Текст книги "Краски. Путь домой. Часть 5"

115

Непонимающим взглядом Гейл уставился на полученную открытку и для верности прочел ее еще раз. Все верно, в середине октября его ждали на свадьбу в Сан-Франциско. И кто? Тот самый пацан, которого Гейл всегда остерегался, поэтому и не съезжался с Сарой в открытую, пока тот не покинул городок. Неужели это своеобразная плата парня за коробку с историей его отца?

Уиллис прикрыл глаза и погрузился в воспоминания о своем лучшем друге.

Томас Кентмор. Не проходило и недели, чтобы бармен не вспоминал о друге, хотя миновало уже больше двадцати лет. Перед глазами так и стояла картина, как огнеупорный и всемогущий капитан пожарной команды лезет в адово пекло, и его фигура взмывает от взрыва вверх, объятая пламенем, опровергая слухи о бессмертии, бродящие по пожарке не первый год.

Гейл тогда едва успел прикрыть полами своей защитной куртки скучковавшихся перед ним двух кассирш и охранника, вверенных ему шефом, когда всю их группу догнала со спины жаркая взрывная волна. Конечно же, удар мог быть и более мощным, не отойди они на четыре десятка ярдов от территории заправки, но Гейл, вспоминая уставную инструкцию, пытался уводить людей под таким углом, чтобы между ними и очагом возгорания стоял борт пожарной машины, которая в итоге их и спасла.

От волны красный гигант со стоном покореженного металла завалился набок, придавив насмерть Джерри Миллера. Ларри Клеменс, сидевший с рацией в кабине, на свое благо не снял каски, поэтому отделался ушибами и небольшими ожогами. Даг Андерсон, помогавший Джерри с пожарным рукавом, успел удрать от падающей машины, пролететь на взрывной волне с десяток шагов и приземлиться на грудь, отчего получил обширный удар ребер с последующими многолетними хрипами и горбом в области грудины. Сонни Вуда, оглушенного, с отбитой головой и поврежденным слуховым аппаратом нашли в полуразрушенном здании работники службы спасения, приехавшей на место происшествия. Мужчина был завален обломками бетонных плит, не убившими его по счастливой случайности – два крупных осколка стен встали над Сонни «домиком», образовав укрытие, спасшее потерпевшего от завала.

Последующие события, настигнувшие сотрудников пожарной части после аварии на АЗС, заставили их усомниться и в адекватности властей, и в целесообразности уставных документов, и даже в уверенности в том, что выжившим повезло больше, чем погибшим. Проведенное расследование выявило кучу отклонений от общепринятых норм не только в поведении пожарных в день вызова, но и в работе их команды в целом. Личные шкафчики досматривались с особым рвением, как и места их жительства, группой следователей с кинологами и собаками. Кроме того, потерпевших замучили тестами на вменяемость и содержание наркотиков и алкоголя в крови, а родных и близких истязали многочасовыми перекрестными допросами.

Первым сдался Сонни Вуд, закативший истеричный скандал в зале суда на очередном заседании. Мужчина накричал на судью с употреблением ненормативной лексики, защищая своего шефа и команду, и был списан из свидетелей как невменяемый с соответствующей справкой. Ларри Клеменс, единственный действовавший по уставу, отделался самым простым наказанием в виде административного штрафа за несвоевременное донесение об опасности ситуации. Темнокожий Даг Андерсон принял сторону обвинения, повесив всю ответственность за взрыв на Тома и сдав все внутренние нестыковки и конфликты их команды в качестве обвинения. Только так и смог он остаться в пожарке с сохранением оклада без финансовых потерь, никто его не презирал за это, что взять с пожилого человека?

Самого же Гейла попросили написать заявление об увольнении по собственному желанию, когда при внеплановом шмоне его съемной комнаты был обнаружен крошечный пакетик с марихуаной. Мистеру Уиллису доступно объяснили, что, если он этого не сделает, власти раздуют такой скандал, что работнику, спасшему троих штатских во время беспрецедентного происшествия, будет грозить длительный срок в тюрьме за хранение и распространение наркотиков. Бывший на службе в день взрыва в абсолютной чистоте ума Гейл не стал спорить с системным орлом правосудия и сдал позиции отступным листом.

