Текст книги "Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны"

Детектив с любопытством уставился почему-то на Броста. Тот под его пронзительным взглядом поежился и пробурчал:

– Чего вы на меня так смотрите?

– Глаза у вас красивые, – совершенно невпопад отреагировал француз и тут же забыл про нервничающего телемагната. – Он продолжил размышлять вслух: – Мадам Нахимова, насколько я понимаю, очень переживает, что ее пребывание в Куршевеле затягивается, в то время как она хотела бы поскорее покинуть нашу страну. Ну, раз вы так торопитесь, давайте с вас и начнем. Вы не против? – И опять, не дожидаясь ответа: – Ну вот и замечательно. Знаете, а ведь у вас и у вашего мужа было больше всего поводов избавиться от назойливой журналистки. Вы даже принародно оскорбляли погибшую, угрожали ей расправой. Все присутствующие здесь имели счастье наблюдать скандал, разразившийся между вами и Ларски за несколько часов до убийства. Может, поведаете нам, что вы не поделили с пострадавшей в то утро? Расскажите! А лучше всего просто признайтесь в убийстве, и мы спокойно разойдемся по своим делам и не будем тратить драгоценное время на выворачивание чужого грязного белья. Итак, вы готовы к чистосердечному признанию?

Видок у женщины по имени Идея был презабавнейший. По мере того как Элка доносила до нее смысл сказанного детективом, цвет лица мэрской жены менялся со свекольно-бордового до нежно-зеленого с промежуточным желтовато-серым оттенком. Она хватала ртом воздух, руки ее вдруг заходили ходуном, а объемная, перетянутая канареечной футболкой грудь вздымалась и опадала, как волны Индийского океана.

– Ч-чего он несет? – неожиданно высоким голосом воскликнула перепуганная Нахимова. – В ч-чем я должна признаваться? Эт-т…

Дослушивать заикающуюся женщину детектив не стал. Он махнул рукой в ее сторону:

– Перестаньте разыгрывать комедию и изображать из себя невинность. И вы, и ваш муж убеждали меня, что поводом для утренней ссоры стала очередная клеветническая статья, автором которой являлась Мориша. Так вот, любезная, как мы выяснили, из-под пера известной журналистки не вышло ни единого очерка про вашего мужа. Ни хорошего, ни плохого. Она ничего о нем не писала. Значит, у вас был какой-то другой повод прилюдно угрожать женщине, которая погибла через несколько часов после вашего с ней конфликта. И вообще, согласитесь, интересно получается – вы пытаетесь ударить журналистку, не сделавшую вам ничего плохого, а через какое-то время она погибает при загадочных обстоятельствах. И все напрямую указывает, что совершить преступление могли только вы или ваш благоверный супруг.

В этот момент с места подорвался уже лично сам мэр – он закричал, затопал ногами и даже слюной от ярости брызгать стал:

– Как вы смеете? На каком основании? Как вы смеете меня обвинять? У вас нет доказательств! Вы же сами говорили, что Мориша не писала про меня ничего плохого, а это значит, что у меня не было повода ее убивать!

– Прекратите истерить. – Голос детектива зазвенел как натянутая струна. – У меня полно доказательств. Например, ни у вас, ни у мадам Нахимовой нет надежного алиби. Вы оба утверждаете, что провели время в номере. Но подтвердить эти слова никто не может. А ведь все указывает на то, что в номере Ларски был человек, с которым потерпевшая была близко знакома, кого она сама впустила в номер. Насколько я знаю, ваша жена и погибшая женщина были достаточно давними подругами, чтобы ходить друг перед другом в халате на голое тело.

Едва Элка успела перевести эту фразу, как народ взволновался. При слове «подруги» Кац громко гоготнул, рыбки обоих олигархов всколыхнулись, а Белла осуждающе покачала головой.

– С чего вы решили, что они были подругами? – удивленно вскинул бровь Никифоров. – Насколько я знаю, эти две курицы никогда между собой не общались. Колян свою кикимору, – олигарх мотнул головой в сторону Идеи, – вообще на тусовки редко вытаскивает. Хотя я бы на его месте эту корову тоже людям не показывал, – последнюю фразу Никифоров произнес, цинично разглядывая оплывшую тушку мэрши.

