Текст книги "История длиною в вечность. Работа над ошибками"

Покончив с размышлениями, я решила обследовать три уцелевшие башни: Плоскую, Колокольную и Высокую. Две остальные – Темная и Круглая – превратились в развалины, от них остался лишь фундамент, да пара обвалившихся стен. Когда-то эти башни были самые мощные и укрепленные из всех пяти. И немудрено, ведь они принимали на себя основной удар противника. Я с сожалением посмотрела на то, что от них осталось: жалкие останки некогда могучих сооружений, внушавших трепет неприятелям. Время и враги были слишком безжалостны к ним.

В Плоскую башню, лишь частично разрушенную, мне попасть не удалось. Вход в нее был затянут плотной зеленой сеткой с предупреждающим знаком: «Опасно!» Это была единственная в крепости квадратная башня с широкими сводчатыми амбразурами. Бойницы в ней расположены в шахматном порядке, по три-четыре на ярусе. Стены здесь очень толстые, сложены в несколько слоев.

Крепостная стена на всем протяжении состоит из двух рядов камней, а здесь, на западной стороне – из трех, и даже невооруженным взглядом видно, что с западной, то есть с приступной стороны, она намного толще. Я немного побродила вокруг, разглядывая то, что осталось от некогда мощного здания. Рядом с полуразрушенной башней громоздились обломки камней, куски плит, груды щебня.

Потом я вернулась к Колокольной башне, которая находилась ближе всех к университетскому зданию. По форме эта башня напоминала усеченный конус. Весь пол здесь зарос сочной, густой травой, слегка вытоптанной посередине и закиданной окурками, осколками стекла, пластиковыми бутылками и прочим мусором.

По узкой винтовой лестнице я поднялась наверх. Потолка над башней не было, он давно обвалился. Лишь несколько полусгнивших балок торчало из каменной стены. Возможно, когда-то именно на них крепились колокола, поэтому башня и была названа Колокольной. По краям толстой замшелой стены чуть выше уровня глаз были выбиты узкие щели. Когда-то из них палили по врагам. Я приподнялась на цыпочки и заглянула в одну из амбразур, похожую на перевернутую замочную скважину. Вид сверху показался мне немного однообразным – поля, исчерченные нитями дорог. Ничего интересного. К тому же стоять на цыпочках было ужасно неудобно.

Гораздо большее впечатление на меня произвела Высокая башня. Время более других пощадило ее, она сохранилась в почти первозданном виде. Уже ближе к вечеру я поднялась на смотровую площадку. Башня, возвышавшаяся с северной стороны Старой крепости, словно корабль, парила над рекой.

Внутри царили тишина и прохлада. Поначалу я ничего не видела в густом полумраке, зато хорошо ощущала холодное влажное дыхание каменных стен. Глаза понемногу привыкали к темноте. Я боязливо ступала по каменным ступеням, кое-где покрытым мхом и лишайниками, медленно поднимаясь на головокружительную высоту. Винтовая лестница, как и во всех башнях средневековых замков, была построена таким образом, чтобы подъем по ней осуществлялся по часовой стрелке – в случае осады защитники получали благодаря этому преимущество во время рукопашной схватки. Наиболее сильный удар правой рукой можно нанести только справа налево, что было недоступно атакующим. Здесь не было бойниц, скорее всего, потому что это была дозорная башня, а значит, с ее площадки должны отлично просматриваться окрестности.

Уже под самой крышей я остановилась и восхищенно вздохнула. Мир, ранее скрытый за каменными стенами, широко распахнулся передо мной во все стороны: прямо за рекой раскинулась широкая долина, на необозримое пространство протянулись, вздымаясь как волны, бесконечные леса, уже слегка тронутые холодным дыханием осени. Зеленый цвет еще преобладал, но уже не был единственным. Золотые и багровые тона явственно проступали на изумрудном фоне.

