Текст книги "Смерть и нимфы"

Телеграмма!

Глава 4

Почта

Ровно в девять часов утра Гитаров был в почтамте. Погода стояла ветреная, щёки обжигал мороз.

В здании почты не было никого, кроме Лавра Ивановича, работника почтамта.

Это был поджарый мужчина лет пятидесяти пяти, с бородой, чистый, аккуратный. Лавр Иванович работал на Карловской почте со времени её основания. Хорошо зарабатывал и не хотел терять своего места.

Появление господина Гитарова в такое раннее январское утро испугало Лавра Ивановича.

Он знал, что два дня назад умерла Ираида Леонова. Она была красивая и приветливая, не то, что графиня Ласдорф. Лавр Иванович не любил дам с титулами, потому что считал, что все они «высокомерные злые стервы». Лавр Иванович любил дам «полусвета» и, так как он верил слухам, что Ираида Леонова была содержанкой богатого мужчины, она нравилась ему. Ираида Никитична часто посещала почту, отправляла письма или телеграммы. Она была женщиной видной, но, в то же время, по мнению Лавра Ивановича, скромной.

Он знал, что Ираида была убита.

Он знал, что Гитаров занимается этим делом.

Но он не знал, зачем Гитаров пришёл к нему, поэтому испугался.

– Здравствуйте, Лавр Иванович. – улыбался Гитаров, растирая руки.

– Здравствуйте, Владимир Васильевич. – пробасил Лавр Иванович.

– Какое ветреное утро! – Гитаров прижал руки к щекам.

– Зима. – заключил Лавр Иванович.

– И так, Лавр Иванович, расскажите мне содержание телеграммы, которую Ираида Никитична Леонова отправила тридцатого декабря прошлого года. – именно тогда Гитаров видел её на почте.

– Как можно-с, – попытался протестовать Лавр Иванович.

– Можно-с, можно-с. Ираида Никитична умерла, а в такой ситуации можно-с всё. – твёрдо заверил его сыщик.

– Владимир Васильевич, не на того Вы человек напали. – пытался протестовать Лавр Иванович. – Наш почтамт не разглашает содержание телеграмм. Да и припомнишь ли, что писала Ираида Никитична тридцатого декабря тысяча восемьсот девяносто девятого года?

– Ох, как бы хотелось, чтобы Вы припомнили, Лавр Иванович. – облокотился Владимир Васильевич на стойку и внимательно смотрел в глаза мужчине. – Вы ведь понимаете, что всё это может быть полезным в нашем деле?

– Владимир Васильевич, Ираида Никитична часто отправляла телеграммы. Раз в неделю аккурат. Разве припомнишь, что она там писала? Должно быть поздравляла с Новым годом.

– Значит, говорите, Ираида Никитична отправляла телеграммы аккурат каждую неделю? – Владимир Васильевич достал из внутреннего кармана пальто записную книжку и карандаш, положил её на стойку и собирался делать пометки.

Значит, был кто-то, кому она отправляла телеграммы. Писем она получала мало, Гитаров ещё раз вспомнил, что в ящике лежало писем десять. С другой стороны, полученные письма Ираида могла выбрасывать. Но вот телеграммы она отправляла аккурат каждую неделю. Может быть всё – таки шантаж?

– Так-с точно, господин помощник полицмейстера. Аккурат каждую неделю. – мужчина наблюдал, как Владимир Васильевич делает пометки в своей записной книжке.

– А когда? – не открываясь от книжки, спросил Владимир Васильевич.

– В какой день, Вы имеете в виду?

– Да, Лавр Иванович.

– Да аккурат по понедельникам.

– Тридцатое была суббота.

Гитаров расстроился. Такая версия полетела. У Леоновой был секрет, это точно. Но телеграмма была тридцатого декабря – это суббота. В этом году почта работала в субботу и в воскресенье. Жители хотели поздравить родственников с праздниками, вот и Леонова пришла на почту, чтобы поздравить свою маменьку. А ведь если бы это был понедельник. Если бы это был понедельник, то, вполне может статься, что Ираида могла отправлять телеграмму определённому адресату и, быть может, это был шантаж. Быть может, жертва шантажа не выдержала, села в поезд и прибыла в Карлов тридцать первое декабря.

