Текст книги "Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века"

Есть упоминания исследователей о том, что из этой эмиграции Мережковские возвращаются уже масонами. Е. Иванова, автор статьи «Об исключении В. В. Розанова из Религиозно-философского общества», предваряющей публикацию архивного материала «Доклад и прения по вопросу об отношении Общества к деятельности В. В. Розанова», сообщает о том, что Мережковские входили в список масонской ложи «Великий Восток народов России», и высказывает предположение, что РФО предреволюционной поры являлось скрытой формой существования ложи в России[103]103
  «Сегодня, – пишет Е. Иванова, – когда мы располагаем опубликованным списком масонской ложи „Великий Восток народов России“, мы не без изумления обнаруживаем, что все выступавшие на этом заседании [19 октября 1913 г.] были членами ложи: председатель собрания А. В. Карташев был даже членом совета, Д. С. Мережковский также входил в нее. Входили в ложу и все ораторы: А. А. Мейер, А. Ф. Керенский (он в эти годы и позже бывал в ПРФО и дома у Мережковских. – И.В), Н. Д. Соколов и В. Я. Богучарский, – все не только входили в эту ложу, но и в разное время играли в ней видную роль». «Загадочно звучат, – продолжает Е. Иванова, – попавшие даже в отчет слова Мережковского о том, что он получил из-за границы запрос, почему РФО не реагирует надело Бейлиса. Для всякого, кто представляет себе общественную жизнь предреволюционных лет, такое признание покажется по меньшей мере странным: общение как с зарубежными писателями, так и с общественными деятелями в те времена осуществлялось на уровне контактов между отдельными личностями, а не на уровне групп и объединений» (см.: Наш современник. 1990. № 10. С. 106. См. также: Речь. 1913. № 287. 20 окт. См. список членов «Ложи Мережковского»: Русские масоны 1731–2000 гг.: Энциклопедический словарь. М., 2003. С. 1144).


[Закрыть].

К началу ПРФО 1907–1917 гг. Д. Мережковский пишет ряд статей[104]104
  Меж двух революций Д. Мережковский пишет «Гоголь и черт» (1906), «Пророк русской революции» (1906), «Грядущий Хам» (1906), «Лев Толстой и революция» (1908), «К будущей критике христианства» (1908), «Больная Россия» (1910), «Розанов» (1913), «Чаадаев» (1915) и др.


[Закрыть], где высказывается о том, что он считает «истинным» христианством, какова роль русской интеллигенции в истории всемирного богочеловеческого процесса, и пытается обосновать историческую необходимость «нового религиозного сознания» и его связь с грядущей революцией в России.

Патриотический подъем 1914 г. выделяет мессианский аспект в теоретических построениях Мережковского: место «нового Израиля» должен заступить революционный народ как могущий осуществить в обществе «новое религиозное сознание».

В 1917 г. Мережковские попытались организовать митинг солидарности представителей «нового религиозного сознания» с революционным народом (неизвестно, состоялся ли он), афиша которого имела два предположительных названия «Бог и я» и «Бог или я».

Сделав краткое историческое вступление, перейдем к изложению общей доктрины «нового религиозного сознания» Д. Мережковского. Она представляла собой учение о том, как и в каких пунктах нужно модернизировать существующее «историческое» православие (мы говорим «православие», ибо реформистские устремления «неохристиан» были исторически направлены на обновление христианства в православной России).

В рассуждения Д. Мережковского о необходимых религиозных реформах вошли пять главных положений. Первое определил тезис НРС о том, что религия представляет собой совокупность национального духа и культуры народа (с вытекающими отсюда выводами о месте культуры в системе церковных религиозных ценностей). Второе связано с метафизической проблемой «плоти» и «духа» (по этому пункту сталкиваются взгляды на «плоть» Д. Мережковского и Н. Бердяева, Д. Мережковского и В. Розанова) и «новыми откровениями» о человеке. Третье рассматривает Церковь как общественный институт, всегда определяемый историческим периодом развития человечества (в данном случае «наступающей» эпохой Святого Духа) и долженствующий участвовать в современности в полной мере. Четвертое говорит об отношениях Церкви и государства и определяет роль государственности в следующем «зоне». Пятое стоит особняком, как своеобразный итог, – это сакральное рождение новой Церкви с новым религиозным единством – социальным.

