Текст книги "Доминанты"

– Когда ты знаешь этот принцип доминанты и умеешь его отслеживать, ты можешь удовлетворять текущую доминанту или переключать ее на другое, если получается. Ухтомский говорил, что прошедшее влияет на нас сегодняшних, ничто не проходит бесследно. Но у доминанты есть еще одно важное свойство. Чем больше ты себе отказываешь в ее удовлетворении, тем сильнее она накапливается и происходит суммация сигнала, усиление его. Ты не смогла вовремя овладеть зачатками своих доминант, поэтому они сильно укрепили позиции. Теперь тебе надо удовлетворить их и только после этого ты сможешь найти замену, какую-то другую доминанту, которая вытеснит эти. Из принципа доминанты вытекает и принцип баланса: если чего-то в твоей жизни становится слишком много, необходимо дополнить его противоположным, чтобы равновесие сохранилось. Например, работнику умственного труда не следует пренебрегать физическими упражнениями. Ведь восемь часов в день у него загружена голова, что формирует некую доминанту в его жизни. Вот почему активный отдых поможет переключить внимание на другие сферы организма и разрушить устойчивые связи, которые в дальнейшем могут послужить причиной многих проблем. В учении о доминанте раскрывается огромный смысл для тех, кто занят самопознанием, внутренней работой, ведь знание о механизме доминанты становится универсальным инструментом в работе над собой. Прежде всего, мы начинаем видеть, как формируются в нас стереотипы восприятия и поведения – от незначительных «болячек» до линии судьбы. Доминанта чрезвычайно сильна и подкрепляется любыми сигналами, но, тем не менее, ее можно разрушить, если наши действия будут постоянными и точными. Вода камень точит. А коли так, то гораздо проще найти в себе силы для того, чтобы этот камень разрушить. И создать такой способ жизни, при котором доминанты будут возникать по мере необходимости и разрушаться, когда такая необходимость уйдет. То есть жить без доминант. Но это уже высший пилотаж. Смотри, что получается. В твоей жизни в последнее время практически нет секса, но ты его хочешь. Поэтому твое желание растет. Ты не переключаешься, не используешь принцип баланса: ты работаешь, занимаешься умственным трудом и ребенком. И там и там у тебя ответственность. Ты взвалила на себя этот груз, но сама мечтаешь, чтобы кто-то взял ответственность за тебя, решал за тебя, доминировал над тобой. Это желание подспудно зреет в тебе, но ты продолжаешь вести прежнюю жизнь. Ничего не меняется. Так ты доведешь себя до нервного срыва или жесточайшей депрессии. Именно поэтому ты так бурно реагируешь на жесткий секс. Он тебе нужен. Он освобождает тебя.

– А тебе, зачем это нужно тебе, Максим?

– Я люблю власть, люблю доминировать. Мне нравится держать все под контролем. Люблю быть главным в интиме. Но я легко иду по жизни, карьера для меня не первостепенна. Если бы я хотел, мог бы добиться большего, но моя свобода, спокойствие гораздо важнее. Кстати, ты упоминала о том, что научилась получать удовольствие с мужем, но почти ничего о нем не рассказывала. И о ваших взаимоотношениях тоже. Почему?

– Мы расстались. Не разводились, но уже полгода живем в разных квартирах. Наверное, пришло время. Мне сложно об этом говорить. Кроме матери и бабушки он был для меня самым близким и родным человеком, не считая сына, конечно. Я думаю, мы оба виноваты. Я привыкла все держать в себе, мне сложно делиться чем-то сокровенным, а иногда хочется, чтобы близкий человек интуитивно понял, чего я хочу. Сейчас я понимаю, что это неправильно, он же не ясновидец. Люди должны разговаривать друг с другом. Возможно, мы расстались бы раньше, но сначала нас держал сын, а потом сплотили суды с моей матерью. Когда они закончились, стало понятно, что это искусственная сплоченность. Он тоже человек немногословный, и понять, о чем думает, чего хочет, практически невозможно. У нас не было общих интересов, кроме сына и нашей любви. Я много общаюсь с разными людьми, бываю на кинофестивалях, показах мод, беру интервью у известных людей, хочу ездить по миру. Он предпочитает сидеть дома и писать картины, но постоянно ездит в командировки, иногда на несколько месяцев, когда приходят заказы на роспись храмов, загородных домов, ресторанов… Мы редко виделись и стали отдаляться, наши жизни проходили параллельно, слишком редко пересекаясь.

