Текст книги "Кумите"

Об этом Сергееву рассказал его тренер Валерий Николаевич. Тогда Юрий спросил, откуда тот так много знает о триадах. Понурившись, тренер ответил, что многие его ученики пошли по этому черному пути. Он не уточнял, кто именно. И вот теперь…

На руках Качалова были татуировки, он их видел! После слов Виталика Юрий отчетливо вспомнил это. Татуировки… Он вспомнил и слухи, настойчиво ходившие среди спортсменов, о том, что некоторые бойцы из клуба «Путь тигра» связаны с триадами. Порывшись в ящиках, нашел маленькую помятую картонку – визитку клуба «Путь тигра» с адресом.

Потом пришло утро. И Сергеев решил поехать домой к тренеру, по дороге думая о том, что несмотря на столько лет знакомства, почти ничего не знает о его жизни.

По центральным улицам ехать было тяжело, везде были пробки. Юрий не торопился, двигался медленно, рассеяно поглядывая по сторонам. Он остановился возле какого-то поворота – впереди уже вырисовывалась очередная небольшая пробка, как вдруг в зеркале заднего вида заметил что-то странное. Это был черный автомобиль с наглухо тонированными стеклами – дорогая иномарка, совсем новая на вид.

Сергеев вдруг понял, что видит эту машину не в первый раз. Напрягая память, он вдруг вспомнил, что видел ее на повороте с проспекта десять минут назад. И раньше, когда лавировал в узких переулках центра… Эта машина какое-то время следовала за ним. И это открытие удивило и встревожило Юрия больше, чем он хотел бы себе признаться… Возможно, он и не обратил бы внимания на нее, если б не выстрелы в переулке и мысль, не дающая покоя, что кто-то очень хочет его убить…

Разглядеть, кто сидит за рулем машины, было невозможно. Останавливаясь каждый раз на светофоре, Сергеев и так и сяк крутил зеркало заднего вида, однако видел лишь то, что черный автомобиль как приклеенный неотступно следует за ним.

Потом мелькнула мысль, что среди белого дня, да еще в такой оживленной части города, в него не станут стрелять. Но все равно – это навязчивое преследование не сулило ничего хорошего. На лбу Юрия выступил холодный пот. Он решил изменить маршрут, как смог, стал петлять по городу, из переулка в переулок… Но толку от этого было мало – шофер машины преследователей знал город так же хорошо, как и он.

Сергеев понял, что петлять долго и в закоулках становилось опасно – стоит только попасть в глухое место, как по нему откроют стрельбу. И когда он это понял, у него задрожали руки. И было очень сложно удержать руль в дрожащих, мокрых от пота руках. У него был только один шанс – держаться там, где много людей и машин.

Используя этот шанс, Сергеев въехал на скоростное шоссе Клеверного моста. Черный автомобиль увеличил скорость и выехал на соседнюю полосу. Теперь он находился совсем рядом с ним. Вскоре они поравнялись и двигались бок о бок – как в дурацком триллере. Юрий попытался съехать на другую полосу, но сделать это было невозможно.

Впереди показался Клеверный мост – самый отвратительный мост по транспортным развязками в городе. Внизу, под ним, проходило бетонное скоростное шоссе – Киевская трасса. Юрий вдруг понял, что сам загнал себя в ловушку и что черный автомобиль теперь не преследует его, а ведет. Ведет на мост – единственную дорогу… Именно поэтому преследователи и ехали совсем рядом с ним.

Оказавшись на мосту, Юрий опустил глаза вниз. Бетонное покрытие, мелькавшее меж колесами, внушало мало оптимизма. Засмотревшись, он не заметил, как черная иномарка быстро пошла на сближение. И очнулся, ощутив страшный удар в бок. Сделав резкий разворот, черная машина снова ударила его в бок с такой силой, что у него лопнуло лобовое стекло. На руки посыпались осколки. Сергеев крутанул руль в сторону, не замечая, как стекло впивается в кожу, и с огромным трудом удержал равновесие. Но преследователи не собирались сдаваться. Он понял их намерение – его машина балансировала на крайней полосе моста. Чуть вправо – и он рухнет вниз, пробив невысокое металлическое заграждение. Его пытались сбросить с моста. Он это четко понимал. Если его столкнут, это будет означать несомненную смерть. Падать с такой высоты и выжить – нет шансов, это он понимал.

