Текст книги "Демон государственности. Роман"

Немцам особенно понравилась концепция, что российская социал-демократия считает именно царское правительство ответственным за войну и выдвигает требования – свержение правительства и быстрое заключение мира. Это дорогого стоит. Германский Генштаб, в сотрудничестве с военной разведкой, одобрил мероприятия; согласие на финансирование дал сам кайзер. Берлин отменил все ограничения на передвижения Парвуса и выдал борцу с царизмом первый – и не последний – миллион марок на революционную пропаганду в России. Тот распорядился о переводе денег на счета в Копенгагене, Цюрихе и Бухаресте, затем с новым импульсом ринулся в Швейцарию восстанавливать связи с русской эмиграцией и старым партайгеноссе Лениным, или, как его называли эмигранты, Дедом. Эмигранты отнеслись к Парвусу холодно, как к ренегату и немецкому агенту, и чем закончилась встреча с архиосторожным Лениным, доподлинно не известно. Взять деньги от агента враждебной стороны означало бы полную дискредитацию в глазах соотечественников и союзников. Встреча, по словам Ленина, закончилась ничем.

Той же весной из Швейцарии, Вены, Парижа в Министерство внутренних дел в Петроград начали поступать донесения агентов об активизации русскоязычных изданий революционного, пораженческого, сепаратистского направления; подрывная литература наводнила Россию. От информаторов Охранного отделения пошли сообщения, что среди эмигрантов левого направления тайно идёт вербовка агитаторов для пропаганды в армии и в лагерях для русских военнопленных – понятно, не без содействия немецкой стороны. Почва была подходящей; начавшееся отступление русской армии усиливало брожение в публике. В мае Италия, заинтересованная в английском займе и территориальных приобретениях за счёт Австрии, объявила войну империи Габсбургов, но это мало повлияло на общую обстановку на фронтах. После успешного начала войны в Галиции русская армия вступила в Венгрию, но осталась без боеприпасов и, безоружная, деморализованная, отступала, летом оставила Львов. На германском фронте оставили Польшу, Литву. Командование совершило непростительную ошибку, поощряя массовую эвакуацию населения с оставляемой территории. Толпы голодных обездоленных людей наводнили прифронтовую полосу, затрудняли передвижение армии, двинулись вглубь страны, неся с собой нищету, болезни, детскую беспризорность.

Через год после начала войны Николай II, рассчитывая на всплеск всенародного воодушевления, решил принять командование армией на себя. Верховный главнокомандующий Николай Николаевич попал в опалу из-за наветов и был отправлен наместником в Тифлис, командовать Кавказским фронтом. Приближённые отговаривали царя, ссылались на сложную ситуацию в столице, кроме того, за ним не знали полководческих достижений. Впрочем, войсками фактически командовал начальник штаба Ставки генерал Алексеев. Армия приняла известие спокойно, как должное; правда, царь слыл в народе несчастливым, и воодушевления не последовало.

А в сентябре 1915 года солнечным днём 38 орнитологов со всей Европы отправились в швейцарскую горную деревушку Циммервальд на конференцию. Во многих воюющих странах выступления против войны приравнивались к государственной измене, поэтому даже в нейтральной стране требовалась конспирация. Все орнитологи оказались по убеждениям левыми социалистами, в том числе, два видных представителя русской эмиграции в Швейцарии Ленин и Троцкий. Собравшиеся интересовались вовсе не птичками, а проблемами будущего мира. На конференции была заявлена цель – превратить империалистическую войну в пролетарскую революцию, выдвинуты антивоенные лозунги. В Циммервальдском манифесте были сформулированы основные тезисы – о мире без аннексий и контрибуций, о самоопределении наций. Ленин и Троцкий сочли итоги сборища недостаточно радикальными, поскольку они добивались включения в манифест призыва к переходу от войны между народами к вооруженной классовой борьбе.

