Текст книги "Пётр – внук Петра. Исторический роман"

ГЛАВА IV

– Наташа! Как я рад! – весело кричал Петр, бросаясь навстречу великой княжне Наталье Алексеевне.

– И я, Петруша!

Брат и сестра крепко обнялись. Они не привыкли жить порознь и ни на шутку соскучились.

– Как ты? Никак, плакал? – сыпала вопросами Наталья.

– Да, нет… Лиза… всё… – хотел было отмахнуться Петр, но у него ничего не вышло.

– Лиза, тетушка, за что ты его обижаешь? – моментально встала защиту брата—царя Наталья.

– Не называй, пожалуйста, её тетушкой! Какая она нам тётушка? Она – подруга наша, и всё! – поправил император.

Елизавета сочла за благо не обращать внимание на последние реплики племянников.

– А ну, погляди—ка, что я здесь тебе добавила. О! Цербер твой! – вместо ответа проговорила она.

Наталья немедленно полюбопытствовала.

– Ой, светлейший! Александр Данилыч! Ой, смешной—то какой! Лиза! Как у тебя получается?

Петр тоже стал заинтересованно разглядывать рисунок.

– Лиза, вот какая ты, всегда выдумываешь шутки всякие! – сначала одобрил он, потом вдруг испугался:

– Только, дай—ка, пусти, я сотру, а—то знаешь, если Александр Данилыч увидит, ужо мне достанется!

Елизавета, заставив немного погоняться за собой, отдала рисунок.

– Ага! Боишься Данилыча своего! На – стирай!

– Конечно, сотру! Что, если б увидел, пожалуй, вас ко мне вовсе пускать бы не стали. – бормотал он, старательно работая резинкой.

– Ну, желала бы я знать, кто бы меня вовсе не пустил! Не боюсь я его! И вот вам Христос, что я ему, Церберу твоему, сегодня язык высунула. Видел – не видел, не знаю, а только высунула, – гордо объявила тетушка.

– Могла бы не божиться, я и так сразу поверила, – звонко рассмеявшись, сказала Наталья, потом вдруг резко посерьезнев, добавила, – только не знаю, хорошо ли это, как бы тебе за твои проделки худо не вышло.

Петр затревожился:

– Вот мы тут болтаем все подряд, а ведь нас могут подслушивать. Я не раз замечал, – подслушивают.

Елизавета вместо ответа тихо подкралась к двери и резко распахнула её.

– Никого!… Ну ладно, раз дверь открыла, пойду с твоей невестой, Петруша, побеседую, надо ей почтение оказать. Да, и вам, небось, посекретничать охота. Наташа, я у княжон буду, приходи за мной. И ты, племянничек, приходи, коли разрешат.

– Экая ты, Лиза! Давай, хоть поцелуемся на прощанье. – не переставал восхищался всем, что б ни делала его любимая тетушка, император.

Та была строга:

– Только, смотри, чтоб мне опять тебя за уши не драть…

И, сама быстро чмокнув его, даже не позволив в плотную к себе подойти, со словами: «То—то же племянничек», выпорхнула за дверь.

– И не зови меня «племянником»! – крикнул вдогонку Петр.

И услышал ее удаляющийся голос:

– Да, государь, Ваше Величество, простите мне мою дерзость…

– Лиза!!! – укоризненно бросил он в сторону двери и повернулся к сестре.

– Я так рад тебе, Наташа! Я так скучаю без вас с Лизой! Почему вы не со мной живете! – воскликнул Петр.

– У Данилыча спроси. Я тоже тоскую без тебя, очень—очень. Ведь мы всегда вместе были, всегда одни…

– Нет, ну Лиза к нам постоянно приходила. – не вполне согласился брат.

– Тогда почти одни… – настаивала на своей версии Наталья.

Она при каждом удобном случае старалась подчеркнуть особую близость своего родства и своей судьбы с братом.

– Ты—то ещё счастливее меня, Наташа. Ты с Лизой живёшь. А я – с Цербером, да его семейством… – пожаловался тот.

Наталью разобрала обида, которую она не замедлила выплеснуть:

– Петруша, вот я к тебе пришла, а ты все Лиза, Лиза…

Петр был настолько поглощен Елизаветой, что не только не вслушался в то, что сказала ему сестра, но даже взора своего не был в состоянии отвести от двери, за которой скрылась его «мечта», поэтому ответил невпопад.

