Текст книги "Поступь Хели"

– Почему ты так думаешь?

Кайлах пожала плечами.

– Во-первых, возмущения в Утгарде начались именно после его приезда. Во-вторых, – она бросила короткий взгляд на изучающую пейзаж Локи, – с ним была кучка детей. Думаю, ты понимаешь, что это за дети.

В этот момент они въехали в арку, и темнота на секунду отрезала Ангейю от прочих пассажиров. Ледяная тьма сдавила грудь, в лицо ударил сырой ветер, а затем все прекратилось. По нахмуренному лицу Кайлах она поняла, что и та ощутила скачок пространства.

– И часто так бывает? – спросила Локи, стряхивая с волос иней.

– В последнее время все чаще. Где ты взял эту девочку, Тобиас?

– Сама прибилась, – ответила за него Ангейя, не смотря на Кайлах. – Я очень талантливая.

Валецкий пожал плечами, не соглашаясь с ее словами, но и не отрицая.

Через пять минут они выехали из тоннеля на узкую, заставленную машинами улицу, стиснутую гостиницами, кафе и мелкими магазинчиками. Прямо виднелся вокзал, а направо дорога плавно уходила наверх, на скалу, к «Террасе Эурона». Солнца было маловато, так что фонари расплескивали мягкий электрический свет, витрины – призывно-белый, а возле злачных местечек, конечно же, царила темнота.

Наверху царило оживление, несмотря на полуденный час. Водитель втиснул машину далековато от «Террасы». Кайлах расплатилась, со вздохом расправила мятый плащ и вылезла вслед за Локи в подсыхающую на палящем солнце лужу. Втроем они молча прошли по вышарканному ногами тротуару мимо доски объявлений, на которой с выцветших листовок «Разыскивается» смотрели многочисленные лица. Локи успела разглядеть свежую фотографию Даану и еще одну.

– Эй, Тобиас! – Она потянула хельхейм за рукав и указала глазами на доску. Фотопортрет Валецкого сообщал на трех языках, что он опасный преступник, устроивший в «Цваральге» кровавый бунт среди рабочих. «Око» ошибок не прощало.

Валецкий скрипнул зубами и поднял капюшон куртки, несмотря на жару. Ангейя прошла мимо доски, сдернула бумажку и, скомкав, бросила в урну. Если раньше Локи сомневалась, что Кайлах купилась на их неубедительное вранье, то сейчас, когда лицо Тобиаса смотрит с каждого столба, убедилась окончательно.

Внутри «Террасы Эурона» царило оживленное возбуждение. Большое пространство было разделено на три зоны с тремя сценами. Полутемный бельэтаж отводился под бар и ресторан, наводненный туристами. Приближался традиционный фестиваль киварвитов[1]1
  Киварвит – рассказчик в валлийской традиции. – Здесь и далее прим. автора.


[Закрыть] и музыкантов, так что десяток творческих групп одновременно настраивали инструменты у сцен и галдели, заполняя воздух звуками, похожими на кошачьи вопли и скрежет ногтей по школьной доске. Кайлах уже поднялась по лестнице, сбросила плащ, оставшись в черных брюках и нежно-персиковой блузке, и устроилась у стойки, привлекая внимание замученного официанта звонким свартаи. Наверное, если бы не напряженная обстановка, Локи бы полюбовалась видом на городок внизу, который открывался через огромное панорамное окно, которое, увы, сейчас было занавешено тяжелой бархатной шторой.

– Так в чем же дело? – без обиняков спросил Тобиас, присаживаясь рядом. – Деньги тебя не волнуют и проблемы «Ока» тоже.

– На самом деле, – серо-зеленые глаза женщины потемнели, словно штормовое море, – меня наняли приволочь тебя в Кромежник живым или мертвым, но… ты же играешь в наперстки. Иногда одна карта может изменить весь расклад. – Женщина приняла левой рукой у официанта крошечную чашку кофе и в упор посмотрела на Локи, которая и не думала садиться рядом. – Если ты из тех детей Джона Смита, девочка, то зачем мне какой-то хельхейм? Сначала я подумывала потребовать выкуп, но потом поразмыслила: что если и у «Ноденса» появится свое тайное оружие?

