Текст книги "Поступь Хели"

– Эй, эй, полегче! Тебя Ки покусал? Болтаешь как турс!

Тобиас встал, отряхнулся, открыл рот и застыл. Брови сошлись на переносице.

– Локи, это то, что я думаю?

Она обернулась и, к своему ужасу, снова увидела, как над гористой снежной местностью поднимается черный дым, словно от пожара.

– Да.

– Надо показать это Кайлах. Она занимается аномалиями Утгарда.

Локи не особо хотела распространяться насчет очков и своих способностей, но дело приобретало серьезный оборот. Этот дым уже ей не просто мерещился, это становилось проблемой.

– Пожалуй. Да. Думаешь, это связано с Идаволлом?

– Уверен, – мрачно ответил Валецкий, выдыхая пар изо рта.

– Вернемся в Игг.

Он кивнул и протянул руку. Локи надела очки и прошла назад, испытывая тот же дискомфорт от неестественно долгого перехода. В лагере было слишком спокойно. Локи с удивлением обнаружила, что все сгрудились вокруг радиоаппаратуры и слушают какую-то тарабарщину из набора слов на хельском, асгарди и каком-то праигге, древнем языке Ванхейма. Морна стенографировала, остальные даже боялись вздохнуть, чтобы она ничего не пропустила. Тобиас нашел Кайлах возле автобуса, где она следила, как Ки играет в наперстки с Киллином. Битва разгорелась нешуточная, потому что ни тот ни другой толком не умели играть и постоянно путались в правилах. Ведьма развлекалась тем, что того, кто делал больше ошибок, била током или поливала водой из крошечной тучки.

– Кайлах, нужна твоя консультация, – грубо бросил Тобиас.

– Профессиональная, – уточнила Локи.

Ведьма, похоже, не удивилась, а вот Ки поймал взгляд Локи и чуть приподнял бровь. Она сделала неопределенный жест рукой, мол, потом расскажу. Турс спорить не стал, но недовольно покачал головой. Киллин надул губы, ревниво переводя взгляд от Локи к Ки и обратно.

Провести в Утгард двоих было сложнее. Локи подустала и запнулась. Тобиас подхватил ее под локоть и получил благодарный взгляд. Кайлах в Утгарде не понравилось все. Она почти сразу же справилась с благоговейным восторгом и яростно раздула ноздри, цепко осматривая пейзаж и вслух комментируя, как неправильно лежит снег, и горы не так расположены, и складки пространства смещаются относительно Игга не в том количестве градусов. И, конечно же, увидела валивший столбом дым. Поцокав языком, она достала из рюкзака набор геодезических приборов и сделала измерения. Тобиас прилежно записывал в блокнот цифры, которые она диктовала. Локи, отдыхая прямо на снегу, затеяла с Гармом игру в «принеси мне тот камень». Когда камней накопилось на целый муспельхеймский садик, Кайлах собрала приборы, застегнула рюкзак и кивнула.

– Теперь я смогу рассчитать, откуда идет дым. Но чутье подсказывает, что все оттуда же, из Кромежника. Я должна узнать, что там.

– Едете с нами? – спросила Локи, разминаясь и опуская на глаза очки.

– Похоже на то. И не выкай мне. Тоже мне, вежливая девочка нашлась.

* * *

Путь Хели через тоннель проехали быстро, часов за восемь. За окнами расползалась тьма, разгоняемая лишь светом фар автобуса да фургона Кайлах, так что Локи дремала в углу, обняв катану. Когда забрезжил слабый свет, она невольно вытянула шею и была разочарована. Тоннель кончался такой же стиснутой горами дорогой, которая лениво взбиралась на перевал к Кулаку Модгуд – широкой плоской горе. Существовала легенда, что ее сплющил дух-великан, упавший с неба, но скорее всего, это был метеорит, один из тех, что откололся от Вседрева.

Возраст сторожевой башни перевалил за шесть веков, а сама она пережила три почти полных разрушения. Оригинальным осталось только массивное квадратное основание, а примерно со второй трети башня становилась круглой, с узкими бойницами, натыканными так, чтобы защищать перевал. Венчала обрамленную узким балконом башню покатая крыша с флагом Хели. На зеленом полотнище топорщился кузнечный молот, на древке которого росли стилизованные дуб, ясень, осина и ель. Над деревьями дугой изгибалась коронованная змея.