Странно, но та на его оскорбления никак не отреагировала.

– Я сказал «давние подруги». Дело в том, что мадам Нахимова и Ларски были знакомы с детства. Они даже ходили в одну школу. Разбирая это дело, я наткнулся на очень интересную деталь – оказывается, одна из подозреваемых персон родилась и выросла в том же маленьком городке, что и потерпевшая. Населенный пункт называется… – Француз схватил со стола бумагу и прочел по слогам, с непередаваемым шармом: – Бъестъях. Это на севере России. Согласитесь, это выглядит немного странно – две особы, родом из одного маленького городка, встретились довольно далеко от родины. Одна из них угрожает другой, в итоге вторая погибает. Может, журналистка знала что-то такое, что жене известного чиновника не хотелось бы афишировать? И это «что-то» стало поводом для убийства?

Все, кто находился в ресторане, с изумлением повернулись к Нахимовой.

– Да ладно, мало ли кто с кем родился в одном городе, – махнул рукой Кац. – И чего такого могла знать Ларски? Что жена мэра до третьего класса печенье из магазина воровала? Так все мы в детстве пакостничали, но это же не повод для шантажа.

Детектив кивнул, соглашаясь с олигархом:

– Вы знаете, я тоже решил, что грехи молодости вряд ли могли стать причиной убийства. Но, может, в настоящем мадам Нахимовой есть что-то такое, что ей не хотелось бы афишировать? Скажите, мадам, вам есть что скрывать?

Ой зря Идея Нахимова в свое время детективу хамила напропалую. Элка была уверена, что сейчас француз издевался над глупой женщиной, отыгрываясь за хамство и высокомерие в свой адрес. И у него это получалось. То, что происходило с Нахимовой, пока он говорил, было похоже на сердечный приступ и предынсультное состояние одновременно.

Она побагровела настолько, что бармен Жан, грохотнув стулом, метнулся куда-то в глубь кухни и буквально через мгновение примчался обратно, держа в руках запотевшую от холода бутылку минералки. Женщина схватила ледяное стекло, припала губами к горлышку и мелкими глотками осушила бутылку наполовину.

– Какое право вы имеете устраивать весь этот цирк?

Заботливый муж даже не попытался помочь жене, он поднялся со стула и танком попер на детектива, сжав кулаки.

– Вы собираетесь причинить мне физический вред? – спокойно поинтересовался у надвигающегося мужчины француз. – Подумайте хорошенько, прежде чем что-либо сделать или сказать. Вокруг опять много свидетелей.

Эти слова подействовали на мэра как ушат ледяной воды. Спортивного вида чиновник замер на месте, скрипнул зубами, потом молча развернулся и побрел обратно. Вдогонку ему донеслось:

– Вы же сами хотели как можно скорее выбраться из этой дыры, кажется, именно так выразилась ваша жена. Так что я не делаю ничего противозаконного. Или вам есть что скрывать? Я все еще предлагаю одному из вас добровольно признаться в убийстве, и тогда мне не придется прилюдно раскрывать ваши семейные тайны.

Ответа не последовало. Мэр Черноморска сгорбился, как старик. И молчал.

А вот д’Ансельм, наоборот, разговорился:

