Текст книги "Последняя"

В саду я просидела до позднего вечера, пока не захотелось кушать. Мы вышли на тропинку, потом – на мощеную дорожку. Я испугалась, когда из тени деревьев навстречу мне вышел Алхир, приторно улыбнулся и что-то сказал моему стражнику. Тот кивнул, но не ушел. Это разозлило эльфа, но он сразу же переключился на меня.

– Тебя хотят видеть, – прошипел.

– Я занята, – подойдя ближе к стражнику, сказала я. – Мне пора, – схватив его за руку, я пошла в другую сторону. В след мне неслось:

– Придешь сама, – ага, конечно, бегу и падаю.

Взявшись за руки, мы прошли довольно далеко, пока я не опомнилась.

– Извини, – стражник же молчал и на мое действие никак не высказывался.

Мы молча дошли до моих покоев. Первым делом я повалилась на кровать и уставилась в потолок. Поскорее бы сбежать отсюда.

***

(Королевский замок, Миритан).

– Думаешь, мы правильно поступили, приставив к ней Элфира? – спрашивал мужчина.

– Конечно, – кивнул его собеседник и отпил из бокала прекрасного молодого Турского белого вина.

– Хотел бы я видеть его лицо, когда ты сказал, что теперь он охраняет человеческую девчонку, – эльф хохотнул.

– Представить не сложно.

– И как ты его заставил?

– Он проиграл в поединке, я мог выбрать наказание, – ответил на это собеседник.

– Очень все интересно оборачивается, – только и ответил на это эльф.

***

Это случилось ночью.

Проснулась я с криком, глаза будто затянуло пеленой, и, пытаясь слезть, я упала с кровати. На моей ночнушке начала алым пятном растекаться кровь. Метка альвы больно кровоточила. Мне не хватало воздуха, чтобы нормально вдохнуть. Болел живот, будто его разрывало на несколько частей. Перед глазами мелькали видения. Они были не мои, не то, что я могла бы видеть сама.

Попыталась подняться, окровавленной рукой опираясь о тумбу. Но пальцы соскользнули, и я снова чуть не упала. В голове набатом билось: воздуха, воздуха. Хоть самую малость бы. Не знаю, почему разъярённое болью сознание устремилось на улицу, почему я просто не открыла окна или не вышла на балкон.

С одной из лестниц я скатилась кубарем. Глаза то возвращали меня в замок эльфов, то опять заслонялись невиданными картинами боя, где опять бушевало пламя, где снова правило оружие. Я оставляла мокрые красные разводы на перилах, на дверях, что встречались по пути. Темно-красные пятна были и на белом чищеном мраморе.

Путь в бреду занял совсем немного, и вот, я уже на траве, уже в королевском саду. Задыхаюсь от рыданий и боли, теперь понятной и не моей, а его боли, стараясь заслонить, помочь ему. Размазывая кровь по лицу, утирая слезы, я тихо вою от страха и отчаяния.

В моих видениях его уже не было, он был убит. Одним из врагов, а может, целой армией. Его не было, и последние минуты мы встретили вместе. Он это почувствовал? Почувствовал, что я была рядом? Он знает, что я его не бросила?

Было так больно и пусто, так отчаянно страшно. Будто вырвали кусок из горла, и я могла только хрипеть. В видениях я пыталась дотронуться до него, закрыть его глаза своей рукой. Но потом мираж уходил, и я видела свои окровавленные руки и гладила ими пустоту.

Подул холодный ветер, я сжала свои плечи и, раскачиваясь, тихонько плакала. Его боль ушла. Теперь во мне только мое. Только черная пропасть. И больше не за что держаться, и его образ тонет во мраке эльфийского сада.

Ко мне кто-то подошел, накрыл своим плащом. На сердце будто стало чуть теплее, я посмотрела на эльфа сквозь пелену слез, не различая лица.

– Не уходи, – я взяла его за руку, он не вырывался, сел рядом. Я опустила свою голову ему на плечо. От рыданий и холода меня начало трясти.

Подошел кто-то еще, они что-то сказали друг другу. Меня подхватили и приподняли за руки, я повисла безвольной куклой. Меня тащили, а босые ноги волочились по земле. Не было холодно, теперь было пусто.

Битва закончилась, пал наш герой.