– Ты не рассказывала, как вы познакомились.

– После того как случилась та история с маминым любовником, я продолжала жить отдельно от бабушки. Познакомилась с парнем, влюбилась, но его ювелирно-быстро увела моя подруга Лера. Как-то раз мы поссорились, она пыталась нас помирить, соблазнив его в процессе задушевного разговора. Тогда я сделала вывод: «Нельзя вмешивать третьего, вопросы и проблемы надо решать только вдвоем». Потом, в институте, я влюбилась в очередной раз. Друзья затащили меня на театральный квартирник, где я и увидела Алексея. Он учился на актера, и я зачастую не понимала, когда он играет роль, а когда живет реальной жизнью. Вокруг него крутилось много ярких девушек, все флиртовали, хохотали, обнимались, разучивали сценки, учили монологи и диалоги… Я не вписывалась – была слишком стеснительна и постоянно ревновала. Да, я училась на журфаке, там тоже было немало свободы нравов, если хочешь, но все же не так, более просто и естественно. Алексей стал раздражаться на мою некоммуникабельность и невозможность плавно влиться в его тусовку, и как-то раз поставил меня перед фактом, что он встречается со своей сокурсницей. Я ушла. Плакала ночами, писала наивные стихи, в которых изливала свою боль. Про Юрку ты знаешь, я рассказывала. Моя бабушка считала, что я устраиваю в доме вертеп, и всячески пыталась этому воспрепятствовать. Приезжала и пыталась жить со мной. Я сопротивлялась, как могла. Как-то раз в отчаянье от ее присутствия я позвонила моей подружке Любке: хотела уехать, убежать к ней. Выслушав меня, она ответила: «Я не дома, а у своего друга Вовки, но сейчас что-нибудь придумаем. Я перезвоню». У Вовки в гостях оказался друг, студент-художник Стас, по-рыцарски согласившийся помочь неизвестной девушке. Любка, Вовка и Стас приехали в гости на выручку. Но в каком виде! Стас заявился в телогрейке, шапке-ушанке набекрень, заросший бородой, со старым картонным потерханным чемоданом, тремя гвоздичками и бутылкой водки в руке. Моей бабушке он представился как только что откинувшийся с зоны уголовник, мечтающий о моей руке и сердце. Бабушка хмыкнула, но из дома никуда не ушла. Мы посидели вчетвером на кухне, выпили водки и уехали в гости к Вовке, признав тотальное поражение. Там мы провели со Стасом два дня, не расставаясь, а потом поехали ко мне. Бабушки в квартире уже не было. Так мы и стали жить вместе. Через полгода я спросила: «Хочешь на мне жениться?». Он ответил «да». Было первое апреля, и мы пошли подавать заявление в загс. Наверное, он до последнего момента думал, что это шутка, а потом не решился пойти на попятный. Через три месяца мы поженились. Стас оказался для меня спасением от тирании моей бабушки, а кроме того действительно любил меня и очень трогательно заботился: подавал кофе в постель, мыл посуду, готовил еду. Мы вместе готовились к экзаменам и даже вместе работали, потому что жить на что-то надо было, а просить денег у родных не хотелось. В то время мы продавали книжки на уличных лотках. Это приносило хорошую прибыль и даже оставляло время для учебы. Потом уже Стас стал подрабатывать как художник, а я – как журналист и редактор…

– Вы изменяли друг другу?