– Я, Наташа, сейчас, пока ты не пришла, предложил ей быть моей женой.

Наталью, как громом поразило. С одной стороны, ей сразу многое стало ясно в поведении брата в последнее время. «Он влюблен в Елизавету, как я раньше не догадывалась! Как он—то мне ничего не говорил. Хотя будто? Не догадывалась? Видела, видела!!! Только не хотела осознавать, не хотела допускать… Да и его, что ж винить, ведь сколько раз он давал мне понять, только я не хотела услышать, что он мне говорит, будто так можно было что—то исправить или что—то отвести… Да, да он не виноват, это она все! Как не стыдно маленьких увлекать! Нет, нет, опять, княжна, ты не права, хочешь свалить на кого—то вину!..» – быстро проносилось в голове у Наталии, а сама медленно произносила:

– Боже! Ведь у тебя есть невеста!

– Ах, Наташенька, друг мой, не напоминай! Я так мучаюсь, что и сказать не могу. Ты знаешь, ведь я совсем не люблю княжну Марию. Вернее, раньше совсем не любил… – решив быть искренним с сестрой, Петр уже ни в чем не запирался, не мог он больше сдерживать себя, ему необходимо было выговориться.

– А теперь? – по—прежнему непослушным языком выговорила сестра.

– Теперь, страшно сказать, я совсем – совсем её терпеть не могу и её, и её отца, и всех Меншиковых, – услышала она ответ.

– Господи! Петруша, как быть!

Свой вопрос Наталья обращала и к себе.

– Не знаю, – продолжал Петр. – Только взгляну на неё, мне сразу светлейший вспоминается. Честно говоря, я его боюсь, не умею с ним, робею. Последние дни он просто замучил меня своими уроками. Посмотри, какая погода славная, погулять хочется, по Неве покататься…

– Потерпи немного, – едва шевеля непослушными губами, автоматически реагировала сестра. – Уедем в Петергоф, он – в свой Ранбов, и будет у нас больше свободы…

Петр был готов схватиться за любую соломинку, и охотно пустился мечтать:

– Там мы вместе будем… и Лиза. С ней так хорошо.

– Петя, а что Лиза на твое предложение ответила?

– Ты, Наташа, давеча, верно говорила – она смеётся надо мной. Я для неё – мальчик. Ей, видно, со мной скучно. Ушла. Ей с Бутурлиным интереснее.

– Бутурлин? Да, Бутурлин ей будто нравится. – задумчиво произнесла Наталья, не зная, правильный ли делает шаг.

– Не допущу, не вынесу! Я уничтожу Бутурлина! Сошлю! Не позволю над собой глумиться! – разошелся Петр.

– Братец, милый, успокойся. Сейчас Лиза ушла, чтобы дать нам вместе побыть. Разве тебе не хочется со мной вдвоем побыть? Мне очень—очень хотелось. Она, должно, и почувствовала… Что до Бутурлина… Как ты можешь с ним на одну доску становиться?! Вы не ровня! Оставь его в покое. Он не смеет над тобой смеяться! И не за что его ссылать. Ты должен быть справедливым. И Лиза тебя не стоит, – продолжала урезонивать брата Наталья. – Если она находит друзей, – пускай. Оставь её, успокойся. Держи себя так, чтобы тебя уважали. Ты —Государь!!!

– Ты права, снова права, Наташенька. Я так её любил, что больше и любить невозможно, но, если она меняет меня на всякого, я забуду её! Ты можешь радоваться. Ты боялась, что тебя из—за неё забуду, разлюблю. А я её забуду! Не хочу думать о ней. Ты только одна у меня осталась.

– Петруша, Петрушенька, успокойся! – обнимая брата, говорила Наталья.

Она была и рада, и опечалена. Было приятно, что получила желаемую реакцию, но горько, что надрывала брату душу. Петр стих. Они так и остались сидеть обнявшись в думах каждый о своем.

ГЛАВА V

Ничего не подозревающая Елизавета снова вошла в кабинет венценосного племянника. Перед ее взором открылась идиллическая картина: император сидел, бережно прижимая сестру к своему сердцу, грустно и мечтательно глядя вдаль.

– Вот они, голубки мои. Нежатся! А у меня радость чудная, и для вас приятная должна быть. Государь! Ваша тетушка Анна благополучно добралась до Киля! Более того есть серьезные основания подозревать, что у вас, ваше величество, месяцев через восемь – девять родится двоюродный брат…

С появлением Елизаветы у Петра всё: обиду, грусть, раздражение, – как рукой сняло.

