Текст книги "# Розовым мелом"

– Насколько давно?

– Настолько, что сросся с ним как с родным.

– Если правильно помню, в садике ты вроде как хотел на мне жениться.

– До сих пор хочу. А ты уже тогда крутила носом и плакала, что никогда и ни за что.

– Да, – с вырвавшимся смешком киваю я. – Было такое.

– Чем же я был тебе так не мил?

– Ты таскал у меня булки с полдника.

– Вот негодяй.

– Так я их тоже любила вообще-то.

Забавно всё это. Забавно и грустно. Я очень плохо помню ранее детство, в том числе и родителей, но некоторые кадры стоят в памяти невероятно отчётливо, до малейшей детали. Включая тот случай.

Помню узкий бежевый коридор с разноцветными детскими шкафчиками. Помню, что было на них нарисовано. Помню, как пришедшая мама застегивала на мне куртку и вытирала горькие слёзы, пока я жаловалась на Илью и его "серьёзные намерения". Помню и то, что она тогда ответила: "вырастешь и сама решишь, за кого тебе выходить замуж. Не захочешь – никто тебя не заставит".

Казалось бы, что в этом моменте значительного? Яркого? Запоминающегося? Важного? Но именно он, один из немногих, такой простой и домашний, живёт во мне столько лет и каждый раз отзывается в груди щемящей болью. Мамин голос, мамины руки, мамины духи…

Совсем другие руки касаются меня с той же заботой, отвлекая от готовой захлестнуть меланхолии. Не люблю её и стараюсь быстрее прогонять. Пострадать порой приятно, не спорю, с томным видом там у окошка, с какао или чисто под пледиком, но частое самосожаление прямым экспрессом обычно уводит на другую станцию под названием: "пожалейте меня, пожалуйста, я такая несчастная". А делать на этой станции нечего. Она априори ведёт в никуда.

Зато та дорога, что медленно, но неукоснительно уносит меня в новое и ещё только зарождающееся, а потому как никогда хрупкое возможное "завтра", мне… нравится. Я бы… рискнула пройтись по ней до конца.

Мы молча смотрим друг на друга, не проронив ни звука. А зачем? И так всё очевидно, зачем опошлять ненужным набором буковок? Не отдавая себе отчёта прижимаюсь к мужской ладони щекой и только что не мурлычу. В ответ наши лбы соприкасаются, а кончики носа в незримой поддержке ободряюще трутся друг об дружку.

На другом конце квартиры что-то происходит: слышим и повышенные голоса, и грохот, и топот, и скрип входной двери, но в данную секунду всё это незначительно и несущественно. Есть лишь наше особое мгновение…

Которое бесцеремонно нарушается Огурцовым.

– Оу, пардоньте, – стыдливо зажимает он глаза пятерней. Будто голыми застал. – Я только хотел сказать, что всех выпроводил. Мартынова отправил на такси домой протрезвляться.

– Слава богу, – облегчённо выпрямляюсь, отлипая от Ильи. – Пять лет его не видела и готова ещё столько же обходиться без этой рожи.

– А моей? – каверзно любопытствует Ваня.

– Твою готова потерпеть.

– Слыхал? – самодовольно поглядывает он на друга. – Моя пока котируется.

– Слыхал, – кивают ему. – Только смотри осторожней, заревную и придётся её подправить.

– Не надо. Я и так красивый… Ты не злись на Мартына, – это уже снова обращено ко мне. – Ему пить вообще нельзя. Пробку понюхает и уже невменько. Проспится, сам завтра приползёт с повинной.

– Обойдусь.

На это лишь неоднозначно пожимают плечами, как бы говоря: дело барское.

– Кстати, по поводу проспится, – на клоунской моське расплывается широченная улыбка в два ряда зубов. – Можно я у вас переночую? Мне отсюда ближе до работы ехать.

– А Аллу куда денешь?

– Так она уже тоже свинтила. Мы типа расстались. Наверное. Если сама не позвонит, тогда точно.

– Что так?

– Вы виноваты. Насмотрелась и давай на мозги капать: Илюша такой обходительный, Илюша вон как её за ручку нежно берёт, Илюша с неё пылинки сдувает. Это с намёком, что я валяющийся за холодильником прошлогодний сухарь. А мне надо оно слушать?

