Текст книги "Поступь Хели"

Глава 6. Ослепление Дану

В шесть вечера на долгое мгновение город затих, замер, набрал воздуха и разразился шумным и беспечным воплем фейерверков. В еще светлое небо взвились сотни хлопушек и петард, изображая алмазные глаза Дану, которые старик Огм смог заметить из своего дворца.

После первых залпов Локи подумала по старой асгардской привычке, что начался артиллерийский обстрел, или вторжение, или просто маленькая война, и рухнула на пол, прикрывая голову. К счастью, ее промаха никто не заметил: все пялились в окна на салют и карнавальную толпу, которая закончила рабочий день и, цепляя маски с кровавыми следами под глазами, шла в пабы отмечать Ослепление Дану и мифическое основание Юридического университета.

Эйлим приволок бутылку красного альвхеймского и разлил всем по чуть-чуть «за Дану и юриспруденцию». Руис дежурил внизу, в магазине. Луис включил старенькое радио, ловящее всего пару станций. На обеих крутили поздравительные речи партии, возвещающие об окончании карантина вперемежку с переливчатой свартайской песенной классикой. Когда отзвучали последние ноты «Северного када, Южного када» о двух влюбленных, разделенных рекой, дверь в прихожей хлопнула.

– Эти студенты невыносимы! Как я могу рассказывать о поправках к рунозаклинаниям от шестьдесят восьмого года, когда им лишь бы сегодня напиться и намотать на статую Дану туалетной бумаги?.. Негодяи заставили меня с ними выпить!..

Ферн Лайне была приземистой, ширококостной и казалась очень устойчивой, словно дерево посреди пустынной долины. На черном платье с белым воротником, униформе преподавателя, сверкал значок правящей партии, маска Дану болталась на груди. Короткие каштановые с сединой волосы завивались кольцами на шее, светло-карие глаза, уменьшенные стеклами очков, были проницательными и очень внимательными. На бедре болталась перевязь с духовником, но оружие Локи никак не удавалось рассмотреть – что-то рассеивало взгляд, мешало сосредоточиться. Такую силищу она чувствовала только в Скай и других Матерях.

Луис выключил репродуктор.

– Я не сплю, верно? – медленно и строго протянула Ферн на свартаи, грамматикой изящно обыгрывая свое неверие. – Это ты, Птенчик мой?

– Я, бабушка, – покорно отозвалась Даану. Кажется, она чувствовала себя виноватой.

Ферн помолчала какое-то время, поджав губы и машинально постукивая ногтем по значку. Потом вздохнула, прошла разделяющее их с внучкой пространство ковра и обняла ее. Громко и с чувством выругалась на свартаи, стискивая внучкины плечи. Локи таких слов не знала, но по прыснувшему в кулак Тобиасу и откровенно хихикающему Эйлиму поняла, что выражения самые что ни на есть неприличные.

– Рассказывай, Птенчик, – приказала Ферн, принимая от Эйлима бокал с вином и усаживаясь за стол, будто за кафедру.

Даану как можно короче пересказала события от побега из дома до встречи с дедом, упуская детали, связанные с ролью Локи в их авантюрном путешествии. Выражение лица Ферн почти не менялось. Она будто терпеливо выслушивала очередной экзаменационный ответ не слишком умного студента. Отставив бокал, она напрямую сказала:

– Ты хочешь увидеться с матерью.

– Хочу вернуть ей это. – Даану достала из сумки помятую и отсыревшую половину книжки. Кажется, о ней нарочно не заботились.

Ферн переглянулась с мужем.

– Это очень мощное оружие, дитя. Твой папа пожертвовал жизнью, чтобы его достать…

– А то я не знаю! – взорвалась Даану, ударив кулаком по столу так, что зазвенели бокалы с остатками вина. – Пусть подавится этой книжкой. Хочу расплатиться по счетам.

– Я понимаю твою позицию, – вздохнула Ферн. – Хотела бы я помочь чем-нибудь, но…

– Руководство университета, я знаю. Не порть себе жизнь из-за меня, ба. – Она помолчала, а потом тихо, задумчиво произнесла: – Разве какая-то жалкая книжонка стоит этого? Разве жажда власти стоит его жизни? Как… как она вообще решила, что имеет право на правду тогда, когда сама же извратила суть свартаи? Как?..

