Текст книги "Женщины президента"

10

Виталий Сушников заметил изменения в своем доме далеко не сразу А когда ему было их замечать?

Сутками на работе…

Сначала он был даже доволен, что Валентина перестала ныть у него над душой и занялась делом.

Однако через несколько месяцев он стал подмечать неладное. Стремление отнюдь не меркантильной и вполне обеспеченной им жены сидеть на работе допоздна, едва ли не ночевать в офисе настораживало. Валентина все слабее интересовалась домашними делами, почти забросила Таньку, полностью сдав ее на руки безотказных, даже обрадовавшихся этому обстоятельству бабушек. Потом Виталий стал все чаще наблюдать нехорошие глаза и скорбно, осуждающе поджатые губы тещи.

Губы сжимались не в его адрес. Этот адресок был быстро вычислен: любимая жена, красотка Валентина, прямо-таки созданная для любви и поклонения…

Виталий легко простил бы ей любые загулы – сам в этом деле не очень чист. Последняя глянувшаяся ему бабенка оказалась на редкость изящной в постели хорошо его понимающей и чуткой на ласки. Ну и что? Это ровным счетом ничего не меняло в его семейной жизни. Поэтому даже если Валентина и отклонится чуток не в ту сторону… С кем не бывает! Все мы живые люди… Валька – баба видная, издалека заметная и неглупая. У дур даже на хорошие романы ума не хватает. А эта если и загуляет, то вернется. Но обычным загулом здесь и не пахло… Надвигалась настоящая беда.

И Виталий задумался всерьез. Начал срываться в телефонных разговорах с женой, а потом наконец заявил, что они почему-то слишком давно отлучены друг от друга как супруги. И ему это перестает нравиться…

– Кто кого от себя отлучил? – рассеянно спросила Валентина. – Это как в детстве: ты первый начал!

Я просто присоединилась к тебе позже.

– Но сделала это чересчур охотно! – заметил Виталий. – Валюша, ты же видишь, как я вкалываю!

Для дома, для семьи! Выматываюсь без остатка… Но если бы ты хоть руку ко мне протянула!.. А ты, мало того что восприняла все как само собой разумеющееся, но, похоже, даже обрадовалась этому! Во всяком случае, мне так кажется…

Честная Валентина не стала отрицать очевидное.

– Тебе правильно кажется! – подтвердила она. – Поскольку я тоже сейчас донельзя выматываюсь, у нас идет момент становления, и у меня нет ни сил, ни времени протягивать к тебе руки!

– Ваш момент становления, по-моему, сильно затянулся! – с нехорошей интонацией заявил Виталий. – Это наводит на некоторые подозрения и размышления! И подходит мне все меньше и меньше…

– Размышляй сколько угодно и подозревай в свое собственное удовольствие! – отрезала Валентина. – Вольному воля! А у меня дела!..

Угораздило же Виталия пристроить жену в эту дурацкую, скользкую фирму «Обольщение» с подзаголовком «Тарасов и Ко»… Вообще-то она именовалась всего-навсего банальным «Шармом», но многие называли ее иначе. И отдать туда свою красавицу Вальку?!. Вальку, возле которой на всех пляжах мира загорелые качки тотчас становились бледнолицыми шалыми братьями, едва увидят ее в купальнике… Да Виталий просто последнего ума лишился, если отпустил ее из дома в эту проклятую бельевую фирму!..

Где сама пресловутая аура, как теперь принято говорить, способствует всякой любовной заразе, заботливо распространяющей вредные флюиды! Это паршивая, грязная среда! Все эти «тонги» и «боксеры», «балкончики» и «пуш-апы»…

О чем же он думал раньше?.. Да ни о чем! Потому что раньше на его строгую красу ненаглядную никакие атмосферы не действовали. Он хорошо изучил свою правильную красавицу, не поддающуюся влияниям. Она всегда жила сама по себе, чуточку отстранение, неподвластно… И вот вам пожалуйста…

Теща горько поджимала губы…

Что случилось с его тихой, размеренно и продуманно живущей, такой уютной и домашней Валентиной?!.

