Текст книги "Москва разгульная"

Помимо музыкальных концертов, здесь проходили чемпионаты по борьбе с участием русских богатырей, таких, как И. Поддубный, И. Заика. Запускались и бывшие тогда новинкой «гигантские воздушные шары», на которых желающие могли совершить воздушное путешествие.

В 1913 году владельцем сада стал «русский негр» Фредерик Брюс Томас, который вместе с двумя русским товарищами взял сад в аренду. Всего за год «Томас и Компания» вернули саду былой блеск. По подсчетам прессы, каждый из партнеров в первый год заработал по нынешнему курсу 1 млн долларов.

Пленники судьбы:

Уроженец штата Миссисипи, Томас поначалу работал официантом в Чикаго и Бруклине. Затем уехал в Лондон, оттуда в Монте-Карло, пока его не порекомендовал своим друзьям в качестве слуги один из великих князей. Но Томас предпочёл знакомую работу – в 1899 году он уже известен как «поющий официант Федор Федорыч» в «Яре», а вскоре стал управляющим знаменитого сада «Аквариум» и варьете «Максим», где выступал Александр Вертинский. Томас стал первым из афроамериканцев, получивших российское гражданство.

Фредерик Брюс Томас первым познакомил московскую публику с экзотическим танцем «танго»

Разбогател Фредерик Брюс Томас в годы первой мировой войны, в период строгого сухого закона, став ресторатором и подпольным бутлегером. Незаконная продажа спиртного стала высокодоходным делом. По словам писателя Алексея Мокроусова, обеспеченные клиенты Фредерика соглашались только на лучшее, и именно его умение удовлетворять их запросы во время действия сухого закона за короткий, трёхлетний отрезок времени сделало его мультимиллионером. «В таких местах высокого класса, как „Аквариум“ и „Максим“, для владельца было нормальным делом платить полицейским чиновникам, ответственным за обеспечение запрета на продажу спиртного. Подобные взятки могли достигать солидного размера. Так, некий Ричард Фомич Жичковский, который служил начальником отдела полиции в районе, где располагался „Аквариум“, и которому Фредерик, несомненно, давал взятки, скопил достаточно денег для покупки автомобиля для двух своих любовниц, а также пары лошадей и двухместного мотоцикла».

Московские обыватели злословили, что, несмотря на начавшуюся войну, Фредерик Брюс наслаждался в «Аквариуме» «неслыханным успехом» и в «колоссальных» количествах «собирал лавры и серебряные рубли». Деньги лились рекой. Однако Фредерик не разглядел надвигающейся беды. Своё самое крупное вложение в Москве удачливый предприниматель сделал в феврале 1917 года. Он приобрел в Каретном ряду шесть прилегающих друг к другу домов для сдачи в аренду. По иронии судьбы, они находилось через улицу от сада «Эрмитаж» – единственного соперника «Аквариума». Заплатил он 425 000 рублей, что сегодня составило бы примерно 7 миллионов долларов.

Томас был трижды женат и, если бы не революция, мог бы кончить жизнь в окружении любящей семьи и несметного богатства. Но история и судьба непредсказуемы. После революции на Томаса обрушились все мыслимые несчастья; одно время он пытался содержать столовую для артистов «Аквариума», но без особого успеха. Когда он узнал, что попал в списки на арест, он решается на авантюрное бегство из России с 25 долларами в кармане. Томас попадает в Константинополь, пробует открыть ресторан – клуб «Максим», продвигает джаз, но былого успеха уже не достигает.

Вскоре его настигает новый удар – еще одна революция, на этот раз в Турции, которая вынудила Томаса покинуть Константинополь, ставший к тому времени Стамбулом. Он увяз в долгах и разборках с мошенниками, поехал за правдой в новую столицу Турции Анкару, но оказался там в долговой тюрьме, потом был переведен в тюрьму в Стамбуле, где заболел и умер.

