Текст книги "История одной истерии"

Глава четвертая

О том, как сыщики находят укрытие, а неприятности – сыщиков

– Изыди, исчезни, испарись! – кричала я в открытое окно своего форда уже через двадцать минут после описанных выше событий.

Настасья корчилась от хохота на пассажирском сиденье, а неуемная Тигра и не думала реагировать на мои просьбы. Кажется, обе девочки считали, что я возмущаюсь не всерьез. В самом деле, кому может прийти в голову, что общество существа может для кого-то оказаться нежеланным! С поистине героическим спокойствием существо выслушивало очередной поток слов, свидетельствующий о том, что в данный момент помощь мне не нужна, дегенеративно хихикало, указывая, что считает все сказанное забавной шуткой, и упорно продолжало преследовать меня на… ядовито-зеленом мотороллере. Да, да! В час пик древние улочки центра становились особенно узкими, и старине форду было попросту негде разогнаться. От пробки до пробки, от светофора до светофора, от очередного открытого люка до взявшего управление перекрестком в свои руки регулировщика я добиралась, оторвавшись от преследовательницы. Но жуткий мотороллер вновь и вновь догонял меня во время вынужденных остановок.

Ох уж мне эти типичные представители нового поколения! Такое понятие, как «доброжелательность», для них является чем-то неимоверно устаревшим. Друг с другом они разговаривают исключительно в задиристо-язвительной манере, что считается признаком остроумия и уверенности в себе. Я собственными ушами слышала, как один тинейджер с пафосом сгорающего от избытка страсти Ромео признавался своей подруге в самых сокровенных чувствах словами: «Машка, дрянь ты эдакая, ведь я же люблю тебя!» И ничего, пассия ничуть не обиделась. Напротив. Ответила что-то вроде: «Ну наконец-то ты, козел драный, мне это сказал». Как следствие – этих деток совершенно невозможно обидеть и отшить. Любые гневные слова для них являются обычной шутливой формой общения.

А отшить Тигру очень хотелось. Девочка, к Настасьиному восторгу и моему негодованию, вбила себе в голову, что обязана сопровождать меня. Якобы ее, Тигрина, помощь может сыграть решающую роль как в поисках пропавших актрис, так и в убеждении председателя родительского комитета нанять меня для расследования. Услышав, что я направляюсь на «смотрины», Тигра понимающе закивала, небрежно бросила что-то вроде: «А! Ну, этого типа я беру на себя», – и уселась на свой мотороллер. С той минуты я пыталась убедить ее, что «брать на себя» никаких типов не стоит. А стоит как раз не брать на себя слишком много и оставить меня в покое.

Когда Зинаида Максимовна, закончив с подробностями дела, сообщила, кто именно является спонсором расследования, я сначала очень удивилась, потом подумала хорошенько и ужасно расстроилась. Шумилов Эдуард Семенович. Человек, основавший и издающий самый популярный в стране литературный журнал, печатающий произведения начинающих авторов. На какие только ухищрения ни шли мои бывшие коллеги-журналисты, дабы встретиться с этим человеком! Нет, нет, охотились они отнюдь не из соображений взять у него интервью или как-то по-другому проиллюстрировать широкой общественности жизнь издателя известного журнала. Поговорить с Шумиловым мечтали совсем о другом. О сокровенном: о заветной рукописи, о планируемом литературном шедевре, о писательских гонорарах и о возможности напечататься. Всю молодость я тоже мечтала показать кому-то из этого журнала начало моей Настоящей Книги. Как и у всякого бывшего студента-филолога, у меня таковая, естественно, имелась еще с первого курса. И, конечно же, руки так и не дошли до написания продолжения.

«Вот если б Шумилов заинтересовался моим творчеством, – закатывая тогда еще наивные глазки, мечтала я в юности, – если б сказал: “Ах, Катерина, вы обязаны довести это замечательное творение до конца!..” – тогда, понятно, я бы разорвала беспредельную вереницу текущих дел и без остатка отдалась бы творчеству». Насколько я понимаю, о подобном в определенном возрасте грезили все мои более или менее творческие соотечественники.