Религия и культура

Начало XX в. оказалось сопряжено с экстатическим подъемом в мироощущении и творчестве поэтов, художников, философов, в свою очередь, связанным с убежденностью в том, что все они принимают участие в духовном обновлении России. Значение культуры поднимается на неизмеримо высокую ступень, может быть, и не всегда соразмерную ее настоящей значимости. Не случайно этот период получит название Серебряного века русской культуры. Подъем в культуре России совпадает с возвратом интеллигенции к религиозному мироощущению. Рождение символистско-декадентского направления в культуре с его обращением к образам сакрального мира подводит Д. Мережковского к мысли о сакральном же ее назначении. Именно с вопроса об освящении культуры начинает писатель свою общественную «проповедь» о новом направлении христианства.

Оценивая значение культуры в данном контексте, Д. Мережковский поверяет творческую значимость поэта и писателя критерием религиозности: в творческой среде рождаются те одинокие личности – религиозные гении, «делатели» культуры, питающиеся из Божественного источника, а значит – двигающие вперед богочеловеческий процесс. Добровольным участием в богочеловеческом процессе эти деятели оправданы перед Богом. В работе «Мистическое движение нашего времени» он определяет культуру как взаимодействие поколений для достижения «цели мистической, религиозной». В этом смысле религия и культура становятся у Д. Мережковского дополняющими и взаимозаменяющими друг друга понятиями. Д. Мережковский заявляет, что культура заменит собой религию, займет ее место, т. е. сама станет религией, настолько сильна в ней сегодня мистическая составляющая.

Задачей культуры всегда было отражение жизни человеческого духа, культура была для Д. Мережковского той областью, где действовал «гений», являвшийся, по НРС, мировой скрепой процесса созидания богочеловечества, тот творец, гениальность которого, по Н. Бердяеву, должна была быть признана «святостью».

Д. Мережковский утверждал, что носителем религии культуры должен стать народ, а духовенство реакционно, если оно считает, что всякое участие в делах мирских есть компромисс, отход от религии в «безбожие». «Народ еще не дошел до неизбежной точки… еще вовсе не осознает, в кого и как верить… Нет, лучше народу прозреть и стать перед этим страшным раздвоением путей – жизни и религии… Лучше народу, подобно людям новым[105]105
  Но есть мережковцам. Курсив мой.


[Закрыть], ошибочно уклониться… в сторону безбожия… нежели охранять… не осознанную им веру»[106]106
  Мережковский Д. Св. София // Мережковский Д. Больная Россия. С. 90.


[Закрыть]. Таким образом, писатель поставил рядом с народом людей новых – еще не признанных деятелей, которые поняли, что религия не может существовать вне «дел мирских», что религия и культура – одно, и потому культура как «плоть мира» должна занять свое место в Церкви.

С такой установкой Д. Мережковский начинает рассуждать в той же статье о том, что «носитель культуры», веруя, и не подозревает, «какой мираж эти два пути» – мир, который «во зле лежит», и вера. «Неужели они не одно, как Отец и Сын – одно? А где Отец и Сын – там и Дух животворящий. Двух путей нет в действительности», но придерживающиеся их «раскалывают Единое… Духа животворящего нет ни на тех, ни на других». Победить же окружающее и наступающее на Россию «язычество и мещанство западной цивилизации, угрожающей России торжествующим Хамом», можно «лишь последней силой последней религии – религии Троицы, религии всеобъемлющей… принимающей в себя всю настоящую и будущую человеческую культуру, все откровения и знания, соединяющей в себе разум-волю-чувство, как соединены в человеке его дух-душа-плоть»[107]107
  Там же. С. 86. Курсив Мережковского.


[Закрыть].