С каждым словом Кайлах, расчетливым и деловито сухим, Локи холодела внутри, надеясь, что ее эмоции не слишком видны, но последняя фраза умерила ужас. Кайлах ничего не знает про «Балора», «Копье», «Око» и не знает, что она Ангейя.

– Пожалуй, не соглашусь, – с вежливой улыбкой ответила Локи. На учителях эта мина хорошей девочки всегда срабатывала. – Вы ошибаетесь. Я никак не отношусь к Джону Смиту или какому-то оружию. Я просто варден, ничего особенного.

– Тогда я тебя сдам как обыкновенную сообщницу преступника. – Женщина отпила кофе, и эта будничность окончательно вернула Ангейе спокойствие. И заставила положить руку на рукоять катара.

– К сожалению, у меня нет на это времени. – Локи начала раздражаться. Каждый встречный взрослый пытался как-то ее использовать и показать, что она – всего лишь мелкая сошка и ничего не стоит и, главное, не понимает. – Очень жаль, что невозможно урегулировать это мирно.

– Мне тоже жаль. Дел много, через пару часов у меня важная рабочая встреча. Я выбиваюсь из графика.

Тобиас невозмутимо отпил свой чай, подперев щеку кулаком. Кайлах явно хотела проверить способности Локи, и девушка почти решила притвориться, что ее вывели из себя. Ангейя прищурилась, прикидывая, может ли она позволить себе такую роскошь, как драка в публичном месте. Она устала планировать и взвешивать свои действия, так что с трудом сдержалась, стискивая рукояти катаров и думая, что автобус Ки и Даану вот-вот приедет на вокзал и лишние проблемы будут ни к чему. Отчего-то вспомнилось первое знакомство со Штейном и Леер. Тогда, всего три месяца назад, она так не задумывалась над последствиями, а просто делала. Тогда, три месяца назад, она была глупым, безответственным ребенком, который жаждал мести и не особо вникал во внешний мир.

– У меня тоже важная встреча. Полконтинента проехала ради нее.

– Значит, придется закончить все побыстрее. – Кайлах одним глотком допила кофе, поставила белоснежную фарфоровую чашку с отпечатком кроваво-красной помады на блюдце. Стук посуды, как показалось Локи, заглушил гомон людей и музыку.

Женщина встала, развела руки в стороны и соединила в мощном хлопке, порождая раскат грома и вязкий молочный туман. Тобиас перемахнул через барную стойку. От грохота зазвенела посуда, задребезжали окна, испуганно закричали люди. Ослепнув от тумана, Локи пятилась до тех пор, пока не уперлась поясницей в перила. Варденским чутьем она предвосхитила атаку и в последний момент успела уйти перекатом от удара укороченного меча-спаты, нырнула вниз и снизу же заблокировала катаром следующий выпад. Чуть напрягла мускулы рук, отвела клинок и левым катаром ткнула Кайлах в бедро. Женщина увернулась и ударила Локи левым кулаком в живот, усилив его мощным потоком ветра. Ангейя задохнулась, запнулась об опрокинутый стул, сцапала на себя скатерть и рухнула.

Сбитая с толку физической атакой, она, тяжело дыша, пролезла под столом, на который обрушился удар меча. Впервые Ангейя встретилась с противником, не уступающим ей в скорости. Вылезая из-под стола, Локи пинком отправила в сторону Кайлах стул, который разлетелся в щепки от крошечной, но вполне настоящей молнии. Вот что имел в виду Тобиас под «погодной ведьмой». Следующие несколько минут Локи отчаянно защищалась, не успевая даже открыть Утгард, потому что это означало остаться без оружия и, следовательно, с дырой в боку. Кайлах выматывала Ангейю, заставляла лавировать в тумане между столами и опрокинутыми стульями в определенном, как Локи поздно поняла, направлении. Панорамное окно.

– Сдавайся. Идти некуда. – В глазах ведьмы плясала настоящая буря. Прическа растрепалась, блузка наполовину расстегнулась. Туфли она где-то потеряла и оставляла за собой кровавые следы – раскат грома перебил много посуды. В правой руке Кайлах держала спату, а вокруг левой, словно кусок ткани, вихрился туман.