– У твоей матери… моей дочери очень сложный характер и ситуация. Вы похожи намного больше, чем ты думаешь. Она делала все, что в ее силах.

Даану фыркнула, сложив руки на груди.

– Я хочу сказать, – попыталась объяснить Ферн, – она всегда помогала людям, но однажды что-то пошло не так. Она изменилась.

– Думаешь, это из-за книжки?

– Руны имеют огромную власть, дитя мое.

– А может, она просто отвратительная мать?

Ферн печально поправила сползшие на кончик носа очки.

– Поговори с ней сначала. Сразиться всегда успеешь. Сделай это ради меня. Возможно, отвратительная мать – это я. Я была… слишком категорична. Родители часто ревнуют детей к сделанному выбору, и я злилась, что она не пошла преподавать, как я, а вышла замуж. Да еще и за иностранца.

Даану пожала плечами и откинулась на спинку стула, рассеянно комкая в руках салфетку. Переубедить ее было так же возможно, как выкорчевать дуб садовой лопаткой.

– Ну а ты, дитя мое? – Локи удивленно вскинула голову, потому что обращались к ней на чистейшем асгарди. – Что ты намерена делать?

– Ищу одного человека, как и сказала Даану, – уклончиво ответила она. – Он где-то в Кромежнике.

– В расколотом городе? И что же там он делает?

– Что делает – не знаю, но попал туда не по своей воле.

– Рассказывать ты не спешишь, это правильно, – похвалила Ферн. – На сердце твоем лежит тень, в душе твоей смятение и печаль. Не позволяй отчаянию поглотить себя. Для того, что ходит в мир мертвых, отчаяние следует исключить.

Локи пронзила дрожь. Казалось, Ферн читает ее мысли и видит насквозь. Свартайские штуки со словами, не иначе. Неожиданно захотелось рассказать все: от смерти родителей до сережки Рейвен, найденной в рюкзаке. Ангейя шумно втянула ноздрями воздух и плотно сжала губы.

– Все вы будьте осторожны. Ты тоже, хельхейм. – Ферн взглянула на Тобиаса. – Я чувствую, что на тебе лежит чувство вины и сожаления. Прошлое не должно отнимать у тебя будущее.

– Не смейте копаться в моей голове, – процедил Валецкий. – Я не ребенок, которого легко можно смутить пустыми словами.

Ферн широко улыбнулась.

– Ты правда считаешь, что знаешь все наперед? Что видишь людей насквозь? Умерь свою пустую гордыню и попроси помощи. Правда гораздо глубже и гораздо больнее, чем ты привык думать.

Он ничего не ответил, поэтому Ферн сгладила перепалку:

– Давайте отметим праздник, раз уж собрались. Эйлим, открой нормальное вино, а не эту кислую дрянь!

* * *

Игра в наперстки, как и все изящное, хитроумное и смертоносное, пришла из Муспельхейма. По легенде, изобрели ее два брата, чтобы развлечь публику и заработать денег, пока не кончится очередной песчаный шторм. Торчать в защитных башнях по несколько дней – занятие унылое, которое не приносило ничего, кроме раздражения, так что братья взяли у одной из женщин швейный наперсток, который походил на корону императора, деревянные дощечки и краски. За три дня взаперти игра привлекала все больше и больше болельщиков, начали делать ставки. Так случилось, что в той башне остановился один из принцев. Игра ему настолько понравилась, что он забрал братьев во дворец научить его и придворную знать. Постепенно выработался определенный свод правил, и по наперсткам стали обучать тактике. Каждый госслужащий обязательно должен был иметь определенный ранг в игре. По наперсткам писали философские трактаты и сборники логических задач, а самой известной картиной великого художника Бао, увы, утерянной во время пожара, была «Белая кошечка в лунном свете, играя, перепутала карты месячной партии госпожи Хо и ее служанки».

«Домик на скале» действительно был на скале. Сначала предстояло спуститься по извилистым улочкам почти в самый низ, нацепив праздничные маски и плескаясь вином из бутылок, чтобы не привлекать внимания. Затем пройти до конца главной улицы, не приспособленной для оживленной езды, утыканной автомастерскими и заставленной ржавыми скутерами. Там ждал долгий подъем по крутой лестнице на отрог. В некоторых местах лестница так истерлась, что ступеньки превратились в закругленные бугорки, на которых Локи то и дело запиналась. От высоты, следов схода каменистых оползней и непрочности лестницы она ощущала скребущееся в груди чувство страха. Даану поднималась далеко впереди, гордо расправив плечи и медленно кипя от решительной ярости.