– Нет. Ни он, ни я… Нам это было не нужно. Потом родился Петя, я растолстела и стала комплексовать по поводу лишнего веса. Когда перестала кормить грудью, пошла в фитнес-клуб, чтобы не ощущать себя толстухой. Вес согнала быстро, но заметила, что муж не говорит мне комплиментов и практически не замечает как женщину. Бегая на деловые встречи, потихоньку стала флиртовать с мужчинами, чтобы снова понять, что красива и могу нравиться. Мне это было необходимо. Но Стас много работал, уставал и ничего не замечал. Главное, он не замечал меня. Какая у меня прическа, цвет волос, одежда… Я пыталась хвастаться своими достижениями, но ничего, кроме «Молодец!», не слышала. Это очень походило на «Отстань!». Постепенно я перестала пытаться обратить на себя его внимание. Конечно, он всегда помогал мне с сыном, мы вместе ходили гулять, иногда собирались с друзьями на шашлыки, покупали мебель или одежду, но этого было мало. Мне, по крайней мере. Остальное ты знаешь.

– Почему вы не разводитесь, раз живете уже не вместе?

– Наверное, в глубине души каждый из нас мечтает что-то изменить и снова стать семьей. Только вот сил для этих трансформаций уже нет. И да, я стала ему изменять с тех пор как мы разъехались. Впрочем, изменой это теперь назвать нельзя.

– Катя, не обманывай себя. Если бы вы любили, силы бы нашлись. Горы можно свернуть, если захотеть. А то, что ты стала интересоваться другими мужчинами, – нормально.

– Ты прав, Максим. Конечно. Но на данный момент ни у меня, ни у Стаса нет никого постоянного. Зачем разводиться?

– Да, Катя, твои отношения с мужем еще раз подтверждают мои слова о том, что тебе нужен постоянный качественный секс и доминирующий мужчина, взявший ответственность за тебя. А разводиться надо, потому что вас вместе уже ничто не держит. Ладно, об этом в другой раз. Здесь в нижнем зале вечеринка. Хочешь спуститься?

– Не сегодня, – качаю я головой. – Мне надо о многом подумать. Давай в другой раз.

– Я отвезу тебя. Одевайся.

Максим грациозно поднимается с ковра, на котором мы сидели, и натягивает одежду. Я следую его примеру, любуясь его гибким мускулистым телом.

Охранник с непроницаемым лицом вежливо отворяет дверь.

– До свидания, Маэстро, – полным достоинства голосом произносит он.

– Почему он так зовет тебя? – интересуюсь я.

– Здесь у всех свои ники, – отвечает Максим и открывает дверь машины. – Маэстро – мой. В переводе с итальянского означает учитель или мастер.

Он довозит меня до дома, отстраненно целует в висок и говорит: «Иди!». Словно в замедленной съемке я распахиваю дверь машины, делаю несколько шагов и оказываюсь в подъезде. Никогда не любила ходить пешком, но тут поднимаюсь по ступенькам, игнорируя лифт – мне нужно это физическое усилие, чтобы устать еще больше. Квартира встречает меня гулкой тишиной и запахом только что законченного ремонта. Недзеновская пустота аукается в сердце.

Я понимаю, что мне действительно повезло с Максимом. Мой ангел-хранитель по-прежнему бережет меня, несмотря на все мои заскоки. Возможно, так он искупает свое отсутствие в какие-то моменты моего прошлого. Максим стал мне нужен, очень нужен. Я попала в дикую зависимость, но она приятна и желанна, я хочу ее и готова умолять о продолжении. Он – моя приоритетная доминанта на текущий период. Сколько это продлится – не знаю, но хочу, чтобы не заканчивалось. Я болезненно хочу его телом и душой, как давно уже не хотела ничего. Это и пугает, и возбуждает одновременно. Я жду приказов и готова их исполнять, готова к доверию, как это ни странно для меня.

Меня чрезвычайно интересует сама фигура Максима. Кто он, все же? Какие у него родители? Что происходило с ним, когда он был ребенком? Есть ли жена, дети, скелеты в шкафу? Сколько у него любовниц, сабмиссивов? Удастся ли мне когда-нибудь узнать его лучше или он не пустит меня в свой закрытый мир?