Слева к крепости прилепилась деревушка Малово – сверху хорошо просматривались кривые улочки, по которым неторопливо бродили козы, овцы и домашняя птица, каменные дома старинной постройки вперемежку с деревянными избами, богатые сады и небольшая, словно игрушечная, церквушка с позолоченными куполами, а за ней – деревенское кладбище, обнесенное невысокой каменной оградой.

С правой же стороны в противовес картине мирной сельской жизни, пейзаж казался немного зловещим: там река Невеликая постепенно терялась в болотах, поросших Мертвым, как его здесь называли, лесом. Болото обманчиво зеленело сочной травой, а голые остовы погибших деревьев напоминали мачты затонувших кораблей.

Я подошла к низким каменным перилам смотровой площадки – хватит одного неловкого движения, чтобы кувыркнуться вниз. Осторожно перегнувшись через них, наклонилась…

Прямо подо мной плавно несла свои воды река. Я долго вглядывалась в ее серо-зеленую гладь, на которой играли солнечные блики. Простор еще по-летнему голубых небес отражался в воде переливами синевы. Это зрелище заворожило меня. Я стояла так тихо, что какая-то птица (может стриж?), изогнув крыло, пронеслась прямо над моей головой, и, задев меня по волосам, скрылась в вышине. От неожиданности я резко отпрянула от края. Мне вдруг стало очень страшно. Сердце отбивало бешеный африканский ритм… Птица очень напугала меня, и к тому же я смутно почувствовала чье-то постороннее присутствие. Но кроме меня здесь никого не было.

И тут мне совершенно отчетливо показалось, что с того берега, со стороны леса кто-то смотрит на меня. Я явственно, всей покрывшейся мурашками кожей, ощутила на себе пристальный недобрый взгляд. Снова подойдя к перилам, я долго всматривалась в лесную чащу, но не заметила ничего подозрительного, хотя ощущение того, что за мной наблюдают, не проходило.

Внезапно я ощутила упадок сил. Вдруг резко заболела голова, перед глазами закружились черные точки. Вдоль перил полукругом вилась узкая деревянная скамейка, источенная древесными жуками. Я присела на нее, оперлась ладонями на старое, потемневшее от времени дерево, и закрыла глаза, чтобы немного успокоиться и прийти в себя. Это место так странно действовало на меня…

Всю ночь потом мне снились каменные арки башен, их толстые замшелые стены, а в них следы от снарядов и пушечных ядер, и я все блуждала среди этих стен и никак не могла выбраться на волю. И это не было страшно, просто немного утомительно. А потом в моем сне я поднялась на Высокую башню, сложила руки на груди и, перегнувшись через низкие перила, камнем упала вниз…

…Вскрикнув, я проснулась… Было еще совсем темно, и мне удалось немного подремать до рассвета. Но встала я ничуть не отдохнувшая, словно и в самом деле всю ночь проблуждала в сказочном лабиринте стен. Про падение с башни в моем ночном кошмаре я постаралась скорее забыть – мало ли что приснится. Просто вчера я была немного напугана, от высоты у меня закружилась голова – вот и все. Не нужно было так низко наклоняться над пропастью. Поневоле вспомнилась цитата про бездну: когда ты начинаешь вглядываться в нее, она тоже начинает вглядываться в тебя…

…Все выходные шел дождь, так что я отлично выспалась. Потом взялась переписывать лекции, которые одолжила у более прилежных однокурсниц, чем мы с Ксю. А с понедельника снова установилась теплая солнечная погода. Меня обрадовало, что можно будет прогуляться по окрестностям.

Первое время я часто бродила вокруг крепости в полном одиночестве. Медленным шагом блуждала по проселочным дорогам или сбегала в маленькие извилистые лощинки, усыпанные уже начавшими желтеть и облетать листьями. Или просто сидела на берегу, погрузившись в незамысловатые мечты. По узкому деревянному мостику я перебегала на тот берег реки и углублялась в лес, бродила пока не надоест среди сосен и елей, продиралась сквозь заросли кустарников. Под ногами похрустывали шишки и сухая хвоя, где-то раздавался стук дятла, тонко пахло смолой, а потом сосновый бор внезапно сменяла березовая рощица или смешанный лесок, и под ногами уже шуршал ковер из листьев, запах прелости и гнили щекотал ноздри.