– Лиза! Что ты говоришь?! Откуда знаешь? – радостно справлялся он.

– Мне прямо сюда известие принесли с нарочным, – был ответ.

– И ты уже, кажется, его полюбила? – немедленно пустился в ревность Петр.

Елизавета не упустила случая поймать его на неловко построенном вопросе:

– Кого? Нарочного?

Петр рассмеялся.

– Ну, Лиза, хитрая какая! Сама прекрасно понимаешь, что я про твоего будущего племянника.

– Вот смотри, Петя, сколько опять ты ошибок делаешь. Во—первых, ты должен был сказать не «твоего племянника», а «моего брата», во—вторых, кто сказал, что это будет мальчик…

– Ты! Ты! – перебил император.

– Отнюдь! Я сказала: «есть серьезные основания подозревать…”. И в—третьих, твоя ошибка в том, что ты сразу же пустился в ревность, к младенцу, который ещё даже не появился на свет. Хотя, конечно, Петруша, я начинаю его любить почти, как тебя! Чтобы загладить свою вину перед не родившимся человечком и передо мной, государь, прикажи устроить праздник в честь радостного известия о том, что твоя тетушка Анна, возможно, подарит тебе еще одного близкого родственника, коих у тебя совсем не много, да и в честь того, что она со своим супругом благополучно добралась до места. Умоляю тебя! Пир – на весь мир мы устраивать не можем – траур! А вот маленький вечер – было бы замечательно. Наша с Анной покойная матушка, я думаю, одобряет это на небесах, иначе бы мне в голову не пришло. Только для самых близких, но с фейерверками, маскарадом… и, может быть, недолгими танцами.

Петр ничего не мог с собой поделать, он приходил в восторг практически от всего, что бы ни делала Елизавета, поэтому подхватил:

– С танцами, играми! До утра! Я думаю Меншиков не будет противиться. Повод – серьезный! Лиза, я тебе поручаю распланировать праздник, и представь мне проект сегодня же. Мы с Иваном его обсудим и дополним.

– Глядите, пожалуйста! Иван! Опять Иван! Всё только Иван! А меня еще Бутурлиным укоряешь! Будет Иван, Долгорукий, мой план обсуждать!!! – нарочито возмутилась Елизавета.

– Лиза! Я Ивана люблю, и он меня любит. Но, если ты хочешь, одно твое слово, – и всем для тебя пожертвую. Хоть люблю Ивана, но и с ним расстанусь по твоему приказу, – последовала горячая реакция племянника.

Это было слишком, и цесаревна решила смягчить ситуацию:

– Нет, Иван, может, и правда, не плохой. Во всяком случае, думается, он тебя действительно любит… За одно это я готова простить ему, что он Долгорукий… К тому ж из всех них он, сдается мне, самый добрый… но негодяй и шалопай… не знаю…, но план мой, прошу, чтобы оценивал ты один.

Великая княжна Наталья тем временем все пронзительнее ощущала себя «всеми забытой и покинутой».

Петр, случайно бросивший взгляд в сторону сестры, с удивлением отметил, что она почему—то сделалась мрачновата.

– Наташа, а ты поможешь Лизе? – быстро нашелся он.

– Если мое участие потребуется…

Елизавета, тоже уловив изменение в Наташином настроении, охотно согласилась:

– Конечно, пойдем, Наташа, придумывать!

– Куда вы так сразу? – запротестовал Петр.

– Да, совсем забыла, там твой Данилыч вернулся. Небось, сюда сей момент явится. Ты садись, сделай вид, что трудишься, а мы лучше удалимся, чтоб ты с ним легче насчет праздника договорился. Мы у Марии с Александрой будем, – скороговоркой, на ходу сообщила Елизавета.

– Хорошо. А когда праздник—то назначать?

– Завтра, непременно завтра же! – пришел ответ уже из—за двери.

– Ну идите, идите тогда, – выразил запоздалое соизволение император.

ГДАВА VI

Петр быстро сел за свой стол и попытался наскоро привести в порядок бумаги, что переворошила Елизавета, затем принять сосредоточенный, рабочий вид, но чувствовал, у него плохо получается. Он ловил себя на том, что ежесекундно с опаской поглядывает на дверь и досадовал на себя.

Вскоре скрипнул порог, но вошел отнюдь не тот, кого ожидал монарх, – а Иван Долгорукий.

