Текст книги "В Поисках Пернатого Змея Солнечного Бога Кетцалькоатля"

И тут вдруг могучий рот идола открылся, и в него с яростным шумом стала втягиваться вся оставшаяся вода священного колодца. Скорость и сила потока были настолько мощными, что едва не унес обоих друзей в зияющую пропасть рта.

Когда вода ушла, Шал Талам освобождает, наконец, друга из плена обрядовых одеяний. Сложнее оказалось привести его в чувство. Мальчишке повезло: при падении он не получил ушибов, не разбил голову, а только нахлебался воды. Шал Талам тряс его, переворачивал, нажимал на грудь, потом силой разжал ему рот и… Кил Чилим открыл глаза, сделал вздох, начал чихать, кашлять, выплевывая воду, а вскоре, друзья уже радостно обнимались и тут же стали придумывать, как выбраться из колодца.

Вода ушла, обнажив влажное дно, покрытое белыми человеческими костями и черепами. Мальчишки старались туда не смотреть. Они сидели на плитах у подножия монумента бога Чака, рассуждая, каким образом можно было бы дотянуться до веревки, привязанной вверху к выступу и оканчивающейся довольно далеко от «божественного» постамента, на котором они сидели. В глубине колодца, этого древнего каменного сооружения, слова человека многократно повторяло эхо, гулко разбрасывая их по мощным и мокрым стенам, поднимало вверх и опускало вниз, искажая до неузнаваемости. Было немного страшновато, как будто сам водяной бог Чак передразнивал их, насмехаясь над глупыми мальчишками, которые надеются выйти отсюда. Разве они не знают, что посланные к нему не возвращаются? Ребята перешили на шепот, а потом и вовсе замолчали, заметив, что происходит нечто странное.

На влажные каменные плиты дна священного колодца, и на его стены, и сквозь них, снизу и сверху, выползали черные блестящие улитки. Невиданное количество улиток без обычных маленьких панцирей-раковин. Маленькие, побольше и огромные, которые на ходу пожирали своих собратьев, они надвигались на мальчиков со всех сторон. Улитки прекрасно ориентировались в этом сравнительно большом помещении. Они вытягивали свои слепые головки, поднимали усики-«антенны», двигали ими в поисках нужного направления. На кончиках длинных отростков светились перламутром маленькие жемчужины. Все «антенны» указывали одно направление, и улитки двинулись в сторону незваных гостей. Игра в прятки с улитками могла бы оказаться веселой, будь она там, на земле, на просторе, а не в этом сумеречном царстве. Здесь армия настырных черных тварей, надвигаясь плотной массой, прижимала ребят к каменному изваянию Чака, не давая возможности двинуться. Количество улиток постепенно уменьшалось, так как одни пожирали других, но зато оставшиеся превращались в страшных чудовищ, уже и не похожих на безобидных маленьких улиток. Надо было спасаться. Друзья карабкаются вверх по огромной статуе, используя все выступы, изгибы, зацепки на влажном каменном туловище бога Чака. Среди тихих, но зловеще шевелящихся улиток с тупой упорностью атакующих мальчиков, особенно громко слышатся звонкие удары серебряного кувшина. Он болтается, привязанный к поясу Шал Талама, и при каждом движении мальчика кувшин ударяется раз за разом о каменные бока Чака. Внутри кувшина гремят ракушки, которые ребята взяли у рыбы-птицы Брухо Бухо.

И тут Шал Талам вспоминает совет волшебницы птицы-рыбы Брухо Бухо: «Соберите ракушки, они вам пригодятся». Он с силой вытряхивает из кувшина ракушки, и они падают прямо на блестящие черные спины громадных улиток. И тут происходит новое чудо: улитки сжимаются до нормальных размеров, проворно залезают в свои «домики», прячут внутрь головки и миролюбиво уползают в невидимые щели колодца.

Не успели друзья передохнуть от перенесенного страха, риска погибнуть нелепой смертью от набега улиток – чудовищ, как поняли, что радоваться рано. Какое-то новое испытание или новая опасность, возможно, грозила им опять.

