Текст книги "Дрейфовать и странствовать (сборник)"

Судьба

Тяжелый 1993 год полноправно господствовал над летом, над обитателями планеты Земля, над днями и ночами, над кучей пожарищ с неимоверными усилиями русских защитить себя от постоянных кавказских вспышек, медленно перетекающих в конфликты в Молдове.

Молодой человек высокого роста и крепкого сложения, одетый в омоновскую форму, сидел на окрашенной еще весной и не потускневшей пока скамье. Он нервно курил, явно кого-то ожидая, и все время смотрел на часы или на руки. Костяшки некогда длинных и стройных пальцев на обеих руках были перебиты и слушались плохо. Когда Она спросила его, почему у него такие непослушные пальцы, он, не огорчая Ее, сказал лишь одно слово: «Баку», после чего отмахнулся. А сейчас сидел и нервно курил, разглядывая полупослушные пальцы. Маленькая круглолицая бабушка подсела на скамейку, что-то перекладывая в пакете, и, как бы невзначай, обратила свой взор на парня.

– Ну, что, голубчик, знает твоя нареченная, что ты уезжаешь на погибель? – вдруг выпалила старушка, отчего парень замер и внимательно уставился на нее.

– Вы кто? – удивился он.

– Я твоя судьба.

– Кто? – он не поверил и рассмеялся.

– Судьба я твоя, – старушка, наконец, положила пакет и стала изучающе спокойно рассматривать парня.

– А почему такая… такая…

– Старая? – спросила бабушка.

– Ну да, – улыбнулся парень.

– Эх, солдатик, так жизнь твоя под уклон бежит, и молодой я не побыла с тобой. Так-то, Мишенька.

– А… а как вы узнали мое имя? – казалось, это удивило парня сильнее всего.

– Да что ж я за судьба такая, коль имени твоего не знаю… – улыбнулась старушка, – может, не поедешь?

– Куда?

– В Молдавию, или Молдову? – ответила старуха.

– Да как, приказ уже есть, – Михаил стал серьезным, вглядываясь в старухины глаза, – а вы точно…

– Точно, точно… – согласилась бабка, – знать, одной горемычной на Земле будет больше.

– Вы о ком? – парень весь собрался.

– Да вон, девчушка к тебе бежит, тебе она предначертана, да, видимо, не бывать тому. Жаль Катюшку. Убьют тебя…

Михаил рассеянно перевел взгляд туда, куда указала старуха, там действительно, выбежав из-за угла белого каменного здания, спешила Катя.

– Но как вы… – и осекся, старушка исчезла.

– Миш, – прошептала Катя, – а тебе точно надо уезжать?

– Надо, – он уткнулся носом в ее макушку, тяжело вздохнув, – пойдем со мной.

– Куда? – удивилась Катя.

– Пойдем, пойдем!

Квартира была большой, уютной, хозяйка приветливой и ненавязчивой.

– Миша, а может, не надо, а? – Катюша перепуганно смотрела на своего Михаила, но уже тонула в его поцелуях и лишь закрыла глаза, чтобы раствориться в мире бушующих эмоций и ощущений…

Когда он упал, широко открытые глаза с удивлением увидели огромное небо. Какое синее, непривычное, совершенное, прекрасное небо. Жгло в груди, не было ничего слышно, боль затопила сознание, но это небо… Оно потрясало…

Совсем древняя бабушка, отдаленно напоминающая ту старушку, назвавшуюся его судьбой, склонилась над ним, закрывая сухой рукой его рану.

– Потерпи, милый, скоро всё пройдет, – шептала она.

– Судьба? – спросил Михаил одними губами.

– Я, мой хороший, я это. Скоро все пройдет.

– Катя… – прошептал Михаил.

– Ух, и скор ты, касатик, – моложаво усмехнулась вдруг бабушка, – думал, в последний раз, да? Сынка сделать успел. Нет, ты еще поживешь…

– Поживу? – Михаил перевел взгляд с необыкновенного неба на бабушку. Нет, не бабушка, а женщина лет сорока пяти. На маму похожа.

– Поживешь, поживешь, держись, скоро помощь придет.

– Но почему? – шевелились сухие губы.

– Так не конец это, – ответила Судьба, – еще столько битв впереди. Брат твой почти вырос, его Судьба стареет теперь…

Небо резко потемнело.

– Нет, не хочу! – зашептал Михаил. – Брата не трогайте, пацан еще! Не смейте!