Милая матушка, не вернусь я домой…

***

(Королевский дворец Миритана)

Этой ночью его опять назначили сторожить взбалмошную девчонку. Он клял всеми словами Иллодана, которому проиграл в поединке, и который так не хотел выходить на повторный бой. Ему было откровенно скучно, и он променял бы все это, чтобы сейчас пить лучшее вино и строить глазки красавицам-эльфийкам, а потом провожать их до покоев, а потом… Он даже улыбнулся, но его сладостные мысли прервались громким стуком и криком, в покоях девицы что-то происходило.

Он с легкостью приоткрыл дверь, чтобы взглянуть, что опять взбрело в голову человечке.

Она сидела на полу. Ветер поднимал тюль на балконе, стихия сегодня разбушевалась. Комнату освещал приятный голубой свет луны. Она не обратила внимания на то, что в комнату вошли. Она смотрела на свои окровавленные руки. Только сейчас эльф заметил, что справа, на белой ночнушке, растекается алое пятно. По лицу девушки текли слезы, но она была так глубоко в себе, что не замечала даже этого.

Он сделал было шаг к ней, чтобы поднять. Но она встала сама, посмотрела на него полными такой боли глазами, что он отшатнулся. Потому что знал эту боль. Знал, что это такое. Потому что уже видел это лицо в зеркале, когда…

Невидящим взором она прошлась по его лицу и бросилась к распахнутой двери. Оцепенение сменилось ужасом, ибо она тихо завыла, как смертельно раненный зверь.

Стражник бросился за ней. Наблюдал, как она споткнулась и полетела с лестницы, не успел подлеть вовремя, чтобы ее поймать, и сам чуть не поскользнулся на оставленных каплях крови.

Она летела, как призрак, по королевским коридорам. Такая чужая во всей этой роскоши, такая чужая всему этому эльфийскому обществу. Мелькнула мысль и сразу же потерялась в десятке других: “Эльфийки так горевать не умеют ”.

Она выбежала в сад, споткнулась и рухнула на дорожку, даже не заметив, как разодрала колени в кровь. Она закрыла руками лицо и скулила так отчаянно и страшно, что он не мог заставить себя подойти к ней. Потому что тогда все, что он хотел забыть, выльется наружу, и он тоже погрязнет в боли. Как эта девушка сейчас.

Она плакала, он сидел рядом и смотрел на нее. Все плохие мысли и глупые пошлости, о которых он думал до этой ночи, вылетели из головы. Сейчас он видел давно ушедший образ, будто вернувшись в далекое детство. И впервые за все время ему хотелось помочь.

Преодолев себя, он встал. Когда девушка уже закончила рыдать и просто всхлипывала, накрыл ее плечи своим плащом.

– Не уходи, – шепчет она, опуская голову на его плечо и беря его руку. – Не уходи, – он и не собирался. Обнял ее, перепачкав камзол в крови. От разлившейся внутри нежности даже поцеловал ее волосы, и тихо, чтобы слышал только он, сказал:

– Я рядом, не бойся, – слова, которые сам хотел услышать, когда переживал свою трагедию.

Они сидели так минут пятнадцать, пока к ним не подошел правитель. Все знали его любовь прогуливаться ночами по саду, в это время он и вправду прекрасен, нет лишних эльфов, лишних мыслей.

– Что с ней? – неожиданно искренне спросил Таллион.

– Не знаю, – честно ответил эльф. – Проснулась ночью с криком, потом появилась рана, и она, будто сойдя с ума, полетела в сад. А остальное ты, наверно, слышал.

– Слышал, – подтвердил он. – Пошли, отведем ее в Лазаилу, ей нужна помощь. – Повелитель даже протянул руки, чтобы поднять девушку, но стражник сделал вид, что не заметил этого, подняв хрупкое тело на руки.

Они отвели ее к знахарю, тот сразу выгнал их за дверь. Элфир выразил желание остаться и дождаться, пока девушка придет в себя. Таллион сел рядом и тоже никуда не собирался уходить.

– Занятно, – произнес правитель.

– Что именно? – хотя он не хотел сейчас говорить, спросил эльф.

– Ты знаешь, кто такие альвы? – он покачал головой.

