Текст книги "История длиною в вечность. Работа над ошибками"

– Бандюган! У него же на роже это написано! Где он работает? Чем занимается?

На этот вопрос я не могла дать точного ответа. Я совсем не знала жизни, да к тому же была впервые по-настоящему влюблена, чтобы задаваться вопросом, откуда у нигде неработающего парня берутся деньги. Впрочем, бывало и так, что он сидел на мели, стреляя у меня мелочь на сигареты.

Когда я спрашивала, чем он занимается, Толик очень уклончиво отвечал, что у него свой бизнес. Крутится потихоньку.

– Понимаешь, в бизнесе не принято трепаться. Кругом конкуренция, сама видишь, как идут дела: то пусто, то густо. Зачем тебе забивать голову такой ерундой? Сейчас все так крутятся. Не на завод же идти к станку.

– Но я-то ведь тебе не конкурент? Почему ты не хочешь рассказать, чем занимаешься? Ты никогда не говоришь, где был, как провел время. У меня вот от тебя секретов нет, я тебе подробно рассказываю, как прошел каждый день. А ты что, получается, мне не доверяешь?

Эти разговоры он, как правило, сводил к шуткам. Или начинал меня целовать, или говорил несчастным голосом, что очень устал, а я, вместо того чтобы сделать любимому массаж или принести чаю, довожу его своими вопросами до головной боли. И я всегда отступала…

…Жизнь моя потихоньку налаживалась, если бы не одно «но». Маме ужасно не нравилось, что я начала приходить домой слишком поздно. По этому поводу у нас с ней постоянно возникали конфликты. И когда она в очередной раз оскорбила меня, назвав проституткой, я не выдержала и ушла ночевать к Ольге.

Как это ужасно, когда не хочется возвращаться домой! Но мне некуда было идти. При вузе было общежитие, но комната в нем мне не полагалась, так как я не была иногородней. Для того, чтобы снять жилье, нужны были деньги, которых у меня не было. Получался замкнутый круг.

Единственным вариантом для меня оставалось замужество. Но речь об этом пока не шла – мы с Толиком совсем недавно начали встречаться. Правда, он пару раз намекал на то, чтобы начать жить вместе, но я пока не была к этому готова. Я знала, что у него тоже не все гладко дома: отец сильно пьет, а мать недовольна тем, что сын забросил учебу в техникуме и нигде не работает. Для нас обоих было бы лучше жить отдельно от родителей, и что скрывать, я часто мечтала об этом.

Я видела свою семейную жизнь спокойной и размеренной. Я уже нарисовала ее себе в ярких, преимущественно розовых красках. На какие средства мы будем существовать, я как-то особо не задумывалась – проживем как-нибудь. Но, увы, этим незатейливым мечтам не суждено было сбыться…

Близился мой день рождения. Накануне мы с Толиком решили, что в ближайшее время снимем квартиру и будем жить вместе. Меня это и радовало, и одновременно пугало. Пока дальше поцелуев и объятий дело у нас не заходило. Он не особо настаивал на продолжении, и я была ему очень признательна за понимание. Не могу сказать, что совсем не хотела этого, мне были приятны его ласки, но не более того. Той страсти, что описывают в романах, Толик во мне не вызывал, но я винила во всем свое воспитание и неопытность в таких вопросах. И то, что он был так терпелив и нежен со мной, не могло меня не радовать. На мой взгляд, это доказывало, что я ему действительно не безразлична.

Пока ни о каком замужестве речи, разумеется, не шло, но не такая уж я и ханжа, чтобы не думать о сексе до брака. Миллионы людей живут без печати в паспорте и вполне счастливы. Но вот как к этому отнесется мама? Мне предстояло сообщить ей о нашем решении, и я очень волновалась. Мама была воспитана в строгих правилах и не признавала никаких гражданских браков. Узнав, что замуж я выходить не собираюсь, она, наверняка, устроит жуткий скандал, итак постоянно брюзжит из-за моих поздних приходов домой.