Несмотря на катаклизмы, происходившие в стране, сад «Аквариум» продолжал работать и в послереволюционные годы. В 1920-1930-е годы здесь функционировали театр, кинотеатр, ресторан.

В 1921 году в течение весны и лета ежедневно на сцене сада с большим успехом шел спектакль театра Теревсат «Путешествие Бульбуса 17–21». Четыре роли в этом спектакле исполнял Леонид Утесов, там он впервые выступил как руководитель джазового голосового оркестра (джаз-гола)

Через два года в зимнем театре «Аквариум» открылся Мюзик-холл, где выступали Н. Смирнов-Сокольский, Л. Утесов, Г. Ярон и др. Некоторое время здесь работали Театр оперетты и Театр-студия имени М.Н. Ермоловой. Роскошный некогда сад постепенно приходил в запустение. В конце 50-х годов возле пожара началось строительство нового здания Театра имени Моссовета, и все оставшиеся в саду художественные изыски, каскады, водяные затеи, ландшафтные находки были утрачены.

Ныне сад «Аквариум» служит зеленым фойе Театра имени Моссовета, а также местом отдыха для москвичей и гостей столицы, которых встречает Бог света, покровитель искусств, предводитель муз, поэтов и музыкантов, лучезарный бог Аполлон.

2. Запретные удовольствия Терпсихоры

2.1. «Кощунственные забавы» маскарадов

Любимыми развлечениями жителей первопрестольной были маскарады, балы и театральные забавы. Традицию проведения маскарадов в России начал император Петр I, – страстный любитель праздников и массовых увеселений. Государь лично придумывал сценарий веселья и давал указания, в каких костюмах должны явиться участники. Гости садились в сани и устраивали костюмированный проезд по всему городу.

Одной из любимых «кощунственных забав» Петра I был «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор», резиденция которого находилась в Москве, во Пресбурге, возле села Преображенское. Описания скандального «собора» присутствуют в исторических работах В. О. Ключевского, в произведениях Алексея Толстого «Пётр I» и «Антихрист», в романе Дмитрия Мережковского «Пётр и Алексей».

Устройство «собора» кощунственно копировало всю церковную иерархию. В составе «собора» были «дьяконы», «попы», «архиереи», в том числе «митрополиты», а также «диаконисы», «князь-игуменья» и пр. Были у собора и свои кощунственные молитвы. Членство в «соборе», как правило, было насильственным, особенно это касалось представителей старой знати, подвергавшихся в нём всевозможным унижениям. Среди членов «собора» были такие государственные деятели, как Г. И. Головкин, Т. Н. Стрешнев, И. А. Мусин-Пушкин, Ф. М. Они имели постоянную обслугу и штат смехачей, певчих, скоморохов, шутов и «дураков».

Состав постоянных участников «собора» безудержного разгула составлял от 80 до 200 человек, всем им были пошиты особые одеяния, которые представляли собой пародию на облачения священнослужителей: так, вместо архиерейской панагии они носили флягу с вином, а на митре «князя-папы» был изображен не Христос, а бог виноделия Бахус. Главное требование устава «Всешутейшего собора» гласило: «быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда».

У «собора» был постоянный глава – «князь-папа», «великий господин, архиепускуп Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх». Эту должность по очереди занимали М. Ф. Нарышкин, Н. М. Зотов и П.И. Бутурлин, которому, по приказу царя пришлось обвенчаться со вдовой предыдущего патриарха Н. Зотова. Сам же царь Петр объявил себя простым протодиаконом.

Сохранилось любопытное описание обряда по «освидетельствованию» новопоставленного «князь-папы». Как пишет историк Шмурло, выборы нового патриарха всешутейшего собора в 1718 году были кощунственной пародией на церковный чин избрания главы Римской католической Церкви. Выборы происходили при закрытых дверях, аналогично папскому конклаву; избранного главу собора сажали на кресло для отхожего места и ощупыванием органов проверяли его пол, затем по-латыни провозглашали: «Священническое достоинство имеет!» Аналогичный обряд действительно существовал при избрании римских пап и основывался на легенде о папессе Иоанне.

