Текст книги "Москва таинственная. Все сакральные и магические, колдовские и роковые, гиблые и волшебные места"

Таганский холм, входящий в магические семь московских холмов, имеет второе, интригующее название – Швивая горка, прозванная в народе Вшивой. Ее вершину венчает храм Никиты Мученика, а в древности располагалось языческое капище Ярилы. Легенд вокруг загадочного имени сложилось множество. Первая из них гласит, что в незапамятные времена, когда бурлаки таскали по Москве-реке суда, они любили отдыхать на этой возвышенности: варили на костре ужин, просушивали одежду и истребляли вшей. Отсюда и неказистое прозвище.

Другая легенда утверждала, что в старину здесь проходила дорога в Хиву, называемую почему-то с индийским акцентом «Шивой». Самое простое толкование гласит, что здесь было поселение портных – «швецов», для которых местные кузнечные мастера делали «болванки», оставшиеся в названиях Болвановских улиц. Есть версия, что слово «Швивая» – от слова «ушь», означавшего колючую, сорную траву. И «ушивая» – это поросшая колючей травой.

По старинному преданию, именно здесь, на Яузском городище, а не на Боровицком холме, и возникла Москва. Легендарный царь Мосох, внук самого Ноя, в библейские времена заложил здесь первый «городец», а само имя русской столицы якобы произошло от имени этого царя.

Современные же исследователи уверены, что горка названа в честь слова «шив», что в переводе с финно-угорского означало солнце.

Именно здесь, на Ярилиной плеши, было сакральное капище внука Солнца, сына Велеса – Ярилы (Яра), славянского бога весны, неистовой любви и «страсти кипучей». Он олицетворял радость весны, силу любовного желания. Корень слова «яр» связывался с мужской силой, мужским семенем. Ярило – оплодотворяющая сила весеннего Перуна. Он вносит в жизнь людей пылкость чувств, наполняет людей храбростью. Его представляют молодым, красивым, разъезжающим по небу на белом коне и в белой мантии; на голове у него венок из весенних полевых цветов, в левой руке держит он горсть ржаных колосьев. Супругой и весенней спутницей Ярилы является Леля, неразрывно связанная с весной, с новой жизнью.

Накануне дня Ярилы (22 апреля) на Руси праздновался весенний праздник «ляльник», когда избранную Лелей девушку сажали на скамью и исполняли вокруг нее ряд магических обрядов с разжиганием костров и пением заклинательных песен. Бабки-повитухи выносили младенцев на весенний снег (сила солнца на всю жизнь), женщины обтирались весенним снегом – омолаживались. На горах горели костры. Молодые пели, плясали, любили друг друга. Пара с большим количеством детей любила друг друга при всех, прямо на поле. Мужики пахали голыми. Такие магические действия, по мнению народа, гарантировали хороший урожай осенью.

«Ярилины игрища» сохранялись до XIX века и были очень разгульными, ведь считалось, что в эти дни в природе происходит зачатие плодов. Веселые танцы, пьянство, любовные ухаживания. В конце празднования из дерева делали куклу, которая изображала мужчину с сильно увеличенными половыми органами, и хоронили ее с притворными плачами и непристойными песнями. На рассвете все участвующие в празднике купались, чтобы снять с себя злые немощи и болезни.

Позже на месте языческого капища появился храм, освященный во имя святого мученика Никиты (бесов мучителя). О святом Никите существовало предание: будто бы перед казнью к нему в темницу явился дьявол и стал искушать его поклониться языческим кумирам. На древних иконах великомученик изображен поражающим веригами дьявола. В 372 году св. Никита был сожжен язычниками на костре. Ночью друг великомученика св. Никиты, Мариан, отыскал его тело – оно было чудесно не повреждено огнем и озарено неземным светом.