Когда-то давно я считала, что мужчина должен уметь плакать, потому что это показывает, что он не бесчувственен, но потом стала считать слезы признаком слабости и убожества. Я более чем уверена, что Максим не плачет никогда. Но не это важно, а то, что он открывает мне саму себя, ту, которую я не могла познать на протяжении многих лет. Я пыталась постигать вселенную и наивно думала, что у меня получается, тогда как, взглядывая в зеркало, видела перед собой привычную незнакомку. Я устала вздрагивать от того, что каждый партнер погружал свой член не в мое тело, а в лоно страха, сжимающееся отнюдь не в преддверии оргазма. Имеющая родных людей, я была одинока, но одиночество не знает жалости, оно загоняет в камеру пыток с маленьким зарешеченным окошком, куда изредка заглядывают любопытствующие в поисках острых ощущений. Современный вуайеризм достигает гигантских размеров, наверное, из-за того, что люди боятся жить и предпочитают пассивное наблюдение, заменяя им недостаток эмоций в собственной жизни. Иногда, глядя на линии ладоней, я мечтала стереть их, чтобы потом вырезать ножом новые, иные линии. Если бы все было так просто!

После кончины Стояна, которую я приняла неожиданно близко к сердцу (ведь мы много лет не общались), я вновь решила найти своего родного отца, как пыталась уже это сделать однажды. Мне подумалось, что все мы смертны и терять шанс увидеть родного человека, узнать его поближе – неправильно. В первый раз я решила это сделать, когда мне было восемнадцать, но мать солгала про дату рождения отца, и найти его мне не удалось. Теперь я знала эту дату, с трудом добытую у матери, а еще его имя, фамилию, отчество, и мой запрос приняли в Мосгорсправке. Я не особо рассчитывала на успех: прошло столько лет, может быть, моему отцу это совсем не нужно, да и кто знает, какой он сейчас…

Он нашел мой телефон в интернете и позвонил первым. В тот момент я красила ресницы в салоне красоты и ответила на звонок на ощупь. Слепая, охрипшая от волнения, я металась по кабинету, натыкаясь на стены и пытаясь найти рукомойник, чтобы смыть краску, но потом вдруг успокоилась. Мы договорились встретиться на следующий день, хотя мне хотелось сделать это сразу – я не понимала, как смогу заснуть ночью.

Мама была в курсе. С одной стороны, она не хотела этих поисков: говорила, что мой отец всегда много пил и наверняка опустился, растолстел, обрюзг, и я в нем разочаруюсь. С другой – признавала, что это мое право. В любом случае, ей было интересно.

Мы встретились в метро. Когда я подъехала, он уже ждал меня с огромным букетом роз, самым большим в моей жизни. Я узнала его моментально, сразу, будто мы не расставались ни на миг: наше внешнее сходство оказалось потрясающим и неоспоримым, но и на другом, метафизическом уровне я чувствовала нашу близость. Седовласый, со стрижкой-ежиком, крепкого телосложения мускулистый мужчина выглядел очень импозантно. Мы сидели у него дома и разговаривали. Я плакала. Он хранил мамины письма к нему и мои детские фотографии, мою бирку, которую прикрепляют к ножке младенца, и мое реальное свидетельство о рождении, где значилось, что я его дочь. Его версия их брака и разрыва сильно отличалась от маминой и бабушкиной. Впрочем, этого и следовало ожидать. Но я тогда запретила себе судить их обеих: что было, то давным-давно прошло. Оказалось, что папа был несколько раз женат, у него есть дети от разных браков, а его новая жена примерно моего возраста. Это значит, что у меня есть сводные братья, а еще тетя, его родная сестра, у которой есть дочь – моя двоюродная сестра. И все хотят меня, наконец, увидеть, через столько лет. Сбылось то, о чем я мечтала еще маленькой: большая дружная семья, братья и сестры… Несколько лет назад отцу сделали операцию на сердце – коронарное шунтирование, прямо посреди грудной клетки проходил большой шрам. Я холодела от мысли, что могла так никогда не увидеть его и не узнать, какой он.