– Так что было в телеграмме? Кому отправляла телеграммы Ираида Леонова? – Владимир Васильевич смотрел на Лавра Ивановича и видел, что мужчина не собирается оставлять своего упрямства, вздохнул и достал из кармана козырь. – Лавр Иванович, иначе один маленький секрет всплывёт и в Вашей жизни.

– Владимир Васильевич. – протестовал Лавр Иванович.

– Лавр Иванович.

– В Петербург. – крикнул Лавр Иванович, размахивая руками. – Ираида Никитична отправляла телеграммы в Петербург. Последняя телеграмма. Ах!

– Я требую её содержание. – настойчиво твердил Владимир Васильевич. – Именем Государя Императора Николая Александровича.

Лавр Иванович судорожно искал текст телеграммы. Её нигде не было. Ах, этот подлец Гитаров смеет ему угрожать!

– Я не могу найти. – крикнул Лавр Иванович.

– Скажите мне о том, какой там был текст? – Владимир Васильевич на мгновение умолк, наблюдая за хаотичными движениями Лавра Ивановича, потом спокойным тоном добавил. – Я забуду о Вашем маленьком секрете.

– Текст был о поездке. Да-да, я припоминаю, Владимир Васильевич. Текст был о поездке в Петербург. Ровно третьего января.

– Поездка в Петербург? – удивился Владимир Васильевич.

Так, всё сходится. Ираида – шантажистка. Она шантажировала кого-то. Но кого? Ласдорфа? Вяземскую? Ертышова? Гудомова?

Гитаров поймал себя на мысли, что он очень суетится и прыгает с одной версии на другуюю Гитаров чувствовал неуверенность от того, что теряет свою сноровку.

История Гудомова была известна Гитарову, но, чтобы он мог быть жертвой шантажа? Да и поездка в Петербург. В Петербург! Гудомов уже около года проживал в Карлове и перетянул Гитарова сюда. Гитаров знал, что Станислав Александрович не покидал Карлова больше месяца и то, он отлучался только в губернский центр Ч. Путь в Петербург Гудомову был закрыт. Гитаров знал это.

Гитаров собрался выходить с почты, как Лавр Иванович окликнул его:

– Господин помощник полицмейстера!

Гитаров оглянулся.

–Да, Лавр Иванович?

– Вы…– он замялся. – Вы, Владимир Васильевич, забудете..забудете о моём секрете?

–Да. – Гитаров открыл дверь. – Я забуду.

Гитаров вышел на улицу. Пурга разыгралась не на шутку. Он закрыл лицо руками и двинулся в сторону полицейского управления.

Мысли не покидали его голову. Кто сейчас в Петербурге? Ласдорф. Она могла шантажировать Ласдорфа. Он содержал её, так говорили, так говорит его жена. Но, зачем откусывать лапу, которая тебя кормит? Она могла узнать его секрет, она могла быть ненасытной. Хотеть уехать в Париж, хотеть больше денег. Хотеть дачу под Петербургом. Хотеть новых платьев. Хотя, как говорила графиня Ласдорф, ей заказывали платья у мадам Ламановой. Гитаров кивнул, подтверждая свои мысли. Во время осмотра квартиры убитой в шкафу спальни Гитаров лично видел и трогал очень много платьев. С другой стороны, она могла его шантажировать. Она могла инкогнито шантажировать его. Жертва её шантажа мог согласиться.

Гитаров остановился. Он был на Миллионой. Дом, в котором жила Леонова. Гитаров поднял голову и посмотрел на окна, в которых часто видел Ираиду. Никого.

Жертва её шантажа мог согласиться. Сначала. Потом ему могло это надоесть. А потом Леонова пригрозила. Пригрозила…

Он отвёл взгляд и двинулся дальше по Миллионой, к площади 1812 года, на которой располагалось полицейское управление города Карлова.

Пригрозила. Да, пригрозила, что приедет в Петербург 3 января, если этот человек не выполнит её условия, что расскажет кому-нибудь в Петербурге и этот человек погиб!

Тут Гитаров остановился. Он увидел госпожу Ертышову, направлявшуюся в сторону Площади 1812-го года. «Должно быть, ко мне? В такую пургу!».