В 1533 году ударом молнии (стрелой Перуна) церковь была пробита. Сохранившееся здание таганской церкви было заложено в 1595 году. «Бесов мучитель» в октябре 1917-го столкнулся с бесами, каких свет не видывал, – большевиками, неоднократно пытающимися уничтожить древний храм. Закрытый храм осквернили, превратили в склад. Храм чудом выжил. Теперь здесь – Афонское подворье.

По преданию, Болвановкой называлось место, где стоял языческий идол (болван) или войлочное изображение монгольского хана как знак его величия. В Замоскворечье на Ордынке также известна местность с таким же именем – Болвановка. Здесь проходила главная дорога из Москвы в Орду, находился ханский двор. Там-то великий Иван III и растоптал в 1480 году ханскую басму, отказавшись платить дань, что стало концом татаро-монгольского ига.

Многие исследователи считают, что в Заяузье стоял не татарский, а языческий идол, изображавший солнце. Возможно, татары возрождали древние святилища единоверцев – вятичей, ибо языческая (точнее, ведическая) вера у татар и славян была едина. В древности здесь проходила дорога в Орду. По одной из версий, здесь великие князья с почетом встречали ордынских послов, присягали хану и приносили сюда собранную дань. Возможно, здесь, как и в Замоскворечье, местные жители поставили «своего болвана» – изображение хана или даже капище с идолами.

Своя заступница была и у наших прародительниц – славянская богиня судьбы Мокошь. Богиня, прядущая нити судеб на небе, а также покровительница женщин, женского чадородия и рукоделия. Повелительница темноты, влаги, воды, она олицетворяла женскую сексуальность и таинство рождения. Археологами найдена одна из фигурок богини, имеющая «срамной облик», но с человеческим личиком. В более поздние времена отцы церкви заменили языческую Неприличницу – Мокошь на Параскеву Пятницу. Отсюда и название улицы Пятницкая, по церкви св. Параскевы, поставленной на месте святилища Мокоши. Богиня женской судьбы дольше всех других божеств властвовала на Руси. Даже в XVI веке священники на исповеди спрашивали у женщин, не обращаются ли они с просьбами к идолу. Пятница считалась днем древней богини: из почтения к ней в этот день не ткали, не пряли и не стирали.

Была у славян грозная богиня зимы и смерти – Мара, жена Кащея и дочь Лады. Имя Мары-Морены родственно таким словам как «смерть», «мор», «мрак», «кошмар», «морочить». Морок – бог лжи и обмана, невежества и заблуждений. Отсюда и выражение «заморочить голову». Когда в доме появляются ссоры, ругань, споры, то говорят, что в доме поселилась Морока. По преданию, Морана со злыми приспешниками каждое утро пытается подкараулить и погубить солнце, но всякий раз в ужасе отступает перед его лучезарной мощью и красотой.

Согласно языческим преданиям, коварная богиня смерти Мара поселила в сердце бога света Дажьбога любовную тоску. Дажьбог так распалился страстью, что отбил прелестницу у самого Кащея. Но после свадьбы ее похитил оскорбленный соперник. Дажьбог пустился в погоню, но темные боги всякий раз обманывали его – сбрасывали в пекло и обращали в камень. Оттого все более лютыми делались морозы, и землю заметала пурга. И тогда Дажьбог добыл золотое яйцо, в котором была заключена смерть Кащея. Но в этом яйце была не только кощеева смерть, но и гибель Вселенной. Ибо без смерти нет и жизни. Расколов яйцо, Дажьбог нарушил гармонию мира. Для возвращения священного равновесия род Вседержитель наслал на Землю смерть. Отсюда на Руси, по народным поверьям, эпидемии и беды, лютый холод и зловещие морозы. По древним обычаям, ровно в полночь с 29 февраля на 1 марта нужно раздавить в руке сырое куриное яйцо – таким образом Кащею придет конец, а заодно и окончится и зима.