– Мило, – хмыкаю озадаченно. – Такие высокие у вас отношения.

– Умоляю. Я её неделю назад у бара подцепил. Всё ждал возможности отделаться, а то больно настырной оказалась. Уже и вещи ко мне перевозить намылилась. А вы молодцы, ребятки. Наконец-то, разродились. Я, по секрету, был уверен, что до этого ваще не дойдёт. Ни одна терпелка не выдержит столько сохнуть, как Князя по тебе клинило.

– О… – я, право, удивлена. – Так ты в курсе?

– Ясен красен. Кто, думаешь, помогал рисовать сопливые признания под окнами? – Огурец подвисает, замечая мою растерянность. Переводит взгляд на Князева. – А, она так и не в курсе? Сорян.

Вот сейчас конкретно затупливаю.

– Какие признания?

– Ну как какие? "Я тебя люблю", бла-бла-бла, все дела. Всё, как вы любите.

"Я тебя люблю"?

Под окнами?

И тут до меня доходит.

Глава девятнадцатая. Розовым мелом

Зои

Я помню эту надпись на асфальте у подъезда, сделанную розовом мелом! Ох, как меня тогда грызла под ляжку зависть. Я вечера два сидела и гадала потом, кто ж та "счастливица" и в какой квартире она могла жить.

Да, послание не продержалось долго. Мел быстро затоптали ботинками и детскими колясками, а после и вовсе всё смыло дождём, но то чувство зависти… Оно ещё долго во мне держалось. А оказывается то вон что.

С раскрытым ртом таращусь на Илью.

– Так это было мне?

– А кому ещё? Розовое же. Ты ж фанатела по этому цвету.

Ему неловко. Боже, Князеву НЕЛОВКО. Клянусь, вижу как краснеют его уши. Меня же распирает от желания наброситься на него и расцеловать везде, куда только смогу дотянуться. Но… Огурцов всё ещё фонит на кухне, а при нём я не хочу.

Так что вместо необузданной нежности прячу лицо в ладонях, которое пылает едва ли меньше кое-чьих ушек.

– Обалдеть.

– Да подумаешь, – отмахивается Илья, вот только непонятно отмахивается от чего: смущения или раздосадованности. – Был бы толк.

– Толк? – не сдержавшись насмешливо фыркаю, вскидывая голову. – И правда, я же должна была сама догадаться.

– Не должна. Я хотел тем же вечером сознаться, но… не вышло.

– Почему?

– Ой, да он же диким тормозом всегда был во всём, что касалось тебя. Мне порой казалось, что он того… с ограниченными умственными способностями, – хихикает Огурец, но быстренько тушуется под мрачным взором друга. – А, я вам мешаю? Всё понял. Гордо удаляюсь в соседнюю комнату. Подслушивать не буду, честна-честна.

Реально сдаёт задним ходом со шкодливой улыбкой, натыкается спиной на косяк, ойкает, морщится, чешется лопатками об него же, после чего уже нормально утопывает в гостиную присвистывая.

– Ну правда клоун, – хмыкаю, болтая в воздухе ногами.

– У всех свои развлечения, – пожимает плечами Илья. – Ему удобнее прикидываться легкомысленной бестолочью, но я знаю, что всегда могу на него положиться.

– С учётом того, что он, как обнаружилось, всё это время знал про меня, вероятно, да.

– На самом деле он знает многим больше, чем мне бы хотелось. Издержки длительной дружбы.

– То есть можно выведать любопытный компромат?

– Можно, но не советую. У тебя и так обо мне не самое лестное впечатление. Не стоит усугублять.

– Боишься, что испугаюсь?

– Боюсь, что разочаруешься. Во мне.

Коротко киваю, давая понять, что приняла информацию к сведению. Наверное, он прав. Каких-то вещей лучше действительно не знать. Целее нервы будут. Однако некоторые знать всё же необходимо. Чтобы понять.

– Так почему ты не рассказал, что послание от тебя? Раз написал, значит уже был готов.

– Почему? – кривится Князев. – Да потому что сыкло я. Увидел как ты целуешься с каким-то хмырём у подъезда и решил, что это знак и лучше не рыпаться.

Хмырём? О… Я, кажется, поняла, про кого идёт речь.

– Тот хмырь был вроде как моим первым парнем. Официальным.