Увы, те из них, у которых хватало азарта и смекалки все-таки добиться встречи с Шумиловым, особо счастливыми себя после этого не чувствовали. Эдуард Семенович всякий раз отсылал авторов на переговоры с редакторами, отказываясь давать какие-либо личные рекомендации.

В общем, Шумилов слыл человеком до занудства принципиальным, суровым и даже циничным. Действующим всегда наверняка и никогда не отступающим от единожды установленных им же правил и канонов. Надлежало признаться себе, что убедить в моей детективной профпригодности такого скептика, как Эдуард Шумилов, шансов было мало. Жорика, что ли, к нему отправить?

Думая о предстоящей встрече, с каждой минутой я все больше раздражалась.

«Ну что за жизнь такая! Мало им того, что не они сами нанесли визит детективу, а вызвали меня, так сказать, на дом. Так еще и повернули ситуацию так, будто это нужно мне, а не им. Одно слово – театралы! А я теперь доказывай Шумилову, что я не верблюд. Ну уж нет!» – Я злилась, но все равно ехала на встречу с потенциальным спонсором.

С тех пор как литературные бредни юности покинули мою голову, г-н Шумилов перестал представлять для меня какой-либо интерес. Встречаться с этим занудой сейчас, а тем более очаровывать его мне не хотелось совершенно.

«Будь что будет! Никаких улыбочек, – торжественно поклялась я себе, – никаких попыток произвести впечатление. Или примет меня такой, какая я есть, или пусть сам перевоплощается в детектива и ищет пропавших актрис».

С другой стороны, исчезнувших девочек было очень жаль. Убедить Георгия явиться с визитом к Шумилову я, как ни обсыпала трубку сотового телефона мольбами и угрозами, так и не смогла. Мой же внешний вид, представляющий общественному вниманию легкомысленную особу слабого пола и возраста, вряд ли смог бы внушить привередливому старикашке-издателю должное доверие. Отчего-то я была уверена, что Шумилову должно быть примерно лет сто. Видимо, как и всякая женщина, связавшая жизнь с мужчиной среднего достатка, я подсознательно утешала себя, полагая, что все богатые джентльмены – сплошь старики и страшилища.

Определиться, какую манеру поведения избрать, попав в кабинет учредителя журнала, я так и не смогла. Без умолку тараторящая о чем-то незначительном сестрица и неуклонно догоняющий нас на светофорах зеленый мотороллер никак не давали сосредоточиться.

Парковка стоила мне массу растраченных нервов. С трудом я втиснулась в небольшое пространство в квартале от нужного здания и вышла из форда. Существо при этом и не думало отставать. Тигра кружила на своем зеленом жеребце вокруг меня и не переставала хохотать.

– Исчезни! Испарись! – вяло взмолилась я, потеряв всякую надежду на ответную реакцию.

– Послушайте, всему есть предел! – вдруг произнесла Тигра, остановившись передо мной и даже перестав улыбаться. – Я понимаю, что при вашем имидже и вашей профессии полагается быть крутой. Но ведь только для дегенератов крутизна измеряется степенью грубости, правда?

Признаться, я слегка оторопела. Где-то с полминуты ушло на осознание того факта, что существо может изъясняться столь изысканными словесными конструкциями, а потом еще столько же времени – на переваривание смысла сказанного.

«Вот тебе и двух слов связать не может, вот тебе и язвительная манера…» – мягко прошелестела в моем мозгу догадка о собственном несправедливом отношении. Конечно, я прогнала Тигру, отказавшись ее слушать. Исключения лишь подтверждают правила. Может, у существа случилось временное помутнение рассудка и от этого оно вдруг научилось разговаривать.

– Видишь ли, – неуверенно начала я, понимая, что стоит все-таки что-то ответить, – я не… не то имела в…

Тьфу! Ну вот. Может, это вирус? Точно! Существо стало нормально формулировать мысли, а я – мямлить. Заразный вирус.