Символы Мары – груды разбитых черепов и серп, которым она подрезает нити жизни. Но смерть, даруемая Мореной, – лишь переход к иной жизни, к новому началу, ибо после зимы всегда наступает новая весна. Велес вместе с солнечным Ярилой вступают в битву со Снежной Царицей и побеждают. До сих пор сохранившийся обряд сжигания масленичного чучела Морены есть не что иное, как торжественные похороны богини смерти со всеми почестями. Нельзя не почитать богиню, которая в следующем году снова вступит в свои права. Но даже после ухода зимы с людьми оставались ее дети, злые духи смертельных болезней. Они бродят по ночам под окнами домов и шепчут имена домочадцев: кто отзовется на голос Мары, тот вскоре умрет. Кстати, мара у украинцев – «призрак»; mйrа у чехов – «кикимора», zmоra у поляков – «кошмар, «дух мучитель».

В последний праздник злых богов перед приходом весны (в високосном году – 29 февраля, а в обычном – 1 марта) чествуется грозный бог зла, зимы и смерти – Кощей, сын Вия и Матери Сырой Земли, внук самого Черного Змея. Уж не потому ли этот месяц назывался у славян «лютень»? Кащей – владыка обители мертвых, хранитель вод подземных, ходов тайных да пещер ледяных. Бог холода и безумия, воплощение всего черного и плохого. Ему приносили кровавые жертвы перед выступлением в военный поход, убивая пленников, рабов и коней. По поверьям, Кощей возвращает каждому человеку в виде бедствий и болезней все недоброе, что он сотворил за прошедшие 4 года.

1 марта (березня) наступает «Навий день», – праздник воскрешения мертвых и поминовения усопших. По народным поверьям, в ночь перед Навьим днем злые духи выходят из могил, поражая всех, кто выходит из дома, и отправляются к своим потомкам на поминальную трапезу. Для них готовили специальное угощение, которое ставили на стол в комнате, открывали окна. Чтобы не мешать духам смерти, категорически запрещалось выходить на улицу после захода солнца.

По народным преданиям, 29 февраля – самый бедственный и открытый для всех несчастий день, «благодаря» не только Кащею Чернобогу, но и завистливому и злопамятному Касьяну. Дополнительный день календаря – день его рождения. Обычно образ Касьяна связывали с адом и присваивали ему демонические черты. В одной из легенд говорилось, что Касьян был светлым ангелом, но предал Бога, рассказав дьяволу о намерении Господа изгнать с небес всю сатанинскую силу, за что был изгнан из рая. Легенда рассказывает, что три года подряд Касьян пьет запоем, а на четвертый празднует свой день рождения. Глаз Касьяна считается настолько опасным, что 29 февраля крестьяне не советуют даже выходить из избы, чтобы не случилось беды или несчастья.

Капища, посвященные темным богам, ставились чаще всего в низинах, в темном лесу, близ стоячей воды. Внутри капища находились черные сакральные камни, глубокий колодец, сухие пни, а также живые священные деревья: ель и осина. Ель была связующим звеном между мирами живых и мертвых. Перед елью как «представителем иного мира» исповедуется умирающий колдун. Осина же была символом предательства, проклятым деревом и символизировала смерть.

Капища Мары и Кащея были окружены особым обережным кольцом. Внутри стояли сакральные изваяния темных богов с закрытыми либо завязанными глазами, ибо негоже живым раньше срока смотреть в очи смерти. Жертвоприношение богине смерти совершали особые «черные жрецы», посвященные в тайны древнего «черного» капища. В ритуальном костре сжигали порченые овощи и погибших больных животных. Человек, который вдыхал воздух жертвенного костра Мары, вскоре умирал.

По легенде, с принятием христианства язычники ушли в леса и рощи. Капище Мары было выжжено дотла, и только обгорелый частокол напоминал, что здесь был алтарь великой богини. Раньше сюда на сакральное место приходили люди, чтобы отдать все худое, теперь это худое стало отдавать себя людям.