Остановившись, чтобы перевести дух, Локи уныло подумала, что она в чем-то завидует сварте. Ее решительности. Ее упертости, злости, уверенности. Даану вылепила себя сама, пройдя через предательство и страх, работая за гроши в Свободных землях и скитаясь по ночлежкам Нифльхейма. Сама Локи бы не знала, что делать, не знала, как быть. Несколько лет ею владела только ненависть и жажда мести, скрытая за маской примерной племянницы и ученицы. Слишком слабая и нерешительная, чтобы действовать. Растерянная маленькая девочка, которой не на что было опереться, ибо вокруг – только кровавое болото и чувство вины, подтачивающее изнутри, как червь яблоко. Она боялась, что все эти люди рядом с ней: Клауд, Мириам, Скай, Бенедикт, семья Ангейя – исчезнут так же, как и ее родители. Что те, с кем только началась дружба, отвернутся. Потом появился Каге, в котором она отчасти видела саму себя. Такой же растерянный и одинокий, такой же пустой и холодный, как Утгард. Она вцепилась в него, в эту возможность помочь ему отчасти потому, что хотела помочь себе самой. Она выбиралась из болота и тащила его за собой, несмотря на его стойкое сопротивление. А потом Каге исчез, и она снова рухнула в трясину одиночества. Она не понимала, почему эти люди идут за ней, почему доверились. Они просто были рядом, не давая ей быть одинокой. Локи с благодарностью уставилась на их поднимающиеся спины, ощущая, как в груди разливается тепло, и это было не от выпитого праздничного вина.

– Устала? Мне понести тебя? – ухмыльнулся Тобиас, оборачиваясь. Он настоял на своем присутствии и всю дорогу подкалывал игнорирующую его Даану. Хельхейм делал вид, что они для него не более чем забавные зверушки, за которыми интересно наблюдать. Но Локи помнила вспыхнувший на мгновение огонь в его глазах, когда она пообещала его научить варденским штучкам.

Локи помотала головой, слишком поглощенная новыми мыслями, чтобы отвечать.

– Тогда не отставай. Учти, я предупреждал. Если свалишься, этот турс мне голову открутит. Я гейсы сдерживаю.

– Тобиас, почему ты идешь с нами?

Он моргнул.

– Я имею в виду, мы бы не стали искать, если бы ты потерялся где-нибудь в Цверги. Ты работаешь на Джона Смита и «Око»…

– Работал, – поправил Валецкий.

– А почему в прошедшем времени?

– Потому что когда меня победила девчонка, я понял, что все те изменения Джона Смита не помогли. Он обещал силу, которая поможет победить врагов. Мысль зрела давно, а вот твой катар словно очистил мой разум. Наверное, я немного влюбился в вашу развеселую компанию, – Локи поперхнулась. – И в твою силу.

– Моя сила тоже от Джона Смита, – заметила Ангейя.

– Справедливо, но нет. Ты – ас из древней могущественной семьи с какой-нибудь хитрой техникой и семейным духовником.

– Я двенадцать лет жила в провинции, мой папа чинил машины, а мама выращивала овощи и работала в библиотеке полдня. Катары достались отцу от старого друга, а духов я приручила сама. Училась кэндо сначала у мамы, а потом в местном додзё. Никаких секретов. Я свою семью «аристократическую» три месяца назад увидела, когда приехала в Хеймдалль. Можно стать сильным и без всякой ерунды с древними техниками. Я покажу. – Локи чуть улыбнулась и отвесила Валецкому чувствительный удар кулаком в живот.

Тобиас рефлекторно дернулся, перехватывая ее руку, и неожиданно по-мальчишески улыбнулся в ответ, и эта улыбка стерла на мгновение хмурые морщины на лбу, расправила складки у рта.

– Если ты свалишься, – фыркнула Локи, когда он оступился, – Даану мне голову открутит. Ведь она хочет прикончить тебя собственноручно.

– О, тогда я обязательно переживу эту лестницу. Разве можно отказать такой девушке? – Он чуть иронично дернул уголком губ.