– Мои предки очень постарались, чтобы это слово стерлось из истории. А мы с тобой слишком молоды, чтобы помнить события тех лет, – говорил загадками Таллион.

– К чему ты клонишь?

– Кажется, я знаю, что с ней, – повелитель достал старый дневник, но открывать не стал. – Я столько раз перечитывал его, что знаю все наизусть. И только сейчас, когда она появилась, я понял, каково было ему.

– Кому? – эти игры начинали ему надоедать.

– Изгнанному королю, – Элфир замер, эта тема всегда была очень болезненной для его друга.

– При чем здесь эта девица?

– При том, что подобная ей уже однажды внесла изменения в застоявшуюся историю эльфов.

– Она – альва? – повторил он незнакомое слово.

– Да, и, кажется, кто-то из нас – ее избранник, раз она здесь.

– Избранник? Таллион, ты перечитал романов? – пытался сострить эльф, но сам понимал, что правитель не шутит.

– Грядут перемены, мой друг, и она будет в центре этих событий, – он встал. – Пойду, спрошу, что с ней, – но не успел он войти, как вышел Лазаил.

– Жива, все хорошо. Просто истерика на фоне большого горя, – ответил знахарь на встревоженные взгляды.

– Она потеряла нареченного? – задал странный вопрос Таллион. Лекарь удивился:

– Откуда ты, – а потом, заметив в его руках дневник, понимающе кивнул. – Вьюлин был хорошим королем.

– Я знаю, – ответил на это правитель. – Спасибо, что помог. Пошли со мной, – он позвал Элфира, и тот нехотя поднялся, кивнул лекарю, сказав:

– Еще зайду, – и последовал за другом.

Они молчали, пока шли в кабинет к правителю. У каждого были свои мысли. Стражник думал о том, что девушка запала ему в душу, и что он (самому не верится) хотел о ней позаботиться. Может, после этого та чернота, что пожирает его изнутри, сгинет. Они зашли, Таллион привычно сел за свой стол, эльф присел напротив.

– У тебя есть вопросы? – спросил он Элфира.

– Их столько, что без бутылки красного не справиться, – правитель улыбнулся, встал и достал из скрытого от посторонних глаз шкафа бутылку любимого вина. – Прежде чем их задать, прочти, – он бросил ему дневник своего деда. – Там много ответов, даже на те вопросы, что ты еще не задавал.

***

(Лагерь рыцарей, граница Шалана и Пустыни Ий)

Они сражались вместе. Не плечом к плечу, как в славных легендах, но вместе, на одной стороне и за одну правду. Бой был в самом разгаре. Сражение, что началось так внезапно с приходом песчаной бури. На лагерь обрушались воины пустыни, когда Эрридан почувствовал боль. Не свою. Боль далекой отсюда истинной пары. Он застыл на мгновение и завыл, его вой подхватили другие волки.

***

(Миратан, таверна “У Розы”)

Почтовая птица яростно билась в окно. Игнат встал с кровати. Он не спал с тех пор, как Сону забрали, ежедневно бегал в приемную к эльфам, чтобы слушать, что его заявление рассматривается. Единственное, что ему сказали, это: “Девушку выпустили из темницы, и теперь она – гостья правителя”. И все. Видеться с ней запретили, а те письма, что он писал, отдавали назад нераспакованными.

Мужчина встал, открыл окно, пташка влетела и села ему на руку. К ее лапке была привязана записка. Рыцарь развязал нить, развернул сложенную бумагу.

“Предательство. Димитрий убит. Ты нужен. П.”

Записка смялась в кулаке Игната. Он громко выдохнул.

Быстро собрал вещи, заплатил хозяйке, сказав, чтобы она дождалась девчушку. Оседлал коня и бросился в путь.