Снова – удар. Грохот, скрежет метала. От боковых стекол остались острые осколки. Удар заставил Сергеева еще больше приблизиться к ограде моста. Колеса его машины заскрежетали по бетонному основанию металлической решетки. Из последних сил он развернулся в сторону убийц, но следующий удар был почти в лоб… Он понял, что долго ему не удержаться…

Взгляд машинально упал на спидометр – 150 км в час. Он так пытался избавиться от погони, что не обращал внимания на скорость. Услышал сзади чей-то крик. Все машины остались далеко позади. Он не видел и не слышал ничего в этом чудовищном поединке со смертью…

В этот раз точно будет конец… Перед Сергеевым промелькнуло лицо мамы. Что будет с ней, если он умрет? Опять глухой удар… Под колесами его машины прогнулась решетка ограды… Еще десять сантиметров в бок – и он полетит в бездну…

Снова удар. В стороны полетели искры. В этот раз, пытаясь избежать еще одного удара, он ударил сам. Это позволило ему немного удержаться, но не надолго. Он вдруг понял, что машина больше его не слушается. Следующий удар будет последним. Он пробьет решетку заграждения и полетит вниз. А на такой скорости это произойдет очень быстро.

Сергеев обернулся. Его убийцы сдали вправо, готовясь нанести последний, решающий удар. Он понял, что больше ему не выдержать и почувствовал удивительное спокойствие: что ж, он сделал все, что мог, конец так конец.

Черный автомобиль стал набирать скорость, он ехал влево – в сторону его машины, как вдруг… Все произошло невероятно быстро: белый джип, идущий на небольшом расстоянии впереди, вдруг лихо развернулся назад, а затем врезался в черный автомобиль с такой силой, что от не-ожиданности водитель преследователя потерял управление. Машину занесло назад, она резко протаранила ограждение справа и… рухнула с моста вниз. Через мгновение раздался взрыв. В воздух взметнулось облако черного дыма. За какие-то пару секунд черный автомобиль убийц превратился в пылающий факел, от которого отлетали куски, падая на бетонное шоссе… Все замерло.

Сергеев остановился, буквально упал на руль и несколько секунд просто боялся его отпустить. За этот короткий промежуток времени белый джип снова развернулся и на огромной скорости унесся прочь, далеко вперед. Как ни смотрел пристально Юрий, так и не смог увидеть его номер.

Оставаться на мосту было опасно. С минуты на минуту могла появиться милиция и потребовать объяснений: а что он тут делал. И что он мог сказать? В его планы не входили долгие объяснения… Юрий нажал на газ и рванул с места происшествия так быстро, что буквально через несколько минут съехал с моста.

Машина была разбита, его руки и лицо – в порезах от стекла… Но он не обращал на это внимания. Машину можно было починить, порезы заживут. Главное, он жив. Он выжил – в очередной раз.

Юрий остановился только во дворе дома тренера. Достав носовой платок, тщательно вытер с рук и лица кровь. Посидел несколько минут, подождал, пока руки перестанут дрожать. Затем быстро вышел из машины и скрылся в знакомом подъезде.

Потом был долгий звонок в дверь. Сергеев почувствовал некоторого рода оцепенение – имел ли он право вторгаться в дом, где произошло такое большое горе, да еще и вести какие-то расспросы? Потом он понял: имеет. И оцепенение прошло. За дверью послышались голоса, вскоре ему открыли. На пороге стояла Наталья Ивановна, жена тренера. Выглядела она совсем иначе, чем вчера. Тогда утром на ней был халат, лицо было покрыто красными пятнами, со следами бессонницы и множества невысохших слез. Теперь же она выглядела совершенно по-другому: на ней была черная юбка, малиновый очень нарядный свитер, и была она в туфлях на каблуках… Волосы тщательно причесаны, яркий макияж… На лице – ледяное спокойствие… Наталья Ивановна выглядела так, как будто ничего не случилось. Увидев ее такой, Юрий почувствовал себя абсолютным дураком.