Я нашла несколько небольших часовенок, разбросанных по округе. Порой мне попадались курганы и каменные кресты, высотой почти в человеческий рост, назначение которых было мне неизвестно. Быть может, это были древние захоронения? И тогда какой-то трепет пронзал все мои члены, и мной овладевало благоговение перед загадками и тайнами истории, которые она так ревниво охраняет, и заглянуть в которые далеко не всегда представляется возможным.

Иногда я сгребала большую охапку опавших листьев и ложилась на них, скрещивая на груди руки или наоборот раскинув их в стороны. Я подолгу всматривалась в глубокую лазурь неба, наблюдая то за причудливым движением облаков, то за пронзающим высь стремительным полетом птицы, то за оставленным высоко в небе белым следом самолета.

На лоне природы, среди спокойных мягких линий горизонта моя боль постепенно утихала. Все произошедшее в моей жизни стало казаться чем-то нереальным, словно случилось не со мной, а было какой-то выдуманной историей, однажды прочитанной мной в книге. Мне даже иногда казалось, что я всегда жила здесь, в крепости, с самого моего рождения. Она стала моим настоящим домом. Мне очень полюбилось это дикое и красивое место, почти не тронутое цивилизацией.

После таких прогулок я возвращалась обновленная, пусть и уставшая и к тому же всегда изрядно проголодавшаяся. Здешняя тишина, нарушаемая лишь криком петухов, мычанием коров, кваканьем лягушек да редким собачьим лаем, успокаивала меня, как теплая ванна.

После моего приезда сюда я почти не вспоминала о прошлом. Я наложила табу на эти воспоминания, и пока что мне это помогало. Лишь изредка я начинала больно ощущать свое одиночество и ненужность. Но не это беспокоило меня: больше всего меня пугали беспричинные приступы страха. И в эти минуты мысли о возможности прекратить свое земное существование, а вместе с ним и все мучения, снова и снова посещали меня. Но я снова и снова гнала их прочь.

Ведь в сущности в моей теперешней жизни все было не так уж и плохо. Можно сказать, что я привыкала к ней гораздо быстрее, чем могла себе это предположить, и сейчас чувствовала себя вполне комфортно. Жизнь моя постепенно налаживалась. Но страх так никуда не исчез. Он лишь притаился на время, и вызвать его могло все, что угодно: ночной кошмар или странное ощущение чьего-то недоброго присутствия.

Я всегда старалась вернуться в общежитие до наступления ночи. В сумерках я плохо видела, да и вообще с детства боялась темноты, и особенно по вечерам ощущала себя не в своей тарелке вблизи от леса, частенько вспоминая слова простодушного таксиста. Может в них и есть здравый смысл. Кто знает, что скрывается там, в густой чаще?

Глава пятая

Ксю

Пока мне нравилось на новом месте всё и все без исключения: крепость, природа, университет, преподаватели, мои однокурсники и соседи по общежитию, но особенно моя новая подруга и соседка по комнате – Ксения Полянская, или попросту Ксю, как она любила, чтобы ее называли. Она заряжала меня своей энергией, которая, казалось, била в ней через край. Скучать и хандрить этот человек просто не умел.

Вечера и выходные она обычно проводила вне стен крепости. Но сегодня вечером впервые за всю неделю никуда не пошла, сославшись на головную боль.

– Надоели эти мальчики-мажоры, папенькины и маменькины сынки. – Она забралась с ногами на кровать и занялась маникюром. – Ничего из себя не представляют, а гонору! – Видно, ее временами все же начинают утомлять бесконечные кавалеры с их однотипными ухаживаниями. – Куда, интересно, подевались нормальные парни? Может, вымерли, как мамонты?