Гитаров решил срезать и свернул направо, на переулок Багратиона. Он пробежал мимо ресторации Баумана, мимо ювелирного магазина братьев Гершев и оказался на Площади 1812-го года. Огромный плац, занесённый снегом, оказался перед ним. Посередине стояла украшенная шарами ель, за неё – две горки – одна поменьше, другая – побольше. По площади проезжала коляска. На противоположной от Гитарова стороне стояло небольшое двухэтажное здание в стиле ампир полицейского управления города Карлова.

Владимир Васильевич перебежал площадь, чуть не попав под колёса экипажа, забежал в здание и отряхнул свои тёплые рукавицы.

– Здравия желаю, Ваше благородие.

Гитаров повернул голову в сторону, откуда шёл звук. Это был дежурный Верховский, приятной наружности молодой человек лет двадцати пяти, но, по мнению Гудомова, очень «инфантильный юноша». Но Гитаров считал, что Верховский был очень исполнительным юношей. Он пришёл в управление год назад, придумал себе, что его должность – самая важная, а работники полицейского управления уподобились для него полубогам, ведь именно они борются с преступниками и очищают мир от монстров. Отец Верховского погиб в взрыве бомбы, которую метнули террористы в министра внутренних дел. Верховский ненавидел народовольцев и был против террора, поэтому, 19 лет, пришёл в полицейское управление.

– Верховский, – обратился к нему Гитаров. – Верховский, сейчас придёт одна дама, жена градоначальника Ертышова. Будет спрашивать меня. Верховский, скажи ей, что сегодня меня не будет. Я уехал в Петербург по очень важному делу. Понял, Верховский?

– Да, Владимир Васильевич.

– Вот и славно. Скоро и ты будешь сыщиком.

Гитаров не хотел встречаться с Ертышовой, так как не был готов к встрече с ней. Вполне возможно, что госпожа градоначальница придёт просить за своего супруга. Что значит просить? Значит, она будет вынюхивать, задавать вопросы о деле. Дамы думают, что они имеют огромное влияние на мужской род, поэтому госпожа Ертышова будет делать печальную гримасу, будет говорить о том, как жаль, что такое ужасное преступление произошло в нашем Карлове. Будет выведывать, что уже известно следствию и, быть может столь очаровательный молодой человек поделится с любопытной дамой и со всем обществом, почему случилось это ужасное преступление. Ещё она спросит, кто под подозрением. Гитаров, конечно же ответит, что все. Госпожа Ертышова сделает удивлённое лицо и запротестует, что ни она, ни, тем более, её супруг не могут быть причастными к этому ужасному делу. Она скажет, что весь вечер была с княгиней Вяземской, а её муж был с господином полицмейстером Карлова Гудомовым. Или, что её муж играл в преферанс с графом, князем, с Гершем. Что это ужасное преступление произошло в их доме и что теперь она не может жить с этой ужасной мыслью.

Гитаров скажет, что первого января в их доме веселились. Не скажешь, что она очень страдает. Госпожа Ертышова примется уверять, что именно, что она страдает. Пытается отвлечься от грустных мыслей. Потом Гитаров скажет что-нибудь дерзкое, госпожа Ертышова примется протестовать, потом, оскорблённая встанет и уйдёт. Обида госпожи Ертышовой выльется дома, градоначальник побежит к Гудомову и потребует осадить паразита.

Хотя…Гитаров задумался. Потёр свои плечи. Она, хоть и производила впечатление женщины недалёкой, была охарактеризована в записной книжке Гитарова словом «Умница».

Гитаров не хотел, чтобы Ертышова расспрашивала его о деле.

Ему нужно подумать.

Гитаров чётко решил для себя, что ему необходимо сегодняшний день посвятить анализу и размышлению. Да, если он сегодня не поедет допрашивать подозреваемых в убийстве Леоновой, останется 2 дня на раскрытие. Гудомов дал три. Ну что ж? Два дня – много. Гудомов в нём уверен, Гитаров был уверен в себе тоже. И так, кто же у него на подозрении?

Гитаров удобно расположился в своём тёплом кабинете. Он был небольшой, но очень уютный. Стол. Стул. Окно выходило на рыночную площадь. Было очень удобно иногда подойти к окну и увидеть, как какой-нибудь воришка вытащит кошелёк из кармана благородной дамы. Гитаров гордился своей зоркостью и, стремглав, нёсся на рынок помогать прекрасной даме. Гитаров усмехнулся.

Он раскрыл записную книжку, перелистал страницы, анализируя написанное. Взял карандаш и написал:

«1. Ласдорф.

