Текст книги "# Розовым мелом"

– Не надо, – прошу я, цепляясь за Илью и пытаясь его удержать, а то ведь зашибёт придурка – потом проблем не оберёмся. Князев отвлекается на меня на какие-то доли секунды, отчего пропускает летящий в его сторону кулак. Попадает скользяще, но задевает скулу и губу. Блин.

– Зои, вот сейчас реально не лезь, – раздражённо требуют, отпихивая меня и слизывая выступившую каплю крови. – Отойди на два метра. А лучше иди в машину.

Не ухожу, но послушно отступаю, видя, что переубеждать бесполезно. Обычно светло-серые глаза аж почернели, настолько его унесло куда-то не туда. Всё что мне остаётся – в плохом предчувствии хвататься за голову и каждый раз вздрагивать, когда этот олень, в смысле Артём, в запале упрямо лезет на рожон.

Илье быстро надоедает бессмысленное пинание груши. Улучив момент, он просто подходит вплотную к Гордееву, после чего тот, покрасневший, с хриплым свистом через стиснутые, испачканные кровью зубы сгибается пополам от удара в солнечного сплетение. Всё. Полный нокаут.

Князев, каков джентльмен, услужливо помогает ему присесть на ступени лестницы, придерживая. Потому что сам понторез уже и стоит еле-еле. Илья усаживает обмякшее тело, смахивает невидимую миру пылинку с его подпорченного брендового свитера и опускается рядом на корточки.

– А теперь слушай меня, – говорит он тихо и вкрадчиво, но я всё слышу и на расстоянии. – Я срать хотел на то, кто ты, что ты и кто твой папаша. Попробуешь сейчас рыпнуться и следующие полгода дышать сможешь исключительно через аппарат искусственного дыхания. Это ясно? – вместо ответа молчание, лопающиеся красные пузырьки в уголке рта и полный ненависти взгляд. Посторонние пальцы сжимаются на шее Артёма, заставляя того вжать голову в плечи. – Ясно, спрашиваю? – слабый кивок. – Умница. Дальше: увижу, услышу, узнаю или не дай бог подумаю о том, что ты приблизился к Зои ближе, чем за километр – сосать у себя будешь сам. Когда я переломаю большую часть твоих рёбер. Это тоже понятно? – новый кивок тоже пришлось выжимать силой. – Вот и отлично. Сиди, отдыхай. Минут через десять отпустит. Может быть. И рожу помой, а то всё тут зальёшь, – дружелюбно похлопав скрюченного Гордеева Илья преспокойно поднимается обратно на ноги, оглядывая топчущуюся у курилки толпу. Которая даже не дёрнулась, когда сокурсника лупили. – За товарища заступиться никто не хочет? – разумеется, нет. В элитной тусовке каждый сам за себя. Поэтому и собравшиеся на развернувшийся кипиш свидетели тоже не торопились что-то делать. Просто смотрели. Кто-то достал телефоны, снимая видео. – Я так и думал, – потеряв ко всем всяческий интерес меня настойчиво уводят, привлекая к себе. – Принцесса, поехали.

Поехали. Тут бы дойти ещё. Ноги – свинец, каждый шаг даётся с трудом. И всю колотит. Я очень хотела этого избежать. Очень. Артём, несомненно, заслужил возможности подправить свой мерзкий зажравшийся профиль, но какой ценой…

– Зря, – подаю голос только когда мы отъезжаем от здания МГУ. – У него правда отец не последний человек.

Чувак с детства уверен, что неприкасаем и может взять всё, что пожелает. Отсюда и моральное разложение, в совокупности с полным отсутствием хоть каких-то социальных рамок.

– А мне правда срать на это.

– Тебе уже попало, когда ты не с тем связался, помнишь? Зачем снова нарываться? Новых неприятностей хочешь?

– Ты забываешь: там я был в чужой стране.

– А какая разница?

– А разница в том, что не у него одного есть крутые знакомые. Ты не знала, что батя Мартына в девяностые занимался крайне мутными делами? Его конкурентов потом долго ещё находили в лесополосе. А теперь вот он начальник следственного отдела. Не растерявший старых навыков. Твой говнюк может одним утром просто исчезнуть и больше его никто не увидит.

Чувствую как по позвоночнику проскальзывает ледяная змейка ужаса. Всё это для меня слишком дико и далеко. Другой мир.

