Текст книги "# Розовым мелом"

– Эй, здарова. К тебе тут особо важные гости нагрянули без предупреждения, – говорит кому-то на том конце он. – Выйди, встреть что ли. И маму прихвати. О, ну понятно. Как всегда, – усмехаются напоследок, после чего отключаются. – Мама на своих спа-процедурах, – это уже адресовано мне. – А отец сейчас спустится.

– I have to ask you to leave the reception, sir², – не унимается администратор и решает пойти дальше, на ломаном русском обещая вызвать охрану. По всей видимости решает, что ей попались полные тупицы, не спикающие по-иностранному.

– Да ушёл, ушёл, – раздосадованно закатывает глаза Князев, делая громадное одолжение всему миру и соизволяя-таки послушаться. – Вот ведь брюзжалка.

– А потому что нельзя быть настолько беспардонным, – не могу не вставить пять копеек я.

– Почему нельзя? – искренне удивляется Князев. – Кто сказал?

И правда. Чё это я лезу со своими комментариями? Будто он хоть сколько-то меня слушает. Этот человек на девяносто процентов состоит из наглости, хамства и бесцеремонности. Не хочу развивать тему и дальше в дискуссию не вступаю. На риторические вопросы, а это явно были они, не отвечают.

Ждём недолго. Через несколько минут к нам спускается дядя Володя. Когда я говорила, что Илья взял от него самое лучшее – я не лукавила. Если поставить их с сыном рядом сходство в чертах и даже улыбке будет особенно заметно.

Подтянутый, крепкий, красивый мужчина в расцвете сил. Выправка военная, несмотря на то, что много лет он уже не при делах. Густую шевелюру Князева старшего успела тронуть благородная седина, как и его аккуратно подстриженную бороду, которую тот отпустил не так давно. Возрастные морщины оккупировали лицо. Ну и южный загар, конечно, никуда не спрятать.

– Матерь божья, кто тебя так разукрасил!?

Это он про татуировки. Дядя Володя ж ещё не видел этих новшеств. Мои-то волосы успели оценить в прошлый раз, когда я приезжала на Новый Год. Не сказать, что восприняли прям радостно, но терпимо. Сказали: моё тело – моё дело.

– Скажи, что они временные, – отец с сыном обмениваются "рукообниманием". Это когда вроде бы обнялись, а вроде бы и просто руки пожали.

– Если тебе от этого будет легче.

– Вот, значит, как ты развлекался в Америке? Давно вернулся?

– Не очень.

– Почему не предупредили, что приедете? – настаёт моя очередь, и меня уже дядя Володя обнимает в исконно мужском запале, с желанием, видимо, придушить на радостях. – Да и ещё и вместе! Вот уж какой картины не ожидал увидеть!

– Сама в шоке, – честно признаюсь я.

Ну как бы да. До сих пор до конца не понимаю, что я здесь забыла.

– Как долетели? В самолёте опять кормили дрянью? – тут особо непонятно к кому обращаются, вероятно сразу к обоим.

– Сносно, – равнодушно пожимает плечом Илья. – После рыбы даже не хотелось прочистить желудок.

Ой, будто он к ней притронулся. Так, поковырял брезгливо и дальше дремать продолжил.

– Идёмте, поедите нормально. Ещё успеваете на обед. А там мать как раз подойдёт. Вот обрадуется.

– Обед – это просто замечательно, но я бы сначала скинул шмотки, – Князев красноречиво пинает сумку, лежащую у ног.

– А, да. Точно. Андреа, – дядя Володя переключается на администраторшу и безукоризненный английский, прося найти нам свободные номера.

Ключи-карты быстро оказываются у нас и, заканчивая толкаться в холле, выдвигаем лыжи в сторону лифта. Озадаченная девушка остаётся одна, недоуменно хлопая глазами. До неё пока так и не дошло, почему незваных гостей обслуживает лично владелец отеля.

Не владелец, конечно. Дядя Володя просто долгие годы работал в крупной фирме с хозяином сети отелей по всей Европе и когда было решено открыть этот, ему предложили его возглавить. Так что он тут, конечно, хоть и крупная шишка, но далеко не бог-миллиардер. Однако сотрудникам и такого статуса хватает, чтобы не растерять уважения.

Поднимаемся на третий этаж и расходимся по номерам. Я в свой, мальчики беседовать о своём, о мужском, отдельно. Договариваемся встретиться в ресторане внизу через полчасика. Как раз есть время принять душ и передохнуть.