– Оказывается, у покойной, помимо скверного характера и неуемной жадности, были и положительные черты. Она, например, была очень хорошей мамой и заботливой дочерью. Каждый месяц переводила довольно круглую сумму на счет своего отца, так что ни ее родители, ни сын ни в чем не нуждались. Насколько я понимаю, опекаемые Моришей родственники совершенно не бедствовали и даже имели репутацию весьма состоятельных людей. – Детектив развел руками, мол, и так бывает, и вдруг резко повернулся к притихшим Нахимовым. Голос его зазвучал очень холодно: – В отличие от единственной родственницы жены уважаемого чиновника. У мадам Нахимовой, оказывается, в том же Бъестъяхе есть кому помогать. Но… Престарелая тетка Идеи Григорьевны, положившая на воспитание рано осиротевшей племянницы всю свою жизнь, живет в той же глуши, но, в отличие от родителей Ларски, прозябает в ужасной нищете. А городок этот, как я уже говорил, маленький, все друг друга знают, тем более старшее поколение. Вот и разговорились однажды мать Мориши и тетя мадам Нахимовой. Бедная женщина жаловалась на скудную пенсию, на тяжелую жизнь и на черствую племянницу, совсем не помогающую родственнице. А еще старушка посетовала, что недавно к ней в почтовый ящик положили какую-то странную бумагу из налоговой. В этом документе было написано, что до определенной даты тетя Идеи Григорьевны должна уплатить огромную, совершенно невероятную сумму налога на имущество. И документ этот своей знакомой, то есть маме Мориши Ларски, показала.

Все, что происходило дальше, было просто делом техники. Во время одного из телефонных разговоров мама поделилась новостью с дочерью-журналисткой. А та, не будь дурой, сообразила, что это за бумага и что вообще происходит.

Детектив подошел к притихшим Нахимовым: – Как вы все это проворачивали? Насколько я понимаю, криминальные деньги и приобретенное на них имущество вы оформляли на ничего не подозревающую тетю? У вас же с ней даже фамилии разные, поэтому рыщущие в поисках компромата на мэра журналисты так ничего и не нашли. Ваш муж демонстрировал публике чистые свои личные и ближайших родственников счета и бескорыстное стремление служить родине. Кому придет в голову искать престарелую двоюродную тетю-пенсионерку на другом конце страны? Судя по отчету из налоговой инспекции, ваша родственница – очень обеспеченный человек, просто она об этом не знает. Вы же не рассказывали старушке, какие суммы, сворованные из бюджета региона, переводятся на ее личный счет. И даже когда бедная женщина покинула бы этот бренный мир, все ее имущество в любом случае опять вернулось бы в ваши руки, причем, заметьте, совершенно законным путем – вы же единственная наследница! Только вот с тем злополучным извещением у вас накладка вышла, документ как-то попал в руки пенсионерки. Досадное недоразумение!

На Нахимовых было страшно смотреть. Лицо мэра стало землисто-серым, остекленевший взгляд уперся в пол. Жена же его, наоборот, колыхалась всем телом, не замирая ни на минуту. Она суетливо перебирала пальцами подол длинной футболки, жевала губу, а ее маленькие мутные глазки совершенно несимметрично дергались от нервного тика.

Вот так-то. Вот вам и порядочный, не берущий взятки чиновник. Вор, только очень сообразительный. Мда, честно говоря, только что озвученная детек тивом информация стоила того, чтобы Морише поясочком горло перетянуть. Похоже, прямо сейчас, на глазах у изумленной публики, звездная карьера честного государственного служащего превратилась в грязную половую тряпку. После обнародования такой информации господин Нахимов уже никогда не отмоется.

Все тайное когда-нибудь становится явным. Рано или поздно. Вот и сейчас получилось так, что Мориша погибла совершенно напрасно, все равно в ходе расследования ее убийства грязная информация, из-за которой пострадала журналистка, всплыла на поверхность. Может, Нахимовым надо было просто заплатить Ларски за молчание? Понятно, что им пришлось бы платить ей всю оставшуюся жизнь, зато никто ничего бы не узнал. А так и афера всплыла, и статья за убийство светит.

Глядя на этих двоих, Элка на сто процентов была уверена, что мэр свалит всё на жену, а сам выйдет чистым из воды.

Похоже, жена Нахимова думала точно так же. Поэтому, в отличие от молчавшего мужа, она засуетилась, заметалась между мэром и детективом, причитая:

– Но я никого не убивала! Клянусь, я пальцем ее не трогала! Коля, скажи, что это правда! Николай, что ты сидишь как истукан? Скажи им всем, что я ее не убивала, мы же все это время были вместе, дорогой, не молчи!!!