Он звонил мне каждый день и называл принцессой, я таяла от счастья. Мама и бабушка ревновали, делились со мной каждая своими воспоминаниями о том времени, очерняя его изо всех сил, но я не желала ничего слушать – весь этот бред больше меня не трогал и в моем сердце оказалось слишком много нерастраченного чувства любви, которое я хотела дарить. Я обрела новую семью, где мне были рады, где все двоюродные, троюродные родственники собирались друг у друга на дни рождения и Новый год, шумно, весело и искренне отмечая праздники вместе. Именно это всегда и было моим идеалом настоящей семьи.

Мама и бабушка стали общаться со мной суше и холодней, выкапывая из глубин подсознания забытую, казалось бы, давно похороненную там жгучую ненависть. Но бабушка всегда видела только то, что хотела видеть, ей было проще винить моего отца, чем признать, что и ее дочь по молодости могла совершать ошибки, а мама уже не могла переиначить историю, рассказанную мне когда-то, ведь это означало бы, что она врала мне всю жизнь. Я тщетно пыталась донести до них, что все люди несовершенны и не стоит через столько лет всколыхивать обиды и сводить счеты. Когда я обнимала отца, то понимала, что значат слова «плоть от плоти»: роднее и ближе мне только мой сын.

Личный дневник Максима

Когда я позвонил ей, чтобы назначить встречу на завтра и услышал бешеную сексуальность в голосе, то мгновенно все переиграл, даже не успев подумать. Пришлось импровизировать по ходу. Со мной и впрямь творится что-то несуразное, неподвластное моей воле. Я сам придумал этот спектакль и сам взревновал, увидев, как она изгибается от страсти с моей сабой. Дурак! У меня в руке дрожал флогер, когда я хлестал ее, по-моему, это заметила даже Жози, хоть и не подала виду. Похоже, мне самому не мешает покопаться в текущих доминантах и расставить их на подходящие полки. Так мне скоро придется идти на прием к коллеге-психотерапевту, возможно, это и стоит сделать. Но я схожу по ней с ума. И я хочу, чтобы она была моей все двадцать четыре часа в сутки, каждый день. Я говорю себе, что у нее есть ребенок, но хочу увезти ее и присвоить себе полностью. Она должна быть только моей. Полное бесконечное обладание и подчинение моей воле – вот что меня устроит! Только так! Хорошо, что она рассталась с мужем, так будет гораздо меньше проблем. Ребенок тоже помеха в некотором роде, но я подумаю об этом потом, возможно, не составит труда оставить его с отцом, чтобы не путался под ногами. Чужой щенок мне даром не сдался! Главное, что Кате нужно, чтобы ее разговорили, дали понять, что она нужна и важна, изучили ее тело и душу, приласкали, погладили по голове, а потом истязали ее плоть, доводя до крайних границ наслаждения и боли. Она так долго была в вакууме, что теперь с радостью из него выйдет. И будет изучать мир и все, что он может дать. А мне есть что предложить. Я сходил с ума, хотел облизывать ее покрасневшую от ударов кожу с каплями крови, бесцеремонно высасывать ее, наслаждаясь вкусом и урчать от удовольствия. Жаркая, терпкая, мироточащая влагой, возбуждающая до невозможности, ее хочется разрывать, обладать снова и снова, бесконечно, разнообразя всевозможные пытки. Воск, иглы, кандалы, подвешивание, скальпель… О, сколько всего ее ожидает! Я не ограничусь чем-то одним, я буду использовать все существующие в мире девайсы, рано или поздно, обещаю.