Я деликатно промолчала, не зная, что ответить на этот вопрос. По природе я, скорей всего, однолюб, и поэтому совершенно не разделяла ее чрезмерное, на мой взгляд, увлечение противоположным полом. Я уже поняла, что Ксю не очень-то разборчива в связях, но это нисколько не отразилось на моем отношении к ней. У каждого есть право жить так, как он считает нужным.

Я сразу и безоговорочно приняла ее в свое сердце и полюбила, как собственную сестру, которой у меня никогда не было. Она в свою очередь говорила, что тоже испытывает ко мне самые нежные чувства и считает своей младшей сестренкой, которую ей хочется опекать и защищать…

…Подруга настаивала, что внешне мы с ней очень похожи, но я-то знала, что была лишь отражением ее красоты, бледным подобием, слабой копией. А она все уверяла меня в обратном, заставляя вставать рядом с ней перед зеркалом и выискивать черты сходства между нами. Но если она была истинной красавицей, то меня рядом с ней с натяжкой можно было назвать просто симпатичной.

Да, определенное сходство, конечно, прослеживалось: обе мы худенькие большеглазые брюнетки с длинными волосами, но на этом оно, по-моему, и заканчивалось, если уж судить беспристрастно. Во-первых, Ксюша выше меня ростом, во-вторых, у нее более пышная грудь, в-третьих – очень тонкая талия, по сравнению с моей, в-четвертых, у нее прекрасная кожа, в-пятых, ее шоколадно-коричневые волосы гораздо длиннее и гуще моих, и, наконец, у нее более выразительные глаза, опушенные бесконечно длинными ресницами.

Словом, в ней все было более ярким, броским, и к тому же эта незаурядная внешность дополнялась огненным темпераментом. Этим и объяснялось нескончаемое внимание к ней мужского пола и неиссякаемая зависть со стороны женского.

К тому же у нее был легкий и незлобивый характер. Она редко обижалась, а если это и случалось, то никогда подолгу не дулась, и даже расставаясь с постоянно меняющимися поклонниками, умудрялась сохранять с ними приятельские отношения.

Ксю была прирожденным лидером, рядом с ней всегда находились люди. Вспыльчивая, но отходчивая, доброжелательная и веселая, общительная и остроумная, она сразу же становилась душой любой компании.

Она призналась мне, что с самого детства среди ее друзей было больше парней, чем девчонок. Я стала ее первой и единственной настоящей подругой.

Основной чертой Ксю было жизнелюбие. Она никогда не витала в облаках и не строила воздушных замков – просто жила здесь и сейчас, не задумываясь о завтрашнем дне и стараясь каждую минуту, как она говорила, «урвать себе хоть немного от того, что у людей называется счастьем». Меня поражала ее замечательная способность никогда не унывать и верить в то, что безвыходных ситуаций не бывает. Своей жизнерадостностью и оптимизмом она напоминала мне незабвенную Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром».

Ксю считала, что главное для девушки – это удачное замужество, и именно поэтому она все время находилась в активном поиске того самого «принца», который сделает ее счастливой. При этом о любви речь не шла. Для Ксю любовь являлась чем-то приходящим и уходящим, и в длительность этого чувства она не верила. Однажды она, как и я, сильно обожглась, и теперь считала, что гораздо лучше быть любимой, чем любить самой.

Когда я робко заикнулась, что чувства, по моему мнению, должны быть все-таки обоюдными, она лишь рассмеялась в ответ:

– Почти во всех удачных браках один человек любит, а другой только позволяет себя любить. Так вот пусть меня любят и обожают, пусть носят на руках, холят и лелеют, а я с удовольствием буду это принимать. И может быть со временем, я тоже полюблю, ну, скажем, в знак благодарности.

– «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним», – процитировала я. – Такова была природа взаимоотношений Отелло и Дездемоны, а они, как известно, закончились весьма плачевно. Нет, я так не хочу!

– Да ладно тебе, Шекспира приплела! В каком веке ты живешь, подруга? Сейчас все совсем по-другому.

