Текст книги "«На кладбище гуляли мы». Рассказы"

– Может быть, это и так, но зачем же женщин оскорблять.

– А водителю еще целый день работать.

– Я зайду в собор.

– Я не пойду. Погуляю здесь. Подожду тебя.

Я стала прохаживаться между могил. Сразу же у дороги в глаза бросилась фамилия Аствацатуров. Знатные предки. Потом пошла по дорожке вглубь. Огромный собор в себя не пускал. Я что, грязнее, чем он? Внутри жило неприятное воспоминание. Меня отсюда выгнали. Никому об этом не расскажу. Ему особенно. В молодости пошли с одной дурой из общаги с улицы Летчика Пилютова, попали на какую-то службу в полуподвал, стояли со свечками, ничего не поняли и хихикали. Громовым голосом, c протянутой рукой, священник изгнал бесов, т. е. нас, со словами: «Вон отсюда». Позорная сцена. Могу себя утешить тем, что Иисус потом сам ко мне пришел.

Потом мы сидели за столиком у окна в коридоре розового здания монастырской трапезной, и он рассказывал мне о «голубчике», герое его романа, который двадцать лет не появлялся и вдруг решил уйти от жены и поселиться у него. А жить вместе с ним не очень комфортно. Но пансионер платит за проживание, приходится все неудобства терпеть.

Через два часа мы уже в другом кафе на углу недалеко от метро «Чернышевская».

Рядом за столик сели вошедшие девушка и мужчина более старшего возраста. Я не разглядела их внешность. Ощущение легкости. Они стали сразу же увлеченно говорить на французском языке. С. пояснил:

– Рядом французский колледж. Это, вероятно, преподаватель, профессор с ученицей.

Я ничего не понимала. А он начал выхватывать из их речи слова и комментировать:

– Что это значит? Повтори.

Я готова была сквозь землю провалиться. Мы что, попугаи? Cтолик совсем рядом. Они же услышат. А на него опять напала какая-то шаловливость героев Пьера Ришара. Он хохотал.

– Вот так нужно учить французский, краснея и оглядываясь.

В нежных ярких красках вышли из кафе. Снег падал ему на непокрытую голову. Он прикрывался воротником демисезонного пальто.

– Тебе не холодно?

– Нет. Вот началась настоящая питерская погода. Так ты не пойдешь со мной?

– Нет, завтра на работу.

– Тогда расстанемся у метро.

Провожать тебя, к сожалению, уже не могу. Леша ждет.

Хлопья падающего снега искрились так красиво, как в кино. Как одна снежинка в этом карнавале, там уместилась гармонично моя фраза Tombe la neige… Он восторженно подхватил Tombe la neige… Et mon coeur s’habille de noir. А в следующей фразе подправил. Я неправильно произнесла s’habille.

Чтобы прервать затянувшуюся сцену прощания, мне удалось вставить, запинаясь и стараясь, фразу tout en ordre и вырваться из кино. Хотя оно еще не кончилось. На эскалаторной ленте к Московскому вокзалу впереди меня, среди молодых людей в наушниках, сверкающих по бокам, красивым синим цветом стояла и смеялась Фрида Кало. Не было театральной сцены прощания у всех на виду у турникета. Хотя она была на Чернышевской. Вот представление! Небеса нам послали незабываемый снег. Зашла в вагон, полная впечатлений. Вначале напротив меня никто не сидел. Потом устроились вошедшие юноша и девушка. Совсем молоденькие. Она с длинными черными волосами, темные брови и ресницы, красавица. Он совсем похож на мальчика. Всю дорогу смотрели какие-то игры в смартфоне и планшете. А потом в виртуальной библиотеке что бы почитать искали. Я им хотела сказать:

– Только Сэлинджера не читайте в дороге, иначе все пойдет не так, как вы задумали.

А я вот почитаю.

Приехала уже поздно. В. сидел за компьютером. С собакой мне гулять вечером придется. Пробежались с сэром Тобиком по мокрым заснеженным листьям темной аллеей. Уже открыла дверь в подъезд. Из темноты выплыл Саша-герой. Небритый, исхудавший. Впрочем, я его утром видела. Он обратился ко мне:

– Ира, встретил в церкви вашу сестру. Она говорит, что в деревне где-то недалеко живет одна целительница. Она может вылечить от вредной привычки курения.

Пес меня тянет. Дверь держать приходится. Я ему ответила.

– Зачем целительница? Нужно просто бросить и все.

– Как бросить? – он даже обиделся. – Ведь это так сложно – бросить курить.

– Бросить и все. Что сложного?

Дверь закрылась.

«Тем более что курить ты еще и не начинал», – это я про себя подумала, поднимаясь по бетонным ступенькам лестницы на первый этаж.

Вечером отправила сообщение:

– Саша, на электричку пришла вовремя, в 18:40 по расписанию. Хочу продолжить про Сэлинджера. Его считают великим писателем не зря. Все его вещи – емкие и запоминающиеся. В электричке прочитала рассказ «Перед самой войной с эскимосами». И вот мистика. В нем есть и мой рассказ, и твой. Главная нить повествования вокруг больного пальца, который порезал один из героев. И он же рассказывает и жалуется о юноше, которого пустил к себе жить. Вот жизнь и литература! Вот Сэлинджер! И ни позже, ни раньше я прочитала. Замечательная встреча. И периодически смеюсь, вспомнив императорского губана Маори.

Александр 12:04

– Ира, встреча просто праздник.

Александр 12:14

– Ира! (вдогонку). Сэлинджер, роман «Палец». Le doigt, смотрю сегодня по памяти вчерашний фильм. Красота. Словно японский. С мокрым снегом в конце.

Ле дюа – палец.

P. S.: Окончание рассказа про Сашу и Федора рассказывается устно при личной встрече.

* «И не только Сэлинджер: десять опытов прочтения английской и американской литературы (сборник)» Андрей Аствацатуров.