Текст книги "Королевская кровь. Горький пепел"

Глава 12

Восьмое апреля по времени Туры, Нижний мир

Алина

Нетерпение и тревога снедали пятую Рудлог с самого пробуждения. Казалось, в небе разлито напряжение, и далекое рокотание грома только усиливало ощущение неправильности. Что-то нервировало помимо предстоящей встречи с богом, но Алина никак не могла определить причину. В висках пульсировала кровь, все валилось из рук – когда в третий раз принцесса уронила флягу, которую неловкими пальцами пыталась прикрепить на пояс, Тротт, закрывающий кострище снятым дерном, подошел и сам вдел в петлю многострадальную емкость.

– Не трусьте, – сказал он строго, но от строгости этой ей стало теплее и легче. Привычно вжал палец принцессе в запястье, заглянул в глаза, покачал головой. – Частит, как у марафонца. Вы так себя измотаете раньше, чем мы вылетим.

– А сами-то! – пробурчала Алинка, покосившись на слой папоротниковых листьев, устилающих полянку неподалеку. Профессор иронично дернул губами и отошел к сумкам. Он, видимо, поднялся чуть ли не ночью, потому что Алина, проснувшись с первыми лучами солнца, застала его уже упаковывающим поклажу. Только влажные волосы и чуть раскрасневшееся лицо, а также полысевшие папоротники указывали, что он уже и потренировался, и ополоснулся. На холстине для нее была оставлена еда: вчерашнее мясо, сухари, крупные ягоды, похожие на кисленькие груши. Пристыженная принцесса собралась минут за пятнадцать, давясь завтраком и не чувствуя вкуса, запинаясь на ровном месте, все роняя и растерянно размышляя, за что схватиться дальше: в голове было сонно, пусто и нервно. Даже прошлое, раскрывшееся накануне, не волновало ее так, как ближайшее будущее и разлившееся в долине напряжение.

– Лорд Макс, – наконец решилась она, – вам не кажется, что вокруг что-то неладно?

– Вы до сих пор не поняли? Защита Источника сильно просела ночью. – Тротт, уже готовый лететь, нетерпеливо постучал ладонью по бедру. – Я от этого и проснулся. Она продолжает рывками сокращаться.

Алина задрала голову к стальному солнечному небу – словно могла там что-то увидеть! – и вдруг осознала, что пульсация, которую она ощущает с самого утра – это не кровь в венах, это раз за разом, шаг за шагом сжимается прохладный барьер, который дарит ощущение безопасности.

– А почему это происходит?

– Не имею представления. Богуславская, если вы сейчас порежетесь, я лишу вас сладкого, – предупредил инляндец ледяным тоном. – Соберитесь. Что бы там ни происходило, нам нужно лететь.

Принцесса, обнаружив, что сжимает в руках нож, но совершенно не помнит, зачем его достала, аккуратно вложила лезвие в ножны. Руки дрожали.

– От сладкого я бы не отказалась, – вздохнула она и поспешно склонилась к сумкам, чтобы сложить миску и ложку. Там был припасен мешок с медом, но, конечно, доставать его она не собиралась. – Просто я так боюсь, что все зря, весь этот путь! Что я так и не увижу родных… А теперь еще и с Источником творится неладное… может, он и не в силах будет помочь? – Она подняла голову и, увидев выразительный взгляд Тротта, заторопилась: – Не переживайте, лорд Макс, я сейчас приду в себя. Ну, или вы меня еще немножко отругаете, это всегда действует бодряще. Как яд, знаете? Яд в малых дозах – тоже лекарство…

Алина надела сумки, похлопала крыльями – не мешает ли им поклажа, не сбивается ли сорочка от движения.

– Я уже понял, что вы всегда болтаете, когда нервничаете. – Профессор, как обычно, подошел проверить, плотно ли прилегают ремни. Нахмурился, увидев перекрут. – Мы скоро все узнаем, – пообещал он, поправляя ремень, и принцесса неуверенно улыбнулась, рассматривая близкое лицо, губы и бороду. – Осталось сделать последний рывок, поэтому, – он усмехнулся, встретив ее взгляд, – прекращайте на меня любоваться, Богуславская, и взлетайте, наконец!