– В детстве были моменты, когда я боялась и тебя, и твоих друзей. Потом перестала. А сейчас опять боюсь, – признаюсь я.

Мою руку вслепую нащупывают, не отрываясь от дороги и крепко сжимают.

– Не стоит, принцесса. Никого не бойся. И уж точно не меня. Я в полной твоей власти. Целиком, до костного мозга.

Ой ли. Звучит красиво, но на деле ведь всё куда сложнее. Нежность, романтика – это просто чудесно, но за ней скрывается куча подводных камней, которые ещё всплывут. Когда придёт их час. Я знаю о чём говорю. Сама воспитывалась в этих порядках.

Илья не сложный человек. Наоборот, предельно простой по натуре. Но жёсткий. И имеющий определённые установки, которые волей-неволей перенял на генетическом уровне.  Одна из таких установок: мужское слово – закон. Всегда, даже если оно может быть далеко не верным.

Дядя Володя такой же. Да, он очень любит тётю Марину, пахал и готов пахать на нескольких работах без выходных, чтобы обеспечить ей комфортную жизнь, однако никогда не принимал пререканий. Частенько разговаривал на повышенных тонах, а рыкал так, что стены дрожали и хотелось забиться в угол. Руку, конечно же, не поднимал, это табу, однако ультимативность "моего единственно верного мнения" была всегда. Нельзя, значит нельзя. Запрещено и точка. Я сказал нет – любые аргументированные доводы просто вода.

Илье передался тот же характер. Именно поэтому им с отцом так сложно найти общий язык. Слишком уж они похожи. Хоть и отрицают это.

– Прям вот так?

– Прям вот так, – мою ладонь отпускают, чтобы включить поворотник. – Но. Прошу первый и, надеюсь, единственный раз: впредь в таких ситуациях никогда не влезай. Иначе можешь ненароком огрести.

– Я учту, – да сама уже жалею, что влезла. – Как губа?

– А? – он ещё и не сразу понимает, о чём я. – Да фигня. Бьёт как девчонка, – Илья замолкает, пропуская барышню на минивэне. – Вопрос в лоб: это из-за этой жеманной крали тебя с бюджетки слили?

– Угу, – чего уж теперь скрывать. – Психанул, что ему так и не дали. Мы ведь с ним встречалась. Недолго. Очень недолго.

– Встречались? С этим чмом? Получше выбрать никого не могла?

– Могла. С тобой, как видишь, еду.

Краем глаза замечаю, как Князев начинает улыбаться и непроизвольно улыбаюсь в ответ.

– Сразу в твою помойку заедем или потом? – спрашивают меня пару минут спустя.

– Куда?

– Куда-куда. В притон, который ты называешь работой.

– Зачем? У меня сегодня отгул.

– У тебя с этого дня постоянный отгул.

Да ладно. Старая песня о главном? Уже подзаколёбывает.

– Только не начинай.

– Не начинаю. Заканчиваю. Ты не ответила: заявление по-собственному когда писать будем?

– Сколько раз повторять: я пока не могу рыпаться!

– Можешь, – Илья лезет в карман, вытаскивая сложенную в несколько раз принтеровскую распечатку и, не глядя, протягивает мне.

– Что это?

– Решение твоей проблемы.

Непонимающе разворачиваю лист… и слышу, как сердце падает в пятки.

Зои

Оплаченный счёт с пятью ноликами. Включая накапавшие за это время пени. С печатью банка и штампом университета.

– Это ч-что? – скоро точно заикой стану.

– Точно отвечать надо или сама догадаешься?

Слышу, как учащается мой пульс, отбивая дробью в ушах и пульсируя на запястье. Конечно, сама догадалась, но ничего умнее в голову не лезет вот так с ходу. Потому что… Он погасил оставшийся за семестр долг. Целиком. Разом. До последней копейки. Который я выплачивала бы самостоятельно ещё месяца четыре. А то и больше, учитывая вечно набегающие проценты.

Машина, билеты в Испанию, новый телефон, аренда своей студии, теперь это…

– Откуда у тебя такие деньги?

– Это так важно?

– Разумеется!

– Тогда пусть будет: разбил копилку.

– В Швейцарском банке?

