Текст книги "Мой любимый джокер"

Инга застелила уже не нужную постель, сложила под подушку уже не нужное больничное бельё. Потом вынула из сумки куртку, шапку и сапоги.

Самым трудным, оказалось, застегнуть сапоги, но Инга не издала ни единого звука, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы довести дело до конца.

Вскоре она была готова к выходу. Сумка оказалась уже не такой тяжёлой. Инга подхватила её и собралась уходить.

– До свидания, Костя… Спасибо, что ты был в моей жизни… – сказала Инга, взявшись за ручку двери.

В два прыжка Костя догнал её, сгрёб в охапку и принялся страстно целовать…

– Прости… Прости… Прости – шептал он, целуя. – Прости… Я – старый дурак!.. Не бросай меня… Я же не собачонка из подворотни!..

Как же мучительно долго ждала она этой минуты! Всем телом прижалась к нему, растворилась в нём и желала, нет, требовала новых, и новых ласк, новых поцелуев…

– Ингуша, не могу больше!.. – вдруг взмолился Костя. – Едем… – прохрипел он, надсадно дыша.

– Ой, а где моя шапка? – удивлённо воскликнула Инга, опомнившись и тоже с трудом переводя дух.

Шапка нашлась под кроватью. Она мягко и неслышно укатилась туда и лежала в дальнем углу, словно затаившийся зверёк, но Костя ловко извлёк беглянку из-под кровати. В машине они долго смеялись над этим.

ДОРОГА К СЧАСТЬЮ

Инга с трепетом, понятным лишь ей одной, шла от лифта к родной двери и вдруг остановилась перед ней в нерешительности. Эти несколько шагов от лифта показались ей долгой дорогой к счастью. Вот, она уже здесь, перед долгожданной дверью, и как же страшно…

– Ну, что, ты? – удивился Костя. – Ингуша, ты уже дома. Звони, тебе Людмила откроет. Ключи она у меня забрала.

Он ласково улыбнулся, и его улыбка, как солнышко, после сильного ливня, согрела и окрылила. Инга больше не сомневалась. Она уверенно нажала на кнопку звонка.

Сначала за дверью было тихо, потом, вдруг, послышались торопливые шаги, заскрежетал замок, и дверь распахнулась, а на пороге появилась радостная тётя Люда…

– Моя дорогая, моя красавица! Как же вы долго ехали! Я не могла дождаться! Я так по тебе соскучилась! – плакала тётя, обнимая Ингу. – Похудела, осунулась, а глазки счастьем светятся, как две звёздочки… Ингуша, девочка моя…

Праздничный обед с охами и ахами затянулся до самого вечера, а вечером Костя ушёл… Провожая его, Инга стояла в тёмной прихожей и почему-то плакала.

– Ингуша, ты прости меня за срыв. Я никогда больше не позволю себе так сорваться. Прости… Я обязательно побреюсь… – шептал он и смеялся.

– Костя, я люблю тебя, только тебя… А не его, или кого-то другого, понимаешь? Только ты, и больше никто, и на всю жизнь… Прошу тебя, доверяй мне… Любовь, это доверие, понимаешь?… Так говорит моя мама. И мне кажется, она права… Ты иди сейчас. А там видно будет…

– Она конечно, права, твоя мама… – отвечал он шёпотом, между поцелуями. – И я уже понял, как глупо вёл себя с тобой… Прости ещё раз, прости и забудь… Не плачь больше, я завтра вернусь… Завтра уже скоро…

На прощанье он снова нежно поцеловал её в губы и бегом спустился по лестнице. Ещё мгновение, и он растворился в лестничном проёме. Хлопнула дверь парадного и стало тихо. Почему-то пахло мокрой штукатуркой, и этот неприятный запах напоминал Инге, что она дома!.. Счастье… Оно, наверное, такое и есть!..

– Ингуша, где ты там?! – раздался из комнаты такой родной голос тёти Люды. – Замёрзнешь там и заболеешь. Хватит голой на лестнице торчать!