Со дна колодца, из-под камней, земли, песка, разбросанных повсюду белых человеческих костей, послышался тихий шелест, напоминающий нежную музыку утреннего ветра, когда он сбегает с гор и проходит сквозь сельву, или звук речного тростника, когда он колеблется и трепещет от пролетающей стаи птиц.

Прижавшись друг к другу, уперев спины в толстые губы Чака, ребята онемели от удивления. Они ясно видели, как из самой середины дна, легко раздвигая препятствия, на поверхности появляется росток с ярко зелеными листьями, который стремительно увеличивается, поднимется вверх, у него образуется бутон, а стебель продолжает расти, все выше, выше. Из бутона распускается невиданный по красоте и размеру цветок. Его блестящие разноцветные лепестки сверкают как драгоценные камни, которыми обычно украшают пирамиды и храмы. Листья и лепестки цветка плотные и упругие. Веселый живой цветок в этом мрачном подводном мире настолько заворожил мальчиков, что сначала они не заметили, как огромная голова Чака стала запрокидываться, рот открываться, готовый низвергнуть воду и вновь заполнить священный колодец Чен Ица. Ребята отпрянули от изваяния. Надо было срочно что-то придумать, и сообразительный Шал Талам придумал. Он показывает на цветок и кричит, перекрывая шум воды, которая с нарастающей силой начинает выходить из носа, ушей, рта каменного божества: «Прыгаем на листья, они выдержат нас, стебель тоже…» – И первым кидается с высокого постамента скульптуры на странный цветок. Действительно, крепкие упругие листья на широком плотном стебле лишь слегка прогнулись под телом мальчика, но выдержали. Несмотря на низвергающиеся потоки воды, цветок продолжает расти, жить. Он все еще рвется ввысь, хотя период цветения закончился, и на месте опавших лепестков, появились круглые коробочки, полные крупных семян. Подводный цветок, его стебель все еще продолжает тянуться вверх, к солнцу. Чувствуется, как хочется ему донести туда, на землю свои семена и продолжить жизнь. Шал Талам срывает коробочку с семенами и шепчет, как будто живому существу, как будто цветок может понять его.

– Да не волнуйся. Посажу я твои семена в землю. У нас в городе много солнца. Нам бы только выбраться отсюда.

И как будто в благодарность за услышанное, сопротивляясь все возрастающему напору воды, странный подводный цветок удерживается, вытягивает свой стебель. Обхватив его ногами и руками, как ствол дерева, друзья быстро лезут и дотягиваются до болтающегося конца веревки. Она так и висела, прикрепленная другим концом за коготь ягуара, вонзенный в деревянный выступ на стене. Оглянувшись, ребята видят, как погибает цветок, как последние силы оставляют его, и все это чудо скрывается под водой.

Ловко перебирая ногами по крепкому канату, мальчишки поднимаются к краю колодца. Шал Талам пропускает друга вперед, а сам снова залезает в пасть к рыбе. Он уверен, что спустя какое-то время, ему удастся незаметно выйти из своего укрытия. Он знает, что все внимание будет сейчас отдано Кил Чилиму – первому человеку, вернувшемуся со дна священного колодца Чен Ица. Он, Посланец от людей к богу Чаку, станет теперь Вестником от бога к людям.

Сонные Ахав Кан, Верховный жрец и вся их свита прибыли к колодцу. Явился и Великий повелитель Ата Ву в окружении охраны. Поднялись с плит площади простые горожане, те, кто провел здесь всю ночь, не веря, что посланный к Чаку вернется, но всегда надеясь на чудо.

Когда первые лучи солнца брызнули на землю, Верховный жрец дал знак, и Единый пожизненный Страж священного колодца, престарелый Вохля прокричал четыре раза, наклонившись к темной бездне: «Вернись тот, кто послан к Богам!». Несмотря на преклонный возраст, голос у Вохли был громовым. Он бы перекрыл и грохот военных барабанов. Голос разнесся по всему городу, а потом наступила жуткая тишина, глубокая, каким когда-то был священный колодец заполненный водой. Отклика на призыв Стража не последовало. Но это ничуть не удивило, ни членов Хора непререкаемых во главе с Великим правителем, ни Верховного жреца, ни холканесов с начальником, да вообще никого. Процессия правителей собралась уходить с площади.