Я хотела возразить, что времена, конечно, меняются, но люди остаются теми же, и их чувства тоже, но спорить на эту тему мне совершенно не хотелось. Мой единственный любовный опыт оказался неудачным, так что доказать свою правоту на собственном примере я не могла, а значит, и говорить тут не о чем.

…Ксю нравилось хорошо выглядеть и привлекать к себе внимание окружающих. Она уделяла тщательное внимание своему гардеробу и в огромных количествах использовала косметику. Для этого ей частенько приходилось вставать по утрам пораньше, чтобы успеть вымыть и высушить волосы и нанести макияж, несмотря на то, что она обожала поваляться в постели. Но, красота, как известно, требует определенных жертв. Из-за наведения утреннего марафета Ксю частенько прогуливала первые пары, принося знания в жертву пресловутой красоте.

Подруга постоянно уговаривала меня накраситься, утверждая, что тогда мы с ней будем похожи, как двойняшки. Это стало для нее навязчивой идеей: одинаково одеться, сделать одинаковые прически и макияж, и в таком виде куда-нибудь сходить.

Наша однокурсница и соседка по общежитию Люся, рыжеватая девушка с россыпью веснушек на круглом лице и собранными в жидкий пучок на затылке тусклыми волосами неопределенного цвета, любившая поныть и пожаловаться на жизнь, глядя на нас завистливо вздыхала:

– Везет вам, вы красииивые! А вот у меня внешность ну совершеееенно не романтическая…

– Покрась волосы в другой цвет, измени прическу, избавься от веснушек – и увидишь, что все не так страшно, – не раз советовала ей Ксю, не обращая на лесть никакого внимания, но та лишь продолжала завистливо вздыхать.

Честно говоря, мы ее не любили, и старались свести общение с ней к минимуму. Трудно найти общий язык с человеком, который все время ноет и испытывает зависть к другим, а сам даже не пробует что-либо изменить в своей судьбе или хотя бы для начала во внешности…

…В целом моя новая жизнь в университете была легкой и приятной, в том числе и благодаря Ксю. Она была очень популярна, пользовалась симпатией и уважением, хорошее отношение к ней перешло и на меня, поскольку я была ее единственной близкой подругой. Днем мы вместе посещали занятия, вечера Ксю обычно проводила со своими многочисленными друзьями и знакомыми, а я, приготовив незамысловатый ужин, предавалась любимому занятию – чтению.

Подруга настойчиво приглашала меня сходить куда-нибудь вместе, но я всегда решительно отказывалась – шумные компании меня совсем не привлекали. Время от времени она возобновляла попытки вытащить меня «в свет», но все так же безуспешно…

– Ты ведь умеешь готовить? – этот вопрос Ксю задала мне примерно через пару недель после моего приезда.

– Ну в общем, да. А что? – осторожно поинтересовалась я. Что она еще придумала, неугомонная?

– Ты не будешь возражать, если мы разделим обязанности? – спросила подруга, и, не дав мне ответить, затрещала без умолку:

– Я бы взяла на себя уборку и покупку продуктов. А ты – готовку. Понимаешь, я совсем не умею готовить, да и не люблю это дело, честно говоря. А от столовской пищи скоро заработаю себе гастрит. Но зато я люблю заниматься уборкой.

Я хмыкнула про себя. Да уж! Это точно. Страсть Ксю к чистоте просто сводит с ума. Она может по несколько раз в день протирать пыль и перекладывать вещи на полках, так что после нее ничего не найдешь. Зато в комнате у нас просто стерильная чистота и идеальный порядок.

– И к тому же так будет гораздо дешевле, чем питаться в столовой, а то у меня почти все деньги уходят на еду, – это был для меня весьма веский довод. Мне весь год предстояло жить на одну мизерную стипендию. Те деньги, что я взяла из дома, уже почти закончились, и необходимо было из всех сил экономить, чтобы не протянуть ноги. Ксюше помогали родители, время от времени присылая денежные переводы. Пару раз они приезжали к ней, привезя огромное количество вещей и продуктов, а вот мне приходилось рассчитывать только на себя.