Наверху было ветрено. Молодая трава и невысокие деревья клонились к земле, фонарики, развешанные на ветвях, плясали тенями на немногочисленных низких домах и скалистых отрогах. Орлиный марш, лестница, которая вела к Небесным мостам, перекинутым между горами, начинался здесь, на плато. Несколько гуляк, обнявшись, распевали песни нестройными, но красивыми голосами. Ветер относил половину слов в сторону, но можно было понять, что это припев «Айры, дочери Трех Матерей». Маски людей съехали набок, а рубашки намокли от вина, но празднующих это не волновало. Миновав озаренный уютным светом домик, из окон которого лилась протяжная саксофонная музыка, Локи на минуту замешкалась. Дом полнился детским смехом, голосами, звоном посуды, собачьим лаем. Валецкий цокнул языком и подтолкнул Ангейю в спину. Отринув наваждение, она поспешила за остальными к отдаленному, скрытому от посторонних глаз дому, который находился на краю скалы.

– Дом, милый дом, – пробормотала Даану, осматривая мрачный, приземистый домик, покрытый красным шифером. Колючие кусты шиповника, поблескивая в сумерках розовыми цветами, обступили покосившийся забор молчаливой стражей.

Входная дверь просела и никак не хотела открываться. Сварта взмахнула веером и путем сложных манипуляций провела лианы за дверь, поддела ее и с треском открыла. Внутри пахло сыростью, мышами и влажной духотой. Даану зажгла масляный фонарь и несколько свечек. На полу и непокрытой мебели лежал толстый слой пыли со следами мышиных маршрутов и засохших фекалий. Даану с отвращением вышвырнула лианами наружу высохший трупик ласки, соблазнившейся мышиным духом. Ки помог открыть ставни на окнах. Локи молча взяла облезлый веник и как могла вымела пыль из гостиной и паутину из углов. Тобиас расставил свечи на кухонном столе.

Локи не знала, сколько времени они сидели в полутемной кухне, наблюдая в открытую дверь за фейерверками. Лицо Даану застыло в маске деловитого равнодушия. Постепенно веселье на улице сошло на нет, и усталый город погрузился в дремоту, предвкушая несколько праздничных выходных.

Свеча успела догореть до середины, когда с парадного входа раздались шаги. Даану медленно обернулась на проход, выдавая волнение лишь тем, что положила руку на веер. Первой вошла Кайлах, одетая в темную водолазку и джинсы. Тяжелый рюкзак она сняла и поставила в угол. Поймав взгляд Ангейи, чуть кивнула. Локи кивнула в ответ. Второй вошла высокая женщина в строгом брючном костюме. Ей было за сорок, а при свете свечей, казалось, и того больше. Локи пыталась уловить семейное сходство, но в Даану было явно больше от отца. Кажется, нос и линия рта немного походили на материнские. Но если Даану постоянно злобно или не очень ухмылялась, то Кэри Лайне поджимала губы, словно сдерживалась от лишних замечаний. Короткие, гладко зачесанные волосы отливали рыжевато-каштановым. Она не удостоила остальных даже взглядом. Ее глаза, холодные и серые, как ноябрьский лед, вперились в половину замызганной книжки, небрежно лежащей на середине стола. Сев на свободный стул напротив, Кэри взглянула в глаза Даану, проследив за линией шрама, ею оставленного.

Кайлах прислонилась к дверному косяку, Ки и Тобиас сидели на кухонных тумбах, Локи забралась с ногами на стул возле задней двери, выходившей на заросший вишней двор. Только Кэри и Даану сидели друг напротив друга, словно в комнате допроса, и от этого Ангейе стало не по себе.

– Даану, – наконец тихо сказала Кэри. Ее голос был на удивление глубоким и приятным – поставленный голос оратора, привыкшего долго говорить на публику.

– Мама, – вторила ей сварта на удивление спокойно.

– Зачем ты пришла?

– Отдать тебе это. – Сварта кивнула на книжку, начиная партию с козырной карты монаха. – Не-еет, – хмыкнула она, когда Кэри потянулась за книгой. – Сначала ты ответишь на мои вопросы.

– Что ты хочешь узнать?

– Где мой отец? Его казнили?

Кэри чуть вздохнула.

