Текст книги "Дрейфовать и странствовать (сборник)"

Дрейфовать и странствовать

Зима вступила в свои права, огромный светлый альбатрос прокричал что-то о дальних странах, пока кружился над унылой серой башней нашего старого замка. Океан словно застыл за окном, приглашая в путь моряков и странников. С десяток пузатых от ветра парусных фрегатов незамедлительно снялись с якоря и быстро исчезли из видимости, позванные океанским вздохом…

В каменном сером замке стало совсем неуютно и холодно. Ушли в плавание моряки. Смолкли их разудалые песни, прекратилось причудливое плетение морских баек у горячего камина замка. Последние паруса поднял мой Брат, в очередной раз отправляющийся дрейфовать и странствовать на старом фрегате, оставленном ему нашим отцом. Ветер надул голубые паруса, закрутил крепкое судно, направляя его в русло океанического течения. В последний раз Брат взмахнул рукой, после его светлая, высокая фигура стала маленькой, удаляясь в Свободный Мир Стихии…

Я осталась одна… Только мой маленький сын, наследник старинного угрюмого замка и грозного титула моего мужа, одним своим существованием напоминал мне, что я из рода Странников и Пилигримов и еще помню путь в Свободный Мир Стихий.

Теперь у горящего камина оставались только мы вдвоем. Однажды, попросив мужа присоединиться к нашему зимнему огню, я получила в ответ уничижительные слова да злую насмешку над моими верованиями и традициями. Его лицо гротескно исказилось в бликах огня, демонстрируя беспощадную маску чудовища. Так пришло твердое убеждение: мы с ним из разных миров, и мой необъятный – чужд ему, чужд до отвращения.

С того момента я начала плести длинную цепь воспоминаний, отдавая их сыну, дабы и он смог услышать однажды зов Океана…

В незапамятные времена мы с Братом были свободны и счастливы, щедрое море и привычно палящее солнце наделили яркими красками наши глаза, а пряный морской ветер наполнил парус в душе свободой и неписаными законами благородного Мира Стихий. Мы уже не были детьми, но и не были взрослыми, когда Одиссей вернулся из своего предпоследнего странствия. Его шоколадная от загара кожа, черные смоляные волосы пахли дальними странами, а смеющиеся, в мелких морщинках глаза предвещали долгие вечера, наполненные протяжным вздохом ревуна и байками Одиссея… Одна запомнилась особенно…

В тот вечер Брат взял мандолину, и его красивый, уже окрепший голос вознес под своды нашего замка новую балладу:

 
Улягутся ветры морские,
Придет долгожданный покой,
Уеду я в страны чужие,
Но сердце оставлю с тобой.
Пройду я по многим дорогам,
Их в жизни моей и не счесть,
Привык я к штормам и тревогам,
То – моря безумная месть…
Я видел слепящие грозы,
Огромный, девятый вал…
Казалось, и жить уже поздно,
Но ради тебя выживал.
Хотела морская пучина
Меня захлестнуть для себя.
Не знала, седая, – мужчина
Любил ее меньше тебя…
А ночью на вахте далекой
Я тихо с надеждой молюсь,
Бывает мне так одиноко,
И так за тебя я боюсь.
Мне кажется, целую вечность
Стучит в твои окна прибой.
Пускай я уйду в бесконечность,
Но сердце оставлю с тобой…
Я знаю, и в ночь, в непогоду
Ты ждешь долгий вздох ревуна…
Нам так предназначено Богом,
Любовь нам в разлуках дана…
 

Потом Брат неожиданно отложил мандолину и спросил Одиссея:

– Отец, а почему так кричат альбатросы, когда суда возвращаются домой?

– Это очень грустная история, дети, – Одиссей закурил трубку и, помолчав немного, начал свой рассказ.

– Моряки не живут без моря. Их манит Вздох Океана, они не могут не отозваться на его зов. Это в крови у всех Странников и Пилигримов. В море они тоскуют по берегу, семье, любимым… Вернувшись домой, они тоскуют по морю. Таков извечный Закон Странствий, созданный Богом для Пилигримов. Океан очень ревниво относится к своим Странникам, многие из них безвременно уходят в его пучину… Но и тогда Океан не отпускает душу моряка, он помещает ее в тело сильной белокрылой птицы – альбатроса.

