Текст книги "История длиною в вечность. Работа над ошибками"

Наконец мы оказались в огромном зале библиотеки, где бесконечные ряды книг уходили вглубь огромного помещения. В этот момент я испытала состояние близкое к эйфории! Это было самое настоящее сокровище, драгоценная жемчужина, скрытая в старых, с облупившейся краской, давно не ремонтированных стенах! Рядом с библиотекой пустовал такой же огромный читальный зал с несколькими современными компьютерами на столах.

– Здесь есть интернет? – не поверила я своим глазам. Как-то уж очень не связывались у меня в одно целое всемирная паутина и старинная крепость.

– А как же! – с гордостью ответила Ксю. – Проводной. Правда частенько пропадает, но все-таки… А вот сотовая связь здесь, прямо скажем, не очень. Местами глухо, как в танке.

После ознакомительной экскурсии по университету мы возвращались в общежитие, когда дорогу нам перегородили какие-то парни.

– Привет! Ты новенькая? – их бесцеремонное разглядывание заставило меня покраснеть.

– Привет, ребята. Мы торопимся. Давайте, вы потом познакомитесь, а? – Ксю безуспешно пыталась их обойти. «Местные придурки», – шепнула она мне на ухо. Могла бы и не говорить, это было понятно без слов.

– Неееет! Так не пойдет, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Давайте знакомиться прямо сейчас: это Ванек, Никитос, это Вова и я – ваш покорный слуга. – Высокий прыщавый паренек в мятых брюках дурашливо поклонился мне. – Можете называть меня Славиком!

– Арина, – представилась я.

– Ой, а случайно, не Родионовна? – с деланным удивлением поинтересовался Ванек, а все остальные заржали. Ну, началось! Дурацкое прозвище, прицепившееся ко мне еще со школы, когда некоторые «особо одаренные» товарищи впервые узнали, что так звали няню Пушкина, грозило снова отравить мне жизнь.

– Случайно нет, Владимировна…

– Арина – это полное имя, но ее так никто не называет. Ее зовут Рина, – вмешалась Ксю, и смешки сразу же прекратились. Я облегченно вздохнула: хорошо, что тут мало кто знает об актрисе Рине Зеленой, сыгравшей черепаху Тортиллу в «Приключениях Буратино» и миссис Хадсон в фильмах о Шерлоке Холмсе, не то я могла бы обзавестись новым прозвищем.

– Риночка, дорогая, – проникновенным голосом завел Славик, – надо бы отметить твой приезд. Здесь так принято, не стоит нарушать традиции, люди не поймут. – Он развел руками, а его прыщавое лицо в это время выражало вселенскую грусть.

– Я собиралась купить тортик, – в ответ на мое смущенное лепетание снова раздался дружный хохот.

– Боюсь, что одним тортиком ты не отделаешься. Надо бы проставиться, – парень выразительно хлопнул ладонью себе по шее, под ободрительное ржание остальных ребят. – У нас в общаге это называется получить прописку. А без прописки в нашей стране, как ты понимаешь, никак нельзя!

– Сама-то что предпочитаешь: водочку, коньячок? – промурлыкал Ванек, нагнувшись к самому моему уху.

– Я не пью спиртного, – испуганно отшатнулась я от него.

– Как, вообще!? Печально… И почему же? По болезни или по религиозным соображениям? – не унимался тот.

– Ну что вы пристали к человеку!? – не выдержала Ксю. – Сказано вам, она не пьет, что тут не понятного!? Кто желает чай с тортом – милости просим вечером к нам, а для страждущих, – она бросила уничижительный взгляд на прыщавого Славика, – так и быть, с нас бутылка.

– Вот это разговор, – довольно потирая руки, прямо-таки расцвел тот. – Вот это по-нашему!

– Ну, все, валите отсюда! Нам, правда, некогда. – Ксю оттолкнула кого-то, кажется Никитоса, который в ответ послал ей воздушный поцелуй. До меня донесся сильный запах перегара.