Я понимала, что, предложив питаться из одного котла, подруга тем самым хотела поддержать меня, видя, как тяжело мне приходится. Это было очень деликатно с ее стороны, ведь предложи она мне помощь напрямую, я бы непременно отказалась.

– Ну, как? Ты согласна? – я молчала, обдумывая решение. Мне не хотелось становиться для нее обузой, и в то же время я не могла отказаться от предложения, не обидев ее. Тогда Ксю выдала последний железный аргумент:

– Психологи считают, что все женщины по своей природе делятся на два типа: поварихи и уборщицы. Так вот, я, судя по всему – второй тип. А ты, получается, первый! Против природы не попрешь!

Я покорно вздохнула: ну раз уж психологи так считают, деваться некуда – меня записали в поварихи.

Мы сложили свои небольшие сбережения в старый шерстяной носок и спрятали его в мой чемодан, который закрывался на ключ. Случаев воровства в общаге вроде не наблюдалось, но рисковать мы не хотели. Хотя сломать хлипкий замок ничего не стоило, но так была хоть какая-то видимость защиты.

– Ну, вот, почти как в сейфе, – похлопала подруга по крышке чемодана. – Теперь думай, куда спрятать ключ.

Мы спрятали ключ в батарею – уж там его точно никто искать не станет – и страшно довольные собой напились чаю с баранками, после чего завалились спать.

Таким образом, у меня отпала необходимость поездок за продуктами в город, которые я не очень любила. Покидая территорию Старой крепости, я чувствовала себя устрицей, которую вынудили выползти из удобной уютной раковины, оставив незащищенным от внешней среды ее мягкое беспомощное тело…

…На следующий день я составила список продуктов на неделю. Ксю пыталась было внести туда коррективы, но я настояла на своем: бюджет у нас был очень жесткий. Поэтому я безжалостно вычеркнула из него йогурты и шоколад, зато внесла побольше разных круп: будем варить кашу – зерновые очень дешевы и полезны. Но витамины тоже нужны. С целью их восполнения мы вместе сходили в деревню и купили недорогих местных яблок, свеклу и морковь, ведро картошки, деревенское молоко, яйца, масло и сметану. Я составила примерное меню на неделю и, получив одобрение Ксю, ревностно принялась за свои обязанности.

На завтрак я обычно варила кашу, а если было некогда или неохота – делала бутерброды. На обед готовила суп или второе и овощной салат, вместо ужина мы, как правило, пили чай с вареньем и печеньем, грызли яблоки или доедали то, что осталось от завтрака и обеда. По выходным я обычно пекла пирожки или жарила блинчики, которые Ксю просто обожала.

У девчонок в общаге можно было одолжить все, что угодно: от щепотки соли и коробки спичек до пачки масла и курицы, если таковая имелась в запасе. Сложнее было перехватить небольшую сумму денег до следующей стипендии. Мы тоже частенько выручали соседей и тем, и другим, а те не оставались в долгу, так что жили мы небогато, но очень дружно.

Гораздо сложнее приходилось ребятам в мужском общежитии, временами они попросту голодали. Деньги у них обычно очень быстро заканчивались, готовить большинство из них абсолютно не умело, плохо у них обстояло дело и с элементарным самообслуживанием, поэтому к девчонкам очень часто поступали просьбы что-нибудь приготовить или зашить.

…Как-то вечером я задремала, но вскоре была разбужена непонятными криками и шумом, доносившимися с общей кухни. Я узнала голос Ксю и вышла в коридор.

– Кто тебе разрешал брать это? Тебя не учили, что брать чужое без спроса нельзя? Как ты вообще здесь оказался? – Подруга напоминала фурию. Нескладный долговязый парень, не обращая на ее крики никакого внимания, что-то доставал пальцем из небольшой стеклянной миски и отправлял в рот.

– Что за шум? Что здесь происходит? – удивилась я.

– Да вот, пришел в гости, и как оказалось – не зря. Очень вкусно! – радостно сообщил незваный гость.