«Спата – не духовник, – дошло до Локи. – Спата – просто меч, который отвлекает внимание». Ангейя перехватила катары поудобнее и с наскока нанесла сильный удар справа, отскочила, обогнула ведьму и еще раз ударила справа. Взвизгнула, когда рядом с ее пятками вспыхнула молния, оставив черный след в дешевом паркете. Третья атака убедила Локи в своей правоте. Кайлах действовала правой рукой хуже. Она была амбидекстром с упором на левую.

Ангейя метнулась к окну, запрыгнула на стул, стол, опрокинула солонку и с разбега повисла на портьере, срывая ткань с петель. Яркий свет залил развороченный зал, проредил туман, а главное, на секунду ослепил Кайлах.

– Фенрир! – успела крикнуть Ангейя, швырнула катар и рухнула, путаясь в тяжелой ткани.

Волк в один прыжок сбил Кайлах с ног и вонзил острые зубы в ее левую руку. Духовник, такой же короткий меч-спата, выскользнул из руки вскрикнувшей женщины. Туман рассеялся, и притихшие люди, перешептываясь, опасливо повылазили из укрытий.

Левый рукав намок и потяжелел. Локи подняла руку, рассматривая торчащий чуть ниже сгиба локтя осколок бокала. У Ангейи закружилась голова, и она потеряла контроль над духовником. Учителя в Биврёсте за такое поставили бы неуд. Фенрир испарился, вот только из пола вылезли гибкие, но прочные молодые деревья, не давая ведьме двигаться.

– Так и знала, что его план провалится, – кисло подытожила Даану, держа перед собой веер и брезгливо отводя носком ботинка тарелку с чьим-то недоеденным завтраком. Рядом со свартой стоял крепкий, приземистый старик с винтовкой наготове. Рыжая с проседью ухоженная борода контрастировала с гладкой, без единого волоска, головой. Ки маячил за их спинами, с ленцой оглядывая зал и держа наготове револьвер. Тобиас все еще где-то прятался.

Локи кое-как выбралась из-под портьеры, засунула катары в ножны, морщась от ссадин, которые получила во время приземления. Вынула кусок стекла из руки, скрипя зубами от боли. Даану выглядела чуть ли не злорадствующей и почти подпрыгивала от уверенности в своей правоте.

– Без тебя тошно, – буркнула Ангейя.

Кайлах выглядела весьма невозмутимо для той, кто почти висел в переплетении ветвей.

– Надо же… Повезло так повезло, – скривилась ведьма.

– Я твою о-ноденскую о-рожу продырявил бы уже, если бы не внучка. Нацепила значок и уже думает, что может громить общественную собственность. Экоактивисты хелевы.

– А тебе какое дело, старик? Хочешь получить пару повесток в суд? За нападение на члена партии? – Между собой они говорили на свартаи, и от полуоттенков правды у Локи разболелась голова.

– Эйлим. – Старик подал Локи крепкую мозолистую руку для пожатия, игнорируя угрозы Кайлах.

– Локи.

– Мой Птенчик была насчет тебя весьма высокого мнения. – Его асгарди был почти идеальным.

– Даану? Обо мне? Она здорова?

Сварта закатила глаза.

– Дедуль, пора сматываться. Полиция вот-вот нагрянет.

– Пап, машина ждет! – Два мускулистых великана, словно с цирковой афиши, похожие как две капли воды, поднялись на бельэтаж.

– Крошка Даану! Это ты? – вытаращил глаза тот, что слева.

– Ты всегда был глуповатым, дядя Руис?

– А ты всегда была такой коротышкой?

– Я? Коротышкой? Тогда Ангейя по сравнению со мной крошечная креветка! Скажи ему, дядя Луис!

– Что будем делать с этой, па?

– Птенчик?

Даану глубоко вздохнула. Странно было видеть сварту в окружении родственников. Она вроде бы ворчала, но ворчала по-доброму, чуть ли не с умилением.

– Мы ее отпустим. Мы же не нарушители закона. Слушай, ведьма. – Даану ткнула в нее веером. Только сейчас Локи заметила, что сам духовник никуда не исчезал. Исчезали журавли с ткани. – Передай мои слова Кэри Лайне, твоей начальнице по партии. Сегодня, в полночь, в домике на скале ее ждет, чтобы сыграть в наперстки, желтый журавль. Ставка – правда. И половина книжки, которую я украла.