– Фу, с утра уже нализались, – пробормотала Ксю себе под нос. – Или, скорее, со вчерашнего вечера еще не просохли… с ними лучше не связываться.

– Спасибо за поддержку и за новое имя! – улыбнулась я, с опаской поглядывая на подвыпивших ребят, с гоготом вывалившихся из вестибюля на улицу.

– А, пустяки. С этими придурками только так и надо. А тебе, правда, понравилось? Рина! Как, звучит? – Ксю взяла меня под руку и в ожидании одобрения вопросительно заглянула в глаза.

– Ага, – весело ответила я и рассмеялась. Давно мне уже не было так хорошо и легко. Теперь у меня было новое имя и новая жизнь!

– У меня как-то спонтанно получилось, извини, что я не посоветовалась с тобой.

– Нет, что ты, мне правда нравится! Тем более, сейчас модно сокращать имена на иностранный манер. Взять хоть тебя, например…

– Ну, да, пришлось. Куда ни глянь, везде Максы, Ники, Алексы, Кэт, Ди, – загибая пальцы перечисляла Ксю. – А одну девушку с пятого курса вообще зовут Ю. Представляешь? Вообще-то она Юлька.

– Краткость – сестра таланта! – изрекла я глубокомысленно, и мы, переглянувшись, расхохотались…

Первую половину вечера я обустраивалась в общежитии. Ближе к ночи к нам в комнату подтянулся народ, приглашенный Ксю. Пили чай и ели торт, приобретенный в буфете. Несмотря на тесноту, было уютно и весело. Посиделки прошли в спокойной дружеской атмосфере: мы слушали музыку, много болтали и смеялись.

Часов в двенадцать ребята начали расходиться. Легли спать мы уже далеко за полночь, но еще долго не могли уснуть. Несмотря на долгую дорогу, я почти не чувствовала усталости. Меня переполняли новые впечатления, а Ксю сообщила, что вообще редко ложится раньше двух. Она еще немного рассказала мне о себе и о своей жизни, но сама ни о чем меня не расспрашивала, не проявляла навязчивого любопытства. Может, как раз поэтому я так легко и почти безболезненно поведала ей свою не слишком веселую историю…

Глава третья

Воспоминания

Детство у меня было тихое и, несмотря ни на что, счастливое. Я всегда была послушным и спокойным, единственным в семье ребенком. Хорошо училась, много читала.

Родители мои работали на заводе, производящем малолитражные автомобили: отец – мастером в цехе, мама – экономистом в плановом отделе.

Я училась в обычной средней школе неподалеку от дома. Мама пыталась пристроить меня еще и в музыкальную, но оказалось, что у меня нет ни слуха, ни голоса. В художке мои успехи оказались весьма посредственными, а из бассейна меня выгнали из-за частых пропусков по причине бесконечных простуд. О занятиях хореографией не могло быть и речи из-за моей невероятной неуклюжести и привычки сутулиться.

В общем, я оказалась на редкость бесталанной. Но мама считала всему виной мою лень. Я, в отличие от нее, никогда не была лидером и ни в чем не делала никаких особых успехов. И главный мой недостаток, по ее мнению, состоял в том, что я даже не стремилась к этому.

У нее самой все, за что она ни бралась, получалось очень хорошо. Когда-то она занималась танцами и с возрастом сохранила прекрасную фигуру и осанку. На заводе слыла отличным специалистом, активно занималась общественной деятельностью, шила, вязала, вышивала… Дома нас с отцом всегда ждал уют, порядок и вкусный обед.

А вот мои руки были приделаны не тем концом. Рукоделие явно было не для меня: я вечно путала и рвала нитки, а столько ткани перепортила, пытаясь сшить самые что ни на есть незамысловатые вещи! Еда у меня постоянно подгорала. Судя по всему, природа на мне решила отдохнуть. Мама, убедившись в моей абсолютной никчемности, махнула рукой и потеряла ко мне всякий интерес.