После освидетельствования выбранного «понтифика» несли в сопровождении всего «собора» в дом, где, его раздевали, и опускали голым в гигантский чан, полный пива и вина. «Князь-папа» плавал в ковше, а гости, мужчины и женщины, принадлежавшие к высшим боярским фамилиям, в обнажённом виде, пили вино из этого чана и распевали непристойные песни на церковные мотивы.

Историк Валишевский так пишет об этих «шутейских соборах»: «Шутовским кардиналам строго воспрещалось покидать свои ложа до окончания конклава. Прислужникам, приставленным к каждому из них, поручалось их напаивать, побуждать к самым сумасбродным выходкам, непристойным дурачествам, а также, говорят, развязывать им языки и вызывать на откровенность. Царь присутствовал, прислушиваясь и делая заметки в записной книжке».

Самым знаменитым «князь-кесарем» «собора» был Фёдор Юрьевич Ромодановский. Пётр звал его «королём» и «пресветлым царским величеством», именуя себя «холопом и последним рабом» князя. Во время отъезда Петра за границу «князь-кесарь» по царскому поручению управлял Москвой, был окружён монаршими почестями и «жаловал» Петру все его воинские звания. После смерти шутовского монарха титул «кесаря» перешел к его сыну Ивану. Жена младшего Ромодановского, Наталья, играла роль русской царицы, облекалась в костюм старинного покроя, принимала с важностью все высокие почести, ей воздаваемые.

Своя иерархия в «соборе» была у женщин. Высшим женским титулом был титул «княжна-игуменья», до 1717 года ею бессменно была Дарья Ржевская, а потом Анастасия Голицына, женщины самых древних аристократических родов. Затем шли «игуменьи», «диаконисы» и «монахуйни» («монахини»). Помимо этого, к участию в соборных действах привлекали жён «служителей Бахуса».

Ни одно из «заседаний» не обходилось без многочисленных придворных шутов, карлов, уродов, пьянчуг и безобразников. Все эти лица носили с одобрения Петра прозвища, которые, по словам историка Ключевского, никогда не смогут появиться в печати. Так, например, у Петра I была нецензурная кличка – Петрохуй, а Бутурлин имел прозвище «князь-папа Ибасса».

Андрей Бесящий (Андрей Матвеевич Апраксин) с нецензурным прозвищем «Починихуй Опраксин». Неизвестный художник

Большинство «шутейных заседаний» собора представляли собой пародии на церковные праздники. Так на первой, строгой, неделе Великого поста «всепьянейший собор» Петра устраивал «покаянную» процессию. «Его всешутейшество» выезжал, окружённый своими сподручниками в вывороченных полушубках, на ослах, волах или в санях, запряжённых свиньями, козлами и медведями. Пьянство среди них именовалось «Ивашкой Хмельницким», а разврат – «Еремкой». Петр I сделал эти богохульные пьяные оргии постоянными. В них принимало участие несколько сот пьяных людей.

«Дьявол, играющий на голове священника, как на волынке». На Руси Петра 1 называли Антихристом, а его любимца Лефорта – Чертушкой

Вот что пишет об этих «богомерзких забавах» богослов протоиерей Лев Лебедев: «…подобные потехи имеют демоническое происхождение. Это подражание бесам, любящим принимать на себя образы различных людей или животных… люди очень точно узнали и почувствовали ДУХ петровских нововведений, определив его как дух АНТИХРИСТОВ». Возможно поэтому, самодержца на Руси называли Антихристом, а его любимца Лефорта – Чертушкой, как демона рангом пониже.

Самым ярким и знаменитым «кощунственным развлечением» Петра I стало новоселье в новом роскошном дворце, который государь подарил своему любимцу, адмиралу русского флота Францу Лефорту. Новоселье в Лефортовском дворце состоялось 21 января 1699 г. Палатный мастер Дмитрий Аксамитов построил нечто невиданное. Расположенный на высокой возвышенности дворец с высокими крышами, украшенными резными гребнями, словно висел в воздухе, создавая иллюзию трех сказочных теремов, слитых в единое здание.