– Смертной казни нет в Свартальхейме уже сто двадцать лет, ты знаешь.

– Тогда где он? Скажи! – Даану вцепилась в край стола.

Кэри чуть прищурилась, спокойно протянула руку и прикоснулась к шраму на щеке дочери. Даану замерла, нервно кусая губы. Локи видела, что она уже на грани, но сделала над собой усилие и успокоилась.

– Ты помнишь, как мы жили, когда переехали от дедушки с бабушкой? Мой муж из Муспельхейма им не нравился. Скандалы были ежедневными, долгими, выматывающими, так что я собрала пожитки и сбежала. Меня уволили, твой отец перебивался полукриминальной работой. Комната покрывалась плесенью, как бы я ее ни проветривала, а мыши скреблись ночами так громко, что ты боялась уснуть. Думала, будут кусать за пятки. Твой отец все чаще где-то пропадал, иногда по несколько дней, а возвращался вонючий и грязный, как пес. Надо отдать ему должное, при тебе он появлялся всегда чистенький и трезвый и никогда не вел свои делишки дома. Когда нас чуть не зарезал недовольный отцовской работой бандит, я поняла, что нужно что-то делать. Я поручила ему следить за тобой и бралась за самую грязную и мерзкую работу, какую только могла найти, но делала это честно, и мы смогли переехать в «Домик на скале». В то время «Голос Цверги» только начал политическую деятельность, и я раздавала листовки на улицах, зазывала прохожих, требовала подписать петиции. Их желание сломать кастовую систему и дать всем равные возможности грело мне сердце. Мое старание заметили, и в итоге меня перевели в мелкие секретари, а потом в полноценные члены партии. Я быстро двигалась по карьерной лестнице, к тому же как бывший юрист я могла разрулить многие вопросы.

Кэри опустила руку, откинулась на стуле.

– В итоге я стала заместителем. И узнала кое-что, что знать было не положено.

– Проект «Словаря», – сказала Даану тихо.

– Проект «Словаря», – подтвердила Кэри. – Свартальхейм всегда находится между двух воинственных соседей. На севере – сильнейшие вардены Игга, целые аристократические поколения, на юге – техническая мощь и наука. Рано или поздно нам придется защищаться, если не хотим быть раздавленными. Мы никогда не были воинственными, а наша инженерия имела гуманистический характер. Строительство мостов и дорог, подумать только! Но мы как-то подзабыли о главном нашем оружии – языке. Наш язык – самый древний в Игге. То, что названо на свартаи в первый раз, есть суть вещей. Обладание сутью вещей дает власть. Представь себе меч, названный тем самым именем, что дал ему первый человек. Сила этого меча, спрятанная за обыденностью, пробудится ото сна и станет невероятной. То, что продается как руны на оружии, – лишь крохотная часть той истины, которая дозволена нам. К сожалению, найти такие имена для людей нам пока не удалось, но ученые работают в этом направлении… И та часть, что ты украла, содержала важную составляющую теории о приставке для контроля над людьми.

Кэри расстегнула воротничок рубашки и показала ниже ключицы татуировку круга с витиеватым рунным плетением внутри. Брови Даану сошлись на переносице, руки нервно сжались в кулаки.

– Командировка… Те четыре дня. Потом ты болела…

– Я никому не могла рассказать об этом, не хотела вмешивать ни отца, ни тебя. Рунозаклинание неполное, так что я могу кое-что делать по своей воле. Например, организовать тайную оппозицию, которую под силу контролировать только мне. Никто, кроме доверенного лица, не знал, что я их начальник. А ведь я с ними как бы боролась. Забавно было разрабатывать сложные планы по поимке повстанцев с самими же повстанцами. К сожалению, твой отец тоже влез в это дело. Я не могла выдать себя, иначе всем нам пришел бы конец. Пришлось… пришлось уйти. Это было одно из самых трудных решений в моей жизни. Ланья… я не могла ему объяснить.

Ее голос, сухой и деловитый, впервые дрогнул.