Зная вспыльчивый характер своей матери и ее несдержанность и понимая, что она была воспитана в других правилах и в другое время, когда каждая порядочная девушка не смела и думать о близких отношениях с мужчиной до брака, я могла предположить ее реакцию. Но все-таки я надеялась на то, что она выслушает и поймет меня.

Накануне моего дня рождения, несмотря на мои горячие протесты, Толик потащил меня по магазинам:

– Посмотри, в чем ты ходишь? Джинсы – это конечно, удобно, но из них нужно хоть иногда вылезать.

Мне стало неловко, раньше он никогда не говорил, что ему не нравится, как я одеваюсь. Для меня джинсы, рубашки и футболки всегда были любимой формой одежды. Зимой футболки сменяли толстые свитера с высоким горлом, но джинсы или черные брюки оставались чем-то незыблемым и неизменным, а в юбках и платьях я чувствовала себя неуверенно.

– Ты красивая девушка и должна носить красивую одежду, – безапелляционным тоном заявил мне любимый. И хоть сама я вовсе не считала себя красавицей, мне были приятны его слова. Сам он всегда одевался очень стильно, с большой тщательностью и аккуратностью, а шмоток у него было столько, что впору позавидовать любой моднице. Как потом я узнала, в известных кругах у него была и кличка соответствующая: Щеголь.

Полтора часа я провела в примерочных, после чего Толик выбрал мне два коротких платья – сиреневое и черное, пару блузок и узкую юбку-карандаш. К этим нарядам он заставил меня взять туфли на каблуках: светлые лаковые, с открытым носиком, и черные кожаные лодочки. Все это великолепие обошлось ему в кругленькую сумму, но он велел мне даже не заикаться о деньгах.

– У вашего молодого человека прекрасный вкус, – шепнула мне молоденькая продавщица с завистью…

…Наступило тридцатое августа. Этот день навсегда должен был изменить мою жизнь. И он со своей задачей справился, хотя и совсем не так, как я ожидала…

Я не очень любила праздновать дни рождения, но это было в нашем доме незыблемой традицией. Проснувшись в ужасном настроении, я не позволила себе раскиснуть и сразу же принялась за уборку и готовку.

К пяти часам, как раз к приходу мамы с работы, я планировала накрыть небольшой праздничный стол. Все это время я напрасно ждала от нее звонка, она так и не позвонила, не поздравила меня… Толик обещал прийти пораньше, а еще, как и который уже год подряд, должны были притопать мои неизменные подруги Ольга и Светка, и может быть Димка (у Ольги с ним что-то не очень складывалось).

Я наготовила салатов, маленьких бутербродов-канапе, испекла торт «Медовик», который мне всегда особенно хорошо удавался, почистила картошку. Оставалось только пожарить ее вместе с курицей, но это я собиралась сделать чуть позже, чтобы подать блюдо к столу горячим.

Маринуя кусочки курицы, я обнаружила, что в доме закончилась аджика, без которой мясо получалось немного пресным. Конечно, можно было заменить ее молотым красным перцем, но его среди специй тоже не оказалось.

Бежать в магазин ужасно не хотелось. Оставалось не так много времени до прихода гостей, а мне нужно было еще успеть принять душ и привести себя в порядок. К тому же небо, еще совсем недавно чистое и ясное, начало хмуриться. Раздался отдаленный раскат грома, от поднявшегося ветра захлопала форточка. Наверное, будет дождь…

Я позвонила Ольге, которая жила в моем подъезде этажом выше, в надежде перехватить специи у нее, но в ухо мне ударили короткие гудки. Занято… значит, наверняка она дома, болтает с кем-то по телефону. Оставив дверь прикрытой, я взлетела на один лестничный пролет и утопила палец в звонке.

Из Ольгиной квартиры неслась громкая музыка, и никто не торопился мне открывать. Наверное, не слышит. Я неуверенно нажала на ручку, и входная дверь, оказавшаяся незапертой, распахнулась. Возле порога валялась раскиданная обувь, в том числе и мужские ботинки. Ольга, как и я, жила вдвоем с матерью, и наличие в коридоре мужской обуви говорило о том, что в доме гость.