– Слушай, я ведь эти годы не в потолок плевался. До определённого момента дела шли вполне себе неплохо. И вообще, успокойся. Это не должно тебя волновать.

Не должно. Но волнует. Моё лицо неистово пылает. Ладони, приложенной ко лбу, капец как жарко.

– Я всё верну.

– Ага. Попробуй. А я буду отдавать обратно. В качестве оплаты за личные приваты, годится? Правда с монетками незадача, высыпаться начнут.

Тупая шутка.

– Я серьёзно.

– А я гоню.

– Илья…

– Закрыли тему.

– Но это же…

– Закрыли тему. Хочешь отблагодарить – дай слово, что с клубом покончено.

Я в шоке. Таком глубоком, что с ответом торможу. Не потому что задумалась, а потому что в сознании царит благодатная пустота. Ноль мыслей и сплошные тире из Азбуки Морзе. Никогда за всю жизнь ещё не делали для меня столько всего, сколько сделал он за считанные дни. Никто. Никогда.

– Покончено, – еле слышным эхом отзываюсь, наконец, я.

Да. Хватит. Теперь меня там точно больше ничего не держит. В загашнике ещё осталась заначка с прошлых ЗП, до выпуска, если диплом мне ещё вообще светит после недавних событий, должно хватить на бытовые нужны, а дальше с новыми силами газету с вакансиями подмышку и вперёд.

– Это всё, что я хотел услышать, – Князев доволен. Спустил немерено бабла и доволен. С трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него. С объятиями. Всего лишь объятиями, но самыми сильными и искренними, на какие я только способна. По-другому просто не представляю, как могу его отблагодарить.

Думала, правильные слова подберутся позже, но вот мы уже и домой приехали, и в квартиру поднялись, а ступор никуда не уходит, прочно обосновавшись там, где последние полгода обитала съедающая спокойствие и крутящаяся на повторе двадцать четыре часа мысль: как не вылететь из универа, как не вылететь из универа, как не выл…

Но больше её нет. Свобода. Тишина. Облегчение. Возможность выдохнуть и просто расслабиться. Просто перестать постоять куда-то бежать и изворачиваться всеми возможными способами, боясь опоздать, налажать и разочаровать. И всё благодаря ему.

Расходимся по разным комнатам. Я у себя, но с открытой дверью, поэтому слышу как в соседней разговаривают по телефону. Договариваются по поводу косметического ремонта помещения. Такой взрослый и деловой. Настоящий мужчина, а не мелкий пакостник и несерьёзный лоботряс, каким я всегда его помнила. Заботливый, сильный, сексуальный, желанный… Реально разрыв шаблона. Картинки "до" и "после" упорно не складываются, отказываясь воспринимать два образа как одного и того же человека.

Впрочем, может и не нужно их складывать? Прошлое тем и прекрасно, что оно в прошлом. Нужно лишь уметь его отпустить. Каким бы оно не было. Впереди же оседает на языке терпким налётом приятное послевкусие неизвестности. Хорошо, плохо. Как будет дальше? А главное, стоит ли знать об этом заранее?

Слабый хлопок, после чего голос слышится уже приглушённо. На лоджию вышел. Да я и сама через приоткрытое окно уже улавливаю долетающий табачный запах. Неуверенно иду следом, подчиняясь порыву и замираю позади Ильи в нерешительности. Без футболки. Он стоит без футболки, для удобства опираясь локтями об подоконник. Поглощен разговором настолько, что меня не слышал.

Несколько секунд разглядываю непонятную буддийскую лупоглазую чупакабру с клыками, занимающую практически всю спину, после чего тихонько обнимаю его за пояс, прижимаясь щекой к прохладному и такому сильному телу. Почти сразу мои сцепленные на каменном прессе пальцы ободряюще накрывает горячая ладонь.

– Я перезвоню позже, – слышу за зажмуренными глазами. Всё затихает, но мы не шевелимся. Так и стоим.

– Спасибо, – первой нарушаю воцарившуюся идиллию. Короткая благодарность не передаёт и толики того, что я испытываю, но всё же это лучше, чем ничего.

– Есть ещё что-то, что я должен знать? Маньяки-преследователи, кредиты, коллекторы?

Смешок сдержать не получается.

– Нет. Больше ничего.

– Хорошо. Если возникают трудности, не скрывай, сразу говори мне.