– Я узнала о похищении «Словаря» слишком поздно. Ланья своевольничал и попался, разрушив все, что я пыталась сделать эти долгие годы. Когда заканчивалась очередная редакция, ученые, работающие над отдельными разделами, потихоньку устранялись, а вместе с ними и наработки. Только один экземпляр, только одна книга для того, кто возглавляет «Голос Цверги». Работа над седьмой редакцией шла пятнадцать лет, почти всю мою карьеру. Если бы Ланья подождал еще неделю, я бы сожгла книгу… но случилось то, что случилось. Когда его привели в камеру допроса, я поняла, что ты в смертельной опасности. Но мне нельзя было проявлять чувств к тебе, иначе они бы получили преимущество, что-то заподозрили. Я вызвала тебя на допрос, чтобы показать, что между нами нет привязанности. Я ударила тебя, я орала на тебя, я все еще вижу твое окровавленное лицо в кошмарах, но не стану просить прощения, потому что его для меня не существует. Ты неожиданно обвинила меня, и это переключило внимание присяжных. Я ценой жизни одного очень важного человека смогла организовать твой побег из страны. А потом приняла самое тяжелое решение в жизни: отправила твоего отца на верную смерть.

Даану подскочила, схватила мать за грудки и подтянула к себе, пылая яростью. Кайлах среагировала мгновенно – и ската уперся Даану в бок, но и Ки не отставал. Револьвер был наведен погодной ведьме точно промеж глаз.

– Не нужно насилия, – спокойно сказала Кэри. – Я отвечаю на заданный вопрос, но еще не ответила до конца. Позволь мне закончить.

Даану выдохнула сквозь зубы и неохотно разжала руки. Кайлах и Ки тоже опустили оружие. Кэри поправила воротник рубашки и снова села. Локи поняла, что протягивает руку, словно защищая сварту, и неловко отступила к своему стулу.

– Я очень рискую, придя сюда, к тебе. Так что имей терпение. – Неожиданно она перевела взгляд на Локи и четко произнесла на асгарди: – Пес поглощает солнце.

– В-волк заглатывает луну.

– Ас?

– Что за?..

– Если вы думаете, что ваши приключения в «Цваральге» и на ферме Моркант остались в тайне, то значит, вы глупы. «Цваральг» связался со мной и «Ноденсом», и я поручила Кайлах следить за вами, потому что она уже знала некоего Тобиаса Валецкого в лицо. – Хельхейм развел руками под выразительным взглядом Ки. – И выведала много интересного про положение дел в Асгарде и некую Ангейю, которая хочет попасть в Кромежник. Короче говоря, вы арестованы, Локи Ангейя-ас. – Кайлах застегнула на запястьях остолбеневшей Локи наручники. – Зачитать ваши права? Имеете право хранить молчание, право на государственного адвоката, на телефонный звонок и на скальдический поединок в рамках программы «Культурное наследие Игга». Но, как большой практик, не советую ничего из этого использовать.

Далее наручники появились на застывших Даану, Ки и Тобиасе. Когда Кайлах распахнула двери фургончика без опознавательных знаков, сварта вопила и брыкалась, Локи впала в ступор, а Тобиас ехидно ухмылялся. Только Ки сохранял видимое спокойствие, потому что ему было не привыкать к застенкам и угрозам. Погодная ведьма вызвала туман, скрывая их от любопытных глаз. Кэри стояла, прижимая к себе книгу, и не смотрела, как искаженное гневом лицо дочери скрылось за раздвижной дверью. Она дождалась, когда машина скроется в тумане, и позволила себе одинокую слезу, в которой проявилась вся ее боль, облегчение, чувство вины и материнская гордость. Эту партию она выиграла. Час спустя Кэри вернулась в свой кабинет, плеснула кислого праздничного вина и разожгла камин. Поворошила кочергой угли и бросила книгу в огонь. Наблюдая, как страницы съеживаются и исчезают в пламени, Кэри Лайне-Туан знала, что она в комнате не одна, и готова была принять наказание за правдопреступление.

* * *

– Да уймись же, козочка, – прорычал Валецкий после двадцати минут непрерывной истерики сварты. – Давай твоей башкой пробьем дверь, а? Моя скоро лопнет от твоих воплей.

– Это все из-за тебя! Ты работаешь на нее! – не унималась Даану. В темноте никто не мог рассмотреть ее лица, но в голосе звенели горькие детские слезы.

– Ага, поэтому я тут с вами в наручниках? Ты умом тронулась? Я гейс давал!

– Предать предателя для тебя раз плюнуть!..

– Замолчите! – взревел Ки и, кажется, сел между ними.