– Юра? Снова ты? – На лице Натальи Ивановны было написано самое неподдельное изумление, как будто он был последним человеком на земле, которого она ожидала увидеть. Он вдруг понял: ей неприятно то, что он сюда пришел.

– Примите мои соболезнования, – тем не менее произнес Сергеев.

– Спасибо, – она наклонила голову, но ее лицо было таким, словно разговор шел о погоде. – У Валерия давно было больное сердце. Он не хотел лечиться, и этого следовало ожидать.

Юра окаменел. Он ожидал увидеть глубокое горе, а увидел лишь недовольство по поводу его прихода.

– Можно мне войти? – замешкавшись, спросил он.

– Зачем? – Наталья Ивановна и не пыталась изобразить гостеприимную хозяйку. – Зачем?

– Мне… Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно.

– Ну, наверное, это немного не вовремя…

– Разговор касается вашего мужа, – настаивал Юрий.

– Моего мужа уже нет. Тебе лучше уйти. Нам не о чем говорить. – Ледяной тон Натальи Ивановны потряс его.

У него даже дух захватило! Неужели она ни капельки его не любила? Разве все эти годы она не прожила с ним? Ведь тренер был хорошим человеком! Он не заслужил такого к себе отношения!

На лице Сергеева проступила переполнявшая его злость. Он решительно шагнул вперед… И Наталья Ивановна посторонилась в дверях, напуганная его решительным видом и этой злостью. Он твердо повторил:

– Мне надо с вами поговорить!..

В квартире было полно народу. Кто-то курил в кухне, кто-то сидел в гостиной… Постоянно звонил телефон, и на звонки тоже отвечал кто-то из этих людей…

– Тело привезут завтра утром, – помолчав, сказала Наталья Ивановна, как будто Сергеев ее об этом спрашивал. – Прямо перед похоронами…

– Уже известно, когда похороны?

– В начале второго…

Они еще немного помолчали. Потом она провела его в маленький кабинет тренера. На стене, над письменным столом, висело множество разных фотографий. Среди них была и его, Юрия. Они сели на диван, и Наталья Ивановна первой нарушила молчание:

– Тебя, наверное удивляет, что я так спокойна. Но я уже выплакала все слезы утром, и теперь не хочу проявлять свое горе перед чужими людьми. Валерий бы этого не хотел.

Сергеев промолчал. Она спросила:

– Что ты хотел?

– Письмо.

– Какое письмо?

– Вчера утром, когда я пришел к вам, я еще не знал, что Валерий Николаевич умер. А пришел я к вам потому, что он просил об этом в оставленной у меня дома записке. В ней же он упомянул о письме.

– Подожди! – воскликнула Наталья Ивановна. – Я ничего не понимаю! Какое письмо? Какая записка?

– Он написал, что, если мы вдруг не встретимся, он оставит мне письмо. Вот я и прошу отдать мне то письмо, о котором упоминал Валерий Николаевич.

– Я ничего не знаю об этом. У меня нет и не было никакого письма.

– Странно. Может, вы просто не помните? Вы заняты похоронами, все эти хлопоты…

– Я совершенно не занимаюсь похоронами. Все организует и оплачивает Евгений Леонидович Масловский. Он был у меня сегодня утром. Валерий был тяжелым человеком, его невозможно было уговорить лечиться. Он не соглашался лечить больное сердце, не следил за собой, и вот результат. Он сам себя довел.

– Смерть от сердечного приступа в сорок лет?

– От такого умирают и раньше.

– Насколько я знаю, причину смерти определяет вскрытие. Разве уже есть результат?

– Да, есть. Результат вскрытия мне сообщили буквально пару минут назад.

– А вы его держали в руках? Вы его видели?

– Зачем? Я и так все знаю!

– И что же в нем написано? Когда наступила смерть?

– Я понимаю, что тебя это очень интересует. Ты так долго тренировался у моего мужа. Так долго, что эти постоянные отношения даже переросли в конфликт!

– В конфликт?!

– Разве нет? А у него было больное сердце! Впрочем, уже не важно. Ты хочешь знать, что написано в медицинском заключении? Смерть от сердечного приступа! Мгновенный инфаркт со смертельным исходом. А умер он ровно в семь вечера в своем рабочем кабинете.