Руис подхватил Кайлах, когда Даану свернула духовник, и галантно закинул на плечо. Женщина даже не сопротивлялась, когда ее привязывали к колонне, лишь удивленно щурилась на Даану. Откуда-то возник Тобиас и присел на корточки рядом с женщиной. Эйлим поднял винтовку, но Даану покачала головой, подозрительно косясь на Валецкого.

– Если разочаруешься в политике и снова займешься делами Утгарда, то пойдем с нами. Смит задумал что-то серьезное, и я хочу выяснить что.

Кайлах сдула упавшую на глаза прядку и задумчиво прищурилась.

– Застегни мне блузку, будь добр, – протянула она, не сводя глаз с Валецкого.

– Еще чего, – холодно ответил он и, сняв с плечиков красный плащ, набросил на женщину. Кайлах сложила губы трубочкой и изобразила поцелуй.

– а-Hwylfawr.

– Мы не прощаемся, ведьма, не прощаемся.

– И где ты пропадал? – прошипела Локи, когда они прошли вниз по лестнице, сквозь гомон фальшивящих духовых в кухне «Террасы».

– Прятался, – беспечно отозвался Тобиас. – Я знал, что у Кайлах ничего не выйдет, а ее ум и способности пригодятся нам.

– Нам, хельхейм? – презрительно протянул Ки, все еще не убирая оружие в кобуру. – Ты оставил Локи-ас одну драться с этой…

– И что бы я сделал? Может, мое прожаренное молнией тельце помогло бы на какое-то время, но я не настолько привлекателен для такой шикарной женщины…

Они вышли из кухни, ловя на себе взгляды испуганных поваров и официантов, в заставленный мусором закоулок, перегороженный фургончиком, на котором слишком веселая корова, подмигивая, откусывала от нанизанного на вилку стейка.

– И все-таки нужно было вмешаться, – упрямо буркнул Ки.

– И все-таки нужно было отдать кончар, – передразнил Тобиас. – Ангейя – девица взрослая, сама бы как-нибудь…

Локи шла чуть впереди, зажимая раненую руку, поэтому удар она не увидела, но услышала. Резко развернувшись на каблуках, она застала, как Тобиас, зажимающий нос, таращится на взбешенного турса. Ки сжимал и разжимал левую руку, будто сдерживаясь, чтобы не вмазать самодовольному хельхейм еще раз.

– Ты что-то хотел сказать, турс? – Тобиас пытался произнести это ледяным тоном, но из-за носа фраза получилась гнусавой.

– Ты вздумал шутки шутить? Ты дал гейс, между прочим!

– Ки, Ки, прекрати! – попыталась вмешаться Локи, но турс не слушал.

– Ее нужно защищать, тебе ясно? Сам сдохни, но она должна вернуться домой целой и невредимой. Ты дал слово, ты должен… спасти хотя бы ее.

– Кажется, ты перекладываешь на меня какие-то свои комплексы, турс, – процедил Тобиас. – Я просто знал, что эта девочка справится сама. Кайлах не самый сильный боец, просто непривычный. Во имя великой Хели, ты как ее нянька или папаша…

– Ки! – заорала Локи, хватая его за руку, занесенную для второго удара, и заставляя обратить на себя внимание. – Успокойся. Все нормально.

Это отрезвило турса.

– Ты ранена.

– Пустяк. Нас ждут. Замолчи и садись в машину. – Как ни странно, но Ки повиновался. Убедившись, что турс залез в фургон, Ангейя снизу вверх строго глянула на Валецкого.

– Следи за словами, Тобиас.

– Это он вообще-то меня ударил! – В голосе хельхейм проскользнули нотки возмущения. – А если бы он мне нос сломал?

– Однажды я видела, как Ки не раздумывая, пока мы составляли планы, продырявил двух оконосцев. А до этого он всю жизнь провел на улицах Хеймдалля. Так что советую вести себя осторожнее.

– Он твой телохранитель? Садовник, горничная?

– Он мой друг, Тобиас. – Локи чувствовала усталость, злость и боль от раны. Спорить не хотелось. – А друг обычно заботится о своем друге.

