Текст книги "Королевская кровь. Горький пепел"

Забавный способ поддержания крепости брака, лишний раз доказывающий, что у богов, по крайней мере у Белого Целителя, есть чувство юмора. Я старательно отгоняла от себя идею прямо сейчас сорваться к Люку и стребовать супружеский долг. Если уж нежные разговоры так усиливают действие браслета, то после секса я точно буду избавлена от токсикоза, а по шаманским иглам, наверное, смогу босиком ходить. И спать на них.

Я помотала головой, отсекая дурные мысли, и пересчитала иглы. Теперь четыре. Всего четыре.

День начинался привычно и бессмысленно: опять добродушно ворчала Мария – затем она удалилась погулять с Бобом, – опять я спешно доедала овсяную кашу, пока браслет давал мне передышку. На чай заглянула свекровь: я рассказала ей о звонке Люка, она мне – про детей, которыми занималась целыми днями. Нам хорошо удавалось делать вид, что всё в порядке, а разговоры обо всем на свете поддерживали обеих.

Во дворе и парке гуляли дети с родителями, там же и в доме работали слуги – особняк был заполнен вывезенной из лаунвайтского Дармоншир-холла и замка Вейн прислугой с семьями, и, чтобы не сидеть без дела, люди принялись под предводительством Доулсона-старшего приводить особняк в порядок. Я их понимала: когда есть занятие, легче переносятся ожидание и страх. У ворот, охраняемых гвардейцами, снова стояла группа просителей, и я приказала дворецкому пригласить их в гостиную, чтобы подождали меня там. Леди Лотта уже собиралась уходить, когда раздался звонок от Майки Доулсона. Он каждое утро звонил мне, чтобы держать в курсе происходящего в Вейне.

– Моя госпожа, – устало проговорил секретарь Люка. – Боюсь, у нас очень тяжелая ситуация. Много раненых, и их со вчерашнего вечера всё подвозят. Говорят, на фронте огромное количество потерь и форты вот-вот падут. Вейн переполнен, и солдаты умирают, не дождавшись помощи. Бои все еще идут, персонал не спит вторые сутки.

Я произнесла положенные слова поддержки и попрощалась, снова ощущая вкус предательства. Но что я могла еще сказать или сделать? Когда все госпитали Дармоншира сейчас так же работают на износ?

Я застыла с чашкой чая у рта. А затем передала новости ожидающей леди Шарлотте, сделала несколько глотков и заторопилась, переодеваясь на выход. Ну почему это сразу не пришло мне в голову?

– Мария, – позвала я вернувшуюся с Бобом горничную. – Вызови капитана Осокина. И узнай адрес ближайшего госпиталя.

– Ох, ваша светлость, – укоризненно вздохнула горничная, но, видя мой предупреждающий взгляд, добавила только: – А как же просители? Они ждут.

– Я приму их прямо сейчас, – твердо сказала я, и Мария, сделав книксен, вышла из комнаты.

Леди Шарлотта сидела в кресле и наблюдала за мной задумчиво и тревожно.

– Простите, что оставляю вас, – я подошла, сжала ей руку. – Не могу сидеть на месте, леди Лотта. Меня это убивает, а в госпитале я буду полезна.

– Ничего, – ответила она, поднялась и обняла меня. – Я с первого дня ждала, когда тебе в голову придет эта идея, – свекровь усмехнулась. – Как вы похожи с Люком, Марина, удивительно похожи! Он такая же беспокойная натура. – Я пошевелилась в ее объятьях, и она отпустила меня. – Иди, милая, иди. Полагаю, Рита, когда узнает, тоже захочет присоединиться к тебе.

Общение с просителями не добавило мне расположения духа. Все предыдущие дни я выслушивала жалобы беженцев: то им с детьми выделили для проживания старую школу с прохудившейся крышей и без отопления, то часами заставляли ждать в администрации Виндерса, то сократили количество горячих обедов. Я звонила мэру, который каждый раз удивленным голосом говорил: «Не может быть, непорядок», – и клялся, что разберется, накажет виновных и все исправит.