2. Ертышов.

3. Л.?

4. Ертышова (почему нет?)

5. Мадмуазель Ертышова Первая.

6. Мадмуазель Ертышова Вторая.».

Да, Гитаров подозревал одного человека, одного очень богатого человека, благородного рода, человека с большими связями, в том числе и при дворе, но свои подозрения он не мог обосновать. У него не было доказательств. И, честно говоря, Гитаров был ленив. Ему было лень искать улики, обшаривать комнаты. Он считал, что это очень низкое занятие. На месте преступления он лишь окинул взглядом залу, увидел тело, осмотрел его. В квартире убитой он лишь просмотрел письма и шкафы. Дальше он занялся лишь своими умозаключениями. Гитаров любил думать. Но в этом случает, если бы Гудомов спросил у Гитарова, кто эти три возможные убийцы, а потом бы спросил, почему именно они, Владимир Васильевич Гитаров мог бы обосновать первую и вторую кандидатуру, но на третью кандидатуру он бы мог ответить так: «Интуиция». Он не любил интуицию, не любил это слово. Но в этом случае только это слово могло объяснить, почему Гитаров вдруг начал подозревать этого человека. Гудомов бы усмехнулся. Он бы сказала, что этого недостаточно, чтобы судить человека.

Гитаров поёжился. Ох уж этот Гудомов. Господин Гудомов – дотошнийший из господ полицейских.

И так, завтра с утра он будет проводить следственные действия.

Гитаров думал до самого вечера и отправился домой на улицу Александровскую лишь когда на улице стало темно.

Ветер прекратился к обеду, поэтому, выйдя из полицейского управления, Владимир Васильевич увидел смеющихся людей, катающихся с горы, коляски. Новый год. Зима. Прекрасная погода. Гитаров улыбнулся. Опять пошёл по Миллионной. Свет в окнах порадовал его. Должно быть семьи собрались за одним столом, обсуждают всё подряд, насущные дела и странное происшествие на балу. Гитаров погрустнел. У него бы тоже могла быть семья, но…

Так, не будем вспоминать грустные моменты. Завтра важный день.

Глава 5

Господи Гитаров и подозреваемые

День выдался погожий. Ярко светило солнце, небо было голубое -голубое, что Гитаров, выйдя из дома, сладко потянулся, как отогревшийся на солнышке кот, а потом посмотрел по сторонам в надежде, что его никто не заметил. Как раз проезжала коляска с двумя девушками, которые были заняты разговором с друг другом, а не помощником полицмейстера.

Первым делом Владимир Васильевич решил отправиться к Ертышовым. Господина градоначальника он застал дома за завтраком в кругу благородного семейства. Госпожа градоначальница из вежливости предложила Гитарову присоединиться, на что он отказался. Осталось всего два дня для того, чтобы вычислить убийцу мадмуазель Леоновой. Если он не найдёт убийцу, то Гудомов прибьёт его, в прямом смысле. Это с наружи Гудомов был милым человеком с кошачьей улыбкой, но, когда не исполнялись его приказы, Гудомов становился дерзким, сердитым быком.

– И так, господин градоначальник. Я бы хотел поговорить с Вами лично об обстоятельствах печального события, которое случилось в Вашем доме.

– И так, где были Вы в момент убийства Ираиды Леоновой? – задал вопрос Гитаров, садясь в кресло в кабинете Ертышова, и открыв свой блокнот. В процессе ответов градоначальника Владимир Васильевич делал пометки в блокноте своим маленьким простым карандашом.

– Я был с господином полицмейстером. – повторил Ертышов. Он уже говорил об этом Гитарову и раздражался от этого вопроса.

– Вы разговаривали? Или просто стояли рядом? – просто спросил Гитаров.

– Мы разговаривали с ним. – ответил Ертышов.

– Тема Вашего разговора?

– Ей-Богу, Гитаров! Да Вы смеётесь?! – Ертышов хотел расхохотаться, но, так как в его доме произошло убийство два дня назад, сдержал себя.

– Нет, я не смеюсь. – сказал Гитаров.

– Мы обсуждали состояние преступности в Карловском уезде. – просто ответил Ертышов, доставая из портсигара свои любимые папиросы.