– Первый во всём?

– Не во всём. Только в свиданиях и поцелуях. У нас не сложилось. Той же осенью мы расстались.

– Я должен был быть твоим первым.

– В поцелуях или в свиданиях?

– Во всём.

Ммм… Пробую эту мысль на вкус и в целом нахожу её весьма занимательной, вот только воображение стопорится, не желая выдавать картинку. Нет. Не могу себя представить рядом с ним. С тем ним.

– Увы. Поезд ушёл, но… – спрыгиваю со столешницы и замираю напротив Ильи, закидывая руки ему на плечи. – У тебя есть возможность стать последним. Как смотришь на это?

Моя мягкая, как бы ободряющая улыбка порождает ответную. Воодушевлённую.

– Точно есть?

– Точно. Но для этого придётся постараться. Очень постараться.

– Постараюсь. Обещаю.

– Могу накидать спецзаданий по первой, чтоб легче шло.

– Накидывай.

– Первое: свинарник за своими друзьями убираешься сам.

– Принято.

– Второе: подкинешь меня завтра в стрипклуб?

Князев моментально напрягается.

– Зачем?

– Надо вещи забрать. Не хочу дарить девочкам шмотки. Лучше перепродам потом.

– И те свои туфли для ломания костей тоже?

– Угу.

– И эротичные корсеты?

– Угу.

– Нет. Не надо продавать.

– Не по улице же в них ходить.

– По улице не надо. А вот дома…

О, у кого-то аж глазки загорелись в предвкушении.

– И что, мне в таком виде у плиты стоять и со шваброй танцевать? – иронично изгибаю бровь. Вот тут с воображением всё отлично. Мозг рисует образы весьма красочно.

– Если будешь в таком виде встречать меня по вечерам, к плите можешь вообще не подходить.

– Это такое личное пожелание? Или ультимативное требование?

– Деловое предложение. На выгодных условиях для обеих сторон.

– Решил завести себе личную стриптизёршу?

– Кто ж от такого откажется, – мне всего лишь заправляют волосы за ухо, а по телу уже разливается опьяняющее до слабости тепло.

Может всё дело в том, как он смотрит?

Смотрел ли Илья на меня так прежде?

Если да, то почему я этого не замечала?

А может путала с ненавистью?

– Скажи это ещё раз, – прошу я. – То что написал тогда на асфальте.

Щеку обжигает ласковое прикосновение, заставляя дрожать каждую поджилку в трепетном восторге. Буквально до головокружения. Почему, ну почему это так приятно?

– Я тебя люблю.

Сердечко падает вниз, пружиня об пол и замирает. Молча беру его за руку и тяну за собой в ванную. Щёлкает свет, запирается щеколда.

– Попросишь помыть рот с мылом? – усмехается Князев.

– Ага, – не отрываясь смотрю ему в глаза, нашаривая кран и включая воду в раковине. Чтоб отрезать нас от возможных свидетелей. Ваня, ты выбрал крайне неудачный день, чтобы напроситься в гости. – Именно так, – снимаю с Ильи свитер, а следом и футболку, выпуская на свободу татуировки. Кончики пальцев скользят по ним с упоением, рисуя свои собственные невидимые узоры поверх чернил, а нетерпеливые губы встречаются с его. Довольными моей инициативой и готовыми на всё.

Пока наши губы танцуют в страстном поцелуе, горячем и настолько пульсирующе жарком, что потеет стекло над раковиной, мои руки спускаются ниже, находя ширину на джинсах.

– Принцесса решила похулиганить? – терпким как вино накрывает меня участившееся мужское дыхание.

– Решила сделать приятное своему пажу, – отрываюсь от него, но лишь для того, чтобы опуститься на колени.

Я. Стою на коленях перед Ильёй Князевым. Мир сошёл с ума. Или же с ума сошла я, готовая добровольно сгореть в том опасном пламени, что сама же и разжигаю.

Небольшой пакет с ручками – вот и всё моё добро, накопленное за месяцы работы. Выхожу из гримёрки даже не попрощавшись с другими танцовщицами. Мы никогда не играли в закадычных подружек, так зачем лицемерить сейчас?