А Инга никак не могла закрыть дверь. Нет, замок был абсолютно исправным, но Инге казалось, что вот, сейчас, хлопнет входная дверь, и Костя вернётся, чтобы ещё раз поцеловать её на прощанье. Так бы и простояла всю ночь на пороге, дожидаясь его. Улыбнулась… Вспомнила, как не понимала в школе, почему так плакала Ярославна, дожидаясь своего мужчину, и неожиданно рассмеялась счастливым смехом. Теперь она всё понимает…

Почти всю ночь проболтали тётя с племянницей. У них было, о чём поговорить. Разошлись под утро, и ещё не могли расстаться и долго перекликались, уже лёжа в постелях. Кошка не могла найти себе места, всё ходила и громко мяукала, будто пыталась прекратить затянувшийся разговор.

Устав от болтовни, Инга начала засыпать. Кошка запрыгнула к ней в постель, уютно устроилась под боком и довольно замурлыкала.

То, первое утро дома, началось слишком поздно. Никто не тревожил Ингу, и она проспала почти до полудня, а, проснувшись, не смогла встать на вдруг отяжелевшие ноги. Голова нещадно болела, казалось, череп раскалывается пополам, даже был слышен треск разламывающихся костей. Вот, сейчас расколется череп, и закипевшие мозги липкой пеной выплеснутся на подушку… Инге казалось, что она ощущает каждую жилку, каждую клеточку своего тела, и все они нещадно болят. Жажда сжигала внутренности, но вода – в кухне, так далеко… Кошки рядом не было…

В комнату, стараясь не шуметь, крадущейся походкой, вошла тётя. Инга слегка повернулась, и тётя поняла, что её дорогая девочка уже проснулась.

– Доброе утро, солнышко моё! Вставай, завтрак уже на столе, – ласково сказала тётя и легонько потрепала по плечу племянницу.

– Ой, Люсик, что-то не встаётся… Ноги, к ним, будто, гири кто-то привязал, и тело распадается на части, и голова раскалывается… Пить хочется…

Людмила прикоснулась прохладной ладонью ко лбу Инги и ахнула.

– У тебя температура, девочка моя?! Вчера сколько голой на холодной лестнице простояла?! Вот, и заболела…

– Ой, какая температура?! Я здорова. Только ноги с головой поссорились, и пить хочется… Дай водички, и я встану… Скоро Костя придёт…

– Ага, и побежишь бегом на лестницу своего Костю встречать! Давай, температуру измерим.

– Нет у меня никакой температуры… Я только водички попью, и всё…

Но тётя не отступала, и вот уже, с градусником под мышкой, Инга сидела в постели и пила прохладный чай, а тётя сидела рядом и, как маленькую, уговаривала её не вставать, пока не измеряется температура.

Забрав градусник у Инги, тётя снова испуганно ахнула.

– Ох, и «набежало»! Температура, да ещё какая с самого утра… Инга, врача надо вызывать, ты же горишь вся!.. – покачала головой тётя, стряхивая градусник.

– Не надо врача, тётя, позвони Косте. Как же снова пить хочется…

– Сейчас я тебе горячего чаю с малинкой… Будешь? – засуетилась Людмила.

– Буду, буду, только позвони Косте… – простонала Инга.

Прошло чуть больше часа мучительного ожидания. Инга отказалась отвечать на вопросы тёти и категорически запретила вызывать врача. Она не могла позволить никому прикасаться к себе, пока не пришёл Костя.

– Не знаю, что это за Костя такой всесильный! – возмутилась, в конце концов, тётя. – Температура поднимается, а она своего Костю дожидается! Глупость несусветная!

– Люсик, не кричи, и без твоих криков голова раскалывается. Костя придёт, и температура сразу упадёт. Посмотришь, я знаю… Ой…

Людмила прекратила теребить бесполезными уговорами Ингу и решила немного подождать. И всё же она вздрогнула, когда неожиданно ожил звонок в прихожей и стал добросовестно жаловаться на настойчивые требования кого-то неугомонного с той стороны немедленно открыть дверь.

– Тётя, тётя, открой, это Костя, я знаю!.. – еле выговаривая слова, воскликнула Инга, и Людмила бросилась в прихожую. Послышался шум открываемой двери, послышались мужские голоса, разбавленные звонким, встревоженным голосом Людмилы.

Костя вихрем влетел в комнату и застыл, склонившись над постелью больной.

– Ингуша… Что это такое?! Как ты посмела заболеть?… – испуганно прошептал он.