Номер мне достаётся уютный. В светлых пастельных оттенках, единственным чёрным акцентом красуются только покрывало и подушки на белоснежной простыне. Кровать огромная, поместилось бы человека четыре. Отдельная ванная комната, аккуратный балкончик с видом на море, телек, мини-бар. Короче, все условия для того, чтобы балдеть. Особенно когда бесплатно.

Несколько минут стою на балконе, впитывая панораму города и запахи. Не хватает чашечки кофе, чтобы усесться в кресло и наблюдать за тем, как по яркой брусчатке, обрамлённой пальмами, лихо проносятся роллеры и велосипедисты. Рай. Ну прям рай.

Возвращаюсь в комнату и с разгона запрыгиваю на кровать. Как удержаться? Мне кажется, так делают все. Зарываюсь в подушках и тупо балдею от цветочного аромата кондиционера для белья. Лежу так минуту, две, три… Прикрываю глаза всего на секунду, а когда открываю – комнату вовсю окрашивают всполохи заката.

Зашибись. Опять всё на свете проспала! Прикол в том, что ботильоны с меня сняты и аккуратно стоят на полу. То есть ко мне заходили. И даже раздели, но будить не стали. Эм…

Звоню на рецепшен, чтобы узнать где можно найти дядя Володю. Отвечает на этот раз уже мужской голос. У девушки, видимо, рабочие часы закончились. После режима ожидания вежливо отвечают, что Владимир Князев в лобби-баре. Оке-е-ей. Где он я вроде помню с прошлого раза.

На летней террасе за уличными плетёнными столиками обнаруживается семейство в полном составе. Тётя Марина, как всегда ухоженная и с неизменной короткой стрижкой, первой вскакивает с места, спеша с радостными поцелуями.

– Зоечка объявилась! – стискивают меня крепко, на что отвечаю тем же. – А мы тебя едва не потеряли! Звонили в номер, ты не отвечала. Уже хотели ломиться без разрешения. Вдруг что случилось.

– Да я ж сразу сказал, что она вырубилась, – театрально закатывает глаза Илья, красноречиво показывая, что его сейчас тошнит от этой сопливой гиперзаботы. Обычная реакция.

Стоп. Он-то откуда знает, что я и как? И если ко мне никто не приходил, почему я разутая проснулась? В мой номер включены услуги личного барабашки?

– Да-да, он нас и отговорил, – кивает крёстная.

– Да, – смущённо тру лицо. – Я просто толком не выспалась ночью.

– Да в курсе мы, – мигом мрачнеет тётя Марина. – Про работу твою Илюша тоже рассказал. Совсем не обрадовал.

Чувствую, как холодок липкой змейкой заскользил вниз по позвоночнику. И дело сто процентов не в весеннем ветерке, обдувающем открытую территорию лобби. Вот вообще не в нём.

– Рассказал?! – аж начинаю хрипеть, в ужасе таращась на Князева, сидящего на диванчике с видом царя на троне. Ни грамма раскаянья на каменном фейсе.

Рассказал? Да ладно? Обещал же! Вот ведь говнюк! В море утоплю, слово даю.

Зои

Ох, что-то меня штормит от накатившей паники…

– Конечно, рассказал. Хотя бы он! – негодующе всплёскивает руками крёстная. – Зачем тебе эти ночные смены? Если нужны деньги, сказала бы нам.

– Что ты, – ехидно усмехается Илья, непринуждённо помешивая сахар в кофе. Дайте сковородку, я тресну его по роже. – Зои слишком гордая. Всё сама, всё сама. Трудится аки пчёлка, только чтобы ею гордились.

Где сковородка, я спрашиваю? Можно хоть пендаля ему отвесить? Или лёгонького леща залепить по ушлой морде!

– Нашла, где молчать! Вот удумала. Ты хоть представляешь, на кого можно нарваться? Там же ошивается не пойми кто. Да просто по улицам страшно ходить! Бросай свою забегаловку. Другие пусть эту пьянь обхаживают.

– Да я… – а что я? А я не представляю, что ответить. Чувствую, как от позора горят щеки, а Князев только масла в огонь подливает, присвистывая мотивчик из "Убить Билла". Очень символично. Урод.

– Что я, я? – тётя Марина нетерпеливо одёргивает мужа, ища поддержки. – А ты что молчишь? Скажи что-нибудь!