Лефортовский (Петровский) дворец на Яузе, кон. XVII век

Это было великолепное сооружение с большой «парадной палатой» – залом высотой 10 метров и площадью в 300 кв. метров, рассчитанным на 1500 гостей. Это было самое просторное помещение, специально спроектированное для входивших в моду ассамблей. Стены зала, обитые английским красным сукном, были украшены «парсунами» и зеркалами в резных янтарных рамах. Золоченая резьба и изысканная лепнина придавали апартаментам парадность и блеск. Дворец поражал своей «царской пышностью» не только москвичей, но и европейцев. Один из них, певец Филиппо Балатри, был не просто поражен, а растроган: «Мне казалось, – писал он в своих записках, – что Слобода – сестра Флоренции, что я опять на родине».

На новоселье у Лефорта присутствовали: царь, придворные, вельможи, иностранные посланники и служилые иноземцы, всего около трехсот человек. Дворец освятили во имя языческого бога вина и веселья Вакха (Бахуса). По Москве еще долго судачили о том, как «князь-папа» «всешутейего» собора Никита Зотов, освящал новый дворец, прыгая с кадилом, распространявшим вместо ладана табачный дым. На голове у шутовского «патриарха» была жестяная «митра» с изображением Бахуса, посох украшал Амур с Венерой, глиняная фляга изображала панагию, а «евангелием» служил ящик в форме книги, внутри которой находились склянки с водкой. Крестом, которым он раздавал окружающим «благословение», служили перекрещенные табачные трубки.

Всем приглашенным было запрещено покидать его стены в течение трех суток, приказано спать по очереди, сменяя танцующих. Неудивительно, что все закончилось грандиозной попойкой. Богохульники вместе с «православным русским царём» так глумились над церковью, что возмущались даже невозмутимые иноземные послы и чуждые православию служилые иноземцы, в том числе и преданный государю Лефорт.

Пленники судьбы:

Франц Лефорт, отважный рубака, балагур и весельчак, родился в 1656 году в Женеве в семье преуспевающего коммерсанта. Приехав в Россию в 1675 г. в числе многочисленных искателей приключений, он поступает в армию в чине капитана под начальство генерала Патрика Гордона и вскоре женится на его родственнице Елизавете Сухэ. В семейной жизни Франц Лефорт пережил тяжелые испытания: из одиннадцати детей, которые родились у него в браке с Елизаветой, в живых остался только один – сын Анри. Однако большой любитель вина и «женок», не раз говорил, что у него как минимум двадцать пять внебрачных детей.

Портрет Франца Лефорта, Картина Михила ван Мюссера. 1698 г

В 1690 году Петр впервые посетил Немецкую слободу. Сначала он приезжал к Гордону, но спустя несколько месяцев «переключился» на Лефорта, у которого всегда гуляли с большим размахом и весельем. По словам современников, никто не мог лучше его устраивать праздники, балы и пиршества. Видимо, гуляли от души, так как один из современников князь Б.И. Куракин оставил об этом характерную запись: «Помянутой Лефорт был человек забавный и роскошный или назвать дебошан французской. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы… Тут же в доме началось дебошество, пьянство такое великое, что невозможно описать, что по три дни запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать».

Отныне царь стал частым гостем Немецкой слободы. Сюда он наезжал со своими приближенными целыми «поездами». Лефорт умел принять своих высоких гостей, угощая их отменными кушаньями и напитками. Бесконечные балы, попойки по нескольку суток, доступные и веселые фроляйн, все это, несомненно, привлекало молодого царя.