Автобус с трудом протиснулся во внутренний дворик и остановился у мощного подножия башни, где их уже ждали вооруженные мужчины в грязной одежде. Фергас Лонан вышел первым и деловито всех поприветствовал. Разговора Локи не услышала, но то, что пачка денег перекочевала местным, не требовало объяснений. Им разрешили переночевать, но утром следовало ехать дальше. За Фергасом Лонаном они зашли в башню и стали подниматься по узкой железной лесенке. Локи никогда не страдала боязнью высоты, но, видя темную пустоту внизу, невольно жалась поближе к стене.

– Красивая кладка, правда? – Морна бодро поднималась за Локи, любовно прикасаясь к кирпичу. – Тут столько истории. Видишь эти оконные проемы? Кирпич клали треугольниками, типичный хельский стиль.

– С каких это пор ты заделалась искусствовед-дом? – просипел Мартин, начав задыхаться уже на втором десятке ступеней.

– А что, у меня не может быть хобби? У меня, вообще-то, кроме расшифровки кодов, есть личная жизнь!

– Все еще мечтаешь о степени? Ой, да тебе через три месяца наскучит з-зубрежка. И что ты потом будешь делать с этой коркой? П-преподавать?

– Много ты, Мартин, обо мне знаешь!

– Да признайся, ты этих снобов не вынесешь. Я не смог, а я ведь тебя терпеливее, – фыркнул доктор, который так же, как Локи, полз по стеночке.

– Виктор, заткнись! Я тут из-за денег, а не из-за любви к жизни в вонючем автобусе.

– Эй, Б-бесси может об-бидеться, – возмутился Мартин.

– А я могу хорошенько стукнуть…

– Я думал, что Киллин у вас стукач!

– Эй, заткнись, Нил!..

– Вообще-то я все слышу, и я не стукач!

– Осторожнее с головами! – крикнул Фергас, обрывая дружеский обмен колкостями.

Огибая низкую балку, Локи вылезла наверх, на этаж под крышей, заваленный мешками и ящиками. В открытых дверях виднелся ленивый дозорный, который, сидя на низком стульчике, при свете масляной лампы пытался разгадывать кроссворд. Но их повели дальше, в глубь ящиков, в юго-западную дверь. От башни, приклеенной к горе, шел узкий – едва хватало, чтобы разошлись двое, – проход под открытым небом. С севера заметить его было невозможно, а на южную сторону выходили ливневки, от которых страшно дуло по ногам. Так они перешли в другую башню, к другой горе. Оттуда брала свои воды Ижица – рукав, который впадал в Вербицу, главную реку Хели. Реку, проходящую через Кромежник и делящую город пополам.

– Вот там Ал с ребятами и пытаются разобрать старый завал. Еще пару лет назад тут была подземная пристань с баржами для доставки грузов и руды по реке, но гору тряхануло, и все обвалилось. Если получится, мы сможем комфортно сесть на баржу и доставить и медпомощь, и паек, и себя, – сказал Фергас, когда они расположились в длинной, темной пустующей казарме на полсотни человек.

– Ижица-река, как моя бывшая жена, – пробормотал Виктор, – злая и сварливая собственница.

– Эй, турские задницы, вы чего так долго?

– Ал! – Морна скинула рюкзак и бросилась на шею высокому парню, заросшему рыжей щетиной. Остальные «Дрозды» приветствовали товарища не так бурно, но все же радостно. Ал был долговязым и улыбчивым хельхейм лет тридцати, с большими мозолистыми руками и заметным шрамом от пули на виске.

Окинув Локи и прочих внимательным взглядом, вопросительно посмотрел на Фергаса Лонана и, получив утвердительный кивок, коротко рассказал о ходе работ. Мешался кусок скалы, который никак нельзя убрать кирками, потому что рабочим не подобраться, а взрывчатку Алу использовать запретили. Стены здесь такие старые, что могут развалиться от любого чиха.