По старинному преданию, царство богини зимы и смерти Мары более 1000 лет назад находилось в сакральной Марьиной роще. Экстрасенс Геннадий Гончаров установил его точное место – в районе современной улицы Руставели. По его словам, именно отсюда и распространяется гибельное влияние темных сил на всю Марьину рощу. По одной из версий, название легендарной рощи связанно с именем этой грозной богини.

Из скрывающихся в роще гонимых язычников были созданы специальные «оборонные» отряды, встречающие дубинами и кастетами «непрошенных гостей». Может быть, это и есть легендарные «марьины» разбойники? Богиня зла Мара считалась воплощением нечистых сил. Возможно, поэтому Марьина роща считалась самым разбойничьим местом в Москве.

Легенды Марьиной рощи

Марьина роща – одно из самых таинственных и загадочных мест Москвы. Большинство историков склоняются к тому, что все народные домыслы связаны с сентиментальной повестью Жуковского. Городской фольклор связывает это событие с именем своей негласной «королевы» – разбойницы Марьи, известной знахарки и ворожеи, получившей свои знания от древнего языческого волхва. Согласно народным легендам, черноволосая Марья была неземной «потусторонней» красоты, удивительно похожая на грозную Мару, которую местные жители представляли в виде высокой девушки с длинными черными распущенными волосами, одетую в рваные одежды.

Согласно легенде, древний отшельник посвятил ее в тайны воинствующего колдовства. Все разбойники беспрекословно подчинялись ей, чувствуя поистине мистическую силу своей «королевы». Любопытно, но как только Марья выходила за пределы Марьиной рощи, ее магическая сила ослабевала и угасала. Она словно подпитывалась темной энергией этого сакрального места.

По другой легенде, Марьей звали местную красавицу-крестьянку, приглянувшуюся первому владельцу этих мест – московскому боярину начала XV века Федору Голтяю. Против воли выйдя замуж за боярина, Марья полюбила его слугу Илью, которого подстерег и убил ревнивый муж. Тогда Марья ушла от него и стала атаманшей шайки разбойников, обосновавшейся в той самой роще, которая получила ее имя. По другой романтичной версии, слуга Илья зарезал боярина накануне его женитьбы на Марье – и скрылся в Марьиной роще со своей возлюбленной и ватагой удалых молодцов. Однако, заподозрив жену в неверности, Иван сам убил Марью, распустил свою шайку и ушел каяться за грехи в монахи.

Вероятно, у этих легенд была одна реальная подоплека. Владелец Марьина князь Я. И. Лобанов в 1687 году был уличен в том, что вместе со своими слугами напал у приметной «Красной сосны» на Троицкой дороге на обоз, шедший в Лавру с царской казной, и захватил ее, убив двух охранников. Царь Петр узнав о бесчинствах князя, приказал казнить его. Но, поостыв и вняв мольбам бездетной тетки беспутного князя, царь смягчил приговор, велев повесить участвовавших в налете княжеских подручных-калмыков. А князя Якова в Кремле публично выпороли кнутом и лишили 400 крестьянских дворов в счет понесенного казной ущерба. Впоследствии Лобанов искупил свою вину кровью, отличившись в войнах против Турции и Швеции.

Примечательно, что пресловутая «Красная сосна» на Троицкой дороге, где запоздалых путников подкарауливали выходцы из Марьиной рощи, сохраняла свою печальную славу до конца XIX века. Место было так насижено для грабежа, что на нем держали ночной пикет из окрестных крестьян. Лишь в начале XX века эта местность была застроена входившими тогда в моду дачами, на месте которых в 1960–70-х гг. появились жилые корпуса на нынешней улице Красной Сосны.

По другой версии, в здешних краях бесчинствовала банда Маньки Ростокинской, погубившей сотни невинных жизней. Но как бы то ни было, народное сознание связывало название «Марьина роща» исключительно с бандитами, убийцами и покойниками.