– Ольга! – крикнула я с порога. Никто по-прежнему не отзывался. Смутная тревога сжала сердце. Вдруг что-то случилось?

Мне бы развернуться и уйти, но вместо этого что-то словно подтолкнуло меня вперед. Я вошла в комнату и сразу же увидела их… полуголых… на полу… рядом валялась беспорядочно раскиданная одежда… От неожиданности я замерла, закрывая рот руками, потому что из него помимо моей воли вырвался громкий крик.

– Что ты здесь делаешь? – обернувшись, закричал мой любимый. На его лице не было ни тени смущения или раскаяния, только злость. Во взгляде моей лучшей подруги застыл испуг, но вместе с тем читалось скрытое торжество.

Не сказав ни слова, я выбежала из квартиры. Через несколько минут на дисплее моего мобильного высветился номер Толика, потом стал разрываться от звонков домашний телефон, а примерно через полчаса настойчиво забарабанили в дверь. Все это время я просидела под праздничным столом, вцепившись в свисающий конец скатерти зубами и задыхаясь от беззвучных рыданий…

Наконец воцарилась долгожданная тишина. Оставаться дома не было сил. Наспех одевшись, я бросилась, куда глаза глядят… Погода была под стать моему настроению – свинцовые тучи низко нависли над городом, грозя вот-вот пролиться холодным дождем.

…Ноги привели меня на тот самый пляж, где мы с Толиком познакомились. Сейчас здесь было безмолвно и пустынно, только шепот волн да крик чаек нарушали тишину. Пляжный сезон уже давно закончился, как закончилось и мое короткое счастье. Благодаря тучам, затянувшим небо, на береговую полосу опустились преждевременные сумерки.

Я села на прибрежный камень и задумалась. Нахлынули воспоминания, а вместе с ними и новые слезы. Стоило мне решить, что мои несчастья закончились и снова почувствовать радость жизни, как на меня обрушился новый удар – двойное предательство.

Я думала, что смогу быть счастливой, измениться, стать другим человеком, жить без прошлого, без боли. Но это оказалось не так просто… Я чувствовала, что задыхаюсь. Мое сердце не выдерживало свалившихся на него испытаний, оно начинало болеть и бешено колотиться в груди, как только наваливалось очередное душное воспоминание.

Мерзкая картина, недавно увиденная мной, как живая стояла перед глазами… Сегодня я потеряла сразу двух дорогих людей. Отличный подарок на День рождения! Как они могли так поступить со мной!? Судьба дала мне небольшую передышку лишь для того, чтобы вновь побольнее ударить… Что же со мной не так!? За что мне все это!? В чем я провинилась!? Я не знала ответов на эти вопросы…

Утопиться что ли с горя? Ведь это так просто – войти в холодную воду, отплыть подальше от берега, а потом поглубже нырнуть. И все… Будто меня никогда и не было! Несколько минут терпения – и разрывающая легкие боль прекратится, а потом – покой, и больше никакой боли! Никогда!!!

Я решительно вошла в воду. Она была очень холодной. В меня будто впились сотни тысяч ледяных иголок. Кожа моментально покрылась мурашками, затряслись губы… Но холод быстро отрезвил меня. Вспомнился отец, и то, что я решила сделать с собой, показалось мне предательством по отношению к нему. Думал ли он, что его единственная и любимая дочь, на которую он возлагал такие большие надежды, в день своего рождения покончит жизнь самоубийством, утопившись в мутной холодной реке? Об этом ли он мечтал, читая мне сказки на ночь?

И я поняла, что не посмею разрушить наши с ним мечты и никому не позволю сделать этого! Я поклялась на могиле отца, что он будет гордиться мной, и должна сдержать клятву. Я должна быть сильной! И я буду сильной… Я справлюсь!