Сейчас же в гостиной сидело несколько семей с детьми: все были одинаково рыжеволосы и измотаны, и все говорили одновременно. Женщины плакали, а я пыталась вычленить суть и заодно справиться с начавшейся головной болью и накатывающей злостью на виновников.

Эти люди бежали из Лаунвайта в первый день войны. Они потратили все сбережения и запасы, переезжая с места на место по мере наступления иномирян и в Виндерс приехали две недели назад нищими и вымотанными – потому что слышали, что его светлость Дармоншир обещал всем кров, защиту и пищу. Все подготовленные убежища оказались забиты такими же беженцами, как они, и пришлось даже несколько дней ночевать на улицах, пока их не «разобрали» по домам простые сердобольные дармонширцы. Работы, понятное дело, не было, приютившие тоже не могли прокормить целую семью, а в центре помощи при мэрии приходилось отстаивать очереди, чтобы получить обещанные скудные пайки и детское питание.

– И два дня нам выдают только треть пайка, – сдержанно говорил один из мужчин, – под предлогом, что заканчиваются продукты. Мы терпели, но вчера в муке обнаружили червей, а детское питание оказалось просроченным! Хотя люди говорят, что склады заполнены и продукты привозят постоянно. Сами видели, в порт то и дело приходят корабли.

– Хорошо, что детей накормили в храме, – с горечью вмешалась одна из женщин, – и монахи дали нам на руки немного муки и масла, но и там запасы подходят к концу…

Я велела накормить их, собрать с собой продуктов на несколько дней и пообещала разобраться. Люди ушли, а я принялась снова звонить Майки Доулсону, чтобы узнать, что предпринимал Люк. Пока звучали гудки, Мария тихо поставила передо мной кружку с чаем и несколько рогаликов с творогом. Я поначалу отмахнулась, но под ложечкой вдруг засосало, и я осторожно взяла один из рогаликов, откусила…

– Моя госпожа, – возмутился одноглазый секретарь, когда я изложила суть проблемы, – его светлость выделил огромные личные средства на закупку продовольствия для беженцев в Рудлоге, Эмиратах и на Маль-Серене. Царица Иппоталия, помимо этого, шлет нам гуманитарную помощь. По самым скромным подсчетам, продуктов должно хватить до нового урожая.

– Понятно, – сказала я, доедая третий рогалик под довольным взглядом Марии. – Спасибо, Майки. Вы чудо и действительно незаменимы.

Секретарь что-то застенчиво буркнул в трубку, и я отключилась.

Я попросила капитана Осокина взять с собой десяток гвардейцев и проверить склады, а сама первый раз после эвакуации выехала в город. Я не стала настаивать, чтобы сесть за руль, хотя очень хотелось, – меня сопровождали трое охранников, и один из них занял место водителя. А я глядела в окно и ругала себя, что не подумала проехать по Виндерсу ранее. В центре, где среди парков стояли особняки аристократии и богачей, прогуливались дамы с кавалерами, ездили дорогие машины, летали шикарные листолеты. Слуги в парках выгуливали тощих породистых борзых, там же я увидела наездниц явно не из простых семей. Будто и нет войны.

Но стоило выехать из центра, и картина поменялась. То и дело на улицах попадались бездомные, все остановки общественного транспорта были заняты беженцами, кто-то спал на картонных коробках, кто-то у храмов просил милостыню.

Я осматривала все это и зверела. В первый же день после приезда нам с леди Лоттой и Ритой пришли выразить свое почтение аристократы Виндерса и местный мэр Фе́мминс. Физиономия у него была самой угодливой и лоснящейся – от недостатка питания и тепла он явно не страдал. Тут же вспомнилось, как он клялся мне, что у них нет ни врачей, ни лекарств, ни реанимационного оборудования, – и я выдохнула, чувствуя, как холодеют руки и в груди разрастается тяжелая злость.

– Сначала разберись, – сказала я себе шепотом. – Пожалуйста, сначала разберись.

Водитель покосился на меня в зеркало, но лицо его оставалось каменным.

Мы припарковались у ближайшего госпиталя. Уже снаружи стало понятно, что дело плохо: у входа стояли несколько десятков носилок, подъезжали скорые. На наших глазах оттуда выгрузили сразу трех раненых, которых транспортировали в нарушение всех норм. Машина сразу развернулась и уехала.