* * *

Первый камень в эту тихо дремлющую заводь, как ни странно, бросил Роман, популярный фотограф, специализирующийся на съемках топ-моделей в купальниках и пеньюарах. Его знали все фирмы по продаже женского белья. Вечно обвешанный аппаратурой и юными, подающими большие надежды модельками, желающими потрудиться во славу нескольких эфемерных кусочков ткани. Роман в неизменных джинсах, кроссовках и легкой курточке производил впечатление никогда не унывающего профессионала-работяги, не обращающего внимания на характер своей деятельности. Полураздетых моделек он воспринимал как липы под окном своего дома и спокойно объяснял костром горящей от его разъяснений молоденькой секретарше Тамаре:

– Ты меня попусту не разыскивай! Дома я почти не живу, а мобильник часто блокирован, поскольку снимать сиськи-письки и одновременно трепаться по мобиле я не в состоянии. Это сложновато даже для такого корифея, как я! Сам буду выходить на связь каждый день, не психуй! Шефу нежный привет! Пусть обзаводится новыми трусишками! Я девок во всей его коллекции уже раза по три отщелкал!

Именно Роман, заявившись однажды по делам к Тарасову, неожиданно впился глазами в Валентину.

– Вы прятались от меня раньше? – с любопытством спросил он, окинув Валю оценивающим взглядом фотомастера.

– Я просто здесь не так давно, – попыталась оправдаться Валентина, не понимающая сути вопроса.

– Ну и ну! Да вы просто находка! – продолжал Роман, все так же назойливо изучая Валентину. – Вот вас и надо снимать! Темка! – закричал он, распахивая дверь в кабинет президента. – Ты что же скрывал от меня такую роскошную женщину?

Секретарша Тамара смотрела с завистью, Жанна подарила Валентине ненавидящий и одновременно переполненный лаской взгляд. Соединить несовместимое удавалось только ей.

Президент с Юлей вышли из кабинета на молодецкий зов Романа. Им хотелось посмотреть, кого же они скрывали и прятали. Сразу заметив истекающую «симпатией» и «добротой» Жанну, Юлька привычно хихикнула, а потом с интересом взглянула на Валентину.

– А я Сушечке не раз говорила, что ей нужно демонстрировать наше бельишко! – с ходу заявила разговорчивая Юля. – У нее фигура!.. – Девчушка выразительно закатила глаза и скрестила пальцы за спиной. – Вы бы только посмотрели!

Мужчины явно не возражали немедленно посмотреть. Президент даже ради этого с трудом оторвал глаза от пола.

Валины каблуки приросли к паласу, она так растерялась, что была не в силах прервать не в меру и не вовремя разболтавшуюся Юлию Леонидовну.

– Не красней, Валечка! Мужики на улицах всегда задают ей один и тот же неоригинальный вопрос:

«Девушка, разрешите с вами познакомиться?» У нее пятый номер! Глаза как Тихий океан! А талия – шестьдесят семь!

И Юлька эффектно вытянула вперед свои ладошки, увеличивая ими свои невеликие грудки до Валиного размера.

– Так что вам, Роман, я думаю, – деловито подвела Юля черту под разговором, – очень стоит нащелкать с Валюши разных отпадных фоток и показать где надо!

Только обязательно в белье, которое мы продаем!

Роман хмыкнул:

– А как же иначе?

Похоже, что вопрос был решен и согласован за несколько минут, мнением Валентины по этому поводу никто не поинтересовался.

– Вы что?.. – наконец прошептала Валентина. – Вы.., с ума сошли?!

И бросилась вон из приемной, задохнувшись слезами обиды. Ей казалось, что еще никто никогда не унижал и не оскорблял ее сильнее и страшнее. Юлька в испуге кинулась за ней.

– Я увольняюсь! – закричала ей в лицо Валентина судорожно хватая чистый лист бумаги для заявления. – И провалитесь вы все здесь пропадом с вашим бельем!

– Сушечка, прости меня! – вдруг громко заревела, очевидно за компанию, Юлька. – Я такая дурная и часто несу настоящую околесицу! Но ты мне очень нравишься! И ты вправду очень красивая!