– Да, принцесса, – согласно говорит "что-нибудь" дядя Володя. – Она права. "Чайхона" и все заведения подобного типа вообще не место для молоденьких девушек. Кто знает, что там в этих горячих головах творится.

– Чайх… – затыкаюсь на полуслове, когда до меня доходит. Князев уже едва сдерживает смех. Вот же мартышка краснозадая! Офигеть как смешно, блин!

Я, может, и злая, но прям чувствую облегчение. Буквально слышу в ушах свистящее: "пу-у-уф". Так из шарика воздух выходит.

– Увольняйся. Тебе осталось до выпуска всего ничего. Поддержим материально. А уж там найдёшь нормальную работу. Средь бела дня. Поняла? – продолжает раздавать нотации крёстная, жестом приглашая меня сесть за стол. Тяжело плюхаюсь рядом с Ильёй, незаметно наступая ему на ногу. От души так, потанцевав ламбаду каблуком на его кроссовке. – Поняла? – не унимается родительница. Под таким натиском не устоит ни один гарнизон.

– Поняла, – послушно киваю, но, понятное дело, менять ничего пока не буду. Если я озвучу им ценник, который мне нужен, чтобы закрыть семестр, последуют ненужные расспросы. От которых точно не отвертишься. А рассказывать правду я пока, извините, не готова. Стыдно.

– Кофе будешь? – Князев придвигает мне свою чашку. – Я ещё не пил, – молча киваю, делая пару глотков. А то в горле напрочь пересохло. Зато теперь горячо и сладко. – Есть хочешь? Тут бутеры какие-то можно заказать, – на этот раз отрицательно качаю головой. Есть я хотела, но сейчас и кофе нифига не лезет. Надо, чтоб немного отпустило.

Замечаю подозрительный взгляд тёти Марины, бегающий с сына на меня. С меня на сына. И обратно.

– Это вы когда успели топор войны зарыть? Впервые вижу такое мирное общение.

Ой. Неосознанно отъезжаю на край диванчика, чтобы между нами появилась дистанция. И правда. Уселась чуть ли не на него, напитки принимаю безропотно. Даже не удосужившись предварительно поинтересоваться, не плюнул ли он туда.

– Мы вроде как нашли общий… язык, – усмехается Князев, красноречиво посматривая на меня. Эй, чего он так смотрит? Какой ещё язык? Я надеюсь, он не про поцелуй! Если что, его и за поцелуй нельзя считать! Оба раза нельзя считать. Ничего не было!

– Ну, наконец-то, – искренне радуется дядя Володя. – Я уж думал, не дождёмся. А то вечно как кошка с собакой. Одна в синяках, другой побитый.

Илья красноречиво тыкает пальцем себе в лоб, где до сих пор можно разглядеть подтёк и сходящую шишку.

– Многое не меняется.

– Конечно, меняется, – не соглашается крёстная. – Сами посмотрите. Вы такие взрослые. Красивые. Илюша как возмужал. Настоящий мужчина. Только эта твоя наскальная живопись всё портит. Просто ужасно. Это ведь на всю жизнь, ты знаешь?

– Да ладно? Отвечаю, я думал они как переводные. Через месяцок смоются.

Сердито пихаю Князева. Он умеет нормально разговаривать? Что за дебильная привычка ёрничать.

– Не огрызайся, – осаживаю его.

– Да кто огрызается? Отличить шутку от издёвки не можешь?

– Юмор – не твой конёк. Не пытайся.

– Можно подумать твой. Ты чего такая колючая? Уже ж поспала, должна была подобреть.

– Я не могу быть доброй, когда ты рядом. Сложно улыбаться и сдерживать рвотные позывы одновременно.

– Пмсная злюка.

– Тугодумный барашек.

– Почему барашек?

– А, то есть тебя только это смутило?

Дядя Володя прыскает в кулак от смеха.

– Наверное, вы правы. Некоторые вещи не меняются. Потом довыясняете отношения. Илья, лучше расскажи, чем ты занимался в своей Америке? А то из тебя и слова невозможно выжать.

– Ой, брось. Разве это кому-то интересно? – отмахивается Князев.

– Сын, не начинай.

– Не начинаю. Но за столько лет могли бы хоть раз навестить. И звонить чаще одного раз в месяц.

Градус веселья за нашим столиком стремительно начинает падать.