…Как вдруг, если не громче, то звонче, чем голос Единого и пожизненного Стража колодца, в голубую высь, к лучам разгорающегося солнца полетело: «Я вернулся, я вернулся! Я видел Чака! Он послал меня к вам!».

Все, кто стоял на площади, включая Ата Ву, Ахат Кана, Батаба, Халач Виника, членов Хора непререкаемых, холканесов, не говоря уже о простых горожанах, упали ничком на землю, уперев лбы в каменные плиты и даже закрыв головы ладонями. Потом медленно, преодолевая страх и, но движимые любопытством, люди поднимают головы и видят…

Они видят, как над краем колодца появляется лохматая голова Кил Чилима, по прозвищу «Звонкий тростник». С его черных волос стекает вода, смуглое мальчишеское тело тоже покрыто каплями воды. Тогда снова, с еще большей силой в синее небо навстречу восходящему солнцу понесся громоподобный голос старого Вохли, Стража священного колодца Чен Ица.

– Айа-юйа-йа! Посланный к богу вернулся! К нам явился Вестник от небесного бога! Айа-юйа-йа!

Всю свою долгую жизнь Вохля надеялся когда-нибудь прокричать этот клич радости. И вот – пришел этот миг! Новость подхватили и разнесли по всему городу дозорные на башнях. Ее услышали в мастерских ремесленники, гончары, текстильщики, ювелиры, резчики, услышали торговцы на пустующем рынке, бедные крестьяне в своих хижинах, солдаты-воины, служители храмов и даже рабы в каменоломнях.

К священному колодцу Чен Итца уже стекался весь город. Свершилось небывалое: впервые со дна колодца, от могучего Чака вернулся смертный. Теперь он имеет право называться не только Посланцем к богам, но и Вестником богов. Теперь тольмеки уверены: бог Чан Чак смилостивился, теперь колодцы и ручьи наверняка снова наполнятся живительной водой. Теперь, пожалуй, и сам великий бог дождей Тлалок смилостивится и пошлет большой ливень на поля.

Вокруг Ким Чилима уже стояли жрецы храма Солнца и храма Луны, жрецы храма «Четырех стихий», храма Утренней и Вечерней зари, храма Матери – прародительницы кукурузы. Они уже приготовили дорогую синюю краску, чтобы покрыть ею тело Вестника; они принесли связку нефритовых бус и золотые медальончики; они надели на его плечи белую накидку из тонкой шерсти горных кроликов. Кил Чилиму оставалось только стоять и покорно ждать окончания процедуры превращения его, обычного тольмекского мальчишки, в божественного Вестника. Облачение закончено. В непривычном наряде, покрытый синей каской, с короной на голове, окруженный целой свитой самых важных лиц города и толпой горожан, Кил Чилим идет к Главной пирамиде. Его поставят там, чтобы весь народ смог увидеть его и молиться «Тому, кто вернулся», кто принес весть о милости бога питьевой воды Чан Чака.

Воспользовавшись всеобщей суматохой, из своего укрытия выползает Шал Талам. Он заранее договорился с «посланцем» встретиться у 19 – ой ступени пирамиды, где находился знакомый вход в подземные лабиринты. Оттуда он помчится в Покои сна и забвения. Там, едва живой, сидит и ждет своей участи его отец, Чуэн Мулук. Шал Талам не оставил намерение спасти его. Он дал слово… И он сделает это! Но сначала он решает забежать домой и оставить послание для Вуцли Кеха, рассказать вкратце о путешествии к высохшему ручью и к храму бабочек, сообщить о планах спасения его брата и своего отца.