Сформулировав связь культуры и религии, Д. Мережковский показал в общих чертах свою «религию Троицы»[108]108
  Примечательно, что в 1907 г. журнал «Век» опубликовал заметку, подписанную «свящ. Николай Кушнерук», которая была озаглавлена «К вопросу о „новом“ религиозном сознании». Автор заявил, что на деле учение это «не ново, даже очень не ново» Так как еще в XII в. существовало на Западе среди «нищенствующих братьев… сочинение, которое под заглавием „Вечное Евангелие“ поразило ужасом всю латинскую иерархию. Приверженцы „Вечного Евангелия“ заявили», – писал Н. Кушнерук, – «что оно замещает собою Новый Завет, как последний заменил Ветхий; эти три книги составляют тройственное откровение, соответствующее Троице Божества. В Божественном управлении миром существуют эпохи… под влиянием Бога-Отца… под влиянием Бога Сына, но наступает время, когда он будет находиться под влиянием Бога Духа Святого» (см.: Век. 1907. № 25. С. 400). Читал ли заметку Д. Мережковский? Несомненно. В пользу этого говорит то, как оперативно реагировал Д. Философов на споры, происходящие в российской прессе, присылая свои статьи из Парижа. Зная о том, что было время, когда Д. Мережковский зачитывался апокрифами, можно предположить, что и учение это было ранее ему знакомо. И, может быть, легло канвой для дальнейших надстроек. Так или иначе, опровержение от Мережковского в печати не появилось.


[Закрыть]. Долгое время в России, по Мережковскому, мы были лишены культуры как религии, т. к. взяли христианство из византийского «замутневшего источника». Византия, по заключению Д. Мережковского, и самого-то храма Святой Софии была лишена, т. к. не почитала Христа как Премудрость Божию, забыла Троицу, а знала только Сына и все связанное с Его жизнью. Она «остановилась на Христе», «не проходя… сквозь Него к Отцу и Духу», и потому «сделалась такой же косной и бессильной… как ныне еврейская и магометанская» веры, остановившиеся только на Одном – на Отце[109]109
  Мережковский Д. Св. София. С. 84.


[Закрыть]. «Дух оставил этот народ», и язычники «оказались сильнее его»[110]110
  Там же. С. 85.


[Закрыть]. Та же судьба национальной гибели ждет Россию, если она не пройдет через преобразование культуры в религию и не примет религию «обновленной» веры в Святую Троицу «по-мережковски».

Символизм – вот, по Д. Мережковскому, то течение в культуре, которое стремится видеть в реальности ее мистические первообразы. Символизм представлялся ему тем последним и единственным течением в культуре, которое обречено быть внесенным в Церковь и освященным ею. В символизме декадентов Д. Мережковский видел, скорее, новое религиозное движение, которое он назвал христианством Третьего Завета. Он писал: «Декадентство в России имело значение едва ли не большее, чем где-либо в Европе», «декадентство в России… было явлением… глубоко жизненным… одним из тех медленных переворотов… которые производят иногда большее действие, чем внезапные землетрясения». Он считал, что «русские декаденты – первые в русском обществе вне всякого предания церковного, самозародившиеся мистики, первое поколение людей, взыскавшее тайны – какой именно… Божеской или диавольской, – это вопрос, который решается уже по выходе из декадентского подполья… в новое религиозное сознание»[111]111
  Мережковский Д. Не мир, но меч. СПб., 1911. С. 77–79.


[Закрыть].

Для символистов творчество жизни было программной установкой, оно было сопряжено с ожиданием мистических откровений. Символисты – А. Белый, А. Блок, В. Брюсов, Вяч. Иванов, К. Бальмонт – были сторонниками активного и деятельного отношения к миру, но деятельность эта состояла в созидании себя по законам символизма. Символистами могли быть люди и не пишущие стихов и картин, не сочиняющие симфоний, но делающие свою жизнь по законам символистского «вероисповедания», остро переживающие конец века как конец истории. Символизм казался духовнее декадентства, он опирался на личный душевный опыт, от которого стремился воспарить к мистическим высотам. Декадентство играло упадничеством, «препарированием» самой душевной жизни человека. В декадентско-символистской литературе с начала ее слышалось отчетливое богоборческое настроение. Из старшего поколения символистов, к которому литературоведы относят Д. Мережковского и 3. Гиппиус, с потусторонними силами общались поэты Федор Сологуб, Вячеслав Иванов, в «башне» (квартире) которого устраивались полночные «радения» с загадочными «верчениями» и прорицаниями. Посещал такие вечера и писатель В. Розанов. Выступавший на Собраниях ПРФО с речами в защиту христианства Н. Минский, собирая у себя на квартире около 30 или 40 человек литераторов и деятелей культуры (в том числе Вяч. Иванова и Н. Бердяева с женами, писателя А. Ремизова и других), по выражению В. Розанова, устраивал вечера «декадентской чепухи», предлагал пройти всем специальное испытание причащением человеческой кровью[112]112
  Белый А. Воспоминания о Блоке. М., 1995. С. 92.