Под конец года Дед приободряется, переезжает в Цюрих, оттуда переписывается с российскими партийными комитетами, ссыльными большевиками в Сибири, поддерживает связь с лидерами европейских интернационалистов, организует транспорт нелегальной литературы на родину из-за границы, выступает с докладами, ходит по библиотекам. Продолжая в письмах жаловаться на безденежье, находит два месяца для отдыха с женой в горном санатории. В публикациях проповедует, что революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству; что поражение царской монархии, наиболее варварского и реакционного из всех правительств, – меньшее зло, чем поражение Германии, родины социал-демократии; что непосредственный враг – великорусский шовинизм. Одно время Ленин подумывал было перебраться в Стокгольм, где на тот момент объявился Парвус. Деньги на пропаганду революции в России поступали заграничному бюро ЦК большевиков через доверенных товарищей, а у тех был негласный контакт в германском посольстве в Стокгольме. Однако непоседливый предприниматель в непродолжительном времени с новыми идеями переместился в Копенгаген, основал там несколько коммерческих компаний и надёжное прикрытие для встреч с агентами – «Институт изучения социальных последствий войны». Из нейтральной Дании через Финляндию было удобнее переправлять в Россию агитационные издания и контрабандные германские товары. Экономики северных стран усиленно работали на войну, случалось, тайно на обе воюющие стороны. Это не спасало население от безработицы и карточек на продовольствие, но приносило баснословные прибыли ловким предпринимателям. Богатство текло в руки даровитого финансиста. Он азартно ринулся в идейную борьбу с царизмом с помощью печатного слова, через книги, создание информационного фона в нейтральных странах, газеты и прокламации для внутрироссийского использования, поддержку националистов на Украине, в Финляндии, на Кавказе. План русской революции запустился.

Провозвестники земного рая

Некоторые обитатели Кешиного дома ушли воевать, иные семьи уже получили телеграммы о смерти близких. У Кешиной хозяйки Анастасии Андреевны было на ту пору уже семеро детей мал мала меньше. По счастью, мужа, как единственного кормильца большой семьи, в армию не взяли, а старший сын еще учился в реальном училище. Но если война затянется… Тогда уж не придется радоваться, что их первенец повзрослел, а трястись – а ну как заберут под ружье? Жить стало труднее, и в квартирах начали сдавать комнаты жильцам попроще. Анастасия Андреевна в своей просторной квартире сдала две комнаты из шести квартирантке-учительнице.

А в пятом этаже поселился скандально известный поэт-футурист. Его тоже мобилизовали в Военную автомобильную школу, и он теперь только ночевал дома, а дни проводил в казарме неподалеку. Он снимал меблированную комнату, обставленную на обычный манер, в квартире у стенографистки. Порой у него собирались гости, которые Кеше были крайне неприятны – нелепо наряженные художники-футуристы, скандальные, грязные, или мрачные радикалы, носившиеся с планами переустройства общества и преображения человечества в соответствии с их верованиями. Случалось, с гостями приходили славные барышни; они с горящими очами говорили о прекрасной, полной высокого смысла жизни в усовершенствованном обществе будущего.

Пафос их речей ускользал от Кешиного разумения. Кое-что для него прояснилось, когда однажды он приметил не совсем обычного для этой компании гостя, просто и опрятно одетого седовласого господина. Это был приезжий из южной губернии писатель-демократ старой школы, случайно приведенный кем-то на сборище. Речь, понятно, зашла о войне. Пока тот сидел на диванчике, худощавый скуластый молодой человек, делая по несколько шажков взад и вперед по комнате, вещал о глобальных планах своей конспиративной организации:

– История всех обществ, какие существовали до сих пор, была историей борьбы классов обездоленных угнетаемых против угнетателей, паразитирующих на чужом труде. Современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на эксплуатации большинства меньшинством. В этом смысле марксисты могут выразить свою теорию основным положением: мы за отмену буржуазной частной собственности. Мы открыто и решительно заявляем, что наши цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения существующего общественного строя. Диктатура пролетариата избавит человечество от ига капитала и от войн. Революции – локомотивы истории, говорил Маркс. Пусть господствующие классы содрогаются перед революцией. Пролетариям в ней нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир!

На благообразном лице писателя кустистые брови удивленно и насмешливо поползли вверх:

– Позвольте, а без насильственного ниспровержения и диктатуры никак не обойтись? Не сбрасывайте со счетов, в нашей бескрайней аграрной матушке-России пролетариат малокультурен и составляет едва ли десятую часть всего населения; мало кому понравится его темное господство… Борьба с угнетателями непременно будет понята как свобода грабежа и убийства, в итоге выльется в разгул низменных инстинктов.