***

– Я знаю, что ты не спишь, – послышался мужской голос. – Вставай, тебе надо принять лекарства, – медленно открываю глаза. В теле разливалась слабость, голова гудела, вспоминать о случившемся не было никаких сил. – Тебя принесли вчера ночью. Я перебинтовал твою руку и дал сон-траву, – передо мной расплывчатой фигурой вырисовывался эльф. – Зрение пока ослаблено после долгого сна. Вот, выпей, – он протянул мне кружку, я сделала пару глотков. – Ты знаешь, что произошло? – я легла на постель, отвернулась от яркого света. Эльф присел рядом и взял меня за руку. – Я не знаю, каково это, терять близкого человека, но прими мои искренние сожаления, – попыталась что-то сказать, но получила только хрип. – Связки скоро восстановятся. Ты знатно всех напугала. Тем более нареченных. Волей-неволей они чувствуют твою боль, – удивленно посмотрела эльфу в глаза. Он знает, что я – альва? – Понимаю, – он кивнул. – Мне не одна сотня лет, и я на своем веку уже встречал подобную тебе. Прекрасная была женщина. Ты знаешь, что из-за нее король Вьюлин отрекся от престола? Тебе, кроме меня, никто об этом не расскажет. Эльфы не любят эту часть нашей истории и об альвах предпочитают забыть. Не думал я, что после стольких лет увижу еще одну дочь старой богини. Спи, – веки тяжелели, и я, будто по его приказу, действительно засыпаю.

Знахарь еще какое-то время посидел рядом с ней, зная, что придется рассказать, как чувствует себя девушка, одному настырному эльфу. Тому, которому только недавно открылась правда: он избран даром альвы.

***

Я сидела на полу, спиной опираясь на кровать, смотрела на белую мраморную стену. Руками держала колени, притянув их к себе. В голове было пусто. От лекарств или от нежелания думать. Стоило хоть одной мысли промелькнуть, как все сводилось к битве. К сражению, которое стало мне сниться, которое стало мне мерещиться, в котором я жила последнее время.

Первые дни после потери я не понимала, не осознавала, что это произошло. Списав свои ночные видения и кровавую рану на дурной сон, болезнь. Все, что угодно, но не смерть. Из-за этого я постоянно смотрела в маленькое зеркальце, что принесла мне служанка. Смотрела на рисунок, ожидая, что вырванный с кожи цветок снова зацветет. Но он не зацвел. Зато расцвел еще один бутон, будто в дар за гибель Димитрия. Будто насмешка, будто его действительно кто-то мог заменить.

Потом еще дней пять я просила, требовала, кричала и билась в истерике, чтобы ко мне привели Игната. Чтобы ко мне привели любого из рыцарей. Пусть мне скажут, что это неправда. Что хоть цветка нет, но он жив. Лежит сейчас у себя в палатке, рядом с ним десятки врачей и магов. Пусть они соврут, пусть кинут мне эту желанную ложь в лицо. Пожалуйста, скажите, что он не погиб, обманите меня сотню раз, одурманьте сильнейшими травами, только не произносите эти слова…

Знахарь, чье имя я так и не запомнила, отпаивал меня успокоительными травами, а после стал подливать снотворное в чай. Я это знала. Истерики плохо влияли на выздоровление, и улучшившееся здоровье снова ухудшалось от очередного приступа. Порой я сама не знала, что на меня нашло. Почему я так на это реагирую? Но стоило картине битвы и смерти ворваться в мой разум, как все повторялось вновь.

Вчера я разбила всю посуду, что была в моей комнате. Изрезала себе ноги, когда ходила по осколкам и кричала на стражников с яростью.

– Выпустите меня! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Отправляйтесь в темноту все вы! Жалкие, мерзкие твари! – верещала я, пока лекарь пытался влить в меня очередной настой, который вчера мне пить не хотелось. Хотелось кричать, бить, уничтожать.

Мне было так больно. Они не понимали. От боли хочется кричать, ломать все, резать и крушить, лишь бы не чувствовать. Им во многом было все равно, пустые эльфийские взгляды выражали лишь интерес ко мне, как к шуту или ребенку, что покричит и перестанет. Между этих чертовых равнодушных лиц мне было только хуже.

Меня успокоили пощёчиной и уложили в кровать.

Еще мне снится волк. Эрридан надрывно воет, мы стоим по разные стороны рек, и он не может добраться до меня. Падая в воду, плывя и снова выбираясь на берег. Он кричит и бьется в агонии вместе со мной. Но я не хочу ему помогать, пусть сам выбирается из этой пропасти. Пусть не трогает меня, пусть уйдет…

Сегодня я проснулась опустошенной. За ночь в комнате убрались. Первым делом я сползла с кровати на пол, и вот уже час сижу и смотрю в стенку, пытаюсь не думать.