Она негодующе засопела, тут же ощутив, как заливается краской, и стрелой поднялась в воздух, оставляя внизу и тревоги, и неуверенность, и страхи. А темп, заданный Троттом после, окончательно заставил ее сосредоточиться на полете.

На то, чтобы пересечь долину, потребовалось часа три, и все это время пятая Рудлог ощущала пульсирующее ослабление защиты – это подстегивало, заставляло лететь быстрее. В лицо бил легкий влажный ветерок, впереди поднимался склон, над которым, закрывая налитое солнцем небо, серой массой клубились плотные тучи, и принцесса очень надеялась, что не придется лететь в ливень, хотя в промежутках между горами, окружающими долину, то и дело проглядывали такие же тучи, уже изливающиеся дождем.

Стоило путникам подняться над ребром склона, как летящий впереди Тротт остановился, и Алинка, погруженная в свои мысли, чуть не налетела на него. Ойкнула, забила крыльями:

– Что такое?..

Инляндец перехватил ее за руку, сжал, и она с суматошно колотящимся сердцем осеклась, глядя вперед на то, на что смотрел он. На всякий случай обернулась, а затем снова посмотрела туда же.

За их спинами лежала зеленая долина с красными скалами и горячими источниками, уходил вниз покрытый лесом склон, в который она упиралась. Доносились сюда крики птиц и шелест листьев, да и под ногами все было зелено и полно жизни. А впереди, начинаясь метрах в двадцати от места, над которым они остановились, простиралась безжизненная земля. Граница ее огибала горы влево и вправо, образуя гигантскую дугу, за которой все было серо-ржавым, а там, где прошел дождь, черным; торчали высушенные деревья из высушенной травы, и не было слышно ни звука, помимо далеких раскатов грома.

Но не это было самым впечатляющим. Начинаясь километрах в пяти от путников – совсем близко! – и уходя куда-то к морю, над горами, странно белыми, словно припорошенными снегом, стоял огромный, рассеивающийся высоко в небесах, и широкий, охватывающий с десяток пиков дымчатый белесый столб. Там, где проходили дождевые тучи, в полупрозрачной дымке виднелись широкие вертикальные просветы.

– Что это? – спросила Алина дрогнувшим голосом. – Туман?

– Не думаю, – отозвался Тротт, хмуро рассматривая странное явление. – Но мы в любом случае это узнаем. Долина Источника расположена как раз между теми вершинами.

Инляндец направился к мертвой зоне, и принцесса поспешно последовала за ним. Он спустился к ближайшему сухому дереву и тронул пальцем серый папоротниковый лист, который тут же рассыпался клочками. Тронул верхушку ствола – и с шелестом потекла на белесую полегшую траву древесная пыль, оставляя остроконечный пенек. Единственное, что было здесь живым, – крошечный родник, который выбивался из-под валуна и прыгал вниз по склону меж сухими деревьями, окрашиваясь в бурый и черный.

Алинка настороженно жалась к спутнику. Стоило залететь за границу неведомого катаклизма, как тело пробрало знакомым бодрящим холодом, очень похожим на эманации Источника. Только ощущался он гораздо сильнее.

– Смотрите! – дрожащим голосом сказала она, указывая в сторону родника. Там, у воды, на границе живого и неживого лежала маленькая косуля. Она была словно разрезана пополам – та часть, что находилась ближе к ним, выглядела совершенно обычной, а вот задняя была высушена так, что слой кожи и мышц очерчивал кости. Вокруг, на сухой траве, видны были следы копыт, будто стадо в панике умчалось куда-то в безжизненную зону.

Тротт спустился к останкам, присел, приподнял у косули веко, оттянул губу и направился к истоку родника мыть руки. Алина зависла сверху, слишком напуганная, чтобы приближаться, хотя любопытно было до невозможности.

– Животное погибло совсем недавно, – проговорил лорд Макс, взлетая. – Не больше двух суток прошло.

– Жутко выглядит, – принцесса передернула плечами. – Все эти деревья… очень похоже на то, что осталось вокруг разрушенной твердыни, правда?