– Полагаю, – Ал расположился на сундуке, остальные сидели на кроватях и стояли полукругом, – ты смог решить нашу проблему, босс. Кто они? – говорил он на том же ужасном пиджине, что и Кайлах, но с сильно упрощенной грамматикой.

– Мы вардены, – встряла Локи, потому что Ал упорно смотрел на Тобиаса.

– Вардены? И какой толк от варденов здесь, в Хели?

Вместо ответа Локи надела очки и для демонстрации приоткрыла Утгард так, чтобы на Ала пошел снег. «Дрозд» присвистнул и широко ухмыльнулся.

– Так, я понял, убирай дыру в потолке. Между прочим, Нилу тут спать!

– Эй! С чего это? – буркнул Шивер, тогда как Мартин и Морна захихикали. Видимо, Ала тут обожали.

– Тогда всем спать. Утром займемся работой. Я подежурю, отдыхайте.

Морна заявила, что ей нужно личное пространство, и с помощью веревки, двух болтов и трех одеял отгородила часть казармы для девушек. Локи с удовольствием скинула обувь и стянула грязные штаны. После ночевки в фургонах и автобусах тонкий матрас и возможность вытянуть ноги показались даром всех позабытых богов. Даану и Кайлах разделяли ее мнение, заснув мгновенно. Ангейя немного покрутилась, устраивая подушку, в полусне отмечая, как лохматая голова Киллина мелькнула на фоне бойницы и исчезла за едва слышно скрипнувшей дверью.

Глава 8. Пес поглощает солнце, волк заглатывает луну

Каге снова снился каирн. Ему десять, он вымотан, ему страшно. Гробница узкая, сырая, темная. Ему холодно, босые пятки леденеют, в глазах все мутится от слез. Единственный источник света – слабая мигающая лампочка. Он считает периодичность мигания, чтобы не думать о том, что скрывается во тьме: сокращение предсердий, сокращение желудочков, пауза. Голова гудит, гудит лампочка.

Из подъемника тянет ледяной синей тьмой. Она осязаема, она подбирается к нему, съежившемуся у изукрашенной узорами двери, она ждет, словно падальщик. Болит рука, которую отец методично высек гибким прутом, ужасно ноют мышцы от тренировки, от холода у него начинают стучать зубы. Он обхватывает колени руками и рыдает: громко, надрывно завывая от ужаса. Тьма только этого и ждет. Она подбирается и хватает его за лодыжку.

Каге подскочил на койке, судорожно глотая воздух. Ему казалось, будто кто-то на него смотрит из сумрачного угла вагона. Гиафа напряженно зыркнул в темноту, пытаясь понять, где он. Колеса поезда стучат, за окном – раннее утро. Он расслабился, откинулся на подушку, размеренно дыша и утирая пот со лба. Серый свет озарил то, что накручено вокруг его левого запястья. Зеленый шейный платок. Его цвет окончательно прогнал остатки кошмара, Каге посмотрел на свою руку, нахмурился, сжал ее в кулак. Расклеиваться некогда. Работы еще много.

В углу зашевелился его тюремщик – Лорел, альв с отвратительным акцентом. Иногда Каге казалось, что он нормальный человек, но в тот же момент монах начинал говорить с самим собой или жутко улыбаться. В нем полно сочувствия к искалеченным птицам или раздавленным бабочкам и ни капли к людям. Он сидел у выхода из купе, обманчиво расслабленный в медитации, грязные косы затемняют лицо, но Каге знал: стоит ему шевельнуться, как альв тут же раскроет свои темные глаза, в которых не будет и следа сонливости. Брес развалился на соседней койке, свесив ноги в грязных сапожищах в проход, и похрапывал. Турс притворялся туповатым и хамоватым солдафоном, чтобы не брать на себя больше ответственности, чем нужно, но Каге уяснил, что он смекалистый, хитрый и проницательный. С Рейвен стратегия срабатывала, а ему больше и не требовалось. А вот сама сестра с Каге не общалась. Когда альв привел его к Рейвен, она равнодушно скользнула взглядом и занялась спешной эвакуацией своих бандитов и отцеплением большей части вагонов для скорости. Сейчас она сидела в кабине машиниста, который гнал поезд под дулом пистолета. Рейвен планировала бросить его возле Цверги, пройти границу под горами – по старым, мало кому известным шахтам сварта – и остановиться в Боудике. Там сделать крюк, обойти Хребет Дракона с востока и по Дороге Лепестков, старому муспельхеймскому тракту, попасть в Кромежник. Больше из Бреса вытянуть не удалось, и неизвестность пугала Каге так сильно, что ему снова начали сниться кошмары.