Больше всех «повезло» троим работникам их команды, как бы абсурдно это не звучало. Первым «счастливчиком» считался Люк Роджерс, лежавший с ветрянкой в неадекватном лихорадочном бреду. Покрытый красной россыпью волдырей, подхвативший от сына болезнь оказался в самых выгодных позициях, потому как отсутствовал в сложной ситуации. Ему пожарная часть выплатила единовременную прибавку к зарплате на поддержание здоровья, помимо заслуженного оклада.

Оставшимися другими «везунчиками» можно было назвать погибших Томаса Кентмора, признанного ради приличия всеобщим героем, и Джерри Миллера, не признанного никем, но хотя бы не осужденного, и на том спасибо. Первому даже выдали соответствующую бумажку с металлической шайбой медали, будто они могли помочь его семье хоть как-то справиться с навалившимся горем и ожидавшим их финансовым кризисом в связи со смертью единственного кормильца в доме. Семья же Миллера, состоявшая теперь из одного пятнадцатилетнего подростка Гленна, не удостоилась даже выплаты по честно отработанным дням ее почившего главы. Парня просто сослали в приют Айсаквы, а после достижения совершеннолетия включили в рабочий график местного завода, не спрашивая о его планах на личную жизнь.

Гейл, не отличавшийся особо привязками к материальному миру или людям в нем, не сильно огорчился потере места работы. Более того, будучи приезжим, он бы с удовольствием сбежал из этого поселения, не имея тут корней. Но что-то его держало. И сам мужчина далеко не сразу смог понять, что именно. Точнее, кто.

Наблюдая за несправедливостью в городке с каким-то яростным смирением, он остро жаждал сделать для вдовы Кентмор хоть что-то, хотя бы разобраться с юридическими делами и хоть как-то настроить быт. Безвыходное положение женщины, грозившее ей потерей дома, показалось ему еще одной подсечкой системы, уронившей ее хрупкую фигуру навзничь, и Уиллис поклялся себе, во что бы то ни стало помочь Саре, растоптанной и беззащитной, в память об уважении к Тому.

Друзья, если так можно было назвать убитую горем вдову и ошарашенного потерей лучшего друга Гейла, неплохо справлялись вдвоем. Уиллис заходил к ней раз в месяц, когда, по его ощущениям, бедолага получала новую пачку счетов на оплату, и разжевывал нюансы и сроки оплат, планируя бюджет чужой семьи. Конечно, счетовод из него был примерно такой же, как актер или балетмейстер, то есть никакой, но со своим списком уплат он как-то разбирался.

Конечно, по традиции их захолустного городка, вскоре поползли слухи. Грязная ересь о том, что Уиллис специально сдвинул Кентмора с места супруга этой прекрасной женщины, из зависти подстроил гибель, отнял семью. Самого Гейла подобные сплетни трогали мало, но вот без того убитую горем Сару вогнали в депрессивную безвыходность, и женщина начала выпивать. Сначала немного, чтобы унять дрожь в руках, потом все больше и больше. Однажды она даже чуть не потеряла работу на заводе, куда устроилась по каким-то внутренним связям на неплохую должность.

Переживая за сохранность пристрастившейся к алкоголю красавицы, Гейл стал звать ее в бар, где Сара всегда была у него на виду, и, случись что, мужчина мог защитить ее. Часто он провожал ее до дома, чтобы с подопечной ничего не случилось, опять же, для собственного спокойствия, потребность в котором Гейл пока не мог объяснить даже себе. В один из таких вечеров она позвала его войти, хотя выпила по его подсчетам не больше четырех коктейлей, как обычно. И он вошел. Без личной выгоды, странных мыслей и надежды на что-то еще.