И начинает альбатрос кружить над морем, пытаясь вспомнить дорогу домой. Где ждут его любимые… Но не может птица вспомнить лоции, отыскать правильный курс. Кричит альбатрос от боли, летит за подвернувшимися судами, спрашивает дорогу домой. Только не понимают моряки языка своих бывших друзей и не могут помочь им. Мечутся альбатросы, дрейфуют в небесах над океанами, ищут свою Итаку. И не находят… – Одиссей замолчал.

– Па, и что? – я не выдержала. – Они никогда не находят тех, кого потеряли??

– Ну что ты, Принцесса, – широко улыбнулся Одиссей, – океан многое может сделать с душой моряка, но и он не всевластен. Когда истекает срок, отпущенный Богом, душа моряка покидает тело альбатроса, и летит к Богу, где обретает покой и потерянных любимых…

– Но это же так долго! – в унисон с Братом воскликнули мы.

– Нет, мои хорошие, – это ничто в сравнении с будущей вечностью…

А потом Одиссей не вернулся из странствия…

Пенелопа, до этого многие годы провожавшая и встречавшая Одиссея, сразу как-то постарела, даже голос ревуна теперь изменился, ревун словно стонал от боли.

Над замком кружили альбатросы, огромные волны бились о прибрежные скалы выступающего мыса. А где-то в неведомом далёко, в теле сильного альбатроса, Одиссей искал дорогу домой…

Течение лет изменилось, в один из ветреных осенних дней Пенелопа выдала меня замуж. Заранее зная, что Пенелопа давно не в себе от горя, и поступки ее неправильны, я все же согласилась, чтобы не травмировать ее осознанием своего безумия… Чуть позже мой уже взрослый Брат услышал зов… Океан позвал его, так же как когда-то Одиссея. Брат развернул парус на старом фрегате отца, и быстрое морское течение увлекло нового Пилигрима в Мир Стихий…

Брат вернулся через несколько оборотов Земли вокруг Солнца, казалось, Пенелопа только и ждала этого момента. Она обнимала сына и шептала:

– Ты вернулся, сынок, ты сумел вернуться, сын Одиссея, значит, ты всегда будешь возвращаться, мой храбрый Пилигрим…

А потом Пенелопа ушла к Богу. Легко, ускользающим облачком…

Я стояла на большом каменном балконе и плакала беззвучно, про себя, когда совсем неожиданно огромный альбатрос сел на каменные перила рядом со мной. Его голова смешно повернулась, и альбатрос, замерев в неудобной позе, стал меня разглядывать.

– Как не стыдно подглядывать, – отчитала я птицу, зная, что альбатрос сейчас улетит.

Но не тут-то было. Птица распахнула большие сильные крылья, забила ими в воздухе, но не улетела, а закричала, что-то вопросительное…

– А, – догадалась я, – ты тоже услышал, что Пенелопа ушла от нас…

В ответ альбатрос закричал, громко, обиженно, с болью…

– Ты знал ее? – удивилась я.

Но альбатрос промолчал, лишь неуклюже придвинулся ко мне и застыл, как камень. Вошел Брат с моим сыном на руках, но птица не двинулась. Брат стал по другую сторону от альбатроса, а малыш, увидев огромную белую птицу, захлопал в ладоши и четко сказал:

– Одиссей!!!

Мы с Братом переглянулись, а альбатрос, чуть склонившись к ребенку, что-то нежно закурлыкал…

Утром под стенами нашего замка Брат нашел тело мертвого альбатроса, прилетавшего вчера. По морскому обычаю он похоронил альбатроса в море, как моряка.

– Надо же, – в глазах Брата стояли слёзы, – он-таки нашел дорогу домой. Без лоций…

– Нашел, – отозвалась я, – нашел, чтобы уйти с Пенелопой…

– А почему мы не странствуем, мам? – спросил мой сын, когда я замолчала.

– Ты еще очень мал, да и твой отец не из рода Пилигримов…

– А ты? – не унимался малыш.

– Я… Мне не положено, – растерялась я.