Где-то я читала, что именно в тот миг, когда мы меньше всего ожидаем, судьба бросает вызов, чтобы проверить нас на прочность. И на него надо ответить незамедлительно – времени для размышлений не остается. И я приняла этот вызов, приняла свою судьбу, что бы она мне не уготовила…

Я стояла по пояс в реке, и так тоскливо и холодно было у меня на душе, что по сравнению с этим холодом ледяная вода казалась кипятком. Но я уже знала, что нужно делать. Правильные решения всегда просты.

Итак, самоубийство отменяется. По крайней мере, пока. У меня возникло некое подобие плана на ближайшее время: уехать и начать новую жизнь. А это уже кое-что! Главное, что я приняла решение, а там – будь, что будет.

Выйдя из воды и подобрав с песка брошенную сумку, я вышла на дорогу, оставляя за собой мокрые следы. Небо стремительно темнело, тучи прямо на глазах наливались все большей тяжестью, и буквально через минуту прорвались холодным дождем.

Голосовать пришлось недолго. Мокрую, дрожащую от холода курицу подобрал первый же проезжавший мимо водитель, не поленившийся вытащить из багажника старенькое одеяло.

– Подложи под себя, сиденье намочишь. Ты что, не знаешь, что перед тем как купаться, нужно сначала снять одежду? – мне послышались насмешка и осуждение в его голосе. Неужели он понял, с какой целью я полезла в воду?

– Я промокла под дождем…

– Ну-ну, маме расскажешь… – недоверчиво хмыкнул тот.

Все-таки хорошо, что начался дождь: мой вид не вызовет у матери подозрения. Водитель подвез меня прямо к подъезду.

– Спасибо. Сколько я вам должна? – денег в кошельке у меня было негусто, около пятидесяти рублей мелочью.

– Нисколько. Беги скорей домой, да выпей чаю с медом, а еще лучше – чего-нибудь покрепче. Да смотри, не заболей!

…Дома мама с порога засыпала меня вопросами:

– Где ты была? Почему ты вся мокрая? Что случилось? Почему ты молчишь? Может, объяснишь мне, наконец, что происходит? Где гости?

Мне было горько осознавать, что она так и не поздравила меня с днем рождения, и я молча проскользнула в ванную.

…Стоя под горячим душем, я медленно возвращалась к жизни. Кожа из розовой стала красной, как у вареного рака, а в ванной уже почти ничего не было видно от клубившегося пара, когда я наконец-то почувствовала, что согрелась.

Уже лежа в постели, я слышала, как заходила Светка, и как мама, заглянув ко мне и увидев, что я накрылась с головой одеялом и выключила свет, сказала ей, что я плохо себя чувствую и легла спать.

…Всю ночь шел дождь, не давая мне уснуть. Подойдя к окну, я долго смотрела на пустынную улицу, на моросящий дождик и туман, сквозь который еле-еле пробивался неоновый свет фонарей. Я не позволяла себе думать о том, что произошло, и у меня это пусть с трудом, но все же получалось.

…Это была долгая ночь, в течение которой мне удалось поспать совсем немного. Я поднялась, как только слабый свет забрезжил в окне. Дождь к тому времени закончился, по небу проползали последние лохмотья изорванных грозой туч. В такие же клочья было изорвано и мое сердце…

…Я чувствовала, как что-то умирает во мне… Я теряла самое важное, что есть у людей – веру в ближнего…

Все воскресенье, сославшись на плохое самочувствие, я провела в постели. День вопреки моим желаниям тянулся бесконечно. Я отключила телефон, чтобы не отвечать на звонки. Мать, окончательно разобидевшись, со мной не разговаривала.

Ближе к вечеру пришла Светка, она принесла записку от Толика, которую я не стала читать.

– Ты знала? – я вопросительно посмотрела на расстроенную подругу.

– Я только догадывалась… Ольга всегда относилась к тебе не так, как ты думала. Она всегда тебе завидовала. – Я искренне удивилась. На мой взгляд, особо завидовать было нечему. – И потом, Толик ей сразу понравился, еще тогда, на пляже… – Ну об этом она могла бы и не говорить. Это и так было мне известно, а вот на что способен человек, которого ты искренне считаешь своим другом, увы, нет. Неужели наша дружба ничего не значила для нее?

