Текст книги "Святая Царская семья"

Четырнадцатого февраля 1918 года Советская Россия перешла на новый стиль летоисчисления. По постановлению Совета народных комиссаров состоялся переход с юлианского на григорианский календарь: разница между старым и новым стилями составляла 13 дней, декрет предписывал после 31 января 1918 года считать 1 февраля сразу 14-м. Первые месяцы рядом с новыми датами в скобках писали старые.

У цесаревича все время с начала ареста (с начала марта 1917 года) не было серьезных приступов гемофилии, он чувствовал себя хорошо, и это очень радовало родителей и сестер. И тем неожиданнее и страшнее был удар – 12 апреля (30 марта) 1918 года у Алексея Николаевича начался один из самых тяжелых приступов гемофилии в его жизни. После небольшой травмы началось внутреннее кровотечение, он стал страдать от резкой боли. Круглосуточно кричал, таял на глазах. Лекарства в революционном Тобольске не удавалось достать, обезболивающее у врачей Е.С. Боткина и В.Н. Деревенко закончилось, аптеки в городе оказались закрыты. Цесаревич ничего не ел, с трудом переносил постоянную тошноту, не спал, его крики во время приступов боли круглосуточно никому в доме не давали покоя. Родные по очереди дежурили у постели больного, им помогали дядька Клементий Нагорный и учитель Пьер Жильяр.

В разгар приступа гемофилии у цесаревича – 15 (2) апреля – в губернаторском доме появился эмиссар из Москвы комиссар В.В. Яковлев с приказом увезти царя из Тобольска. Комиссар разрешил бывшему императору взять с собой несколько человек, кого тот пожелает. Александра Федоровна разрывалась между долгом быть рядом со страдающим сыном, который вполне мог умереть, и любимым мужем, которого увозили, как все думали, в Москву на судебный процесс. В конце концов Государыня после бессонной ночи приняла решение уехать вместе с мужем, чтобы быть ему опорой во время судебных разбирательств. А сына они оставляли на попечении старших дочерей, доктора Деревенко, учителей, дядьки и свиты. Александра Федоровна хотела быть рядом с мужем в тяжелых испытаниях. После отъезда обоих родителей Алексей Николаевич горько рыдал в своей постели. Он никогда во время приступов не оставался без матери. 26 (13) апреля, несмотря на болезнь цесаревича, Государя с Государыней, великую княжну Марию Николаевну (ее родители выбрали как самую физически сильную из детей), князя В.А. Долгорукова, доктора Е.А. Боткина, камердинера Т.И. Чемодурова, комнатную девушку А.С. Демидову и унтер-офицера И. Д. Седнёва увезли из Тобольска в неизвестном для близких направлении.

Оставшиеся в Тобольске цесаревны только после праздника Пасхи Христовой – 5 мая (22 апреля) – получили известие о том, где находятся их родители и что с ними случилось. Получив письмо, они с удивлением узнали, что родные не в Москве, как все предполагали, а в Екатеринбурге, где их держат в заключении в доме инженера Ипатьева. Что дорога в Екатеринбург была очень тяжелой, приходилось вброд переходить ледяные реки, сразу после ледохода, трястись по грязи в телегах, сидя на соломе, постоянно меняя выбившихся из сил лошадей. Особенно трудно было в пути Александре Федоровне, которая страдала от болезней ног, сердца, нервной системы и уже обычно практически большую часть времени проводила в инвалидном кресле. О дороге из Тобольска в Екатеринбург в дневнике императрица писала: «Дорога просто ужасная, замерзшая земля, грязь, снег, вода до живота лошадей. Жутко трясло, болит все тело».

Цесаревич все еще плохо себя чувствовал, не мог стоять на ногах, не то что ходить. Его носил на руках дядька матрос К.Г. Нагорный. Алексей Николаевич ослабел и очень сильно похудел, но и он, и сестры после получения писем от родителей сразу стали уговаривать комиссаров отвезти их в Екатеринбург к остальной семье.

Наконец 20 (7) мая три цесаревны, цесаревич и оставшаяся часть свиты в сопровождении красноармейцев прибыли на пристань в Тобольске, чтобы сначала на пароходе «Русь», а потом на поезде отправиться в Екатеринбург. В тот день для Царской семьи окончательно закончились девять месяцев ссылки в Тобольске.