А Вуцли Кех в это время стоял, затерявшись, в толпе у колодца. Он давно не виделся с братом. Но подойти к нему теперь, уже не просто мальчишке, а Вестнику богов, не представлялось возможным. Вуцли Кех, как и все, был поражен случившимся. Очень бы хотелось расспросить малого о том, как ему удалось выбраться из колодца. Сам Вуцли Кех очень сомневался, что действительно, Чак помог ему. Скорее всего, это очередная проделка мальчишки. Сколько раз тому удавалось одурачить не только сверстников, но даже его, взрослого человека.

Вуцли Кех задумался, провожая взглядом процессию, где в середине шел Кил Чилим. Они даже не успели обменяться взглядом. Вуцли Кех с грустью вспоминал то прежнее, хорошее время, когда еще были живы родители, не было засухи, когда городом правили люди племени «разбуженных ягуаров», к которым принадлежала вся их семья. Он вспоминал время, когда законы во всей огромной тольмекской империи устанавливались справедливым и добрым Пернатым змеем, Солнечным богом Кетцалькоатлем. И где он сейчас? Как найти его? Куда запрятали его мстительные «койоты»? Удалось ли Шал Таламу узнать что-нибудь? Сам Вуцли Кех тоже не терял времени даром. Владея искусством быстрого бега, он сумел обойти все дома в городе и ближайших селениях, где жили люди «ягуары» и договориться с ними о выступлении против «койотов». Ему удалось встретиться и условиться о совместных действиях с вождями других кланов, давно недовольных правлением ненавистных «койотов».

Но самая неожиданная поддержка пришла от самого Суитли Непобедимого, начальника тольмекского воинства. Вуцли Кех никак не рассчитывал получить согласие Непобедимого участвовать в свержении «свирепых койотов». Он даже и не обращался к нему специально. Все произошло случайно.

Как-то Вуцли Кех возвращался из горного поселения тольмеков, и у подножья сторожевой башни заметил догорающий костер. Около него одиноко сидел задумчивый Суитли. Мужественный, храбрый, уважаемый всеми военачальник, всегда уверенный, неунывающий, был не похож на себя. Вуцли Кех присел к костру. По старшинству и заслугам первым имел право начать разговор Суитли. И он заговорил.

– Я знаю, Быстрый олень, ты из племени ягуаров. «Койоты» захватили вас коварно, не как воины, не в открытом бою. Меня не было тогда. Я не принадлежу клану «свирепых». Мы называем себя «белыми койотами», что означает справедливость, честь, доблесть. Ни мне, ни моим солдатам не нравится нынешняя власть, этот напыщенный Ата Ву со своими приближенными. Мои солдаты очень недовольны, и я едва сдерживаю их бунт. Ведь после последней битвы правители города не поделились с нами добычей, не дали вдоволь ни божественного напитка пульке, ни порошка чихуаны. Солдатам не приготовили даже темаскаль, парную баню с раскаленными камнями и пахучими травами. Такого никогда раньше не случалось. Ты ведь знаешь, Олень, что после походов воины обязательно должны помыться в бане. Это обряд, освященный столетиями. Воины должны смыть не только грязь и пыль дорог, кровь сражений, но и проклятье убитых ими врагов.

Суитли замолчал, взглянул внимательно на Вуцли Кеха.

– Слухи ходят, что вы – ягуары готовитесь к схватке со «свирепыми», так? Скажи прямо. Если это правда, то я со своим отрядом присоединяюсь. И я не предам, слово воина.

Вот так неожиданно «ягуары» получили военную поддержку.