– Но дядя же слышит зов?

– Да, конечно, – оставалось лишь согласиться. – Мне он также мерещится, иногда… Когда я скучаю по Итаке.

– Там твой Дом? – спросил сын.

Я кивнула, соглашаясь.

– Тогда поплыли в Итаку?

– Ты хоть представляешь, что говоришь? – я рассмеялась, но невесело…

Утром мы развернули парус. Белое крыло совсем старинного фрегата моментально наполнилось морским воздухом, толкая судно вперед…

– Как же всё просто, – прошептала я, – надо только поднять парус…

– Мы возвращаемся в Итаку! – малыш радостно носился по палубе. – Мы возвращаемся домой!! Я тоже буду Пилигримом!

Я поймала свое неугомонное чадо, последний раз указав рукой на удаляющийся серый замок его отца.

– Никогда не забывай своих истоков, – прокричала я сквозь порывистый морской ветер и брызги… – Когда-нибудь ты захочешь вернуться сюда, чтобы снова уйти по первому зову… Только никогда не забывай! Ты слышишь меня, сын, никогда не забывай…

Куриный Бог

Это был сокрушительный удар. Удар, нанесенный именно в тот момент, когда его не ожидаешь, когда он абсолютно недопустим…

Еще вчера с утра грохот весеннего ветра, перемешивающийся с шумом волн, обрушивающихся на серые скалы недалеко от дома, сильно раздражал, хотелось лета, его скорейшего прихода, теплой, ленивой поры. Строились и рисовались в голове планы на будущее, четко, наконец, стала видна дорога к цели, жизнь выравнивалась, набирала обороты, стремительно неслась вперед.

Неслась так, как может нестись лишь на пороге тридцатилетия, когда осознал, нашел, достигнул, и остается только совершить бросок, чтобы получить желаемый результат, окончательно закрепляющий за тобой право на счастливое и спокойное существование. Только все это было вчера… С утра по-прежнему мелкие и неприятные ощущения бередили мозг и тело, но не мешали жить. А в полдень три человека в белых халатах вынесли ошеломляющий вердикт. Приговор, который не отсрочишь, и не заменишь другим наказанием…

Итак, это была последняя весна, и Арина давала себе в этом полный отчет, мало того, она не паниковала, потому что паникой не поможешь, а только сократишь свой небольшой срок. Поэтому сегодня прибрежные по-весеннему штормовые волны и сильные порывы ветра казались манной небесной, хотелось побольше набрать в грудь этого чудесного морского воздуха, с запахом кипарисов.

Как же так получилось? Почему все это случилось? Тогда тоже был ветер, сильный, но с запахом какой-то тайны, чего-то неведомого, свойственного только детству. Крики белых альбатросов и чаек под беспечными голубыми небесами. Отец, большой и сильный, несгибаемой воли человек, мать, ассоциирующаяся теперь с облаками, чувство семьи, защиты, крепкого заслона.

Болезнь тогда подкралась незаметно, из-за угла, когда ее никто не ожидал в их маленькой благополучной семье. Ах, если бы знать тогда, что это только начало. Может быть, можно было бы что-то сделать… Но эпидемия, косившая налево и направо людей, уносила их жизни, превращая жизнь близких в вечный замкнутый круг страданий. Арине тогда повезло, она выжила. Никто и не ожидал, что она выживет, пройдя через клиническую смерть и нирвану реанимации. Мир изменился после болезни, мозг перестал жить по правилам здоровья, принося боль и страдания. Но постепенно жизнь вошла в прежнюю колею, наступила ремиссия, и кошмары происшедшего стали отпускать. Маленькая семья, состоящая из родителей и двух детей, вновь шла благополучным курсом вперед. Пока опять не грянул гром. Не стало отца – молодой и сильный, он безвременно ушел к Богу, оставив семью. Тогда Арина возненавидела ядерные обороты вооружения, которые набирали практически все страны, стремящиеся показать свои железные шипы; ей также стали претить бескрайние океанские мили, которые бороздили маленькие траулеры, один из которых однажды увез отца на верную гибель. Младший брат же, наоборот, верил, что в будущем он тоже снимется с якоря, чтобы доказать что-то свое вечно недовольному океану. Так или иначе, но разрушенная семья продолжала двигаться дальше… Мать постарела мгновенно, жила чисто механически, чтобы растить детей. Ее не стало ровно через десять лет после смерти отца. Она вырастила своих детей. Помогла Арине сопротивляться всеми силами против неожиданно проснувшейся болезни, когда та ждала запрещенного для нее врачами малыша… Так маленькая лодка некогда счастливой семьи пошла ко дну, выбросив на поверхность океана лишь брата и сестру да еще нового человечка, не дающего забыть, что движение вперед необходимо, так как теперь есть он. И снова жизнь закружила, разводя пути-дороги в разные стороны. Брат остался верен слову и ушел на зов океана, Арина занималась наукой, той самой, которую так любил отец и всегда жалел, что пришлось променять ее храм на море. Постепенно жизнь налаживалась, набирая обороты и скорость. И если она не ладилась на личном фронте, то малыш являлся лучшим доказательством цены жизни… Пока все не изменилось…