– Совершенно верно, – похвалил ее инляндец. Он отцепил от пояса флягу, отпил. – Только в куда больших масштабах. И значит…

– Это сделал Источник? – с грустью заключила пятая Рудлог, тоже воспользовавшись остановкой, чтобы глотнуть воды. – Я чувствую, как здесь все пропитано прохладой. Но зачем? Из-за нападения? Он так защищался?

– У меня других гипотез нет, – отозвался Тротт, снова оглядывая уничтоженные леса впереди. – Тем более что время смерти животного вполне укладывается в этот вариант. В любом случае не будем тратить время на гадания. Полетели, Алина.

Чем дальше они продвигались над высушенными холмами к слоистой стене «тумана», тем сильнее ощущалась пульсация божественной защиты и тем удручающей становилась картина внизу. Остовы деревьев сменились остроконечными пеньками – склоны и долины серых пеньков, погруженных в дымку развеваемого ветром праха, – затем исчезли и они, оставив после себя лишь древесную пыль, текущую поземкой к подножиям гор, закручивающуюся в небольшие вихри.

– Держитесь выше, – приказал Тротт, когда им в лица швырнуло трухой. Хлопнул крыльями, взмывая к солнцу, и расчихавшаяся Алина последовала за ним. Хорошо, что успела закрыть глаза, но в носу свербело просто невозможно, а на языке ощущался вкус древесной пыли, и лицо было покрыто ею.

Еще некоторое время спустя по мертвым склонам зазмеились расколы, становясь все гуще и глубже. Гора, которую они обогнули только что, была выщербленной, в трещинах и ямах, и казалась белесой и расплывчатой. Солнце стало тусклым – потому что дымчатый столб, который они видели с границы живого и мертвого, оказался вовсе не туманом. То тонны каменной пыли, в которую превратился верхний слой гор, поднялись в небеса, словно над меловым карьером после землетрясения, и сейчас осыпались со склонов, гуляли в потоках ветра, поскрипывая на зубах и создавая ощущение зыбкости.

– Нужно обмотать лицо, – приказал Тротт, останавливаясь. – И, – он повернулся к дождевой туче, идущей чуть в стороне встречным курсом, – придется сделать небольшой крюк и вымокнуть. Лучше так, чем наглотаться пыли.

Ливень лупил по растрескавшимся горам, и целые слои каменной крошки, метров в пять толщиной, оседали оползнями, смывались, образуя потоки грязи, которые, набирая мощь, катились в долины, вздуваясь вязкими гигантскими валами, утягивая за собой камни и скалы. Алина, моргая и фыркая, снова летела вслед за Троттом, держа его за руку, – по волосам, лицу, телу текла вода, и принцесса до ужаса продрогла. У нее зуб на зуб не попадал, когда дождь наконец закончился, и в просвете выглянуло солнце, высветив расколотый блестящий склон, вдоль которого они летели, и потоки грязи внизу. Небо сверху казалось еще скрытым дымкой, но вокруг пыль не чувствовалась.

Тротт, разматывая мокрую ткань, на лету повернулся к Алине, нахмурился, разглядывая ее промокшую одежду. Сам он был тоже насквозь мокрым.

– Сильно замерзли?

Алина неуверенно помотала головой, тоже освобождая лицо.

– Сейчас под солнцем согреетесь, – пообещал он. – Осталось недолго. Если вы минуту поработаете крыльями, то за этим склоном, – он кивнул на взгорок, над которым они летели, – увидите долину Источника. До нее не больше часа.

Принцессу как током ударило – она встряхнулась, поспешно сунула ткань за пояс, несколько раз хлопнула крыльями и, забыв про усталость, холод и удручающие картины последних часов, понеслась вперед. А через минуту действительно увидела обещанное и замерла, пытаясь найти в себе счастье от того, что добрались, несмотря ни на что. Но счастья не было. Было облегчение, сильно подпорченное страхом, что все окажется зря, усталостью и тревожным предчувствием.

Впереди, меж расступившимися пологими пиками, посреди серой холмистой пустыни виднелась долина, чуть скрытая белесой взвесью, окруженная кольцами земляных валов и черных скал. Внутри колыхалась темная дымка, из-за которой долина напоминала озеро, и единственное, что можно было разглядеть – небольшую возвышенность посередине, похожую на остров и на удивление покрытую зеленью.