Ее сына дома не было, и Уиллис, оценив скудную обстановку трейлера, искренне поразился, как они живут здесь вдвоем. Низкий диван со сломанными ножками, подобие холодильника, откидная койка, на которой, судя по всему, спал Дениэл, обеденный стол, привинченный к стене украденной из поезда «ногой», позволяющей прижимать столешницу к вертикальной поверхности, и подвешенный на кронштейне телевизор. На входе слился со стеной засаленный шкаф со скрипучими дверьми, за ним притулилась крошечная душевая кабинка со стоящим туалетом так, что приходилось открывать дверь душевой, дабы поместились колени. При жгучем желании к готовке, можно было достать электрическую плитку на одну конфорку, старую и пригоревшую до вязкой черноты. Бездомные в ночлежках живут лучше.

Позвать Сару к себе в комнату на благотворительных началах он не мог: во-первых, женщина жила с довольно взрослым сыном, а во-вторых, вдова слишком большое внимание уделяла общественному мнению. Но сегодня, видимо, ее это мало волновало, потому что, когда провожатый донес ее подвыпившее тело до двери, Сара отказалась его отпускать и, вцепившись в ветровку крепче хвата бультерьера, вволокла за собой в трейлер. Гейл не стал сопротивляться, но внутренне напрягся от ощущения, что его ноша снова перебрала спиртного.

Каково же было его удивление, когда Сара, приземлившись на низкий диван, потянула его за собой. Оказавшись на одном уровне с ее абсолютно трезвыми глазами, Уиллис опешил. Она разглядывала его, впервые оказавшись так близко, осознанным, полным многочисленных живых эмоций взглядом.

– Спасибо тебе, Гейл, – прошептали ее губы, от которых он не смог больше оторваться, сначала взглядом, а потом и ртом.

Их поцелуй был странным. Мужчину не покидало ощущение, что он целует сестру или дочь, такую красивую и нежную, но не принадлежащую ему. Ее мягкие губы в последующем не давали ему покоя, заставляя возвращаться к ней всякий раз после разлук, расставаний, «волевых решений» каждого из них или просто ссор на пьяной или трезвой почве. Но пока он не знал об их чарующем влиянии, поэтому Гейл просто ловил ощущения, купался в ее нежности, брал сполна от своего опрометчивого решения заглянуть к ней в трейлер. Ведь завтра пойдет очередная волна ядовитых слухов, взрывающих Сару посильнее, чем огненная волна взорвала Тома, а это означало лишь одно – очередной запой.

Вечер близился к ночи, и мужчина, оторвавшись от ее губ, недвусмысленно вскинул руку с часами к глазам, хотя огромный настенный циферблат располагался на самом лобном месте и был виден им обоим.

– Мне пора, – проговорил Уиллис, чувствую себя идиотом.

Будь это любая из его барных девок, он бы даже не задумался о рамках приличия, но женщина перед ним была непростой. Сара Кентмор, даже не будучи женой его друга, умела держать вокруг себя специфичную атмосферу. Поговаривали, что ее отец, выгнавший девушку по достижении восемнадцати лет и уехавший из города, был из высокопоставленных военных, и эти наследственные бравая выдержка и безапелляционный контроль над пространством ощущались от Сары довольно сильно. Женщина требовала к себе обращения королевы, не ниже. Оставалось лишь удивляться, что она делала в таком крошечном городке, как Миррормонт.

– Останься, – прошептала особа королевских кровей сдавленно, но Гейл отрицательно покачал головой. – Прошу тебя. Дениэл сегодня у Фишеров, я не смогу одна. Прошу.

Сжалившись над беднягой, он остался. Просидел всю ночь в изголовье дивана, то и дело проваливаясь в сон, а, когда приходил в себя, нежно поглаживал ее волосы, пока женщина безмятежно спала головой на его коленях.