«Именно здесь, в доме Лефорта, – писал князь Куракин, – Петр научился с дамами иноземными обходиться, и амур первый начал быть». Именно Лефорт пристрастил молодого Петра к курению и вину и познакомил юного царя со своей бывшей любовницей, дочерью местного виноторговца Иоганна Монса, Анной. Роман с ней продолжался у царя более 10 лет. Московские сплетники уверяли, что Петр подарил ей роскошный каменный дом и карету, полностью изготовленную из чистого золота…

Едва поселившись в своем дворце, Лефорт сразу же приказал обить стены своей комнаты черной тканью и украсил их загадочными знаками. И это не было его прихотью. Он возглавлял мистическое «Нептуново общество». Причем сам Лефорт был мастером стула, а царь Петр – всего лишь надзирателем, то есть Франц играл роль наставника. В эту избранную ложу входили восемь человек и среди них сам царь, неразлучный с ним Меншиков, первый адмирал флота Апраксин, князь Черкасский, Голицын, Шереметев и «чернокнижник» Яков Брюс.

Заседания происходили в глубокой тайне, что породило различные кривотолки. Среди горожан поползли слухи, что «царь с немцами творит дела нечестивые и богомерзкие», общается с сатаной и занимается чародейством. Поговаривали, в своем роскошном дворце члены таинственного общества постигали тайны алхимии, искали тайну философского камня и эликсира бессмертия, а также занимались магией. По словам иноземца Иоганна Корба, когда Лефорт был далеко от дома, у очередной любовницы, в его пустой спальне раздавались таинственные шаги и слышались глубокие вздохи.

Лефорту почти не довелось пожить в новом дворце. Менее чем через месяц после «царского подарка», 2 марта 1699 года, хозяин роскошных палат неожиданно умирает в возрасте сорока трех лет. Официальной причиной смерти царя, по мнению лекарей, были «гнилая горячка» и старые раны. Однако реальной причиной его скорой смерти, по мнению современников, стала многолетняя несдержанность в еде и напитках, усугубленное затянувшимся новосельем.

Лефорт умирал тяжело и мучительно. Около постели больного сутками напролет играли музыканты, чтобы отвлечь его от нестерпимых страданий. Большую часть времени несчастный проводил в бреду. По словам очевидцев, в последние дни перед кончиной Лефорт, несмотря на страшные боли, отчаянно ругался, требовал музыки, вина и женщин.

Незадолго до смерти, в комнате Лефорта начала твориться настоящая чертовщина. Как только доктора и музыканты покидали комнату больного, в ней начинала звучать громкая музыка, слышался громкий визг и адский хохот. Вбежав в комнаты, лекари обнаружили лишь порушенную мебель, содранную черную обивку стен и мирно спящего хозяина. По Москве поползли зловещие слухи, что за душой Лефорта ночью приходил сам Люцифер со своими развязными слугами.

Очевидцы уверяли, что в тот момент, когда гроб петровского любимца опускали в землю, из его дворца раздались зловещие звуки, «богомерская» музыка и холодящий душу хохот. С тех пор появилась легенда, что по ночам в пустынных залах дворца появляется белесая тень Лефорта, и порой звучит музыка – якобы та самая, под которую он скончался.

После смерти Лефорта Петр I обратил Лефортовский дворец в свою личную парадную резиденцию, где стал проводить пышные ассамблеи. Историк В. О. Ключевский очень точно сформулировал суть ассамблей: «И биржа, и клуб, и приятельский журфикс, и танцевальный вечер. Здесь толковали о делах, о новостях, играли, пили, плясали…».

Согласно царскому указу, посещение ассамблей было обязательно не только для дворян, но и для их жён, за чем зорко следил «царь балов» Ягужинский. Вчерашние бояре всячески пытались уклониться от участия в ассамблеях, считая подобное времяпрепровождение неприличным. Для упреждения «прогулов» Ягужинский всегда тщательно просматривал списки приглашённых и вычислял симулянтов.