– Поначалу, видимо, наиболее сознательная группа революционеров должна взять власть в свои руки, чтобы наилучшим образом действовать в интересах пролетариата. Затем, когда на смену государственным институтам угнетателей придут новые структуры, они будут развивать у населения передовое пролетарское сознание, и в истории человечества настанет новая эпоха!

– И потом, – продолжал писатель, – ваши слова о том, что пролетарии приобретут весь мир, невольно напомнили мне эпизод с третьим искушением Христа в пустыне, когда дьявол пообещал ему весь мир в обмен на поклонение себе. Вы намереваетесь соблазнить пролетариат, и у вас революция как будто исполняет роль дьявола?

Марксист с горячечным блеском в глазах под темными прядями жирноватых прямых волос, с покрасневшим утиным носиком и побледневшими скулами был одет под мастерового, но на его крупных костистых руках не было заметно следов трудовых мозолей. Этот ряженый, как его про себя определил писатель, беспрестанно курил, а в промежутках его цепкие пальцы что-нибудь нервно сжимали, тёрли или норовили засунуть окурок самокрутки в горшок с геранью. Он отвечал снисходительно:

– Если бы Творец существовал, его следовало поправить. Чего добился елейный Иисус со своей проповедью нестяжания, любви и равенства? Его распяли как возмутителя общественного спокойствия, и за два без малого тысячелетия христианства мир не слишком изменился. Свидетельством тому – нынешняя бойня народов под предводительством просвещённых христианнейших государей, состоящих, помимо прочего, в родстве между собой. Задолго до этого Маркс и Энгельс, наблюдая конкуренцию в вооружениях, непомерный рост армий и военных расходов, предсказывали невиданную по разрушительным последствиям войну в Европе, несомненным результатом которой будет всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса в мировом масштабе. Они предрекали, что короны будут дюжинами валяться на мостовой, и некому будет поднять их. Тот блаженный еврейский проповедник предпочитал не касаться главного корня всех зол и несправедливостей – эксплуатации человека человеком. Потому поп всегда шел рука об руку с эксплуататором. Мы уничтожим эксплуатацию одного индивидуума другим. Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс. Трудящиеся используют своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в своих руках. Это может, конечно, сначала произойти лишь при помощи деспотического вмешательства в права на собственность и в буржуазные производственные отношения. Если понадобится, мы не остановимся перед насилием. Зато в будущем вместе с антагонизмом классов внутри наций уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой, исчезнет межнациональная рознь и вражда. Вместе с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их общественным бытием изменятся также их представления, взгляды и понятия – словом, их сознание. Да, именно так – бытие определяет сознание. В ходе развития революции мы решительно порвем с унаследованными от прошлого отношениями, мы воспитаем морально совершенного человека. Если надо, мы загоним человечество к счастью железной рукой. Вместо старого буржуазного строя с его классовым антагонизмом мы намерены создать общество, в котором свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Мы построим здесь, на земле, пресловутое царство небесное – без исторически несостоятельных басен о многомилостивом боженьке!

Старый либерал пытался вникнуть в рассуждения молодого человека, склонив голову. Его брови то сходились, то расходились на переносице, борода взъерошилась. Он с опаской воззрился на собеседника:

– Царство Божие на земле, но без Бога? Помилуйте, это попросту означает царство Антихриста…

– А-а-а, оставьте своё христианство с его телячьим бредом о необходимости нести свой крест в этом мире ради весьма сомнительного загробного блаженства, – перебил его марксист. – Разве может здравомыслящий человек верить сказкам о шестидневном творении, непорочном зачатии, судном дне и всеобщем воскресении в теле? Я полагаю, сами вы не верите в этот вздор; в крайнем случае, можете воспринимать все это с оговоркой «сказка ложь, да в ней намек…». Но церковники требуют буквального понимания догматов. Граф Толстой, за компанию с протестантами, пошёл по пути отсеивания из христианства не в меру чудесных элементов, попытался переписать евангельские байки на свой лад, в итоге оставил только этическое учение Иисуса. Эти господа докатились лишь до пресного выхолощенного морализаторства или до торга своим благочестием со всевышним, в обмен на земное благополучие и небесное благоденствие. Дело заведомо безнадежное, поскольку, хотите вы того иль нет, всякий культ и поклонение богам – не более, чем заблуждение или обман; все заповеди от имени богов – измышления людей, психопатических пророков и алчных политиков; все богоданные законы записаны людьми ради обуздания человеческой натуры и закрепления власти сильных мира сего. Они используют религию как опиум для народа. Мы же полностью освобождаем человечество от страха загробного наказания и призываем к борьбе за счастье при жизни, в этом мире, а не после смерти, невесть в каких эмпиреях. Основа новой этики – в борьбе за счастье человечества. Мы избавляем людей как от нерационального аскетизма ради иллюзорного идеала личного спасения, так и от лживой морали блудливых проповедников!