С того самого дня пара стала видеться гораздо чаще. Слухи поползли сразу же, но довольно быстро утихли. Одно дело лить грязь на ни в чем не повинных людей, и совсем другое – лезть в постель к ним же. Каждый житель города заглянул им в койку и с протяжным: «а-а, вы спите вместе?», тут же терял интерес. Пропустив через свои отношения последнего любопытного соседа, пара смогла, наконец, вздохнуть с облегчением. Заиграв в открытую, они больше не интересовали сплетников.

Однако это не спасло Сару от запоев. Гейл не знал, как ведет себя женщина дома, когда он работал за барной стойкой, но в выходные дни бармена Сара умудрялась набраться уже по дороге с завода, и вскоре мужчина понял, почему.

К ней в подруги набилась некая белокурая бестия, одна из самых опасных и одновременно скучных женщин Миррормонта. Ни один мужчина, включая ее мужа Люка, не связывался со стервой, ибо таких, как он, Аманда Роджерс сжирала на завтрак, похрустывая бедренными костями. Хуже подруги и придумать сложно.

Подозревая подвох, Гейл стал следить за женщинами, отмечая состояние вдовы Кентмор после посещения блондинки и вскоре понял простую корреляцию: Аманда рядом – Сара в стельку. Роджерс ее обесточивала, съедала, как любой другой корм для хищника, подминала под себя. После подобных визитов Сара долго восстанавливалась, а когда снова выходила в состояние двигаться и говорить, ситуация повторялась. Казалось, Аманда живет на ее энергии!

Поговорив с некоторыми людьми, знавшими белесого беса получше, включая Люка, Гейл понял, что не ошибся. Аманда оказалась очень серьезным соперником, не терпела конкурентов, не признавала чужого мнения и жила исключительно собственными интересами, вращавшимися всегда против любви в целом и семьи в частности. Вероятно, именно ей в последующем Гейл и был обязан тем, что Сара наотрез не хотела создавать с ним семью. Набравшись сил для решающего удара, Уиллис изыскал встречи с миссис Роджерс и выдал ей все, что думал о ней.

– Она же сопьется из-за тебя, Аманда! – Попытался достучаться до ее разума Гейл, стараясь придерживаться спокойного тона, насколько это было возможно в его ситуации. – Прекращай строить из себя большую подругу и дай ее ране зажить, черт тебя дери!

Гостья не поняла, о чем он. Ощетинившаяся, словно голодная сущность, у которой отбирают еду, она злобно сплюнула на землю, совсем не по-женски, и, одарив его хищным взглядом, уверяющим, что битва не закончена, покинула трейлерный городок.

Запои Сары прекратились. Нет, она не перестала злоупотреблять сигаретами и горючим, но стала гораздо реже терять в них рассудок. Часто ее посиделки в баре были просто ожиданием, когда Гейл закончит смену, и тогда женщина растягивала один стакан джина с тоником на весь вечер, все лучше, чем накачаться тем же джином со льдом до отказа ног.

Но Уиллис не спешил полностью переходить на территорию вдовы. У Сары имелся сын от брака с Томом, и он не хотел предавать память парня об отце. К тому же нет ничего ужаснее для женщины, чем битва несогласных в лице ребенка и отчима, поэтому Гейл избегал Дениэла всеми силами. В то же время, когда долговязый подрос и стал наведываться в его бар с компанией, он следил за безопасностью и трезвостью пацана. Ведь работа бармена – это не только стаканы подавать, но и поддерживать порядок.

Впервые Дениэл заглянул к нему лет в пятнадцать, притащив двоих друзей. Один из них, кудрявый и худой, был знаком Гейлу. Именно от этой компании он узнал, что некогда работавший с ним Люк Роджерс погиб под колесами своего же пикапа, проданного по иронии судьбы Брайтону Эбботу, мужу бывшей подружки Люка. Бугай, избивший его по молодости до неузнаваемости, доделал свое дело по зрелости его же машиной. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Его сын, похожий на Люка так же поразительно, как Дениэл был похож на Томаса, с алкоголем дружить не захотел. С одного стакана виски с «Колой», купленной услужливыми друзьями, тощий малый выключился, завалившись лбом в стойку, а, проснувшись через четверть часа от потери равновесия на высоком табурете, помчался в сортир блевать. Стойкость к выпивке не была качеством семьи Роджерс, однозначно.