Раны, что были на ногах, зажили.

Сегодня охрана стояла и в моих покоях. Боятся за меня или за вещи? Лучше бы выпустили на все четыре стороны или спустили из окон этой башни.

– Как она? – донесся голос из приоткрытой двери, ему что-то быстро ответили, и вошел лекарь.

– Сона, вижу, сегодня ты спокойна? – весело спросил эльф, я не ответила. Он пытался развлекать меня байками про королевский дворец, только я не слушала, и его труды шли впустую. Говорить мне не хотелось. Он принес отвар и сказал принимать его перед сном, чтобы не мучали кошмары. Будто кошмар этот преследовал меня только во сне. Перед глазами снова представал серебряный рыцарь, который так никогда и не станет моим мужем. Который так никогда и не будет свободен. Я сжала кольцо, что до сих пор висело на моей цепочке.

Эльф присел рядом со мной и заговорил:

– Когда рвется связь, это ужасно. Ты – человеческая девушка, тебе еще сложнее, тем более, если это – связь альвы. Но ты не должна умирать вместе с ним, тебе нужно его отпустить. Его душа и так привязана к тебе, а, если ты будешь так его держать, он не обретет покой, – я повернулась к нему.

– Заткнись! – потом закусила губу. – Отпусти меня, мне нужно к нему. Просто увидеть, попрощаться.

– Я не могу, – отвел глаза мужчина.

– Я уйду, – сказала на это я.

– Я знаю. Но ты тут не одна, тут твои…

– Нет, никого у меня тут нет, и не будет. Никто мне не нужен, эти чертовы эльфы мне не мужья. Не хочу, – очень быстро протараторила я.

– Зря ты так, – эльф посмотрел на меня. – Не одной тебе сейчас плохо, твое настроение передается каждому наречённому по твоей связи. Плохо тебе – плохо и им.

– Плевать, мне плевать. Уйди.

– Хорошо, – эльф встал и, не оглядываясь, вышел. За дверью его опять кто-то спросил обо мне. Что он ответил, я не услышала, дверь закрылась. Я все так же сидела на полу и старалась не думать ни о чем.

Слова лекаря о “страдающих эльфах” подтверждал и тот факт, что каждую ночь ко мне приходит кто-то. В душе я знаю, кто это. Один из тех, кто теперь навеки связан со мной, очередной встреченный мной нареченный. Тот, кого я отвергну. Тот, кто мне теперь не нужен.

Он садится на край кровати. Знает, что я не сплю. Иногда гладит меня по волосам или что-то шепчет по-эльфийски. Уходит с рассветом, оставляя маленькие записки на моей тумбочке, что каждый день забирает лекарь. Я их не читаю.

Сегодня он тоже приходил, взял меня за руку и сказал, зная, что я услышу:

– Не уходи, – я молчала. Он просидел со мной до утра.

***

(Королевский дворец Миритана)

Можно ли сказать, что после той ночи все изменилось? В который раз за такой небольшой срок. Он долго тогда просидел с Таллионом за вином, читая записки давно ушедшего, убитого горем короля. И то, что открывалось ему, одновременно пугало и давало надежду.

Пьяными они ворвались в королевскую библиотеку и перебрали старые и пыльные книги, чтобы найти хотя бы упоминания об этой странной легенде. Надо же, жена мужей. Эльфы, их предки, хорошо спрятали все, что напоминало о позорной вехе в истории. Была лишь пара намеков, оборванных фраз. Но они так и не узнали большего, чем было написано в откровениях Вьюлина.

Легенда так и осталось легендой.

Повинуясь интересу и невольно вспыхнувшей заботе (уж не от дара альвы) ли, он часто приходил в ее покои. Спрашивал Лазаила, как она, но тот не отвечал ему честно.

Первые дни она молчала, из покоев не доносилось даже шагов. Потом пришло отрицание, когда раздались первые крики и мольбы. Ее голос болью отдавался в его сердце, но, будто стараясь почувствовать все это до конца, он не покидал своего места, слушая ее отчаянные просьбы, пытаясь не сорваться. Когда он услышал, что разбилась ваза, а потом раздались такие громкие крики ненависти и проклятий, он вбежал в покои вместе с лекарем и другими стражниками.