Он откинул одеяло и медленно сел, чувствуя на себе жуткий взгляд альва. Место они себе выбрали в первом классе, так что Гиафа мог позволить себе утренний душ. Без длинных волос шея ощущалась беззащитной, и Каге обзавелся дурацкой привычкой потирать ее, когда нервничал. То есть довольно часто. После умывания зеленый платок аккуратно вернулся на запястье. Он не знал, почему его сохранил.

Гиафа взглянул своему отражению в глаза, медитативно вздохнул и попробовал потянуться к Утгарду. С минуту он пялился в зеркало, чувствуя себя идиотом и от этого начиная злиться. Бесполезно. Без катаны и Локи это было невозможно. Утгард находился рядом, в паре ударов сердца, и бесконечно далеко. Каге скрипнул зубами от ярости, отвел руку для удара и разбил свое зеркальное осунувшееся лицо. Только увидев, как оно исказилось в тенете трещин, и испытывая боль в разбитой руке, он отпустил гнев. Промыв рану водой из-под крана, он даже не потрудился ее чем-то перевязать.

Вернувшись на место, снова лег на койку, закрыл глаза и со злорадством прислушивался, как Брес, пошедший умываться следом, ругается на турском за разбитое зеркало. Руку дергало от боли, и Каге это нравилось.

– Что ты там устроил, малыш? – Брес все еще ворчал. – И как мне бриться прикажешь?

– «Настоящий воин бреется, глядя на свое отражение в мертвых зрачках поверженного врага», – процитировал Каге из трактата Шуан Цапли «О пользе воинской добродетели», не размыкая век.

– Сейчас один заумный щенок отравится убирать разбитое стекло из ванной! – зарычал Брес.

Каге промолчал.

– Ты оглох?

– Нет, я прекрасно слышу, – равнодушно констатировал Каге.

Вместо ответа Брес поднял Каге за грудки. Гиафа даже почувствовал, что его ноги на секунду оторвались от пола. Недовольно разлепив глаза, он уставился в покрасневшее от гнева лицо своего тюремщика. Его белки налились кровью, а жилка на виске яростно пульсировала.

– Пошел. Убрал. За. Собой. Малыш, – четко прорычал он, брызжа слюной. Пульс Каге на секунду ускорился, но страх прошел так же быстро, как и возник. Кажется, он разучился чувствовать что-то помимо злости и раздражения.

– Не. Пойду, – отчеканил он не моргая.

А вот теперь Брес заставил Каге подняться на цыпочки и, кажется, это могло продолжаться долго, если бы не тихий насмешливый голос Лорела:

– Он смеется. Ти поддаться, турс.

Брес медленно разжал кулаки, выпуская футболку Каге из рук. Гиафа сел на кровать и самодовольно откинулся на стену, вытянув длинные ноги в проход. Турс вышел из купе, хлопнув раздвижной дверью так, что даже Лорел вздрогнул.

– Кофе? – поинтересовался альв, чуть ухмыляясь.

– Не откажусь.

В вагоне-ресторане расположились приближенные Рейвен. Девчонка из «Воронов» хмуро ковыряла ложкой в остывающей каше, с неприязнью наблюдая, как бритый наголо мускулистый представитель «Псов Кулана» хлебает пиво и царапает непристойности на бархатной скатерти острым кинжалом. Его лицо было размалевано синей краской, куска левой мочки недоставало, а в правой сверкала женская сережка с крупным камнем. Светло-голубые, почти прозрачные глаза неприятно бегали, как у помешанного. Одет непримечательно, в теплую маскировочную форму, только на поясе бряцает перевязь с пришитыми разноцветными нитками монетами. Он назвался просто «кун» – пес со старого турского, – и Каге не думал, что это его настоящее имя. Кун не был простым головорезом, он подчинялся Рейвен по приказу вождя клана, заключившего с Иргиафой некий договор, содержание которого Каге собирался выяснить. Турс вел себя агрессивно и неуравновешенно, открыто оскорблял Бреса и вытаскивал нож при любом удобном случае, но Каге его раскусил. Турс как отличный актер играл для Рейвен роль союзника-варвара, а она охотно велась на игру.