Глава 9. Мосты

Я понимаю, что заснуть не смогу, поэтому одеваюсь и выхожу на улицу. Бреду через подземный переход, пересекаю Красную площадь и выхожу на набережную. Иду к храму Христа Спасителя, помпезно возвышающемуся над моей любимой столицей. В голову лезут дурацкие мысли. Интересно, почему менструация является чем-то неприличным? Вот церковь считает, что женщина в определенные дни «нечиста». Почему? Разве способность произвести на свет чудо, нового человека может быть нечистой? Не надо мне заливать про непорочное зачатие. Таких не бывает. И если человек создан по образу и подобию Божьему, то он просто не может быть чистым или нечистым. Ведь естественные испражнения не считаются божественно аморальными! Нечистым человек может быть скорее, если у него грязная душа.

Поднимаюсь на Патриарший мост, соединяющий Пречистенскую и Берсеневскую набережные. На его ограде огромное количество замков и замочков, которые вешают влюбленные в знак вечности их чувств. Сколько ключиков таит в себе черная вода Москва-реки? Я люблю мосты, потому что они соединяют берега, возвышаются над стихией и позволяют перейти на другую сторону. Это символично. Питерские мосты гораздо красивее. В моей столице они функциональнее, проще, сконструированнее, в них нет романтики. Почти так же, как и мосты, я люблю лестницы. В них есть некий мистический оттенок. Поднимаясь на очередную ступеньку, ты словно приближаешься к чему-то новому, ожидающему за пролетом, волшебному. Хотя это всё фантазии и обман, самообман. То тут, то там самозабвенно целуются парочки, и я завидую им, той эйфории, которая эфирно струится от каждого такого слитого воедино инь-ян.

Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь вот так самозабвенно отдаваться чувству, не ощущая груз прошлого, отринув его, стерев из памяти. Ведь каждый раз, я возвращаюсь мысленно к своим богам боли, бессмысленно и настойчиво требуя у них ответа. Но они молчат. Помню фразу Станислава Ежи Леца о том, что люди вместо мостов строят стены. Наша стена – стальная, сооруженная на века, не пробиваемая ни одним тараном, особенно после всех этих судов.

Когда моя мать решила проверить, не обманываю ли я ее насчет сдачи квартиры (вдруг я сдаю ее за гораздо большую цену, чем говорю?), то тайком от меня направилась к арендаторам. Те позвонили мне в полном недоумении. И я разбушевалась. После истории с нотариусом, дарственной на бабушкину квартиру и прочих ее проделок, я не сдержалась. И отказала в аренде людям, снимавшим квартиру на протяжении десяти лет. Взяла мужа и сына, и мы переехали туда. Мать грозила милицией, но жилье принадлежало наполовину ей, наполовину мне, так что все оказалось по закону. Я прописала в квартиру сына и перевела его в близлежащую школу. Она стала подавать в суды иски «о разделении правил пользования жилым помещением», «о нечинении препятствий в местожительстве», «о разделении счетов на оплату квартиры», «о выселении из квартиры…» – моего мужа, разумеется. Она старалась выселить и моего сына, заявив в опекунском совете, что мы ухудшили жилищные условия ребенка (переехав из однокомнатной квартиры на окраине Москвы в двухкомнатную в самом центре), а также о том, что мы не занимаемся его здоровьем, поэтому внучок слишком полный. И это она, которая больше думает об игрушечном поросенке, а не о живых людях! Я не знала, каких чувств во мне больше. Негодования? Ненависти? Омерзения? В то время жалости она не вызывала, это чувство пришло гораздо позже, тем более что она интересовалась у моих же соседей, нельзя ли проследить за тем, что мой муж живет не по месту прописки… Вполне возможно, это реально проследить, а потом опять подать в суд за ложь и потребовать для него тюремного заключения. Это мне рассказали сами соседи, сочувствующие моему нелегкому положению. Тогда меня очень сильно морально поддерживал отец, без него я бы не справилась. Иногда я думаю, что восстать против матери и ее эгоизма мне помогло осознание, что у меня есть большая семья, что меня есть кому защитить и в одиночестве я не останусь. Боготворить языческого идола, пустотелую деревянную фигурку без души уже нет смысла. Я не одна.