Срок, отпущенный врачами и ремиссией, неожиданно кончился, началось активное прогрессирование болезни, а это означало единственное – конец.

Утром Арина еще раз попыталась поговорить с мужем о надвигающейся катастрофе, но ничего, кроме обычного раздражения, в ответ не получила. Человек, с которым она когда-то связала судьбу, остался глух и слеп к вопросу о ее жизни и смерти. Брат был далеко, да и не хотелось травмировать его опять, когда его собственная судьба только начинала складываться и расцветать, как февральский миндаль в период оттепели. Смерти Арина не боялась, она достаточно насмотрелась на нее, чтобы принять ее как нормальное явление, время от времени возникающее во Вселенной. Она боялась за малыша. Ее собственная семья совсем не походила на тот белый парусник, который построили ее родители, с которого она родом. Арина ясно осознавала, что ее муж не будет сильно убиваться и тосковать, и малыш может оказаться камнем преткновения в его будущей личной жизни. Осознавала и боялась за ребенка.

И теперь, сидя на берегу бурлящего моря, она всматривалась в даль, напряженно и долго думая, как поступить правильно, чтобы ребенок рос счастливым и любимым тогда, когда ее не будет… Как? Кто будет любить ее малыша? Кому он будет нужен, одинокий и заброшенный на этой Земле?

Арина наклонилась и, подняв маленький округлый камешек со сквозной дырочкой, или попросту «куриный божок», зашвырнула его далеко в море, как в детстве, на счастье. Камешек плюхнулся о воду и скрылся в пене накатывающей волны.

– Не помешаю? – совсем рядом раздался тихий, почти шепчущий голос.

Арина обернулась, около нее стоял невысокий старик в полинялой тельняшке и старой кожаной куртке, джинсы, туфли. «Старый моряк», – про себя подумала Арина и улыбнулась.

– Не помешаете, – ответила она.

– Так что вы решили? – опять заговорил старик, – а то мы все ждем вашего решения, понимаете ли.

– Вы о чем? – не поняла Арина.

– Как о чем… О ком? О вашем сыне, – теперь удивлялся старик, – вы решили, что будет с ребенком?

– Вы кто? – Арина не «въезжала» в ситуацию.

– Я? Морской Дух, – засмеялся старик, – я думал, вы поняли, – Дух Моря.

– Да… – Арина с опаской поглядела на присевшего рядом незнакомца. Может уже совсем с головой плохо?

– Да нет, – перебил ее мысли старик, – пока с головой еще терпимо, но думать надо…

– Да что я могу придумать… – проговорила Арина, – я же не чародей.

– А я в некотором смысле, – вставил Старик, – только вот от болезни излечить вас не могу, не морская она…

– Тогда чего вас все так интересует? – не понимала Арина.

– Я могу исполнить одно ваше желание, – сказал Дух, – но, правда, связанное с морем…

– Вот как… – Арина вскинула брови, – прямо любое??

– Конечно, – кивнул Старик.

– Тогда перенесите меня на траулер отца, на тринадцать лет назад, – Арина улыбалась, – до того момента, когда судно натолкнется на радиоактивные отходы!