И умная, образованная! Ты так здорово придумываешь и пишешь свои рекламки! – Она по-детски горько и чуточку завистливо вздохнула сквозь слезы. – Не бросай нас! Я не хочу, чтобы ты ушла!

Пусть лучше Жанка уволится! Давай ее вместе выгоним!

– Уволится она, как же… – пробормотала Валентина, вытирая мокрые щеки. – Дожидайся… И потом, она хороший работник…

– Стерва она хорошая… Ура! Ты меня простила! – завопила Юлька, схватила Валю за плечи и прижалась к ее груди хлюпающим носом. – Мы с тобой опять друзья! Правда? Будем снова вместе курить! Можно, я все расскажу А-эм-тэ? Он ведь тоже жутко расстроился!

И, не дожидаясь Валиного согласия, вылетела в коридор. Огневушка-поскакушка… Русский продукт.

* * *

Бездельничать у Тарасова было невозможно. Он всегда отлично чуял нехорошие и ненужные ему праздники ничегонеделания и непослушания и моментально их пресекал.

– Он чувствует, если запахло бездельем! – смеялась Юлька.

День за днем президент становился все жестче и неразборчивее в своих решениях и методах. Большинство сотрудников задерживались у него в фирме всего на месяц – установленный им испытательный срок. Боевое месячное крещение оказывалось слишком боевым.

Тарасов никогда не задумывался о том, что Юлька с ходу легко заразилась его опасными настроениями: ей нравилось его копировать и ему подражать. Она быстро усвоила, что люди вокруг – марионетки, с помощью которых можно и нужно делать деньги, это автоматы для производства денег, не более того… Два человека жили чувством неограниченной власти, многократно помноженной на жестокие в своем проявлении комплексы.

Если бы президенту кто-нибудь намекнул, что вокруг него живые люди, которым тоже нужно есть, отдыхать, любить, растить детей, просто жить, в конце концов, а не только добывать для своего президента валюту, он бы изумился по-настоящему Живые люди?.. Дурная фантазия!.. Мертвые души!.. Они не имеют права на настроения. На это права выданы только ему самому и Юльке. И еще, может быть, Валентине… Но это еще очень может быть…

Президент не понимал, что чересчур ярко ежедневно демонстрирует всем свое тяжелое душевное состояние, отыгрываясь на окружающих за личное семейное несчастье. И это очевидность, которую куда лучше бы скрыть, чего он делать не умеет.

Тарасову никто не сумел объяснить психологических особенностей, тонкостей отношений с людьми и подлинный смысл нового российского строя. Президенту понравилось воплощать дикий капитализм в России. Русский продукт…

Недавно шеф убрал новую менеджершу, поставив ей в вину ошибки в письмах: она несколько раз подряд перепутала адрес фирмы, а для фирмы это почти смертельно – клиенты обязаны владеть точными координатами.

Узнав причину увольнения, секретарша Тамара ахнула и вскочила со стула.

– Эти письма писала я… – прошептала она. – Это мои ошибки… Менеджер только подписывала…

Я пойду скажу..

Юлька удержала Тамару на пороге в кабинет президента.

– Ты все равно уже ничего не исправишь! Поздно! Дама уволена с концами! Решение окончательное и обжалованию не подлежит! – заявила она. – А себе только навредишь! Сиди и работай! Не вмешивайся в процесс!

Бледная, потерянная, невмешавшаяся Тамара опустилась на стул. Юля была права…

Президента боялись, перед ним трепетали, робели, терялись… Прекрасное исключение составляли лишь две юные леди: исполнительный директор и первая помощница.

* * *

Жанна приехала завоевывать Москву из небольшого приволжского городка. Может быть, она никогда бы не покинула свою красивую древнюю малую родину, но она была слишком мала, и здесь чересчур быстро распространилась весть о нехорошем разводе Петровой.

Она служила в мэрии, занималась коммуналкой, ее знал почти весь город, за исключением неразумных младенцев в колясках. Поэтому она стала срочно искать какой-нибудь приемлемый выход. А выход чаще всего один – поспешное бегство. Жалко было оставлять маму, работу, дом… Но ничего другого Жанне не оставалось.