Она стояла одна посередине этой несуразной комнаты, похудевшая и даже посеревшая. Под глазами залегли тени, губы были искусаны. По полу рассыпаны осколки, по которым она ступает, не чувствуя боли, окрашивая мрамор в цвета своей крови. Опять.

– Ненавижу, ненавижу вас всех! – он держал ее, когда она кричала это в бессильной злости, и сам испытывал ее чувства. На долю мгновений он захотел так же разразиться бранью, напасть, сбежать. Лазаил дал ей успокаивающий отвар, и она тряпичной куклой упала ему на руки. Он донес ее до кровати, уложил.

– Иди, я справлюсь, – сказал лекарь.

– Я хочу остаться, – честно сказал Элфир.

– Нет, уйди. Ей лучше быть одной, – он оттолкнул эльфа, но тот даже этого не заметил, по совету знахаря быстро вышел и пошел к себе, чтобы успокоиться.

В покоях он первым делом раскрыл бутылку вина и, не наливая в бокалы, выпил половину из горла, потом сел около кровати, запустил руку в светлые волосы. И… заплакал. Тихо, так, чтобы никто и никогда не узнал, что лучший воин королевства, поджав хвост, рыдает в своей спальне.

Иллодан нашел его на следующее утро, пьяного в стельку, среди множества пустых бутылок. Первое, что проснулось в нем при виде всего этого, – это ненависть к глупой девчонке, на которой помешались его лучшие друзья, его единственная семья.

Он отволок эльфа в ванну, где вылил ведро холодной воды ему на голову. Элфир очнулся, но мысли его блуждали, и он не ответил на заданный вопрос:

– Во что ты снова превращаешься?

Он встал, снял грязную одежду и залез в ванну. Иллодан вышел, дожидаясь эльфа в спальне. Вспоминал, как уже вытаскивал его из этой ямы, и думал, что все хорошо, что вернулся вкус жизни. Но появляется эта девка, и все труды летят в ту же яму, забирая с собой Элфира. Нет, он этого не допустит. Так и не дождавшись, он уходит. Слишком много дел, а к разговору они еще вернутся.

Элфир чувствовал, как ей плохо, потому что сам знал, каково это. Он лежал в ванне, наполненной холодной водой, и перед глазами его мелькали образы. Плачущая красивая эльфийка и орущий на нее эльф, громко хлопнувшая дверь. Вот та же женщина надевает толстые браслеты, чтобы скрыть шрамы на запястьях. Вот ее длинные волосы качает ветер… Нет, это он вспоминать еще не готов. Погрузился с головой в воду.

Сейчас у него есть Сона – его единственный шанс выбраться. Если все сказки верны, то нет ничего лучше, чем любовь альвы, которая лечит любые раны. У него их так много, что впору искать еще парочку девушек с таким даром, чтобы закрыть их все.

Ночью он идет к ней, чтобы проверить. Просто убедиться, что ей не так плохо. Но около дверей его встретила королевская стража. Он весьма удивился, когда увидел, что его друг под утро выходит из покоев девушки. Он сразу его заметил, подошел, присел рядом.

– Теперь у нашей гостьи два стража? – спрашивает правитель.

– Только те, кто нуждается в ее даре, – улыбаясь, ответил Элфир. Они еще немного посидели, а потом решили пойти на тренировку, согнать с себя семь потов и убрать ненужные мысли.

***

Встав с кровати, когда дверь за ночным гостем закрылась, я пошла в ванну, привела себя в порядок. Из зеркала на меня смотрела серая тень той девушки, которая выехала в путь два месяца назад.

Димитрий умер больше двух недель назад. Игнат, я думаю, уже скачет к пустыне, сдерживать натиск песчанников. Армия оплакивает лучшего воина. А на моей ключице вместо цветка зияет кровавая рана. И мне надо срочно бежать из замка, от эльфов, от боли, от себя самой.

Плана не было. Стража не даст мне даже выйти из комнаты. Новый “избранник” ничем мне не поможет, а лишь задержит на больший срок. Не хотелось думать, что будет, если “нареченный” окажется королем, ибо меня не выпустят за пределы замка никогда, оставив при правителе постельной игрушкой. Если уже не оставили.