Я в сопровождении гвардейцев прошла в госпиталь. Приемное отделение было переполнено, в коридорах лежали солдаты, суетились санитары и врачи. В нос ударил запах крови, лекарств и антисептика, человеческого пота и грязной одежды. На меня почти не смотрели, но это было понятно: пожалуй, явись сюда сам Триединый, и то ему было бы уделено минимум внимания.

В кабинете главврача не оказалось. Я нашла его в терапии осматривающим больных. Он тоже был усталым и прислушивался к моим вопросам вполуха, словно не понимая, зачем я к нему явилась.

– Не справляемся, ваша светлость, – поделился он, когда мы вышли из палаты. – Сами видите. Не хватает персонала, коек, машин, чтобы забирать раненых. Нам нечем кормить больных, неделю уже сидят на овсяной каше. Мэр на все просьбы отвечает, что сделать ничего не может.

Я скрипнула зубами и попрощалась. Счет к мэру рос на глазах.

После госпиталя я попросила отвезти меня в центр помощи беженцам при мэрии. Огромная очередь, тянущаяся через всю центральную площадь, начиналась от черных дверей веселенького старого здания, выкрашенного в голубой цвет, с флагами Инляндии и Дармоншира на шпиле. Я прошла вдоль очереди и, извинившись, вместе с гвардейцами протиснулась в двери.

В помещении, сплошь заставленном коробками, за широким столом сидел чиновник с равнодушным лицом и пробивал печатью талоны, а его помощники выдавали людям коробки с пайками.

– Дайте и мне один, – сказала я и мило улыбнулась лысине чиновника.

– Талон, – бросил он, не поднимая глаз.

– У меня нет талона, – призналась я.

– Без талона не положено, – буркнул он. – Следующий.

– И все же, – проговорила я и кивнула одному из охранников, – я настаиваю.

Чиновник поднял голову, глаза его расширились, и он приподнялся на стуле.

– В-ваша светлость!

– Моя, – согласилась я, принимая из рук гвардейца коробку с пайком. Открыла, посмотрела на содержимое – и, достав пакет с мукой, высыпала ее чиновнику на стол. В белой пыли копошились толстые мучные черви. Народ, ожидающий в очереди, зашумел, раздались возмущенные выкрики.

– Что это? – спросила я нежно, хотя пришлось прилагать усилия, чтобы не сорваться на крик.

– Ваша светлость, – чиновник судорожно вытер лысину. – Я что? Я ведь ничего! Даю что выдают. Мое дело – талоны пробивать, ваша светлость!

– Конечно, – кивнула я, направившись к выходу и прихватив с собой второй пакет с мукой. – Сергей, проследи, чтобы господа оставались здесь и никуда пока не звонили. Выдачу пайка приостанавливаем.

Водитель понятливо кивнул, и в этот момент раздался звонок телефона.

– Да? – проговорила я в трубку, глядя, как охранники успокаивают взволновавшихся людей.

– Дайте хоть такую, мы просеем, – причитала какая-то женщина, и ей вторили на разный лад. Бедные отчаявшиеся люди.

– Ваша светлость, – раздался в телефоне голос капитана Осокина. – Взломали мы склады, скрутили охрану. Все хранилища забиты продуктами из Рудлога и Маль-Серены.

– Понятно, – зло отозвалась я. Внутри плеснуло яростью, по помещению пронесся ветерок, разметав талоны, мучную пыль и бумаги. Народ испуганно примолк.

– Это не всё, – продолжал капитан. – Пока мы здесь допрашивали охрану, подъехал грузовик одного из поставщиков. Мы велели охранникам принять груз, как обычно, и понаблюдали. Из грузовика выгрузили мешки с просроченной мукой. А загрузили продукты хорошего качества. Взяли водителя, он сдал хозяина, мы съездили к нему, привезли сюда, прижали. Он божится, что все согласовано с мэром и он не один такой. Несколько местных крупных торговцев проворачивают мошенническую схему: просрочку сдают в пункты помощи, а хорошие продукты перефасовывают и выставляют в своих магазинах. А половину прибыли отдают мэру и еще нескольким повязанным с ним чиновникам.