[Закрыть].

Младшим символистам (А. Блок, А. Белый, племянник Вл. Соловьева Сергей Соловьев) виделся мир, в центре которого для поклонения стояла «Богиня и Царица» – София Вл. Соловьева. После 1905 г. Д. Мережковский вновь подчеркнет, что считает русское декадентство «первой точкой нового сознания»[113]113
  Мережковский Д. Революция и религия //Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 79.


[Закрыть]. И после 1910 г. он напишет в «Черных колодцах»: «Так называемое декадентство есть отражение в искусстве того, что происходит в жизни», «критика, глумясь над декадентством, проглядела его огромное значение»[114]114
  Мережковский Д. Было и будет. Дневник. 1910–1914. Пг., 1915. С. 314.


[Закрыть].

Тема необходимости «освящения культуры» пройдет красной нитью через учение, которым руководствовалось религиозное движение НРС в течение всех лет своего развития, и не раз еще прозвучит в русском зарубежье в 1920—1930-е гг. С этой темой связан основополагающий тезис «учения» – о равночестии плоти и духа.

Д. Мережковский, ПРФО (1901–1903) и проблема «плоти» и «духа»

Осенью 1901 г. 3. Гиппиус поставила перед Д. Мережковским вопрос: «Разве ты не видишь… разговоры ни к чему не ведут», ничего не меняется в отношениях «даже с Филоеофовым, который нам ближе других и больше понимает главную идею. Разве не стоял все время между нами страшный и нерешенный вопрос: а какое отношение она, эта идея, и вообще все это имеет отношение к действительности?»[115]115
  Гиппиус-Мережковская 3. Н. Дмитрий Мережковский. С. 89.


[Закрыть] Д. Мережковский соглашается: «Не думаешь ли ты, что нам лучше начать какое-нибудь реальное дело в эту сторону, пошире, и чтобы было в условиях жизни, чтоб были… чиновники, деньги, дамы»[116]116
  Там же. С. 89–90.


[Закрыть]. Д. Мережковский осознает, что и в религиозном отношении они беспомощны. «И ничего мы тут не знаем… чувствую, что чего-то очень важного мне не хватает»[117]117
  Там же.


[Закрыть]. Не хватало системы вероучения, которая наличествует у любой мало-мальски организованной секты, не хватало единомышленников, которые могли бы развить идею реформы христианства, что-то подсказать. И Мережковские, Д. Философов, П. Перцов (издатель-редактор журнала «Новый путь», который стал выходить в 1901 г. с отчетами собраний, «наш содеятель», – писала Гиппиус[118]118
  Гиппиус-Мережковская 3. Н. Дмитрий Мережковский. С. 87.


[Закрыть]) хлопочут об открытии Петербургских религиозно-философских собраний. «Подлинность и святость исторической Церкви никем из нас не отрицалась, но вопрос возникал широкий и общий: включается ли мир-космос и мир человеческий в зону христианства церковного? Для этого нам нужно было услышать голос Церкви»[119]119
  Там же. С. 91.


[Закрыть]. С. П. Бельчевичен по этому поводу отмечает, что они «оставались в русле христианской традиции» и это «спасло их от перенасыщения своих произведений философско-схоластической проблематикой… усложненности терминов, которые требовали бы специальной трактовки… перевода на общепонятный язык»[120]120
  Бельчевичен С. П. Проблема взаимосвязи культуры и религии в философии Д. С. Мережковского. Тверь, 1999. С. 251.