Тигра вместе с Настасьей звонко хохотали, когда я пыталась объяснить им свою теорию. Похоже, даже обернись я сейчас хладным трупом, происходящее показалось бы им остроумной шуткой. Относиться ко мне всерьез эти особы не собирались. Пришлось прибегнуть к некоторым ухищрениям.

– Значит так! – очень серьезным тоном молвила я. – Игры в сторону! Хотите помогать, отправляйтесь ко мне домой, точнее, в офис, точнее, в дом, который днем служит офисом, точнее… Впрочем, не важно. Разыщите Георгия. Он там наверняка где-то в пределах холодильника. Настасья знает, о ком речь. И расскажите ему все, что знаете об этом деле.

– Но я могла бы помочь в разговоре с Шумиловым, – начала Тигра.

– Исключено! – почти закричала я.

– Что ж… – Существо обиженно пожало плечами, надуло большой жвачный пузырь и шумно втянуло его обратно внутрь себя. – Тогда я пас. Пойду на свои четыре стороны. Все, что могла, я уже рассказала Кроне.

– Кому?

– Ну… вашей сестре.

Тигра с удовольствием надула еще один жвачный пузырь и не прощаясь уехала прочь.

Где-то на периферии сознания появилось чувство, что я обидела девочку, но раз только таким способом можно было избавиться от ее навязчивого присутствия, то результат стоил того.

– Как она тебя назвала? – по возможности сильнее сдвинув к переносице брови, строго глянула я на сестрицу, вспомнив про загадочную «Крону».

Настасья мило улыбнулась, привычным жестом нащупала что-то в своем рюкзачке и извлекла это наружу.

– Вот!

В моих руках было слабое подобие визитки. На обскубанном маникюрными ножницами куске белого картона темно-синим фломастером было выведено вычурным шрифтом:

КРОль НАстя. Для друзей – КРОНА. Звонить всегда.

Ниже следовали мобильный, домашний и рабочий номера телефонов. Сообщив, что визитки были изготовлены на бегу во время выхода из ДК и розданы актерам театра «Сюр» на случай, если вспомнят что-то важное, Настасья стребовала с меня похвалу и радостно захлопала в ладоши.

– Видишь, какая я полезная! – радостно пищала она, когда, огибая кишащее людьми импортное здание «Макдоналдса», мы спускались по узенькому переулку, чтобы попасть на нужную улицу. Но, только лишь знакомое здание предстало перед нашими глазами, начался дождь.

– Ты зонт брала? – больше из вредности, нежели надеясь на положительный ответ, спросила я.

– Не-а.

– Зря. Взяла бы – дождя бы не было. Впредь всегда таскай его с собой.

– Эх, валенки я тоже дома оставила. Будем теперь снега ждать.

Подобный диалог скрашивал нам бездеятельное топтание на одном месте под ветхой кроной какого-то дерева. Дождь все усиливался, и я откровенно нервничала – до назначенного Шумиловым времени оставалось еще полчаса, а прилизанные сосульки мокрых прядей, в которые превратятся мои волосы, если дождь усилится еще хоть на чуть-чуть, никак нельзя будет назвать прической приличной женщины. Настасья, напротив, пребывала в наилучшем расположении духа.

– Мы с тобой как настоящие английские сыщики! – романтично вздыхая, проговорила сестрица. – Напряженно думаем о страшно запутанном деле, глядя на беспрерывные потоки дождя. Еще и повод зайти в «Макдоналдс» так кстати подвернулся! Возвращаемся?

Ничуть не щадя мою нервную систему, кто-то еще больше усилил дождь и включил ветер. Сухими мы могли добраться разве что до козырька ближайшего подъезда. И тут я заметила на двери бронзовую табличку, подсвеченную зловеще-тусклой лампочкой:

Музей одного литератора. Кв. 1. Выход платный.

Несколько раз протерев глаза, я решила, что передо мной просто-напросто опечатка.

– Думаю, здесь хотели написать «вход», – как можно более безразлично бросила я Настасье, дабы сразу укротить ее наверняка уже разыгравшиеся фантазии.