– Почему же ты не предупредила меня? – тихо спросила я.

– Я обещала ей ничего не говорить. Ты уж меня извини. Я думала, ты и сама обо всем догадываешься, – в голосе подруги звучало раскаяние. – Про твоего Толика все знают, что он бабник ужасный.

Это был еще один удар, причем ниже пояса. Боже, какая же я дура наивная! Все знают, все – кроме меня! Да что я вообще о нем знаю, кроме того, что ему двадцать три года, и что он занимается каким-то бизнесом. Зато замуж за него собралась, идиотка! Что за наваждение со мной случилось? Ведь раньше я никого так безрассудно и опрометчиво не впускала в свою жизнь. И вот доверилась…

Когда Светка ушла, я разорвала записку на мелкие кусочки, бросила их в унитаз и спустила воду. Потом приняла очень горячую ванну и снова легла в постель. Всю ночь я металась в жару и полубреду. Я в одиночку плакала над своими горестями и спрашивала себя: есть ли предел человеческой подлости? Я никогда никому не делала ничего плохого, не завидовала и не желала зла, так за что же Бог, если он есть, так жестоко наказывает меня? Почему он отбирает у меня тех, кто мне дорог?

…В понедельник я решительным шагом направилась в ректорат. Секретарь, внимательно выслушав мою просьбу о переводе в другой город, сообщила, что, к сожалению, ничем не может мне помочь. С той же самой просьбой я обратилась в отдел кадров, но там мне объяснили, что я пришла не по адресу.

Я не знала, что делать дальше, мой план разваливался на глазах, как карточный домик. От безысходности я спряталась в женском туалете и снова дала волю слезам. Тяжелые мысли бродили в голове. Я осталась одна, совсем одна на этом свете, никому не нужная, и некому было мне помочь ни советом, ни подставить дружеское плечо.

Там меня и застукала Татьяна Павловна, та самая секретарша из деканата, заявившая, что перевод в другое учебное заведение невозможен. Она завела меня в приемную, сунула в руки стакан холодной воды, закрыла дверь на ключ.

– Здесь мы одни. Давай рассказывай, что у тебя произошло. – И неожиданно для самой себя я ей все рассказала. Она выслушала мое весьма сумбурное повествование, ни разу не перебив.

– Так ты действительно хочешь уехать?

– Да. Я хочу начать новую жизнь. Я буду учиться и работать. Но у меня совсем нет денег, чтобы снять жилье, поэтому мне очень нужна комната в общежитии.

– Я помогу тебе… Но не обещаю, что скоро. Может это займет неделю или две, а может месяц. Тебе ведь абсолютно все равно куда ехать? Я правильно поняла?

– Да. Главное, чтобы дали комнату в общежитии. – Повторила я свою просьбу, размазывая слезы по щекам.

– Все будет хорошо! – потрепала она меня по плечу, и уже через две недели я держала в руках приказ о моем срочном переводе в связи с семейными обстоятельствами в один из филиалов Пс-кого Гуманитарного университета.

– Не спрашивай, как я это сделала, но сделала! – довольно улыбаясь, сообщила мне Татьяна Павловна при встрече.

– Не знаю, как вас и благодарить, вы даже не представляете, что вы сделали для меня… – начала было я.

– Прекрати, – перебила она поток моих благодарностей. – Вот номер моего телефона, обязательно позвони, когда приедешь на место. Расскажешь, как устроилась…

Едва я закончила рассказ, Ксю подсела ко мне на кровать и обняла поверх одеяла:

– Никому тебя больше не дам в обиду! Все будет хорошо! – с удивлением я заметила, что она плачет…

Глава четвертая

Новая жизнь

Остаток ночи прошел беспокойно. Мне снился кошмар: каменные стены Старой крепости, полуразрушенные и почерневшие от артиллерийских снарядов, останки людей и лошадей, обезображенные настолько, что их нельзя было узнать – сплошное кровавое месиво; искаженные ненавистью, покрытые пылью и потом лица мужчин, отчаянно пытавшихся защитить свои жилища.