Это отрезвило обоих. Даану уселась в угол, к полоске шаткого света в зазоре между дверью и обшивкой, но не затихла, а продолжила копошение. Локи смежила веки, чтобы не таращиться в темноту, и кусала губы в поисках выхода. Куда их везут? В тюрьму? В суд? Слишком долго для поездки за наказанием. При чем здесь придуманный ее матерью пароль? Шорох со стороны Даану раздражал, а от тряски Ангейю начало укачивать.

– Даану, перестань, пожалуйста, – слабым голосом попросила она, стараясь что-нибудь придумать, но не могла сосредоточиться.

– Да-да, – рассеянно пробурчала она, не переставая шебуршать.

– Даану…

– Локи, здесь наши вещи!.. – взвизгнула сварта. Ангейя резко распахнула глаза.

– Вещи?

– Моя сумка, рюкзаки, вонючие шмотки хельхейм. – Тобиас оскорбленно кашлянул. – Катана Гиафы.

Локи встала и, держась за стену, прошла до места, где должна быть кабина водителя, и со всей силы застучала кулаками. Через пару ударов дверца распахнулась, заливая их, бледных, щурящихся, неясным светом.

– Успокоились? – весело крикнула Кайлах сквозь шум мотора. – Через пару часов будем на месте, наручники сниму там. Свет оставить или поспите?

– Вы объясните или как?

– На месте! – на свартаи пропела Кайлах, используя наивысшую степень правды.

– Свет оставьте.

– Как скажешь.

Тягостное молчание в фургоне сменилось посапыванием. Локи всматривалась в темноту и вслушивалась в гудение мотора. В направлении она уже запуталась, но могла сказать, что они точно поднимаются в гору. В итоге Ангейя все же задремала и увидела во сне зарево пожаров и красную дымку вместо холода звезд. Кто-то голосом Скай требовал сохранять спокойствие.

– Приехали! – бодро объявила Кайлах, распахивая раздвижную дверь.

Ночная прохлада пробила Локи крупной дрожью. Мышцы шеи и плеч тягостно ныли, затекшую руку покалывало. Все четверо нехотя вылезли, дожидаясь, когда ведьма снимет наручники. Атака Тобиаса казалась предсказуемой, а то, что с ним заодно действовал Ки, Локи удивило. Кайлах скрутили и прижали к влажной от дождя обочине, но ведьма продолжала деловито улыбаться, словно так и было запланировано. Локи мельком оглянулась и поняла, что они довольно высоко на горной дороге, города не видно, внизу, в ущелье, – еще одна дорога, сверху холодно сияют звезды.

– Куда мы едем? Почему в машине наши сумки?

– Потому что ваше наказание – изгнание из страны. Я передам вас пограничному отряду около Врат Модгуд и надеюсь больше вас никогда не увидеть. Особенно тебя. – Кровожадную ухмылку она адресовала Даану, что весьма трудно было сделать, лежа лицом в траве. – Дайте мне сесть, и я все расскажу. Он говорил, что иначе ты не поверишь. На пассажирском сиденье – сюрприз.

Даану недоверчиво цокнула языком, но полезла проверять и затихла.

– Ас, узнай, что там, – тихо попросил Ки, снимая револьвер с предохранителя. Каждый звук в горах будто становился громче и значимее, а щелчок, возвещающий отчет до смерти, ужаснее.

Локи влезла на пассажирское сиденье рядом с темным силуэтом Даану и включила верхний свет. Дрожь машины отдалась в позвоночник, как рычание затаившегося зверя. Сварта подняла на Локи зареванное, разделенное надвое шрамом лицо, которое казалось сейчас наконец-то цельным, и протянула на трясущихся ладонях то, что сжимала. Локи бережно, словно птичку, приняла большой боевой веер тешань, украшенный журавлями, – старший брат того, что был у Даану. Печать на духовнике, темная и гладкая, холодила ладони. Сварта откинула голову на сиденье и зажмурилась, закрывая бегущие слезы локтем.

– Это… твоего папы? Печать, печать холодная! Он жив! – взволнованно прошептала Локи.

Даану, не отнимая локоть от лица, кивнула. В эту ночь Дану ослепла, а Даану, честная Дану со свартаи, прозрела. Локи притянула сварту к себе и крепко сжала в объятиях.