– Это дружественное предупреждение? Заботишься обо мне? – язвительно цокнул Валецкий, пытаясь ее поддеть.

– Да, – не моргнув глазом просто ответила Локи, второй раз за день заставляя его удивленно замолчать.

– Эй, быстрее! – заорала Даану, открыв переднюю дверцу. – Хотите прямо в ручки полиции попасть? Или все же поедете с нами?

* * *

Путь сквозь ущелье в душном фургоне занял больше двух часов, так что красот и опасностей горной дороги Локи не оценила. Сидеть на полу между насупленными Ки и Тобиасом и подпрыгивать на кочках было невыносимо. Хорошо хоть Руис и Луис болтали без умолку, скрашивая неловкую атмосферу. Приоткрытая дверь фургона скрипела и хлопала, действуя на нервы, пыль из-под колес вилась за машиной шлейфом, снижая видимость. Слева, чуть выше шоссе, плотно обнимая гору, шли рельсы скоростного поезда.

Руку Локи замотала бинтом из машинной аптечки, любезно предложенной Руисом. Его она отличала от близнеца по усам и более аккуратной формы бородке. Луис же предпочитал, как он сам выразился, «дать волю растительности как истинный художник».

Когда машина остановилась, задремавшая Локи вцепилась в рукояти катаров и резко села, крякнув от боли. Руис и Луис уже вылезли и переговаривались с Даану и Эйлимом. Тобиас стоял возле машины и щурился от солнца. Локи выползла, разминая затекшую шею, и поняла причину остановки. Фургон встал на плоском участке, который кончался резким откосом. Шоссе огибало опасное место, ныряло вниз и заканчивалось возле здания вокзала и перегородившего конец ущелья пропускного пункта.

– Полагаю, документов у вас нет, – хмыкнул Эйлим. – Карантин уже сняли, но въезжающих все еще досматривают.

– Денег у нас нет, увы, – поспешно ввернула Локи.

– На том пути они вам не понадобятся. Здесь есть горная тропа, Даану по ней ходила, когда была маленькой.

Тобиас что-то забормотал про горную козочку, но Локи ударила его локтем под ребра.

– Спасибо, Эйлим.

– Не за что, асиня, – старик шутливо использовал старинную форму женского рода для обращения. – Будьте осторожны. Увидимся в городе.

Они постояли, подождали, пока мужчины усядутся в фургон, хлопнут дверьми и тронутся с места, обдав их фонтаном пыли.

Горная тропка узкой, едва ли метр шириной, змеей вилась вокруг горы и через густой кустарник уходила так, чтобы с трассы видно ее не было. Несмотря на вытоптанность, тропа то упрямо взбрыкивала, уходя вниз, под укрытие скалы, то взлетала над белыми мраморными отложениями. Солнце припекало, страшно хотелось пить, но Локи испытала необыкновенное чувство безмятежности, следуя за уверенной Даану. Сварта, повязав куртку на пояс и закрутив густые волосы в узел на затылке, смело перепрыгивала корни и камни. А в один момент совсем осмелела и, распахнув веер, позволила лианам перенести себя на вершину валуна с грубо вытесанными ступеньками. Оттуда она помогла всем, кроме Тобиаса, взобраться наверх. Пока хельхейм пыхтел на скользких ступеньках, Локи удивленно оглянулась, поняв, что они каким-то образом пришли. Тропа заканчивалась, и чуть ниже начинался город, утопающий в горе. Предстояло, конечно, спуститься по старой, но вполне прочной лестнице. Впрочем, осознание того, что они добрались до Цверги, это не портило. Сердце Локи радостно забилось, и она попыталась не лыбиться как дурочка. А вот Даану широко улыбалась, расправив плечи и будто сбросив с себя часть тяжелой ноши. Она выглядела почти беззаботно, почти на свои девятнадцать.

Когда они спустились на городские улицы, оживился Ки – это была его стихия. Каким-то образом высокий и смуглый турс совершенно не выделялся среди низкорослых и рыжеволосых сварта. Он мгновенно копировал походки, акценты, мимику, становился частью города, жулил с шулеровским шармом так, что и в дешевом пабе, и в великосветской гостиной его бы приняли за своего.