Петровская ассамблея

Вслед за государем ассамблеи стали давать ближайшие придворные и вельможи. Присутствующие на ассамблеях должны были играть в шахматы или шашки, курить табак, распивать спиртное, беседовать и танцевать. Пьяные дрались, соперники ругались, женщины старались унять своих не в меру расходившихся мужей. Хозяева и гости таких ассамблей были не в восторге от причуды Петра I, но деваться было некуда, с царями не спорят.

Поначалу танцы на ассамблеях считались крайне безнравственным развлечением. Собравшиеся сидели как немые, дичились друг друга. Танцующих было очень мало: танцы были мудреные, от танцоров требовалась немалая ловкость. Дамам в напудренных париках, в платьях с огромными фижмами и длинными шлейфами, были неуклюжи и неловки. Но мало-помалу все привыкли к новым костюмам, женщины, выпущенные на свободу, почувствовали силу своей красоты, в них пробудилось желание нравиться. Они стали наперебой учиться у пленных шведов заморским манерам и модным танцам. И скоро бывшие теремные затворницы отплясывали столь усердно, что удивляли своей грацией даже искушенных иностранцев.

На ассамблеях существовало полное равенство: каждый мог пригласить на танец даже государыню и ее дочерей. Иногда, шутки ради, Петр ставил в ряды танцующих самых дряхлых стариков вместе с молоденькими девицами, а сам танцевал в первой паре. Все обязаны были в точности повторять ногами то, что выделывал царь, искусный танцор. Гости уже валились с ног, старики задыхались, кряхтели и падали. За это полагалось наказание – выпить одним махом «Кубок большого орла».

Н. Дмитриев-Оренбургский. Ассамблея при Петре Великом во дворце на Яузе. Потчевание провинившегося гостя кубком «Большого Орла»

Танцы продолжались до тех пор, пока это было угодно государю. Однажды бал в Лефортовском дворце продолжался сутки, так как Петр I решил, что за это время присутствовавшие здесь дамы и кавалеры сблизятся с иностранцами из Немецкой слободы и завяжут с ними полезное знакомство. Со временем петровские ассамблеи прижились, обстановка на них становилась все более непринужденная. Сложились и правила этикета для присутствующих, которые были определены императорским указом «О достоинстве гостевом, на ассамблеях быть имеющем». Вот некоторые из них:

♦ Перед появлением многонародным гостю надлежит быть: Мыту старательно, без пропускания оных мест. Бриту тщательно, дабы нежностям дамским щетиною мерзкой урон не нанести.

♦ Яства употребляй умеренно, дабы брюхом отяжелевшим препятствия танцам не учинять.

♦ Зелье же пить вволю, понеже ноги держат. Буде откажут – пить сидя. Лежащему не подносить – дабы не захлебнулся, хотя бы и просил. Захлебнувшемуся же слава! Ибо сия смерть на Руси издревле почётна есть.

♦ Упитых складывать бережно, дабы не повредить, и не мешали бы танцам. Складывать отдельно, пол соблюдая, иначе при пробуждении конфуза не оберёшься…

Н. Дмитриев-Оренбургский. Ассамблея при Петре Великом

Помимо ассамблей Петр I очень любил многолюдные уличные потехи и маскарады. Наиболее грандиозным московским маскарадом петровского времени стал пышный уличный маскарад, устроенный в 1722 году на Масленицу. Сценарий торжеств, посвященных Ништадтскому миру, завершившему победоносную войну России со Швецией, был написан лично Петром I. Костюмы придворных и карнавальные правила также были строго регламентированы императором. Участвовать в «сем действе» могли только приближенные к государю, всем остальным, допущенным на праздник, приходилось быть лишь зрителями. Продолжался маскарад семь дней, снимать костюмы и покидать его категорически запрещалось.

В. Суриков. Большой маскарад в 1722 году на улицах Москвы с участием Петра I и князя-кесаря И. Ф. Ромодановского

Сборным пунктом для маскарадной процессии стало подмосковное село Всехсвятское, из которого по сигналу ракеты процессия двинулась по Тверской дороге в Москву. В маскараде участвовали император Пётр I, императрица Екатерина I, знатные вельможи и сановники. Все были одеты в оригинальные маскарадные костюмы. Процессия состояла из шести десятков макетов различных судов, установленных на санные полозья. Запряжены эти сани были разными животными: лошадьми, волами, баранами, свиньями и собаками.