Я слышала пронзительный свист пушечных ядер, плач детей, безумные вопли женщин, и вполне осязаемо ощущала на лице липкое прикосновение смерти… просто стояла посреди этого хаоса и безумия и наблюдала за страшной бойней, не в силах ничего сделать. Даже убежать из этого ужасного места не могла: ноги, словно приросли к земле…

А потом – тишина, и над мертвым пепелищем – сонмы ворон, собравшихся на кровавое пиршество. Я услышала их оглушительное карканье, и, содрогнувшись от ужаса, проснулась…

Дыхание было частым и прерывистым, сердце бухало в груди тяжелым молотом… Уже рассвело. На соседней кровати тихо и мирно посапывала Ксю. На раскачивающейся за окном ветке старого скрученного дуба громко каркала ворона. Вздох облегчения пробежал по напряженному телу. Слава богу, это был всего лишь сон, но до чего же реалистичный и тревожный!

Мысли о смерти снова и снова преследовали меня, и этой ночью я вновь почувствовала ее зловонное дыхание. Смерть и пугала, и манила одновременно, обещая избавить от всех сомнений и страданий, сулила долгожданный покой…

Успокоиться мне удалось, а вот снова заснуть – нет. Так я и лежала, свернувшись под одеялом в клубочек, пока не затрезвонил будильник…

Утром, перед занятиями, я позвонила домой и попыталась поговорить с мамой, но она бросила трубку, даже не пожелав узнать, как я добралась. Она так и не простила моего внезапного отъезда. Когда я сообщила о своем решении уехать, у нее было такое лицо, что лучше не вспоминать. Я сообщила Светке и Татьяне Павловне, что доехала и устроилась нормально. Больше звонить было некому.

В тот же день я получила список учебников, которые нужно было взять в библиотеке, и начались мои студенческие будни.

В расписании занятий первой парой стояла зарубежная литература. Помимо нее сегодня мне предстояло изучать основы философии и старославянский язык. Прозвенел звонок. «Ну что ж, вперед, навстречу знаниям!» – подбодрив себя, я поправила висевшую на плече сумку и уверенно зашагала по гулкому коридору…

…Остаток недели прошел спокойно. Я понемногу привыкала к новой жизни и вскоре уже знала в лицо и по именам всех студентов нашего факультета. Многие из них были иногородними и жили в общежитии, но большинство приезжало на занятия из Н-ска, находившегося примерно в получасе езды. Между этим небольшим городком и Старой крепостью курсировал специальный автобус.

Преподавательский состав в основном приезжал из Пс-ва. Местными жителями, кажется, были только два учителя: пожилой философ, из-за черной окладистой бороды прозванный мной Бэрримором, и невероятно длинный и тощий, похожий на богомола, преподаватель старославянского языка, насквозь пропитанный ароматами кислых щей и грязных носков.

Почти вся администрация и обслуживающий персонал университета состояли из деревенских жителей. Библиотекарь Анна Семеновна, с которой мы сразу же подружились, жила в деревне Малово, уютно расположившейся у самого подножия Старой крепости.

Студенческий городок казался мне маленькой вселенной. Каждый день, наблюдая за тем, как пробуждается к повседневной жизни университет, я постепенно начинала чувствовать себя его неотъемлемой частью, малюсеньким муравьишкой в огромном муравейнике, где каждый занят своим делом и где, по большому счету, никому нет никакого дела до других.

Старая крепость была словно затеряна во времени и пространстве и, может быть, поэтому все дни недели здесь казались неразличимо похожими друг на друга, как близнецы. Но как раз это меня и устраивало: мне нравилось здесь жить, в книгах, в узком университетском мирке, не привлекая к себе ничьего внимания, так, как я привыкла – в спокойном размеренном темпе. Я чувствовала себя счастливой в одиночестве и тишине, на лоне природы, вдали от большого города.