– Ваше Величество, вы позволите? – по форме обратился он.

– Иван, прекрати, ты прекрасно знаешь, что я тебе всегда рад, подойди.

Иван послушно приблизился.

– Сейчас сюда придет Меншиков, – зашептал Петр. – Пока говори, что у тебя, а лишь он явится, делай вид, что просто наблюдаешь, как я занимаюсь. Ну говори!

– Государь, к вам приходила депутация от петербургских каменщиков. На строительстве Петербурга они нажили большие деньги. И вот приветствуя твое восхождение на трон, движимые, как они говорят, благодарностью, а как я думаю, надеждой на будущее, преподнесли тебе на роскошном блюде девять тысяч червонцев. Я решил не отрывать тебя от занятий и принял их сам, – громогласно отчеканил камергер.

– И правильно, – одобрил монарх приглушенно.

– Что прикажешь с ними делать, государь? Отнести светлейшему?

Петр на минуту задумался.

– Нет, ну его! Знаешь, у меня сейчас сестра была, Наталья Алексеевна. И ушла, кажется, расстроенная. Понимаешь, Иван, мнит, что я её мало люблю, а я её очень люблю! Правда—правда! Вот я и думаю, блюдо оставь, а девять тысяч червонцев отнеси—ка ей от меня в подарок. Как, по—твоему, она довольна будет? – продолжал вести беседу пониженным голосом император.

– А то нет! – не усомнился Долгорукий.

– Ну, иди тогда, князь Иван, немедленно отнеси ей, она здесь должна быть, у княжон. Иди, пока Меншиков не объявился. – шипел Петр.

– Позвольте один вопрос, ваше величество?

– Господи, пожалуй, спрашивай!

– Как ваше здоровье ныне? – поинтересовался камергер.

– Вечно тебе надо дурить, Иван, – добродушно пожурил Петр, – ты ведь видишь, я здоров.

– И горло не болит? – уточнил князь.

– Полно тебе, какое горло, пустомеля! – проворчал юный царь, – что ты несешь? Что за фантазии!

– Помилуйте, ваше величество, какие фантазии? У вас совсем голоса нет. Вы то хрипеть, то шипеть изволите, а то и вовсе одними губами разговариваете. Меня и охватила тревога по поводу вашего самочувствия…

– Изволь прекратить свои шуточки, – слегка впрочем хохотнув, пристрожил Петр. – Я тебе сказал: сюда направляется светлейший, не хочу его в досаду вводить.

– Стоит ли только он такого повышенного вашего беспокойства, государь?

– Я поразмыслю над сим. А вам, князь, велю немедля выполнить мое распоряжение, – скомандовал Петр, поняв, что иначе Иван допрыгается до того, что и сам получит разнос от Меншикова, и его поставит в неловкое положение.

– Слушаю, ваше величество! – отрапортовал тот и военным шагом, громко затопал к двери.

«Поди, вразуми его», – проворчал про себя Петр, не без удовольствия, однако, наблюдая за очередной незатейливой проделкой своего камергера.

Наконец, Иван удалился, и Петр, снова приняв вид прилежного ученика, продолжил разбирать погром на столе, поглядывая на дверь в ожидании Меншикова.

Вскорости дверь распахнулась, но вошел совсем не Александр Данилович, а Наталья Алексеевна, очень оживленная. За ней с небольшим отставанием вбежала и Елизавета.

– Наташа! Ты довольна? Хороши червонцы, да? – обрадованный веселым видом сестры, и истолковав его по—своему, встретил ее вопросом Петр.

Не дав Наталье заговорить, Елизавета выпалила:

– Государь! Мы твое повеление выполнили. Изволь принять работу!

– Погоди, минуточку, Лиза, – попросила Наталья. – Ты про какие червонцы говоришь, Петруша?

– Про те, что тебе Иван принес.

– Я ни Ивана, ни червонцев не видела.

– Как так? Я велел ему немедля отнести! – недоумевал Петр. – Где этот Иван?! Эй, кто там! Позвать ко мне Долгорукого, срочно! Я, Наташа, тебе в подарок девять тысяч червонцев послал. Хотел, чтобы ты поскорее порадовалась, а он где—то разгуливает!

– Мне? Целых девять тысяч? Спасибо. Вот спасибо, братец! Такой подарок, и так неожиданно! – неподдельно обрадовалась сестра.