Нахимов оказался редкостной скотиной. Мэр поднял голову, тяжело посмотрел на жену и выдал:

– Не знаю. Я не знаю, где ты была в это время. – Он повернулся к детективу и проникновенно объяснил: – Дело в том, что у меня есть привычка днем принимать ванну. Вот и в день убийства я как раз с часу до двух наслаждался горячей водой с расслабляющей солью. Жена прекрасно знает, что раньше чем через час я не выйду, поэтому спокойно могла покинуть номер и направиться к Морише. Так что извини, дорогая, но брать на себя твои грехи я не намерен.

Вот ведь сволочь, а! Похоже, его откровенное предательство шокировало всех присутствующих. Такой подлости от мужика никто не ожидал.

– Да, но кто докажет, что вы были в ванной? Сдается мне, в настоящий момент ваша жена может точно так же, как и вы, отказаться защищать ваше алиби. Получается, что вы все еще под подозрением… – даже питавший искреннюю неприязнь к безобразной мадам Нахимовой детектив встал на ее сторону. – Как бы там ни было, а убийство журналистки выгодно скорее вам, чем вашей жене.

Народ зароптал – мол, действительно, а кто докажет, что ты в это время спинку себе мочалкой тер?

– Нахимов в момент убийства действительно был в своем номере. – Голос олигарха Никифорова прозвучал, как гром в заснеженной тундре – неожиданно и очень раскатисто.

– Ты там с ним, что ли, был? – гоготнул Кац.

– Нет. С ним одна из моих девок была. Эй, иди сюда. Рассказывай, чего ты в тот день делала.

Никифоров махнул рукой, и от стайки золотисто-блондинистых одуванчико-девушек отделилась одна особь. Девица подлетела к кормильцу, вытянулась по стойке «смирно» и голосом пионервожатой на совете дружины доложила:

– Я с Николаем Анатольевичем была. Меня Михаил Денисович к нему отправил.

– Зачем?

Брост, его помощница, Ёлка, телохранители и детектив вытаращили глаза.

– Как зачем? Николай Анатольевич сексом хотел заняться. В ванной. – Ёпт, эта рыбонька так искренне удивилась, зачем еще ее могли к постороннему мужику отправить! Действительно, ну не интегралы же решать ее туда заслали!

– Колян после завтрака подошел ко мне и попросил ему девку подогнать, ну я эту и отправил, – совершенно спокойно, словно рассказывая об аренде автомобиля, прояснил ситуацию Никифоров. – А чего вы так удивляетесь, дело-то обычное. Надо же мужику иногда трахаться, вот он и взял девочку напрокат.

Бедный, бедный Нахимов! С одной стороны, ему вроде как алиби обеспечили, подозрения с него сняли, а с другой – ситуация как-то неприятненько складывается… Известнейший чиновник платных девок себе в номер заказывает – посреди бела дня и чуть ли не на глазах у жены. Кстати, а жена-то чего молчит?

– Да как вы позволяете ему с собой так обращаться? – взвилась вдруг Белла. – Вы что, знали, что он там в ванной с бабой трахается, и спокойно в номере сидели???

Нахимова помолчала немного, а потом горестно кивнула головой:

– А что я могу сделать? Я же от него завишу. Полностью. Если ему что-то не понравится, он меня на улицу выгонит без копейки. И алиби у меня нет. Но я Моришу действительно не убивала, честное слово!

Женщина сидела на краешке стула и хлопала плохо накрашенными ресницами, с которых черными разводами стекала тушь.

Элке стало нестерпимо жаль бедную, нелюбимую собственным мужем, растерянную толстуху. Она же действительно никуда от этого ублюдка деться не может, такие гады, как ее Коленька, ноги о самых близких вытирают, не задумываясь, лишь бы свою шкуру спасти. Вот и сейчас законная супруга стала просто разменной монетой в грязной чиновничьей игре.

Притихшая было Нахимова распахнула глаза, пытаясь не разрыдаться. Она тихо, без каких либо эмоций, прошептала:

– Поймите… Поймите меня… Она же даже толком не успела нам ничего рассказать. Мы с ней тогда в ресторане буквально парой слов перекинулись. Мориша просто сказала, что все знает про тетку и про деньги… Я тогда разнервничалась, накричала на нее, и Ларски убежала. Мы просто не успели договорить… Муж потом сказал, что он встретится с журналисткой и выяснит, что ей от нас надо. А еще он сказал, что сам с ней разберется, чтобы я не лезла в это дело.