Принцесса изумленно обернулась к спутнику.

– Лорд Макс, но это в-ведь выглядит как….

– Метеоритный кратер, – подтвердил Тротт, продолжая движение. – Диаметром около пятнадцати километров, насколько я могу судить. Если бы не эрозия и отсутствие деревьев, это не было бы так очевидно – раньше ударные валы и часть скал не видно было из-за крон.

– Еще одна загадка, – пробормотала Алина вымученно, следуя за спутником. Ее снова начало потряхивать от нервов и холода, а пульсация Источника уже отдавалась пляшущими пятнами в глазах.

– И не самая важная, – откликнулся инляндец. Посмотрел на нее и усмехнулся, хотя глаза были серьезными, тревожными. – Хватит бояться, ваше высочество. Мы почти у цели. Поздно бояться. Или рано: мало ли что нас там ждет.

И с этим воистину воодушевляющим заявлением он ускорился, заставив принцессу, нервно засмеявшуюся, поспешно нагонять его.

Когда они добрались до долины, снова хлынул дождь. Алина с Троттом под потоками воды зависли перед узким проходом в черных скалах, округлым частоколом вставших между горами. Дальше пролететь не удалось – невидимая преграда закрывала проход.

– Отец! – громко крикнул лорд Макс. – Великий Черный! Мы пришли!

Темная дымка безучастно клубилась за оплавленной и растрескавшейся стеной, поднимаясь до ее краев, и слышен был только шум дождя и свергающихся со склонов грязевых потоков, которые текли вдоль скал, не попадая в долину.

Принцесса, дрожащая, как листик на ветру, расстроенно вцепилась спутнику в ладонь – и тут пахнуло на нее лаской и радостью, и она задохнулась от ощущения, будто с высоты ухнула в бездну. Затряслась земля, загудев, туман в чаше долины пошел волнами и отступил к холму в центре, оставляя за собой темные клочья и обнажая совершенно живой лес, поливаемый дождем из низких туч. Он был такой ярко-зеленый, что хотелось протереть глаза. Тротт вдруг выругался, дернул Алинку назад – в руке его появился клинок, а принцесса испуганно ахнула. Из клочьев темной дымки у входа, в пяти взмахах крыла от них соткалась серебристо-черная змеептица размером со скалу. Глаза ее сияли зеленью.

– Мамочки! – прошептала принцесса, задирая голову.

– Богуславская, назад! – сквозь зубы приказал Тротт. В руках его появился второй клинок, он поднялся выше, готовый защищаться – и тут противница его зашипела, распахнув длинную змеиную пасть… и, развернувшись, полетела под дождем прочь, то и дело оглядываясь на путников, замедляясь и настойчиво взвизгивая, как электропила.

Алинка сглотнула от облегчения. Лорд Макс обернулся к ней, убирая клинки. Лицо его было бледным.

– Это же сомнарис! – крикнула принцесса, подлетая к нему и хватая за мокрые пальцы. – Сомнарис! Я их видела в энциклопедии стихийных духов! Он не стал нападать! А глаза такие же как у нас, правда? Смотрите, какой большой! Откуда он здесь?

Тротт вдруг усмехнулся, глядя на нее, и рассмеялся, подняв глаза к небу. По лицу с черных волос текла вода. Алина озадаченно, а затем и обиженно замолчала.

– Полагаю, оттуда же, откуда и мы, – хрипло сказал он, улыбаясь. – И сейчас он работает нашим провожатым. Поспешим, принцесса. Видимо, в этот раз препятствий не будет.

Сомнарис летел неспешно, лениво взмахивая крыльями над зелеными кронами, а Алина во все глаза разглядывала его, только чтобы не дать воли панике. Ее уже колотило крупной дрожью, и казалось, еще немного, и она упадет в обморок.