Писатель мотнул седой шевелюрой:

– А помните, один из героев Достоевского задавался вопросом: если Бога нет – значит, все дозволено? Вы, стало быть, надеетесь заставить людей жить по вашим моральным законам?

– Однако вера в Бога ничуть не мешает многим попам и монахам отступать от их религиозных заповедей и проповедей, даже преступать светские законы. Попытка соорудить из боженьки пугало на запретном поле иногда действует на робкий и темный народ, как узда, а самые циничные и хитрые только радуются, что страх удерживает голодную стаю от потребления сладких плодов, которые они срывают дерзкой рукой в собственное удовольствие, – презрительно скривился ряженый, потирая руки.

– А пожелает ли человечество стать счастливым насильно? Не придется ли вам извести немалую часть сограждан, иначе, нежели вы, понимающих своё благо и предначертание в этом мире, чтобы уцелевших наделить казарменным счастьем? Вы найдете немало таких несогласных не только в правящем классе, но и в самых темных обездоленных слоях. Русский человек – анархист по природе, а вы намереваетесь эту природу причесать под вашу гребёнку. И потом, как вы намереваетесь удерживать тех, кого вам удастся загнать к счастью железной рукой, в так сказать, счастливом состоянии, да чтобы они не вздумали испытать в жизни что-либо иное?

Марксист начал злиться, забормотал в сторону:

– Это все либеральные предрассудки. Бытие определяет сознание. От рождения все равны. Человек становится таким, каким его делает общество. Мы разрушим этот затхлый мещанский мирок, буржуазный уют, и тем самым уничтожим в сознании людей частнособственнический инстинкт, так что раскрепощенному индивидууму откроются высшие цели и идеалы. В обновленном обществе, которое будет очищено от проклятия стяжательства и эксплуатации, при всеобщем бесплатном образовании, человек станет культурнее, сознательнее, бескорыстнее. Не исключено, что к свергнутым эксплуататорам, реакционным силам и тем, кто недопонимает законов исторического развития, – он неосознанно покосился в сторону собеседника, – будут в той или иной степени применены меры насильственного перевоспитания, но тем скорее и успешнее мы сформируем личность облагороженного образа…

– А вот тут у ваших учителей одна из самых серьезных неувязок, – литератор безуспешно попытался поймать взгляд собеседника. – Если бы все было так просто, и человеческая натура обусловлена исключительно обществом и воспитанием! Вы считаете, не станет эксплуатации – исчезнет зависть и насилие? Да это чистой воды утопия! Вспомните хотя бы историю про Каина с Авелем – там не было общества, что дурно влияло на них, воспитывались равно, никто никого не эксплуатировал, а с чего произошло братоубийство? И вы так запросто отмахиваетесь от наследственности, потемок души, от демонов подсознания? Вы надеетесь по вашим понятиям ваять души для совершенного общества? Уверяю вас, вы получите только личность, духовно обкромсанную по лекалам вашего учения… Может, это и будет личность нового образца, но совершенно изуродованная, ущербная!

Марксист судорожно сглотнул и вперил тяжелый взгляд в старика, тужась придумать уничижительную отповедь; лицо его пошло красными пятнами. Кеша обожал буржуазный уют и чистенькое благополучие – это был центр, вокруг которого вращалась его маленькая вселенная, идеал достойного бытия, вожделенная цель существования. Что же станет с ним и его сородичами, если революционеры осуществят хоть малую часть своих зловещих замыслов? От страха и волнения его маленькое тельце напряглось и уплотнилось, он задрожал крупной дрожью и… маленький круглый столик с чайными чашками и самоваром полетел от камина прямо в марксиста! Всем показалось, что тот, жестикулируя и расхаживая вокруг собеседника, несколько перевозбудился, вроде зацепил кочергу, громыхнул подносом или еще чем-то… Его сутулая фигура взмахнула руками, поддела столик с чайными принадлежностями возле камина, и, вертясь среди разбитой посуды, пытаясь отлепить от колен мокрые горячие штаны, заверещала «Черт, а-а-а, черт побери!»