– Интересно. – промолвил Владимир Васильевич. – Вы видели кого-нибудь около госпожи Ираиды Леоновой?

– Она танцевала со всеми! Она была прекрасна. Все хотят танцевать прекрасных девушек. – с восхищением говорил Ертышов.

– И всё же, кто-то вёл с ней беседы? – не успокаивался Гитаров.

– Да все, с кем она танцевала. Гитаров, Вы никогда не танцевали с дамой? – подмигнул сыщику градоначальник Ертышов.

– Кто был рядом с ней незадолго до её смерти? – спросил Гитаров.

– Ну как кто? С ней танцевал Ласдорф.

– Сам господин?

– Нет, Контантин Ласдорф.

– Константин? – удивился Гитаров.

– Ну да. Что в этом удивительного, Гитаров?

– До меня дошли слухи, что Константин Ласдорф – жених одной из Ваших дочерей.

– И что из этого? Аххаха. Константин– блестящий танцор. Я уверен, он будет танцевать на императорских балах и блистать. Он танцор от Бога, он любит танцевать. Лизавета просто устала и танец у Ираиды был свободен.

– Устала значит. – сделал пометку в блокноте Гитаров. – А Иван Ласдорф?

– Иван Станиславович? – уточнил градоначальник.

– Иван Иванович.

– Ваня? – переспросил Ертышов и задумался на мгновение. – Моя супруга говорила, что Иван передал Ираиде Никитичне бокал с шампанским. И всё.

– После которого она умерла. – констатировал Гитаров.

– Ох, нет. Что Вы такое говорите? – возмутился Ертышов, взмахнув своими большими руками.

– Это факт. Она умерла. – твёрдо сказал Гитаров. – Ещё один вопрос, господин градоначальник. Скажите, содержали ли Вы госпожу Леонову?

– Какой вздор! Всем давно известно, кто был благодетелем Ираиды Никитичны.

– И кто же? – поинтересовался Гитаров.

– А вот на такие вопросы, господин сыщик Гитаров, благородные господа не отвечают.

Гитаров замер и чуть не сломал карандаш.

– Теперь я хочу говорить с Вашей супругой. – улыбнулся он.

– О, да. – растеряно промолвил Ертышов.

– Иван Ласдорф протянул бокал шампанского мадмуазель Леоновой. – сказала госпожа Ертышова, вытирая слёзы белым платком. Она была вся в бежевом. Гитаров подумал, что Ертышова из тех дам, которые знают о том, что ей идёт определённый цвет и носила одежду только этих цветов. – Какая трагедия! Какая трагедия! – восклицала госпожа градоначальница. – В нашем доме! – сетовала она. – Почему в нашем доме, Владимир Васильевич? Почему?

– Хм. Действительно. Почему? – Гитаров на минутку задумался. У него было объяснение этому, его он озвучил Гудомову – убийца просто не имел другого шанса убить Ираиду. Что – то случилось на балу, что заставило убийцу действовать.

– Я боюсь пройти мимо бальной залы. – доверилась ему Ертышова. Она подсела к нему ближе и, при словах, положила ладонь на его руку. – Ах, а мы специально с Васей просили архитектора специально сделать её в нашем доме. У нас две девочки, нужно устраивать балы. Карловское общество было холодно настроено к балам, но именно мы с Васей привили обществу вкус. А теперь! – она качала головой, Гитаров кивал ей в такт. – Теперь мои девочки будут старыми девами. Мы живём в Карлове безвылазно. Когда Ваш муж – градоначальник, не можешь поехать в Петербург. Я Вам скажу, Владимир Васильевич, господин Гитаров, это всё враги моего супруга. – она понизила голос при словах о врагах. – Место градоначальника заманчивое. – доверительно начала она. – Мой супруг держится крепко за это место. Он – очень умный и талантливый человек. Больше даже талантливый, чем умный. Но он просто великий хозяйственник. Посмотрите, как преобразился наш город. Это один из самых прекрасных городов Ч-ой губернии.

– Да-да, прекрасно, и всё же, что Вы мне можете рассказать по поводу убийства Леоновой?

– Ираиды? Ничего. Я была с княгиней Вяземской и её дочерью.

– А Ваши дочери?