Значит, если Люк мертв, то его супруга, та самая белокурая грымза, посещающая Сару в тяжелые времена, теперь стала вдовой. И ей требовалась поддержка, это Гейл знал не понаслышке.

– Сходи к ней, – попросил он Сару, едва встретил ее.

– Я думала, ты против нашего общения, – удивилась та.

– Против, – согласился он. – Но она потеряла мужа. Вспомни, каково это.

Отпустив ее в логово дракона, Гейл держал руку на пульсе, готовый встретить Сару в любое время дня и ночи в любом состоянии, о чем и сообщил ей перед уходом. Она обещала дать знать, если потребуется помощь, а Уиллис, передав ей сумки с покупками, поспешил прямо по улице подальше от подъезда Аманды Роджерс.

Как ни поразительно, Сара вернулась домой трезвой и наполненной, не хуже, чем ушла в гости к подруге. Странно, но, похоже, ее приятельница перестала быть настолько опасной, потеряв мужа, вот уж точно чужая душа – потемки. Так и закончилась их война за самую восхитительную женщину города: Сара смогла помирить их между собой так, что ни Гейл, ни Аманда не остались внакладе, удивительная волшебница!

Шли годы. Бар удовлетворял его финансово и социально, обеспечивая новостями, разговорами и деньгами, Сара – душевно, наполняя его сердце нежностью, женственностью и комфортом, и Уиллису было бы грех жаловаться. Но ему очень хотелось продолжения их отношений.

– Переезжай ко мне, – просил он не раз и не два. – Дениэл уже большой мальчик, он справится!

– Гейл… – Смущалась женщина. – У меня и так неважные отношения с сыном, не могу же я оставить его совсем одного в трейлерном городке! Переезжай лучше ты к нам!

– И как ты себе это представляешь? – Прыснул Уиллис, нарисовав в воображении картинку их отношений на узком скрипучем диване в компании спящего на откидной койке подростка.

– Не знаю, – призналась Сара и тоже усмехнулась.

Со временем, как ни старалась женщина подступиться к Дениэлу, их отношения только ухудшались. Парень принялся прогуливать школу в пользу работы на заводе, купил себе мотоцикл и стал навещать бар Уиллиса гораздо чаще, да и компанию сменил на более стойкую к выпивке. Вульгарные девицы и бесконечные драки не без вмешательства руки закона, конечно же, стали теперь обычными спутниками верзилы.

Сара от безвыходности и невозможности договориться со строптивым мужланом в отчаянии заламывала руки. Колин Фишер обязал ее ходить в школу каждую неделю на планерку для обсуждения злостных бунтарей, чтобы хоть как-то вытянуть сына из сложившейся ситуации – по всем результатам парень должен был остаться без документа об окончании школы. Бедная женщина сидела в зале с семьями будущих уголовников и сотрудниками службы по делам несовершеннолетних, отказываясь верить, что собрание касается ее сына.

Пару раз Гейл посещал подобные мероприятия, когда Сара не могла отпроситься со смены, и всякий раз поражался стойкости этой хрупкой женщины. Подростков из этой группы списывали со счетов общества, ставили на учет в ближайшем полицейском участке и в последующем ожидали от них только худшего. Стоит ли удивляться, что вскоре они получали то, чего так рьяно ждали?

Сара много плакала, не понимая, как их жизнь скатилась на социальное дно, и как ей теперь справиться с отношениями в семье. Дениэл с каждым месяцем становился все более невоспитанным, неуважительным юношей, не заинтересованным в собственном будущем. Он вил из матери веревки, требуя внимания любыми известными человечеству способами, а Сара, переживающая за сына-переростка, седела и увядала на глазах.

– Я не могу больше, Гейл, – жаловалась мать ленивого увальня. – Я безмерно устала вынимать его из опасных ситуаций, спасать его задницу и латать дыры!