В стародавние времена трупы умерших зарывали там, где человека застала смерть. С появлением приходских церквей – Нив Божиих – хоронить стали в церковных оградах. Появление городских кладбищ связано с императрицей Елизаветой Петровной, страдающей, по мнению медиков, танатофобией – боязнью смерти. Однажды, проезжая мимо церкви, Елизавета встретила похоронную процессию, и у нее сделалось расстройство чувств. В тот же день она подписала указ об устройстве «в пристойных местах» за границей города мест для захоронений. В 1750-м году на окраине Москвы вблизи Марьиной рощи было устроено первое городское кладбище, которое стали называть по имени освященной на ней церкви св. Лазаря – Лазаревским.

На территории Лазаревского кладбища существовал «убогий дом», а точнее – морг для неопознанных трупов. В него свозили тела безродных, бродяг и нищих, найденных мертвыми на улицах, умерших насильственной смертью, от заразных болезней и без покаяния, умерших «дурной смертью», самоубийц, иноземцев, не опознанных или не разысканных родственниками. В убогом доме возводился большой, увенчанный крестом деревянный «мертвецкий» сарай, под ним устраивалась глубокая яма со льдом, куда в течение года складывали тела безвестных покойников. Полгода мертвецы лежали в леднике в темноте и мраке. Поистине, ледяное царство богини смерти Мары!

По обычаю дважды в год – на Семик (седьмой четверг после Пасхи) и на Покров – всех неопознанных хоронили на местном кладбище, прилегавшем к убогому дому. В эти дни в убогий дом приходил священник с благочестивыми горожанами, служил панихиду по всем умершим, после чего покойников облекали в погребальные саваны и хоронили в одной могиле. Похоронами занимались добровольцы из окрестных жителей, поминавшие усопших прямо на могилах нехитрой выпивкой и закуской.

Горожане также приходили в эти день на Лазаревское кладбище, чтобы помянуть своих без вести пропавших родственников. Поминки кончались лихим разгульем, буйными пьянками и драками.

Особенно многолюдно здесь было на Семик, когда на Руси справляли праздник русалок. Этот церковный праздник Святых отцов непонятно почему ассоциировался у народа с речной нечистью, но именно в эти дни девушки пускали в воду венки, гадая о женихах. Лесных духов гуляющие не обижали, пьянствовали, славили покровительницу этого места – Марью, а может быть, Мару-Морену?

Интересно, но именно Марьина роща ассоциировалась у народа с речной нечистью, русалками и кикиморами. Пропавших на болотах называли «замороченными кикиморой». Часто в народе Мару назвали «кикиморой одноглазой» и изображали в виде девушки с длинными распущенными косматыми волосами. По народным преданиям, мертвецы, скончавшиеся без покаяния, преследуют одиноких путников. Из страха перед местной нечистой силой предпочитали гулять шумными компаниями.

В 1763 году «убогий дом» был закрыт, но обитатели окрестных московских слобод и подмосковных сел по-прежнему собирались на Лазаревском кладбище на Семик, чтобы помянуть похороненных там безымянных бедолаг. К концу XVIII века скорбный характер этого события забылся, и оно превратилось в шумное гулянье. С годами такие гулянья стали происходить не только в Семик, но и в выходные и праздничные дни. Это было бурное веселье с песнями, хороводами и цыганами. Русский писатель М. Загоскин удивлялся: «Что за удивительная страсть у нашего народа веселиться на кладбищах? Пировать на гробах своих предков?». Именно тогда в роще появились легкие палатки, а затем и деревянные срубы первых трактиров; тут и там замелькали кибитки цыган и пестрые шатры балаганов.