Она выросла в странной семье и даже не могла сказать самой себе, любила ли ее когда-нибудь, была ли к ней привязана хотя бы в детстве или всегда только стыдилась и почти ненавидела. И давно хотела ее бросить.

Жаннина мать работала водителем троллейбуса, обожала свою работу, свой парк и отличалась курносой розовой миловидностью и удивительной безмятежностью и безотказностью. Она не пропускала мимо ни одного мужика. Поэтому в семье, где мужчин отродясь не водилось, росло пятеро детей – абсолютно друг на друга непохожих, от разных отцов, которых они никогда не видели, хотя, вполне вероятно, не раз встречали на улицах родного невеликого городка. Зато отчество младшие Петровы носили одинаковое: мать всех подряд упрямо записывала Александровнами и Александровичами.

У Жанны было две старших сестры и два младших брата – дружный и большой коллектив, по негласному уговору отцами и собственным происхождением не интересовавшийся. Рассматривая свое плосковатое лицо в зеркало, Жанна подозревала о личных азиатских или, возможно, ямальских кровях, но молчала на эту тему.

Не задумывающаяся о морали и принципах мать начинала каждое утро с исполнения своей любимой песни Александра Серова под говорящим названием «Ворованная ночь». Этот хит Жанна тоже возненавидела. Когда догадалась, чем он так прельстил ее мать.

Вячеслав ушел от юной, высокой и обольстительно фигуристой жены Жанны к секретарше мэра.

И ладно бы была молодая, свеженькая, хорошенькая… Так нет! Он выбрал бабу старше себя на четыре года, с тяжелым, кирпичным задом, коротконогую и с мужским голосом. Крокодил крокодилом! Правда, природа подарила крокодилу дивные, незабываемые, темные очи. Что вынуждена была признать даже Жанна, оставленная ради этих прекрасных глаз…

Объяснил Славка все очень просто: во-первых, у них нет детей – а он мечтает о ребенке! Как будто толстуха пообещала ему богатыря к исходу сентября!

Как в сказке… А во-вторых – не это ли самое главное? – Жанна в два счета превратила его жизнь в ад.

Славка не стеснялся об этом всем рассказывать.

По смешному совпадению фамилия секретарши тоже была Петрова. Даже менять ничего не пришлось. Но Петровых на Руси много. Зато мэрия в небольшом городке только одна…

Случайно подвернулось место в Московской академии управления. Жанна бросилась за помощью к мэру. Он проникся состраданием, посетовал насчет сложности ситуации, выразил сочувствие… Он вообще ее всегда жалел – красотку полусироту из бедствующей многодетной семьи. И отправил Жанну учиться в Москву. Получать второе высшее образование.

Петрова, девка очень толковая и центростремительная, обладающая немалой пробивной силой, – уже тогда она схлопотала себе прозвище «интенсивная» – легко выбилась в число лучших студентов. Но вот учеба стала приближаться к концу – замаячило неясное будущее… Возвращаться домой ох как не хотелось! Тем более что за это время у Славки на Волге, как ни странно, родился сын…

Ни о разводе, ни о своей сомнительной семье Жанна в Москве никому никогда не рассказывала.

Осмотрительная, она старалась лишних ошибок не совершать. Правда, иногда ненадолго задумывалась о том, почему она до сих пор одна. И почему не стала рожать Славке дитя. Ведь муж просил ее об этом…

А ей казалось, что все еще впереди, куда ей спешить-торопиться, зачем себя связывать по рукам-ногам лишними заботами-тревогами? Она всегда успеет насладиться ими в полной мере. Не успела… Все пробежало стремительно, дни оказались намного короче, чем Жанна рассчитывала, счастье, в которое она верила, вообще тут же показало хвост, подразнило и исчезло за ближайшим углом, как воришка-карманник, выудивший последнюю мелочь…

Правда, несколько первых лет в Москве Жанна упивалась своим торжеством: она все-таки выиграла, вырвала победу, переплюнула всех своих убогих горожан, по утрам плетущихся на службу в позабывшие о ремонте конторы… А по воскресеньям важно прогуливающихся с безвкусно принаряженными детьми по главной, изуродованной грузовиками улице… Убогое зрелище! Какое везение, что Жанна теперь очень редко наблюдает эти красно-зелено-розовые процессии.