– Я тебя так ждала!.. – прошептала Инга, еле шевеля пересохшими и растрескавшимися за ночь губами. – Я знаю, теперь всё будет хорошо… Я скоро выздоровею, подожди немножко!.. Ты же пришёл!.. – заулыбалась вдруг она.

– Да, малышка, я с тобой…

– По меньшей мере – злостный грипп, а там посмотрим, во что это выльется… – сказал Антон, заходя в комнату следом за другом. – Отойди, дай осмотреть больную. Ты же за этим меня сюда привёл! – проворчал он, и Костя послушно отойдя вглубь комнаты, стал зорко следить за действиями друга.

Антон ловко сдёрнул с Инги ночную сорочку, приспособил фонендоскоп и принялся надоедливо долго выслушивать пылавшее жаром тело. Инга даже опомниться не успела, а сопротивляться не было сил. Так и лежала она совершенно нагая, покорно подчиняясь воле доктора. Розовые пирамидки сосков беспомощно торчали в разные стороны, но нагота сейчас не смущала, и было безразлично мужское внимание. Инге было нестерпимо холодно…

– Ты, слышь, не очень-то… Смотри, она замёрзла!!.. – не выдержав, предостерегающе прорычал Костя. Он сцепил челюсти и сжал кулаки до хруста. – Я могу не сдержаться… Укрой немного её…

Антон удивлённо взглянул на друга и рассеянно улыбнулся.

– А-а, ты об этом? Извини, я как-то не подумал… Я слушаю… – сказал Антон, прикрывая девушку одеялом. – Инга, повернись на бочок, я спинку послушаю…

Как же медленно тянулись минуты! Костя не мог дождаться конца осмотра и, словно раненый зверь, ходил по комнате, недовольно сопя и вздыхая, и не находил убедительных предлогов, чтобы прекратить затянувшийся осмотр. Людмила сидела на стуле возле кровати прямая и напряжённая, как струна. Она с волнением ждала, что же скажет доктор после такого тщательного осмотра. Она никогда не видела, чтобы так мяли, выстукивали, ощупывали больное тело, и так внимательно выслушивали лёгкие, чтобы услышать, что же там творится внутри.

– Ну, что ты сопишь?! – наконец не выдержал Костя. – Сказал бы что-нибудь!

– Сопишь ты, а не я. А что ты хочешь услышать? Я должен тебя утешить? Болван! – возмущённо проговорил Антон, поворачиваясь лицом к другу.

– Но ты же осматривал её целый час! – возмутился Костя.

– Хотел бы я знать, где это её так угораздило, ведь никуда же не выходила!..

– Она вчера сознание потеряла перед выходом из больницы… – в задумчивости сказал Костя.

– И ты молчал?! – возмущённо воскликнул Антон. – Ты ослеп от своей ревности, идиот! Ведь можно было ещё вчера начать лечение! Ну, ладно, это уже не столь важно… Надо кушать котлеты по мере их жарки… – Антон на минуту задумался. Он склонился над, пылавшей жаром, Ингой, и размышлял. – Ну, что, милое создание? Надо тебя лечить… Вот, видишь, а ты думала, мы расстались, наивное дитя?! – после длительного молчания, сказал Антон. Хлопнув себя ладонью по колену, он встал в задумчивости.

– Чего ты хочешь? – нервно передёрнув плечами, спросил Костя.

– Хочу погулять. И тебе могу предложить увлекательную прогулочку… А эту дамочку… От её услуг следует на некоторое время отказаться… – ткнул Антон указательным пальцем в сторону Людмилы.

– Что это вы такое говорите?! – словно из лука выстрелила, возмущённая Людмила. – Какие услуги? Я здесь живу!

– Значит, на время переедете ко мне… Ага, разберёмся… Костя, ты идёшь со мной? Идём, пройдёмся, и кое-что обсудим… – задумчиво почесал переносицу Антон и вышел в прихожую. – Сегодня солнышко выглянуло, а ты, как крот, сидишь в своей норе, или спишь, и света белого не видишь… – сказал он, надевая куртку. – Идём, воздухом подышим. А вы, милейшая, укройте больную плотнее одеялом, и форточку непременно откройте. Ей тоже не мешает воздухом подышать… Свежий воздух ещё никому вреда не причинил…

– Люсик! – тревожно позвала Инга. – Тётя, они, что, ушли, оба сбежали?!