На пристани царских детей провожали горожане. Когда матрос Нагорный с цесаревичем на руках приблизился к пароходу, в толпе запричитали: «На кого же ты нас покидаешь?!» Многие мужчины, сняв шапки, опустились на колени, женщины заплакали. Алексей Николаевич перекрестил прощавшихся с ним людей. Позже вечером в каюте, прислушиваясь к крикам пьяных красноармейцев на палубе, он сказал доктору и дядьке: «Я знаю, они нас убьют. Только бы не очень мучили».

Царская семья, к их большой радости, воссоединилась 23 (10) мая в Екатеринбурге. В доме инженера Ипатьева родители и дети плакали и целовались, не обращая внимания на удивленных комиссаров и охранников. Приехавшие из Тобольска три цесаревны и цесаревич боялись, что им не удастся больше никогда увидеть родителей и сестру, и когда они, к счастью, снова оказались все вместе, то им казалось, что это самое главное и ничего ужасного теперь просто не может случиться.

Режим содержания Царской семьи в доме Ипатьева существенно отличался от условий жизни в Тобольске. Комендант «Дома особого назначения», большевик, бывший политический ссыльный А.Д. Авдеев сразу заявил Государю, что теперь он оказался в руках настоящих революционеров. Жизнь Царской семьи была подчинена строгому распорядку. Утром проходила поверка – комендант обходил все комнаты, пересчитывая заключенных. На завтрак пили чай с черным хлебом, если таковой оставался с предыдущего дня. Перед обедом была прогулка 15–30 минут, обед сначала приносили из рабочей столовой, потом разрешили готовить царскому повару И.М. Харитонову из пайков, которые выделялись на каждого арестованного. Перед ужином снова была прогулка 15–30 минут, на ужин ели то, что осталось после обеда, чаще всего кроме хлеба ничего не оставалось. Царская семья голодала бы, если бы местные монахини не помогали ей. По благословению игуменьи, насельницы Ново-Тихвинского монастыря систематически приносили в дом Ипатьева передачи с продуктами.

Дом Ипатьева огородили двумя высокими дощатыми заборами, между которыми поставили дополнительные посты охраны. Из всех окон можно было видеть только забор, но все равно их не разрешали открывать даже в жару, и стекла замазали побелкой. Охранники, состоявшие из рабочих местной фабрики, напивались, по ночам буйствовали на первом этаже дома, мешая спать заключенным. Также они воровали ценные вещи у Царской семьи, в основном в то время, когда арестованных выводили на прогулки. Однажды два пьяных рабочих попытались украсть у цесаревича, в его присутствии, маленькую икону Богородицы на золотой цепочке, вошедший в это время в комнату дядька матрос Нагорный попытался им помешать. Завязалась драка, на помощь дядьке прибежал Седнёв, но их обоих подоспевшие охранники скрутили и увели. Больше их Царская семья не видела, узники дома Ипатьева так и не узнали, что Седнёва и Нагорного через несколько дней расстреляли…

Без дядьки Нагорного арестованным стало сложно ухаживать за больным цесаревичем, теперь няньками для него стали сестры. На руках Алексея Николаевича носила Мария Николаевна. Княжны помогали на кухне повару Харитонову, стирали одежду и убирали. Неожиданно у Государя началось кровотечение, обострилось хроническое заболевание, у доктора Боткина случились почечные колики, плохо себя чувствовала Государыня. Старшие цесаревны практически снова стали сестрами милосердия, ухаживая за больными. Цесаревичу снова стало хуже, возобновились боли, парализовало ногу, на которую пришлось наложить гипс. Для этого в виде исключения разрешили пригласить доктора Деревенко, жившего свободно в городе, но в дом Ипатьева его до этого не пускали.

Неожиданно в середине июня в продуктах, которые передали Царской семье монахини, арестованные нашли написанную по-французски записку от «верных царю офицеров», которые «хотели спасти царя и его семью». В ответной записке, которую написала под диктовку отца великая княжна Ольга Николаевна, Царская семья ответила, что, во-первых, не согласна бежать, если с ними не спасут людей, которые добровольно отправились с ними в ссылку, и, во-вторых, они настаивали, чтобы не пострадали часовые – рабочие, которые их охраняли. В назначенную ночь, когда арестованные легли спать одетыми, никто не попытался их освободить. Царская семья так и не узнала, что никаких «верных офицеров» не было, записки писали чекисты, чтобы доказать, что бывший император и императрица с детьми готовятся бежать.