Ничего не могу сделать с побежавшими по коже мурашками и глухо бьющимся об грудную клетку сердцем. Его слова обезоруживают. Поступки вызывают трепетную робость. Тактильная нежность… От нежности за закрытыми веками пляшет шальная карусель, играя в солнечных зайчиков.

– Когда возникнут трудности с тобой, тоже идти к тебе? – спрашиваю на выдохе.

– Разумеется. Будем решать, – бычок тушится об пепельницу, судя по шороху, и Князев разворачивается так, что теперь я прижимаюсь к его груди. Которую продолжаю обнимать. Не хочу отпускать. – А есть трудности?

– Честно? Не знаю. Не может быть всё так идеально. Не бывает такого. Значит всенепременно надо ожидать какую-то подлянку за поворотом.

По макушке скользит ласковое прикосновение. Так приятны эти убаюкивающе поглаживания.

– Кто так сказал?

– Ты. Ты научил меня видеть во всём подвох.

Минутка мимишности закончена. Меня строго отодвигают от себя за плечи и склоняются так, чтобы наши взгляды встретились.

– Не надо. Не теперь.

Как он говорит. С такой уверенностью. А как смотрит! Словно насквозь пронизывает, пытаясь добраться до самых дальних глубин. Это он уже унаследовал от матери.

– Что, прям верняк? – уточняю я.

– Железный.

– На мизинчиках готов поклясться?

– Ого, – не сдерживает смешка он. – Да ты прям с козырей идёшь.

– Ну а чего юбки мять? Мы ж типа взрослые. Вот всё и по-взрослому.

– Прям всё?

– Ну… видимо, – Илья перестаёт смеяться, задумчиво щурясь, а я неосознанно напрягаюсь от резкой смены настроения. – Что?

– Тогда, по всей видимости, пришла пора перевести наши отношения на новый уровень.

– Какой ещё уро… – оторопело ойкаю, вылупив глаза, когда он вдруг опускается на одно колено, беря меня за руку.

– Зои, сог…

Он вздумал погнаться? Не надо мне таких приколов.

– Слушай, – кашляю и давлюсь, словно в глотку батон чёрствого хлеба затолкнули. – Давай без этого. Только почку не вздумай предлагать. Я не чёрный рынок.

– Да погоди ты…

– И без печени обойдусь. У меня своя есть…

– Ты дашь договорить?

– А есть выбор?

Такой тяжёлый вздох. Мол, ох уж эти бабы… в смысле, девушки. С вами не то, что каши не сваришь, компот и тот не сварганишь.

– Зои, – дубль два. – Согласишься ли ты…

И молчит, ехидна татуированная, играя на нервах, струны которых вот-вот лопнут.

– Ой, ну тяни, – не выдерживаю паузы. И так уже вся на иголках, хоть умом понимаю, что никакого предложения делать мне не собираются. Какое нафиг предложение, если он еле сдерживается, чтоб не заржать.

– Не согласишься ли ты… – да ну боже ж ты мой! Ща тресну по хитрой роже! – Сходить со мной в пятницу в боулинг?

Тьфу, блин. Всё-таки отвешиваю ему подзатыльник. Несильный, но с хорошим акустическим наполнением.

– Князев, твоё чувство юмора такое же идиотское, как и выходки.

– А ты рассчитывала на другое? Нет, для другого пока рановато, но мы обязательно вернёмся к этому вопросу. Ты мне лучше скажи, что по боулингу: да или нет?

– Какому ещё вопросу? Закатай губу!

– Потом, говорю, обсудим. Так да или нет?

– Ты редкостный дурак.

– Не спорю. Да или нет?

– Признаёшь, что дурак?

– Зои, твою мать, да или нет?

– Да, да, да, – выстреливаю пулемётной очередью, лишь бы отстал. – Пойду только ради того, чтоб уронить тебе на башку шар и сделать вид, что случайно.

– Годится, – Илья удовлетворённо поднимается на ноги. – Только учти: обещание есть, назад слов не берём.

Не поняла.

– Мне начинать беспокоиться?

– Ни в коем случае. Чистая перестраховка.

Теперь не поняла ещё больше.

– От чего?

– От тебя. Чтоб стрекоча не дала.

– И почему я должна дать стрекоча? – нехорошее предчувствие скребёт между лопаток. И не зря.