– Да… Сказали, скоро вернутся… – недовольно буркнула тётя, вновь надевая на Ингу ночную сорочку.

– А зачем Костя ушёл?

– Ну, ты что, глупенькая?! Будто дорогую игрушку у тебя из рук вырвали… Скоро они вернутся. Может, покурить на улицу вышли. Ох, была бы моя воля!.. – успокаивала тётя Ингу, гладя её шёлковые, всклоченные от сна волосы своей маленькой, доброй рукой.

– А забрали! – сквозь слёзы выдавила из себя Инга и вдруг разрыдалась, как в детстве, громко всхлипывая при этом. – Забрали игрушечку-у!

На объяснения и утешение ушло много времени, но, вот, наконец, раздался долгожданный звонок в прихожей, возвещавший о возвращении беглецов. И вот уже Костя вновь сидит у постели больной и держит её за руку, она отчаянно всхлипывает, пытаясь успокоиться, а Антон, сопя, возится с чем-то в стороне.

– Инга, я тебе укольчик сделаю, – сказал вдруг Антон, приближаясь к Инге со шприцом в руках.

– Опять?! – удивлённо и испуганно воскликнула она, отшатнувшись.

– Ну, кто же знал, что ты из огня, да сразу в полымя?! Если будешь послушной, завтра сможешь тихонько передвигаться. Сегодня ещё придётся полежать до ночи. А эту леди… – тут он указал в сторону Людмилы. – Следует изолировать. Мне не нравится цвет её личика. Кто-то один должен ухаживать за больной. Я так полагаю, это будет Костя.

– Я заразная? – ужаснувшись, воскликнула Инга.

– Ещё какая! А не будете слушаться, ма-де-муазель, снова пойдёте в больницу. Обе! Только, уже в районную!.. – угроза успокоила сразу всех, и Антон ловко сделал укол. – Теперь таблетки… Костя, завтра она почувствует себя значительно лучше, но это состояние коварно и опасно. Лечение таблетками продолжать, а уколы я сам буду делать два раза в сутки. Костя, ты тоже жри таблетки три раза в день, если не хочешь свалиться, как она. Собирайтесь, милейшая, я отвезу вас, куда прикажете. Если некуда, вашим пристанищем на это время будет моя холостяцкая берлога, – обратился Антон к Людмиле. – Порядок в ней, наконец, наведёте…

– Да, правда, Людмила, вы же совсем недавно перенесли такой тяжёлый стресс… – стал уговаривать Костя, обалдевшую от неожиданности решения, принятого не ею, Людмилу, видя, что она сомневается и боится согласиться.

– О каком стрессе идёт речь? Я, что-то, не совсем понимаю… – насупился Антон, и Костя в общих чертах рассказал другу о печальных событиях, произошедших ещё так недавно в этой семье.

– Ага, тем более, вам необходимо уехать. Не волнуйтесь, Костя отлично справится сам. Он умеет. А с сердцем не шутят. А я прослежу тут за порядком, и вас немного подлечу с вашего позволения…

Инга тяжело выходила из болезни. Она, то сгорала от невыносимого жара, то щепкой плавала в собственном поту, то тряслась в ознобе, и тогда приходилось согревать её тело тремя одеялами и грелками.

– Костя… Костя… – звала она в бреду любимого, и не понимала, что он рядом.

Костя ни на шаг не отходил от постели больной. Он часами держал её за руку и молил Бога о помиловании возлюбленной. Антон приходил с завидной регулярностью утром и вечером. Как же нудно и долго он осматривал Ингу при каждом посещении! Всё что-то выслушивал в лёгких, и, покачав головой, молча набирал в шприц лекарство для следующего укола. Он всё время ворчал, но не было возможности разобрать ни единого слова. Когда он со своим монотонным ворчанием склонялся над Ингой, Костя отчаянно ревновал, но старательно скрывал свои чувства.

– Ты не очень-то того!.. – предостерегающе рычал всякий раз Костя, устав ждать, когда Антон, нудно причмокивая, осматривал Ингу.

– Дурик ты неотёсанный, неисправимый ревнивец… – бурчал в ответ Антон и глупо улыбался. – Я же должен разобраться!..