Зеленый холм был окружен озером, покрытым сейчас дождевой рябью. Когда они подлетели ближе, стали видны проломы и пещеры, зияющие на склонах среди мокрого пышного леса. Около одной из пещер у подножия холма и завис дух Смерти, покачивая крыльями, – издалека создавалось впечатление, что он с кем-то разговаривает. Когда Алина с Троттом приземлились, молчаливый их проводник развеялся все той же темной дымкой.

– Нам нужно туда, как думаете? – шепотом поинтересовалась принцесса дрожащим голосом, заглядывая в широкий провал, окруженный папоротниками. За спиной их шумело от дождя озеро, из пещеры тянуло холодом.

– Вам нужно сюда, – раздался скрипучий и глубокий голос сбоку.

От звуков его словно ледяной крошкой по телу ударило. Алинка с визгом подпрыгнула, чуть не потеряв сознание от ужаса, а Тротт мгновенно развернулся, рукой задвигая ее себе за спину. Принцесса, тяжело дыша, сжалась за ним – слышались какие-то хриплые отрывистые звуки, – а убедившись, что инляндец недвижим и никто на них не нападает, выглянула из-за его крыла. И наткнулась взглядом на крупного ворона, который стоял на пеньке, переступая с лапы на лапу, задрав клюв к небу и издавая каркающие звуки.

Не сразу она поняла, что обитатель холма смеется.

Он совершенно точно не был обычным вороном: cловно высеченный из блестящего черного обсидиана, с зелеными глазами и седыми туманными полосами на крыльях. На груди его сияла рваная рана размером с кулак, похожая на истекающий хрусталиками света провал, а вокруг клубился энергетический кокон такой мощи, что пространство преломлялось, как в призме, в глазах рябило, и птица казалась заключенной в хрустальный шар.

– Ис-сточник? – пораженно и даже немного укоризненно спросила Алина, не проявив должной почтительности исключительно от нелепости происходящего. Ворон, продолжая посмеиваться, повернул голову боком, разглядывая ее, зелень в глазах сменилась глубинной тьмой, и принцесса, замерев, задрожала под его пронзительным взглядом.

– Не бойся, маленькая пташка, – ее словно ласково погладили по крыльям, и она неуверенно улыбнулась. Голос у ворона был густой, бархатный, бодрящий, и, как только он прекратил смеяться и заговорил, сразу стал похож не на сумасшедшую птицу, а на древнее и могущественное существо. – Птенчик, который не мог появиться, но появился – мнится мне, только волей Любви, сестры моей. Ты развеселила меня своим визгом: забыл я уже, как пугливы женщины, что такое веселье и как приятно оно. Я ждал тебя. Вас обоих ждал с момента, как ты пришла на Лортах.

Стоило привыкнуть, и оказалось, что слова его не секут льдом, а мягко сжимают морозными волнами. Ледяные потоки, заворачивающиеся вокруг ворона, чуть замедлились, и у Алины перестало рябить в глазах. Зато снова стала ощущаться тревожная пульсация, которую принцесса почувствовала с утра.

Рядом зашевелился Тротт, опускаясь на колени и склоняя голову. Пятая Рудлог, опомнившись и ругая себя за непочтительность, поспешно последовала его примеру.

– Здравствуй, великий Корвин, отец дар-тени, благословенный Жрец Смерти, – произнес профессор сдержанно.

– И тебе здравствуй, дерзновеннейший сын мой, – благосклонно отозвался Жрец. – Хорошо, что решился ты прийти еще раз. До этого не давал я тебе войти, ибо не было тому ни надежды, ни смысла, а силы мои и тогда уже были на исходе, чтобы снимать защиту и потом снова ставить ее.

– Значит ли это, что сейчас смысл есть, Великий? – остро поинтересовался Тротт.

– Есть, сын мой, есть, – прокаркал ворон, поворачивая голову и пристально рассматривая уже его. Глаза снова сменили цвет, засияв зеленью. – Теперь ты не один. Встаньте, дети мои. – Бог величественно повел переливающимся, словно отлитым из черного стекла, крылом, и от движения этого по телу принцессы побежали покалывающие разряды. – Мне приятна ваша почтительность и смирение, но поза сия неудобна, а нам предстоит долгий разговор.