Мне не грустно. Как и нет ни капли сожаления, что всё закончилось. Мне нравилось делать то, что я делала, но уходить легко. Спасибо за опыт, однако с этой минуты наши пути расходятся. Как говорится: спасибо этому дому, пойдём к другому.

За вещами пришлось заезжать вечером, когда заведение уже открылось для всех. Днём здание заперто и попасть внутрь нереально. Плюс я специально старалась подгадать момент, чтобы шеф тоже оказался на месте. Нужно было уладить парочку вопросов, касаемых трудового договора и "официальных" двух недель отработок, которые я как бы должна. Если верить прошедшему мне не так давно сообщению.

Остальные девочки работали нелегально, не имея за собой никаких бумажек, а потому могли спокойно забить и в какой-то момент тупо не выйти на работу. Но у меня другой случай: со мной все правила обговаривались заранее и закорючку я свою проставляла в обеих копиях, что теперь слегка усложняло дело. Слегка.

Беседу с начальством вызвался провести Илья лично. Я не настаивала, так как сама вряд ли смогла бы выстоять против "системы", но на всякий случай взяла с него слово обойтись без применения грубой силы. А то знаю я крутой нрав некоторых.

Упрекнуть сложно, слово своё реально сдержали. Но обратно, надумай я вдруг вернуться, меня уже больше точно не возьмут. Князев постарался обрезать любые возможные ниточки. Причём делал это радикально. А мне ещё никогда не было так стыдно и совестливо перед кем-то. Из кабинета шефа я вылетела пулей, после чего помчалась сразу за шмотками.

– Всё? – всё это время меня ждали в основном зале. Вместо ответа машу пакетиком. – Ну так и поехали. Пока я на прощание не устроил им тут поджог.

– Не надо играть в Герострата. Пускай развлекается народ. Вреда же никому не приносят.

Народ в самом деле развлекался. В выходной день здесь всегда царил аншлаг, так что и сегодня всё привычно забито под завязку. Почти все столики заняты, у бара не протолкнуться. И это ещё даже десяти часов нет. К полуночи вообще начнётся пекло.

Илья идёт впереди грозной широкоплечей тучей. Я не отступаю, навсегда прощаясь с удушливым кумаром кальянов и вейпов. Сомневаюсь, что когда-нибудь настанет тот день, что я вдруг соскучусь и решу заскочить сюда по старой памяти. Проведать коллектив. Или постоянных клиентов.

Ложных надежд не лелею, прекрасно зная, что едва моя нога перешагнёт порог стриптиз-клуба "Снежный барс" про меня никто и не вспомнит. Так было всегда. Со всеми девочками. Так устроен мужской мозг. Он умеет быстро переключаться. А мы умеем быстро забываться.

Вот только в любых правилах, как водится, есть исключения. Вспоминаю об этом в холле, когда мы лоб в лоб сталкиваемся с… Витей. Ну класс. А нельзя было как-то без этого?

Зои

– Привет, красавица. Ты, как всегда, со своим телохранителем? – Витя улыбается мне так спокойно будто мы наедине. Самоубийца что ли?

– Ты бы своё тело бережнее хранил. А то мало ли что, – огрызается Илья.

– Слушай, твои угрозы порядком успели наскучить.

– Да кто угрожает? Это добрый совет. Которым не грех и воспользоваться. Раз в ушах сплошные серые пробки и вежливых просьб ты не понимаешь.

– Не заводись, – мягко касаюсь локтя Князева.

– Да спокоен я, спокоен.

– Незаметно, – Витя, теряя всяческий интерес к моему сопровождающему, переключается на меня. Точно самоубийца. Может я чего не знаю? Может у него его костюмчик пуленепробиваемый? – Я тебя несколько недель здесь пытался поймать.

– Дохлый номер. Я тут как бы не работаю больше. За лифчиками вон приехала. Чтоб никому не достались, – для убедительности трясу пакетом.

– О… Даже так. Хорошая новость. Давно пора. Не место тебе здесь.

Интересное замечание. А где тогда место? Может он знает конкретное? Илья вот знает. Дома. Рядом с ним под боком. Так вчера мне сказали. Кхм… после ванной. После длительного пребывания в ванной, если точнее.

Ничего не отвечаю, от чего возникает неловкое молчание.

– Мы идём или что? – нетерпеливо подгоняет меня Князев.

– Да. Идём.