– Но ведь это была моя маска для лица! – возмущенно завопила подруга.

– Как ты можешь тратить продукты на какие-то маски для лица, когда другие люди голодают! Ты не гуманна! – спокойно философствовал парень, продолжая поедать что-то из чашки.

– Ты представляешь, сделала себе маску для лица: творог, яйцо, мед и сметана, – продолжала возмущаться Ксю, теперь уже обращаясь ко мне. – Собирала ингредиенты по всему общежитию! Отошла на минуту, а этот, – ткнула она пальцем в грудь долговязому, – взял и все слопал!

– Ну и как, понравилось? Вкусно? – еле сдерживая смех, поинтересовалась я у воришки.

– Ага. Вкусно, но мало, – парень с видимым сожалением облизал пальцы. При этом у него был такой несчастный вид, что мы с Ксю, переглянувшись, так и прыснули от смеха.

– Девчонки, а может у вас есть что-нибудь еще пожевать, а? Очень кушать хочется! – попросил тот, поняв, что мы на него не сердимся.

– Пошли, горе ты мое, – Ксю уже простила ему съеденную маску.

На завтрак я варила гречневую кашу, и кое-что еще оставалось. Мы отдали незнакомцу остатки гречки, взяв с него обещание помыть и принести кастрюлю назад. Парень был на седьмом небе от счастья, когда в кашу я добавила кусок сливочного масла, а Ксю в придачу к этому отрезала еще и пару толстых кружков «Докторской» колбасы.

– Я ваш вечный должник! – держа в одной руке кастрюлю с кашей, вторую, в которой была зажата колбаса, парень проникновенно приложил к левой груди. – Девчонки, вы мои спасительницы – не дали умереть голодной смертью. Если будет кто обижать – обращайтесь, разберемся. – Он грозно нахмурил брови и угрожающе выкатил глаза…

…Чуть позже я снова легла в постель, твердо намереваясь заснуть. Завтра предстоял непростой день – целых два семинара, но все мои попытки погрузиться в сон были тщетны. В последнее время по ночам меня частенько мучила бессонница, сон же взял привычку неожиданно наваливаться в самое неподходящее время. Я могла отключиться прямо посреди дня где угодно, в самых неожиданных местах. Вот и вчера полночи промаялась бессонницей, а на лекции по зарубежной литературе чуть не заснула, несмотря на то, что мне очень нравился этот предмет.

А тут еще эти постоянные кошмары… с тех пор, как я приехала сюда, они продолжают мучить меня почти каждую ночь. Мне и раньше часто снились страшные сны, но они никогда не вызывали у меня такого ужаса.

Я посмотрела на мирно посапывающую на соседней кровати Ксю и по-хорошему ей позавидовала. По утрам сон покидал ее также стремительно, как накатывал по вечерам. Она просто клала голову на сложенные бутербродом ладошки и в следующую секунду уже видела какое-нибудь приятное сновидение, а утром просыпалась в неизменно прекрасном настроении.

Ну что ж, а мне похоже предстояла еще одна бессонная ночь. Я всегда была «совой», тяжело засыпала и так же тяжело просыпалась. Лишь огромным усилием воли мне удавалось вытащить себя из постели рано утром. К тому же мой сон всегда отличался повышенной чуткостью. Любой маломальский звук мог разбудить меня, будь то скрип двери, чьи-то отдаленные голоса или легкие шаги, а уж тем более такой громкий, как разыгравшаяся гроза.

Я проснулась от раскатов грома, подняла голову и подивилась: что происходит с природой? Пора летних гроз давно миновала. Что это, последствия глобального потепления? Буквально через секунду я снова опустила голову на подушку и зевнула, но сон уже ушел.

По подоконнику яростно застучал ливень. «Похоже на дождь с градом», – подумалось мне, но встать и посмотреть было лень. К тому же было довольно прохладно, и при одной только мысли о том, чтобы покинуть теплое пространство под одеялом, начинал бить озноб.