Алина вслед за лордом Максом поднялась, поглядывая на прародителя с робким любопытством. В голове крутилось много вопросов, но сердце колотилось от благоговения и страха. Не верилось, что долетели, не верилось, что наяву видят бога, что вот-вот вернется она домой… вернется же?

Ворон усмехнулся, мерцающие зеленым его глаза смотрели устало и лукаво.

– Несмотря на то, что ты больше Красная, чем Черная, вижу, моя кровь в тебе сильна. Как и в спутнике твоем. Пытливость – первое свойство моих детей. Слышу я твои вопросы, птенец. Хочешь ли ты задать их сейчас?

Принцесса смутилась, краснея и придвигаясь к Тротту.

– Я б-боюсь, – призналась она сипло и тихо.

– Люди всегда испытывают страх в моем присутствии, даже мои дети, – прокаркал ворон невозмутимо и высокомерно. – Я же Смерть. Ты привыкнешь, а пока разрешаю тебе молчать.

– Спасибо, – на всякий случай пробормотала Алина, смущаясь еще больше и ужасно сердясь на себя за это.

Дождь закончился, из просветов в облаках на пышной зелени вокруг заиграли солнечные пятна. Сразу стало теплее, хотя промокшая одежда мешала, в обуви хлюпало.

Корвин покосился на небо и, хлопнув крыльями, перелетел под свод пещеры.

– Не люблю местное солнце, – сказал он брезгливо. – Оно чуждо мне, а я ему, потому старается извести меня. Все остальное терпеть могу, а от солнца в тень или под землю ухожу, иначе выжигает стихию мою.

Из темной пещеры показался еще один сомнарис, но куда меньше того, что провожал их, всего лишь размером с быка, – подполз к ворону, и тот, крошечный на его фоне, ласково потрепав духа крылом по длинной змеиной голове, продолжил:

– Вы дошли, и знаю, чего это стоило, но слишком долго я вас ждал. Еще немного, и я развоплощусь: последнее нападение подкосило меня, стихия моя коллапсирует, требует пищи, чтобы жить; а защита сокращается все быстрее, потому что не могу я больше ее питать. Я сильно ослаб, хотя после ударов врага невольно поглотил виту с окружающих гор, сотряс их, окутав тлением и чуть не добравшись до убежищ, где живут дар-тени. Но если им мой голод не причинил бы вреда, то люди Лортаха, что ушли под мое покровительство, погибли бы.

Алина представила, что добрые и несчастные Венин и Далин с сыновьями и все ушедшие люди превратились бы в высушенные мумии, как увиденная накануне косуля, и прерывисто вздохнула.

– Я не желаю этого, птенец, – взглянул на нее зелеными глазами бог-ворон. – Это мои люди, хоть тела их и души принадлежат другому миру. Пусть вита, дыхание Предвечного Творца, – единственная доступная мне здесь пища помимо отзвуков долетающих с Туры молитв, не сильно она продлит мое существование, даже если я выпью все живое на планете. Агония все равно настигнет меня рано или поздно, но перед развоплощением я вернусь в первотворное состояние, неразумное, дремучее, и тьма моя уничтожит не только этих людей, но и половину континента, прежде чем истаять.

Принцесса невольно покосилась в сторону голых гор – даже с расстояния в несколько километров было видно, как по мертвым склонам сходят огромные оползни и сели, не проникая за черные скалы.

– Великий, ты говоришь, что долго ждал нас, но позволь узнать, зачем? Ты ведь перенес меня и Венин из Лакшии, – вдруг проговорил инляндец. Принцесса изумленно посмотрела на него – слишком свободно и спокойно он разговаривал с высшим существом. Она-то все больше боялась рот открыть. – Я постоянно сомневался, стоит ли вести ее, – Тротт качнул головой в сторону Алины, – сюда, потому что думал: если она нужна тебе, то почему ты не призвал ее сам?

В глазах ворона мелькнула опасная тьма – пятая Рудлог вздрогнула, опуская голову от рванувшейся в стороны мощи, напрягся Тротт, тоже склоняясь. Прародитель был ласков, но ни это, ни его нелепый облик и голос, иногда переходящий в карканье, не могли скрыть силы и величия.