– Ну Катюшенька, ну миленькая… – заканючила сестрица, – ну давай зайдем! Все равно ведь ливень пережидать. А тут такое прекрасное укрытие от дождя. А я взамен обещаю весь завтрашний день сидеть в офисе и тебе не мешать.

Отказаться от такой «манны небесной» я не могла. И потом, действительно ведь интересно. Прямо в центре родного города располагается никому не ведомый литературный музей, а мы его, значит, игнорируем. Нехорошо.

Я позвонила в домофон, и мне тут же открыли, даже не поинтересовавшись, что надо. Со средневековым скрипом на первом этаже отворилась тяжелая дверь.

– Рад приветствовать. – В ограниченном цепочкой проеме двери показался невысокий степенный джентльмен с внимательными темными глазами. – Вы к кому?

– Мы в музей, – ответила Настасья. – Скажите, сколько стоит экскурсия?

– В музей?! – Джентльмен невероятно оживился, спустил дверь с цепи и жестом пригласил нас войти. – Ну надо же! Признаться, вы наши первые посетители за эту неделю. Я уже и не рассчитывал, что кому-то в этом городе может быть интересно… Экскурсия совершенно бесплатна. Платить придется только за выход.

Молниеносным жестом я схватила сестрицу за плечи и выдернула ее из странного помещения. Сначала надлежало разобраться в ситуации, потом уже заходить.

– А вдруг мы откажемся платить? Согласитесь, вы в нашем уходе заинтересованы не меньше нас…

– Откажетесь платить? – Джентльмен явно растерялся. – Признаться, такая мысль как-то не приходила мне в голову. Ну… тогда вам придется остаться у нас и… стать экспонатами музея.

Последние слова джентльмен произнес настолько серьезно, что сомнений больше не оставалось – он шутил. Просто-напросто очередной разыгрывающий публику театрал. И где их столько взялось на мою голову?

– Сколько стоит выход? – Я приняла правила абсурдной игры и теперь тоже говорила очень серьезно. – И, скажите, положена ли скидка за опт, если мы выйдем несколько раз?

Джентльмен на миг оторопел от столь активного ответного маразма, но быстро взял себя в руки.

– Конечно, скидки есть. Выйдя, скажем, несколько раз, вы сможете сэкономить. – По выражению лица говорящего было понятно, что он импровизирует. – Каждый третий выход у нас бесплатный. Но скидка персональная и… одномоментная. На следующий ваш визит она уже не распространится.

– Ух ты! – Настасье явно нравилось подобное безумие.

– Ну хорошо. – Я решила перейти к более важным вещам. Если антураж встречи соответствует внутреннему содержанию экспозиции, то музей, конечно, стоило посетить. – А не расскажете ли вы более предметно, чему посвящен ваш музей? В двух словах. Для затравки.

– Видите ли, – джентльмен моментально принял глубоко официальный вид, – в этой квартире все пропитано духом выдающегося литератора Хомутова Пи Эс. Тут вы сможете увидеть личные вещи писателя, фотографии из семейного альбома, его любимые книги… Экспозиция музея полностью воссоздает атмосферу жизни писателя. Ощущение, что вы попадаете в настоящую жилую квартиру, не покидает вас ни на минуту…

Я мельком глянула на сестрицу и, мягко дотронувшись до ее подбородка, вернула на место отвисшую челюсть впечатлительного ребенка.

– Простите, а кто такой Хомутов Пи Эс? – чувствуя себя персонажем, кричащим заветное «А король-то голый!», поинтересовалась я. – Что он написал?

– Как?! – джентльмен всплеснул пухлыми руками. – Вы до сих пор не знаете, кто такой Хомутов? Впрочем, конечно… Откуда? В газетах про него не пишут, интернеты молчат, телевидение к нам не заходит. Собственно, и современные издатели тоже обходят творчество Хомутова вниманием. Это парадокс наших дней: чтобы тебя издавали, нужно быть раскрученной личностью, чтобы раскрутиться – нужно, чтобы тебя издавали. Потому и создан этот музей, чтобы читатель получил возможность познакомиться с жизнью и творчеством Хомутова Пи Эс и мог рассказать о нем всем своим знакомым. Литература скажет вам спасибо! Кстати, здесь вы можете получить в подарок книгу нашего литератора. С дарственной подписью, разумеется. С именной дарственной подписью.