Завидев их, Кун растянул рот в глупой услужливой улыбке и демонстративно спрятал нож. Альва он не то чтобы сторонился, но предпочитал с ним не взаимодействовать. Каге посчитал, что монаха турс попросту побаивается.

– Ваше ас-асгардничество. – Кун глумливо поклонился, обнажая золотой зуб и сверкая на черепе татуировкой кусающей свой хвост змеи. Миста зачерпнула каши и снова опустила ложку. Видимо, кусок в горло не лез. Видок у нее был такой себе после общения с Рейвен.

Каге промолчал и сел напротив, принимая из рук альва тарелку с кашей и чашку. Готовили оконосцы скудно, но сытно, жаловаться не приходилось. Крепчайший кофе альв варил сам, из своих запасов, не доверяя местной гадости, и ворчал, когда Каге разбавлял его сливками.

Лениво жуя и не чувствуя вкуса еды, Гиафа пялился в окно, за которым пейзаж почти не менялся, а только горы становились чуть ближе. Первые сутки они ехали без передышки, опасаясь ВСБ, но затем встали почти на двадцать часов из-за поломки. Рейвен пришла в бешенство, и только уговоры Бреса убедили ее не избивать механика, а дать ему возможность починить неисправность. Поэтому к Цверги они прибудут только к концу дня. Там поезд придется бросить и идти другим путем.

Допив кофе, Каге поймал в отражении стекла взгляд снова портящего скатерть Куна. Турс показал Гиафе язык и громко рыгнул, заставив Мисту отставить тарелку и встать.

– Немедленно прекрати! – взвизгнула лучница.

– Тебе не понравилось, пташка-ас? Вы, городские, такие неженки! – Кун нагло ухмыльнулся.

– Я не неженка! – Миста аж вспыхнула. – Я из банды «Воронов», левая рука самого Рейка!

Кун сделал вид, что задумался.

– Нет, не слышал. Ты же не маленькая, пташка-ас? Зачем выдумываешь глупости? – Кун втянул ноздрями воздух, оглядел Мисту снизу вверх, от тяжелых ботинок до копны пшеничных волос, и протянул руку, чтобы коснуться ее щеки. Лучница задрожала то ли от страха, то ли от злости. Тело Каге сработало автоматически. Только что он сидел, уставившись в окно, – и вот уже сжимает руку турса, не давая ему дотронуться до Мисты. Кун широко улыбнулся и медленно перевел взгляд от удерживающей его руки до спокойного лица Каге.

– Что-то хотели, ваше асгардничество?

– Не трогай ее.

– Почему?

– Я так сказал. И дважды повторять не люблю.

– Ах, ну если так…

Кун с такой же ухмылкой поднял свободную руку, принимая поражение. Миста, красная от ярости, кинула на Гиафу взгляд, полный ненависти, и прошипела:

– Я сама справлюсь, не лезь, Гиафа, куда не следует.

Каге отпустил руку Куна и удивленно моргнул.

– Думаешь, ты такой весь из себя правильный и благородный? Ты не лучше него!

Кун прижал руку к сердцу, будто принял комплимент.

– Нет, не лучше. Но я попытаюсь стать… другим Гиафой.

– Другим Гиафой? – Рейвен зашла в вагон со стороны машиниста. Густые черные волосы собраны в высокий хвост, повязка плотно закрывает поврежденный глаз. Рукава белоснежной рубашки закатаны, воротник расстегнут, а повязка со знаком «Ока» торчит из кармана брюк. Катану она небрежно забросила на плечо. – Какие интересные разговоры здесь происходят без меня.

Она встала напротив Каге, почти такая же высокая, как он. Раньше он смотрел на нее снизу вверх, но за шесть лет многое изменилось, не только рост. Рейвен стала другой, он убедился в этом еще в Херне.

– Что это значит – «другой Гиафа»? – Ей приходилось задирать голову, чтобы смотреть в глаза младшему брату, но это он чувствовал себя маленьким по сравнению с ней.