Детектив вдруг вскочил со стула, стремительно подошел к Нахимовой, присел перед ней на корочки – их глаза оказались на одной линии.

– Куда вы выходили из номера? В то время, когда у мужа была проститутка, куда вы выходили? Не надо врать, что вы все время оставались в одном помещении с этим негодяем. Ну? Если вы хотите меня убедить в своей невиновности, куда вы выходили? Вас видела горничная, видела как раз где-то между часом и двумя, именно в тот промежуток времени, когда было совершено убийство. Итак?

Идея Григорьевна смотрела на сыщика, не моргая, не отводя взгляда. Она судорожно сглотнула, глубоко вздохнула и выдала хриплым голосом:

– Я… Я была с мужчиной. Я… – Она не договорила, но всем присутствующим было понятно, какое именно значение толстая дряблая женщина вложила в слово «была». В подобных ситуация обычно не надо ничего объяснять. И так все ясно.

Если бы присутствующие здесь люди увидели летающую тарелку, они удивились бы намного меньше. Никифоров гоготнул, презрительно оглядев с ног до головы зареванную женщину, Кац же, наоборот, вроде бы даже с восхищением присвистнул, мол, ничего себе дает старуха! Белла вперилась в мэршу цепким взглядом, прикусив тонкую губу.

– Где ты была? – словно не расслышав, медленно повернулся к жене Нахимов. – С кем ты была, потаскуха? Да ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? Ты же меня сейчас перед всеми опозорила! Это я что, рогонесец по твоей милости???

В глазах мэра закипала такая ярость, что в какой-то момент Элке стало страшно, казалось, что еще мгновение, и он испепелит взглядом сжавшуюся от ужаса жену.

– С кем. Ты. Была? – жестко, по слогам произнес Нахимов.

Он нависал над дрожащей женщиной тяжелой гранитной угрозой. Сам того не замечая, ослепший от ненависти мужчина занес тяжелую руку для удара.

– Только попробуй ее тронуть. – В напряженной тишине спокойный голос Никифорова хлестко резанул по ушам. – Я тебя прямо здесь пристрелю, собака, если ты к ней прикоснешься. Ты меня понял?

Вот что значит харизма. Вот что значит настоящий мужик.

Михаил не повысил голоса, не полез в драку, не стал доставать пистолет и размахивать им над ушами притихших граждан – он просто поднял голову. И всем сразу стало понятно – пристрелит. Не задумываясь. Не напрягаясь. Просто пристрелит. И ничего ему за это не будет. Никто даже с мест подняться не посмеет.

– Мне необходимо знать, с кем именно вы были, мадам Нахимова, – вкрадчиво произнес детектив. – Этот мужчина сможет подтвердить ваше алиби? Ну же, вы уже сказали самое страшно, хуже уже не будет. Вы должны спасти себя. Говорите, кто он.

И она сдалась. Слезы катились по несвежему, неухоженному женскому лицу, оставляя черные бороздки. Ида молча плакала.

– Шан… – она говорила очень тихо, поэтому имя бармена именно так и прозвучало, с мягкой шепелявой «ш». – Я была с Шаном. Недолго, не весь час… Но какое-то время я была с ним. Прости, мой мальчик.

Элка так и перевела ее слова: «Прости, мой мальчик».

Красивый, молодой и дико сексуальный бармен подошел к безвольно сидящей женщине, присел на корточки рядом с детективом, заглянул в заплаканные глаза и, взяв в свою огромную руку Идину ладошку, поцеловал ей пальцы. Вот прямо в обгрызенный маникюр осторожно губами приложился.

– Успокойся, mon cher… – нежно прошептал он. И обернулся к д’Ансельму: – Мадам говорит правду, она действительно вчера какое-то время была со мной. К сожалению, недолго, минут двадцать. И я также не могу сказать, во сколько именно было наше свидание, но это было как раз в промежутке между тринадцатью и четырнадцатью часами.