– Понятно, – повторила я звенящим голосом. – Капитан. Грузовики задержали?

– Так точно, ваша светлость.

– Берите задержанных молодцев, и пусть грузят туда продукты. А затем везите к центру помощи. Нужно раздать людям.

– Так точно, – повторил Осокин.

«Только не натвори дел, – говорила я себе, поднимаясь на второй этаж мэрии и сжимая в руках пакет с мукой. Меня трясло от злости. – Только не натвори ничего непоправимого».

Мне нужно было успокоиться, но я не могла: меня гнали в спину ярость и отвращение. Пока в нескольких десятках километров отсюда шли кровопролитные бои, в больницы везли тысячи пострадавших, и мой Люк, как и множество других людей, аристократов и простых, рисковал собой, часть дармонширской элиты жила так, будто войны нет. А некоторые еще и считали возможным наживаться в это время. Зачем? Зачем им деньги, если завтра их могут прибить к дверям администрации, а их жен и детей – угнать в рабство? Никогда мне этого не понять.

– Господин Фемминс обедает! – поднялась секретарь на входе в кабинет мэра, но я мазнула по ней взглядом и прошла дальше. Охранники у дверей не стали меня задерживать.

Мэр Фемминс действительно обедал – в роскошной столовой при кабинете, за столом, уставленным блюдами и дорогим вином, в компании нескольких местных баронов и одного графа. Я подумала, что из окон должна быть видна очередь голодных людей, и едва удержалась, чтобы не приказать арестовать мэра безо всяких разговоров.

– Ваша светлость, – растерянно сказал Фемминс, поднимаясь и выцепляя взглядом пакет у меня в руке. – Какая честь! Как вы прекрасно выглядите! Присоединитесь к обеду?

Он волновался. Понимал: что-то не так.

– Конечно, – сказала я, светски улыбаясь и подходя к столу. Гости тоже учтиво поднялись. – Этот суп так же вкусен, как выглядит, господа?

– Превосходен, ваша светлость, – благодушно отозвался один из баронов. Остальные промолчали, видимо, были поумнее – или потрусливее.

– А сейчас будет еще вкуснее, – пообещала я, перевернула пакет и вытряхнула на стол, уставленный яствами, порченую муку. – Ну, – я наблюдала за изумленными физиономиями, обнаружившими в супе белых червей, – что же вы не едите, господа? Господин Фемминс? Ешьте, прошу. Ешьте! – рявкнула я срывающимся голосом и смела тарелки со стола в сторону мэра. В глазах заплясали темные пятна.

– Да что вы себе позволяете! – возмутился Фемминс тонким голосом, отряхиваясь от супо-червивой смеси.

– Я позволяю? – тихо спросила я. В голове установилась звенящая тишина. В комнате похолодало, а от моей руки, которой я опиралась на стол, потек лед – и стол треснул, раскалываясь на части. – Я позволяю?! Пока мой муж защищает нас от врагов, пока наши люди там гибнут, вы тут наживаетесь и званые обеды устраиваете? Уроды! Да я вас под трибунал отдам! Скоты без совести и без родины! Свиньи!

Голос завибрировал, и вся тревога, вся злость и боль мои вылились в оглушительный всплеск – отшвырнувший людей к стенам, выбивший окна и двери. Вокруг выл ледяной ветер, а я пыталась собраться, потому что среди попавших под удар были и мои охранники. Люди корчились у стен, а мэр, стоя на четвереньках, кричал:

– Госпожа герцогиня, пощадите! Пощадите! Виноват! Как попутал кто! Пощадите!

Из носа его текла кровь. Я сглотнула, посмотрела на лежащих, закрывших головы охранников: слава богам, живы! Сжала кулаки – и огонь, полыхающий в крови, стал утихать.

– Все вон! – приказала я, задыхаясь, и аристократы, пригибаясь, покинули столовую. – Алексей, Виктор, целы?

– Так точно, ваша светлость, – пробасил один, – вскользь прошло. Вы не переживайте, нас инструктировали, что такое может случиться, так мы, как ветерок подул, уже готовы были.