За весь XIX век гуляний в Марьиной роще не было лишь в послевоенном 1813 году. Осенью 1812 года, в дни захвата Москвы французами, Марьина роща служила надежной «зеленой тропой» москвичам, покидавшим оккупированный город. Накануне бегства французов из сожженной Москвы сюда, в Марьину рощу, «заскочил» небольшой отряд мародеров, которых окрестные жители тут же перебили вилами, топорами и дубинами и закопали на пустыре у Лазаревского кладбища. Там же, на гигантских кострах из свежесрубленных деревьев, сжигали свозимые в Марьину рощу со всей Москвы останки погибших в городе французских солдат.

Новая жизнь Марьиной рощи началась со строительством Московско-Виндавской железной дороги. Остатки священной рощи были вырублены. Были продолжены 17 проездов Марьиной рощи, но вскоре два из них таинственным образом исчезли с карты Москвы. Исчез 7-й проезд, а за 15-м сразу следует 17-й. Куда пропали проезды, до сих пор неизвестно. Специалисты по нумерологии считают, что не случайно пропали именно эти улицы. Числа 7 и 16 связаны с жертвенными обрядами Маре. Вокруг жертвенника богини смерти нужно было пройти 7 священных кругов, прочитать 15 заклинаний. Случайно ли такое совпадение, или это «игры» богини Мары?

Начатое в 1897 году строительство стальной магистрали показало, что ближайший к вокзалу участок дороги обязательно пройдет по землям Марьиной рощи, принадлежавшим графу Шереметеву. Вскоре в одной из гостиных Петербурга к Шереметеву подошел бравый вице-адмирал, бывший военно-морской атташе во Франции Евгений Алексеев. В светском разговоре адмирал похвалил графу здоровый климат его останкинских владений и предложил выкупить у Шереметева соседние пустовавшие участки марьинорощинской земли для их массовой застройки дачами. Шереметев опрометчиво согласился. Сделка была заключена и стала полной неожиданностью для строителей Виндавской дороги.

Как оказалось, адмирал Алексеев на переговорах с Шереметевым выступал лишь подставным лицом знакомых ему еще со службы во Франции финансистов из банка «Лионский кредит». Приобретя по дешевке графскую землю, французы получили щедрый выкуп от строителей железной дороги, т. к. проложить трассу на соседних участках не представлялось возможным.

Получив сверхприбыли от перепродажи части шереметевских земель для постройки железной дороги, французы спешно и задешево распродали оставшиеся у них наделы в Марьиной роще. Прежде участки вдоль главной магистрали района – Первой (ныне Шереметевской) улицы, соединявшей центр Москвы с местами массовых гуляний в самой роще и в Останкино, весьма ценились местными трактирщиками и лавочниками. После того как эта улица превратилась в фактический тупик при железной дороге, загородные гулянья перешли в Петровский парк и на Воробьевы горы.

А в Марьиной роще один за другим заполыхали деревянные здания ранее доходных трактиров «Приволье», «Уют», «Антиповский». По странному совпадению, все их владельцы незадолго до пожаров застраховали свою недвижимость на огромную сумму в крупнейших страховых компаниях. Отгорев, но, отнюдь не прогорев, местные кабатчики и лавочники наперебой стали вкладывать страховые премии в строительство жилых домов, т. к. вокруг их лавок стали стремительно расти заводы и фабрики.

В начале XX века в Марьиной роще появились новые преступные промыслы. На месте нынешней пятиэтажки за № 64 по Октябрьской улице располагался двухэтажный дом с вывеской на стене: «Экипажное заведение». Владевший этим домом до середины 1920-х гг. Иван Ланин официально считался хозяином постоялого двора. Однако основной доход ему давали подряды на транспортное обслуживание налетчиков с Сухаревки и Хитрова рынка. Работавшие на Ланина грузовые извозчики-ломовики вывозили товары с подвергавшихся ограблениям складов Виндавской железной дороги. Они же, не задавая лишних вопросов, занимались оптовой поставкой в крупные московские магазины фальсифицированной паюсной икры, производство которой было налажено из балтийского сырья в складе у платформы «Зыково» (ныне «Гражданская»).