– Матери спасибо скажи, – мрачнеет родитель. – Это она вся изводилась, места себе не находила. Полгода квартира воняла корвалолом. Как там мой сыночка: плохо ему, хорошо ему. А если он бедствует? А если голодный? Может ночевать негде? Давай скинем ему денег.

– Она хотя бы переживала.

– А что, и я должен был? Захотел самостоятельной жизни вопреки всем советам, ты ведь самый умный – флаг в руки.

– Советам? Ты хотел сказать – приказам?

– Илья, – просит его мама, но поздно.

– Кто тебе приказывал? Да тебе никто никогда не был указом. Любое слово в штыки. Считал, что лучше всех всё знаешь, а на деле только ветер в пустой голове и гулял.

– Он и сейчас там гуляет.

– Это заметно по твоему внешнему виду.

– Вова, пожалуйста, не надо, – грустно вздыхает тётя Марина, переглядываясь со мной. Снова – здорово. Привычная ситуация, когда каждый мало-мальски семейный разговор заканчивался скандалом, после которого Илья просто уходил из дома. Порой на несколько дней. – Давайте не будем портить замечательный вечер. Наши дети здесь. Приехали, такой подарок сделали. Зачем снова ссориться? Что было, то было.

– Ты права, – дядя Володя послушно поднимается с места, одёргивая брючины. – Я тоже считаю, что на сегодня достаточно. Молодёжь, если хочет, может остаться, бар работает круглосуточно, а мы пойдём отдыхать. Уже поздно. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – эхом отзываюсь им вслед я, не поднимая головы. Ну вот, поговорили. Блин. Прям вьетнамский флэшбек словила. – Ты не прав, – с укором поворачиваюсь к Князеву. – Он тоже переживал, когда ты уехал. Просто в силу натуры старался не показывать.

– Он? Переживал? – сарказма не вагон даже, а целый товарняк. – Зачем? У него же осталась ты. Местная гордость. Мисс покорность и смиренность. Идеальная "принцесса" с которой я всегда должен был брать пример.

– Ты меня за это ненавидишь, да?

– И за это тоже.

– Ну так чего ж не сдал? – чашка со звоном ставится на блюдечко, расплёскивая содержимое. – Такая возможность и упустил. – молчит. Ничего не говорит. Даже на меня не смотрит, вместо этого без каких-либо эмоций разглядывая вид с террасы. – Тебе не кажется, что пора заканчивать? Твоя игра в обиженного мальчика подзатянулась и становится скучна.

– Ну да, – охотно соглашаются. – Твоя игра в "прилежную девочку" ведь многим лучше. Я пускай просто дебил, а ты вот, дорогая моя, в чистом виде лицемерка.

М-м-м… Что началось-то.

– Наверное, на сегодня и правда достаточно, – решительно встаю. – Не знаю, почему ты промолчал и прикрыл меня, пусть в привычной тебе манере, но всё равно спасибо. Спокойной ночи.

Ухожу, пока мы не вернулись в исходную точку. После мирной недели очень не хочется скатываться обратно в ту помойку межличностных отношений, в которой мы барахтались последние шестнадцать лет.

Когда миную главный вход мимолётно возникает мысль пройтись вдоль территории отеля, но не рискую. Здешние улочки я знаю плохо, да и стемнело уже настолько, что включились вечерние фонари. Не стоит искушать судьбу. Кто его знает, на кого можно нарваться в чужой стране.

Поэтому возвращаюсь в номер, принимаю душ и снова заваливаюсь на постель. Думала, уснуть теперь не получится, но истощённый организм, кажется, считает иначе. Морит меня только так. Наверное, ещё акклиматизация и здешний воздух играют немаловажную роль. Балконная дверь открыта, впуская солёную влагу и отголоски движа с местной дискотеки на берегу.

С рассветом шума прибавляется. Аниматоры уже на ногах, активно завлекают отдыхающих делать утреннюю гимнастику под громкий музончик. Гудят экскурсионные пароходы, радостно визжат дети, им в пару кричат чайки. Слышу всё приглушённо, частично выходя из глубокой дрёмы. Надо было зашторить окна, потому что солнце слепит даже через закрытые веки, но вставать ужас как лениво. Так приятно просто валяться. Просто никуда не спешить.