Детектив вдруг улыбнулся, выпрямился и снова сел за свой стол. Ого, он, похоже, даже задорно насвистывать принялся!

– Все верно, горничная действительно показала, что вы направлялись в сторону бара. Постарайтесь поточнее вспомнить, сколько времени дама провела в вашей компании.

Д’Ансельм цапнул со стола блокнот, открыл его и сделал какую-то пометку.

– Мадам пришла ко мне… наверное, где-то чуть позже часа дня. Минут в двадцать второго. К сожалению, минут через пятнадцать я был вынужден вернуться к работе, в баре появились посетители. Из подсобного помещения есть отдельный выход, поэтому я со спокойной душой оставил мадам приводить себя в порядок, сам же встал за стойку. Через какое время Ида ушла, я сказать не могу, но как минимум минут пять ей понадобилось, чтобы поправить одежду, дождаться удобного момента и вернуться к себе в номер. Так что я могу гарантировать, что примерно полчаса мадам была… м-м-м… под моим присмотром.

Говоря все это, бармен по-прежнему нежно смотрел на притихшую Нахимову. И она от одного этого его взгляда расцветала и хорошела на глазах.

– Дорогая, прости, что я рассказываю все это при посторонних, но мне очень важна твоя безопасность. – Жан заботливо поправил жесткие пергидролидные кудряшки простой русской бабы и пожал плечами, мол, все только ради тебя, милая.

Детектив довольно хмыкнул и подытожил:

– То есть частичное алиби у вас есть, мадам Нахимова. Конечно, не стоит полностью исключать вашу виновность, но, тем не менее, стоит признать, что времени на совершение убийства у вас практически не было. Для того чтобы успеть задушить журналистку, вы должны быть как минимум быстрой и ловкой спортсменкой – надо же за минимальное время успеть добраться до номера пострадавшей, пообщаться с ней, совершить убийство и плюс ко всему ухитриться тщательно замести следы своего пребывания в помещении. – Детектив скептически осмотрел далеко не спортивную фигуру расплывшейся на стуле дамы и добавил: – Примите, пожалуйста, мои сожаления. Увы, но мне было необходимо выяснить, чем вы занимались в момент убийства.

Нахимова кивнула, словно соглашаясь со словами детектива. На самом же деле происходящее ее уже не интересовало. Женщина словно впала в транс.

– Собирай манатки, сука, и чтобы сегодня же убралась отсюда. И не смей больше появляться в моем доме. Как только я вернусь, сразу же оформляю развод. Ты у меня еще поплачешь, потаскуха! – яростно закипающий Нахимов начал говорить тихо, но чем дальше он заходил, тем больше срывался на крик. – Ты у меня голая останешься! Даже не надейся, что я тебе после развода хоть копейку оставлю! Дура, старая толстая дура!

Честно говоря, выглядело это все более чем отвратительно. Очень мерзко и пакостно все это выглядело.

А еще всем было откровенно жаль убогую Иду – потому что каждый понимал, что ее муж, подлая тварь, обладающая властью, сделает все именно так, как сказал. И что некрасивая, никому не нужная женщина действительно у всех на глазах превратилась из богатой, избалованной клуши в рядовую бедную обывательницу.

Притихли все. Даже детектив. Похоже, французу стало совестно за устроенный им спектакль…

И в этой гнетущей тишине вдруг раздался абсолютно добрый и довольнючий до неприличия голос:

– Идка, не забудь детективу проставиться. А после того как козла своего бросишь, срочно худей и записывайся к косметологу. – Никифоров щерился, как пассатижи.

– Ох, Миша, чего ты радуешься? Прекрати злорадствовать. У меня ж теперь денег даже на трамвай нету… – Нахимова потихоньку начала выходить из бессмысленного анабиоза.