Все было так, как Сергеев ожидал, но все равно это его поразило. Он думал найти в лице вдовы союзника, а нашел неожиданного врага. Почему?! И кто ей рассказал о каком-то конфликте?

– О твоем конфликте с моим мужем мне рассказал Евгений Леонидович, – словно прочитав его мысли, сказала Наталья Ивановна.

– Снова он…

– Да. Он рассказал мне все, что произошло на последних соревнованиях! Так что в его смерти есть и твоя вина!

– Говорите, смерть наступила в семь? А вас не смущает тот факт, что в половине десятого вечера этого же дня ваш муж живым и здоровым был у меня дома?

Наталья Ивановна откинулась на диване:

– Что за нелепость! А кто может это подтвердить? Ты там был? Ты его видел?

– Нет. Но его видела и говорила с ним моя тетя.

– Твоя тетя? А сколько ей лет? Наверняка это выжившая из ума старуха со склерозом!

– Вы хотите перейти к оскорблениям? А если я скажу, что он оставил мне записку?

– Записку он мог оставить тебе днем! На ней время не написано!

– Вы что, издеваетесь?

– По-моему, надо мной издеваешься ты! Мой муж никогда не заходил к тебе домой и не оставлял тебе никаких записок! Ты все это выдумал! Но я не понимаю зачем!

– А это что? – Из кармана Сергеев вытащил листик бумаги. Но, уже начиная понимать ситуацию, не дал ей в руки, а просто развернул и показал.

– Я не вижу. Дай посмотреть, – резко сказала Наталья Ивановна.

– Не дам. Вы и так прекрасно узнаете руку вашего мужа!

– Ну и что?

– В этой записке, оставленной у меня дома в половине десятого вечера, речь идет о письме.

– В половине десятого он не мог быть у тебя дома потому, что в это время он был уже мертв!

– Вы прекрасно знаете, что это неправда! Я только не могу понять, зачем вам это нужно? Неужели вам не интересно узнать правду – от чего умер ваш муж?

– От сердечного приступа!

– Что с ним произошло? И почему это заключение пришло так быстро? Кто уговорил вас? Кто заставил вас все забыть?!

Наталья Ивановна резко побледнела. Потом вскочила и схватила Сергеева за руку:

– Послушай… Я не знаю, что тебе нужно от меня и зачем ты сюда пришел. Все твои слова – чепуха. Ты ничего не можешь доказать, у тебя нет никаких подтверждений. Валерий Николаевич мертв! Своими глупыми россказнями ты его не вернешь! Кроме того, для тебя он не оставлял никаких писем! Зачем тебе нужно болтать?! Валерий мертв… Ты понимаешь?! Мертв!!! Какая разница, почему это произошло! Его нельзя вернуть! И нам с тобой лучше думать, что это был сердечный приступ! Неужели так трудно меня понять?!

Юрий быстро встал и вышел из комнаты. Когда он шел к двери, услышал, как Наталья Ивановна разразилась бурными рыданиями.

10.

Без четверти шесть Сергеев оставил свою побитую машину на стоянке возле Дворца спорта. Заехать в автосервис уже не оставалось времени. Во Дворце было непривычно тихо и темно. С удивлением он заметил, что выключены ночные рекламные огни, и бар с дискотекой не работают. За многие годы тренировок здесь он такого не помнил. Может быть, траур, хотя это было не похоже на Масловского. А может быть, просто никому не хотелось развлекаться там, где еще сегодня утром лежал труп…

На стоянке было много свободных мест. Это тоже было свидетельством того, что в клубе произошло что-то особенное. Выйдя на свежий воздух, Сергеев почувствовал холод ранней осени. И это, как и тихий шелест первых осенних листьев, навеяло на него грусть.

В помещении здания было спокойно и тихо. Юрий поднялся наверх. Постучал в нужный ему кабинет, приоткрыл дверь. Развалившись в кресле, Масловский разговаривал по мобильному телефону. Эту его особенность знали все – несмотря на два городских телефона, говорил он всегда по мобильному.

– Да, детка… разумеется… Я в офисе. Почти как всегда.