Я почувствовала, что краснею. Гнев утихал, а ползающий причитающий мэр вызывал омерзение и гадливость.

– Встаньте, Фемминс, – сказала я с брезгливостью. – Возьмите бумагу и ручку. Пишите.

Мэр, утирая текущую из носа сукровицу, засуетился, мечась по разгромленной столовой, наконец откопал где-то бумагу и ручку и, пристроившись у стены, приготовился писать.

– Первое, – сказала я, – все беженцы должны быть обеспечены трехразовым горячим питанием и достойным кровом. Мне плевать, где их поселят, но если не найдется достойных помещений, они будут жить в вашем доме и в домах ответственных чиновников. Если я еще раз услышу жалобу на то, что выдают просроченные продукты, все причастные пойдут под трибунал. Вы меня услышали?

– Д-да, – проблеял он. Руки его дрожали, но мне не было его жалко.

– Второе, – я отпихнула носком ботинка кусок стола, подошла к разбитому окну и села на подоконник, – все водители, у которых есть транспорт, на котором можно перевозить раненых, обязаны в течение двух дней явиться в мэрию для распределения по госпиталям герцогства. С ними проведут инструктаж, санируют машину и будут использовать для перевозки легко раненных. Каждому поступившему на работу водителем будет выделяться двойной паек на него и всю его семью. Если владелец машины не хочет рисковать, он обязан передать машину под выкуп на нужды медслужб.

Третье. В больницы и на сопровождение к машинам скорой помощи срочно требуются санитары. Приглашаются здоровые, чистоплотные и готовые к тяжелой и опасной работе люди. Насильно на фронт никого отправлять не будут. Но работающие в госпиталях получат доппаек и зарплату, а те, кто будет работать на фронте, будут обеспечены пайками на всю семью.

Четвертое. В госпитали требуются доноры крови. Донорам будет вручаться недельный паек.

И пятое. Мэр Фемминс отстраняется от управления Виндерсом и до окончания расследования помещается под арест. Исполняющий обязанности мэра будет назначен в ближайшее время. Снизу допишите пометку: данный приказ транслировать по телевидению и радио. Дописали? Дайте сюда бумагу.

– Госпожа герцогиня, помилуйте, – застонал мэр, дрожащей рукой передавая мне лист. Я перечитала, расписалась.

– Я и так вас пожалела, – сухо ответила я. – По-хорошему, Фемминс, вас нужно отправить в расположение моего мужа. Я думаю, что он не будет столь добр, как я, и арестом за преступления и вредительство в военное время не ограничится. Алексей, – я обратилась к одному из охранников, – попроси секретаря господина Фемминса вызвать сюда заместителя мэра. Если он убежал, найдите и доставьте ко мне.

– Все будет сделано, ваша светлость, – подтвердил гвардеец и вышел.

Заместитель мэра Ве́рнбидж, такой же белый, как сам Фемминс, явился через две минуты и вытянулся посреди разгромленной столовой, стараясь не коситься на начальника. Они забавно смотрелись: невысокий лоснящийся толстяк Фемминс и высокий, худой и рыжий заместитель с типично инляндским унылым лицом. Я изложила ему свои требования, передала бумагу. Заместитель слушал, все больше белея; мэр шел красными пятнами и тяжело, грустно вздыхал. Будто это его, беднягу, кормили испорченными продуктами.

– Уводите, Алексей, – приказала я, и гвардеец, подхватив мигом вспотевшего мэра под ручки, вывел его из кабинета. Со мной остались второй охранник и заместитель градоначальника.

– Господин Вернбидж, надеюсь, все понятно? – поинтересовалась я.

– Да, – ответил заместитель нервно, но без панических ноток.

– Тогда выполняйте. Но прежде ответьте на вопрос: вы тоже замешаны в схемах господина Фемминса?

– Нет, ваша светлость, – но глаза опустил.

– Понятно. В любом случае это выяснится при расследовании. Но вы были в курсе?

Он поколебался.

– Да.