Я вышла на балкон. Уличные праздники становились все тусклее, сезон ярмарки подходил к концу. Музыканты не поют, танцы закончились, салют не окрашивает небо в разные цвета. Зимний месяц вступал в свои права, несмотря на то, что в эльфийском саду по-прежнему было лето.

В дверь постучали, без моего ведома зашли. Обернувшись, я увидела Иллодана, что смотрел на меня, стоя около моей кровати.

– Добрый день, – я промолчала, но подошла ближе и присела на единственный стул в моей комнате. – Как вы себя чувствуете? Хм, хорошо. Давайте к делу. Я слышал о ваших истериках, что шумели на весь дворец, – этими словами он меня не смутил. – Мне неприятно ваше нахождение в Миритане, – я немного склонила голову, будто говоря “продолжайте”. – Как мне сделать так, чтобы вы исчезли из этой комнаты? – он любезно улыбнулся.

– Пусть этим вечером не будет стражи, – только и сказала я. Он кивнул и ушел.

***

Выйдя из своих покоев в плаще с капюшоном, я направилась в крыло, которое было отведено для придворных дам и принцессы Лимали. Путь туда я узнала давно, когда несколько раз плутала по дворцу. Я проходила незаметно для стражи и немногочисленных прохожих.

Прошлась по родовой галерее эльфийских правителей. Здесь висели величественные портреты правителей их жен, детей. Был тут и Таллион вместе со своим братом Алесандром, их отец и дед. “Вьюлин Кей`Амитис” гласила надпись под портретом молодого эльфа, что приходился предком Таллиона. Значит, дедушка короля отрекся от престола из-за альвы, поэтому, кроме его молодого портрета, больше нет картин? Ненадолго я застыла, обдумывая это. Вот откуда лекарь знал про альв, значит… И Таллион и Лимали могут про них знать и понимать, на что способен эльф ради своей суженой. Впервые я улыбнулась, это интересно.

Быстро зашагала в крыло к дамам. Там, спросив у первой попавшейся служанки, где покои принцессы, вскоре дошла до них. Около дверей на страже стоял Алхир. Кто бы сомневался? Увидев меня (я уже сняла капюшон), он удивился, а потом улыбнулся. Видимо, ему доставил удовольствие мой вид и те слухи, что ходили о моем состоянии по замку. Его мерзкая, требующая мести душонка ликовала, и он этого не скрывал.

– Я же говорил, что ты придешь, – на его ехидную фразу я не обратила внимания.

– Мне нужна Лимали, – сказала я прямо.

– Она не принимает человечек, – презрительно ответил он.

– Что, они меньше платят, чем уличные мужики? – его пощёчина обожгла мне лицо.

– Закрой свой рот.

– Скажи своей госпоже, что я – альва Таллиона, – развернулась и пошла. Пусть думает, что хочет, главное, чтобы передал. А пощёчина? Его душу уже не спасти и путаться в его же грязи я не стану.

Дойдя до покоев, я скинула плащ и улеглась в платье на кровать, заснув быстрым и беспокойным сном.

***

Она встретила меня, будто служанку, что зашла убрать ее покои, сидя на своем ложе и расчесывая волосы. Я прикрыла за собой дверь, прошла и без приглашения села на мягкий розовый пуф. Алхир зашел вслед за мной, оставшись у двери. Лимали заставила свою собачонку прибежать ко мне и проводить до ее покоев.

–Ах, это ты, – она улыбнулась так искренне, будто действительно рада меня видеть. Положила золотой гребень на тумбочку и поправила вьющиеся локоны.

– Спасибо, что принимаете в замке, а не на улице, – она замерла на долю секунду и с такой же очаровательной улыбкой продолжила.

– Не понимаю, о чем ты.

– Помогите мне сбежать из замка, – принцесса заинтересованно посмотрела на меня.

– Помогать тебе? С чего бы?

– Вы уже знаете, если Алхир все верно передал, и вы пригласили меня к себе.

– И что? – сделала она глупое лицо.

– Я – альва, и я – нареченная твоего брата, – такого резкого и прямого ответа принцесса не ожидала, поэтому выпустила истинные эмоции, потребовав:

– Докажи, – я опустила рукав рубашки, показала рисунок.

– Этот, – указала на цветок, – твой брат, и он пока не знает.