Увидев стоявшего в дверях Сергеева, Масловский сделал приветственный жест рукой, кивнул: мол, проходи, садись, но разговор не окончил. Было сразу ясно, кто начальник, а кто подчиненный. И кто из них двоих должен ждать. Юрий зашел в кабинет, сел в кресло и стал внимательно слушать. Он понял сразу же: босс очень этого хочет. Масловский любил хвастаться телефонными разговорами – так же, как и всем остальным.

– Конечно, скучаю… значит, ты сегодня работаешь? Ну, не проблема, я могу прямо туда подъехать! Нет, не сейчас. Сейчас у меня важные дела. Говоришь, будет много людей? Естественно, ты ведь у меня самая очаровательная девушка в мире… Сегодня день такой идиотский – одни расходы. Ты даже представить не можешь… С самого утра… Конечно, я устал. Ну, все, моя хорошая, надо закругляться… Я обязательно позвоню тебе завтра. И не скучай. Не будешь? Могла бы хоть для приличия сказать, что соскучишься! Притворяться – это твоя профессия! Разве не так? Может, завтра увидимся? Целую, моя детка, бессчетное количество раз!

Юрий знал, что Масловский не был женат и, по все видимости, говорил по телефону со своей девушкой. Но ему было наплевать на личные разговоры шефа. Только одно поразило его: он назвал смерть тренера… неожиданными расходами! Да еще и пожаловался, что у него идиотский день!

По мрачному выражению лица Сергеева Масловский, очевидно, все понял, потому что сразу сказал:

– Извини. Это вырвалось случайно. Я не хотел.

– Значит, этот день для вас идиотский? – хмуро взглянул на него Юрий.

– А для тебя он нормальный? – повысил голос Масловский. – Ты ко всем питаешь нежные чувства? Вот уж не думал, что ты такой альтруист!

– Вы о чем?

– Не прикидывайся!

– Хорошо, не буду. Только не понял, почему расходы.

– Потому, что за все в этом мире надо платить.

Сергеев молчал, не зная, что сказать, вернее, он замолчал, чтобы дать высказаться Масловскому. И тот не заставил себя долго ждать, заговорил:

– Найти тело в собственном офисе… Знаешь, сколько это теперь стоит? Это под силу лишь очень состоятельным людям! Я и понятия, если честно, не имел, что сейчас за все нужно столько платить! Тому дай, этому дай, а потом все остальные понаехали… Обдирали целое утро… Кошмар сплошной! Когда я приехал, тот охранник, которого успела позвать уборщица еще до того, как хлопнуться в обморок, уже вызвал скорую помощь. Думаешь, они сразу приехали? Как же! Как услышали, что человек мертвый, так и стали тянуть время. Время идет, никто не едет, а в тренерской лежит труп… Потом – милиция. Короче, скорая приехала через 50 минут! Но все равно – успели раньше ментовки! Приехала молодая врачиха. Как увидела – в крик: да зачем мы сюда приехали, да вы не тех вызвали, да мне плевать, от чего умер, мы не труповоз! Отвел в сторону, дал – совсем другое дело: чего изволите? Ах, сердечный приступ! Ах, в семь часов! Да спасибо вам большое! Да будем так любезны! И тело моментально заберем! Приехала милиция – с жутким хамством и энтузиазмом. Сразу арестовали охранника, меня и уборщицу. Меня в первую очередь – чтобы дал. Хорошо, что еще до приезда ментовки я вспомнил про своих милицейских знакомых, сделал пару звонков. Через пару минут подъехал «настоящий полковник» с другой опергруппой, дал всем по рогам, те злобные и бледные быстро пошли вон. Дальше все пошло как по маслу! Как он расшаркивался со мной, ты сам видел! Но это расшаркивание стоило столько, что тебе просто страшно сказать!

– Зачем же надо было платить, если произошел несчастный случай? – Сергеев правда не понимал.

– Несчастный, и не сомневайся! Совершенно естественная смерть! Кстати, уже пришло заключение.

– Так быстро?

– Ха! Куда, по-твоему, я сегодня во второй половине дня ездил? Пришлось не только дать, но и здорово поторопить! Сидел под дверью, пока шло вскрытие. А торопил, чтобы завтра уже были похороны. Не люблю такие неприятные события тянуть.