Впереди в больших санях ехал шутовской маршал, окруженный группой забавных масок. За ними следовал глава «всепьянейшего собора» князь-папа И. И. Бутурлин, который сидел на возвышении в виде трона, облачённый в длинную красную папскую мантию. В ногах у него восседал на бочке Бахус, державший в правой руке большой кубок с вином. За ними шла свита кардиналов, замыкаемая царским шутом, который сидел в санках, запряжённых четырьмя свиньями.

Далее шёл сам флот, который возглавлял Нептун с трезубцем в правой руке. Нептун сидел в колеснице в форме раковины, перед которой находились две сирены. Князь-кесарь И. Ф. Ромодановский, облаченный в царскую мантию, восседал в большой белой лодке, запряжённой двумя живыми медведями. Далее шёл главный корабль флотилии, который везли 15 лошадей. На корабле сидел сам Пётр I в одежде флотского капитана. Государя окружали мальчики в боцманских костюмах, несколько генералов, одетых барабанщиками, а также денщики и фавориты. За кораблём Петра I следовала золочёная крытая гондола, в которой ехала императрица Екатерина I с придворными дамами. За ней следовали члены «всепьянейшего собора», одетые скоморохами и арлекинами. Шествие проследовало через Тверские ворота и к вечеру прибыло в Кремль, где был устроен грандиозный фейерверк.

В Государственной Третьяковской галерее можно увидеть портрет неизвестного в костюме владыки морей Нептуна. На нем изображен участник маскарада 1722 г. в честь празднования Ништадтского мира. По одной из версий, моделью послужил шут Семен Тургенев, который на свадьбе князя-папы изображал бога вина Бахуса.

Итак, маскарад зародился не в качестве бала, а как пестрое шутовское костюмированное действо, рассчитанное на большое количество зрителей. Сюда можно отнести и красочные уличные костюмированные шествия, и маскарадные санные катания, и шутовские свадьбы (то карликов, то великанов), и даже шутовские похороны.

Знаменитая шутовская свадьба престарелого царского шута Зотова с миловидной молодой вдовушкой сопровождалась веселым и хмельным маскарадом. Жених – шут, был одет патриархом, а царь Петр, князь Меншиков, граф Апраксин и Брюс – фрисландскими мужиками. Они стучали в барабаны, бренчали на разных музыкальных инструментах, что производило оглушительный шум и адский грохот. Неудивительно, что в народе появилась легенда, будто царь Петр оборотень, Антихрист, а настоящего царя подменили во время его пребывания в Европе.

Продолжательницей карнавальных традиций стала императрица Анна Иоанновна, которая в 1731 году устроила грандиозный маскарад по случаю первой годовщины своего восшествия на престол, продолжавшийся целый месяц. Костюмированные увеселения сменились балами-маскарадами. Именно Анна Иоанновна ввела моду на придворных карликов. Из шести карликов при дворе императрицы трое являлись разжалованными аристократами и влиятельными вельможами. Князей Михаила Голицына, Никиту Волконского и графа Алексея Апраксина сумасбродная государыня заставляла кривляться, изображать кур-наседок и бить кулаками друг друга до крови. При этом ни сами шуты, ни окружающие, ни сама государыня не воспринимали назначения в шуты как оскорбление дворянской чести. Для всех было ясно, что шут лишь «исполняет свою должность».