Мать писала раздражающие бесконечными ошибками – в родном городке «каждый пишет, как он слышит», – полные любви и ласки длинные письма, на все лады радовалась и гордилась дочерью, самой умной и удачливой своей средненькой… Братья-погодки собирались в военное училище. Старшие сестры благополучно вышли замуж и жили на соседних улицах. Сестренки никуда не рвались и не стремились, только ублажать по вечерам мужей-водителей (мать сосватала) горячим супом, а ночью – в согретых верностью постелях да растить детей, Круглых троечников, постоянно хватающих то бронхит, то ветрянку, то грозные учительские замечания в дневниках.

И вот теперь возвращаться домой после учебы в академии?! Да на какую роль?! В качестве кого?! Что она будет делать в любимом городе с таким дипломом?! Повесит его на стенку в деревянной рамочке, любовно купленной матерью, и пойдет в ту же самую мэрию любоваться каждый день на Славкину кирпичнозадую жену и принимать вечно недовольных своим жильем горожан? А как можно быть им довольным?! Этими разваливающимися под слабым волжским ветерком домами-конурками, где подчас в замызганные клетушки набивалось по семь-восемь человек?.. Они еще просят чего-то!.. Поменьше бы рожали!.. Наплодили детишек – не продохнешь!

А теперь всюду строят лишь одно элитное, дорогое жилье для приезжих с Кавказа. Иначе любой городской бюджет лопнет по швам.

Жанна всерьез забеспокоилась. Она не мечтает возвращаться на свою малую родину Ну ее в болото!..

– От скромности я не умру! – любила честно характеризовать себя Жанна.

Самым счастливым ее воспоминанием остался серый, спроектированный и слепленный когда-то на скорую руку страшно торопящимися архитекторами и строителями, кривоватый по жизни и рассыпающийся сейчас от времени и долгих лет безремонтного существования вокзал ее родного городка. Тот незабываемый, забросанный окурками и обертками от конфет, с вечными лужами перрон, где робко помахивала крепкой, несмотря на возраст, ладошкой невеселая мама в платочке немыслимого цвета. Тот проваливающийся, опасный, грозящий дырами и ямами перрон, от которого наконец лениво, неохотно оторвался поезд, навсегда увозивший Жанну в Москву. Навсегда – это безвариантно, именно так, и никак иначе… Это поезд давал ей последний шанс…

Как бы так извернуться и остаться в столице, найти здесь работу, снять жилье!.. Помочь вызвался один из преподавателей, видный экономист, плененный умом и достаточно яркой внешностью Жанны, у которой в Москве появился даже некоторый вкус. Не просто вкус к жизни – он у нее всегда имелся, но и небольшой, вполне пристойный вкус в одежде и макияже. Хотя слишком придирчивый знаток и ценитель отметил бы слишком жирную подводку глаз, чересчур густые тени, неумеренную зализанность прически, демонстрирующей излишнюю строгость… Но это не каждый разглядит.

Экономист мягко посоветовал Петровой соглашаться пока на любую работу – позже она разберется, что к чему! И через Настиного отца направил Жанну к Тарасову.

Так они познакомились.

Жанна сняла не очень дорогую однокомнатную квартиру в Текстильщиках и продолжала завоевывать столицу, а теперь еще и своего президента. Со столицей дело обстояло куда проще.

11

Девятнадцатилетие Юли Артем решил отпраздновать в ресторане.

Утром ей преподнесли от фирмы роскошный, чуть ли не с нее ростом, букет, который не помещался ни в одну вазу, и пришлось срочно искать большую банку. В два часа президент увез Юлю с собой на машине.

– Если что, звоните на мобильный, – сказал он Жанне. – Я до завтра работаю с клиентами.