– Это значит, что хочу прервать то, что начал Хейм Иргиафа. Я не хочу быть экспериментом или игрушкой в руках других. Я хочу быть собой.

Кун все это время улыбался как умалишенный, альв неподвижно сидел за столом, а Миста отошла к противоположной стене, сливаясь с тенью. Рейвен зло осклабилась, раздув ноздри, подняла свободную руку и снисходительно потрепала Каге по голове, как глупого щенка.

– Ох, братец, какой же ты смешной. – Заметив платок на его запястье, она хищно сверкнула глазами. – Волк под дождем всегда пахнет псиной.

– Рейвен, ты ошибаешься…

– Закрой рот, – она выразительно щелкнула гардой и отодвинула его в сторону. Каге щелкнул челюстью. – Мне некогда с тобой препираться. Кун, нужно поговорить, иди за мной.

Турс лениво встал и, звеня поясом, последовал за Рейвен. Брошенный в сторону Гиафы взгляд был издевательским, словно Кун выиграл некий раунд. Каге сел на место, напротив медитирующего альва, и уставился в окно, внутренне содрогаясь от хлопнувшей двери тамбура, не давая ни единой мысли отразиться на лице. Руки, стиснутые под столом в кулаки, предательски дрожали. Все это время он старался даже мысли не допускать, но теперь обманывать самого себя становилось попросту глупо. Рейвен потеряна для него навсегда. Она больше не его сестра, она пособница Джона Смита. Зеленый платок словно жег его руку.

Кагерасу решил это давно, а вот решился именно сейчас, когда понял, что с Рейвен его больше ничего не связывает. Если он не сможет ее вернуть назад, то остановит то, что они со Смитом задумали. Даже если это будет стоить ему жизни. Но в одиночку он такое не провернет, ему нужны союзники. Как это делает Локи Ангейя? Как заставить людей верить тебе, если ты сам в себя не веришь? Он почти вздрогнул, когда Миста тихо выругалась, потирая оставленный Рейвен синяк. Нет, ему далеко до Локи Ангейи с ее честными глазами и желанием сражаться за справедливость. У него другой талант: он знает, каково бояться и ненавидеть того, кто сильнее тебя, он знает то отчаяние и знает ту тьму, что может сожрать при малейшем намеке на слабину. Он знает, чего жаждет девчонка из уличной банды «Воронов». И он сможет заполучить ее верность в обмен на орудие мести.

* * *

Вечером, когда солнце спускалось к горизонту, окрашивая небо и облака в розовый цвет, Кагерасу сидел с ногами на кровати в своем купе и смотрел в окно. Брес и Лорел доигрывали партию в наперстки. Альв выигрывал, но турс не сдавался, бормоча, что этот расклад еще ничего не значит. На Каге вроде бы не обращали внимания, но стоило ему пошевелиться, как его тюремщики тут же вскидывали головы, будто бы он мог сбежать. Был бы с ним духовник, Гиафа попытался бы прорваться, но сам оставил вещи в обмен на жизнь Маршала. Сейчас он с некоторым сожалением понимал, что поддался внезапному порыву. Всю жизнь он просчитывал наперед не просто поступок, а жест и взгляд. Он знал, что хочет от него отец, что ждет мать или другие члены семейства Гиафа. Он делал то, что требуется, и получал то, что рассчитывал. Это давало иллюзию контроля над жизнью и привело к тому, что малейшее отклонение от плана оборачивалось паникой. Локи Ангейя… не вписывалась в понятия «контроля» или «спокойствия», она разбила его призрачный, искаженный мир и собрала как надо. Поэтому Кагерасу впервые за шесть лет поговорил с матерью откровенно, поэтому она заплакала и рассказала ему все о проектах Хейма и отца, поэтому он понял, что должен найти сестру.

«Что я могу сделать, сынок?» – прошептала Ран, сложив руки на коленях.

Они сидели в кабинете Эгира, где огромная карта Игга все еще хранила старинные названия. Единственная слабость отца – хелевы карты. О них он беспокоился сильнее, чем о собственных детях. Маленьким Каге и Рейвен прилетало, если они заходили в кабинет без спроса, и не дай духи что-нибудь передвинуть. Взгляд Каге скользнул по корешкам книг и запнулся о сборник сказок.