Вуцли Кех надеялся, что и звездочеты-астрологи сдержат свое обещание помочь. Они тоже сами обратились к нему с этим предложением. Они очень рисковали, встретившись с Вуцли Кехом: специальная стража строго следила за их передвижениями. Вуцли Кех, по их совету, переодевшись в длинную мантию звездочета, сумел пройти в обсерваторию. Он надолго задержался там, любуясь звездами, слушая объяснения ученых, рассматривая необычные приборы и приспособления для наблюдения за небесными светилами. Но самым интересным оказались рассказы о них самих. Астрономы были людьми из дальнего племени, которые называли себя майя. Когда-то их пригласил в Белый город полуденного солнца сам Кетцаль для составления календаря. Потом, когда Кетцаля не стало, новые правители Города силой заставили их остаться служить им. Они удерживали их, бдительно охраняя, не отпускали домой, к себе на родину. Люди-майя рассказывали много необычного о жизни в своей стране. Они уверяли, что у них самые красивые города и храмы, что они умеют не только шить, но и ткать на станках разноцветные ковры, расплавлять особую горную породу и делать из нее, ковать, как они сказали, боевое оружие, острое и звенящее. Еще он говорили, что драгоценных камней, золота и серебра у них столько, что они украшают ими не только храмы, но и простые дома. Империя у них такая большая, что не хватит три полнолуния, чтобы обойти все земли. Но самое удивительное, что услышал и понял Вуцли Кех: народ майя тоже почитал Кетцалькоатля своим богом, спустившимся на землю из поднебесья. Правда, они называли его совсем по-другому, на своем языке – Кукулькан. Но когда астрономы показали Вуцли Кеху медальон с изображением бога-Орла, оказалось, что он в точности такой же, как и тольмекский Кетцалькоатль. Ученые, конечно, не были искусными воинами, но они придумали какое-то устройство, которое позволяло, по их словам, выпускать стрелы в пять раз быстрей обычного. Они обещали задействовать эту новинку в ночь атаки.

Все эти воспоминания и размышления вертелись в голове Вуцли Кеха, пока он стоял на площади и смотрел вслед уходящей процессии, где в центре за спинами правителей, жрецов и холканесов едва виднелась фигурка худого подростка, его младшего брата Кил Чилима.

– Вот и еще одна причина свергнуть «койотов». Они не дадут жить бедному «Вестнику». Замучают своими обрядами и заседаниями «непререкаемых». Ата Ву знает, что наша семья из клана людей-«ягуаров». Найдет повод и способ разделаться с моим братишкой.

До начала схватки оставалась одна ночь, последняя ночь перед полнолунием, ночь перед рассветом, когда начнутся торжества по случаю открытия нового храма Тлалоку, а Након занесет нож над распростертыми телами жертв.

– Нет, нет, этого не будет. Ягуары проснулись. Мы победим подлых «койотов», победим, – повторял, как клятву, Вуцли Кех, выбираясь из толпы.

Да, все было готово для битвы. Началом станет захват трибуны правителей города, где они и весь продажный Хор неприкасаемых будут восседать в полнолуние на открытие нового храма Тлалоку. По плану еще до вечерней зари «ягуары» должны пробраться на пирамиду и спрятаться между каменных изваяний, под ними, где придется, чтобы переждать там ночь до рассвета, когда подойдет Суитли со своими верными солдатами.

Общий план восстания и все детали каждый участник «записал» на узелках. Как было сказано, «койоты» не владели тайной узелкового письма людей-«ягуаров». Вот почему заговорщики не боялись, что их план будет рассекречен. Вуцле Кех составил послание Шал Таламу, где сообщал, что друзья – соплеменники готовы выступить против Ата Ву и будут пытаться спасти Искусного мастера и Лазоревого мальчика. Вуцли Кех не знал только, где надежнее оставить «письмо», чтобы Шал Талам его нашел. Он решил, что проще всего и быстрее добежать до дома Чуэн Мулука и оставить там готовую кипу. Сделать это надо срочно. И Вуцли Кех – Олень догоняющий ветер, помчался от восточной стороны к северной, где находился дом друзей, оставил свое послание и нашел другое, от Шал Талама. Он перебирал цветные нитки с узелками и быстро «читал» сообщение, радуясь и удивляясь, что мальчишки так много успели сделать и узнать. Дочитав письмо Шал Талама, он прибавил несколько узелков к своему, чтобы сообщить, что общая встреча будет у высохшего ручья, где обитает рыба-птица Брухо Бухо.

От дома Чуэн Мулука Олень помчался к дальней пещере за кукурузным полем у подножия гор, где намечался сбор заговорщиков.