Резкий порыв холодного ветра неожиданно со стуком распахнул окно, и в комнату ворвались яростные дождевые потоки, сопровождаемые ужасным грохотом и вспышками молний.

Я никогда не боялась ни грома, ни молний, но в этот момент мне вдруг стало очень страшно, словно вместе с этой осенней грозой в комнату ворвалось что-то еще, заставившее мое сердце учащенно и неровно биться. Что-то, скрутившее в тугой комок мои внутренности и принесшее с собой липкий, противный, ползающий по спине страх, от которого не было спасения.

Да что же со мной, в конце концов, происходит? Может, у меня какие-то проблемы с психикой? Ведь я прямо-таки едва не задохнулась от внезапного, нахлынувшего, как ледяная волна, ужаса. Может, пора уже принимать какие-то успокоительные травы, лекарства?

Я слышала, как Ксю, чертыхаясь, встала и закрыла окно, и постаралась дышать как можно ровнее, притворяясь спящей, а потом долго еще лежала, накрывшись с головой и дрожа всем телом, пока дробный стук дождя, приглушенный толстым одеялом, через какое-то время не подействовал на меня усыпляюще. Вскоре я снова задремала…

Глава шестая

Библиотекарь

…и на следующее утро проснулась в прекрасном настроении. Приветливо улыбнулась солнечному зайчику, заползшему на смятую подушку и норовившему перебраться мне на щеку, сладко потянулась, ощущая приятную легкость и невесомость во всем теле.

Я видела волшебный сон, который не снился мне уже целую вечность. Раньше, в детстве, я видела его довольно часто. Бабушка утверждала, что я просто расту, но мне всегда казалось, что дело тут совсем не в этом…

…Так вот, в детстве мне часто снилось, что я могу летать. Обстоятельства, при которых происходили мои ночные полеты, бывали разными, но иногда повторялись.

В одном из снов, к примеру, я убегаю от преследователей: какие-то люди, явно желающие причинить мне зло, гонятся за мной и вот-вот поймают. Кто-то из них уже хватает меня за край одежды… Я в панике – моя жизнь находится под угрозой, и, казалось бы, уже ничто не может спасти меня. Но тут каким-то непостижимым образом я отрываюсь от земли… и взлетаю!

Сначала у меня это плохо получается. Я никак не могу набрать высоту и каждую секунду готова упасть, но там, внизу, эти люди. Они крайне обозлены тем, что мне удалось ускользнуть от них, и страх перед ними заставляет меня подниматься все выше и выше…

Через некоторое время я начинаю перемещаться в воздухе все более уверенно и постепенно ускоряю движение. Я чувствую встречные потоки ветра, но они не оказывают мне сопротивления: просто обтекают мое тело по бокам и освежают лицо.

Мои преследователи остаются внизу и далеко позади. Я смотрю на них с высоты птичьего полета, и мне уже нисколько не страшно. Я спасена, я ликую! Это просто невероятно, что я умею летать! Это просто чудо какое-то!

В следующем сне я бреду по лесу. Темнеет. Я уже довольно давно блуждаю между деревьями и, похоже, совсем заплутала… Меня охватывает чувство безысходности и отчаяние. Лес стоит сплошной темной стеной, и я подпрыгиваю, пытаясь увидеть хоть какой-нибудь просвет впереди. Чувствую, как ноги с силой отталкиваются от земли, но в следующий миг я падаю. Но я не отчаиваюсь, подпрыгиваю еще выше… и вдруг вижу траву очень далеко внизу подо мной. Чувствую, как земное притяжение тянет вниз, но я сопротивляюсь ему, судорожно дергаясь – вверх, вверх! И вот я уже над лесом…

Я слегка наклоняю туловище вперед, вытягиваю руки в стороны и, как птица, парю над верхушками деревьев. Прямо надо мной – бескрайнее небо, снизу – темная громада леса, а слева видны переливающиеся огни большого города. Усилием воли я двигаю свое тело по направлению к горящим огням и с удивлением понимаю, что оно мне подчиняется – я лечууууууу!!!