– Погоди благодарить, ведь подарок—то до тебя не дошел, – не ожидая такой бурной благодарности, смутился брат.

– Всё равно мне радостно, что ты подумал обо мне, – проговорила Наталья и бросилась целовать Петра.

– Нет, вы на них поглядите! Целый день целуются, а дело стоит. Ваше Величество, сделай милость, выслушай наш план, – делано проворчала тетушка.

– Да, Петруша, наш план, – поддержала Наталья.

Их прервал голос Ивана Долгорукого:

– Вы звали, Ваше Величество?

– Где ты, негодный, ходишь? Почему до сих пор великой княжне мой подарок не вручил?!

– Не вел казнить, нету больше подарка, – с отчаяньем в голосе проговорил камергер.

– Прекрати, Иван, что ты еще выдумал?

– Я ничего не выдумал, государь, – скорбно утверждал тот.

– Говори толком.

– Понес я червонцы, как ты, государь, велел, к великой княжне. В дверях сталкиваюсь со светлейшим.

Тут Иван пустился изображать в лицах, что ему всегда удавалось на славу:

– Он мне: «Опять без дела, Иван?» Я: «Как раз наоборот, Ваша Светлость, исполняю поручение Императора.» Он: “ Какое, позволь узнать?» – «Несу подарок Императора Великой Княжне.» – «Что за подарок?» – Объясняю. А он: «Император молод и не умеет распоряжаться деньгами, отнеси их мне.» – Я стою и не знаю, что мне делать. А он: “ Что ты стоишь?! Неси червонцы ко мне, я тебе приказываю!!!» – Я и отнес… Пока… Хотел тебе доложить, да тут ты и сам меня позвал.

– Что же, наконец, такое?! На что же похоже! Я уже не могу своим добром распоряжаться?! Подарок сестре сделать! Нет, будь моя воля, я бы его далеко куда—нибудь упрятал, – не на шутку возмутился император.

– А разве у тебя нет своей воли, Государь? По—моему есть. Он только слуга твоему деду был и тебе только слуга, – вдруг высказалась Елизавета.

– Да, Петичка, когда была жива бабушка – другое дело, а теперь ведь ты сам – император. Сердце мое мается смотреть, как он мудрит тобою. Конечно, ты ещё не взрослый, – подхватила Наталья.

Но Петр ее перебил:

– Да взрослый я уже, взрослый,.. – закричал он, глядя на Елизавету.

Сестра, пропустив его восклицание мимо ушей, продолжала:

– Конечно, ты должен учиться и умных людей слушать…

– Но умных! – вставила Елизавета. – А Меншиков, как я погляжу, теперь из ума выживать стал. Или он воображает, что он сам – император, а не ты?

– Правильно, ах, как ты права, Лиза! Я говорила тебе, Петя, и повторяю; не верю я больше, что он нас любит и для нас старается. Мне не червонцев жаль, мне досадно, что он смеет твои, императора, приказания отменять. Ты говоришь: «нет у меня воли», а ты скажи: есть у меня воля, – и будет. Только на дурное её не клади. А Меншиков – нам обидчик, – завершила Наталья Алексеевна.

У обеих великих княжон были серьезные основания иметь зуб на светлейшего. У Елизаветы он отнял, или, как она мысленно выражалась: «сослал в Гольштинию» родную обожаемую сестру. А от Натальи «оторвал» брата.

Высказавшись, они начали было жалеть о том, что сорвалось у них с языка. С Петром сделалось что—то невообразимое. Он весь побагровел и даже затрясся от гнева. Более того в какое—то мгновенье по лицу у него пробежали судороги, на подобии тех, что бывали у его деда, Петра Великого, когда тот негодовал. Даже Иван посерьезнел. Все трое напряженно и с трепетом глядели на императора, не зная, чем разрешится эта сцена, и что им предпринять.

ГЛАВА VII

Грозная пауза затягивалась. Маленькая свита приближенных императора замерла в ожидании, растерянности и нерешительности. Вдруг Петр схватил сестру за руку.

– Пойдем, пойдем, Наташа. Я покажу, что я не ребёнок. Долго я терпел, но кончилось мое терпение, пойдем, я покажу ему! Или нет! Много ему чести, чтоб я за ним бегал. Иван, сходи, пожалуйста, вели Меншикову от моего имени сейчас здесь быть, – выпалил император.

Все облегченно выдохнули. Иван с глубоким поклоном смиренно отправился выполнять приказ.