Я невольно поежилась.

– Вы что, умеете вызывать духов? Или ваш литератор был столь предусмотрителен, что оставил книги с набором дарственных подписей на любые имена?

Джентльмен тоже поежился, насторожившись даже больше, чем я.

– Простите, почему «был»? Он и сейчас есть. И книг у него дома ровно сто три штуки лежит. Нужно распространять. Дарственную подпись он вам сделает с удовольствием.

– Он что, живой? – не поверила я своим ушам.

– А вы тоже из тех, кто считает, что автор тем талантливее, чем мертвее? – грустно скривился джентльмен. – Конечно живой. И слава богу, что живой! На покойников в египетские музеи ходите глазеть – масса мумий, и все чем-то знамениты. А у нас тут предоставляется уникальная возможность посмотреть, как живет нормальный, дееспособный литератор. И, между прочим, недорого. Должен же он чем-то за квартиру платить, правда? Эх вы! Я вам книжку с подписью – а вы… Вам и таким, как вы, только свидетельство о смерти подавай!

Я никак не могла понять, шутит мой собеседник или нет, поэтому, вместо того чтоб возражать, стояла и глупо смотрела на говорящего. В этот момент подъездная дверь скрипнула и к нам с Настасьей направился здоровенный взрослый детина с детским лицом и восторженной улыбкой совершенно больного человека. Одет он был в измазанный мазутом рабочий комбинезон.

– Простите, там все еще дождь? – имела глупость спросить я.

Детина мой вопрос абсолютно проигнорировал и вопросительно глянул на хозяина музея.

– А, Петрович. – Сбросив официальную личину, джентльмен широко заулыбался, поднялся на цыпочки, чтобы покровительственно похлопать гостя по плечу, и жестом пригласил детину пройти в прихожую.

– Я спросила что-то не то? – поинтересовалась я у работника музея.

– Он вас не слышал, – охотно разъяснил тот. – Он ничего не слышит с самого рождения и почти ничего не говорит. Зато мастер на все руки. Весь дом к нему за помощью обращается. Петрович никому не отказывает. И, кстати, Хомутова читает. С удовольствием. Так вы заходить будете или как?

Честно говоря, после всего услышанного мне действительно захотелось попасть внутрь. Но времени на удовлетворение любопытства уже не оставалось. Я, извинившись, распрощалась, получив, к собственному немалому удивлению, приглашение заходить, когда будет время. Не в музей. Просто на чашечку чая. Совершенно бесплатно. И даже заварку с собой приносить не надо. Просто, как оказалось, джентльмену было приятно со мной пообщаться.

– Странные они все какие-то, – вздохнула Настасья, когда мы вышли из подъезда. – Удивительно, что нас оттуда невредимыми выпустили. Когда этот здоровяк появился, мне вдруг как-то не по себе стало. От него жутью повеяло и сумасшествием.

Я промолчала. К тому, что мне всегда интересно общаться с теми, с кем нормальным людям становится «не по себе», я уже давно привыкла. Сестрица опасливо оглянулась и застыла с гримасой ужаса на лице. Одним шагом преодолевая сразу несколько луж, многозначительно размахивая руками и мыча, за нами гнался Петрович. В его отчаянной жестикуляции и впрямь было нечто пугающее. Я невольно попятилась. Настасья тут же попыталась спрятаться за моей спиной. Дудки! Прошли времена, когда она легко могла сделать это. Платформы на сникерсах делали сестрицу даже несколько выше меня.

Бежать было глупо. С замиранием сердца мы обе следили за стремительно приближающейся громадной фигурой. В метре от нас Петрович вдруг остановился и, глядя излучающими болезненный восторг глазами куда-то внутрь себя, попытался выхватить нечто из-за пазухи.

Мне этот его жест абсолютно не понравился.