– Когда бы лукавый впрямь побрал вас, с вашей религией насилия, которую вы мечтаете насадить по всему миру, то облагодетельствовал бы человечество, – гнусаво процедил футуристический поэт в немытых патлах, похожий на попа-расстригу. Его блуза напоминала перешитый укороченный подрясник. – Да творить добро не в его правилах, будьте покойны! Судя по всему, марксисты пошли от того же лукавого семени, а бес против своих не пойдет!

Марксист с патлатым сцепились за грудки и кому-то успели подбить глаз, пока их разнимали и успокаивали общими усилиями. Кеша, сам как ошпаренный, в мановение ока улетучился в дымоход. Писатель в общей свалке потихоньку подхватил шляпу, выскользнул к двери и всю дорогу до своей гостиницы, пугая городовых у костров на продуваемой ледяными ветрами улице, что-то бормотал и чертыхался, как одержимый, хотя в обычных обстоятельствах манера ругаться подобным образом была совсем несвойственна романтику старой школы.

«Великая бескровная» революция

К осени 1915 года Россия потеряла Курляндию, часть Польши, Белоруссии и Галиции, но при этом фронт стабилизировался и выпрямился в линию от Балтийского до Чёрного моря, практически по полосе солнечного затмения, случившегося в начале войны. Правительству удалось наладить военное производство и организовать заграничные закупки; снабжение армии улучшилось, наметилось преодоление кризиса вооружений. В военных действиях против Турции на Кавказском фронте Россия вышла в Северную Персию, тогда как начатая в апреле совместная англо-французская операция по высадке десанта на полуострове Галиполи в Дарданеллах завершилась поражением и эвакуацией остатков десанта. В октябре Болгария объявила войну странам Антанты; с её участием была захвачена Сербия, а конца войне не предвиделось. Хотя численное превосходство было на стороне Антанты, как на Западном, так и на Восточном фронте, войска Германского блока имели более компактное расположение, а развитая сеть дорог и коммуникаций на их территории обеспечивала высокую мобильность, позволяла перебрасывать войска и снаряжение с одного фронта на другой. Мощная артиллерия, большая плотность войск делали оборону труднопреодолимой; отсутствие открытых флангов, уязвимых стыков обрекали на неудачу попытки прорыва и, тем более, маневра. Германское командование решило на Восточном фронте перейти к обороне, а на Западном – направить удар на Францию и любой ценой вывести её из войны. Чуть не весь 1916 год, с февраля по декабрь, на Западном фронте шло кровопролитнейшее сражение под Верденом, в ходе которого погибло более миллиона человек без ощутимых подвижек фронта. С лета 1916 года обозначился явный перелом в пользу Антанты, когда Россия в помощь союзникам предприняла контрнаступление, и прорыв по всему фронту под командованием генерала Брусилова поставил Австро-Венгрию на грань военной и политической катастрофы, лишил возможности вести активные действия до конца войны. Брусиловский прорыв заставил австрийские войска приостановить наступление на итальянском фронте и тем, по сути дела, спас итальянскую армию от разгрома. Румыния вышла из союза с Германией, вступила в войну на стороне Антанты, правда, сама нуждалась в помощи. Существенно облегчилось положение английских и французских войск, когда немцы ослабили удары под Верденом и на Сомме. Победа могла быть достигнута уже тогда, но просчёты Ставки не позволили Брусилову развернуть успех; немцы смогли перебросить подкрепления, и русской армии пришлось перейти к обороне. Тем не менее, Россия перестала отступать, вооружение поступало потоком; укомплектованная, лучше оснащенная армия удерживала огромный фронт. Противник слабел, боевые позиции были отменно обеспечены, и победа уже угадывалась в непродолжительном времени. Осенний призыв захватил тринадцатый миллион населения; тыловые сборные пункты и учебные команды были переполнены людьми, и это уже представляло внутреннюю угрозу для империи.