Жизнь арестованных полностью контролировалась Уральским областным Советом рабочих и солдатских депутатов. Даже мелкие вопросы решал только областной Совет. Вся переписка Царской семьи тоже шла через него. Проворовавшийся комендант А.Д. Авдеев и его люди были уволены, новым комендантом стал чекист Я.М. Юровский, которые еще сильнее ужесточил режим содержания арестованных. Он запретил насельницам Ново-Тихвинского монастыря передавать Царской семье продукты. Посты охраны в Ипатьевском доме заняли чекисты и бывшие австро-венгерские военнопленные, которым было строжайше запрещено общаться с Царской семьей. Юровский изъял у арестованных все ценные вещи, описал и унес с собой.

Неожиданно охранники увели доктора Боткина. У Государыни случилась истерика, она не представляла, как они смогут обойтись без врача, когда так болен цесаревич. Никто из тех, кого уводили красноармейцы, назад к Царской семье не возвращался, однако доктора Боткина неожиданно для всех привели назад. Врач вел себя странно, заговаривался, писал какое-то длинное письмо своим детям. Доподлинно не известно, сказал ли доктор Боткин кому-то из заключенных, что чекисты ему предлагали не возвращаться в дом Ипатьева, работать в госпитале для красноармейцев, прямо заявив, что «судьба Романовых уже решена». Доктор Боткин отказался покинуть Царскую семью. И вернувшись к ней, начал писать прощальное письмо своим детям.

К середине июля жизнь Царской семьи в доме Ипатьева стала совсем невыносимой, полной тоски и неясных предчувствий. В гостиной, где заключенные собрали все иконы, которые привезли с собой, они каждый день устраивали домашнюю службу. По вечерам Государь читал духовные книги, которых у Александры Федоровны был целый чемодан. Часто Государыня с цесаревнами пели молитвы, их голоса наполняли притихший дом.

Утром в воскресенье 14 (1) июля Юровский вдруг объявил Царской семье, что к ним придет священник, служить обедницу. Священник потом вспоминал (он служил для заключенных в доме Ипатьева во второй раз), что Царская семья вела себя странно, ему показалось, что у них что-то случилось.

В понедельник 15 (2) июля Юровский привел нескольких уборщиц, которые во всем доме навели порядок, вымыли полы, им помогали цесаревны.

Во вторник 16 (3) июля неожиданно монахини принесли целую корзину яиц, пятьдесят штук. Юровский сказал, что это для больного цесаревича.

В ночь на 17 (4) июля Юровский разбудил доктора Боткина, попросив его сообщить Государю, что Царская семья и слуги должны срочно собраться, взять только самые необходимые вещи, так как их должны срочно увезти.

Около 3 часов ночи 17 (4) июля арестованные, по приказу Юровского, спустились в подвальную комнату в доме инженера Ипатьева. Государь нес спящего сына на руках. За ним шли полусонные цесаревны с Государыней и рядом их верные слуги. В пустую комнату по просьбе Государыни принесли два стула, на один из которых император посадил цесаревича, на другой села императрица.

Расстрельная команда под руководством чекиста Юровского открыла огонь, убийцы распределили заранее, кто в кого будет стрелять. Императора убил лично Юровский, он же стрелял в цесаревича, но не убил его сразу, подошел к стонавшему мальчику, лежавшему в луже крови, и добил выстрелом в голову. Сразу погибла Александра Федоровна. Потом убили старших цесаревен – Ольгу Николаевну и Татьяну Николаевну. Цесаревны, в корсеты которых были зашиты драгоценности, умерли не сразу. Пули отскакивали. Мария Николаевна успела добежать к двери, ее добили там. Громко кричала Анастасия Николаевна, ее из царских дочерей убили последней. Погибли доктор Евгений Сергеевич Боткин, царский повар Иван Михайлович Харитонов, камердинер Алоизий (Алексей) Егорович Трупп, горничная императрицы Анна Степановна Демидова, которую убили последней – закололи штыками.

На момент гибели императору Николаю II было 50 лет, императрице Александре Федоровне – 46 лет, великой княжне Ольге Николаевне – 22 года, великой княжне Татьяне Николаевне – 21 год, великой княжне Марии Николаевне – 19 лет, великой княжне Анастасии Николаевне – 17 лет, цесаревичу наследнику российского престола Алексею Николаевичу – 13 лет (через две недели ему бы исполнилось 14).