А между тем жизнь в общежитии била ключом. Студенты без конца что-то праздновали, ревновали, влюблялись, сплетничали, ругались, иногда даже дрались, но меня все это ничуть не интересовало – я оставалась всего лишь пассивным наблюдателем. Конечно, некоторые ребята пытались завлечь меня в свою компанию, но я чувствовала себя среди них неуютно. По всей видимости, они это поняли и постепенно отстали, а остальным серая мышь вроде меня была не интересна по определению.

Несмотря на обособленность, мне нравилась наша группа, да и в общаге жили неплохие девчонки. Но близко я сошлась только с Ксю. Выходные она обычно проводила в городе со своими друзьями, иногда оставаясь у них ночевать. В ее отсутствие я «отрывалась»: можно было читать всю ночь, никто не ворчал и не требовал, чтобы я выключила свет…

…При первой же возможности я обследовала территорию Старой крепости. Археологи трудились вдоль западной стены, и я долго наблюдала за их работой. Они не обращали на меня внимания, занятые своим делом и уже привыкшие к праздным зевакам. Кроме меня и рабочих в этот ранний час никого не было, лишь голуби деловито прогуливались по площади, отыскивая себе пропитание, да бесцельно шныряла туда-сюда лохматая дворняга.

Как я уже говорила, Старая крепость построена на вершине круглой горы, которую с трех сторон огибает река. Своими очертаниями она напоминает треугольник неправильной формы. С северной стороны гора круто обрывается, и над водой нависают выступы слоистого камня.

О возникновении Старой крепости ходит много легенд, и одна из них мне особенно понравилась. Она гласит, что в незапамятные времена возле самого подножия горы, по необъяснимому капризу природы словно выросшей из-под земли, находилось небольшое селение. Жили в нем обычные, скромные и трудолюбивые люди. Чтобы сделать свою деревню еще краше, всем миром построили они церковь на горной вершине. Кто бы с какой стороны ни шел, уже за день пути видел сияние золотых куполов. Мелодичный колокольный звон разносило по окрестностям на десятки верст.

Но в те годы здешние края манили к себе не только любопытствующих путешественников и хватких купцов. Богатства русских земель магнитом притягивали к себе грабителей из-за рубежа. Сколько вражьих тел навеки осталось у подножия каменной горы, сколько ее доблестных защитников полегло по другую сторону – не счесть!

После нескольких набегов разбойничьих отрядов местные жители решили защитить свою церковь, построив вокруг нее крепостную стену. На крутом берегу реки, там, где ее воды разбиваются о серый каменистый выступ, был заложен первый камень будущей несокрушимой крепости. Это место было легко оборонять.

Прошло время, на месте церкви разрослось большое монастырское подворье. Его опоясали прочные каменные стены, к небу устремились верхушки грозных башен. В древности в крепости было тесно. Вся она была застроена так называемыми «осадными дворами». Обычно они стояли пустыми. Их занимали только во время осады, когда жители покидали свои дома на посаде и сжигали их, чтобы не дать пристанища врагу.

Постарались тогда мастера-строители, строили не на годы – на века! Да и как было не постараться – не только для себя, для спасения родного города возводили крепость, ведь постепенно вместо небольшого селения целый город разросся у подножия горы. А враг – вот он, рядом, в нескольких днях пути.

При его приближении дозорные с Высокой башни сообщали об опасности, на Колокольной башне били тревогу, звонили во все колокола, и жители города, прихватив детей и наиболее ценные вещи, в спешке покидали свои жилища, чтобы укрыться за крепостной стеной. Поднимался мост, закрывались тяжелые ворота главного входа, расположенного с юга, и крепость, окруженная с севера, востока и запада рекой, лесами и болотами, а с юга – искусственными рвами, заполненными водой, становилась неприступной твердыней.