Народу на улицах было полно. Цверги готовился к самому важному празднику в году. За семь дней до Сола, первого июня, сварта праздновали Ослепление Дану. По старым мифам Всеотец Огм даровал сварта руны, чтобы понимать суть вещей, его старший сын Керн научил сварта горному и инженерному делу, жена Керна Биргит, дочь лесного тумана и руны жизни, покровительствовала врачеванию, драме и поэзии, а младшая дочь Огма Дану принесла людям правосудие. Дану осталась единственной из первого культа, кого все еще активно почитали, несмотря на все старания Церкви Девятиединства. Существовала легенда, согласно которой юная Дану спустилась из горного дворца своего отца-странника, старика Огма, чтобы поближе взглянуть на людей. Тогда сварта только учились писать руны и осваивали первые инструменты, которые дал им Керн.

На вершине горы, из дворца, жизнь кажется пестрой и веселой, но побывав неузнанной в самом центре города, Дану познала ужас беззакония. На ней было платье из лунного света и плащ из сумрачной росы, в рыжих волосах ее сияли звезды-рубины, на груди висел ключ от дворца отца ее, Огма, а в зрачках мерцали алмазы, которые сотворил из рун ее отец. Сначала Дану лишилась плаща: его попросил торговец диковинками за удивительную жужжащую шкатулку. Жаль Дану было отдавать плащ, который соткали ее подруги, но подумала, что стоит оно того. Когда шкатулка сломалась, только богиня отошла, торговца и след простыл, а в коробочке оказались пчелы. Стоило Дану открыть ее, как они тут же разлетелись.

Попечалилась Дану и зашла перекусить в постоялом дворе. За рубины добрая женщина угостила ее булочками. Когда Дану зашла в кухню, чтобы поблагодарить хозяйку, то увидела, что тесто она месит из муки, поеденной мышами, и воды из свиной поилки. Хотела было возмутиться богиня, но хозяйка позвала мужа и братьев, и те поколотили Дану, порвали платье из лунного света, отобрали ключ и вышвырнули в холод.

Плачущая и замерзшая богиня без ключа не могла попасть домой, во дворец, но помнила, что возле дворца Огма живет привратник. Босую, в порванном платье, заплаканную девушку он даже на порог не пустил. Высмеял и сказал, что если она богиня, то пусть заплатит, и ее проводят и дадут правосудия, которого она хочет. «Да будет так», – тихо сказала Дану и попросила нож. Ножом она вынула алмазы из глаз и швырнула их к ногам человека. Свет их был таким ярким, что старик Огм заметил это с высокой башни и спустился вниз. С гневом и ужасом он увидел свою дочь грязной, побитой и с кровавыми ранами вместо глаз. «Кто сделал это?» – взревел Огм. «Торговец диковинками. Хозяйка таверны. Ее муж и братья. И привратник, – бесцветным голосом ответила Дану. – Пока я была зрячей, я была слепа, отец. Лишь потеряв глаза, я прозрела. Я буду их судить и воздам по заслугам». И, прикрывая одной рукой глаза, второй она указала на дрожащего от ужаса привратника. Так в Цверги пришел порядок, и появился первый свод законов. Все это буднично рассказала сварта, указывая на переливчатые куски ткани, свешивающиеся с подоконников, гирлянды и людей в масках с кровавыми подтеками под глазами.

Внизу, у подножия горы, располагались чадящие смогом рабочие районы, выдолбленные прямо в скале и уходящие вниз на добрые десятки метров, словно норы грызунов. Район и называли Крысятником. Контрабандисты, черный рынок оружия (наверняка изготовленного в «Цваральге» или Хеймдалле), подпольные концерны лингвистов-недоучек, которые выцарапывали неправильные руны на духовниках, нелегальные иммигранты из Хели и турсы, оставшиеся без клана, ютились в каменных бараках без вентиляции и хирели от несмертельной, но болезненной каменной кори. Даану сказала, что от нее на теле появлялись серые гнойные волдыри и, если не лечить, они лопались и превращались в язвочки, которые долго не заживали. Переносили заразу подземные клопы, не выносящие свет солнца. Бедные районы часто закрывали на карантин, делали бесплатные прививки, но это не помогало, потому что болезнь изгонялась только солнцем. Полиция в Крысятнике была не властна, а вот агентов «Ока» сновало в каменных лабиринтах достаточно. Любая миловидная старушка, торгующая пряжей, или соседский мальчонка могли оказаться доносчиками. Торговые районы с цветастыми приземистыми домиками облепляли второй уровень горы и железную дорогу, которая шла дальше по пути Модгуд к Хели. Торговали всем на свете, но самый большой спрос был на рунозаклинания. Крупный проспект сдавался под лингвистические лаборатории. Там бакалавры из Каэр-Огмского университета драли деньги с глупых туристов, нанося на духовники три самые частые и бесполезные руны на удачу, на деньги и на любовь.