Проявление ее заботы ограничилось язвительными придирками и колкими замечаниями, на которые я не считала нужным отвечать, чувствуя себя очень виноватой за то, что не оправдала ее надежд…

…Когда меня наконец-то оставили в покое, я, облегченно вздохнув, всей душой предалась своему любимому занятию – чтению. К книгам меня приучил отец. Сам он старался использовать для этого любую свободную минуту. Частенько мы садились рядом на диван и читали: он свою книгу, я – свою, временами обсуждая прочитанное. Не передать словами, как я любила такие тихие вечера!

Чтение, занимавшее у меня большую часть свободного времени, мать считала пустым времяпровождением, а покупку книг – напрасной тратой денег. В доме, конечно же, благодаря папе было много книг, которые она, ворча, называла пылесборниками. Мама, едва взяв увесистый том в руки, через две-три страницы неизменно засыпала. Она была человеком действия, в то время как мы с отцом больше подходили на роль созерцателей.

Папа почти не занимался моим воспитанием. Мама считала, что он излишне баловал меня. Но он всего лишь никогда не оскорблял меня, уважал мое мнение и искренне интересовался моими делами. Я всегда могла рассчитывать на его помощь и поддержку в любом вопросе. Он безропотно помогал мне с домашними заданиями и в течение всей моей учебы бессменно ходил на школьные родительские собрания. Стоит ли говорить, что я больше любила отца? Ведь мама была суха и строга со мной, а папа был добр и ласков.

…Летом в выходные наша семья изредка выезжала на природу, где мы с отцом могли вдоволь насладиться тишиной и одиночеством, наблюдая за пробегающими по небу причудливыми облаками и суетой насекомых в густой траве, прислушиваясь к пению птиц. Мама всегда старалась провести время с пользой: собирала землянику, грибы или полезные травы и пыталась приобщить нас к своей бурной деятельности, но нам с отцом больше нравилось просто бездумно лежать в густой траве и предаваться мечтам…

Мама всегда считала меня излишне скрытной и замкнутой. По ее мнению, я чересчур много времени проводила за книгами, вместо того, чтобы общаться с друзьями. Я никогда не была изгоем: меня не обижали и не дразнили, но большинство ребят находило мое общество скучным и неинтересным. Да и меня больше привлекал удивительный мир книжных героев, чем сплетни и глупые шутки сверстников.

К тому же основная масса моих ровесников предпочитала подвижные игры, а я всегда была ужасно неуклюжей. После таких занятий, будь то футбол, волейбол или безобидный бадминтон, я, как правило, возвращалась домой с синяками и ссадинами на локтях и с ободранными коленями, сопровождаемая насмешками и ворчанием проигравшей из-за моей неповоротливости команды. Нужно ли говорить, как я «любила» подобное времяпровождение?

А что до скрытности… скрывать мне было нечего, просто никто никогда не интересовался, о чем я думаю.

Мама часто называла меня недоразумением, а иногда и вовсе ошибкой природы. В такие моменты отец всегда вступался за меня, и в доме неизбежно разгоралась ссора. Я чувствовала себя ужасно виноватой после таких скандалов и всячески старалась их предотвратить. Давно уяснив, что я никудышная и непутевая, я постепенно смирилась с этим фактом, и приняла себя такой, какая есть. А что еще мне оставалось делать?

Так я и жила, не замечая, как неумолимо время: выпускной класс, экзамены, поступление в институт – все это свалилось как снег на голову. Для меня окончание школы стало концом детства. Год выдался очень тяжелым, и в моей памяти он навсегда остался годом потерь.

Несчастья внезапно посыпались одно за другим, словно кто-то раскрыл над моей головой ящик Пандоры. Все мое привычное спокойное житье перевернулось в одночасье. Каждый месяц этого страшного года забрал что-то с собой из моей прежнего мирного и размеренного существования, принеся невосполнимую утрату в мою нынешнюю жизнь…

В январе умерла моя любимая бабушка. Быстро собравшись, мы поехали на похороны. Бабуля жила в деревне, и сейчас я искренне раскаивалась, что так редко навещала ее. Она была мне самым близким после отца человеком. От нее я получала то тепло, заботу и понимание, которых мне так не хватало от матери. И хоть мы с ней не очень часто виделись, но каждый раз наша встреча была долгожданной и радостной для обеих. И вот сейчас она лежала в гробу маленькая и сухонькая, со сложенными на груди натруженными морщинистыми руками…