– Лизавета и Матильда? – захлопала глазами Ертышова. – О, они танцевали. Они обе – прекрасные девушки. Прекраснейшие девушки мои дочери. – улыбалась Ертышова, как любая мать, видящая своих дочерей прекраснейшими на свете. – Лизавета большая умница. Она хочет учиться, хочет стать сестрой милосердия, Вы представляете? Ну и замуж хочет за Константина Ласдорфа. Вы представляете, графиня Лизавета Васильевна и она же сестра милосердия? Ласдорфы приезжают в Карлов на зиму, поэтому моей милой дочери придётся жить в Петербурге большую часть года. Что скажет общество о том, что графиня Ласдорф – сестра милосердия? Матильда – моя отрада. Она послушная дочь. Всё играет на рояле, читает книги, поёт, гуляет со своим шпицем. Матильда очень любит животных, очень доброе дитя. У Матильды прекрасный голос. Ей нужно на сцену. Уже сколько раз я говорила об этом Василию Станиславовичу, а он всё вторит, что дочери градоначальника не место на сцене. Не станет она певичкой. Но ведь какие прекрасные голоса подарила наша империя миру?

Гитаров вздохнул и перебил градоначальницу:

– И ещё один вопрос. Как давно Вы знали госпожу Леонову?

– О, с момента приезда её в Карлов.

– Насколько я знаю, она из Петербурга.

– Что Вы! – воскликнула Ертышова. – Никогда она и не была в Петербурге! Кто об этом говорит? – возмутилась хозяйка дома. – Поговаривают, её мать содержала бордель в Одессе. – понизила голос Ертышова и превратилась в заправскую сплетницу. – Была самой главной и богатой из тамышних мессалин. И вот эта самая мессалина решила дать своей дочери прекрасное образование. Поговаривают, её отец– граф.

– Кто же именно? И откуда такие сведения у Вас, мадам? – серьёзно спросил Гитаров.

– О, люди говорят. Очень часто люди не врут. Да вот, видно только, – сказала с горечью Ертышова. – всё зря. Порода своё взяла.

– О чём Вы говорите?

– Ну как же, господин Гитаров? Она была ещё той, прости меня Господь.

– Я Вас понял. Что Вы скажете о том, что Ваш муж знал госпожу Леонову?

– В каком смысле знал? – переспросила Ертышова.

– А в каком он её знал?

– Зачем Вы оскорбляете меня, Владимир Васильевич? Мой муж знал её по долгу службы. Он обязан знать опасные места города, которым он владеет. Вернее, города, которым он руководит.

– Госпожа Ертышова, а как Вы относились к госпоже Леоновой?

– Жалела я её бедняжку. – Ертышова прислонила платок к глазам. – Падшая женщина в таком юном возрасте.

– И, в то же время, она была у Вас на балу.

– Что?

– Если Вы говорите, что госпожа Леонова была падшей женщиной, почему она была у Вас на балу, в кругу таких благородных дам и господ, как Вы? Разве дам полусвета приглашают на балы благородные семейства? В Петербурге такого не водится.

– О, мне просто жаль её. –сказала Ертышова. Гитаров не поверил. – Но ходят слухи, что её содержит Ласдорф, и она интересная личность.

Гитаров догадывался, что Ласдорф содержал Ираиду Никитичну, по двум причинам: первая причина была в том, что все говорили, что Ираиду содержит очень богатый господин, а кроме графа в нашем милом Карлове нет очень богатых господ, даже сама княгиня Вяземская имеет только титул, а денег – кот наплакал. Вторая причина, что некоторые господа уже говорили и намекали, что именно содержанкой графа была Ираида. Все открыто намекали, но не кто не мог сказать, что именно за граф содержал Ираиду Никитичну. Но в Карлове был только один граф, поэтому все, и даже Гитаров, догадались, кто именно помогал Ираиде материально. Поэтому, когда об этом заявила градоначальница, Гитаров не удивился.

– Слухи о том, что у Ираиды Леоновой отец– граф. Кто Вам сказал?

– О, я не помню уже. – быстро сказала Ертышова. – Может быть княгиня Голицына? Я не помню. Спросите у них.

Гитарова посетила одна мысль, и он резко спросил:

– А Ласдорф не может быть её отцом?

– Ахахаха. Я Вас умоляю, господин Гитаров. – она вытерла слёзы, выступившие от смеха на её глазах.

– Так, мне нужно опросить Ваших дочерей. – резко встал Гитаров.