– Да щас. Вот дура ты и есть. Я так понимаю, все наворованное на тетку твою оформлено? Ну и в чем тогда проблема? Это петух твой после развода с пустыми карманами остался, а ты теперь обладательница миллионов денег и чего-то там еще. Дело в том, что теткино имущество неделимо при разводе – и всё, что наворовал этот твой морячок, достанется только тебе, причем совершенно законным путем. Так что выдыхай, бестолочь, и срочно вали в свою деревню к тетке подлизываться, чтобы та по обиде ближайшему детскому дому все не завещала. Тебе денег на билет до родного села подкинуть? Когда все утрясется, отдашь. И адвоката я тебе хорошего подгоню, половину совместно нажитого с этим уродом имущества ты по-любому получишь. Так что поздравляю, ты у нас с сегодняшнего дня такая же, как я, стала – свободная и богатая. Только я, в отличие от тебя, красивый. Ну, и побогаче… Вы на престарелую родственницу много добра переписали? – И Никифоров, чуть приподняв пятую точку от сиденья, протянул длиннющую ручищу Нахимовой.

Та сначала не поняла, что сказал олигарх. Она сидела, бессмысленно уставившись в пол, задумчиво кивая головой.

И вдруг до нее дошло. Нахимова подняла глаза на возвышавшегося над ней с протянутой для рукопожатия рукой, совершенно по-идиотски хлопнула ресницами и…

– Миша! Мишанечка!!! – Толстый дряблый колобок кинулся на шею длиннющему Никифорову. – Ты же прав! Это же все теперь мое! Эта тварь у меня ничего забрать не сможет! Мишаня!!!

То, как высоченный олигарх отбивался от слюнявых лобызаний съехавшей с ума на почве радости Идеи, напоминало баскетбол наоборот – круглый мячик кидался на длинного мужчину, а тот уворачивался от повизгивающего спортинвентаря.

– Идка, прекрати! Успокойся, а то я тебе денег в долг не дам! – размахивая ручищами, метался по ресторану ошалевший от столь яростного проявления женской благодарности и спонтанной нежности Никифоров. – Отстань от меня, сумасшедшая!

А Идея его не слышала – она радовалась, как ребенок, скакала и хлопала в ладоши. И очень настойчиво пыталась облобызать подателя умных мыслей.

В конце концов ей это удалось – загнанный в угол олигарх не успел увернуться, за что и поплатился. Налетевшая на него с пылкими объятиями мадам Нахимова в порыве нежности порвала на Мишане рубашку и отдавила ему обе ноги.

– Настойчивая ты женщина, Идея!

Вытерпев все проявления обожания, Никифоров дождался, когда дама наконец успокоится и от него отстанет, выбрался из угла и, дрожащей рукой поправляя прическу, сел на свое место:

– Ишь ты, сколько ж в тебе темперамента-то, кто б знал! Если ты себя в постели так ведешь, то я готов понять бармена… Сколько страсти в тебе накопилось! Отстань от меня, я сказал! – Михаил уклонился от попытавшейся вновь накинуться на него Идеи. – Ёпт, кому рассказать – на меня Идея напала… Все, успокойся, я сказал! – Голос олигарха вдруг стал металлическим: – Сядь и успокойся. Всё?

– Всё. Извини.

Отрезвленная этим ледяным тоном, Идея замерла на месте, покрутила головой, выбрала нужное направление и пошоркала к своему стулу.

Она плюхнулась на мягкое сиденье, повернула голову и обратилась к законному пока еще супругу:

– Ты мне еще алименты выплачивать будешь, дорогой. Пока я официально на работу не устроюсь. Насколько я помню, этот момент в наших законах тоже прописан. Так что… – Она гадливо усмехнулась и замурлыкала себе под нос залихватскую песню про то, что «свадьба-свадьба-свадьба пела и плясала»…

Избиение младенцев – вот как это называется. Безжалостное, циничное и очень грамотное вытирание грязных ног о цвет и гордость российской элиты. Глумеж и ни тени сострадания.

– Итак, с алиби мадам Нахимовой мы с вами определились. Почти. – Дождавшись окончания вакханалии, устроенной Идеей, детектив окинул взором ошарашенных россиян и захлопнул блокнот.