– Вообще-то я бы хотел поговорить с тобой. Наедине, – активизируется Витя, пожирая меня взглядом.

– Это вряд ли, – тут же бычится мой темпераментный мишка Гризли. Ох, ёлки. Вот ему только повод дай.

– Я хочу поговорить. Дай нам пару минут, – прошу Илью предельно спокойно. Без наездов из разряда: не смей тут командовать, я не твоя собственность. Зачем? Чтобы накалять обстановку? Психами ничего не добьёшься, а вот лаской можно горы свернуть. – Пожалуйста.

Просьба не встречает особого воодушевления, но всё же из моих рук послушно забирают пакет.

– Жду на улице. Не задерживайся. А, и это… – из пачки, нашаренной в кармане, губами выстреливается сигарета. – Поинтересуйся хоть у человека как жена с дитём поживают. Типа дань вежливости.

– Поинтересуюсь-поинтересу… ЧЕГО? – ответа не получаю, потому что Князев к этому моменту уже уходит. Нормально вообще, ляпнул и пошёл. Разве можно так… Стоп. Речь вообще щас не об этом. Со скрипом подошвы разворачиваюсь всем корпусом к Вите. Который стоит такой тихий и растерянный, что даже переспрашивать не надо. И так очевидно. Очаровательно. Подавляю истерический смешок. – Жена, значит.

– Я хотел сказать… – обескуражено трёт он нос.

Хотел… сказать??? Не а. Не получает держаться. Меня выносит. Буквально. Начинаю ржать как ненормальная во весь голос. В холле никого больше нет, но уверена, меня и в зале слышно.

– Я всё объясню… – пытаются оправдаться, но я жестом заставляю его замолчать. И продолжаю ржать, запрокинув голову и зарываясь пальцами в волосы. Это нечто. Просто нечто.

– Да что со мной не так? – сквозь смех кое-как выдавливаю из себя. – Где и кому я перешла дорогу, что карма упорно подсовывает мне козла за козлом? Один тряпка, другой инфантил, третий полжизни меня гнобил, у четвёртого вместо мозгов плавленый сыр и зашкаливающее эго, пятый вообще женат. В этом городе остались нормальные парни?

Смех сквозь слёзы, честное слово. Потому что ни черта это не весело. Это какой-то бред. Словно один большой вселенский стёб.

– У нас с женой сейчас сложный пер… – вскинутую ладонь решительно сжимаю в кулак, пресекая бесполезное блеянье.

– Ни звука. Ни единого звука. Мне не нужны оправдания и душещипательные истории о том, как ты устал от семейной жизни и решил расслабиться на стороне. Да хоть вы уже не живёте вместе, мне плевать. Не хочу и не надо. Просто давай закончим прямо на этом моменте.

– Ты даже не даёшь возможности объяснить.

– А зачем? У нас всё равно с тобой ничего бы не вышло, я уже говорила. Сейчас же и подавно. Разведённые папаши выходного дня, прости, меня не интересуют. А не разведённые тем более.

Стоит отдать должное, реагируют весьма достойно. По мужски. Не то, что Гордеев со своей истерикой.

– Я тебя услышал. Прости, что не сказал сразу.

– Прощай, Витя. Надеюсь у вас с женой всё наладится. Ребёнку нужны оба родителя. Поверь, я знаю.

Сваливаю отсюда поскорее, пока этот театр абсурда окончательно меня не доконал.

– Как пообщались? – ехидно интересуется Илья, на что я раздражено пинаю его в бок и молча иду к машине. – Эй, я-то в чём виноват? – обиженно затаптывает он уроненный тлеющий окурок.

– Просто давай уже уедем.

– С удовольствием, – загружаемся в мерс и тачка срывается с места, оставляя позади и клуб, и несостоявшегося ухажёра. У меня так и так не было на него видов, но… Блин! Это же банально обидно. А если бы вляпалась?

Следующие минут пять, наверное, сижу надувшаяся и со скрещёнными на груди руками.

– И давно ты знаешь? – нарушаю тишину в салоне.

– Что именно? Таблицу умножения? С младшей школы.

– Князев, не беси.

– А ты формулируй вопрос чётче.

– Про жену его давно в курсе?