Но его никто не слышал, поднимая с земли на носилки, и лишь девушка с Катиным обликом смотрела вслед, невидимая никому, и шептала.

– Судьба это, судьба, судьба…

Синяя роза

Приоткрыв дверь, Марья выпустила пушистого рыжего кота Мартына, и на лестничной площадке увидела свою подругу Катерину. Катюха, сосредоточенно о чем-то думая, звонила в соседскую дверь, где проживала эмансипированная, но добрая старушка Одета Юрьевна. Бабушка была с причудами и иначе, чем «ведьмой на пенсии», не считалась… Иногда Марья заходила к Одете за очередным томиком сказок в твердом позолоченном переплете, для сына Кузьмы. Библиотека сказок у старушки была великолепная, просто невиданная. Многоярусные полки под высокими потолками хранили на себе не одну тысячу уникальных книг. Но Одета Юрьевна к своим сокровищам относилась крайне странно, обозначая оное собрание «пособием по колдовству».

И сейчас Марья с удивлением уставилась на свою близкую подругу, отрицавшую гадалок, экстрасенсов, бабушек-шепталок, и дедушек-ведунов. К Одете Катюха могла прийти только по одному поводу – за ворожбой, или узнать судьбу.

– Ты чего, Кать? – удивленно спросила Марья.

Катя, занятая своими мыслями, испуганно отпустила голосивший звонок и обернулась на Марью.

– Я?.. Ты дома… – Катерина замолчала.

– Кузьма опять сопли из сада принес… Посадила его на день под домашний арест.

– Сидит? – рассеянно переспросила Катя.

– Ага… – Марья хмыкнула, – к Одете удрал, она его какими-то травами поит, да сказки шепчет. А ты к ней?

– К ней… – и тут Катюха громко всхлипнула.

– Ты чего, перестань немедленно! – Марья бросилась к Катерине, и входная дверь с грохотом захлопнулась под порывом ветра.

Катя сразу перестала реветь. Но запричитала:

– Вот только глянь, какие мы невезучие!! Все при нас, а счастья нету. Сколько уже можно это терпеть? И кавалеров куча, и вроде нет никого… И сплошные несчастья! Меня с работы уволили, Кузьма у тебя заболел. Дверь захлопнулась, посреди ноября, а ты в джинсах и майке. Марьюшка, все против нас, все, все!

– Да… – не могла не согласиться Марья, растерянно оглядывая вероломно закрывшуюся дверь, – подожди-подожди, а чего тебя уволили??

– Да шеф мой, – вяло заговорила Катя, – говорит, не соответствую квалификации.

– Ты?? – Марья пристально посмотрела на свою подругу, отличницу с красным дипломом, на чьих талантливых идеях, собственно, и выезжала фирма… – Кать, а шеф – это Вовка? Ты же замуж за него собиралась…

– Ага, но к нам пришел новый сотрудник, – Катин подбородок опять задрожал, – Марья, он такой умный, такой красивый…

– Это Антон-то? – раздался голос за спиной Кати, и Марья, округлив глаза, вопрошающе уставилась на Одету Юрьевну, непонятным образом бесшумно открывшую дверь и, видимо, все слышавшую…

– Антон, – прошептала Катя и осеклась.

– Так и будете в подъезде стоять, перед захлопнувшейся дверью? – опять спросила Одета, поправляя синюю старинную шляпку-таблетку на белокурой голове.

– А вы слышали, да? – почему-то с надеждой в голосе спросила Марья.

– Да откуда? – отозвалась Одета. – я в магазин ходила, вот возвращаюсь, мы с Кузьмой Андреичем конфет к чаю решили приобрести…

– Вот поросенок! – в сердцах прошептала Марья, – совсем обнаглел. А… а… как же тогда… вы про дверь…

– Идемте, девочки, ко мне, ноябрь сегодня кусается, злится, нечисть гуляет. Проблемы честному люду создает, – Одета открыла дверь, и из коридора донесся сладкий запах заваренных в чае трав, – идемте. – повторила Одета, – а то уж тараканы из щелей глазеют и смеются с Марьиного осеннего наряда…