А Шал Талам все это время находился вблизи 19-ой ступени пирамиды, где они договорились встретиться с Кил Чилимом. Ждал он и подходящего момента, чтобы пробраться незаметно в лабиринт. Но такого случая все не было. Он ждал долго, но Кил Чилим так и не появился в условленном месте. Зато отряды холканесов, усиленные солдатами личной охраны Правителя и Верховного жреца, неусыпно охраняли подходы к пирамиде и к храму. Не один раз за время ожидания Шал Талам рисковал попасться в лапы охраны. Но быстрый и бесшумный как ящерица, он мог мгновенно вползти в едва заметную щель на стенах старой пирамиды, спрятаться в каменных складках изваяний божественных птиц и зверей, стоять, не шелохнувшись за тонкой стелой. Время стремительно уходило. Наступали сумерки, вечер и последняя ночь, с которой исчезала и последняя надежда пройти в Покои сна и забвения, спасти отца. Шал Талам понял, что его другу, ставшему Вестником богов, не удалось укрыться от усиленной стражи. Он не придет.

Да, Кил Чилим оставался под неусыпным наблюдением, в постоянном окружении многочисленной стражи, пока его сопровождали через весь город, от восточных башен, где находился священный колодец Чен Итца, до пирамиды Солнца. Не оставили его без охраны и потом, когда под торжественные звуки флейт и барабанов, радостные крики толпы, его ввели на священную ступень пирамиды, где находилась трибуна правителей города. А над ней, на большой площади возвышался новый храм богу дождя Тлалоку.

Только после захода солнца, когда стемнело, Вестника оставили, наконец, одного. Главные правители, Хор непререкаемых, жрецы и стражники отправились для подготовки к празднику: одеть богатые одеяния, короны с перьями и кожаные сандалии. Никто из них не волновался, что кто-то осмелиться нарушить вековой обычай: приблизиться к «Тому, кто вернулся с вестью от богов». Халач Виник распорядился снять охрану еще и потому, что даже не мог предположить, что мальчишка сбежит, что он откажется от чести сидеть в богатом наряде вместе с правителями на священной Трибуне.

Они же не могли знать, что Кил Чилим – «Звонкий тростник», всегда держит обещание, данное другу; не могли знать и того, что его друг Шал Талам совсем не случайно носит имя Верное сердце.

И вот, едва удалился последний отряд стражников, Кил Чилим быстро и с удовольствием сбрасывает обрядовые одеяния и со всех ног бежит к условленному месту встречи. Он старается не выходить из тени, не попадаться под свет факелов уже расставленных на ступенях, площадках и по периметру храма.

Шал Талам в смятении, не зная на что решиться: ждать еще Кил Чилима – значит опоздать к отцу навсегда; не ждать – значит нарушить обещание другу. Он замечает, что холканесы уже не мелькают повсюду на пирамиде. Сейчас самый удобный момент, чтобы проникнуть сквозь «окно» в лабиринт, чтобы устремиться к цели, в Покои сна и забвения. Он приподнимается, убеждается, что опасности нет, и …

И вдруг замечает, что прямо у его ног изогнулась змея. Он хотел было тихо и осторожно отойти: змеи, известно, атакуют, когда ощущают быстрое, резкое движение человека или зверя. Но «змея» неожиданно встает на ноги, сбрасывает кожу, и перед изумленным Шал Таламом показывается его верный друг Кил Чилим, известный выдумщик, знаток всяких проделок. Он рад, что удалось позабавить друга. Он рассказал, что по пути сюда, между ступеньками, нашел эту сброшенную змеиную кожу, натянул на себя и дальше спокойно полз мимо отставших стражников, которые в испуге отступали перед огромным удавом.

– Не оставляй ее здесь, возьми, она еще может нам пригодиться, – сказал Шал Талам, показывая на змеиную кожу. Они по очереди влезают в узкую щель стены и попадают в лабиринт. Шал Талам идет первым: он хорошо запомнил дорогу к Покоям сна и забвения. Прислушиваясь к малейшему шороху, стараясь предугадать опасность, мальчишки проходят весь путь, который проделал раньше Шал Талам. Перемахнув на веревках широкие четырехугольные залы пирамиды, они «влетают» в помещение, где проводят обычно последние часы Избранный и его Спутник. Оттуда их поведут к жертвенной скамье на храмовой площадке пирамиды.