– А. Не. Не особо. Навёл справки. После Сиджеса. Скатался ещё разок к его товарищу, ну ты помнишь. Чувак чуть в штаны не наделал, когда меня увидел. Имя сдал моментом, даже просить не потребовалось. Мартын отца припряг, а там уж пробить по базе секундное дело.

– Какой обстоятельный, вы посмотрите. Всех приплёл. И Мартынова, и отца его. А мне сказать не, не надо было?

– Зачем? Я надеялся, что этому кренделю хватит извилин отвять самостоятельно.

– Не хватило.

– Не хватило, – соглашается Илья.

– И что нарыл интересного?

– А твой Ромео что рассказал?

– Ничего. Я не стала слушать.

– И правильно. Всё равно скука смертная. Ипотека, да жена декретница. Законопослушный офисный клерк. Даже штрафы за превышение все вовремя оплачены. Не прикопаться.

– Потрясающе, – обречённо подвываю я. Витины штрафы меня мало волнуют, а вот семейное положение… – Полный набор: мажор, женатик, сводный братец. Коллекция так коллекция.

– Не понял, а что не так со сводным братом? – искренне удивляются. – И чисто технически, если что, мы друг другу не сводные.

– Условности так важны?

– Веришь? До одного места. Ты моя, остальное не колышет.

Отворачиваюсь к окну, чтобы он не видел рвущейся наружу улыбки. "Ты моя". Ещё не совсем его, конечно, но где-то на полпути к этому.

Закрываем тему и больше к ней не возвращаемся. Закрыли, забыли, забили гвоздями. Баста. Вместо этого разглядываю вечернюю Москву, утопающую в огнях и размышляю над тем, что будет дальше. С работой и ночными сменами покончено, с недосыпом покончено, с долгом за семестр всё решено. Остался лишь последний рывок перед дипломом.

Я боялась, что стычка Ильи с Артёмом скажется на учёбе, но прошло уже столько дней и пока ничего. Более того, Гордеев от меня теперь как от чумы шарахается. Едва заметив в коридоре, приклеивается к стенке и ползёт вдоль неё разукрашенным гематомами привидением. Представления не имею как Князеву это удалось, но он в прямом смысле слова запугал самое наглое и непрошибаемое на весь универ существо. Думаю, снова не обошлось без папаши Мартынова.

Тимур, кстати, всё-таки объявился, как и ванговал Огурцов. Только не на следующий день, а во вторник после обеда. Я тогда была дома одна и, признаться, сильно перетрусила увидев его на пороге. Даже мысленно уже начала прикидывать в уме, успею ли добежать до разделочных ножей на кухне, но…

Мартынов всего лишь извинился. Комкано, вяло, без особой охоты проблеяв что-то про то, что, мол, дескать да, он мальца перегнул палку, ещё и тот случай в заброшке много лет назад до кучи приплёл, тоже за него пробурчав неразборчивое "прости", после чего, развернувшись, тупо свалил в закат.

Зато я где стояла, там и застыла с офигевшим видом. Не знаю как это работает, но это работает. Дружба их мужская в смысле. Передо мной ведь никто не был обязан унижаться. Кто я ему? Однако…

Апрель стремительно вычёркивал цифры в календаре, а я… А я чахла от переизбытка свободного времени. До истории с Артёмом, когда после тех же пар предоставлялся простор для личной жизни, меня развлекали конспекты. Зубрёжка днём и ночью обеспечивала не только стипендию, но и компанию с которой у меня не особо складывалось.

Сейчас же, перед экзаменами, началось повторение пройденного материала, которое я и без этого прекрасно знала. Дали бы возможность, начала б сдавать экзамены раньше, но приходилось терпеть до начала июня. А потому я вдруг в какой-то момент поняла, что просто деградирую. Мозг и тело настолько привыкли пребывать в постоянной активной фазе, что застой плохо сказывался и на настроении, и на душевном равновесии.

Илья, разумеется, скрашивал вечера в троекратном режиме, но вот днём часто отсутствовал. Его студия с каждым днём все меньше напоминала провонявшую краской и облепленную брезентом помойку, и всё больше походила на готовое к работе помещение. Следовательно, необходимо было заниматься финальными организационными работами: техническими вопросами, закупкой мебели, рабочих инструментов, наймом сотрудников и рекламным продвижением.