– Ох. – воскликнула Ертышова и побежала за ним.

Лизавета Ертышова сидела за роялем и тихонечко наигрывала мелодию Шопена. Она была хорошенькой, но её глаза были непроницаемые, как стекло. В первую их встречу он обратил внимание на глаза мадмуазель Ертышовой и вот опять. Холодные непроницаемые глаза. Сначала он думал, что её глаза такие из-за потрясения, что она напугана. Но нет. Как понял Гитаров, они такие всегда. На столе в гостиной, где они сидели с Ертышовой, стоит фотография дочерей градоначальника. И на ней глаза Лизаветы холодны и непроницаемы. На Гитарова это произвело не самое лучшее впечатление.

Матильда Ертышова, младшая сестра Лизаветы, милая девушка шестнадцати лет, гладила померанского шпица, сидя на подоконнике.

– Девочки, господин Гитаров хочет задать Вам пару вопросов о том жутком происшествии. – Ертышова замялась и, как показалось сыщику, вздрогнула. Она всё так же держала в руках платок. Платок, понял Гитаров, был ежедневно в руках своей хозяйки. Белый платок для всех случаев жизни.

Лизавета продолжала играть, Матильда погрустнела и встала с подоконника.

– Какая трагедия! – воскликнула она.

– Люди умирают, Матильда. – ответила Лизавета. – Какие у Вас вопросы?

– Чем занимались Вы на балу?

– Ахахахах, как чем? –воскликнула Матильда. – Мы танцевали. Ведь балы созданы для того, чтобы танцевать и развлекаться.

– Матильда, будь посерьёзней, моя дорогая.

– Хорошо, маменька. – Матильда успокоилась. – Я танцевала на балу. Ираиду я не знала. Так, пару раз видела на улице, когда мы с Лизой гуляли по городу. Она раньше не была у нас на балу, да, маменька?

– Новый год. Захотелось сотворить доброе дело. – парировала Ертышова и осеклась.

Гитаров усмехнулся.

– И так, чем занимались Вы? – обратился он к Лизавете.

– Я танцевала. – просто ответила она. – С Константином Ласдорфом.

– Ласдорф – Ваш жених? – поинтересовался Гитаров.

– Я не знаю. – просто ответила Лизавета.

– Они ещё не обручены. – парировала Ертышова.

– Мне сказали, что один танец Константин танцевал с Ираидой Леоновой.

– Да.

– Вы устали? – спросил Гитаров.

– Да. Я устала. – отрешённо ответила Лизавета.

– Чем занимались остальные гости?

– Все танцевали. – усмехнулась Матильда.

– Что -нибудь странное Вы не заметили?

– Странное? Что? – спросила Матильда.

– Кто-то что-то всыпал в бокал шампанского? – спросил Гитаров.

– Ну что Вы? Мы танцевали. – ответила Матильда. – Когда люди танцуют, они ничего не замечают.

– Как Вы сказали? – переспросил Гитаров и задумался.

– Ахахахах, – рассмеялась Матильда. – Я сказала, что, когда люди танцуют, они ничего не замечают.

– Да, Вы правы. – повторил Гитаров. – Когда люди танцуют, они ничего не замечают. Совсем ничего. И даже того, что кто-то бросает цианид в бокал с шампанским. – прошептал Гитаров.

Гитаров смотрел на удивлённо смотрящих на него девушек.

Действительно, на балу мало кто что-то заметит.

Дом большой, бальная зала – большая. Гитаров это хорошо заметил. В зале – большие колонны. Они большие по своему объёму. Кому-либо просто спрятаться за колонной, протянуть Ираиде что-то отравленное, не обязательно это может быть шампанское, и уйти, затеряться в толпе народа. Новогодний бал у Ертышовых всегда славился большим количеством гостей. Госпожа Ертышова мнила себя карловской царицей и всегда устраивала прекрасные балы, приглашая всё карловское общество. Вот только почему Ираида была на балу? Ведь, по мнению госпожи Ертышовой, Леонова была женщиной низкой. Не могла ли Ираида шантажировать госпожу Ертышову?

Гитаров встрепенулся и посмотрел на «карловскую царицу».

– Мадам, скажите, как давно Вы знаете Ираиду?

– Вы спрашивали, Владимир Васильевич. Со времён её появления в нашем милом городке.

– Когда это было?