Император и императрица были женаты без малого 24 года, воспитывали четырех дочерей и сына, и в последний день своей жизни были так же близки и так же любили друг друга, как и в день своего венчания.

Часть 2. Великая княжна Ольга Николаевна

Практически с первых дней после венчания 14 ноября 1894 года императора Николая II и тогда еще великой княжны Александры Федоровны все их родственники и близкие Царской семье люди ожидали сообщения о беременности молодой царицы, стараясь увидеть в ее состоянии признаки желанной новости. Вот что записал великий князь Константин Константинович в своем дневнике через месяц после свадьбы Августейшей семьи: «Молодой императрице опять сделалось дурно в церкви. Если это происходит от причины, желанной всей Россией, то слава Богу!»

Ожидание родственников и верноподданных вскоре оправдались. Вначале Царская семья тщательно скрывала новость о беременности Государыни. В первую очередь на этом настаивала будущая мать. Сохранилось письмо Александры Федоровны брату Эрнсту Людвигу, в котором она признается ему, что подозревает, что беременна, но просит держать это в тайне. Письмо было написано в конце февраля 1895 года, счастливая Государыня писала: «О, просто не могу в это поверить, это было бы слишком хорошо и слишком большое счастье».

Беременность у Государыни была трудной, она постоянно чувствовала слабость, ее часто мучил сильный токсикоз. Ела она с трудом, мучила тошнота. Очень часто Александра Федоровна целыми днями оставалась в постели.

Летом 1895 года Царская семья переехала на Нижнюю дачу в Петергоф, в тихую, небольшую виллу на берегу моря. В тот год летние месяцы выдались необыкновенно жаркими, а на морском воздухе в доме с видом на Финский залив в окружении густого парка Государыне легче дышалось, проще было переносить тяжелую беременность.

Все теплое время – с июня по сентябрь – Царская семья жила в Петергофе в уединении и покое. Александра Федоровна много гуляла, сама шила и вязала для будущего малыша одежду. А ребенок все больше давал о себе знать, активно напоминая о себе движением в животе матери. Александра Федоровна писала брату Эрнсту Людвигу в июле: «Моя крошка иногда прыгает, как сумасшедшая, и от этого у меня начинает кружиться голова, а во время ходьбы время от времени делает толчки». Государыне в это время было 22 года, и будущее материнство казалось ей беспредельным счастьем, которым она делилась в письмах с братом: «Какая это, должно быть, радость – иметь собственного маленького сладкого крошку. Я с огромным нетерпением ожидаю тот момент, когда Бог даст нам нашего – это будет такое счастье и для моего дорогого Ники».

В конце августа Царская семья переехала из Петергофа в Царское Село в специально отремонтированный и обустроенный к рождению ребенка Александровский дворец. Неожиданно в сентябре у Государыни случился острый приступ боли в животе. В Царское Село вызвали придворную акушерку госпожу Е.К. Гюнст и самого известного гинеколога России – Д.О. Отта. Приступ прошел без последствий.

В формулярном списке Дмитрия Оскаровича Отта на 1 декабря 1895 года были зафиксированы следующие должности и звания: «директор Повивального института, лейб-акушер Двора Его Императорского Величества, консультант и почетный профессор по женским болезням при Клиническом институте великой княгини Елены Павловны, доктор медицины, действительный статский советник».

Происходившая из семьи обрусевших немцев Евгения Конрадовна Гюнст была известной в Санкт-Петербурге акушеркой, которую часто приглашали для принятия родов в высокопоставленных семьях не только в России, но и в европейских королевских Домах.

Рождение первенца в Царской семье сначала ожидали в середине октября. К этому времени из Москвы в Царское Село приехала сестра Государыни, супруга великого князя Сергея Александровича – великая княгиня Елизавета Федоровна (Элла). Она отправляла в Англию их с Александрой Федоровной бабушке – королеве Виктории, которая волновалась о здоровье беременной внучки, успокаивающие послания. Радуясь хорошему состоянию сестры, писала, что та «весела, совсем как ребенок», «лицо округлилось, и цвет лица такой здоровый». Молодая императрица к тому времени чувствовала себя лучше, чем вначале беременности.

Государь старался постоянно находиться рядом с женой, очень волнуясь о ней. В это время он часто писал матери – вдовствующей императрице Марии Федоровне – о состоянии жены. Сообщал ей в письмах все новости: «Детка сместилась ниже, и от этого ей очень неудобно, бедняжке!»