В Покоях ничего не изменилось: та же тишина, нарушаемая только иногда мелодичным звоном серебряных колокольчиков на запястьях прекрасной Ушмальши. Шал Талам предупредил друга, что надо проходить мимо скульптуры быстро, не задерживаясь, не смотреть на завораживающую улыбку богини.

Первым они встречают Лазоревого мальчика. Он стоит неподвижно, как будто уже превратился в свою мраморную копию-скульптуру. Чуть поодаль от него, тоже, как каменное изваяние, сидит, привязанный к скамье, Чуэн Мулук. По обычаю, перед тем как положить человека на жертвенную скамью, его долго парили в бане, натирали воском и накладывали зелено-голубую краску. Три ночи подряд его поили священным напитком, смесью сока кактуса, размельченной коры лиан и порошка сакрального гриба теонактля. Чуэн Мулук прошел все эти процедуры и уже не чувствовал ни усталости, ни страха, ни печали о судьбе своего сына, остающегося полным сиротой. Искусный мастер уже ни о чем не думал, как и полагалось в этом зале сна и забвения. Совсем скоро его потащат на жертвенную скамью, и обсидиановый нож палача Накона вырвет его сердце из груди. Но и об этом «Спутник» уже не думал. Ему все стало безразлично.

Шал Талам не может и не хочет смириться, не хочет верить, что все усилия были напрасны. Он снова и снова пытается растормошить отца, поднять его, увести…Впервые в своей мальчишеской жизни он в таком отчаянии и горе, что забывает положить ладони на глаза и крепко нажать, чтобы не заплакать. Он обнимает отца за плечи, не переставая уговаривать его встать и идти с ним, а предательские слезы текут у него по лицу. «Отец, отец, очнись, вспомни, что ты из племени «разбуженных ягуаров», проснись», – уговаривает, требует Шал Талам, все еще стараясь вернуть отцу хоть каплю былой силы и мужества. Бесполезно. Слишком хорошо поработали жрецы. В подтверждение тому, Шал Талам слышит из-под тяжелой маски голос Лазоревого мальчика: «Не теряй время, он уже не слышит тебя. Он начал свой долгий путь к забвению. Лучше найди мою сестру Чикатли и спешите. Она приведет вас к Кетцалькоатлю. Он жив. Я теперь точно знаю.

В это время явственно послышались тяжелые шаги стражников, и два друга стремительно пускаются в обратный путь. Им остается теперь действовать самым рискованным образом: пробраться к жертвенным скамьям, куда должны скоро привести Избранного и его Спутника, попытаться спасти обоих прямо из-под ножа палача. Они хорошо подготовились. У них с собой канаты, нож, коготь и зуб ягуара, пыльца бабочек, коробочка семян подводного цветка, зеркальные осколки, теперь еще и змеиная кожа. Запаслись они с трудом добытой щепоткой сонного порошка чихуаны и пьянящего напитка пульке. Все может пригодиться. Кажется, они все предусмотрели. А кроме всего, остаются еще две неиспользованные возможности задействовать талисман – нефритовые пластинки, возвать к помощи Пернатого бога Кетцаля. Открытие нового храма богу дождя обещало стать таким праздником, о котором обязательно напишут в летописях-хунах тольмеков.

С ночи к площади у Главной пирамиды, над которой возвышается новый храм, стекается весь народ, от мала до велика. Тольмеки одели лучшие наряды, звучат праздничные барабаны, флейты, дудочки, трещотки, свирели… Только лица у горожан невеселые. В толпе чувствуется напряжение, необъяснимый страх. Древний обряд жертвоприношения, казалось, забытый, смущал многих, тем более, что по слухам, Избранный – это чуть ли не сын Солнечного бога Кетцалькоатля. Одно утешение, что если всемогущий Тлалок примет жертву, на город хлынет благодатный ливень, поля зазеленеют, будет много кукурузы, томатов, перца, какао. Люди перестанут умирать от голода и жажды.