– Четыре года назад. В Чернигове тогда была ярмарка. Помню, мы ездили туда, представляли наш город. Вернулись, а Ираида гуляет по Миллионной в сопровождении Ласдорфа.

– Ласдорфа, значит.

Глава 6

Гитаров и великосветское общество

– Как хорошо, граф, что Вы вернулись из Петербурга самостоятельно. – сказал Гитаров, хитро смотря на Ивана Станиславовича Ласдорфа через большой дубовый стол.

Граф был за работой и не оценил вопроса представителя полиции.

– Что это за намёки, господин Гитаров? – возмутился Лафдорф, держа в руке перьевую ручку. – Я лично доложу в Вашем нахальстве господину Гудомову.

– А что не так в моём вопросе? – удивился Владимир Васильевич. – Господин Ласдорф, вы спешно покинули Карлов, уехали в Петербург, как сказала мне ваша супруга – Софья Алексеевна– сразу, после убийства госпожи Леоновой, по делам предприятия. На минуточку напомню, Новый год, 1 января не занимаются предприятиями.

Ласдорф резко взорвался хохотом и откинул ручку. Смех был грубый, наигранный. Гитаров пометил что-то в своём блокноте.

– Сразу видно, что Вы ничего не понимаете в предпринимательстве! – хохотал Ласдорф. – Дорогой мой Владимир Васильевич. Чтобы иметь деньги, нужно работать каждый день. Каждый. В выходной, праздник, в церковный праздник, в период болезни. Всегда!

– С кем Вы встречались в Петербурге? – не унимался господин Гитаров.

– С господином Морозовым. – просто сказал Лафдорф, пожав плечами. – Дело касалось моей сахарной фабрики.

– Ясно. – просто сказал Гитаров и вздохнул. – Вы содержали госпожу Леонову?

– Леонову? – опешил Ласдорф.

– Ну да, госпожу Ираиду Леонову. – повторил Гитаров.

– Что Вы понимаете под словом «содержали»? – грубо спросил Ласдорф.

– Скажем так, Вы оказывали ей финансовую помощь за…определённые услуги? – перефразировал Гитаров.

Лафдорф рассмеялся опять. Смех был злым и истеричным. Гитаров покачал головой и отметил в своём блокноте.

– Я-граф. – зло и высокомерно начал Ласдорф. – Господин Гитаров, граф. Леонова – профурсетка. Поговаривают, дочка одесской проститутки…

– Вы-её отец? – перебил Гитаров и выжидательно посмотрел в глаза Ласдорфа.

– Что? – прошептал Ласдорф, явно застигнутый врасплох вопросом Владимира Васильевича.

– Она этим шантажировала Вас? – продолжал представитель полиции.

– Что? – голос Ласдорфа стал грубым и возмущённым.

– Мой источник из Вашего карловского великосветского общества сообщил, что, по слухам, отцом Ираиды Никитичны был один богач, по слухам, граф. – приврал Гитаров.

– Что? – уже переходил на крик Ласдорф.

Иван Станиславович поднялся из-за стола и в ярости закричал:

– Как Вы смеете так говорить со мной? Господин Гудомов сегодня же узнает о том, какие наглецы и подлецы служат в полицейском управлении Карлова! Вы поплатитесь за свои слова! Господина градоначальника я поставлю в известность так же.

Гитаров взял себя в руки и встал:

– Ну что же, господин Ласдорф. Вы могли, вполне могли. Вы могли.

И ушёл.

Ласдорф смотрел ему в след. «Мог? Что я мог?». Ласдорф потёр свою шикарную бороду и сел в кресло. «Мог. Конечно я мог. Профурсетка».

– Ваша светлость, княгиня, вспомните, чем Вы занимались между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера на том роковом балу? – зада вопрос Гитаров княгине Голицыной.

Голицына сидела на своём светлом кресле и вязала. На неё было простое, но невероятно ей шедшее платье тёмного оттенка. На полу играли котята. Внучка княгини – княжна Вяземская – сидела на кресле рядом с бабушкой и наблюдала за котятами. Дочь Голицыной – княгиня Вяземская – пошла велеть подать чай.

– Владимир Васильевич, мой дорогой, я ведь уже говорила, что провела этот вечер в обществе дам. Очень мило беседовали с госпожой Ертышовой. Она очень милая и образованная дама.