– Ну так ведь мы же не одни пойдём. В боулинг вдвоём не ходят. Нужна компания.

Компания? В смысле, его компания?

Зашибись. Только его дружков-имбецилов мне и не хватало для полного счастья.

Глава восемнадцатая. Даль, Дали, Кровавая Мэри и “детёныши крабов”

Зои

Олег Комаров, Ваня Огурцов, Тимур Мартынов и Лёха Лопырёв, которого почему-то с младших классов все кличут Веником – вся "князевская" школьная банда в полном составе. Словно обратно в детство вернулась. Причём по собственной воле.

Не совсем по собственной, конечно, но сильно и не сопротивлялась. Вернее, сопротивлялась, но не настолько активно, чтоб вцепиться зубами в дверной косяк, орать, царапаться и шипеть, не позволяя утащить себя в боулинг.

Боулинг, блин. Я была там один единственный раз. Лет в восемнадцать. Позорно покидала шары мимо дорожки и благоразумно решила, что развитый глазомер вообще не моя тема. А теперь вот опять истоптанные ботинки, в которых побывало страшно представить сколько и каких ног, грохот сбивающихся кегель и непонятные циферки на табло.

И компания, разумеется. От которой всеми правдами и неправдами старалась держаться подальше я, но в которую мечтала попасть любая другая девчонка из параллельных. А уж заполучить внимание самого Ильи Князева, лидера этой закрытой секты доморощенных плейбоев местного разлива…

Ради такого расстёгивалось побольше пуговок, задирались повыше юбки, и, став постарше, раздвигались пошире ноги. Правда надолго усилия себя не окупали. Женский состав, насколько помню, в одном виде долго не задерживался, постоянно обновляясь.

Вот и сегодня одними пацанами не ограничилось. На четыре парня четыре девицы, все как на подбор – я в клубе таких навидалась: с ногами от ушей и штукатуркой на идеальном личике в килограмм. Вроде куколка, а как смоешь: батюшки, да это же наша Аллочка из рыбного отдела.

Сказать, что я чувствую себя не в своей тарелке – значит занизить реальность до уровня плинтуса. Честно говоря, все поджилки нехило мандражирует. Не отпускает даже когда Илья берёт меня за руку и, поцеловав тыльную сторону ладони, помогает присесть за стол. При всех. Это он типа обозначает границы, когда Мартынов вякает что-то про злобную фашистку, пришедшую всех перестрелять. Намёк понимают и быстренько затухают.

Полагаю, по мне все предупреждены. Никто не удивляется, вякать лишнего не пытается, шуточек кривых не отпускается, но особо активно тоже не общаются, обойдясь коротким вежливым приветствием. И слава богу. Не о чем мне с этими людьми беседовать. Не о погоде же, в конце концов.

Стол общий, но, как обычно бывает в больших компашках, группа делится на подгруппы. Мальчики тусят с мальчиками, тарахтя про тачки, компьютерные игры и футбол. Девочки щебечут о своём, от чего знатно вянут уши. Судя по тому, что гренками с чесноком парни увлечены больше, чем своими изнеженными цацами делаю вывод, что это очередные залётные "однодневки".

Подобием внимания не обделяется только девушка Огурцова, которую, вот ведь ирония, зовут… Алла. Тоже кукла, но хоть с какой-то серой жидкостью в черепной коробке. Как-то изначально получилось, что мы с Ильей садимся напротив них, да так в этом квартете следующие пару часов и проводим. И тем же составом решаем отыграть партию. Зря что ли пришли.

Изначально не особо, конечно, хочется позориться, но становится гораздо легче, когда понимаю, что Алочка наша решила переплюнуть всех по сообразительности. Девчуля в принципе не понимает как надо держать шар. Новость, что нарощенные ноготки надо совать в определённые дырочки повергает её в неподдельный ужас. И смех, и грех.

Играем против Мартынова, Веника и Комара. Их же дамы решают поработать очаровательной группой поддержки. Понятное дело, даже численный перевес нашу команду не спасает: Илья хоть и пытается учить меня правильно расставлять ноги и делать замах, да толку. В этом деле я безнадёжна. С Аллой так вовсе трешак. Она у нас исключительно за то, чтобы восторженно хлопать в ладошки, когда мальчики выбивают страйки.