Уличные помехи смешиваются с вновь пришедшим сном и творят дикую ахинею с расслабленным воображением. То я лечу верхом на птице, то эта же птица напяливает на себя детский круг для купания и, размахивая гигантскими крыльями, делает водную аэробику в бассейне. Потом всё меняется, и я уже умиротворённо покачиваюсь в гамаке, пока по мне ползает божья коровка. Перебегает вверх по ноге, приятно щекоча лапками, перелетает на руку, задерживается на плече, а потом…

Рывком распахиваю глаза и понимаю, что меня целуют. В губы. Нифига, блин, это не божья коровка. Тут другая коровка. Озабоченный татуированный бык.

Глава десятая. Я тебя люблю

Зои

НЕТ, ЭТО НОРМАЛЬНО??!

ЧТО ОН ВООБЩЕ ТУТ ЗАБЫЛ???

С истошным воем отпинываю от себя Илью. Пущенная вслед пощечина пролетает мимо. Шустрая глиста успевает вовремя перекатиться на свободную часть кровати. Кисть впустую разрезает воздух.

– Вуайерист придурошный! – подрываюсь на месте: взбешённая и встрёпанная. – Совсем обалдел?! Номером не ошибся? Бордель не здесь!

Ноль. Полное отсутствие стыда на наглой морде.

– Сорян, не смог удержаться.

Не смог уд… А-а-а! Да он издевается.

– Князев, сгинь. Умоляю.

– Ща сгину. Я, собственно, чего. Заскочил пожелать доброго утра и… – мне протягивают розу. Не такую, какие обычно продаются в цветочных, пафосную и лощёную, а из тех, что попроще. Садовых. Распушенных и на коротком стебельке. Смутно похожих на те, что в большом количестве растут на кустах вокруг отеля.

Не поняла юмора.

– Эм… это что?

– Типа "извини".

– За домогательства?

– За то, что назвал тебя лицемеркой.

Ого… Немножко даже теряюсь. Он извиняется, да ещё передо мной – такое нечасто увидишь. Это, разумеется, не уменьшает раздражения от бесцеремонного вторжения, но…

Так, погодите-ка…

– Стоп, – подозрительно озираюсь на запертую дверь, смутно чуя подвох. – Ты как сюда попал?

– Через балкон.

Хм…

– Твой номер в другом конце коридора.

– Через несколько балконов. Там удобно, перегородок нет, – такая непосредственность, куда б деваться. – Я, кстати, что хотел спросить пока шёл… – Князев замолкает призадумавшись.

– Где ближайшая психушка? – подсказываю я.

– Да не… – лениво тянет он, уставившись в одну точку. – Что-то другое… – слежу за траекторией и, взвизгнув, торопливо прикрываюсь одеялом. Я ж спать легла в нижнем белье. Пижамы-то нет.

– Проваливай отсюда, извращенец! – с жалобным скулением пинаю его ногами в надежде спихнуть с кровати. Да за что мне всё это?!

– А, вспомнил, – мои лодыжки без труда перехватывают, лишая возможности лягаться. – Давай сегодня прогуляемся?

От такого предложения сама, блин, перестаю сопротивляться и как дура хлопаю глазами. Хлоп-хлоп.

– Прости, что? – на всякий случай перепрашиваю, а то мало ли.

– Давай прогуляемся по городу.

Не. Не ослышалась.

– Это чё, ты, типа, меня… на свидание зовёшь?

– А ты пойдешь?

– Нет.

– Тогда не свидание. На несвидание пойдёшь?

– Нет.

– А как пойдёшь?

– Никак. Я с тобой даже за хлебом в ближайший магаз не вый… А-а-а… – рывок за конечности и я распластываюсь на спине. Илья нависает сверху, придавливая собой так, что оказываюсь в западне. Запястья перехвачены, ноги зажаты коленом. Не пошевелиться.

– Зойка, харе ломаться, – строго щурится он, склоняя лицо так близко к моему, что по телу пробегает мелкая дрожь. Не дело это. Совсем не дело. Неправильно. Не надо так. – Всего одна невинная прогулка. С тебя убудет? Я ж не в туалете закрыться предлагаю.

– Это и напрягает. Туалет от тебя хоть ожидаем.

Ох, какой тяжёлый вздох.

– Понимаю, на эволюционной лестнице я у тебя топчусь неподалёку от приматов, но давай на сегодня сделаем вид, что ты мне хоть немного доверяешь.