– Сколько можно?! И утром и вечером одно и то же!.. – однажды вспылил Костя.

– Остолоп, мне же необходимо наблюдать за динамикой процесса! – возмущённо кричал Антон. – Положение слишком серьёзное, чтобы бесшабашно относиться к нему. У неё же угроза пневмонии…

– Ну, и как динамика?! – зло бурчал Костя. – Что тебя не устраивает?

– Знаешь, ты – неизлечимый ревнивец, и это уже диагноз на всю жизнь. А я спокоен, как удав. Мне бы не пропустить… Сегодня должен наступить перелом болезни. Завтра она встанет… Мне так кажется…

– Ты уже один раз обещал! – возмутился Костя.

– Тогда я ещё до конца не разолбрался. Сегодня…

– Ну, и хорошо… – вздохнул Костя, и вдруг улыбнулся. Он совсем не обижался на друга. Добрая весть стоила того. – Сколько можно?…

– Ночка будет, я тебе скажу по секрету, не простая… Если что, вызывай «скорую»…

Ночь была, и правда, слишком тяжёлой. В бреду Инга стонала, сбрасывала с себя одеяло и без конца звала Костю. Он был уверен, что справится с болезнью Инги самостоятельно, и не стал вызывать врачей. К утру она затихла. Костя до смерти испугался, когда, очнувшись от настигшего его тревожного полусна, не услышал её хриплого дыхания. В порыве страха, он склонился над ней, прикоснулся пальцами к нежной коже лица и ощутил на них капельки пота. Антон был прав. Инге стало легче. Она впервые сладко спала. Перелом, о котором говорил друг, произошёл.

Утром, проснувшись, Инга впервые сама попросила чаю с бутербродами, и Костя, как сумасшедший, бросился выполнять просьбу любимой. Он знал, он физически ощущал, что Инга выздоравливает. Как же он мысленно благодарил друга за неоценимую помощь в беде. Как же ему было стыдно за свою несдержанность!..

Прошло несколько дней. Антон стал приходить реже, и уже не засиживался у постели больной. Инга уже не ощущала прежней слабости. Ей разрешено было выходить на прогулки.

Антон не вернул Людмилу назад, как обещал, и каждый раз отшучивался, когда Инга касалась опасной темы. Переговоры по телефону не прекращались, и каждый раз Людмила обещала приехать, но неотложные дела и начатое лечение сердца опять и опять не давали возможности вернуться к Инге. Тётя просила её простить, и обещала совсем скоро вернуться, но это «совсем скоро» никак не хотело случаться.

Костя договорился с Олей. И девушка, с особым удовольствием, согласилась помогать Инге выздоравливать.

Прошло ещё несколько дней. Инга уже совсем не ощущала прежней слабости, и однажды Костя привёл к ней инструктора по лечебной физкультуре, а потом и массажиста. Инга вошла в реабилитационный период и приступила к изнурительным тренировкам. Дни стали пролетать в мгновение ока, не хватало времени на что-то другое, и помощь Оли была необходима. Но когда приходил Костя, время прекращало свой неумолимый бег, и Инга с головой окуналась в своё счастье.

Однажды Оля ушла удивительно рано, за нею поспешил убежать массажист. В тот день инструктор по лечебной физкультуре не пришла вообще, чем немало удивила Ингу, и, не зная, радоваться ей, или огорчаться из-за несостоявшегося занятия, она бездумно бродила по пустым комнатам. Но, когда пришёл Костя, все печали улетучились сами собой. А Костя в тот день был странно робок и не уставал, на правах старшего во взводе, раздавать советы, делать неуместные замечания, назидательно жестикулируя при этом.

– Костя, поцелуй меня… – потеряв терпение, вдруг попросила Инга, перебив поток наставлений, и застенчиво улыбнулась.

– Перекур? – удивлённо спросил он и улыбнулся в ответ.

– Да…

Больше она ничего не понимала… Всё случилось само собой. Она лишь застонала от случайной и непонятной ей боли, но его поцелуи отвлекли и не дали возможности до конца сконцентрироваться на необычных и неожиданных ощущениях. На смену им пришли другие эмоции и унесли Ингу к небесам, и они любили друг друга до самозабвения, то, находясь в крайней степени безумства, то, затихая, плотно касаясь друг друга…

Потом они долго лежали без движений, не размыкая объятий, словно боялись спугнуть счастье, пришедшее к ним в бурные неземные минуты.