Одета говорила без тени сомнения в голосе, и Катя с Марьей дружно обернулись на белые подъездные стены, в поисках щелей, из которых глазеют и смеются мнимые тараканы. Но то ли тараканы слишком умно замаскировались, то ли щели такие крохотные. Было непонятно и холодно, ноябрьский ветер завывал, его жуткий стон сотрясал подъездные двери, как стеклянные паруса «надувал» окна. Там за прозрачными стеклами носились мокрые желтые листья, срывался снег и обжигающий дождь. Марья передернула плечами и шагнула в проем двери Одеты, следом за Катериной…

В гостиной Одеты пахло поздним августом, началом бабьего лета, вечерними сумерками, скошенными заповедными травами. Убранство комнаты, многочисленные тома книг, старинные, с золотой вышивкой диванчики, круглый стол под зеленым абажуром, сплетенные из лозы уютные кресла вокруг него, затейливые картины в золотистых рамочках, которым нельзя было дать точного стилистического определения, замысловатые скатерти и драпировки, из-под которых Одета с видом фокусника извлекала старинные чашки, розетки с вареньем, расписной самовар с русской куклой, – все это располагало к непринужденной беседе шепотом, в мягких полутонах ленивых эмоций и откровений. Одета зажгла синие с позолотой свечи в подсвечнике и поставила их на маленький аккуратный секретер, украшенный большим телефоном, эпохи царя Гороха. Марья поплотнее укуталась в плед, предоставленный Одетой, еще раз пробежала взглядом по комнате, задержалась на спящем личике Кузьмы, крепко обхватившего ручками рыжего Мартына. Кот дремал, прищурясь и мурлыча. Кошачье музыкальное сопровождение навеивало сонливость, отчего голос Одеты Юрьевны немного искажался, обволакиваясь в волшебную вкрадчивую «упаковку».

– …Вот и воет нечисть, ищет синюю розу, чтобы посадить ее у адского колодца… – заключила Одета подливая душистого чая своим гостьям.

Марья словно очнулась:

– А зачем? – спросила она.

– Что зачем? – не поняла Одета.

– Ну розу синюю у адского колодца посадить надо? – продолжила за Марью Катерина.

– Так это и ребенку понятно, – пожала плечами Одета, – как розу посадят, хаос начнется в сердцах человеческих, смятенье. Безнадежность, раздоры и войны. Самое страшное – про любовь люди забудут…

– Страсти какие, – отозвалась Катя, ее большие, красивые, по-алеутски раскосые глаза цвета переспелой вишни стали еще больше и темнее, – так это нечисть во всем виновата?

– А то, – кивнула Одета, – и Антон твой не Антон вовсе, а нелюдь. По нюху пришел к вам, любовь большую учуял, аспид. Затуманил, заморозил, рассорил. Теперь по свету развеет. Ему от этого только хорошо, рать нечистая от такого каждый раз на версту ближе к синей розе.

– Так ее, что никто не охраняет? – уточнила Марья.

– Охраняют, – брови Одеты нахмурились грустным домиком, – рать богатырская охраняет, как и положено. Богатыри, воины. Напирает нечисть, но каждый раз, когда нелюдь любовь где-то топчет, или ненависть, к примеру, в сердце зажигает человечьем, продвигается рать черная вперед… Слабеет тогда сила богатырская, ой слабеет…

– Ну прям Армия Любви, Одета Юрьевна!! – рассмеялась Марья, и Катюша сердито на нее взглянула, отчего стало ясно – Катерина сказке поверила, и смеяться Марье расхотелось…

– Напрасно ты смеешься, Марьюшка, – Одета горестно поджала губы и кивнула в сторону спящего Кузьки, – вон одна надежда на Кузьму Андреича, обещался, как вырастет, пойдет, сразит рать окаянную… Отца вернет из Сонной башни.

– Откуда? – в унисон спросили подруги.

– Из Сонной башни, – повторила Одета, – там души полоненные спят, ждут вызволения из холодной неволи…

– Ну все, – Марья откинулась в кресле, – папаня драгоценный Кузькин как комета – год на небе видно было, а три уж, как улетел. Да и не помнит Кузьма его, воображает себе. Сбежал папа, испугался чего-то…

– Так уж и сбежал, – покачала головой Одета, – разве от тебя по доброй воле сбежишь?

Марья грустно улыбнулась и поплотнее укуталась в плед:

– Ну, когда я в таком наряде, наверное, нет… Уж больно плед шикарный…

– Да и не плед это, а ковер-самолет, – вздохнула Одета.

– Да? – Марья не нашлась, что ответить.