Отец как-то сразу постарел, в волосах у него заметно прибавилось седых волос. Он и раньше-то не отличался особой общительностью и жизнерадостностью, а теперь и вовсе ушел в себя. Я старалась, как могла, подбодрить его, но у меня это плохо получалось. Я тоже очень грустила и скучала по бабуле…

В феврале я сильно простудилась и попала в больницу с воспалением легких. Провалялась там больше двух недель, а когда меня выписали, на дворе уже был март.

Дома папа с виноватым видом сообщил, что у нас потерялась собака – мой любимый песик Жулька. Пока я болела, с ним гулял отец. Но в тот день он задержался на работе, и мама решила выпустить песика погулять одного. Жулька ушел и не вернулся.

Моему горю не было предела. Я повсюду развешивала объявления о пропаже собаки, бродила после уроков по улицам в надежде увидеть знакомую черно– белую лохматую спину. Но он так и не нашелся.

А в апреле случилась новая беда – неожиданно умер от инфаркта отец, пережив бабушку всего на три с половиной месяца. В последнее время я стала замечать, что он украдкой потирает левую сторону груди, но при этом никогда не жаловался на боль. Это был самый страшный удар, невосполнимая потеря самого дорогого человека в моей жизни. До последнего момента мне не верилось, что отец умер, что я больше не увижу его, не услышу его голоса, не смогу сказать ему, как сильно его люблю…

…И снова яма в земле, стук комьев по крышке гроба, траурные венки и чувство безысходности. На похоронах было много народа. Незнакомые мне люди подходили и выражали свои соболезнования. Несмотря на замкнутость и малообщительность, моего отца уважали и любили.

Я хорошо помню ту минуту, когда по-настоящему осознала, что его больше нет, и мне вдруг стало так одиноко и так страшно! Я посмотрела на маму, ища у нее поддержки, но она стояла рядом такая холодная и отстраненная, комкая в руках платок… «Как чужая», – подумалось мне. В тот день я окончательно поняла, как необъятна пропасть между нами…

Соседка по дому тетя Настя, видя, что я еле держусь на ногах, подошла ко мне и обняла, крепко прижав к себе.

– Бедная моя… Тяжело тебе теперь придется. Но ты держись, девочка, держись! – шепнула она мне на ухо…

…Весь апрель и май я провела в жуткой депрессии. Жила и двигалась, как робот, потому что просто нужно было жить, ходить в школу, как-то общаться с ребятами. Все знали о моем горе: и одноклассники, и учителя, и все были со мной терпеливы, стараясь окружить заботой и вниманием. Но лучше бы они вели себя как обычно, вовсе не замечая меня! Всякое напускное внимание только лишний раз напоминало об утрате.

Но я постаралась взять себя в руки, несмотря на затянувшуюся депрессию. Моим спасением стало ЕГЭ, я ушла с головой в подготовку к экзаменам. До сих пор удивляюсь: как после всего произошедшего я все-таки смогла найти в себе силы, чтобы поступить в университет? Наверное, потому что так хотел отец. Он всегда мечтал о том, чтобы у меня было высшее образование, а может даже и не одно, чтобы я поступила в аспирантуру и защитила докторскую диссертацию по литературе, к которой, по его мнению, у меня были большие способности. Сама в себя я особо не верила, но на могиле отца поклялась, что его мечта осуществится, что он, пусть не на этом, так на том свете, будет гордиться мной!

Последний звонок, выпускной вечер, расставание с одноклассниками прошли мимо меня незамеченными. В июне стало немного легче. Я хорошо сдала экзамены, и несмотря на ухудшившиеся отношения с матерью, считавшей, что в свете последних событий мне следует найти себе какую-нибудь работу, а учебу продолжить на вечернем или заочном отделении, впервые за последнее время расслабилась.