Когда красно-желтая полная луна появилась на небе, к священной трибуне на 52-ю ступень Пирамиды стали подниматься члены Хора непререкаемых. Они появляются под непрерывное гудение каменных труб.

Великий повелитель идет первым, медленно, важно. На голове у него корона, куда вставлены два ярко красных пера редкой, диковинной птицы радости ицкуль. Эти два пера были украдены из короны Кетцаля. За правителем входят все остальные «непререкаемые». Хор поет Гимн богу Тлалоку. Огромная луна сверху освещает величественный новый храм, подсвеченный снизу факелами.

Около колонны у входа в новый храм, заворожено уставившись в ночное небо, полное звезд, стоит стражник. Кил Чилим натягивает на себя кожу змеи и проделывает опробованный трюк. Он подползает к ногам стражника, очень похоже шипит по-змеиному, извивается, как бы готовясь выпустить жало. Охранник в ужасе отступает, но «змея» упорно преследует его, гонит его от двери дальше, к узким ступеням, к самому краю пирамиды. Еще один неосторожный шаг, и тот кубарем скатывается вниз. Кил Чилим, не сбрасывая змеиной кожи, ложится перед входом, где только что стоял стражник.

Шал Талам прячется за одной из жертвенных скамьей, приготовленных для двух человек.

Уже слышны шаги воинов и жрецов, которые на носилках поднимают Избранного и его Спутника на храмовую площадку. Другая группа сильных крепких воинов вносят и водружают на готовый постамент у входа в храм скульптуру Лазоревого мальчика. Осторожно переступая через огромную спящую «змею», они зажигают факелы, вставляют их в специальные кольца-подсвечники и уходят. Скульптура ярко освещена. Она видна всем, даже тем, кто стоит внизу, на площади. Прекрасна последняя работа Искусного мастера. Сияет лазурь и золото, оттеняя благородный нежно-зеленый цвет огромного нефритового медальона на груди; блестят изумруды, вставленные в глаза маски игуаны на голове Избранного.

Из толпы раздается приглушенный традиционный крик тольмеков, но в нем слышится не восторг, а мистический страх перед началом древнего полузабытого обряда.

Кончается ночь, пропадает луна перед наступлением божественного светила. Верховный жрец отдает приказ погасить факелы.

Вот этого момента ждали два верных друга: минуты перед восходом солнца, мгновения до появления первого луча, когда еще властвуют неясные тени ночи, но уже не горят факелы.

Совсем скоро должен появиться Након. Звонкий перестук обрядовых керамических трубочек, развешанных на пути к жертвенной скамье, означает, что темный палач поднимается на площадку. Его лица никто не должен видеть, и оно закрыто маской птицы уцву, символом смерти. Огромный раскрытый клюв птицы и острые шипы на лапах придают облику палача особенно зловещий вид. Он не снимет эту маску, даже когда будет вонзать свой нож в сердце жертвы: все должны оценить его искусство. Пока он поднимается, толпа не сводит с него глаз. Обсидиановый нож Накона, повешенный у бедра, даже в темноте сверкает отточенным острием.

У ребят остается несколько минут, чтобы сделать задуманное. Шал Талам и Кил Чилим понимают друг друга без слов. План продуман основательно. Пока внимание всех приковано к устрашающей фигуре Накона, размеренными шагами поднимающегося к площадке, мальчишки должны перетащить скульптуру Лазоревого мальчика к жертвенной скамье, положить ее туда вместо живого пока Катли Чи. А с другой скамьи надо стянуть бесчувственное тело Чуэн Мулука и хотя бы спрятать его за колоннами. Они надеются, что успеют предупредить Вуцли Кеха, когда он со своими друзьями-«ягуарами» прорвется к трибуне. Он найдет здесь, за колонной тело своего друга и отнесет его в безопасное надежное место.