– Так, ясно, – заговорила Катерина, – вот что, Одета… э… Юрьевна, вы нам изложите свою версию, как розу защитить и нашим помочь. Маршрутный лист хорошо бы и рекомендации на всякий случай. А мы с Марьей сделаем все, что в наших силах…

Марья посмотрела на Катерину, как на сумасшедшую. Но Одета радостно всплеснула руками, подскочила и как юркий волчок завертелась по комнате.

– Сейчас все устрою, голубоньки!! Да неужто нашлись доброхоты!!!

Марья уже волком смотрела на совершенно не виноватые глаза Катерины, а Юрьевна все летала да приговаривала:

– Сила женская, она мужской многократно больше, милые! Против нее мало что устоять может. Сила женская – это сила Земли-матушки. Сила любви, сила материнская… Розу-то пересадить надо будет, да заборчиком рукотворным обставить. От того, какие руки заслон сотворят, тому и роза служить будет. Вы уж не оплошайте, вот! – и Одета протянула Катерине саквояжик, – котомочку собрала в дорогу, не теряйте, пригодится…

Катя решительно поднялась и взяла «котомку», сделанную, видимо, во Франции.

– Марья, пошли…

– Как? И куда? – не выдержала Марья, – в майке пойду?? Или в ковре-самолете, завернувшись???

Одета громко хлопнула в ладоши, и что-то теплое обернулось вокруг Марьи. Марья оглядела себя. Плед весьма оригинально и своевременно превратился в теплую замысловатую рубашку, стоящую весьма дорого… Возразить было нечего.

– А как ковер понадобится, – сообщила Одета, – встряхни рубашку, обратно расстелится… И не бойся, я послежу за Кузьмой Андреичем, со мной он как за каменной стеной! – с этими словами хрупкая старушка подтолкнула Катю в соседнюю комнату, от неожиданности Катерина вцепилась в Марью, и обе буквально влетели туда, где по идее была полуспальня-полубиблиотека…

Падение с полутораметровой высоты на кучу холодных мокрых и пожухлых листьев было более чем неожиданным… Марья огляделась. Катя с тоской смотрела на свои запачканные кожаные ботинки и бывшие белыми Марьины тенниски.

– Катюха мы в каком-то овраге. – прошептала Марья, – а куртку ты забыла…

Марья не договорила, с двух сторон оврага стали подходить люди и молча протягивать руки вниз, предлагая помощь. Катя было потянулась, но Марья неожиданно дернула ее на себя за край свитера.

– Стой!! – закричала Марья. – Кто из них нечисть?

– Марьюшка, что же делать? – прошептала Катя, послушно шлепаясь обратно на дно оврага.

– А я почем знаю? – Марья подняла голову.

На них с интересом смотрели внимательные люди в старинных одеждах.

– Ой, Катюха, – хмыкнула Марья, – одни мужчины, улыбайся! – Катя машинально поправила короткую пышную стрижку. – Только вот какие наши??? – и она громко крикнула: – Гуд монинг, мальчики! Или уже ивнинг, Катюх? – Ну и произношение у тебя, – покачала головой Катя, – сто процентов – тебя никто не понял…

– Так нам это и надо, – прошептала Марья…

Сверху послышались голоса. Незнакомое бормотание слева, с протяжными нотами в низких настороженных голосах, как эхо повторяющих «Гу-ууд мо-оонинх, ма-аальчччикиии…», от которого Катюша с силой вжалась в Марью. И голоса справа: «Нечисть кажись какая-то, бормочет что-то на чужинском, пусть в овраге сидит. Пойдем, робята».

– Куда пойдем? – крикнула Марья. – А нам сказали, что здесь богатыри есть…

Голоса справа замолчали, и через миг крепкие ладони потянулись вниз на помощь…

– Девицы… – удивленно протянул богатырь в блестящей, словно начищенной кольчуге, темноволосый и крепкий.

– Без кос… – сказал второй богатырь, светловолосый, с благородными чертами лица.

– А эта на янычарочку похожа, – нахмурился третий, рыжий и курносый, лет двадцати, указывая на Катюшу.

Катя испуганно взглянула на подругу.

– А ты чего такой рыжий??? – спросила Марья третьего, – шотландец? Или гриб лисичка??

– Алеша, – смутился рыжий, – сын поповий…

– Алеша Попович?!? – Марья обернулась к Кате и рассмеялась, – Катюха, спорим, блондин – Добрыня Никитич, а брюнет – Илья Муромец!

– Ведунья? – спросил блондин, – али ведьма? Знаешь отколь??