Ребенок был очень большой, перед родами Государыня с трудом могла двигаться, ее мучили боли в спине и ногах, большую часть времени она лежала. «Ребенок все никак не родится – уже на подходе, но пока не желает появляться», – жаловалась Александра Федоровна в письме брату Эрнсту. В Александровском дворце теперь постоянно дежурили доктор Отт и Евгения Гюнст. Первоначально планировалось, что первые роды молодой императрицы Александры Федоровны должны пройти в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге. Именно там готовили все для этого необходимое. Но потом от этого плана отказались.

Цесаревна Ольга Николаевна родилась в Царском Селе в Александровском дворце 3 ноября 1895 года. В час ночи у императрицы начались схватки. Всю ночь Александра Федоровна не спала, мучаясь от боли. Утром она не смогла подняться с постели, провела целый день в кровати, страдая от сильных схваток. Император не находил себе места, видя, как тяжело его жене. В Александровском дворце роженице помогали родная сестра императрицы Елизавета Федоровна и свекровь вдовствующая императрица Мария Федоровна. Они вдвоем всячески поддерживали венценосную роженицу и беспокоившегося о ней императора. Обе осторожно растирали Государыне спину и ноги, что помогало ей расслабиться. Вдовствующая императрица много и горячо молилась.

Роды были тяжелыми. Пришлось применить хлороформ и для извлечения плода использовать щипцы. Елизавета Федоровна вспоминала, что малышка оказалась огромной, но Государыня была отважна и терпелива.

Великая княжна Ольга Николаевна появилась на свет в 9 часов вечера. Измотанный ожиданием и состраданием жене Государь с радостью услышал через закрытую дверь плач своего первого ребенка. Его счастью не было предела, он записал в своем дневнике: «В 9 часов ровно услышали детский писк и все мы вздохнули свободно! Богом нам посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой! Когда все волнения прошли, и ужасы кончились, началось просто блаженное состояние при сознании о случившемся! Слава Богу, Аликс перенесла рождение хорошо и чувствовала себя вечером бодрою».

Имя будущему ребенку родители выбирали заранее, было решено, что если родится мальчик, то назовут его Павлом, если девочка – Ольгой. В выборе имен принимала участие будущая бабушка – императрица Мария Федоровна, она имена одобрила.

По одной из легенд: акушерка, увидев густые и темные волосы на головке новорожденной цесаревны, сказала, что девочку ждет счастливая судьба. Ольга Николаевна родилась абсолютно здоровой, весила она 4,5 килограмма и была ростом 55 сантиметров. Счастью молодых родителей не было предела. Император, обычно сдержанно выражавший чувства в своем дневнике, искренне радовался отцовству. 4 ноября – на следующий день после рождения дочери – он записал в дневнике: «Сегодня я присутствовал при ванне нашей дочки. Она – большой ребенок, 10 фунтов весом и 55 сантиметров длины. Почти не верится, что это наше дитя. Боже, что за счастье! Аликс весь день пролежала… она себя чувствовала хорошо, маленькая душка тоже».

Император не мог налюбоваться дорогой малышкой. 6 ноября он снова пишет о ней в дневнике: «Утром любовался нашей прелестной дочкой; она кажется вовсе не новорожденной, потому что такой большой ребенок с покрытой волосами головой».

Новость о рождении дочери в Царской семье мгновенно разнеслась по всему миру. Нужно сказать, несмотря на то, что цесаревна Ольга Николаевна родилась немногим менее чем через год после бракосочетания ее Августейших родителей, по непонятной причине в Европе муссировались слухи, что императрица Александра Федоровна бесплодна. Старшая сестра императрицы великая княгиня Елизавета Федоровна в письме бабушке – королеве Виктории – писала: «Вы знаете об ужасных слухах, которые неизвестно кто распускает, будто Аликс опасно больна и не может иметь детей и что нужны операции».

Одной из первых о появлении на свет правнучки узнала королева Великобритании Виктория, бабушка Александры Федоровны. Император лично сообщил ей радостную новость телеграммой: «Дорогая Аликс только что родила прекрасную огромную дочку, Ольгу. Мою радость не выразить словами. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо». В ответ они получили от королевы поздравление.