Богатые районы и, самое главное, юридические университеты, административные здания и суд воцарились наверху, на плато. Статуя Ослепленной Дану в лохмотьях с упреком хмурила каменные брови. Фуникулеры оплетали Цверги словно паутина, а вот попасть на плато можно было только по лестнице и только по удостоверению, что ты студент, судья, политик или имеешь особую бумагу как почетный гражданин. В народе шутили, что каждый уровень для своей правды, но только для самого высокого уровня самая низкая категория.

В отличие от почти геометрически правильного круга Хеймдалля, Цверги был хаотичным лабиринтом, спроектированным природным ландшафтом, а не людьми. Даану легко и почти безошибочно отыскивала лазейки и вовремя уходила от патрулей полиции, которые могли попросить документы. Когда Локи окончательно выдохлась и плелась позади, подтягивая лямки рюкзака и тяжелую катану, они остановились перед двухэтажным домом со знакомой вывеской веселой коровы. Свартайские узкие, острые буквы ощетинились как пики и предлагали заглянуть в мясной магазинчик. Но внутрь Даану не пошла. Она завернула за угол и поднялась по пожарной лестнице на второй этаж.

– В прихожей разуйтесь! – гаркнул изнутри голос Эйлима.

Локи с превеликим удовольствием стащила с гудящих ног вонючие цваральгские ботинки и скинула рюкзак. Пристроив обувь на половике, прошла за парнями из полутемной прихожей в комнату. Эйлим важно кивнул и жестом пригласил сесть за стол.

– Ванная там. Можете умыться.

Только за овощным супом из щавеля и молодого укропа и восхитительным мясным рулетом Локи поняла, насколько она голодная. Они толком не ели с «Цваральга», если ту бурду можно было назвать пищей. Запивая все огромной чашкой кофе, она почувствовала себя вполне счастливой. Во время молчаливой трапезы Эйлим вышел и вернулся только тогда, когда Ки, сыто моргая, взял из вазочки последнее печенье, повертел в руках и положил обратно. Его тут же сцапал Тобиас.

– Бабушка вернется из университета к семи, – сообщил Эйлим, встречаясь глазами с Даану. – Поговорим тогда.

Сварта кивнула, рассеянно открывая и закрывая веер. Когда старик вышел, повисла неловкая тишина.

– Это ничего, что мы здесь? – спросила Локи.

– Нет. Хочу разобраться со всем сейчас. Хватит с меня. – Глаза Даану вспыхнули прежним злым огнем. – Пока есть время и возможность – помойтесь и поспите. Ночь Ослепления Дану – самая долгая в году. Ки, поможешь мне помыть посуду. Валецкий, вытри со стола.

Локи с удовольствием воспользовалась предложением и приняла душ. Отстирывать футболку от крови было некогда, так что пришлось покопаться в рюкзаке и реквизировать последнюю у Каге. Тоже черную. Он вообще знает, что есть другие цвета? Она невольно улыбнулась, воображая его недовольно поджатые губы и бурчание. Наверное, он ее прибьет, когда увидит, что она шарилась в его вещах. На дне, между сменным бельем и носками, Локи нащупала нечто твердое. Сережка из звездного металла в форме птичьей лапки. Сережка… Рейвен?.. Локи ощутила, как ее глаза наполняются слезами. Подняв голову и проморгавшись, она плеснула в лицо воды, вдела сережку в пустую левую дырку, чтобы не потерять, и закрыла кран.