Жанна кивнула и понимающе улыбнулась. Свои сотовые они все равно через час дружно заблокируют. Как бы ей половчее разбить этот междусобойчик? Она высокая, статная, длинноногая… И должна быть удачливой в любви. Но на любого мужчину она не согласна…

Жанна приехала в Москву с единственной целью: подчинять и властвовать. И столица на первых порах буквально осыпала ее своими дарами. За эту запросто доставшуюся ей победу Жанна презирала большой, бестолковый город. Подсознательно ей хотелось унизить его, как унижают человека, терпеливо сносящего любые оскорбления. Этот город по частям распродавали, забрасывали пустыми коробками, грязными газетами, разорванными пакетиками презервативов и рекламными листовками, предлагающими снежно-белые зубы, элитные дома и месть злыдням-разлучницам, отважившимся увести законного мужа «от жены, от детей»… Его отдавали на откуп откормленным владельцам и строителям новой богатой жизни, а заодно киллерам и их друзьям из ближнего зарубежья.

Жанна не любила Москву и не знала ее, просто не желала знать. Она никогда не бродила узкими, изогнувшимися лентами старыми улицами – а вы еще помните, как шелковые банты цепко держались на тугих косах столичных выпускниц, неслышно ступающих тут июньскими недремлющими ночами после выпускных балов? Когда-то очень давно и совсем недавно… Юноши и девушки разбредались от Красной площади по двое, стремясь укрыться именно в этой блаженной, многовековой тишине…

Нитками извивались маленькие переулочки, измученные пылью и страдающие от иномарок, которые смотрелись здесь как стиральные машины «Занусси» в чуме коренного жителя полуострова Ямал… В этих закоулочках майская трава без всякого труда, нежно и ласково, в короткие часы пробивала асфальт, чтобы настойчиво заглянуть в серо-зеленые лица прохожих, озабоченных неотложными делами, и безуспешно попытаться заставить обратить на себя внимание, В этих двухметровых в ширину переулочках стояли бывшие особняки – каменные и деревянные. Они еще кое-где сохранились, молча и преданно навсегда впечатавшие в свою память образы, лица, звуки…

Слова и движения, детский смех, поцелуи и отчаянный, надрывный женский плач…

Но Жанна не интересовалась подобной сентиментальщиной. Как и многие другие. Она не дурочка из переулочка…

Зато она хорошо знала все рынки Москвы – жить-то надо! Один раз поплавала летом по реке на катерочке и погуляла в Парке культуры. И в Большом театре была, и в Ленкоме – даже два раза! И наблюдала Москву с высоты Воробьевых гор, не подозревая, как осенью колдовски-медленно, в ритме танго, кружатся в холодеющем, жестком воздухе кленовые, маскирующиеся под песок листья, опускаясь на дорожки, разбегающиеся под площадкой, густо облепленной туристами. Как пахнут эти листья – горечью и прохладой отгоревшего лета, коротенького, как детская память, но всегда упрямо возвращающегося, словно имя твоей первой любви…

Но наполеоны всех мастей, возрастов и народов никогда не интересовались красотой завоеванного города. Он пал – и да здравствует завоеватель!..

Город… Подумаешь!.. Что это такое?.. Жанна усмехалась.

Впрочем, сначала он ей даже понравился. На какое-то короткое время влюбил в себя и затянул в суету и непривычный ритм, избаловал поездами метро и вкусным мороженым на каждом углу Жанна лизала вафельные стаканчики и осматривалась вокруг. И довольно быстро хорошо осмотрелась, Грязные дома да пыльные проспекты… Разбитые мостовые… Настырная реклама… Опасные темные дворы и подъезды… А еще казино, бары, рестораны, парковки дорогих, искрящихся округлыми боками авто и крутенькие молодые бизнес-мужи… К сожалению, мужи чужие. Хотя нацеливались на них многие. Это действительно лакомый кусок, который ой как нужно отломить для себя!

Недавно новая иногородняя менеджерша Нина умоляла найти ей мужа-москвича с квартирой. Ниночка была крупноглазая девочка с большой, красивой грудью, всегда выставленной напоказ в боевой готовности – товар надо показывать лицом! – но странно и нехорошо контрастирующей с бесцветной мордашкой. Пышная Нинина грудь могла растревожить души многих, но, видимо, не настолько, чтобы отдать в Ниночкино распоряжение столичную жилплощадь, выраженную в строго определенных квадратных метрах. Нина страдала от непонимания и мучилась от личной нереализованности. Жанна тоже.