Августейшие родители от души радовались рождению дочери, не обращая внимания на досужие рассуждения российской и западной прессы, высказывавшей разочарование, что появилась на свет девочка, а не наследник трона. Александра Федоровна о рождении дочери говорила: «Для нас вопрос о поле нашего ребенка не стоит. Наш ребенок – это просто дар Божий».

Доктор Отт и акушерка Гюнст были щедро награждены: врач был «всемилостивейше пожалован в лейб-акушеры Двора Его Императорского Величества с оставлением в занимаемых должностях и званиях», ему вручили золотую табакерку, украшенную драгоценными камнями, и деньги – 10 тысяч рублей; акушерка получила 3 тысячи рублей.

Вместе с Августейшими родителями радовалась вся Россия. О появлении на свет цесаревны сообщили пушечными залпами в столице – 101 выстрел, так по традиции сообщали о рождении в Царской семье девочек. Люди выбежали на улицы и громко считали количество залпов. Повсюду в публичных местах исполнялся гимн России. В храмах служили благодарственные молебны в честь благополучного разрешения царицы от бремени. В честь рождения дочери император объявил амнистию заключенным, осужденным по политическим статьям и религиозным, были уменьшены сроки уголовным преступникам. 5 ноября в Санкт-Петербурге был объявлен царский манифест по случаю рождения великой княжны Ольги Николаевны: «Поскольку мы считаем это прибавление Императорского дома знаком благословения, который дарован нашему дому и Империи, мы уведомляем об этом радостном событии всех наших верноподданных. Вознесем же наши общие горячие молитвы к Всевышнему, чтобы вновь родившаяся княжна росла в счастье и благополучии».

Великая княжна Ольга Николаевна была крещена в возрасте 11 дней – 14 ноября 1895 года – в церкви Царскосельского дворца. Церемонию крещения провел придворный протопресвитер и духовник Их Императорских Величеств И.Л. Янышев. Известный богослов, писатель, проповедник – отец Иоанн был духовником Царской семьи с 1883 по 1910 год, до самой своей смерти. 14 ноября было особым днем для Царской семьи, это день рождения любимой матери Государя – вдовствующей императрицы Марии Федоровны, в день крестин внучки ей исполнилось 48 лет. Так же 14 ноября в 1894 году, ровно за год до крещения цесаревны Ольги Николаевны, состоялось венчание ее родителей – императора Николая Александровича и великой княжны Александры Федоровны. Теперь же к двум праздничным датам 14 ноября прибавлялась третья – крестины великой княжны Ольги Николаевны.

Восприемниками или, как говорят в России, крестными родителями цесаревны стали семь человек, в том числе и королева Великобритании Виктория. На церемонии всех крестных матерей представляла мать императора – вдовствующая императрица Мария Федоровна, а отцов – дядя Государя великий князь Владимир Александрович. Последний – третий сын императора Александра II, член Государственного совета, сенатор, боевой генерал, герой Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, награжденный за храбрость боевыми наградами, командующий войсками Гвардии – был особенно уважаемым в стране человеком. В начале царствования император Николай II прислушивался к советам опытного в государственных делах дяди. Именно его Государь выбрал восприемником для своей первой дочери.

Цесаревну везли в домовую церковь Большого Царскосельского дворца – церковь Воскресения Христова – в специальной золоченой карете, запряженной шестеркой белых лошадей. Карету сопровождал эскорт из казаков Собственного Его Величества конвоя. Вот что писал об этом в своем дневнике Государь: «Утро было светлое и вполне праздничное. В 10 3/4 нашу дочку повезли в золотой карете в Большой дв[орец]. Из серебряной залы началось шествие в церковь; я шел с Мама – княг[иня] М.М. Голицына несла дочку. Сидел один в комнате за церковью, пока происходило крещение. Все обошлось хорошо и маленькая душка вела себя, оказывается, примерно. Обедня окончилась в 1 1/2, а вернулись мы домой только в 2 ч[аса]. Обняв Аликс, сел за семейный завтрак». По традиции родители не принимали участие в крещении ребенка, и для Царской семьи не делали исключения.

На церемонии крещения присутствовали практически все великие князья и княгини – родственники Августейшей семьи, члены Святейшего синода, дипломаты и представители иностранных держав, высокопоставленные сановники. Все гости прибыли в парадных мундирах, духовенство – в полном парадном облачении.