– Не считай меня всемогущим, птенец. Моих сил едва хватало, чтобы все это время прикрывать вас от взглядов местных богов и держать защиту, – величественно проскрипел Корвин, в этот момент едкостью опять напомнив Алине Макса. – Я бы и не стал рисковать, растрачивая оставшиеся крохи своей стихии, но иначе ты бы умер там, в море у Лакшии. Для того чтобы спасти тебя, я пожертвовал устойчивостью щита и защитой других детей моих. С тех пор он и стал проседать. Маленькой Красной пташке я уже ничем не мог помочь, кроме как поговорить с ней во сне; я надеялся, что смогу еще обратиться к ней, но после сил не хватило и на это. Как и на то, чтобы подсобить вам в твердыне. Я слаб, – каркнул он устало, показавшись вдруг маленьким и печальным, и сомнарис, ластящийся к нему, ткнулся еще раз под крыло, словно в утешение, и скрылся в пещере. – Слаб. У меня мало времени, а для того, что я задумал, мне придется снова взять виты этого мира и удержаться, чтобы не уничтожить его.

– Прости за дерзость, – сдержанно произнес профессор, выпрямляясь.

– Не будь ты дерзок, не смог бы провести ее сюда, – по-отечески усмехнулся ворон.

– Но ты ведь знаешь, зачем мы пришли, великий? – спросил Тротт. Пятая Рудлог прижалась к его плечу, застенчиво рассматривая бога.

– Знаю, как и все ваши вопросы; на все вы получите ответ, – проговорил Корвин, вновь сжимая принцессу морозными тисками своего голоса. – Но сейчас прервемся: помню я с человеческой жизни, что долгие разговоры лучше вести, вкушая пищу, а тела людей хрупки. Вам нужно отдохнуть и согреться.

Он распахнул крылья и мягко взмыл в воздух, и вокруг него, очертив птичий контур, как на негативе, засияло черное солнце, полное леденящей тьмы. Алина, лишь на мгновение заглянув в нее, содрогнулась от ужаса и зажмурилась – показалось ей, что смотрит она в бездну, в которой нет ни света, ни цвета, ни жизни, и, если посмотреть еще секунду, бездна эта поглотит ее, не оставив ни имени, ни памяти.

Пальцы Тротта сжали ее руку, и принцесса открыла глаза. Из слепящей тьмы соткался старик – высокий, горделивый и стройный. Он напоминал бы странствующего мудреца, если бы не широкие плечи воина, большие ладони и величественная осанка. На бледном узком лице выделялись крупный нос и хищные, необычно круглые зеленые глаза.

«Точно совиные, – подумала Алинка, – или вороньи».

Длинные черные волосы его были припылены сединой, брови, идущие вразлет как крылья, тоже были седыми. Из груди сквозь темные одежды сочился свет, очерчивая контуры раны.

– Так вам будет привычнее, птенцы, – Черный Корвин посмотрел на свои руки, и в них появился тяжелый кривой посох, вырезанный из узловатого дерева и украшенный серебряным набалдашником. – Так выглядел я в конце моей туринской жизни. Идите же. – Голос бога стал повелительным, и он указал посохом куда-то вправо. – У самого берега найдете вы родник. Расположимся в тени под кронами деревьев, и, пока я буду говорить, приготовите пищу: долго не было у меня никаких желаний, но раз принял я человеческую форму, хочу вспомнить и вкус еды.

Мягко и мирно плескала вода в озере, иногда бросая на папоротники бледные пятна отраженного солнечного света – небо почти все было затянуто тучами, и редкие просветы быстро пропадали. Лорд Тротт развел костер и сейчас на плоском камне, выступающем из воды, потрошил длинных, похожих на угрей рыб, которых таскали сомнарисы. Черный Корвин сидел на траве, прислонившись спиной к стволу, и умиротворенно наблюдал за своими созданиями, которые выползали из воды, аккуратно клали рыбу на берег и подходили к богу ластиться. Алина, поставив котелок на огонь, села перебирать крупу, поглядывая на прародителя. Говорить он не торопился, а она начинать разговор не смела, да и думать пыталась поменьше, чтобы не смущаться из-за услышанных Черным мыслей. Жрец то гладил сомнарисов, то перекатывал и крутил в ладонях посох, иногда задумываясь – и тогда фигура его становилась той самой сплошной страшной тьмой, от которой тянуло холодом. Но стоило ему двинуться, как снова вылеплялись лицо, и бледные руки, и вполне человеческое тело, и посох. Принцесса так заворожена была этими превращениями, что застыла с открытым мешком на коленях, с крупой, зажатой в горсти.