– Девочки, мне все равно какого! – твердила Нина. – Лишь бы можно было к нему прописаться!

А дальше я сама разберусь!

– А если алкоголик? Судимый? Страшный, зеленющий и заплесневелый, как коряга болотная? – с детским интересом выспрашивала Юлька.

– Девочки, мне совершенно все равно! – повторяла обездоленная провинциалка. – Лишь бы с квартирой…

Но Жанне было далеко не все равно.

* * *

В «Метрополе» Юлька никогда не была, поэтому, заложив руки за спину, оглядывала дневной полупустой зал с младенческим неуемным любопытством.

Чуточку позже ее внимание переключилось на стол, заставленный всевозможными закусками.

Два элегантных седовласых грузина, сидящие в темном уголке, внимательно, со знанием дела, присматривались к Юльке. Но, увидев угрюмое лицо огромного Тарасова, не сулящее ничего хорошего, мгновенно сменили объект наблюдения. Юлька их словно не заметила.

– А как ты будешь пить за мое здоровье? – спросила она. – Ты же за рулем!

– Один глоток, – пробормотал мрачный Тарасов. – Я вообще не люблю… И рестораны тоже…

Только ради тебя!

– Мне нравится эта формулировка! – объявила Юлька, с аппетитом набрасываясь на семгу. – Не хмурься! Ты вообще – золотой муж! Не пьешь, не куришь, все деньги – в дом… Ух ты, какой салатик!

Шик!.. И дочку любишь!

Артем возражать не стал, хотя Настя подобную точку зрения никогда не разделяла.

– Почему ты ничего не ешь? – Синеглазик быстренько и со вкусом опустошила две тарелки.

– Не хочется… – вяло пробурчал Артем, не отрывая от нее глаз. – Можешь съесть и мои порции…

– А зачем же ты тогда заказал на двоих? – укорила экономная Юлька. – Обошлись бы меньшим количеством… Съешь хотя бы вот это! – И она подвинула Артему черную икру – Давай я сделаю тебе большой, отменный бутерброд! Ты здорово обленился и действительно привык есть лишь из моих рук!

Она недалеко ушла от истины. Привык… Прикипел намертво… Он рассматривал увлеченную едой Юлю так, словно встретил ее сегодня утром. На площади Белорусского вокзала… Будь же она благословенна во веки веков!

– Ты знаешь, – сказала Юлька с набитым ртом, – я, вероятно, всю жизнь голодала и теперь словно отъедаюсь за прошедшие годы! Кормежка здесь блеск!

А может, это у меня чисто нервное!

– То есть? – не понял Артем. – Тебя что, дома не кормили? Вроде у вас была далеко не нищая семья…

– Дело не в этом! – махнула рукой Юлька. – Просто там никто никогда не обращал внимания на завтраки и обеды! Считали жратву унижающей человеческое достоинство темой. У нас часто был совершенно пустой холодильник. Но мои дорогие родственники лопали на работе, а что делать было мне? В школе, правда, кормили, но мне всегда не хватало… А когда я вышла замуж, то уже так привыкла к полуголодному существованию, что учиться готовить было лень.

Только вот немного с тобой… Намазался «Нивеей фо мен»? Тоже ради меня? Пахнешь здорово!

Юля взглянула на Артема и замолчала, проворно уничтожая второй крабовый салат.

– Родственники с утра обзвонились! – доложила она через две минуты. – Поздравляли, желали, целовали… Брала трубку даже молодая жена отца и лепетала по-английски: happy birthday to you. Я рассыпалась в благодарностях так усердно и долго, что просто язык опух! Как всегда, спрашивали, когда я к ним вылетаю. Интересовались числом и номером рейса…

Юлька хихикнула. Число тарелок с едой на столе стремительно уменьшалось. Артем любовался бодро и без остановки жующей девчушкой.

– Смотри не объешься! – предупредил он. – Потом будешь жаловаться на живот!

– Не волнуйся! Живи с улыбкой! – успокоила его Юля. – Во всяком случае, к тебе со своим животом я приставать не буду. – И она поставила перед собой горелку с большим антрекотом.