– Гони его в шею, Сара! – Всплеснул руками мужчина в отчаянии. – Негоже такому взрослому обалдую издеваться над единственным родителем! Раз может работать и гонять на мототехнике, значит, и прокормить себя сможет.

– Не могу, – шептала женщина, заливаясь слезами. – Тогда я буду еще хуже, чем мой отец. Стенли выгнал меня, дождавшись моего совершеннолетия, спасибо ему за терпение.

– Ты никогда не была такой, как Дениэл, – отрезал Уиллис. – Есть веские причины изгнания из стаи, а есть раздутое эго отца.

– Да, его требования были сопоставимы с ротой солдат, но никак не с девочкой-подростком, – согласилась «плохая дочь». – Но я его не слушалась, Гейл! Игнорировала все его эти «упал, отжался», словно его не было в моей жизни! Может, для него мое непослушание было так же невыносимо, как и для меня сейчас ситуация с Дениэлом?

Спорить не было смысла. Он хотел помочь Саре принять верное решение, а не указывать, как каждый второй ротозей в их городке, что она должна и чего не должна. Мужчина искренне старался не душить ее опекой, потому что давно уже понял, что его толстокожему внутреннему бегемоту никогда не понять тонкостей женской души. Было бы ужасно навредить близкому человеку просто потому, что твой диапазон чувств не уловил его крик о помощи. Поэтому Гейл наблюдал за ее жизнью, посильно помогал и просто был рядом.

Закончилось дело тем, что Дениэл все же загремел в тюрьму. По рассказам плачущей навзрыд Сары, его увезли в наручниках, как самого отпетого уголовника, обвинив в убийстве и зачитав права. Разбитая этой ситуацией вдребезги, Сара ушла в двухдневный запой. Гейл работал тогда в смене и не смог дозвониться на ее мобильный телефон, а когда изыскал возможность личного визита, нашел женщину в крайне прискорбном состоянии, сидящую на полу с бутылкой водки. Водки! С учетом того, что Сара никогда не любила этот жуткий продукт! Вся комнатушка трейлера пропахла острым дурманом спиртного. Гейл ворвался в ее жизнь глотком свежего воздуха, раскрыл настежь окна, поднял ее на диван, отобрал бутылку. Женщина плакала от отчаяния, решив сдаться.

– Все, не хочу больше, – скулила она раненным псом. – Не могу больше, лучше умереть! Боже, неужели это мой ребенок? Как мне дальше быть? Я ужасная мать!

– Дело не в тебе, – попытался уразуметь ее Уиллис. – Просто парню пришло время учиться самостоятельной жизни, раз у него так здорово получается строить тебе козни.

– У него был день рождения, Гейл! – Всхлипнула Сара. – Я заказала торт в кондитерской, думала, мы сможем отметить его втроем, поговорить открыто. Боже, что же происходит? Что же Дениэл творит? Он убивает меня своим поведением!

У Гейла не было детей, и он не мог дать Саре нужных советов, понимая свое дилетантство в этом вопросе. Поэтому он лишь обнял женщину, которую однажды поклялся защищать и уважать, и заверил ее, что рядом при любых раскладах.

За неделю, пока парня держали под арестом, Сара успела пережить ядерную войну. Рыдание и бой посуды сменялись отупением и неподвижным взором сквозь стены трейлера, и снова истерическим взрывом, пока женщина не выдыхалась и не засыпала, чтобы, проснувшись, начать все с начала. Завод решил, что их работница не нуждается больше в оплачиваемом месте, и выгнал ее по статье. Сара потеряла все: источник дохода, семью, смысл жить и рассудок. Опять.

На пятый день ареста сына она попросила привезти ей выпивку и сигареты, и Гейл привез безалкогольное пиво с никотиновыми пластырями из аптеки. Она смеялась и плакала, поносила Уиллиса последними словами, но потом смирялась и благодарила, чтобы снова отругать. Это все было неважно, главное, что ее сын всего этого не видел, парень и так был калекой на всю голову.