Британская морская блокада привела к острой нехватке сырья и продовольствия в Германии. В то же время Антанта получала помощь из колоний и США, а Россия располагала немалыми ресурсами. Германия в декабре 1916 года обратилась к США с просьбой передать союзникам ноту с предложением о начале мирных переговоров. Антанта давно разработала собственные планы и секретные соглашения относительно военных репараций и раздела территорий. Союзники усмотрели в демарше попытку развалить коалицию накануне победы, отвергли предложение Германии, с расплывчато-либеральной фразеологией, что мир невозможен «до тех пор, пока не обеспечено восстановление нарушенных прав и свобод, признание принципа национальностей и свободного существования малых государств».

В те дни, Рождественским постом, вездесущий Филя принес в собрание домовых очередную нехорошую весть из Таврического дворца:

– В Думе предательство. Избранцы придумали, что им уготована миссия спасителей армии и отчества, и с некоторыми генералами замыслили правительственный переворот. Они торопятся провернуть дело до начала решающего наступления, даже ценой отсрочки победы, иначе при новом патриотическом подъёме и перемене настроений в народе дело станет невозможно. Думцы оправдывают себя тем, что, мол, народ сам расправится с монархией, если они выпустят инициативу из рук. Они уверяют, что нужно открыть клапан народного раздражения, что залог хорошего управления – достойные министры. Они хотят установить конституционную монархию, типа британской, и мечтают о некой власти, облеченной народным доверием и ответственной перед Думой. Имена достойных министров не называют, мол, не время; но сложно догадаться, кого имеют в виду! Охранному отделению уже известно, как они предварительно между собой распределили портфели. Князь Львов обсуждает с заговорщиками, как бы похитрее и дипломатичнее предложить великому князю Николаю Николаевичу отстранить государя от престола и принять корону. При этом раскладе императора вынудят дать отречение и за себя, и за малолетнего наследника; императрицу предлагают заключить в монастырь или выслать за границу. Другой вариант – посадить на престол малолетнего цесаревича Алексея при регентстве мягкосердечного великого князя Михаила Александровича, брата государя. Избранцы похожи на школяров, мечтающих отстранить от управления начальника гимназии и назначить из своих рядов ответственную администрацию. Гучков из Государственного Совета злопыхает, что с начала войны еще не было такого критического момента; мол, остановка многих заводов, в том числе и работающих на оборону, серьезные продовольственные затруднения, угнетенное состояние духа в широких кругах населения – все это может стать моральным ударом по армии… Ещё заявляет, мол, армия может быть спокойна, пока Дума говорит за неё в тылу и борется с правительством за Россию! Некоторые избранцы хотя и догадываются, но не хотят себе признаться, что сейчас, в момент напряжения всех сил ради победы, радикалы могут использовать столкновение Думы с правительством, чтобы захватить власть. Некоторые сами настроены революционно и под шумок надеются на установление республики. В такой-то империи, да в невиданную войну! Несчастные слепые кроты! Радикалы пустят их на шкурки.

– А государь-то догадывается?

– Министру внутренних дел не раз докладывала охранка, государю говорили приближённые, с письмами обращались. Николай, видите ли, хоть и невысокого мнения о думцах, но ему угодно верить в здравый смысл и патриотизм народных избранников; он и мысли не допускает, что Дума может пойти на государственный переворот во время войны. Он не желает прислушиваться к предупреждениям и не решается временно приостановить деятельность Думы – это, чего доброго, взволнует общественность и может неблагоприятно отразиться на фронте. Говорит, мол, после весеннего наступления, когда окончится война, тогда можно будет заняться внутренней жизнью и реформами. А сейчас все помыслы следует посвятить исключительно армии и фронту, победа близка, через три, четыре месяца.

– А что же армия и великие князья?

– Военные и придворные круги в Петрограде чувствуют, что надвигается буря, только представляют это себе как дворцовый переворот с объявлением конституционной монархии, и многие из них сами настроены либерально, – подтвердил Гоша. – На хозяйстве осталась государыня с Распутиным, и государь так часто меняет министров по её наущению, что это вызывает ненависть к правительству и сеет недоверие в армии… Преданные люди умоляют Николая удалить Распутина, как крупного козыря в руках оппозиции. Даже правые монархисты ушли в оппозицию, думают, что непременно следует отстранить от дел императрицу-немку со всей компанией распутинского назначения. Её и Распутина подозревают в близкой связи и в шпионаже в пользу Германии.