– Не смешно, – Марья погрустнела, – интересно, какой умник написал, что рост Ильи Муромца был сто пятьдесят пять сантиметров?

– Это сколько? – спросил зычно Илья.

– Где-то так, – и Марья коснулась лба ребром ладони, показывая «примерные, по ее мнению, сто пятьдесят пять сантиметров.

– Ясно, – отозвался Илья и прищурил глаза, – это нечисть насплетничала.

– Да нет, – подала голос Катя. – преподаватель-искусствовед…

– Тем паче, – ответил Илья… – чьи будете?

– Мы от Одеты Юрьевны, по делу, – вспомнив о цели, сказала Катя.

– От самой Одеты? – изумился Алеша, Илья задумался, а Добрыня пояснил:

– Одета с ангельского – Лебедь. Лебедь Белая, Матерь Русская… Богиня.

– М-да? – Марья хмыкнула, – и живет Матерь Русская, Богиня, кое-как на пенсию…

– Чего? – попытался разобраться Добрыня.

– Да ничего, – Катюша укоризненно посмотрела на Марью, – роза нам нужна, синяя.

– Пересадить хотите? – не поверил Илья.

– Желаем, и как можно быстрее, – ответила Марья.

– А не испугаетесь? – серьезно спросил Добрыня.

Катя с Марьей переглянулись.

– Чего? – хором спросили они.

– На болоте роза цветет, чудище ее охраняет, что в башне у болота живет, – пояснил Илья.

– Болото? – Марья жалобно взглянула на бывшие белые тенниски на ногах.

– Чудище, – ахнула Катюха, и Алеша покраснел под ее испуганным взглядом.

– А вы что ж, богатыри, – заявила Марья, – не можете извести чудовище?

– Не положено, – отмахнулся Илья, – только доброхот, за розой идущий, должен победить чудище…

– Не, ну неправильная у них всех трактовка слова доброхот… – поежилась Катюша.

– Может, отобедать изволите с нами? – спросил, все еще краснея, Алеша.

– Конечно изволим, – быстро ответила Марья, – э… в последний раз трапезничать будем все-таки…

Глаза Кати при словах Марьи стали из больших просто огромными, а холодный ноябрьский ветер завыл с новой силой.

Место, где расположили три богатыря свой лагерь, находилось под развесистым дубом с мощным стволом и могучими ветвями. Под дубом на вертеле жарился кабан, а мальчик в старинной одежде следил за костром и мясом…

– Ну, беги, Васятка, – сказал Илья. – Мы уж сами теперь.

Васятка в пояс поклонился Защитникам Земли Русской, настороженно поглядывая в сторону двух незнакомых девиц:

– А это хто? – не утерпел Васятка.

– Две блэквудские ведьмы, – Марья с деловым видом стала закатывать рукава рубахи, – сейчас будем из тебя пирожки печь…

– Мама!!! – заорал Васятка и дал деру.

– Не поняла, – огорчилась Марья, а Катя рассмеялась, – он чего, дикий?

– Эх, – вздохнул Илья, – почем зря напугала мальца, а может и вправду ведьма?

– Скорей ты не богатырь, – огрызнулась Марья.

– Будет вам, – примирительно сказал Добрыня.

– А что, Одета часто присылает ведьм? – спросила Катя.

Илья покраснел и срочно занялся кабаном. Тем временем Марья открыла саквояж Одеты Юрьевны, и на свет Божий появились бутылка Черного Доктора, апельсины, пачка крабового мяса и пять круасанов с шоколадом.

– Все кончено, – побледнела Марья.

– О чем ты? – шепотом спросила Катюша.

– Одета знала, что обратной дороги не будет, смотри, как на прощанье собрала… Кузенька… – и Марья всхлипнула.

– Ну уж нет! – разозлилась Катя, – будет! Вернемся, сразу к Вовке пойду.

– Зачем? – Марья перестала скулить.

– Скажу, что выхожу за него замуж.

– Да? – Марья обняла Катю, – я так рада за тебя!!

– Чего это вы? – спросил Алеша, раскладывая по большим серебряным тарелкам вкусно пахнущее мясо кабана.

– Да Катюха наконец решила замуж выйти за Вовку, – объяснила Марья, – за Владимира.

Алеша помрачнел и прошептал:

– Поздравляю…

– Да будет тебе, Леха, и на твою долю еще Катюх выпадет! – рассмеялась Марья, а Алеша покраснел опять – Не, ну как девочка, а не богатырь.