В ту ночь Гейл не отходил от нее ни на шаг, потому что к вечеру у женщины поднялась температура, и начался озноб. Сара горела, как комета в верхних слоях атмосферы, чтобы потухнуть к утру во всех смыслах. Она проснулась пустая, лишенная желаний и эмоций, этакая кукла с опухшими глазами. Уиллис, если честно, очень хотел прибавить виновнику ее мучений своего воспитания, задать парню трепку, отвесить пару подзатыльников. Но, похоже, у этих двоих были свои причины для обоюдного мятежа, и Гейл не знал даже половины нюансов их совместного бытия, а посему и не влезал.

Дениэла выпустили через неделю за недостатком улик. Гейла предупредил Дерек Райт, знавший о его конфликтном отношении к сыну Кентмора, что завтра парень будет на свободе, и Уиллис покинул трейлер заранее, готовый к тому, что все мытарства начнутся по очередному кругу, едва заключенный вернется. О, как же он ошибался!

Сара пришла к нему в тот же день и сообщила, что выгнала сына вон. Ее лицо бледно-зеленого цвета источало такую вселенскую скорбь, словно она похоронила мужа повторно, но внутри теплых зеленых глаз появился слабый огонек облегчения.

– Я ужасная, ужасная мать, – повторяла она. – Теперь весь город будет об этом судачить, я выгнала сына! Боже! Но это было невыносимо, Гейл! Дениэл вообще перестал меня слышать! Ощущение, что он живет в соседней реальности, где все дозволенно, и можно обращаться с матерью, как с последним человеком на планете! К лаю бездомных собак в подворотнях прислушиваются больше, чем к моим просьбам!

– Я знаю, Сара, – мягко соглашался он, и женщина на время затихала.

Она пробыла у него до окончания выходных, а после Гейл вышел на работу. В это время его женщина убралась в комнате, приготовила на общей кухне мало-мальский ужин и села дожидаться Уиллиса с работы. В конце трудового дня за тарелкой разогретой готовой еды состоялся первый в их жизни серьезный разговор на тему совместного будущего. Сара пожаловалась, что обошла сегодня полгорода, но дурная репутация алкоголика сделала свое дело – ее не брали ни на одно место работы. Дениэл временно осел у Фишеров, восприняв мать всерьез, аллилуйя! Пришло время для важных шагов.

– Давай поженимся? – Предложил он Саре без лишней атрибутики.

Женщина уставилась на него, словно не видела логичного завершения многолетних отношений в их союзе, и опустила взор в стол. Она могла не отвечать, Гейл и так все понял. Но Сара все же изыскала слова к диалогу.

– Я вообще не хотела замуж за Тома, не понимала, для чего это нужно, – начала она разговор о бывшем муже, впервые с момента его гибели. – Думала, что люди хотят быть вместе, и этого должно быть достаточно, но он сказал, что замужество необходимо в нашей стране. Если что-то случится, то страна будет знать, что мы были вместе, и от этого что-то должно измениться, вроде дележки имущества, соцзащиты или опеки над детьми. Когда же «что-то» случилось, я осталась не у дел. Не сработал его план, понимаешь? Никаких компенсаций, помощи или подобных плюсов всех этих государственных ухищрений, только одни накладки с долгами и счетами.

Гейл прекрасно понимал. Он не для этого предложил жениться, а лишь потому, что хотел жить с этой женщиной под одной крышей. Но, если ей подобное было лишним, настаивать он не собирался. Потом, конечно, когда он остался совсем один, Уиллис понял, в чем заключался его просчет. Не нужно спрашивать, нужно кольцо и намерение. Но это дошло до его странного ума гораздо позже, а пока он принял отказ как должное, потому особо и не настаивал на свадьбе.

Однако план на совместную жизнь они все же обсудили. Гейл со скрипом согласился жить в трейлере Сары, категорически заявив, что будет ей отдавать сумму от съема комнаты на личные нужды вроде маникюра или платьиц, ему так будет спокойнее. Сожительница усмехнулась, но согласилась. И, конечно же, он принял ее безработное положение, как и следует главе их семьи, взяв на себя финансовое обеспечение.