– Понятно, – повторила я зло. – Идите, Вернбидж. Скоро у вас будет новый начальник. И вам же лучше, если вы действительно окажетесь не замешаны.

Заместитель удалился, а я подняла с пола измазанное в соусе и супе яблоко, тщательно вытерла его о чистый край скатерти и тоже пошла на выход. Люди в очереди так и стояли в ожидании, но теперь мне не было перед ними стыдно. Над Виндерсом собирались дождевые тучи, но было еще сухо, в лицо пахнуло свежим ветром – и я, направляясь к машине, улыбнулась. Меня ждал госпиталь. Медсестра там сейчас точно будет не лишней.

По пути я позвонила Леймину. Он выслушал меня и ворчливо проговорил:

– Простите, ваша светлость, но вам следовало сначала ввести в курс дела меня, а затем уже вершить правосудие. Вы схватили мэра, задержите несколько поставщиков, но большинство погрязших в хищениях успеют сбежать. Я сейчас же подниму полицию герцогства, но, боюсь, в Виндерсе в эту схему вовлечены и полицейские чины, поэтому не получится эффективно накрыть всю сеть.

Я вздохнула, потерла лоб, глядя на первые брызги дождя на стекле. Возвращались головная боль и слабость, и я лизнула кисленькое яблоко, зажмурилась от удовольствия.

– Вы, конечно, правы, господин Леймин, – сказала я, сглотнув. – Но уж как получилось. В следующий раз я обязательно буду советоваться с вами. А пока вам нужно срочно придумать, где взять моему мужу второго Майки Доулсона, потому что первого я у него украду. Хочу поставить его мэром Виндерса. Он о делах столицы знает не меньше арестованного Фемминса.

Старик засопел в трубку.

– Ваша светлость…

– Опять будете меня ругать, господин Леймин?

– Нет, – проговорил он ворчливо. – Доулсон способен с этим справиться, но вы должны понимать, что его решения будут саботировать при малейшей возможности, а старая элита Виндерса сделает все, чтобы его выжить. Даже при поддержке моего отдела ему придется трудно. Хотя у Майки все задатки стойкого лидера, моя госпожа, но он слишком молод.

– Тогда подскажите другого кандидата, господин Леймин, – попросила я устало. – Могу поставить на этот пост Вернбиджа, заместителя Фемминса. Но я не знаю, не замешан ли он.

Он задумался.

– Это было бы неплохим решением, но тогда не ждите изменений. Вернбиджа я помню как толкового человека, он был замом у предыдущего мэра, потом у нынешнего, но он часть виндерсской элиты, и пойти против нее у него не хватит духа.

– Понятно, – сказала я с сарказмом. – Тогда он будет заместителем и у следующего мэра. Повысим ему зарплату, пообещаем не расстреливать… чем там еще можно купить лояльность?

Старый безопасник хмыкнул.

– Удачи, ваша светлость.

– Спасибо, господин Леймин, – отозвалась я и с наслаждением вгрызлась в яблоко. Надо было хоть чуть поесть, прежде чем делать следующий звонок.

Майки Доулсон, которому я позвонила через пару минут и изложила свое видение его карьерного роста, неожиданно заартачился, хотя слышно было, как он польщен.

– Моя госпожа, – проговорил он с отчаянием, – благодарю за доверие, но я служу его светлости и без прямого его распоряжения не имею права уйти. Я нужен ему в Вейне и…

– Майки, поверьте, – нетерпеливо прервала я оправдания секретаря, – больше всего вы ему нужны сейчас на посту мэра в Виндерсе. Он не будет против, я уверена. Отвлекать мужа сейчас по таким мелочам я не хочу.

– Марина Михайловна, – бубнил этот упрямец, – понимаете, мой долг – круглосуточно быть на связи с лордом Дармонширом, выполнять все его пожелания мгновенно…

– Но вы ведь можете пока совмещать, – тоном искусительницы предложила я. – Майки, вы способны на это, я уверена. Если вы не хотите отказываться от должности, то и не надо! Вам ведь ничего не мешает помогать моему супругу из Виндерса, пока вы не подготовите достойную замену…

Секретарь, все порывающийся что-то сказать, замолчал.