Кроме того, Ланин перепродавал в Москве краденых лошадей, которых ему поставляли цыгане, и вместе с местным портным Ильиным и трактирщиком Петром Шубиным держали на паях подпольный цех по перекройке ворованной со складов и из магазинов одежды, которую оптом сбывали на том же Сухаревском рынке.

С 1915 года самым доходным «теневым бизнесом» Марьиной рощи стал сбыт поддельных почтовых марок. Во время первой мировой войны из денежного обращения Российской империи, погружавшейся в инфляцию, стала стремительно исчезать разменная серебряная монета – гривенники, пятиалтынные и двугривенные. Вместо нее министерство финансов ввело в обращение почтовые марки достоинством в 10, 15 и 20 копеек с портретами царей Николая II, Николая I и Александра I. На обороте всех этих марок, впервые появившихся в 1913 году к 300-летию царствия династии Романовых, в военные годы ставили печать в виде двуглавого орла с надписью: «Имеет хождение наравне со звонкой монетой». Отсутствие какой-либо защиты на новых марках облегчило их массовую подделку. А вот их массовым сбытом фальшивых марок руководили проживавшие в Марьиной роще братья Алексеевы.

Летом 1917 года, когда по объявленной Керенским амнистии из тюрем Москвы на свободу вышли тысячи уголовников, Ильина ограбили и зарезали гастролеры. Тогда же оборвалась преступная карьера братьев Алексеевых, наладивших в конце 1917 года подделку мандатов Реввоенсоветов на право производства обысков и реквизиций.

Дольше всех из «крестных отцов» Марьиной рощи продержался кабатчик Петр Шубин, который в 1920-е годы легально держал в своем бывшем трактире «Уют» скромную чайную – и тайно вкладывал деньги в производство якобы контрабандных французских духов «Л’Ориган». На самом деле их разливала на взятой в аренду бывшей шоколадной фабрике Ливанова в 5-м проезде Марьиной рощи артель фиктивных кооператоров. Собрав достаточный капитал, они восстановили шоколадное производство, получив право на закупки фондового сахара и крахмала по твердым государственным ценам. По договору фабриканты должны были сдавать 70 % готовой продукции в госторговлю по твердой цене. Но на самом деле они сдавали государству минимум товара, сбывая большинство сладостей в провинцию по рыночным ценам. Когда работой фабрики в 1926 году всерьез заинтересовались ревизоры, хозяева тут же свернули «Цыганский пищепром», как иронично прозвали фабрику в Марьиной роще.

В 1920–30-е годы, когда в этом районе скопилось немало бандитского сброда, имя «Марьина роща» вновь стало символом «нечистого». Само же кладбище стало пристанищем для честных воров, кишело ими. Если случалось, какой-нибудь вор «спалился» с кражей, стоило лишь добежать до кладбища: потерпевший уже не решался преследовать его дальше. Случалось, угрозыск устраивал на кладбище облавы, но воров вовремя предупреждали их пристяжные шестерки, и бандиты уходили в многочисленные кладбищенские лазейки.

У всех на устах были имена Кольки Хрящика, Бориса Бондаря и других блатных, наводивших ужас на всю Москву. Марьина роща приобрела славу места, где можно легко приобрести поддельные документы или фальшивые ассигнации, сбыть краденое. В лабиринтах узких улочек рядом с домами добропорядочных граждан возникли настоящие воровские притоны. Большинство событий в фильме «Место встречи изменить нельзя» происходит в Марьиной роще. Свою неудачную засаду соратники Глеба Жеглова устраивают у Верки-модистки, живущей в 7-м проезде Марьиной рощи. Награбленное добро бандиты из «Черной кошки» прячут на задворках товарного двора Рижского вокзала. И, наконец, саму банду арестовывают в подвале продовольственного магазина на Трифоновской улице. По иронии судьбы, именно в Марьиной роще появляется первый советский маньяк, вошедший в историю криминалистики под соответствующей кличкой – «Маньяк».