Доверять? Ему? Мы в запертом номере, я полуголая, на мне лежит груда мышц в тесной борцовке, которая заявилась без спросу и всего пару минут назад лезла без разрешения целоваться… О каком нафиг доверии идёт речь?

– Зачем?

– Затем, что я хочу провести с тобой время. Нормально. Так, чтобы можно было поговорить, потому что постоянное молчание меня уже задрало.

Вдобавок к дрожи теперь меня бросает в жар.  Да что ж такое происходит-то!

– Слезь, – прошу я вместо того, чтобы требовать. Вот только требовать как раз и не получается. Дезориентация просто катастрофическая.

– Слезу, когда пообещаешь.

– Я никогда ничего не будут тебе обещать. И никуда с тобой не пойду.

– Почему?

Блин, он реально не понимает?

– Тебе вкратце обрисовать или подробно?

– Вкратце.

– Ты всю школу меня изводил, надсмехался и унижал. А теперь что… приударить решил?

– Согласен. Переборщил мальца. Но то ведь обычные детские шалости.

Ох, зря. Лучше бы он промолчал.

– Шалости? – в момент вскипаю я. – Ты испортил мне жизнь, инфантильный ты придурок. Открыл травлю. Лишил друзей, парней и нормальных воспоминаний о школе! А для тебя это просто шалости? Свали с меня! СВАЛИ, СКАЗАЛА, – вырываюсь, но это бесполезно. Меня лишь ещё сильнее прижимают к матрасу. За неимением других вариантов начинаю просто неистово голосить.

– Да хорош орать! – шипит Князев, зажимая мне рот ладонью, но тут же отдёргивает её обратно, когда мои зубы впиваются в шершавую кожу. – Твою… Крамер, если не заткнёшься, слово даю, я тебя изнасилую! – угроза действует безотказно. Я хз знаю, чего от него ждать и вот почти не сомневаюсь, что обещание может быть приведено в исполнение.

Почти…

– Не посмеешь!

– Пока держусь, но за последние пару недель ты уже дважды висела на волоске, принцесса. Дважды. А я не железный, – нервозно сглатываю, приофигев от таких откровений, он же продолжает как ни в чём не бывало. – Что я тебе там испортил? Каких друзей лишил? Дуры Синициной? Той, что тебя предала за конфету? Каких парней? Безмозглого Верёвкина? Ты бы слышала, какие песни он потом пел за твоей спиной и как только не оскорблял! Если бы я не знал тебя, реально поверил бы пубертатным россказням.

– Правильно. С твоей подачи же. И твоих пёсиков. Ты всех науськивал против меня.

– Неважно с чьей. Важно, что он ведомый говнюк. Если бы ты ему реально нравилась, расквашенный нос его бы не напугал. Да ты благодарить меня должна. Я отсеял уродов сразу, они бы потом всё равно тебе подгадили.

– Не всех, – презрительно кривлюсь я.

– Что не всех?

– Не всех уродов. Один остался. Я на него сейчас смотрю.

Илья замирает каменной статуей. Безукоризненный покерфейс. Ни одной эмоции. Ни одного дрогнувшего мускула. Секунда, другая… Когда его рука вдруг тянется вперёд, невольно зажмуриваюсь, на случай если мне втащат, но нет. Он всего лишь подбирает отлетевший в сторону цветок.

– Ты права, – моей щеки едва уловимо касаются мягкие лепестки, плавно скользя по коже и замирая у губ. Ох… а вот и лапки божьей коровки подъехали. Чувствую, как крыша со свистом уезжает в дальние дали. Нельзя так делать. Это запрещённый приём. – Я наделал много ошибок. Но теперь собираюсь их исправить.

Внутри всё замирает. От того, что он говорит. От того, как говорит… От того что делает.

– Исправить? – так странно говорить и одновременно чувствовать вкус сладкой пыльцы. Странно, волнующе и… чтоб его, возбуждающе. – С каких пор твой моральный компас указывает на меня?

– Всё изменилось после твоего ночного звонка, – бутон опускается ниже, ныряя в ложбинку между розовыми кружевными чашечками лифчика и это просто… До мурашек. До обезумевших от происходящего мурашек. У меня так сердце начинает панически стучать, что грудь ходуном ходит.

– Не делай так, – просить – прошу, но вот уверенности в голосе нет. И Князев прекрасно улавливает перемену. Момент становится очень опасный.

– Тебе неприятно? – ко мне склоняются. Неспешно, вопросительно. На этот раз словно прося разрешения на поцелуй, который по всем законам жанра должен вот-вот произойти.