На судах мать не появлялась, найдя представителей, которые регулярно присутствовали на слушаниях. Они путали имена и даты, били на жалость, рассказывая, как тяжело истице содержать пожилую мать и как ей страшно находиться в одних стенах общей квартиры со мной и моим мужем. Якобы истица, чтобы не травмировать внука ссорами, почти не появляется у себя дома и вынуждена кочевать по друзьям, вымаливая на одну-две ночи угол на раскладушке. Чудовищная, непостижимая ложь! Мать в это время по-прежнему жила в Америке, да и бабушкина квартира, ставшая ее собственностью, по-прежнему имелась в наличии. Слава богу, что некомпетентность и хамство представителей зашкаливали, и судьи видели реальное положение вещей. Я могла доказать свою правоту, что регулярно и делала, предоставляя бумаги и квитанции, они писали ходатайства, лгали и лицедействовали. Что хуже всего, они заставили лжесвидетельствовать и мою бабушку, заверив ее заявление в русском консульстве США. Больную, после тяжелой операции, ее повезли туда и заставили написать глупое и отвратительное в своей бессмысленности заявление. В нем говорилось о том, что я мечтаю доказать недееспособность и умопомешательство моих родных и любой ценой отнять все имеющееся у них имущество, о том, что после моих визитов, у бабушки пропадали вещи, да и вообще я давно веду паразитический образ жизни и не работаю. Там было много чего в таком же духе, включая порчу, которую я якобы пытаюсь на них навести. И это чуть не убило меня.

…Я не знаю, как тогда выжила. Наверное, только благодаря мужу, сыну и отцу. Я изучила весь Гражданский кодекс от корки до корки, собрала ее заявления в милицию, свои, оплаченные за многие годы, квитанции по коммуналке и другие документы. Мною двигало чувство справедливости, желание показать, как все обстоит на самом деле, и невозможность больше прогибаться под них. Моя спина не желала оставаться согбенной, это длилось слишком много лет. Я не виновата только фактом своего появления на свет, не я это решала! Они всегда подозревали во мне дурные наклонности, доставшиеся по наследству от отца, несмотря на мою хорошесть и безусловную любовь. Так пусть же узнают, какой плохой я могу и умею быть. Я выиграю во что бы то ни стало, выиграю честно, на полном основании, потому что я права и умею быть сильной. Меня сгибали столько лет, что я закалилась и не могу сломаться. Я выиграла суды. Все до одного. И тогда они подослали ко мне рейдеров, грозивших купить мамину долю за бесценок и устроить мне невыносимое существование. Сначала я испугалась. Но слишком жесткой оказалась закалка. Я записала их угрозы на диктофон и пригрозила, что найду управу. Я боролась несколько месяцев и опять победила. Они даже зауважали меня и сказали, что я могла бы на них работать. Естественно, я отказалась. Когда рейдеры отстали, мы продали квартиру и поделили деньги пополам. Я купила себе небольшую двушку в соседнем доме. Думаю, мама до последнего боялась, что я ее обману, поэтому постаралась помириться со мной, сделать вид, что все забыто и мы можем начать наши отношения с чистого листа. Я простила ее, потому что мне не хотелось жить с таким грузом на сердце. Мы сидели в кафе, плакали, судорожно обнимались, и я снова видела мать, а не чужую старую женщину, алчную и беспощадную. Но, оказалось, радоваться рано, ведь оставался еще гараж, который она переписала на меня двенадцать лет назад, а теперь хотела забрать обратно: он тоже стоил денег и по нему тоже тянулся очередной суд. Узнав, что я его отдавать не собираюсь, она опять постаралась сделать мне максимально больно.

Медленно возвращаюсь домой с прогулки, открываю дверь, завариваю чай, продолжаю вспоминать…

Я много раз слышала от нее слова «Ты мне больше не дочь». Последнее ее письмо, полученное накануне встречи с Максимом, также поражало жестокостью. Откуда это в ней? Как человек может писать гениальную музыку, слышать ее из космических сфер, общаться в астрале с духовными учителями и совершенно не уметь любить? Как может быть настолько слепым и черствым и отвергать любящих людей? Нас всех портит квартирный вопрос. И вопрос денег. А ведь когда-то мы нормально общались. Я открыла почту и начала пересматривать ее старые письма.