– Когда похороны?

– Завтра в час дня. Явка обязательна для всех спортсменов клуба. Тело из морга привезут сначала домой, потом, из дома, сюда. Здесь будет гражданская панихида, в маленьком спортзале. Потом отсюда, из Дворца, заказаны автобусы. После похорон все снова в автобус и едем на поминки в ресторан…

Как только Масловский замолчал, в комнате зависла тишина. Юрий не собирался ее прерывать. Он вдруг понял, что Масловский его изучает. Зачем? Почему он не спускает с него внимательных глаз?

– Кажется, вы хотели со мной о чем-то поговорить, – наконец прервал это молчание Сергеев.

– Да, хотел, – кивнул Масловский. – Только наш разговор должен был проходить иначе. Но то, что произошло сегодня утром… Как ни странно звучит, но это облегчает мою задачу.

– Я вас не понимаю, – вскинул на него глаза Юрий.

– Объясню. Для этого я тебя и позвал. Я назначил тебе другого тренера. Еще до смерти Валерия Николаевича. Молчи, – движением руки он остановил Сергеева, от неожиданности поднявшегося. – Если бы сегодня утром была твоя тренировка, ты тренировался бы уже у него. Твой новый тренер – настоящий мастер. И он будет заниматься тобой индивидуально. То есть только тебя одного тренировать, отдельно от всех.

– Но Валерий Николаевич…

– Не нужно отрицать очевидных вещей. У вас был конфликт. Все это знали, и я тоже. Ты перерос его – и уровнем, и мастерством, и на той степени, что ты достиг, он тебя уже не понимал.

– Послушайте! Я не стал бы тренироваться ни у кого другого…

– После соревнований Валерий Николаевич ворвался ко мне в кабинет с требованием срочно тебя дисквалифицировать. Ты же не будешь отрицать того, что это он говорил тебе в раздевалке. Ведь так?

– Да, но…

– И я видел, какое это произвело на тебя впечатление. Видел, как ты был подавлен и расстроен. Помнишь, я сказал тебе тогда, что не хочу, чтобы с тобой произошло то же, что и с Витей Качаловым. А своими неосторожными словами и глупыми упреками Валерий Николаевич именно туда тебя и толкал. – Масловский помолчал. Затем продолжил: – После твоего боя я говорил со многими профессионалами. Все они сказали, что ты поступил правильно. Ты ни в чем не был виноват. Не нарушил ни своей спортивной квалификации, ни спортивных законов, ни морально-этических норм. Жюри это отметило, другие тренеры это отметили, зрители вообще пришли в бешеный восторг. Никто не имел права тебя обвинять! Ты дрался за победу, ты получил эту победу и никто не имел права тебя казнить! – Его голос зазвенел. – После Вити ты являешься нашим лучшим спортсменом, нашей гордостью и надеждой. Чемпионом. Только ты. И больше никто. Раньше, до тебя, был Качалов. Но однажды в его душе кто-то посеял зерно неуверенности и вины. Не объяснив, что там, где речь идет о победе, нет и не может быть виноватых! Это зерно разрослось и сломало ему жизнь. Махнув на себя рукой, он опустился. И он, лучший, талантливый чемпион, позволил дать забить себя насмерть в уличной драке! – Масловский, похоже, был искренне раздосадован. – И я не хочу, чтобы однажды ты хоть на мгновение ощутил, что кто-то может быть лучше тебя. Я хочу, чтобы ты чувствовал: ты лучше всех, даже если не победишь в уличной драке. Потому что я надеюсь, ты в эту драку не ввяжешься. И не погибнешь, как Качалов.

Сергеев ответил не сразу.

– В том, что я стал чемпионом, заслуга только Валерия Николаевича, – наконец произнес он.

– А разве эту заслугу кто-то у него отнимает? Нет, он был твоим первым учителем и он сделал тебя таким. Но он был хорошим тренером для тебя тогда, когда ты ничем не отличался от остальных. Теперь ты уже вырос из этого уровня.

– И что дальше?