– Приятно. Но это… неправильно.

– Что неправильно?

Расстояние между нашими лицами сокращается до опасного минимума.

– То, что мы делаем…

– Почему?

Между губами жалкие миллиметры…

– Это странно. Так не должно быть.

– Кто сказал? Стереотипы?

Сглатываю образовавшуюся в горле горечь, утопая в творящемся сумасшествии.

Ненормальность.

В моих мыслях и теле творится какая-то ненормальность.

Меня не должно возбуждать то, что происходит, но возбуждает. Я не должна хотеть этого поцелуя, но хочу его. Я не должна снова чувствовать к этому человеку то, что чувствовала когда-то очень давно, но, кажется, и это пугает до чёртиков, начинаю чувствовать.

Его поступки. Его поведение. Его прикосновения. Они провоцируют химическую реакцию, уже зарождающуюся где-то в глубине. Она есть, безошибочно угадывается. И мне страшно.

– Это сказал ты, когда снова и снова не забывал напоминать, что ненавидишь меня, – с горем пополам нахожу в себе остатки разума прервать бунт гормонов. – Тех, кого ненавидят – не соблазняют. Если это такой способ в очередной раз унизить меня, давай считать задание выполненным. Можешь с чистой совестью хвастаться друзьям.

Замираю в ожидании хлёсткого ответа или саркастичной усмешки, но вместо этого перестаю ощущать вообще что-либо. Потому что с меня слезают.

– Одевайся, – Илья перекидывает мне оставленную с вечера на спинке стула одежду. – И пошли завтракать. А то ещё с голода помрёшь, сутки не евшая. Я в коридоре.

Дверь захлопывается громче положенного, а я сижу на постели, стискивая джинсы, и с какого-то перепуга не могу отделаться от загрызшего меня между лопаток чувства вины. Вины! Зашибись поворот. Я-то в чём виновата?

Умываюсь, кое-как причёсываюсь предоставленной в отеле хлипкой расчёской, рассчитанной, видимо, на страдающих облысением плешивых дядечек, одеваюсь и выхожу из номера. Илья и правда ждёт. Наяривает круги у лифта. Видит меня и с силой вжимает кнопку вызова.

Заходим в кабинку в молчаливом напряжении. Друг на друга не смотрим. Дверцы закрываются, но лифт без команды не едет. Первой тянусь к нужной кнопке, но меня перехватывают за запястье, рывком разворачивая к себе.

– Почему ты такая дура?

Теряюсь настолько, что не сразу нахожу что ответить.

– Это констатация факта или вопрос?

– Крамер, вот ты же вроде не тупая! Так почему до тебя не дойдёт?

– Стоп. Так дура или вроде не тупая? Я запуталась.

Рычит. Хих. Грозный мишка бесится.

– Я тебя задушу!

– Лучше как-то более конструктивно обрисуй ситуацию. Что до меня должно дойти?

– Правда не понимаешь?

– И с каждой секундой всё меньше и меньше.

– ЛЮБЛЮ Я ТЕБЯ! – выпаливает Князев, и моя челюсть с грохотом падает вниз.

Зои

Звенящая тишина повисает в замершем лифте. Слышу, как над потолком гудят тросы. Блин, почему его никто не вызывает? Это хоть как-то бы спасло положение. Избавило б от неловкости, потому что я полуголой на кровати чувствовала себя увереннее. В конце концов моя работа откладывает отпечаток и лишает стеснения. Здесь же…

Да когда поедет эта долбанная таратайка? Неужто в десять утра никому никуда не надо?

Капец.

Я слишком долго играю в глухую.

Надо что-то говорить, да? И явно не Илье. Он уже отстрелялся. Ляпнул так ляпнул.

– Хм… Ну-у-у… – а мне, мне что ответить? Спасибо? Поздравляю? Да ну он же тупо гонится. Ща как заржёт: мол, что, реально повелась? Детка, ты совсем ку-ку? Значит и реагировать надо соответствующе. Так что выбираю нейтральное. Правда получается с хрипотцой. Голосовые связки паршиво фурычат. Тоже в шоке. – Прикольно, чё.

Нейтральное, блин. Князев мрачнеет.

– Это всё, что ты можешь сказать?

– Нет, могу стишок ещё рассказать. Хочешь про Бородино?

– Зои, твою мать. Можно посерьёзней? Я не каждый день душу выворачиваю.