Мама не одобряла мой выбор: ну что за факультет такой – филологический? Ладно бы юридический или экономический – смогла бы потом неплохо зарабатывать. По ее мнению, я выросла слишком оторванной от реальности, начитавшись бесчисленных романов, а теперь еще и собиралась сделать чтение книг своей специальностью. Мама считала, что мне нужно идти учиться на бухгалтера – она могла бы пристроить меня в заводскую бухгалтерию уже сейчас, воспользовавшись своими связями и знакомствами отца. То, что я не испытывала никакого желания учиться этой профессии, ее совершенно не смущало. Но я твердо стояла на своем: хочу стать филологом!

Горький факт, но наши отношения с матерью после смерти папы испортились окончательно, и как я не пыталась, наладить их мне не удавалось. Что бы я ни сделала, чтобы ни сказала – все вызывало негативную реакцию. Я чувствовала, что постоянно ее раздражаю, и понимала, что лучшим вариантом для нас обеих было бы жить порознь.

Дома стало просто невыносимо. Я старалась не обращать внимания на мамины бесконечные придирки и немотивированные вспышки раздражительности, но порой не выдерживала, и тогда мы ссорились. Не было, наверное, ни одного дня в неделе, чтобы я не плакала. Глаза у меня большую часть времени были красными, опухшими от слез и постоянного напряжения, я сильно похудела и осунулась, но матери, казалось, доставляло удовольствие мучить меня.

Она без конца цеплялась ко мне по всяким мелочам, обвиняя во всех смертных грехах, жаловалась на то, как ей тяжело теперь приходится одной, а я совсем ей не помогаю, хотя и уборка, и готовка в доме полностью лежали на мне. Но все, что бы я ни делала – все оказывалось сделанным не так, как надо.

Однажды она вылила в унитаз целую кастрюлю супа, только что приготовленного мной, утверждая, что он пересолен и есть его невозможно, хотя я только что пообедала им. Суп был очень вкусный и совсем не соленый…

Не хочется вспоминать слова, которые я была вынуждена выслушивать от нее. Но обиднее всего было не это: мама не верила в меня, в мою мечту, в то, что я смогу поступить на бюджет, так как в школе я училась всегда весьма посредственно…

Я подала документы на филфак в единственный в нашем городе ВУЗ. Две мои подруги и одноклассницы – Ольга Петрова и Светка Перессказова – решили поступать туда же, только факультет выбрали не филологический, а исторический…

…В тот день был сдан последний экзамен, и мы с девчонками решили отметить это событие. Теперь от нас уже ничего не зависело, оставалось только расслабиться и дожидаться результатов, надеясь на счастливую судьбу.

Погода стояла жаркая: плавился асфальт, на небе ни единого облачка. Полуденный зной не давал дышать полной грудью, редкие прохожие норовили свернуть в тень, спасаясь от палящих солнечных лучей. Народ разъехался кто куда, подальше от города, а те, кому некуда было деваться, целыми днями пропадали на городском пляже. Мы же потеряли столько солнечных деньков, сдавая экзамены, что решили немедленно восполнить этот пробел. Лето в нашей климатической полосе очень короткое: две-три недели невыносимой жары, потом погода неизменно портится и начинаются дожди. Так что нужно было ловить момент и успеть позагорать.

Забежав домой, я схватила купальник и полотенце, сделала на скорую руку бутерброды с сыром и колбасой, на ходу поедая один из них и запивая чаем, написала записку матери, что приду поздно. Звонить ей на работу мне не хотелось, чтобы не портить себе настроение, выслушивая очередные нотации. Положив записку на видное место и запихнув купальник, полотенце и бутерброды в сумку, я выскочила из дома.

Мы с девчонками (Ольгой – невысокой, склонной к полноте блондинкой, с которой мы дружили с первого класса, и Светкой – среднего роста шатенкой, присоединившейся к нашей компании в классе пятом-шестом и общавшейся больше с Ольгой, чем со мной) договорились встретиться на городском пляже ровно в тринадцать ноль-ноль. Немного позже обещали подойти еще две наши одноклассницы – Наташа и Катя.