«Помнишь, ты читала мне сказку о силаче Ло, которого обманул хитрый торговец? У Ло были волшебные волосы, заплетенные его матерью и сотней девушек его деревни в сотню кос и дающие силу сотни человек. Но волшебство это работало до тех пор, пока Ло не знал об этом. Он думал, что эта сила дарована богами. Он побеждал в каждом бою, и все ставки против попадали в его карман. Каждый раз, когда Ло возвращался в деревню с выигрышем, мать наказывала, чтобы он берег волосы, расчесывала и заплетала косы заново. Волосы душили его, давили, и трудно ему приходилось. Каждый раз Ло обещал, но сам был беспечен и в косы его попадали колючки, веточки и птичьи гнезда. Однажды хитрый торговец, проигравший солидный куш, подслушал наставление матери и решил обманом лишить Ло волос и забрать свои деньги. Он притворился немощным стариком и попросил его волосы, чтобы сплести себе плед. И Ло, несмотря на обещание матери, пожалел старика и отрезал волосы. Тут же лишился он своей силы, и кучка нанятых торговцем бандитов избила его и отобрала деньги. Но Ло не жалел. Он сделал хороший поступок, не выполнив обещание матери. Впервые в жизни он был свободен».

Ран сжала руки в кулаки. Ее бледное красивое лицо с огромными синяками под глазами выражало скорбь и раскаяние.

«Отрежь мои волосы, мама».

Когда последняя прядь упала на пол, Кагерасу понял, что мама плачет, но ее руки были тверды.

«Прости, что не уберегла ни тебя, ни ее».

Кагерасу покачал головой, не зная, что сказать. Ему не нужны были ни ее сожаления, ни оправдания. Сделанного не вернуть, но будущее зависит только от него.

«Береги себя, мой сын, – Ран крепко обняла его и долго не решалась отпустить. – Помни, что ты варден-защитник, сын Ран Гиафы и внук Дракона Монотари».

«Я буду помнить».

Пересекая великий лес Кад Годдо, поезд замедлился по принятому Церковью Девяти закону. Лес был древним, старым и простирался очень далеко на запад, служа естественной границей между Срединными землями и Свартальхеймом. Мощная река брала свое начало в Трех Сестрах, делила лес пополам и впадала в море. Дикие духи все еще бродили в этих священных местах, поэтому-то сварта с трудом проложили железную дорогу. Сидя за стеклом, на удобной кровати, Каге даже без духовника ощущал незримое присутствие духов, а в бледно-оранжевых цветах тисовых деревьев ему чудились их глаза. Передернув плечами, он заставил себя не пялиться в переплетение ветвей, но на лбу все равно выступила испарина. Опыт с открытием Утгарда без духовника словно переломил что-то. Каге стал острее ощущать границы между мирами, и его самого будто половинило. Дергая завязки платка на руке, он скрипнул зубами, размышляя, как остаться наедине с Мистой, чтобы хотя бы попытаться поговорить. Вагонов в поезде осталось-то всего пять, но он не знал, в котором она находилась. Оставалось только выжидать и наблюдать.

Лес проехали уже затемно, и скорость заметно прибавилась. Мост через бурную и злую Лесораздельную реку, распухшую от талого горного снега, пересекли около полуночи, и вскоре поезд замедлился и встал. Брес удивленно буркнул что-то, и Каге понял, что остановка не была запланирована. Гиафа прилип к стеклу, пытаясь высмотреть, кто их покидает или присоединился, но так и не увидел. Зато, когда они тронулись, он понял, что на восток, к Цверги, они не едут.

Каэр-Огм, дрянной городишко, известный своим лингвистическим университетом и держащийся только на его выпускниках, расположился в болотистой низине и вечно купался в туманах и сырости. Сам университет стоял чуть повыше и располагался в здании бывшего монастыря-крепости, где когда-то сам Огм Мудрый с учениками разрабатывал рунический алфавит и пытался научиться с помощью слов повелевать физической материей. Камень Огма, источенный временем валун с руническими знаками, заботливо обнесенный уродливой оградкой от любопытных туристов, стоял во дворе второй по величине в Игге библиотеки (первая, конечно же, была в Муспельхейме при дворе императора). Именно эта библиотека и стала целью Рейвен.