– Костя, не уходи сегодня… – вдруг прошептала Инга, очнувшись от удивительного чувства свободы. – Я не хочу оставаться одна…

– Я никогда больше не уйду, пока сама не прогонишь…

– Не дождёшься!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Костя счастливым смехом.

– Чего ржёшь, обормот?! Я же люблю тебя! – возмущённо вскрикнула Инга, подскочив от возбуждения и совершенно забыв о своей наготе, а Костя, будто хищник, напряжённо следящий за своей жертвой, с жадностью голодного волка рассматривал её голое тело, полностью забыв об осторожности.

– Не смотри на меня так, мне же стыдно! – закричала Инга и забарабанила кулачками по его широкой груди.

– Ну, это мы быстро исправим… Не возражаешь?… – Костя обхватил её и повалил на подушку. И снова началось безумие без конца, без края, без пощады…

Утром следующего дня, утомлённые любовью, они долго спали вместе в одной узенькой девичьей постели. Никто не желал просыпаться первым, но первым всё же не выдержал Костя. Он встал, потянулся и отправился голышом бродить по квартире. Инга повернулась, почувствовав свободу, и забылась кратковременным сном.

– Вставай, лентяйка, завтрак уже готов!.. – она почувствовала, как навалился всем могучим телом на неё Костя, но отбиваться не пожелала. Наоборот, раскрыла ему навстречу свои объятия, и вчерашний день повторился снова.

Позже Костя куда-то звонил, отменял какие-то встречи, с кем-то договаривался, кого-то отчитывал за призрачную нерадивость. Инга терпеливо ждала его возвращения в их новый мир, чтобы снова погрузиться во вчера открытый и совсем не изведанный омут новых, неиспытанных доселе неистовых и восхитительных чувств и эмоций.

Опомнились они лишь под вечер, когда длинные тени безмолвно заскользили по стенам комнаты и хрустальные сумерки стали упорно сгущаться над ними.

– Что-то про нас все забыли, а я есть хочу! – возмущённо подёрнула плечиком Инга.

– Кто тебе нужен? Я же с тобой! А завтрак давно и безнадёжно остыл. Что будем делать? – засмеялся Костя.

– Я хочу есть! – капризно скривила рожицу Инга.

– Даже на остывший завтрак согласна?! – деланно удивился Костя.

– Да!.. Если с тобой!

Костя постепенно перебрался в большую квартиру Инги. Умопомрачительными были часы их любви. Они оставляли яркий след в сознании обеих сторон, соединяя их в единое целое, в монолит.

Тренировки и массажи шли своим чередом, Оля стала самой верной и единственной подругой Инги. Прилетели птицы, зацвели и отцвели сады. Инга не замечала смен времён года. Она страстно любила, и знала, что любима так же сильно и страстно. Эту любовь она ощущала каждое мгновение, прожитое вместе с Костей. Лишь одно обстоятельство омрачало её счастье. Родители не возвращались. Мама писала короткие взволнованные письма, но о точной дате возвращения в них не было ни слова. Там шла война.

Лето захватило город внезапно. Жаркие дни перемежались дождливыми часами, и снова наступала изнурительная жара. Тренировки пришлось сократить, и Костя стал возить Ингу к огромному озеру, похожему на море, раскинувшемуся недалеко от города. Прохладная свежесть воды немного облегчала состояние разгорячённых тел, но ощущение ада не покидало. Костя стал увозить Ингу подальше от городских пляжей, и они купались нагишом, любили друг друга и снова окунались в прохладную воду, чтобы хоть не надолго остудить свою страсть.

Инга ненавидела короткие летние ночи, когда она оставалась одна в большой квартире. Она с трепетом и надеждой ждала рассветов, иногда, забываясь кратковременным чутким сном. И лишь только замок подавал признаки жизни, растревоженный ключом с той стороны, Инга была уже на ногах. Она встречала Костю, радостно бросаясь ему в объятия, уверенная в его любви и счастливая, что любимый, наконец, вернулся и больше никогда не уйдёт. До следующего вечера… И лишь в те мгновения начинался следующий день.