Ох… Это у тебя душа выворачивается? Да это у меня режим турбо-отжима включился.

– И как ощущения?

На меня смотрят как на больную.

– У меня как ощущения? Мне нормально. Не поверишь, даже полегчало. Знал бы, раньше сдался.

Ой-ей, чё-то и ножки мои меня уже подводят, начинают дрожать.

– Да я не об этом… – об этом, конечно, но держать марку необходимо. – Я в смысле, шутейка зашла? Сгодится для тролинга месяца?

Мрачнеет ещё больше.

– Это не шутка.

– Нет? А я думала, ты просто с первым апрелем промахнулся на пару деньков, – что ж такое, этот лифт когда-нибудь поедет или нам суждено тут мумифицироваться? Я уже мелю полную ахинею, лишь бы съехать с опасной темы. – Типа решил прорепетировать на следующий год.

Венки на виске Ильи напрягаются и взбухивают.

– Я бы приложил твою дурную голову об стены, если бы… – замолкает.

– Если бы?

– Если бы не уголовный кодекс.

Истеричный смешок сдержать не получается.

– Да. Вот это уже в твоём стиле.

– Так, принцесса, – Князев делает шаг ко мне, я же пячусь назад, врезаясь спиной в горизонтальный поручень. Место он выбрал идеальное, конечно. Не сбежишь. – Повторяю. Я люблю тебя. Это не прикол. И не стёб.

Блин. Опять. Ну вот зачем? Не надо так говорить. Дрожащими руками достаю телефон, и включаю диктофон.

– Слабо ещё раз повторить?

Ну вот. Опять как на дуру пялятся.

– Это зачем? – кивок на запущенные секунды.

– Чтоб было задокументированное чистосердечное. Не знаю, может ты под чем-то. Потом дам послушать, поржёшь.

Я, конечно, всё это больше так, сгладить напряжение, но Илья умудряется окончательно меня добить, послушно забирая гаджет и поднося динамик к губам.

– Крамер, слушай и запоминай. Я. Тебя. Люблю, – чеканя каждое слово произносит он глядя на меня в упор, от чего ноги уже не дрожат, а подкашиваются. – Всегда любил. Сколько себя помню. Любил и ненавидел. Ведь это не было взаимно… Продолжить или достаточно?

– Д-достаточно, – замечательно. Ещё и заикаться начала. Забираю смартфон и поспешно нажимаю "save", но пальцы так трясутся, что едва всё не стираю. Ну давай же. Что значит: "вы точно хотите удалить эту запись?!" Нет, конечно! Сохраняй, глупая ты металлическая коробка!

Сохранила.

Стоим.

Молчим.

Разглядываем разводы, оставшиеся от моющего средства на дверцах.

Закрытое пространство действует на нервы. Вздрагиваю, когда Илья подаётся ещё ближе, но лишь для того, чтобы нажать на кнопку. Лифт приходит в движение. Ура! Только я, кажется, слишком громко выдохнула. И это не осталось незамеченным.

– Надо переварить? – понимающе спрашивают меня.

Едва заметно киваю.

– Переваривай. Слушай на повторе запись, привыкай. А когда утрамбуешь там у себя всё, поговорим более детально, – нас выбрасывает в почти пустом в вестибюле. А, ну понятно чего людей нет. В ресторане их тоже мало, основной поток уже позавтракал и разбрёлся кто куда.

На длинных столах шведского типа стоят полупустые плошки с остатками пира. Самое вкусное успели к этому часу разобрать, но и из того, что осталось вполне можно выбрать. Всё так же молча и всё теми же трясущимися руками набираю в тарелку яичницу и греческий салат. Князев не мелочится, игнорируя траву и белок, переходя на аппетитно выглядящее тушёное мясо.

Относит и моё, и своё за ближайший столик, пока я кручусь возле фруктовой зоны. Уходит к стационарной кофемашине. Уже начинаю завтракать, когда передо мной ставится ароматная дымящаяся чашка.

– Спасибо, – ну хоть больше не заикаюсь.

Завтракаем.

Тупое состояние какое-то. Типа делаем вид, что всё как обычно, но только нифига не как обычно. Вернее, я пытаюсь делать вид. А вот у сидящего напротив Ильи никаких проблем явно нет.

– Как понимаю, прогулка на сегодня теперь точно отменяется? – беззаботно уточняет он.