме древнего воина их рода. Они сели, согнувшись почти пополам под висящим над их головами каменным крылом птицы, и тут на них напал смех. Они хохотали, вспоминая, как легли подслушивать в надежде, узнать все секреты, как неслись от стражников, как чуть не сбили бедного раба-строителя, как чуть не споткнулись и не полетели вниз головой с узкой ступени пирамиды.