Поезд загнали на какой-то тайный вокзал, принадлежащий «Оку». Неприятный тип, пыхтящий сигаретой, фонариком освещал им перрон, чтобы они не свалились на рельсы, пока спрыгивают с подножки. Альв и турс встали за Каге, ожидая указаний. Каге расправил плечи, вдыхая сырой воздух и ежась от холода. У него было несколько минут, чтобы рассмотреть кирпичное приземистое здание вокзала, явно выстроенное наспех, тусклую лампочку у входа и мерзнущую Мисту. Три упитанных пса крутились под ногами, визгливо лая в темноту ночи. Рейвен вышла последняя, а вот Кун пропал. Каге смекнул, что именно его высаживали на перекрестке. Иргиафа бодро показала типу с фонарем повязку с оком и кивнула на голову состава. Кажется, Рейвен продавала поезд с пятью вагонами. Что стало с машинистом и его помощником, Каге так и не узнал, но догадывался об их незавидной судьбе.

Гиафа яростно раздул ноздри и отвернулся от сестры в сторону железной дороги. Брес предупреждающе положил руку ему на плечо, но он и не собирался по-идиотски сбегать.

– Прекрати, турс. Я никуда не денусь.

Лорел чуть хмыкнул и на вопросительный взгляд турса утвердительно кивнул. Брес тяжело вздохнул и убрал руку.

– Двигаемся! – бодро приказала Рейвен, указала на мини-автобус, припаркованный у склада, и закинула катану на плечо.

– Куда мы едем, мэм? – осторожно спросил Брес, когда из машины вылез хмурый приземистый тип в замусоленной восьмиклинке, надвинутой на глаза, и пожал Иргиафе руку.

– Увидишь, Брес! – пропела пребывающая явно в хорошем расположении духа Рейвен.

Она запрыгнула на водительское сиденье, повернула ключ зажигания и дождалась, пока остальные залезут следом. Впереди сел тип в восьмиклинке, Каге прижал к окну Брес, Лорел и Миста расположились напротив, на разных сиденьях. Автобус тронулся. Водила Рейвен ужасно. Кагерасу пытался в окно высмотреть названия улиц или какие-нибудь знаки, но вскоре его укачало и он смежил глаза, борясь с тошнотой, подкатывающей к горлу. Единственное, что он мог сделать сейчас, – это не выблевать ужин. Приоткрыв окно, он носом ловил невероятную смесь из аромата сирени и канализационной вони. Во время поездки им почти не встретилось машин, а в салоне не разговаривали. Тип дымил в окно, Миста дремала, Лорел медитировал, даже Брес уронил голову на грудь, борясь со сном. Через сорок минут они оказались на месте. В Огмийской библиотеке.

Серое здание с двумя игольчатыми башенками по бокам примостилось возле университета, словно подобострастный слуга. Символы девяти в одном, выложенные на кирпичной брусчатке круглой площади перед главным входом, подстерлись от времени. Неухоженные кусты сирени и рябиновые деревья ютились под решетчатыми окнами, а над высоким каменным крыльцом свисало уродливое железное чудовище, зеленое от окисления и белое от птичьего помета. Каге даже успел увидеть за ухом у твари опустевшее гнездо. Одноглазый фонарь освещал старинную вывеску, написанную на старосвартаи, которого Кагерасу не знал.

Они вышли из машины, и молчаливый тип перебрался за руль, чтобы припарковать автобус за зданием возле аптекарского садика. Рейвен поднялась по ступенькам и дернула на себя тяжелую дверь. Каге задрал голову и успел заметить бледное лицо, промелькнувшее в окне второго этажа. Испугаться он не успел, но на всякий случай решил не расслабляться.

Внутри было на удивление светло, хоть и прохладно. В маленькой буферной комнате их встретил потеющий толстый мужчина в черной форме библиотекаря с изящной серебряной брошью в виде дерева на воротнике-стойке. Его нервозность подсказала Каге, что Рейвен здесь тайно и тайна эта связана с делами «Ока». Круглые очки были мужчине маловаты.