Играем, разумеется, проигрываем и возвращаемся за стол, где продолжает царить вакханалия бабской трескотни и праздник абсурда. За следующие полчаса успеваю выдать весь спектр эмоций: округленные глаза, жалобное мычание, а в финале эпичный фейспалм со смачным шлепком, от которого Огурец в открытую начинает ржать.

– Простите, больше не могу, – не выдерживаю я, прерывая куриную трескотню. – Барышни, Дали и Даль – это два разных человека. Ницца – провинция Франции, а не столица. Кровавая Мэри – персонаж из легенды. В честь неё назвали коктейль, но никак не наоборот. И последнее: креветки относятся к ракообразным, но они не детёныши раков. Всё. Я выговорилась, – облегчённо и громко выдыхаю, переключаясь на Илью. – Теперь я хочу креветок. И пива. Без градуса слушать этот бред невозможно.

– Так вот же, – тот кивает на большое блюдо в центре стола с "детёнышами раков".

– Нет. Это их, – под "их" подразумевается Мартынов и его компания, которые данную закуску, собственно, и заказывали. Мне же претит одна мысль брать с тарелки этих людей. – Возьми, пожалуйста, отдельно.

– Понял. Ща всё будет, принцесса, – целуют меня мимолётно в лоб и послушно идут выполнять просьбу.

– Что? – замечаю расползающуюся улыбочку на лопоухом лице Огурцова.

– Ничё. Чё сразу: чё? Уже полыбиться нельзя?

– Можно. Но смотри при этом в другую сторону.

– Как скажешь, – Ваня демонстративно выуживает одну из креветок, вытягивает перед собой и начинает улыбаться ей. Улыбается, улыбается, ещё и сюсюкается с ней пальчиком. – Так лучше?

Клоун. Натурально клоун, пусть и не лишённый шарма. И единственный из присутствующих, кто не вызывает у меня такого явного отторжения, хоть и не все его сегодняшние "забавные" истории на выходе оказываются действительно забавными. В любом случае терпимо. Я ожидала от вечера худшего.

Досиживаем в боулинг, где парни уже чисто своей компанией сыгрывают ещё пару партий, после чего пешочком переходим в следующую локацию: к нам на квартиру. В том же составе. Не могу не заметить, с моего согласия. Илья заранее уточняет, не против ли я. На самом деле против, но свиньёй быть не улыбается. Поэтому выбора особого нет.

Чего не отнять, дома комфортнее. Здесь можно в любой момент уйти к себе, но я пока остаюсь в гостиной со всеми. Катание шаров сменяется покером, в котором я ни бельмеса не понимаю, однако умудряюсь залипнуть над процессом. Когда надоедает покер, наступает черёд "двадцать одного", а после и обычного подкидного дурака. К последнему даже я подключаюсь. Тут хоть правила знаю.

Играю не то, чтобы офигеть как хорошо, но дважды разделываю Князева под орех. Во второй раз особенно изящно, навесив ему погоны из шестерок. В награду получаю ещё один поцелуй, этот уже в нос, вот только меня терзают смутные сомнения.

– Ты поддался, да? – подозрительно поглядываю на веер в его руке, который он набрал под самый конец.

– Не понимаю, о чём ты.

Не понимает он. Отбираю карты, резво скатываясь с дивана на пол, а оттуда в другой угол комнаты, чтобы не успел перехватить.

Ну так и есть!

– Червовая дама и пиковый король! Ты мог спокойно отбить, а не брать.

– Это не моё. Впервые вижу. Меня подставили.

Глумится ещё.

– Подставил меня ты, когда прожёг кресло и свалил всё на меня! А это жульничество.

– Подумаешь, тебя даже не наказали.

– Потому что знали, что это ты.

– Когда ты разбила мамин любимый подсвечник, тебе тоже ничего не было.

– Я ж не специально.

– Ой, да ты бы если всю хату вынесла – тебе б всё равно слова не сказали. Перед твоими виноватыми глазками никто устоять не мог.

Собираюсь съязвить, что кое-кто как раз-таки весьма стойко держался, причём рекордно продолжительный период, но вспоминаю, что мы тут не одни.

– А сколько вы знакомы? – заинтересовывается Алла.

Ага. Значит, она точно из "недавних". Раз не знает подробностей.

– Всю жизнь, – отвечает Илья.

– А вместе сколько?