Бизнесмен, блин. А я из стриптизёрши с хроническим недосыпом в считанные дни начала превращаться в затюканную рутиной домработницу. Делать же нефиг, вот и началось: всё перемыть, пожрать приготовить, убрать, сложить, в магазин сходить. Перестирать грязное бельё. Высушить. От скуки перестирать заново.

Нет. Извиняйте, не моя тема. Может другие и способны заниматься всей этой чепухой ежедневно, ещё и удовольствие получая, но не я. Мне нужно движение. Мотивация не дуреть. А потому, спустя восемь дней, двенадцать часов и тридцать восемь минут ленивого тюленьего существования интернетовский поисковик ломился от количества открытых вкладок с вакансиями.

И нашёл, что искал.

– Хочу, хочу, хочу, хочу! – радостно припрыгивая спешу к Илье, который в ожидании меня не нашёл занятия лучше, чем подтягиваться на турнике расположенной в колодце двора детской площадки.

Молодые мамаши, сидящие неподалёку на лавочках, аж забыли о своих юных чадах, втихую жующих песок в песочнице, залипнув на обалденные рельефные формы, что словно специально лишь подчёркивала тесная чёрная футболка. Ох… понимаю, девушки. Это действительно офигеть как сексуально.

Князев, который, наверное, и понятия не имел о переглядках так как находился всё это время к зрительницам спиной, спрыгивает на землю при виде меня.

– Как понимаю, собеседование прошло удачно?

– Да даже толком не собеседование. Просто пообщалась с женщиной, что ведёт секцию художественной гимнастики, – вслепую отмахиваюсь в сторону крыльца многоэтажного жилого дома, где на первом этаже расположилась детская спортивная школа. – Она согласна дать мне вторую смену трижды в неделю. Со следующей недели.

– Со следующей? Ты бы хоть выпуска дождалась.

– Не могу! Надоело дома сидеть. Я там тупею. Даже с книгами.

– Ну так займи себя. На маникюр сходи. Ещё… куда-нибудь. Что вы там обычно делаете?

Растопыриваю пальцы показывая свежий френч.

– И маникюр, и педикюр – всё уже сделала. Записалась на онлайн-курсы подтянуть английский. Купила абонемент на йогу. Зачем-то. При том, что она мне никогда не нравилась… Такими темпами скоро начну крестиком вышивать и вязать носки.

– Не умеешь совсем отдыхать, да? – хмыкает Илья.

Отрицательно качаю головой и складываю ладони в молитве. И ещё на всякий случай скалю зубки в умоляющей улыбочке пристыженной акулы-вегетарианки, которой неловко за то, что она всё-таки не удержалась и цапнула чей-то зад, маячивший в красных труселях под водой.

– Хочу работать! – для надёжности закрепляю всё невинным хлопаньем ресниц. – Хочу вернуться в гимнастику. Пускай и с дошколятами. Можно? Ну пожа-а-алуйста…

– Будто моё "нет" что-то изменит. Ты лицо своё сияющее видела? – Илья стягивает с перекладины снятую, чтобы не стесняла движения, толстовку и, обняв меня за шею, увлекает к машине. – Пошли. Заедем в студию минут на двадцать, надо уладить пару моментов, а потом поедем праздновать.

– Что праздновать?

– Твою новую работу, что. Как насчёт крабов? Можно лобстеров, – ласково целуют меня в макушку, аккурат в заметно отросшие корни. Пока не могу решить, что делать с цветом. Оставлять или возвращать родную шатенку. К розовому я прикипела сердцем и душой, но если мне предстоит работать с детками, то вроде как надо выглядеть солидной тётей. С другой стороны: кому какое дело до того как я выгляжу? Главное, чему могу научить.

– Лобстеров? – торможу возле мерса пока Илья галантно распахивает мне дверцу пассажирского сидения. – А чего сразу на Мальдивы не полетим?

– Запросто. Разберусь только с открытием и можем сгонцать, – на полном серьёзе кивают в ответ.

Ведь правда полетим. За ним не заржавеет. И даже вопрос в финансах не встанет, хоть Князев и вложился в студию по максимуму, потратив, по-моему, все свои сбережения. Он мне тут уже как-то выдал: тебя не должно волновать как, каким образом и где я буду доставать деньги. Это моя обязанность. Твоя – принимать всё с благодарностью и делать так, чтоб по вечерам я хотел возвращаться домой, а не шариться по стриптиз-клубам как некоторые. Под некоторыми, ясное дело, кто подразумевался.