Больше всего он переживал, что Сара, осев дома, найдет себе дурную компанию вроде Аманды Рождерс когда-то. К слову о ней, белокурая бестия теперь не доставляла ему хлопот с неправильным влиянием на его женщину, хотя подруги продолжали общаться, насколько это было известно Уиллису. Вот и теперь он волновался, что Сара начнет возмещать нехватку негатива с помощью странных знакомых, но нет. Она прекрасно справлялась со своим статусом домохозяйки, хоть хозяйство и составляло по площади всего три ванных комнаты Гейла с прошлого жилья.

Их быт поплыл очень плавно вперед. Пусть его персону и не приняли в качестве законного супруга, мужчина несколько раз начинал с Сарой разговор о совместном потомстве. И всякий раз в ее глазах возникал такой страх, что Гейл понимал ясно: отцом ее детей ему не быть в этой жизни. Но не терял надежды, и снова предлагал, едва появлялась такая возможность.

С алкоголем и никотином женщина завязала совсем. Причем, на удивление Уиллиса, очень легко, без ломок и срывов, словно пагубных привычек никогда и не было в ее жизни. Неужели этот парень так сильно убивал в ней желание жить? Теперь терпкий запах спиртного присутствовал только на его работе, когда бармен обслуживал посетителей. Сам Гейл не пил никогда, ему элементарно не нравился вкус, чем бы его ни забивали. В глубокой молодости он баловался нелегальным куревом, но после инцидента в пожарной части прекратил и это, и теперь их союз мог быть образцово-показательным в плане чистоты разума от интоксикантов.

Сара помолодела, постройнела, расцвела и стала даже брать кое-какую подработку – перебирать бумажки юридической конторы, когда была в этом необходимость. Время шло, зима сменялась весной, и дальше по колесу года. Оказывается, быть главой семьи – это очень престижное и почетное звание, хоть и довольно ответственное. Везде и повсюду пара называлась гражданскими мужем и женой, и Гейлу было приятно значиться таковым, пусть и без официальных событий и бумаг.

Мужчине хотелось расширения. Узкий трейлер не позволял его спутнице ощущать себя полноценной хозяйкой собственного жилья, да и воспоминания навевал не самые радужные, поэтому Уиллис принялся очень мягко и осторожно заводить разговоры о переезде. Покинуть городок Сара наотрез отказалась, это и не удивительно. Еще Том пытался сдвинуть ее с насиженного места, но все было тщетно. Гейл не стал настаивать, но принялся откладывать средства со своей зарплаты на первый взнос, надеясь однажды переехать из этой лачуги хотя бы в одноэтажный домик на пару спален, коих было в Миррормонте предостаточно. Там бы он организовал женщине кухню, в которой приятно готовить, и гостиную с панорамным окном, выходящим на лес или овраг с рекой. Ради этой мечты бармен даже не смущался работать мимо кассы время от времени.

Но грезам по правилам жанра суждено растаять на рассвете. Тем мартом Сара сильно заболела, чего не случалось с ней уже очень давно. Она лежала в лихорадке и страдала так сильно, что Гейл не выдержал и взял в баре отгулы для ухода за больной. Именно тогда, находясь в бреду, Сара согласилась и быть его женой, и бросить чертов Миррормонт, и даже родить детей, что угодно, лишь бы эта боль закончилась. Грипп дал осложнение на почки, и лицо любимой стало очень странным, одутловатым, будто женщина не вылезала из пивнушки. Гейл всерьез переживал за нее, даже вызывал врача на дом, но тот прописал постельный режим и терпение, болезнь уже шла на убыль.

Уставшая лежать больная все норовила досрочно вернуться к обычной жизни, но температура еще держалась, хоть и невысокая. Вода из организма уходила нехотя, тогда врач выписал ей какие-то капли с еловым запахом, но они помогали очень неважно.