Глава пятая

О том, как любовная лодка героини разбилась задолго до столкновения с бытом

Надлежало закричать, отскочить в сторону, полностью прикрыть собой Настасью… Вместо этого я тупо наблюдала за странными движениями Петровича. Вытаскиваемый им предмет зацепился за что-то внутри комбинезона и никак не хотел высовываться наружу.

– Может, вам помочь? – поражаясь собственной глупости, вежливо поинтересовалась я. – Только учтите, если вы намерены вытащить оттуда оружие, я, помогая, могу случайно поранить вас.

Прочитав по моим губам суть произнесенного, глухонемой замотал головой еще более отчаянно и под звук рвущихся ниток вытащил на свет небольшую книжицу в твердой обложке. «Хомутов П. С. Рассказы для Животных», – было написано на обложке.

– Это мне? – все так же вежливо поинтересовалась я. – Большое спасибо. Ну, мы пойдем…

Стоит заметить, что столь приветливые интонации мое естество всегда включало, когда требовалось скрыть испуг или растерянность. Пятясь от улыбающегося Петровича, я чуть не упала, споткнувшись. Забрызгала себя и сестрицу грязью, неприлично выругалась и попыталась заставить себя успокоиться. На тыльной стороне обложки красовалась обещанная дарственная надпись: «Нежданным посетительницам от автора».

– А чего так расплывчато? – прочитав надпись, возмутилась Настасья. – Именную же обещали!

В этот момент мне позвонил Шумилов.

– Слушаю, – отозвалась я, с досадой понимая, что опоздала на встречу.

Пришлось оправдываться:

– Как это не иду к вам? Именно этим и занимаюсь. Только дойти все никак не могу. Но я уже близко. Вижу даже, что вы вышли на балкон своего кабинета. Хотите, помашу вам рукой? Короткий светлый плащ, мокрые волосы. Хотя, клянусь, я пыталась попасть к вам вовремя и в нормальном виде. Но тут, знаете, то «Музей литератора» под ноги бросается, то молчаливый здоровяк Петрович атакует. Аж жуть берет.

– Я вас тоже вижу, – глядя в противоположную от нас с Настасьей сторону, изрек Шумилов. – Именно такой я себе и представлял протеже Зинаиды. Здравствуйте!

Я находилась уже непосредственно под балконом. Шумилов же смотрел на внушительных лет и размеров даму в светло-сером плаще, пересекающую в данный момент улицу.

– Жаль, что представляли такой. Потому что это не я, – сообщила я трубке. – Я стою прямо под вами.

Шумилов, нахмурившись, заглянул под балкон.

– Эта девочка – вы?! – недоуменно воскликнул он, встретившись глазами с приветливо скалящейся Настасьей.

– Нет. Я рядом. – Я вышла из-под навеса и помахала рукой. – А девочка – мой ассистент.

– Вас двое? Хорошо, поднимайтесь!

В двери громко щелкнул замок, и мы, оставляя на вылизанной до блеска лестнице грязные следы, помчались наверх. Честно говоря, теперь я шла производить на спонсора впечатление с куда большим энтузиазмом. Оказалось, что никакой он не старик. Джентльмен с шармом, немногим старше меня, держащийся с большим достоинством. Благородная посадка головы, плавные движения, тихий, но уверенный и немного хриплый голос – все это придавало Шумилову какой-то абсолютно нездешний, практически рыцарский вид.

Почти весь периметр кабинета, что выглядело вполне логично для рабочего пространства издателя, занимали книжные полки. Чего только тут не было! Я потрясенно озиралась по сторонам.

– Присаживайтесь, – хозяин жестом указал нам с сестрицей на кресла. – Простите, мне необходимо договорить, – добавил он, грустно кивая на выкрикивающую что-то неразборчиво оправдательное телефонную трубку.

Во все глаза я смотрела на г-на Шумилова и прилагала неимоверные усилия, дабы не выдать своего волнения. Усталые серые глаза, тонкие черты лица… Такому спонсору, чего греха таить, хотелось нравиться.

«Внимание! Внимание! – горланил сиреной здравый смысл в моей голове. – Тебя несет куда-то не туда! Остановись!»