После этих слов Алеша словно ужаленный сорвался с места и, вскочив на коня, помчался в холодное осеннее поле.

– И язык у тебя, однако, – покачал головой Добрыня. – Тебе с чудищем из Башни и сражаться. Ты его насмерть уболтаешь. Решено.

– Договорилась… – прошептала Марья.

Трапезничали молча. Изредка перебрасываясь фразами. Богатырей интересовала сказочная даль, из коей девицы прибыли, а девиц местные обычаи и культура… Только Алеша ел молча, понурив голову. Неожиданно налетел ураган, задрожала земля, послышались треск и грохот.

– Ах, аспиды окаянные! – закричал сквозь шум Илья.

– Это что?!!? – в унисон крикнули Катя и Марья.

– Овраг ваш передвинулся еще ближе. Чужинцы где-то еще напакостили, силу или любовь чужую погубили! Пора нам, девицы, вы уж сами дале, нам надобно за границею следить, чтобы ворогу по Руси пройти не дать…

– Хорошие были богатыри, – проговорила Марья. – Ну что, Катюха, будем собираться?

– А идти в какую сторону? – спросила Катя.

– Я знаешь что думаю, пора рубашку снимать. – заявила Марья. – Как ни крути, если это ковер-самолет, то должен знать местные станции назначения и слушаться голосовых команд…

Марья сняла рубаху и встряхнула ее – ковер, красный с золотым узором, гладким толстым полотном лег у ног. Марья разулась и встала на него.

– Катюш, иди сюда.

Катя сняла ботинки и встала рядом с подругой.

– Значит так, – Марья глубоко вздохнула, – ковер-самолет, неси нас к розе синей на болото… Немедленно!!

И ковер неожиданно взмыл в небо, сталкивая подруг лбами и сбивая с ног…

– Чего он так летит? – прокричала Катя.

– Взлет у него вертикальный! – отозвалась Марья. – Ковер! Лети горизонтально, прямо по заданному курсу…

Ковер послушно остановился в воздухе и через мгновение полетел на восток, в сторону бескрайних темных лесов.

Посадка была удивительно мягкой, что называется без рифов, кочек и синяков. Ковер лег аккурат на большой поляне, посреди болота. Метрах в шести через топь торчала кочка, на которой цвела дивная роза, большая, цвета глубокого индиго, с нежным мерцающим сиянием вокруг красивой «короны» лепестков. По другую сторону, на большем расстоянии, чем роза, возвышалась невысокая башня из серого, поросшего мхом камня. Без окон или бойниц, с глухо закрытыми дверями.

– Пошли к розе, – шепотом сказала Марья, – босиком, чтобы чувствовать топь… даже шеста нет.

Подруги осторожно сошли с ковра и ступили в ледяную болотную жижу.

– Мамочки… – простонала Катерина, – хо-лод-но-то как!

– Ид-дем, т-твоя з-зат-тея, – зашипела Марья, – м-мы с т-тобою д-доброхот-ты на с-свою г-голову-у.

Топь преодолели быстро. Роза была высокой, выше метра, росла прямо, гордо.

– И куда мы ее пересадим? – спросила Катя.

– Тут же, на месте, полметра в сторону, там и кочка повыше, и ограду из камушков и земли вылепить можно, – предложила Марья.

– Давай, – согласилась Катерина, – сначала все приготовим, а потом розу выкопаем и пересадим. Меньше мороки так.

Тихо расчищали место для посадки в четыре руки, выкопали большую ямку под корневище. Затем принялись лепить ограду. Оградка вышла невысокой, красивой, украшенной камушками.

– Здорово, – прошептала Катя, и тут же слепленное вручную кольцо из болотной земли заблестело, засияло, переплавляясь в драгоценный желтый металл, и Катя ахнула.

– Смотри, – прошептала в ответ Марья, – твои камни стали голубыми сапфирами, а мои – зелеными изумрудами… Да… Надо у Одеты узнать, к чему это???

– Пойдем розу откопаем, – почти одними губами сказала Катя.

Вначале землю вокруг розы копали быстро, легко откидывая и освобождая корни. Но потом натолкнулись на большой, с кулак Ильи Муромца, корень, и стали работать медленнее, чтобы не повредить чего. И тут, когда роза почти была освобождена, большой корень открыл беззубый рот и заверещал диким голосом, на всю спящую округу… Катя откинула в испуге цветок:

– Чего это она?!! – прокричала Катерина сквозь визг розы.