Прибой мерными, пенистыми накатами наползал на береговую полосу. Солнце светило ослепительно, вода искрилась, дул легкий теплый ветерок. Песок был такой горячий, что по нему невозможно было ступать босыми ногами. Для нас нашлось укромное местечко за огромными валунами, непонятно зачем в изобилии раскиданными по всему пляжу.

Быстренько переодевшись и взявшись за руки, мы сразу же побежали купаться, с хохотом и визгом со всего разбега врезаясь в теплую, как парное молоко, воду. Наплававшись и нарезвившись вдоволь, все почувствовали, что жутко проголодались, и, не мешкая, разложили на скатерти, предусмотрительно захваченной с собой хозяйственной Светкой, провизию.

На нашем импровизированном столе оказался довольно внушительный набор продуктов: мои бутерброды, вареная картошка, жареная курица, пирожки с капустой, свежие огурчики, чипсы, бананы и трехлитровая бутыль с холодным квасом, купленная нами по дороге на пляж.

Пикник удался на славу. Наши молодые организмы без труда расправились со всем этим продуктовым изобилием. Недоеденными остались только бананы и чипсы, которые в нас просто «не влезли», а вот позже могли бы оказаться весьма кстати, так как Ольге пришла в голову идея искупаться при лунном свете.

…Потом мы долго лежали на расстеленных на горячем песке полотенцах, нежась под ласковым солнцем, лениво переворачиваясь с живота на спину и перебрасываясь незначительными фразами. От жары, усталости и сытости было лень разговаривать. Абсолютно без всяких мыслей в голове я смотрела в безмятежное, белесое от яркого солнца небо. Мозг, уставший за время бесконечных экзаменов и стресса, отказывался думать о чем-либо.

Незаметно подкрался вечер. Народу на пляже заметно поубавилось. Светка, сославшись на неотложные дела, ушла. Кате вскоре позвонил отец и сказал, что заедет за ней через полчаса.

– Девчонки, может вы со мной, развезем вас по домам? – предложила она, но мы отказались – идея искупаться при лунном свете еще не покинула нас. Мы остались втроем.

Я даже не заметила, как отключилась. Разбудили меня прохладные капли, упавшие на разгоряченную спину. Я вздрогнула и открыла глаза.

– Девочки, вы не нас случайно ждете? – перед нами стояли трое парней, на вид примерно нашего возраста.

– Ну, все вечер испорчен! – процедила сквозь зубы Ольга.

– Как отдыхается? – спросил высокий блондин в синих плавках и светлой рубашке с короткими рукавами и без всякого на то разрешения взял со скатерти пластиковый стакан.

– Фу, это что? Квас!? – скривился он. Мы молчали, не зная, как следует себя вести и выжидая, как будут дальше разворачиваться события.

– Да вы нас не бойтесь, мы люди мирные, – симпатичный загорелый парень с улыбкой от уха до уха, одетый в красные шорты, присел на корточки рядом со мной. – Правда, некоторые из нас не очень воспитанные, – кивнул он в сторону блондина.

– Да мы и не боимся! – живо откликнулась Ольга, строя ему глазки.

– Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам? – обратился тот ко мне. – Веселее будет.

– Нам и так весело, – брякнула я, за что тут же получила ощутимый пинок в спину. Обернувшись, я увидела, что Ольга смотрит на меня, как на врага народа, и кривит недовольную гримасу. Я осеклась и замолчала.

– Девчонки, а как насчет пива? Или чего покрепче? – поинтересовался блондин, потирая руки и подмигивая.

– Нет, мы не пьем спиртное, – категорично отказалась Ольга.

– Может, вы еще и не курите? – съязвил невысокий упитанный паренек, до этого молчавший.

– Может быть… – захихикала подруга.

– УУУУУУ, класс! – заржали парни дружно. – Мы уж думали, таких девчонок не бывает. Красотки, да еще не курят и не пьют, спортсменки что ли?

– Нет, просто не хотим, – наконец подала голос Наташа.