Сказал и сразу запахло воспитанием дяди Володи. В меру жёстким, прямолинейным, но справедливым. Ты мне – я тебе, всё честно. Партнёрство, сотрудничество, "взаимовыгодные условия" и всякое такое. Удачно, что я выросла в этой политике, иначе бы уже на начальном этапе могли начаться трудности и неправильное интерпретирование поставленных условий.

– Не боишься? – как бы между прочим интересуюсь я.

– Чего?

– Меня избаловать.

– А что в этом плохого? Если возможности позволяют, почему я не могу порадовать свою женщину?

Свою женщину. Звучит красиво. Мне нравится.

– Будь осторожен, – улыбаюсь Илье, ныряя в салон. – Сейчас привыкну, потом не соглашусь на меньшее.

– На это и рассчитываю, принцесса. На это и рассчитываю.

ЭПИЛОГ

Зои

Попытки вспомнить былое с помощью базовых упражнений на растяжку прерывает телефонный звонок. Оставляю в покое найденный в кладовке со времён тренировок обруч и тянусь к небрежно брошенному на пол смартфону. Тётя Марина.

– Привет, принцесса. Нашла, что искала? – разливается из динамика бодрый голос.

– Нашла. И даже больше, – на диване лежат старые ленты, мяч и даже украшенная блёстками форма в которой я ездила на соревнования. Последняя, разумеется, давно мне мала, но от этого не менее приятно касаться эластичной ткани и возвращаться в вызывающие приятную тоску воспоминания. – Спасибо, что сохранили всё.

– Шутишь? У меня бы рука не поднялась такое сокровище выкинуть. Да и кто знает, вдруг снова пригодится. В будущем, – прям вижу, как на том конце хитро улыбаются. Снова про внуков тема заводится, да?

– Как знать, – отвечаю неопределённо я. Нет. О детях пока думать рано. В ближайшие лет пять я матерью становиться точно не собираюсь.

– Готова к важному дню?

Она про завтрашний официальный первый рабочий день в новой ипостаси?

– Кажется, да. Подобрала материал, набросала заметки по общему плану.

Не говоря о том, что последние несколько суток активно занимаюсь прокачкой собственного застоявшегося тела, которому, как оказалось, было катастрофически недостаточно бессистемных дрыганий у шеста. Зато теперь кайфую и скулю одновременно от приятной тяжести, разливающейся по мышцам. Сто лет на шпагат не садилась. Не говоря о большем.

А как кайфует от моих тренировок Илья! Отвечаю, с попкорном садится и наблюдает за процессом вместо вечернего кинчика. Правда надолго его не хватает. Уже минут через десять приходится прерываться и тренировать гибкость совсем в другой плоскости. Тоже неплохо, не спорю, но потом сложно себя заставить продолжить с того, на чём остановилась. Что крайне непрофессионально как бы.

– У тебя всё получится, даже не сомневайся, – тётя Марина точно не сомневается. Там по голосу это слышно. – Не успеешь оглянуться как откроешь собственную школу.

– Как знать, – снова повторяю я, но внутри не передать как радостно от её поддержки.

– Точно знаю, – собеседница ловит многозначительную паузу, чтобы перейти к более волнующему её вопросу. – Зоечка, а с Илюшей-то как у вас дела? Всё хорошо?

Ох, как неловко-то говорить об этом… с ней.

– Всё… замечательно. Мы вроде как притираемся. Знакомимся заново.

– Это чудесно, но я не совсем об этом…

– Да я понимаю. Всё отлично, честно.

– Будет обижать – только скажи. Я серьёзно, не вздумай молчать.

Словно почуяв, что заговорили о нём, по второй линии начинает прорываться ещё один входящий. От Князева.

– Ладно, – сбрасываю второй звонок, переключаюсь на громкую связь и параллельно печатаю в ватцап быстрое сообщение с пояснениями, почему не могу взять трубку.

– Точно? Обещаешь? – не унимается крёстная.

– Обещаю. С сегодняшнего дня стану записывать каждый его косяк и ежеквартально буду присылать отчёт.