– Не знаю, – крикнула в ответ Марья, – роза, не мандрагора, а орет, как дикая!! Не бойся ее, отключись, потащили в новую яму…

Рот орущей розе закрыли что называется в прямом смысле – засыпали землей. В яме беспокойный цветок поворочался, повздыхал, попыхтел и заснул, словно успокоенный и умиротворенный, окутывая сиянием пуще прежнего.

– Все, засыпаем яму и домой, – проговорила Марья.

Но не тут-то было. Задул ледяной ветер. Глухая дверь башни с шумом отвалилась, и на пороге показалось чудище, черное, лохматое, мерзкое и страшное… Катя и Марья замерли в ужасе; чудище, поводив носом в воздухе, уставилось на неподвижные две фигуры у розы.

Через мгновение зверюга с сокрушающим рыком неслась через болото к застывшим подругам.

– Все, – прошептала Марья, – закапывай розу, а я пошла…

– Куда?! – не поняла Катя.

– Чудо-Юдо Болотное отвлекать, – обреченно вздохнула Марья и прыгнула с кочки.

Пробежав несколько метров, она остановилась перед ставшим на задние лапы монстром и неожиданно для самой себя заговорила:

– Ты съесть меня хочешь?

Чудище отрицательно замотало головой.

– Розу охраняешь?

Чудище закивало.

– А мы ее только пересадили, чтобы лучше было, нам Одета велела.

Чудище опустило лапы.

– Отпустишь нас?

Чудовище опять не согласилось, но стало на четыре лапы и тихо зарычало.

– Ну хочешь, Катюха тебя поцелует?

Чудище задумалось, но тут раздался вопль Катерины:

– Совсем взбрендила?! – возмутилась Катюха, – я замуж собралась, а ты меня целоваться заставляешь! Что я Вовке скажу??

– Ясно, – проговорила Марья и, обернувшись к Кате, закричала: – Беги к ковру! – Потом, виновато улыбнувшись перед чудовищем, заявила: – Тебе не повезло, Катя тебя не поцелует.

Чудище издало страшный рык и опять поднялось на задние лапы.

– Стой! Стой! – закричала Марья, – уговорил! Я тебя поцелую, только замолчи!!

Чудовище успокоилось и, встав на четыре громадные лапы, вытянуло вперед омерзительную голову.

– Дожила до ручки, – вздохнула Марья и, зажмурившись, чмокнула мокрую протянутую ей морду.

Чудовище запыхтело, как маленький паровоз, и завалилось на бок…

– Сила любви, – заключила Марья, вытирая губы, и тут же рванула к ковру, где ее ждала Катерина. – Ковер!! Летим отсюда на все четыре стороны!

Ковер взмыл вверх и, замерев, начал падать…

– Ты что ему приказала?!! – закричала Катя, – он свихнуться может…

– Вот, Господи, – взмолилась Марья, – ковер!! К Лебедю! К Богине! Елки, к Одете Юрьевне!!!

Ковер завращался, задрожал, завернулся в гигантский узел, в центре которого, визжа, повалились друг на друга Катерина и Марья. Стало жарко, словно горячий ветер августа вперемешку с песком задул сквозь ткань ковра. Мир закружился, рассыпался на звезды и синие розы, и ковер рухнул вниз.

– Господи! – застонала Катя, – как больно, и где мы… В четыре руки развязали узел ковра. В глаза ударил свет зеленого абажура, у ковра стояла Одета Юрьевна с заспанным Кузьмой на руках и счастливо улыбалась.

– Ну вот и все! – сказала она, – скоро Новый Год. Нечисть последнюю с первым снегом повымело. Катя, Вова заходил, ждет, я сказала, что ты в командировке, и обещала по приезду ему руку и сердце… Кузьма Андреевич на другие подвиги теперь собирается, чары Сонной башни мама развеяла, а скоро папа с работы вернется, уже месяц, как ждут…

– Да-а? – вновь дружно спросили Катя и Марья… – а роза?

– Роза? Теперь в безопасности, – и Одета Юрьевна, подойдя к окну, рукой отодвинула тяжелую портьеру, за которой в позолоченном горшке росла высокая синяя роза.

– Красивая, правда? – спросила Одета.

И как бы в подтверждение вокруг розы разлилось великолепное перламутровое сияние…