– Тогда безалкогольное пивко, прямо из холодильника. Как вам? Ну не теплый же квас пить, в самом деле?

На это предложение мы согласились. Коротышка побежал в ближайший ларек за пивом, а блондин с шатеном уселись рядом с нами.

Парни оказались не только симпатичными, но и веселыми, и что самое главное – не наглыми. Очень скоро получилось так, что наша компания разделилась по парочкам. Высокий шатен в красных шортах сразу же подсел ко мне и весь вечер не сводил с меня глаз. Ольга, с самого начала запавшая на него, с некоторым недовольством переключилась на обгоревшего на солнце блондина. Наташе достался чернявый пухленький коротышка.

Белобрысого парня звали Димой, коротышку – Олегом, а парня в красных шортах – Толиком. Вскоре завязалась оживленная беседа, в которой я почти не принимала участия.

– Скучаешь? – шепнул Толик мне на ухо в самый разгар веселья.

– Вовсе нет, – удивилась я.

– А, по-моему, тебе ужасно скучно.

– C чего ты это взял?

– Ну, ты все время молчишь. И потом, у тебя на лбу это написано большими буквами.

– Да неужели? А что еще там написано? – не объяснять же ему, что я больше предпочитаю слушать других, чем говорить.

– Ну, много чего еще, – засмеялся он. – Например, то, что ты на данный момент свободна, ты ведь ни с кем не встречаешься, верно?

– А ты я вижу из тех, кто сразу берет быка за рога? – я старалась говорить тихо, чтобы остальные не услышали.

– Да, я такой, – усмехнулся он. – Но ты не ответила на мой вопрос.

– И не собираюсь отвечать, потому что тебя это не касается.

– Ну, ладно-ладно! – он сделал вид, что испугался. – Можешь не отвечать. Только не злись. – Мы немного помолчали. Толик время от времени искоса поглядывал на меня.

– Мягкие, как пух! – вдруг дотронулся он до моих волос. Не могу сказать, что мне было неприятно, но все же я отстранилась и встала, сделав вид, что от долгого сидения у меня затекли ноги.

– Пойдем, прогуляемся? – тут же предложил Толик, и я почему-то согласилась.

Мы медленно пошли вдоль берега. Багровая полоса уходящего заката уже охватила полнеба. Ветерок стих, шепот волн стал еле слышным, все вокруг купалось в вечерней неге. Время тянулось сладко и тягуче, как мягкая карамель…

– Не подумай, что я говорю это всем подряд, но признаюсь – мне нравятся именно такие девушки, как ты: красивые длинноногие брюнетки… Что? – встревоженно спросил он, словно почувствовав мое смущение. – Я не обидел тебя?

– Спасибо за комплимент, но, по-моему, ты мне льстишь. Это все не про меня.

– Кажется, я покраснела, хорошо, что в темноте не видно. Мне еще никто не говорил, что я красивая и что у меня длинные ноги… И вообще, впервые в жизни парень признавался мне в том, что я ему нравлюсь.

– Ничего подобного, ты просто себя недооцениваешь! И потом, это не комплимент, это чистая правда, – лучезарная улыбка озарила его лицо. Я не нашлась, что ответить, и мы некоторое время молча шли вдоль опустевшего пляжа.

– Могу я узнать, какие парни нравятся тебе? – он пытливо заглянул мне в глаза.

-Ну, мне совершенно неважно, как выглядит человек… главное, чтобы он был… хорошим человеком.

– Ну, тогда у меня есть все шансы тебе понравиться, – засмеялся он. – Человек я просто замечательный!

Да, он определенно нравился мне: открытое лицо, широкая улыбка, ямочки на щеках. С ним легко и просто общаться, обычно я застенчивая, а с ним вот спокойно и почти не смущаясь обсуждаю такую щекотливую для меня тему.

Парень тем временем продолжал заниматься саморекламой:

– Тебе невероятно повезло, что ты со мной познакомилась! Ты нашла свой идеал! – горделиво подбоченился он и картинно откинул волосы со лба. Я давно так не смеялась, мы шли вдоль береговой полосы и болтали всякие глупости, я даже не заметила, как моя рука оказалась в его ладони, и я не стала отнимать ее.