Пришлось заставить себя опомниться. Выражение моего лица моментально приняло суровый и отстраненный вид. Для убедительности я достала блокнот и принялась что-то записывать. Издатель наконец оторвался от телефона и даже демонстративно выключил на нем звук. Потом огляделся и отключил еще кучу окружающих девайсов.

– Нужно, чтобы никто не звонил, не приходил, не писал и желательно еще не заглядывал в окна. – Он с серьезным видом опустил роллеты на окне. – Иначе нам точно не дадут поговорить. Воскресенье – то самое время, когда все думают, будто я свободен, и пытаются решить рабочие моменты, которыми боялись отвлекать меня на протяжении недели… Простите, – вдруг перебил он сам себя, всем своим видом выражая наивное удивление, – я чем-то обидел вас? Мне кажется, у вас резко испортилось настроение. Что-то не так?

О нет! Еще и приятен в общении! Это уж явное издевательство. Вообще говоря, я терпеть не могу мужчин, которые мне нравятся. Их появление на моем горизонте всегда влекло за собой массу проблем.

– Все хорошо, – отрезала я. – Настроение не влияет на качество моей работы. Перейдем к делу.

Шумилов, видимо, решил, что перед ним барышня с прескверным характером, и, пожав плечами, затих. Какое-то время мы сидели молча, вопросительно глядя друг на друга и не зная, с чего начинать разговор.

– Собью ли я вас с делового настроя, если предложу чаю? – поинтересовался наконец хозяин кабинета, решив, видимо, что в окружающей его сейчас обстановке присутствие барышни с отвратительным характером является естественным.

Образ строгой бизнес-леди не позволял мне принять столь соблазнительное предложение.

– Нет, нет, не собьете. Если уж у нее какой настрой имеется, то его ничем не перебить, – опасаясь, что рискует остаться без чая, все же поспешила заверить хозяина Настасья.

– Секретарь сегодня выходная… Воскресенье как-никак. Я пойду поставлю чайник. Или…

Я поняла Шумилова с полуслова.

– Настасья, будь добра, разберись с чаем, – попросила я сестрицу. – Сахар, заварка и чашки – в прихожей на серванте, а чайник – на тумбочке возле вешалки.

– Откуда вы знаете? – поразился Шумилов.

– Профессия обязывает замечать все, – холодно ответила я, мысленно ставя себе плюсик. На самом деле обычно я не запоминала вообще никаких мелочей. Просто, заранее предполагая необходимость продемонстрировать свое профмастерство, я нарочно постаралась зафиксировать в голове как можно больше деталей из окружающей обстановки.

Настасья послушно вышла, и мы с Шумиловым остались один на один. Наши взгляды встретились, и я невольно покраснела.

Нет, вы не подумайте, я вовсе не легкомысленная влюбчивая особа. Просто существует тип мужчин, которые магнетически действуют на мою психику. Конечно, наличие в моей жизни Георгия не давало любой вспыхнувшей в душе симпатии перерасти во что-то большее. Но факт оставался фактом. В присутствии г-на Шумилова легкомысленной части меня стоило больших усилий оставаться хладнокровной и не начинать строить глазки.

Между прочим, я имела полное право на подобное поведение. Манеры Георгия в последнее время оставляли желать лучшего. Вот я и желала лучшего! И ничего удивительного, что, встретив этого лучшего, я с трудом удерживала себя от флирта. В конце концов, Жорик сам виноват! За мной нужно ухаживать, меня нужно носить на руках, мне нужно назначать свидания и являться на них исключительно с цветами и по водосточной трубе! Ну и что, что мы живем на первом этаже с решетками на окнах! Романтика от этого страдать не должна! В общем, ничего плохого в антиделовом настрое несерьезной части меня по отношению к рыцареподобному издателю не было. Ну или почти ничего…

Одна часть меня старалась на корню пресечь любые мысли о кокетстве и перебарщивала с суровостью, другая надумала изображать хрупкую одинокую барышню и пыталась противостоять первой.

– Как называется ваше агентство? – так не вовремя отвлекая меня от важных мыслей, спросил Шумилов.