От кого: Alla

Тема: Торт

Дата: 02.01.2009

Кому: KatiAviotova

Катюша, привет! Я простудилась и в последние несколько дней не проверяла почту. Перед Новым годом мы заказали в кондитерской испечь нам торт по заказу. Пока Аркаша ходил за тортом, я ему готовила новогодний ужин. Он принес торт. Я поставила его на стул. Тут же задела рукой сковородку. Ужин его упал на пол. Он сказал: «Алена, только не расстраивайся, я сейчас все уберу». Я, конечно же, расстроилась и села на стул, на который только что поставили торт… Все потом смеялись. Торт съели.

Обнимаю, мама

От кого: KatiAviotova

Тема: Re: Торт

Дата: 03.01.2009

Кому: Alla

Да, мам, это на тебя похоже)). Я тоже приболела – сильный кашель уже давно, надо пить антибиотики, чтобы не было воспаления легких. Я очень устала от этого переезда, хочется куда-нибудь уехать, а скоро начнутся рабочие будни и будет много дел. Надо бы найти силы и восстановиться. Пока не получается.

Помнишь, я однажды тоже села на торт, когда мы с тобой в троллейбусе ехали от дедушки? Правда, мне тогда было лет пять!

От кого: Alla

Тема: Re: Re: Торт

Дата: 04.01.2009

Кому: KatiAviotova

Да, Катенька, я помню как ты села на торт в троллейбусе и расплакалась. Мы торт тогда съели. Да и сейчас тоже. Он оказался очень сухой и почти не пострадал внешне, но вкусным не был. Только красивый.

Я тоже болела почти все это время. Сейчас уже лучше. Ездили все время загород смотреть продающиеся дома, и я опять простудилась. Но все равно дел ужасно много. Мне на себя времени совсем не хватает. Много домашних дел. Вот завтра поеду разбираться с глазами – нужна ли мне операция или нет.

Обязательно пей антибиотики. Ты кашляла и тогда еще, когда мы встречались. Тебе надо сделать рентген обязательно.

У вас скоро Рождество. Поздравляю вас и желаю всем здоровья и удачи в делах.

Мама

Ведь были же когда-то простые, добрые письма, ласковые, в которых чувствовалась любовь. Как же так? А ее проблемы с глазами, которые появились уже тогда… Те, кто занимается духовными практиками, говорят, что проблемы со зрением бывают у тех людей, которые не хотят видеть какие-то проблемы, либо в себе, либо в жизни. Может, это и так. Неужели ничего нельзя изменить?

Я устала быть сильной. Устала доказывать свое право на место под солнцем. После судов у меня началась депрессия. Настоящая, а не тот модный термин, когда гламурные дамочки, меланхолически закатывая глаза, говорят: «Ах, у меня такая депрессия!» Я стала сомневаться в своей адекватности. Любые незначительные мелочи вызывали истерику и обильные слезы. Я с трудом, через силу писала заказные журналистские статьи, которые всегда кормили меня. Очевидно, сказалась постоянная практика в составлении судебных отзывов и ходатайств и воля к жизни.

Яд сочился с моего языка, выпаривался из пор кожи и задевал окружающих. Я стала бояться себя и резко ограничила общение, чтобы не обижать знакомых и друзей. Я читала книги Андрея Кочергина, основателя русской школы боевого карате Koi no takinobori ryu, и находила силы, сознавая, что недостаточно беспощадна к себе. Это помогало мне выжить.

Иногда я писала верлибры:

 
Есть много родных мне людей, которых я люблю
Уже миллион лет. Есть те, мимо которых я прохожу
И радуюсь, что они мимо, а если рядом – то ненадолго.
Среди них есть и родные, ничего не поделаешь.
 

Внезапно мне захотелось записать свои мысли, чтобы потом, возможно, показать их Максиму.