– Пожалуйста, – Старик сделал указующий жест в сторону моря, и Арина непроизвольно последовала взглядом за его рукой.

Ничего, как и прежде бушующее море. Арина оглянулась на «шутника», но того и след простыл… Мало того, она стояла на палубе какого-то судна. «Не может быть!!!» – пронеслось в голове Арины. Она сделала шаг в сторону по палубе, когда дверца в корабельной надстройке открылась и показался человек. Зябко ежась, он закутался в теплую вязаную кофту, пряча руки. Над Атлантикой занималось раннее-раннее утро. Арина внимательно вгляделась в человека и охнула, это был отец. Отец, услышав возглас, повернулся в сторону Арины, его брови удивленно поползли вверх.

– Вы как здесь оказались? – спросил он.

– Пап, это я, Арина…

– Арина? – не понимая, повторил отец, – моя Ариша далеко дома, и ей четырнадцать лет.

– Я Арина, папа, – прошептала Арина, – и я сейчас все объясню…

Морские брызги то и дело окатывали палубу корабля, пока Арина разговаривала с отцом. Вначале, не поверив ни единому слову незнакомки, отец отрицал все сказанное Ариной, но позже, вглядываясь в нее, с удивлением обнаруживал удивительное сходство со своим отражением в зеркале; жесты, слова, манера говорить и держаться – все принадлежало его дочери. Факты из жизни их семьи, изложенные Ариной, окончательно убедили отца, что перед ним его дочь. В довершение, словно что-то забыв, Ариша хлопнула себя по лбу кончиками пальцев, как это всегда делала мать, и достала из заднего кармана джинсов кошелек, развернула его и показала все еще недоумевающему отцу вставленную за прозрачной пленкой фотографию. На ней были брат и сын Арины. Отец ухватился за фотографию, всматриваясь в знакомо-незнакомые лица.

– Сын? – сам себя спросил он, – а это что за малыш?

– Это твой внук, папа, – ответила Арина, – твоя копия в миниатюре…

– Вы все похожи на меня, – опять сам себе сказал отец, не отрывая взгляд от фотографии, – а можно я ее возьму?

– Конечно, что ты спрашиваешь, – удивилась Арина, – это же из нашего фотоальбома…

– Значит вот какие у нас дела, доча… – неожиданно вздохнул отец.

В тот день маленький траулер неожиданно сменил курс на юг, оставляя в противоположной стороне смертельный груз не затонувших контейнеров с радиоактивными отходами, который в какой-то теперь уже не наступившей реальности нежданно должен был вытащить на борт рыболовецкий трал…

Арина пришла в себя в маленькой незнакомой комнате с высоченным подвесным потолком. Напрягая память и чувствуя тупую, тянущую к подушке непреодолимую боль, она внезапно узнала это место. Она находилась в своей комнате, в старой квартире, которую, когда заболела мама, пришлось продать, в попытке ее спасти. Они тогда перебрались в маленькую квартирку из двух комнаток, но маме ничего не помогло… Так что она здесь делает? Дверь открылась, и в комнату вошла встревоженная мать:

– Доца, тебе полегче? – по-прежнему, как в детстве, меняя «доча» на «доца», встревоженно спросила мать.

– Мама, – прошептала Арина, – пора бы научиться прятать свои эмоции, – они у тебя на лице. Я умерла?

– Не говори ерунды, Арина! – мать опять занервничала, – с какой стати? Мы еще выберемся с тобою и всем покажем.

– Ага, – улыбнулась Арина, – головная боль мешала говорить, тело не слушалось, – я брежу.

– Ты очень здраво рассуждаешь, – ответила мать.

– Ты умерла, – перебила ее Арина, – четыре года назад, значит правда, что перед смертью мерещатся покойники…

– Какие покойники?!! – мать была в ужасе. – Я сейчас позову отца, что-то не так. Надо срочно…

Она не договорила, скрывшись в дверном проеме. Через минуту в двери показалась любопытная мордашка сына, он, улыбаясь, кинулся к Арине.

– Мой золотой, – Арина с трудом обняла сына, – а где папа? И ты больше никого не видел… здесь… в этом доме?