– А может, не все так просто? – позволила себе не согласиться с корифеем сыска Ёлка. – Не спорю, вряд ли у Иды хватило сноровки по-быстрому сгонять туда-обратно, потискаться с любовником и успеть задушить журналистку, не оставив при этом никаких следов… Но, может, все же успела?

– Честно? Очень в этом сомневаюсь. Да мадам Нахимова от одышки загнулась бы сразу после подъема по крутой гостиничной лестнице. Нет, убийство совершил человек, обладающий несколько большим физическим здоровьем. Например, мадам… о, простите, мадемуазель Белла. Вы, насколько я осведомлен, мастер спорта? И отнюдь не по шашкам…

Обаятельно улыбаясь, детектив смотрел на непроницаемое лицо бростовской помощницы, и весь его вид говорил, что пакость француз задумал неслабую…

– Кто вам позволил рыться в моем личном деле? – Ни один же мускул на ее лице не дрогнул! Вот железная леди в полный рост!

– Закон. Кстати, по этому закону я могу не только ваши личные дела изучать, но и ограничивать вашу свободу. Да я вообще много чего могу! – Светясь нежностью, детектив радовался непонятно чему. – Итак, вы же у нас боевыми видами искусств занимаетесь? Вам, насколько я понимаю, ничего не стоит обезвредить слабую женщину и задушить ее? – И тут же, без перехода: – Белла, вы когда деньги Морише относили, никого в коридоре или около номера журналистки не встретили? Запыхавшуюся мадам Нахимову, например? Или никто не видел, как вы заходили к Ларски? Кстати, у вас в стране есть такое понятие, как «ложные показания»? Почему же вы мне упорно доказывали, что не покидали свой номер? Где вы передали Морише деньги?

Пронзительный взгляд детектива Белла выдержала.

– Вы мне расскажете, о каких деньгах идет речь? – поинтересовалась помощница Броста.

– О тех, которые вы должны были передать журналистке в обмен на молчание.

Если Белла и говорила неправду, то старина Станиславский в этот момент пожал бы ей руку. Удивление на лице худощавой стервы было столь искренним, что даже детектив оторопел.

– Месье Брост поведал нам, что прилетел в Куршевель с одной целью – накануне отъезда ему позвонила Мориша Ларски и потребовала заплатить ей некоторую сумму за то, что журналистка не обнародует очень неприятную для него запись. И, опять же по версии вашего руководителя, он собрал необходимую сумму, вы с ним сели в самолет и прибыли сюда. В день убийства вы передали требуемые наличные деньги лично Морише. Все было так, как рассказал ваш босс?

Белла повернулась к Бросту и негодующе уставилась на него:

– Кирилл, ты с ума сошел? При чем тут я? Ты же сам понес ей эти деньги!

Они друг друга стоили. Два сапога пара, два столба – виселица. Был бы жив старина Константин Сергеевич, он устал бы метаться между этими лицемерами, выбирая, кто же лучше сыграл свою роль. Искренность Борста тоже заслуживала Оскара.

– Бел, ты чего? – Телемагнат отодвинулся от помощницы, словно не зная, чего от нее ожидать. – Что за цирк ты устраиваешь? Слушай, а может, это ты Моришу того… доступа кислорода лишила? Ты же как раз во время убийства ушла от меня с деньгами!

«Тэффи» за роль порядочного человека, овации, красная дорожка. И «Пальмовая ветвь» вдогонку – в непогоду укрыться. Ой, не зря ребятки столько лет на телевидении проработали, да еще на политическом канале – изображали из себя порядочных людей они оба потрясающе. Искреннее негодование, легкая тень растерянности, широко распахнутые честные глаза – два раза. Друг напротив друга.

Как говорил герой гениального С. Гармаша: «Шапито, блин».

– Я все понял! – многозначительно поднял палец вверх Миша Кац. – Кирюха бабло взял, как бы его к Морише потащил, а сам девку грохнул и чемодан с деньгами заныкал куда подальше. Теперь вот на Белку все свалить пытается. Брост у нас известный жлоб, ему проще человека убить, чем гонораром поделиться.