Это только на первый взгляд стены и башни крепости кажутся невысокими, и одолеть их вроде бы можно запросто. Но видит око, да зуб неймет: когда подойдешь ближе, почувствуешь и глубину оврага, заполненного водой, и крутизну берегов, и ширину, и глубину бурлящего потока реки, а за ней – болотные топи и непроходимые леса. И становится понятно, что взять такое укрепление приступом было практически невозможно.

В общем, на славу постарались древние мастера: соединили воедино природой созданную кручу и творение рук человеческих на радость горожанам и бессильную злобу многочисленным врагам. Говорят, что за всю историю существования крепость так ни разу и не была покорена. Ее многократно укрепляли и перестраивали, но такой, какой мы видим ее сейчас, она оставалась с XVIII века.

Сегодня стены Старой крепости, выглаженные ветрами за восемь столетий до блеска, кажутся изъеденными молью, а цветом напоминают старые кости. Эти стены словно слились в единое целое с горой, возвышающейся почти на двадцать метров над рекой и обнажившей с севера и запада известняковую породу. Но, конечно же, чувствуется, что неумолимое время и безжалостные враги не обошли их своим вниманием…

На северном, самом высоком и крутом берегу, стоит башня, называемая Высокой. Она и теперь достигает девятнадцати метров, а в прошлом была еще выше из-за деревянной надстройки – вышки для сторожевой охраны. Из пяти башен крепости она единственная уцелела, почти сохранив первозданный вид. Путь к ней извне отрезают неприступная круча и река.

Стоящая немного особняком Колокольная башня, когда-то величественная и грозная, а ныне лишенная своей верхней части – колокольни, в свое время охраняла юго-восточную сторону. Западная сторона, некогда наиболее укрепленная, сейчас являет собой печальное зрелище: здесь работают археологи и реставраторы, и вся эта наименее сохранившаяся часть крепости обнесена заграждениями, опутана сеткой и строительными лесами.

Обращенная на запад «приступная» стена видимо когда-то имела форму выпуклой дуги. К ней примыкали целых три башни: Плоская, Темная и Круглая, и немудрено – ведь враг на протяжении многих веков приходил именно оттуда, со стороны Литвы и Польши.

Одна из самых страшных войн в истории человечества тоже не обошла Старую крепость. С августа 1941 по август 1944 года здешняя территория была оккупирована войсками нацистской Германии, о страшном присутствии которых так красноречиво рассказывают развалины западных стен и глубокий провал в земле, похоронивший под собой древний храм, взорванный местными жителями вместе с десятками фашистских захватчиков.

Невероятная гордость за свой народ каждый раз переполняла меня, когда я вспоминала эту историю, прочитанную мной в одной из старых местных газет, подшивку которых я обнаружила в университетской библиотеке. Ведь снова не сдалась крепость врагу, осталась непокоренной! Неприятель позорно бежал от ее полуразрушенных, но все еще грозных стен. «Ибо не числом воинов покоряются города и страны – одною лишь силою духа человеческого. И до тех пор, пока дух наш не сломлен, нас не победить», – такими словами автор заканчивал статью, и я как зачарованная все повторяла про себя: «…пока дух наш не сломлен»…

…Со временем Старая крепость обрела долгожданный мир. Проржавели мечи, притупились копья, остались стены да башни доживать свой каменный век. Они как будто перенеслись в наше время из древней Руси, принесли с собой дух той поры, запечатали в камне звуки битв и сражений. Этот гордый воинственный дух до сих пор живет здесь – благодаря ему крепость не сдается в плен самому злому своему врагу – безжалостному времени. И хотя нет речи о былом могуществе (что такое каменные стены для современного оружия?), но она борется за само свое существование, за место под солнцем. И я решила, что тоже буду бороться, как бы мне порой не было тяжело. Бороться со своим одиночеством, со своими страхами, со своими обидами. Нельзя в таком жизнеутверждающем месте быть слабой… И еще я твердо решила записаться в волонтеры – буду помогать вести раскопки. Что-то серьезное мне вряд ли доверят, но таскать камни и вести дневниковые записи я вполне способна.