В. И. Якоби. «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны», 1872 год

На картине Валерия Якоби «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны» изображено утро в покоях недомогающей государыни, которую стараются развеселить шуты, играющие в чехарду. Рядом с Анной Иоанновной сидит в небрежной позе её фаворит – Эрнст Иоганн Бирон, на ухо которому что-то нашёптывает глава тайной канцелярии А. И. Ушаков. Супруга Бирона пытается напоить больную лекарством. Рядом сидят – будущая правительница Анна Леопольдовна, французский посол де Шатарди и лейб-медик Лесток. На полу, возле постели, сидит карлица-шутиха калмычка Буженинова. В стороне у насеста с попугаями – поэт В.К. Тредиаковский. У входа – с негодованием взирает на шутовские проказы кабинет-министр А. Волынский. На стуле примостился сын Бирона Карл, который бьёт кнутом шутов. Почти все шуты – знатные аристократы, разжалованные царицей за разные проступки.

На самом первом плане картины лицом к зрителю лежит граф Алексей Петрович Апраксин, который происходил из знатной, царской семьи, племянник генерал-адмирала Ф. М. Апраксина и царицы Марфы Матвеевны. В 1729 году он принял католическую веру, за что и поплатился, став шутом – проказником. По словам Никиты Панина, это «был несносный шут, обижал всегда других и за то часто бит бывал».

В согнутой позе стоит князь Михаил Алексеевич Голицын, внук князя Василия Голицына – известного фаворита царевны Софьи. Когда Михаил Голицын был в Италии, он перешел в католицизм, женился на итальянке и потом с ней и ребенком, родившимся в этом браке, вернулся в Россию. Узнав, что государыня весьма строго относится к вопросам религии, Голицын тщательно скрывал свою новую веру и брак с иностранкой, и тайно поселился в Москве, в Немецкой слободе. Но «доброжелатели» обо всем донесли императрице. Государыня, узнав о вероотступничестве князя, в гневе отозвала Голицына в столицу и признала его брак незаконным. Жену князя отправили в ссылку, а его самого в наказание за отступничество взяли в штат «дураков – шутов», дав прозвище «Квасник», поскольку он должен был подавать гостям квас. Из-за многочисленных унижений князь чуть было не сошёл с ума. Спас его брак с придворной шутихой-карлицей Авдотьей Бужениновой. Этот брак вошёл в историю благодаря Ледяному дому, который построила для них сумасбродная императрица.

Ещё один знатный шут на картине – князь Никита Волконский, который сидит верхом на Голицыне. Волконский был назначен шутом при дворе «по давнишней злобе к жене его Аграфене Петровне», которая была замечена в дворцовых интригах. В его обязанности входило кормить левретку императрицы Цитриньку и разыгрывать бесконечный шутовской спектакль – будто он по ошибке женился на князе Голицыне.

На полу сидит шут д'Акоста (с бичом), слева (со скрипкой) – шут Педрилло, а возвышается над всеми – столбовой дворянин Иван Емельянович Балакирев, главный шут императрицы Анны. Он сильно пострадал в конце царствования Петра I, оказавшись втянутым в дело фаворита Екатерины I Виллима Монса. За связь с Монсом Балакирев получил 60 ударов палками и был сослан на каторгу.

После смерти Петра, Екатерина I вызволила с каторги верного слугу, а при Анне Иоанновне отставной прапорщик Балакирев стал шутом.

Особенно любила Анна Иоанновна вульгарные шутки Балакирева, замешанные на непристойностях. Раз любимый шут стал публично жаловаться на свою жену, которая отказывала ему в постели. Этот «казус» стал предметом долгих шутовских разбирательств, а потом Синод на своем заседании принял решение о «вступлении в брачное соитие по-прежнему» Балакирева со своей супругой.

Между шутами периодически вспыхивали непристойные распри и нешуточные драки, которые очень веселили государыню. Борьба за милость государыни тут шла с не меньшим напряжением, чем в среде придворных: с кляузами, подлостями и даже мордобоем. Как пишет историк Иван Забелин, императрица Анна Иоанновна была ханжой, блюстительницей общественной морали, но при этом состояла в незаконной связи с женатым Бироном. Поэтому шуты с их непристойными и вульгарными шутками позволяли императрице снимать неосознанное напряжение и расслабляться.