– Ну что дальше? Я владелец клуба, и я вкладываю в тебя деньги. И хочу сделать из тебя звезду. И я нанял для этой цели специального человека.

– Даже если я не хочу? – остро взглянул на Масловского Юрий.

– А ты не хочешь? – улыбнулся тот.

– Если бы был жив Валерий Николаевич, я даже не стал бы вас слушать. Но теперь…

– А что изменилось теперь? Откуда такая трогательная любовь к человеку, который хотел выгнать тебя из большого спорта? Если б тогда, после соревнований, я его послушал, ты сейчас бы здесь не сидел.

– Я понимаю, но…

– Что но? Что изменилось? Разве только то, что он мертв? Но до этого он хотел тебя растоптать и унизить. Лишить всего. Я же, наоборот, пытаюсь что-то для тебя сделать. Вкладываю в тебя больше денег, чем смогу получить. Например, теперь ты будешь получать особую стипендию. Раньше ты получал столько же, сколько и все. Теперь это будет тысяча долларов в месяц. Устраивает?

– За что? – опешил Юрий.

– За то, что под руководством нового тренера будешь упорно тренироваться каждый день. К тому же, я слышал, у тебя тяжело больна мать. Значит, постоянно необходимы деньги на лекарства. Это окажет тебе небольшую финансовую поддержку. И да, за каждые выигранные соревнования ты будешь получать дополнительно. Но и это еще не все. Ты будешь тренироваться в самое лучшее время и сам назначать время своих тренировок. В твое распоряжение переходит отдельный спортивный зал. Но помни, ты должен тренироваться не менее пяти часов в день. И еще качаться. Чтобы более солидно и красиво выглядеть на ринге. Чтобы на тебя было приятно смотреть.

Масловский, выговорившись, замолчал. Было видно, что он наслаждается тем, как быстро нейтрализовал Сергеева и привел в состояние шока. Но, похоже, этого ему показалось мало, и он добавил:

– Кроме этого, ты можешь просить у меня все, что захочешь. Если вдруг у тебя возникнет какая-либо проблема, сразу же обращайся ко мне.

Впрочем, Юрий уже почти не слышал этих слов. Вернее, они не казались уж такими важными, а выглядели скорее как мягкая, приятная подливка к основному блюду. Он чувствовал себя так, как будто за одну-единственную долю секунды внезапно отрастил крылья. Он получил настоящий шанс, один из миллиона, о котором другие могут только мечтать. И он был счастлив. Он был просто безумно счастлив. Он был счастлив так, как может быть счастлив человек, когда внезапно исполняется его заветная давняя мечта…

11.

Утром Ри проснулась непривычно рано – в 9 часов. От выпитого накануне невыносимо раскалывалась голова. Всю прошлую ночь она играла так, как никогда раньше не играла. Хотя бы потому, что за эпизодическую роль на сцене ей никогда не предлагали такого гонорара. И вот теперь маленький прямоугольник из прозрачной пластмассы – крошечная кассета от диктофона, самое большое достижение ее ночи, должен был обеспечить ей то будущее, о котором так долго она мечтала. Это было ее богатством, смыслом жизни и основным капиталом. Крошечный пластмассовый прямоугольник мог отплатить за унижения, за бедность, за все… Записью разговора на этой кассете Ри могла попытаться шантажировать Масловского.

Она прекрасно помнила осенний солнечный день несколько лет назад. Хотя и старалась особо его не вспоминать, возвращаясь к этим воспоминаниям только в самые тяжелые, безысходные минуты. Но, надежно спрятанный в глубине ее цепкой памяти, день этот всегда был рядом, и достать его на поверхность, если очень хотелось, она могла мгновенно.

– Это тебе, детка… – улыбался Масловский, вертя на пальце ключи. – Только не говори, что тебе здесь не нравится! Я специально выбирал такую квартиру – хороший район, центр. И ремонт. Новая сантехника. Никаких проблем с телефоном.

– Немного далековато от работы… – замялась она некстати.

– Что за глупости! Купишь машину и будешь ездить в свой клуб.

Тогда Ри еще плохо умела притворяться, и у нее не было такого опыта общения с ним. Поэтому она часто говорила то, чего не следовало. Вот и сейчас выпалила:

– Машина – это слишком дорого!