Елизавета сочла за благо немного ослабить напряжение, в котором находился ее племянник.

– Петруша, ты кругом прав, – начала она. – Только, прежде, чем с ним говорить, успокойся немного. Такие дела с горяча не делаются. Остановись и подумай, как говорить с ним будешь. Прикинь, как он выкручиваться станет, ведь он – хитрый! Чуть ты зазеваешься, он и выскользнет у тебя из рук.

– Ничего, ничего! Вы сейчас посмотрите. Не уходите, будьте здесь. Сейчас, сейчас!

Сестра и тетушка видели, как Петр весь пылает от возмущения, нетерпения и раздражения. Он не давал им и слова вставить:

– Да где он застрял? Не идет! Так я его встречу!

И вдруг, к удивлению великих княжон, он бросился к двери, распахнул ее и опрометью выскочил из своего кабинета.

Лишь через несколько мгновений Елизавета рассмеялась, Наталья – за ней.

– Нет, ты погляди, Наташа, «будьте здесь,.. сейчас увидите,.. пусть он ко мне придет…”, – и сам побежал. Нет, он – дитя!

– Разумеется, но не суди его, очень он разгневался.

– Я не сужу, Наташенька, сама такая, как разойдусь, никому не остановить! А знаешь, Наташа, если Бог даст, Петруша наш будет похож на деда, у него характер—то сильный. Давеча он говорил, а мне временами батюшка вспоминался. А тебе?

– И мне, – согласилась Наталья.

Отсмеявшись, обе задумались и молчком стали ждать, что теперь из всего этого получится.

Наконец, влетел Петр. Он был по—прежнему сильно возбужден, но теперь радостно.

– Вот так, дело! Решено! Червонцы, Наташа, светлейший тебе сию минуту пришлет. Праздник завтра состоится.

Поднялась буря эмоций. Все трое были в восторге. Им казалось, что они радуются тому, что будет праздник и тому, что Наташа получит свой подарок, на самом деле, каждый из них в глубине души радовался, что, оказывается, светлейшего, действительно, можно заставить поступать не только его собственному усмотрению. Хоть они это и утверждали, они были далеки от того, чтобы верить собственным словам. Сумбур их эмоций приостановил Иван Долгорукий, который явился в дверях и церемонно вопросил:

– Ваше величество, дозвольте войти?

– Входи, Иван, – между делом дал позволение Петр.

Иван, сохраняя полную серьезность, приблизился к великой княжне Наталье.

– Ваше высочество, государь император наш повелел мне от его имени поднести вам в подарок девять тысяч червонцев, – официально и торжественно без тени иронии или шутки произнес он, хлопнул в ладоши, и лакеи внесли явно увесистый узел. – Куда изволите приказать их положить?

За сестру ответил Петр:

– Пусть доставят к великой княжне в её покои.

Лакеи вышли, и только тут Наталья отмерла:

– Ах, Петруша, вот спасибо, так спасибо.

– Я рад, зело рад, Наташенька, что ты довольна. Как оденемся на маскарад? Давайте договоримся! – побыстрей перевел разговор Петр, ему не хотелось заставлять сестру изливаться в благодарностях, да и неловко было их выслушивать.

– Тебе, государь, мы предлагаем быть Аполлоном. Ивану – Марсом… – начала докладывать Елизавета.

– Наташеньке Минервой, – подхватил Петр. – Ты согласна, Наташенька?

– Если на то твоя воля, я перечить на стану, – отозвалась она.

– Быть тебе Минервой! Ты как есть Минерва, милая моя Минерва! А ты, Лиза?

– А я не скажу, кем я буду, – секрет.

– А княжнам Меншиковым, кем быть? – интересовался император.

– Ой, да ну их, пусть, кем хотят, – проговорила Елизавета.

– Любопытно, как оденется моя невеста? Напрасно, если богиней. На таких богинь древние молиться не стали бы.

– Петруша, мы тебе тут все написали, посмотри на досуге, если одобришь, отдай в исполнение. Наташенька, нам пора бы домой отправляться, готовиться надо! – заторопилась тетушка.

– Да, Петруша, мы пойдем, пожалуй. До свидания. Какой ты у нас молодец! – целуя брата, сказала Наталья.

– Лиза, и тебя дай поцеловать. – переводя взгляд на то место, где стояла Елизавета, сказал Петр, но та была уже в дверях и бурно посылала ему воздушные поцелуи, а, когда он двинулся к ней, быстро скрылась.