А потом мы долго плавали под луной. Вода сверкала тысячами лунных брызг, и жизнь впервые за несколько последних месяцев снова казалась мне прекрасной…

…После этого вечера мы с Толиком стали встречаться. Рядом с ним я становилась другим человеком. Все неприятности и заботы отходили на второй план, когда мы были вместе. Он научил меня принимать жизнь такой, какая она есть.

«Ты слишком много думаешь. Нужно просто жить и наслаждаться жизнью, а ты ее совсем не ценишь», – заявил он как-то мне. И объяснил причины присутствия такой черты в моем характере. Это якобы потому, что я в детстве была примерным ребенком, в школе не рисовала на партах и почти не шалила, учителя не били меня указкой и железной линейкой по рукам и спине, а отец дома не порол ремнем за двойки и плохое поведение. По его мнению, именно такие наказания прививают детям любовь к жизни.

Я долго смеялась над этим предположением, но, вняв его совету, попыталась перестать рефлексировать. Все знакомые отметили разительные перемены во мне: исчезла замкнутость, излишняя серьезность. Мое лицо не покидала улыбка. Я стала более общительной, веселой, жизнерадостной.

И к тому же мое имя числилось в списке абитуриентов!!! Я была на седьмом небе от счастья! Я просто летала!!! И было от чего ошалеть: я – студентка первого курса и у меня есть парень, который мне очень нравится и который любит меня, по крайней мере, постоянно говорит мне об этом…

…Наконец-то черная полоса в моей жизни закончилась! Я была уверена – все плохое, что могло случиться, уже случилось, и теперь у меня начинается новая, счастливая жизнь. В те жаркие, душные летние дни я почти поверила, что счастье где-то близко, что оно возможно…

А вот Светке с Ольгой не повезло. Они совсем чуть-чуть не добрали баллов. И если Света отреагировала на это нормально, то Ольга почему-то затаила на меня обиду. И я очень переживала по этому поводу. Все-таки мы дружили с ней с первого класса.

Но расстраивалась я все же не настолько сильно, чтобы отказаться от посещения дискотек и ночных клубов, где мой бойфренд был завсегдатаем.

За всю свою жизнь я никогда столько не танцевала. На школьных дискотеках я всегда чувствовала себя не в своей тарелке, а здесь мне очень нравилось. Иногда к нашей компании присоединялись Ольга и Димка, тот самый блондин, друг Толика. Спиртного я не пила – и без того была пьяна от счастья, переполнявшего меня. Я просто наслаждалась обществом друзей, музыкой и танцами. Танцуя, я забывала обо всем на свете.

В общем, мне казалось, что благодаря знакомству с Толиком я стала другим человеком. Теперь-то я понимаю, что просто старалась быть такой, какой ему хотелось меня видеть: энергичной, уверенной в себе, раскрепощенной. Ему не нравилось, когда у меня бывало плохое настроение, когда я грустила. Ему хотелось, чтобы я все время смеялась, была ласковой с ним, веселой. И пока я была такой, его все устраивало в наших отношениях.

Слишком поздно я поняла, что на самом деле его совершенно не интересовало, что творится у меня на душе. Он всегда старался избегать серьезных разговоров: любил, чтобы все было без проблем. Но тогда мне казалось, что я действительно изменилась благодаря ему. Я была влюблена, счастлива и не замечала очевидного: мы с Толиком – абсолютно разные люди. Живя одним днем и не особо задумываясь о будущем, он пытался навязать мне свои взгляды на жизнь и почти преуспел в этом. Мы с ним друг друга толком-то и не знали вовсе. Но все это я поняла потом. А тогда мне и вправду казалось, что мы любим друг друга, и всегда будем вместе. Я часто представляла себе нашу совместную жизнь, мечтала о будущем.

Я познакомила его с матерью, но, как и ожидала, Толик ей не понравился, как не понравился бы, наверное, любой другой парень, с которым я бы стала встречаться.