– Ммм… – меня вопрос ставит в тупик. Но только меня, судя по всему.

– Всю жизнь, – повторяют, не отрывая взгляда от меня. Ох, что-то душно стало.

– Ого-о, – озадачивается куколка. – А так бывает?

– Бывает.

– Ааа… – красотка подвисает.

– Ты лучше поинтересуйся, кем она работает, – хмыкает Мартынов, булькая в стакан с виски. За последний час он уже дважды вякал ни к месту. Количество выпитого, судя по всему, плохо влияло на его речевой аппарат и соображалку.

– О, и кем?

– Мартын, – одёргивает Князев друга.

– А что? Это какая-то тайна? С шестом в обнимку плясать не противозаконно. Зато как интересно наблюдать, да?

– Завали табло, пока я тебе ноги не переломал, – невооружённым глазом видно, как от напряжения у Князева раздуваются мышцы. По ходу не миновать в районе грома.

– Из-за бабы? – брезгливо морщится Тимур. – Чё, спермотоксикоз в башку ударил?

Ну всё. Понеслось.

Зои

– Извинись.

– Перед кем? Перед тобой?

– Перед Зои.

– Не надо передо мной извиняться. Его личное мнение меня никогда не заботило.

Ноль. Я что есть, что меня нет.

– Извинись, – напирает на Мартынова Илья. Чисто два набычившихся петуха.

– За что? Правда глаза колет? Или скажешь, не она пляшет на мужиках за деньги?

Резкое движение и Тимур от предупреждающего толчка в грудь отшатывается назад. Тот не тушуется и наскакивает обратно с намерением дать сдачи, но между ними уже вклинивается Огурцов.

– Мартын, остынь и сходи покури, – строго цыкает он. – Загоняешься.

– Да в чём проблема? Князь сколько лет её полоскал и ничего, всем норм было. А теперь слова против сказать нельзя?

– Это твой друг, а это его девушка, – подключается долговязый Комар, пока не влезающий в разборки, но на всякий случай поднявшийся с пола, где последние полчаса томно возлёживала на нём его краля. – Прояви уважение. Никто ни разу не вякнул, когда ты связался со своей шлюхой. Напомнить, скольких она обслужила за те выходные? Кто-нибудь попрекнул тебя за выбор?

Прекрасно. Меня сравнивают с какой-то шалашовкой. Пусть и в целях поддержки, но звучит один фиг неприятно.

– Так и я говорю, делиться надо! – не унимается Мартынов. – Пусть хоть станцует, развлечёт.

– Щас я тебя развлеку, – Илья срывается с места, но его перехватывают Огурец и Комар.

– Ты тоже успокойся. Не горячись, – пытается внять хоть к чьему-нибудь голосу разума Ваня. – Сам знаешь, что с пьяными бесполезно выяснять отношения. Завтра обоим будет стыдно.

– Сначала подрехтую его рожу, а потом уже буду мучиться угрызениями совести, – нет, две пары рук надолго не удержат этого медведя. Тут и в шесть не получится.

Я помню, о чём меня просили совсем недавно, но всё же рискую вмешаться. Чтобы я не испытывала к этой компашке, но они вместе уже столько лет. И даже долгое отсутствие Князева не разрушило их дружбу. Какой бы она не была. И становиться яблоком раздора не хочется.

Осторожно приближаюсь к Илье, как дрессировщик ко льву в загоне, и… обнимаю его.

– Не надо. Пожалуйста.

– Зои, отойди.

– Я тебя очень прошу. Пожалуйста, – прижимаюсь к нему как можно крепче, стискивая свитер, чтобы ещё не как-то просто получилось меня стряхнуть. – Не заканчивай вечер мордобоем. Ради меня.

Слушается. Не особо охотно, но замирает в нерешительности.

– Ля, вы поглядите, – желчно хмыкает Тимур. – Давно ль она из него верёвки начала вить?

Князев опять заводится, не успев толком остыть. У меня буквально пятки скользят по паркету, пока пытаюсь хотя бы притормозить его.

Блин, да чтоб тебя, Мартынов. Безмозглая ты бабуиновая задница!

– Придурок, – не выдержав с яростью оборачиваюсь к нему. – У тебя есть претензии конкретно к стриптизёршам? Или ко мне в частности? Так и решай их со мной, а не шушукайся за спиной как дворовая сплетница. Давай, поведай страшную тайну: чем я тебе так не угодила?