– Деда не пускает папу к нам, – деда очень сердитый!

– Кто? – не поняла Арина.

– Деда, мам, деда, – повторил малыш, улыбаясь.

Арина закрыла глаза и тяжело вздохнула, значит происходящее не бред. Какие-то скачки во времени, устроенные Морским Куриным Богом? Получается, что траулер сменил курс и это уберегло их семью… Тогда должно быть другое прошлое, которое она почему-то не помнит…

– Арина! – тихо позвал чей-то голос. Она открыла глаза, у кровати стоял Морской Дух в том же, что и на берегу, обличии и разводил руки в стороны, – издержки производства, понимаешь?

– Что? – одними губами проговорила Арина.

– Память… – пояснял тем временем Куриный Бог, – к сожалению, память заменить не удается, там у тебя и так путаница. Ты уж смирись как-нибудь с этим, а?

– Ну что ж… – прошептала Арина и улыбнулась, – а отец?

– С ним все в порядке, – улыбнулся Дух, – он ничего не помнит!

– Какой странный у тебя порядок, Дух, – уже с закрытыми глазами ответила Арина.

– Доца! – тихо позвала мать, и Арина открыла глаза.

Рядом с кроватью стояли родители, оба живые и здоровые, чуть поодаль, в кресле, расположился Куриный Бог, увлеченно читающий какой-то журнал. Родители его не видели. Арина облегченно вздохнула:

– Ну вот и славно, – прошептала она, морщась от боли, – теперь я умру совершенно спокойно.

Вновь появился малыш и повис на руке деда, тот механически поднял его на руки.

– Арина, – голос отца был твердым и уверенным, таким, каким она его помнила в детстве. – ты можешь сказать мне, что было вчера, или сегодня утром?

– Нет, папа, – Арина попыталась качнуть головой, но малейшее движение вызывало резкую головную боль.

– Не двигай головой, – спокойно сказал отец, – вчера тебе сделали последний укол, поэтому болит голова, через пару дней пройдет. Мы идем на поправку.

– Ничего не помнит! – всхлипнула мать, но отец сердито взглянул на нее: – Вспомнит. Побочные эффекты. Главное, все позади.

– На поправку? Позади? – Арина ухмыльнулась. – Пап, что за бред ты несешь?

– Ты как разговариваешь с отцом? – ахнула мать.

– Ах, да… – Арина улыбалась, – пап, прости, я забыла. Нахваталась всякого по такой жизни. Какая поправка? Даже вон Куриный Бог смеется.

Куриный Бог, или Морской Дух, был явно в приподнятом настроении и чему-то улыбался в своем кресле.

– Ариша, – тихо, с расстановкой сказал отец, – послушай, все действительно в порядке, ты идешь на поправку. Только вот насчет… – отец глянул на внука, довольно сидевшего у него на руках, видно было, что он подбирал слова, – насчет твоего замужества мы поговорим серьезно, когда тебе станет лучше. Я запрещаю впредь решать такие вещи в мое отсутствие, да к тому же я уже больше никуда не уйду.

– Ты оставляешь море? – удивилась Арина, постепенно свыкаясь с неожиданным появлением родителей, – ты разве сможешь, пап?

– Я смогу, – ответил отец, – за меня твой брат по океану ходит. Так что мы с тобой становимся оседлыми, и без моего разрешения из этого дома больше никуда не уходим, договорились?

– Лады! – ответила Арина, – уболтали.

– Да где ты нахваталась этих слов? – удивился отец, с упреком глядя на растерянную мать.

– Больше не буду, – прошептала Арина, – я все время забываю… Неужели мне действительно можно помочь?

– Что-то мы с мамой тебя не понимаем, доча, – нахмурился отец и, взяв внука за ручку, сказал ему: – А ну-ка, скажи маме правду!

– Мама, мы тебя любим, – заулыбался сын.

– Мы тебя любим, – повторил за ним отец, – мы одна семья, как вообще можно сомневаться и думать, что что-то случится, когда есть семья??? Наш парусник непотопляем, доча…

А сидящий в кресле Морской Дух опять развел руки, и словно соглашаясь с отцом, кивнул Арине.