Церемония началась с торжественного шествия по дворцовым залам Екатерининского дворца к домовой церкви. К купели на подушке из золотой парчи цесаревну несла статс-дама княгиня Мария Михайловна Голицына. Согласно требованиям церемониала на ней было русское придворное платье, кокошник с нашитыми бриллиантами, перекрытый фатой. По традиции новорожденную покрыли парчовым покрывалом, прикрепленным к плечам и груди статс-дамы. Подушку и покрывало придерживали двое знатных придворных. Цесаревну одели в крестильную рубашку ее отца – императора Николая Александровича.

Маленькая цесаревна вела себя тихо, была спокойна, не плакала, когда ее, согласно обряду, три раза окунали в купель. После чего Ольгу Николаевну переодели в сухую одежду и передали крестной матери – императрице Марии Федоровне. Состоялось миропомазание, священник крошечной великой княжне крестообразно помазал елеем лоб, глаза, нос, рот, уши, грудь, руки и ноги. Потом крестная мать в сопровождении крестного отца три раза с цесаревной на руках обошла купель.

Церемония таинства крещения в пышном храме Большого Царскосельского дворца закончилась причащением царственного младенца. После этого бабушка, крестная мать Мария Федоровна, положила на одеяльце, в которое завернули крошечную цесаревну, знаки ордена Святой Екатерины: бриллиантовую звезду, знак ордена и ленту.

Для новорожденной цесаревны был собран целый штат русских нянь и их помощниц. Но главную няню, которая должна была руководить работой в детской, искали за границей. По традиции к детям в Царскую семью нянь приглашали из европейских стран. Королева Виктория, как прабабушка и крестная мать новорожденной, считала своим долгом найти в Англии для цесаревны самую лучшую няню. В декабре 1895 года в Царское Село прибыла очень опытная няня, отобранная королевой. Ею стала заслуженная английская воспитательница – миссис Инмен. В ее обязанности входило общее руководство детской, в ее подчинение перешли все русские няни. Прибытие миссис Инмен в Царской семье ждали с опаской, зная о строгости правил английского воспитания. Государь с сожалением писал в дневнике, что новая няня точно переведет ребенка в специально отведенные комнаты на втором этаже Александровского дворца – «нашей дочке придется переехать наверх, что довольно скучно и жаль». И ему уже заранее было обидно, что любимая дочь, которая оставалась рядом с ним и Государыней на первом этаже, где он мог сколько угодно долго наблюдать за нею, играть с малышкой, теперь будет под строгим контролем чужого семье человека.

С еще большим сомнением ожидала приезда английской няни Государыня, которая вопреки всем традициям «отстраненного воспитания» детей, сложившимся при русских и европейских дворах, мечтала стать настоящей матерью. Она не только хотела кормить дочь грудью, но сама собиралась купать ее, одевать, следить за состоянием ее здоровья.

Новая няня сразу не понравилась императорской чете. Государь писал брату о миссис Инмен: «В ее лице есть что-то тяжелое и неприятное, и, похоже, она женщина упрямая». Понятно, что с первого дня появления миссис Инмен у нее возникли проблемы и глубокое непонимание с царственными родителями. Конфликты случались постоянно, строгая няня не могла понять желание Государя и Государыни вникать во все тонкости ухода за их дочерью. Заслуженная английская няня стала устраивать свои порядки в детской. Государь упоминает об этом в одном из писем: «Она уже решила, что нашей дочери не хватает комнат и что, по ее мнению, Аликс слишком часто появляется в детской». В итоге уже весной 1896 года «несносная» миссис Инмен была уволена. 29 апреля Государь с радостью писал в дневнике: «Мы очень рады, что, наконец, отделались от нее».

Миссис Инмен сменила новая профессиональная английская няня – миссис Костер. Но снова на недолгое время. Какое-то время нянями руководила сама Государыня, пока в 1898 году на службу не была принята ирландка Маргаретта Игер, которая проработала в Царской семье шесть лет. Милая, славная Маргаретта искренне любила детей, была уравновешенной и доброй. И после возвращения в Англию она сохраняла о Царской семье самые хорошие воспоминания, скучала о детях и даже позже переписывалась со старшими цесаревнами. Но какие бы няни ни работали в детской, Государыня сама руководила тем, как следует ухаживать за ее дочерью. К примеру, она отдала распоряжение, чтобы цесаревне каждое утро делали солевые ванны. Объясняя это свое желание, Государыня писала: «…Поскольку я хочу, чтобы она была как можно сильнее, чтобы носить такое пухлое тело». Малышка в младенчестве была достаточно упитанной.