– Э… – Я вдруг с ужасом обнаружила, что не знаю, как нужно ответить.

Назови я ему сейчас агентство, он тут же проассоциирует его с именем детектива Собаневского, поймет, кто я, и образ одинокой блондинки будет повержен.

– Я забыла, – брякнула я, чувствуя, что впадаю в панику от собственной бестолковости. – Но обязательно вспомню. Должна вспомнить, по крайней мере.

Шумилов слегка расширил глаза, склонил голову набок, но тактично промолчал.

– Давайте считать мой визит личным, – та, другая я все же вырвалась наружу. – Частный детектив Катерина Кроль, и всё. Название агентства сейчас никакой роли не играет.

– Но… Я хотел бы навести кое-какие справки… – осторожно начал он, но вдруг хитро сощурился. – Впрочем, кажется, я понимаю, о чем вы говорите.

Он раскрыл верхний ящик стола и заглянул туда с таким видом, будто там находилась кнопка вызова охраны на случай неадекватного поведения посетителей. Мне сделалось стыдно, и я уже хотела было рассказать про детектива Собаневского и извиниться, но тут в кабинет вошла Настасья с чаем.

– Катюш, я посижу в приемной, полистаю журналы, ага? – невинно спросила она.

Подозрительное отсутствие любопытства сестрицы меня слегка насторожило. По идее, наш разговор с Шумиловым должен был вызывать у нее дикий интерес.

– Пока вы говорили, к нам пришла моя племянница, – пояснил Шумилов, кивая на монитор, отображающий пространство перед подъездом. – Наверное, ваша, гм, ассистентка хочет с ней побеседовать.

Понятно. Настасья выбрала замечательное время для заведения новых подружек! Впрочем, тем лучше. Не будет мешать при разговоре. Хотя, собственно, чему тут уже можно помешать? Все и так безнадежно испорчено.

– Давайте начистоту, – решительно произнес Шумилов спустя миг. – Вы упомянули в разговоре Петровича и «Музей литератора». Почему? Откуда вы могли узнать про этот музей? – тоном разоблачителя поинтересовался Шумилов.

– Мы прятались там от дождя. – Я искренне не понимала, чего от меня хотят. – А вы что подумали?

– Прятались от дождя?! – недоверчиво прищурившись, прошептал Шумилов. – То есть вы знакомы с Хомутовым и зашли к нему, когда начался дождь. А там как раз находился этот детина, да?

– Нет! – растерялась я. – Детина пришел позже. Когда начался дождь, мы с сестрой зашли в подъезд, наткнулись на музейную вывеску и решили исследовать экспозицию. А Хомутова я не знаю. В глаза никогда не видела. Разговаривала только с работником его музея.

– Маленький, темноволосый. Бесконечно галантен. Глаза чуть на выкате, темные.

– Точно.

– Это Хомутов. – Шумилов вдруг перестал подозрительно щуриться и, издав странное «б-р-р», замотал головой так, будто пытался избавиться от какого-то наваждения. – До чего же странно все складывается. Этот тип действительно устроил у себя дома музей самого себя? Еще вчера, когда я заходил к нему, никакой вывески на подъезде не было.

– Он сумасшедший? – поинтересовалась я.

– Нет. Просто шутник. Талантливый писатель и талантливый шутник. Правда, не для широкой публики. Отсюда масса материальных проблем и клоунада, иллюстрирующая попытки разрешить их. Значит, вы утверждаете, что попали к Хомутову случайно, а к исчезновению Ларисы с Аллой никакого отношения не имеете?

– Как не имею? – растерялась я. – Именно из-за этого исчезновения я к вам и пришла. От вас зависит, буду я в деле или нет.

– И при этом, – лицо Шумилова стало неожиданно серьезным, – вы ничего не говорите мне откровенно и отказываетесь объясниться со мной по поводу глухонемого?

В голосе собеседника теперь слышалась едва сдерживаемая ярость. Ну вот! Я, конечно, знаю, что умею выводить из себя даже самых спокойных людей. Но чтобы так быстро и незаметно для самой себя… Это рекорд.