– С чего мне тебе верить? – она надула губки и посмотрела на Алхира.

– Можешь не верить, но, если я скажу Таллиону, кто я, вы от меня не избавитесь, – да, я врала, но сейчас это единственный шанс уйти из этого треклятого замка. Принцесса задумалась.

– Что ты от меня хочешь?

– Помогите покинуть пределы замка и избавиться от охраны. Деньги мне не нужны, – Лимали положила изящный пальчик на подбородок.

– А если я тебе откажу?

– Я приложу все силы, чтобы правитель слушал мои советы в делах, связанных с вами. Добьюсь аудиенции и признаюсь. Поначалу наша связь будет не очень крепкой, но потом его будет тянуть ко мне все сильнее, а дальше я сделаю так, чтобы вы исчезли из дворца. Тебе ли не знать, на что способны альвы. Ваш род уже пострадал от одной из нас, – это был камень в пустоту, но принцесса рассвирепела.

– Угрожаешь мне, человечка, – прошипела девушка. – Таких, как ты, нужно топить при рождении.

– Нет, мне это самой не надо, я хочу уйти. Но, если не поможешь сейчас, я сделаю так, чтобы вы пожалели.

– Низшая.

– Так и есть, но сейчас во мне силы больше, чем в тебе. Еще немного, и Таллион будет ночевать в моей постели. Поможешь?

– Я подумаю, а сейчас пошла вон из моей комнаты, мне уже дышать нечем, – я молча вышла.

Алхир проводил меня до покоев и сказал, чтобы я ждала ответа.

***

Этой ночью эльф не пришел. Мне же не спалось, я просидела во тьме, смотря, как заходит луна. Меня будто ты бы отпустило. Чувств не было. Боль не ушла, она будто пряталась, и стоит чему-то пойти не так, как она накроет меня волной новых истерик и срывов. Но сейчас было тихо, сейчас ничего не будоражило меня, все мысли были только о побеге. Даже оборотень, чей вой мне иногда мерещился, ушел на второй план.

Сбегу и будет лучше, – твердила я себе этой ночью. Что дальше? Не знаю. Шалан, Хаса, оттуда караваном до дома, запрусь в своей комнатенке и буду реветь, пока все слезы не выплачу. Или буду каждое утро собирать сотни трав, что всегда нужны Адэт, под ее бурчание. Выйду замуж, рожу ребенка… Проживу жизнь, которую выберу сама.

Ранним утром, когда солнце уже вовсю светило, на балкон прилетела птаха. Я бы не обратила на нее внимания, если бы не маленький сверточек, что был прикреплен к ее лапке. Отвязала, оказалось, записка.

“Согласна. Л. До встречи в саду”.

Вздохнула с облегчением: получилось.

Пришедшему лекарю я устроила истерику, мол, мне срочно надо на воздух, и что стены лишь давят на меня, не помогая прийти в себя. Он долго и внимательно смотрел на мою игру, но все же отпустил, даже без охраны. Надев теплое серое платье, я спустилась в сад, где было по-прежнему зелено.

Закусила губу и остановилась на том месте, где той ночью рвала на себе волосы и выла от боли. Мою кровь отмыли от плит, даже не скажешь, что тут что-то произошло. Принцессу я не стала искать, она сама меня найдет. Алхир не хуже ищейки или псины, уж как посмотреть.

Придя на свою полянку, я села на траву, потом, немного подумав, легла, расправила руки и закрыла глаза. Прямо как в детстве, когда пряталась от вредной тетки на поле. Тогда мне нравилось, как она обеспокоенно кричала мое имя, но потом быстро меня находила и устраивала взбучку. А вечером, когда разрешала мне выйти из комнаты, кормила капустным пирогом. По губам расплылась улыбка. Пусть Адэт и сейчас меня найдет, а все, что было, обернется глупым детским сном.

– Здесь не стоит спать. Королевские собаки не ограничивают себя, когда гадят в траве, – раздался знакомый голос. Алхир.– Впрочем, тебе не привыкать.

– Тебе за сучками тоже не впервой говно убирать, – я встала, отряхнувшись, Алхир покраснел от гнева. Ведь он мог быть красивым, если бы не мерзостный характер и какая-то яростная преданность своей хозяйке.