– Ну, кажется, ты наелась надолго… – наконец хладнокровно заметил Тарасов, оглядывая сильно опустевшее возле Юли белоснежное скатертное пространство. – Едем?

– Ты что?! Как это – едем?! – изумленно протянула Юлька. – А мороженое?!

Президент усмехнулся:

– Ах да, прости! Совсем забыл! – и щелкнул в воздухе пальцами, подзывая официанта.

По пути к Юлькиному дому они встретили свадьбу. Юля недовольно исподлобья осмотрела дурацкие ленты и кукол и насупилась.

– Плохая примета! – пробурчала она и достала сигарету.

– Кнопка, – усмехнулся Тарасов, – а ты, оказывается, суеверная! Я не верю в приметы!

– Не веришь – и не надо! – пробормотала Юля, закуривая. – Я и без всяких примет знаю все наперед…

Президент покосился на нее и промолчал.

* * *

Поздно вечером Настя неожиданно опустила ладони ему на плечи. Артем оторвался от чашки кофе и удивленно взглянул на жену Что еще за новый непредвиденный момент обольщения? Вот уж некстати…

– Я тебя редко вижу… – сказала Настя.

Артем хмыкнул: это правда!

– Ты слишком много работаешь…

И это верно…

Продолжения Настя, видимо, придумать не сумела, поэтому замолчала в растерянности. Артем со странным для него самого интересом ждал, как родная жена собирается соблазнять его дальше. И дождался… Буквально вытянул из жены необходимые ему слова.

– Я соскучилась без тебя… – пролепетала Настя и полыхнула, как яркое, предзакатное солнце.

Артем допил кофе. Жена могла бы купить сорт и получше.

– А как поживает твой радикулит? – вежливо справился он.

– Да я уже давно забыла о нем! – радостно сообщила Настя. – Когда это было!

– Видишь, а ты боялась доверить мне свою спину! – заметил Артем. – Неужели тебе нравится быть со мной в постели? Только не ври и не сочиняй опять про свою скуку без меня! Сегодня не первое апреля!

Ты тоскуешь не без меня, а просто потому, что вообще никого нет рядом. Я неодушевленный предмет.

Ты ошиблась во мне когда-то… По молодости, по неопытности, по глупости…

Он пристально взглянул на жену. Она снова залилась румянцем.

– Но… – неуверенно попыталась она возразить.

– Вот пожалуйста, ты сразу начала с «но», хотя обычно им фразу заканчивают! Например: «Я очень люблю Артема Тарасова, но он напоминает мне глыбу январского льда!» Айсберг в океане! Еще одно утро в Арктике, где для разнообразия пьют кофе без кофеина! Настена, дверцу холодильника надолго не открывают! Его надо держать закрытым. А муж, увы, совершенно не похож на зиму, которая потрещит себе морозами, потрещит, да и уйдет благополучно восвояси! Наше кофепитие действительно затянулось!

Он понимал, что это хамство: в конце концов, Настя никакого зла ему никогда не причиняла, но… Им всегда заканчивают фразу.

– У тебя появилась женщина… – утвердительно сказала Настя.

– Появилась, – внезапно для себя охотно согласился Артем. – Ты мыслишь в правильном направлении! Работает в моей фирме. Красотка из какого-то маленького городка. Не помню, как он там прозывается… Кострома или Ульяновск…

А может, Ярославль… Моя первая помощница во всем. Жутко образованная баба и коммерсантша по натуре! С двумя высшими образованиями! Собирается в аспирантуру… Банальный, заурядный служебный роман, растиражированный Рязановым. Да где еще встретить свою нечаянную любовь, если не на службе?..

О привокзальной площади он, конечно, умолчал.

Почему он вдруг назвал Жанну? Не поддается никаким объяснениям… Глупо до крайности… Одна ложь родила другую, такую же бессмысленную и жалкую… Он сам себе был противен. И на глазах превращался в плейбоя. Он изолгался, исподличался… Так что стоит ли идти на попятную?.. Но как же его работа?.. Влиятельный тесть?.. Дочь, в конце концов?!.