Масловский нахмурился:

– Прекрати свои мещанские причитания! У тебя полно денег – вот и трать их на себя! Я ненавижу скупость больше всего на свете!

Однако, увидев, как Ри расстроилась, сразу же смягчился:

– Детка, милая, у тебя будет достаточно денег, чтобы содержать свою машину. Я дам тебе столько, сколько захочешь – потому что всегда буду с тобой рядом. Девочка, милая, пойми – такую, как ты, я искал всю свою жизнь. И я не оставлю тебя никогда.

Разумеется, Ри прекрасно знала, что Масловский лжет – по своей недолгой жизни она уже знала, что бесконечности не бывает. Но все равно была благодарна ему за ложь.

С тех пор прошло много времени, и много было всего: и хорошего, и плохого. Но тот день, непонятно почему, был для нее самым счастливым. Ри намеренно отложила его в памяти, чтобы на всякий случай сберечь… Позже она поняла: эта квартира была притоном, запасной хатой для каких-то прячущихся мелких уголовников – крупные от закона не прятались, а, наоборот, подминали закон под себя. В потайном ящике, который она случайно нашла в столе, могли храниться фальшивые паспорта, и ящик по размеру даже напоминал склад таких документов – ничего крупнее положить в него было нельзя. Очевидно, квартира досталась Масловскому в оплату долга, ну а то, что бесплатно, так это точно. И он так же просто ее отдал. К тому времени Ри уже знала, что ее любовник связан с преступным миром и является в нем очень крупной шишкой.

Она пошла в ванную и открыла кран с горячей водой. Затем с досадой обнаружила, что бутылочка с пеной для ванны пуста. Отвинтив крышку, Ри опустила бутылочку в воду – так, на всякий случай. Выбрасывать было жалко – там хранился так нравившийся ей аромат… Сидя на краю ванны, она смотрела, как, наполнившись водой и выдав какое-то количество пены, бутылочка опустилась на дно.

На душе Ри было пасмурно и тревожно. Ей было противно вспоминать прошедшую ночь. Ей все было противно – даже свое отражение в зеркале. Нахмурившись, она вытащила бутылочку, вытряхнула воду, тщательно вытерла ее и вновь поставила на край ванны.

На своей второй встрече с Масловским, которая была июле, он стал ее официальным любовником. В то время у нее было два контракта: летний и зимний, и это было настоящим началом успеха – большинство стриптизерш имело только один. То есть те, у которых был «летний», ломали себе голову, куда пойти работать на зиму, а «зимние», в холодные месяцы выступающие в закрытых ночных клубах, поиски «летних» контрактов начинали еще в январе. Попасть в один клуб, который имеет и летнюю, и зимнюю площадку, было верхом роскоши, но, как правило, все подобные места были плотно забиты. Некоторые девушки имели по нескольку одноразовых контрактов, которые были еще хуже: сегодня ты работаешь, завтра – нет.

В то время танец еще составлял для Ри смысл жизни. Она имела хорошую хореографическую подготовку, вкладывала в танец душу, и поэтому ее выступления пользовались успехом. К тому же у нее был хороший врожденный вкус. Ри подбирала удачные костюмы для своих выступлений и даже под скучную, неинтересную музыку могла сделать конфетку – изумительный, зрелищный танец с захватывающей, грациозной пластикой, с отточенными профессиональными движениями.

К танцам у нее был настоящий талант, и она могла бы сделать карьеру великой танцовщицы, если б родилась не в этой стране. Но Ри родилась здесь, и у нее был выбор только из двух возможностей: либо умереть на панели, либо совершенствовать свое искусство танца в стриптиз-клубе. В зимне-осенние месяцы – ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель – считай – полгода она должна была выступать в зимнем ночном клубе в центре города. А с 25 мая по 25 сентября – 4 месяца – работать в небольшом баре на побережье, на открытой площадке. Октябрь – выходной. Больше половины мая – тоже. Ри это более чем устраивало. Платили ей вполне прилично. Танцы она ставила сама и сама подбирала костюмы. К тому же никто не мешал ей воровать бумажники и кошельки у зазевавшихся клиентов.