Бог снова потер в ладонях посох, улыбнулся слабо.

– Дивно, – проговорил он, взглянув на Алину, – и посоха того уже давно нет, а только воспоминаниями о нем радостно мне. – Он по-птичьи склонил голову, прислушиваясь, повернулся к лорду Максу. – Умерь свое беспокойство, сын. Есть еще время.

– Я услышал, что ты на грани, великий, – отозвался тот спокойно, отсекая голову у очередной рыбины. – Разве нам не нужно поторопиться?

– Суета есть следствие беспокойного мышления, – гулко укорил его бог. Тротт кивнул, соглашаясь, а Жрец продолжил: – Сильно отвык я от звуков человеческой речи и от существ, не покорных мне полностью, но твоя решимость приятна и свежа. Ты прав, сын мой, я на грани развоплощения, но исчезну не сейчас и не завтра, несколько недель еще есть. Боги умирают медленно, особенно когда в них продолжают верить: я же умираю с тех пор, как оказался здесь, оторванный от Туры, частью которой являюсь…

– Но как?.. – не выдержала Алина и тут же осеклась под предупреждающим взглядом Тротта.

– Не окорачивай ее, раз осмелела, – усмехнулся Черный. – Сам вопросы задаешь, а ей не позволяешь? Не обижу, не бойся за нее. Не глуп я, чтобы гневаться из-за детского любопытства, а поговорить мне с вами в радость. Я попал сюда из-за спора с Красным братом, маленькая пташка. Ни к чему тебе знать причины, но был я неправ и встал против установленного порядка, а раздор наш привел к бою. Много веков с той поры прошло, а Тура, как я вижу во снах детей своих, после столкновения нашего так и не оправилась. В отсутствие мое и другие стихии ослабли, еще немного – погибнет мир. Много зла мы с братом сотворили. Целый материк уничтожили со всем живым, и ни у одного из нас не хватило сил остановиться. Брат упорен, и я упорен: он движение, я покой, на противоположных краях годового цикла стоим и вечно противодействуем.

Принцесса боялась пошевелиться – а Тротт все так же уверенно в пяти шагах от них потрошил рыбу. Хотела бы она иметь такую же выдержку!

– После боя я сам ушел сюда, – говорил Корвин-Жрец, и тянуло от него такой тоскою, печалью, гневом и болью, что у Алины заныли зубы и кости. – Ушел, думая, что будут просить меня вернуться – ведь мы часть целого, и без одного остальные ущербны. Но уже за порогом услышал я запрет на возвращение, что наложил мой брат. И я потом пожалел о резкости своей, и он, я уверен, а поздно уже было. Сами себя и Туру к пропасти привели. Что же, заключение здесь добавило мне ума… а судя по тому, что тебе позволили появиться, птенец, и брату моему пришлось разумным стать…

– И вы никак не сможете вернуться? – робко пробормотала Алина.

– Сам не смогу, – отозвался Жрец. – Но моя сестра успела поставить условие: пусть запрещено исправлять сотворенное богам, но не людям. Если я вернусь, то и Тура окрепнет, и врата, как восстановит мир наш равновесие стихий, закроются. И дети мои, наполовину запертые здесь, со мной вернутся, снова целыми на Туре станут.

– А что же будет с другими людьми? Местными, которые сейчас тоже в убежищах? – волнуясь, спросила принцесса. – Если и вы вернетесь на Туру, и дар-тени, то остальные останутся без защиты!

– Если я буду в силе, я их не оставлю, – пообещал Черный.

Лорд Макс принес куски рыбы и начал закидывать их в котелок.

– Не случится ли так, что при возвращении дар-тени сойдут с ума от обилия энергии? – проговорил он. – Я видел, что бывает, когда половинка отсюда попадает наверх.