– Да больно ты кому сдалась, – лишь пренебрежительно отмахиваются. – Не с тобой вообще разговариваю.

– Слушай, – озаряет меня. – А может это зависть? Сам ведь меня домогался или думаешь, я забыла? А теперь обида гложет, что обломалось? И правильно гложет. Я умею то, что ни одной твоей флегматичной девице с айкью ниже плинтуса и не снилось, – кивок на его курицу, которую в данный момент занимал лишь маникюр. – Думай об этом каждую ночь, родной. И фантазируй. Потому что фантазии – единственное, что тебе светит.

Мартынов слегка тушуется, но растерянность долго не длится. Он уже собирается что-то ответить, что-то явно нелицеприятное, но теперь сам Илья пересекает этот априори бессмысленный диалог, обнимая меня за талию, притягивая к себе.

– Ты хоть не буянь, – в макушку прилетает успокаивающий поцелуй. Нормально. Роли поменялись. Кто кого теперь ещё удерживает? Обойдётесь. Ни на кого набрасывать я не стану. И ему не позволю.

– А что, только вам можно? Пошли, – решительно утягиваю Князева на кухню. Не сопротивляется и на том спасибо. Может потому что видит, что я на взводе. Ещё и поцеловать пытается, но не даюсь. Одному всё высказала. Второй на очереди. – Если не забыл, я и сама за себя умею постоять. Не надо набрасываться на каждого, у кого язык за зубами не держится. Махание кулаками ничего не решит. Я знала на что шла, когда устраивались в клуб. Как и лучше других знаю, какого о нас мнения. И знаешь, что? Мне плевать. Моё самоуважение не треснет по швам только потому что один болван захотел самоутвердиться, а другому это не понравилось.

В ответ озадаченно чешут за ухом.

– Правильно ли понимаю, что я сейчас ещё и виноватым оказался?

– Нет. Конечно, нет. Просто… – тяжко вздыхаю, разводя руками. – Просто ты знаешь его как облупленного. Так неужели ждал другого? Я в разы знаю Мартынова меньше и то ожидала чего-то подобного. И, признаться, удивлена, что остальные вели себя сегодня так… по-человечески.

Илья меняется в лице.

– Прости. За них. За всё. Их отношение – последствия моего поведения.

– Да нифига. Не льсти себе, – уж в этом меня не переубедят. – Свои мозги никто не отменял. Тот же Огурцов никогда не опускался до вашего уровня, а этот… просто жалкая пародия на мужчину.

– И всё равно прости. За то, что вёл себя как последний трус, боящийся оказаться осмеянным и решивший, что будет куда проще отыграться на тебе. Признайся я раньше, всё ведь могло сложиться по-другому.

Возможно. Никто этого уже не узнает, но искренность, с которой он говорит действительно подкупает.

– Почему последний? – интересуюсь как бы между прочим.

– Чего?

– Ну… почему именно последний трус? Почему, например, не предпоследний? Или не третий с начала? – лёгкая улыбка трогает его губы с остаточной полосой от места, куда попал Гордеев. – Можно тоже сознаться? – спрашиваю, неуверенная, что вообще стоит про это упоминать.

– Нужно.

– Я боялась сегодняшнего вечера. Немного. Подсознательно ждала подвоха.

– Какого?

– Ну… Какого-то нехорошего. Что вдруг всё же всё это с твоей стороны обычный трюк. Не знаю, масштабный развод. В конце которого должно следовать эпичное прилюдное унижение.

Несколько следующих секунд меня задумчиво разглядывают в воцарившейся тишине.

– И за эти мысли тоже прости, – наконец, отвечают.

– Не надоело извиняться?

– Пока не простишь.

– Почти простила, но ты не останавливайся. Мне нравится чувствовать свою значимость.

Меня так лихо подхватывают и усаживают на прохладную поверхность кухонного гарнитура, что не успеваю опомниться, как уже прижимаюсь к нему вплотную, впиваясь в край столешницы.

– Всегда, принцесса, – обнимая за лицо ласково поглаживают большими пальцами мои щеки, от чего погружаюсь в приятную расслабляющую нирвану. И окончательно тону от последующего за этим мягкого поцелуя. – Всегда. Я давно на крючке.