В другое время домовые отнеслись бы к думским интригам, как очередному вздору, но из разговоров по своим жилищам они знали, непременно что-то стрясётся. В декабре 1916 года предвестием стало убийство Распутина. Распутин приобрёл влияние на императорское семейство благодаря тому, что несколько раз останавливал кровотечения у неизлечимо больного наследника. Если царевич доживёт до совершеннолетия, убеждал хитрый мужик, то выздоровеет от гемофилии. Распутину приписывали дар провидения и способность подчинять себе волю людей. Царица, несмотря на аристократическое английское воспитание и степень бакалавра философии от Гейдельбергского университета, впала в суеверный мистицизм простонародного толка; приблизив Распутина к своей семье, она полагала, что сближается с народом-богоносцем. Александра Фёдоровна до того уверовала в духовный дар и прозорливость мужика, что заставляла супруга прислушиваться к его внушениям при принятии государственных решений. Малограмотный проходимец устраивал отставки министров и назначения своих протеже на высшие должности в государстве. Однако он явно плохо разбирался в людях; вокруг него, главным образом, ради личных выгод, толклись и сановники, и банкиры, и спекулянты, и офицеры, и духовенство, и великосветские дамы, и проститутки, и явный сброд; при всём том он компрометировал трон скандальными выходками в высшем свете и кутежами c оргиями, известными всему Петрограду. Двусмысленное положение мужика при дворе до того возмущало многочисленную царскую родню, что в убийстве принял непосредственное участие один из великих князей. К растерянности Николая II, когда всё открылось, члены семейства обратились к нему с письмом, просили снисхождения для Дмитрия Павловича. Несмотря на перелом в ходе войны, под конец года общий фон настроения в столице не способствовал празднованию Рождества. Новогодний приём в царском дворце прошёл натянуто, без традиционных подарков родственникам.

Ещё до Нового года Кеша заметил, что в столице участились серьёзные перебои с продовольствием, да и вообще со многими товарами. В некоторых из воюющих европейских стран продукты давно уже давали по норме, но в России к такому не привыкли. Железнодорожное сообщение внутри страны нарушилось из-за потоков военных грузов и очень снежной зимы. До войны в городе с окрестностями жило около миллиона людей, а теперь население утроилось. Труднее стало с квартирами, топливом, транспортом, жизнь постоянно дорожала. При развитом стачечном движении экономические требования рабочих обычно удовлетворялись, даже минимальная оплата позволяла содержать семью, а всякому мелкому наёмному люду приходилось туго. В компании домовых стали появляться приезжие новички, сорванные войной с насиженных мест; за ними тянулся шлейф страданий и скорбей. Обыватели пересказывали вздорные слухи о том, что творилось на фронте, что обсуждалось на рынках, в Думе, Госсовете, в печати, что делалось при дворе и в правительстве. Все неудачи на фронте и в экономике объяснялись чаще всего изменой или предательством, во всех несчастьях винили царя, двор и министров, и Дума нагнетала всеобщее недовольство. Депутат Милюков произнёс патетичную антиправительственную речь «Глупость или измена?», речь не публиковалась, ходила в списках, а правительство перед приближением катастрофы являло полную несостоятельность. В середине февраля на очередной сессии Думы депутаты потребовали отставки неспособных министров, вместо того, чтобы самим поскорее решить вопрос о ценах на зерно, которое сильно подешевело с начала войны. А у крестьян, не мобилизованных в армию, зерна было в достатке, поскольку его не вывозили за границу по причине перекрытых торговых путей. Крестьяне, ожидая повышения цен, не слишком охотно везли его продавать, так что запасы хлеба в столице оказались невелики. Не хватало пекарей из-за мобилизации в армию. С началом рабочих забастовок перебои с пшеничным хлебом в столице стали еще заметнее. Среди обывателей ползли слухи, что скоро никакого не будет. Кешины жильцы бросились закупать мякинный хлеб и сушить про запас, а то как прожить с такой оравой детей! Зима в Петрограде была взбаламучена волнениями и манифестациями рабочих; агитаторы действовали особенно активно на предприятиях, которые работали на оборону. Поговаривали, так и до хлебного бунта недалеко.