– Подумайте, – уговаривала я, торопясь, потому что машина уже подъезжала к госпиталю. – Это совсем другой уровень и оплата. А в перспективе – и титул барона по выслуге лет на государственной службе…

– Но я служу не за титулы! – воскликнул Доулсон, волнуясь. – И не за деньги, моя госпожа!

Я раздраженно покрутила в руке огрызок яблока и сунула его в рот.

– Его светлость взял меня на работу, когда никто даже смотреть на меня не хотел, и поэтому я всецело предан ему. И не могу бросить в сложное время даже ради такого скачка в карьере, Марина Михайловна.

Мне надоели эти страдания, хотя восхваления благородству Люка я выслушала не без удовольствия. Но времени было мало. Я могла бы приказать или надавить, но преданность заслуживала уважения. Да и мне бы не понравилось, если бы без моего согласия Люк забрал у меня Марию, например.

– Майки, – сказала я проникновенно. – Помогите мне. Я не знаю, как мне быть. Неужели вы оставите меня без помощи, а столицу земель вашего лорда – без мэра? Без вас я не справлюсь! И мой муж не будет против – я попрошу его, он не откажет. Но вы мне нужны уже завтра, а когда лорд Лукас сможет заняться этим делом – неизвестно, сами понимаете. Мы же не можем так его подвести и оставить столицу его земель без управления!

В слабую женщину я играла отвратительно – еще и потому, что, прижимая к уху телефон, уже выбиралась на парковку. Пошел дождь, и охранник раскрыл надо мной зонт.

– Ну если так, Марина Михайловна, – жалобно пробормотал Майки, – если его светлость точно согласится, то я…

– Вы чудо, – с облегчением сказала я. – Спасибо, Майки. Вечером жду вас в Виндерсе. Спасибо!

Он что-то еще пытался сказать, но я отключилась. Я уже поняла, что насколько Доулсон-младший был цепок и ответственен в рабочих делах, настолько же не уверен в принятии решений, касающихся его самого.

Уже на крыльце госпиталя я набрала сообщение Люку: «Пришлось арестовать мэра Виндерса. Все объясню. Поставлю на это место Майки. Напиши ему, что ты согласен, а то он отказывается тебе изменять».

Сообщение ушло, и я уже сунула телефон в сумку, но меня что-то беспокоило – и через несколько шагов я снова достала трубку и написала: «Ты ведь помнишь, что должен победить?»

Отправила и погладила погасший экран. Вот теперь все в порядке.

Главврач О^́уэн Па́трисон на этот раз нашелся в своем кабинете. Он, кажется, дремал за столом, потому что от скрипа двери встрепенулся и уставился на меня, пытаясь нащупать лежащие на столе очки. Меня кольнула совесть, но на его удивленное: «Чем еще могу помочь, ваша светлость?» – я села в кресло напротив и быстро и твердо изложила свою просьбу.

– Вы можете взять рекомендации у Лео Кастера, он оперирует в замке Вейн, – завершила я.

Главврач покачал головой.

– Незачем, – он подавил зевок. – Мы все наслышаны о вас. Весь город судачил, что герцогиня Дармоншир работает медсестрой. Поэтому ваша практика не вызывает у меня вопросов.

Я нетерпеливо постучала пальцами по рукояти кресла.

– Но я должна сразу предупредить, что работать буду временно. И вернусь в Вейн при первой возможности, господин Патрисон.

– Любая помощь лучше, чем ее отсутствие, – проговорил он и поднялся. – Вы хотите приступить прямо сейчас?

Я кивнула.

– Тогда передам вас старшей сестре хирургического. Она выдаст вам форму и определит фронт работ и дни дежурств, Марина Михайловна.

– Отлично, – я улыбалась от нетерпения. – Прекрасно, доктор Патрисон.

Чуть позже меня, одетую в халат и проинструктированную, поставили вместе со второй сестрой в процедурный кабинет – делать уколы и перевязки. И пусть опять немного мутило и накатывала сонливость, пусть то и дело приходилось ловить на себе изумленные взгляды и слышать перешептывания – запах лекарств, спирта и чистых бинтов сделал меня по-настоящему счастливой.