[Закрыть]. Заметим, что использование христианской терминологии еще не говорит о приверженности «христианской традиции». В. Сарычев заявляет, что собрания стали тем местом, где и были публично заявлены проблема «плоти и духа» и вопрос о «святой плоти». Исследователь пишет, что на ПРФС с самого начала «контрабандой» был внесен Розановым новый «догмат» о том, что «Троица имеет пол в себе». У В. Сарычева непонятно, какой точно доклад Розанова он имеет в виду, видимо, «Об адогматизме христианства», но цитирует Сарычев из книги «В мире неясного и нерешенного»[121]121
  Эта книга была издана Розановым в том же 1901 г.


[Закрыть]: «Вообще „Троица“… равна вовсе не арифметическим равенством… а имеет выпуклости, органическое сцепление, горы и пропасти в себе»[122]122
  Розанов В. В. Около церковных стен. М., 1995. С. 485.


[Закрыть]. Согласно профессору Сарычеву, это описание показывает то, какими писатель видел в Троице признаки пола.

В восприятии Д. Мережковского пол был так же сакрален, как и в восприятии В. Розанова. Мережковский понимал, что Розанов «в противовес аскетическому уклону исторического христианства защищает только святость брака»[123]123
  Мережковский Д. Новый Вавилон // Новый путь. 1904. № 3. С. 173.


[Закрыть] и борется за «совершенно относительные преобразования брака как социального явления», что для «нового религиозного сознания» было не столь значительно и даже вторично. Но для мережковцев в НРС был ценен акцент В. Розанова на значении чувственной любви, для признания «святости» пола. От того и Д. Мережковский отстаивал «преображение пола» во Христе (тема андрогина) и писал: «Будущность пола – в стремлении к новой христианской влюбленности, а… не в идеале скопческого изуверства, как на то не устает указывать Розанов»[124]124
  Мережковский Д. Новый Вавилон. С. 174.


[Закрыть].

Сохранившиеся стенограммы собраний говорят, что оживленное обсуждение проблемы «плоти и духа» началось 18 апреля, после доклада Д. Мережковского «Гоголь и о. Матфей», в котором ставился вопрос об отношении Церкви к культуре. С темы «освящения культуры» как «плоти» мира начал свой путь в общественном сознании вопрос об отношении Церкви к миру и его ценностям.

Основными выступавшими по докладу были А. В. Карташев и В. А. Тернавцев[125]125
  Тернавцев Валентин Александрович – чиновник для особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода.


[Закрыть]. Через месяц обсуждали схожий по теме доклад Мережковского «Н. В. Гоголь и Православие». «Плотью» в докладе автор обозначил созданные культурой интеллектуальные ценности. Участвовавший в обсуждении доклада священник И. Филевский[126]126
  Филевский Иоанн Иоаннович – писатель, священник, воспитанник Киевской Духовной Академии, приват-доцент Харьковского университета.


[Закрыть] сказал, что для пастыря нет противоречия в вопросе о святости такой «плоти», он освящает ее благодатью Божией. Священник М. Лисицын[127]127
  Лисицын Михаил – священник, законоучитель, два его письма о трудностях преподавания Закона Божьего в гимназии, присланные в августе 1901 г. в редакцию «Нового времени», В. Розанов поместил в своей книге «Около церковных стен». Убит во время красного террора 22 февраля 1918 г.


[Закрыть] заметил, что Церковь не может относиться отрицательно к искусству, т. к. сама воспитала его и освятила использованием в храме. Иерей П. Левашев[128]128
  Левашов Павел Никонович, священник, эконом СПбДА.


[Закрыть] уточнил: культура самостоятельного значения в храме не имеет, т. к. неприменима для спасения. В. Успенский ушел от понятия «плоти» как культуры и сказал, что в современной богословской науке «плоть» имеет свое значение, она рассматривается только как орудие духа, а это неполно. А. Карташев присоединился к этому мнению, считая, что распространенное в православии «аскетическое» отношение к плоти слишком односторонне. Священник И. Егоров[129]129
  Протоиерей Иоанн Егоров в 1919 г. основал свою обновленческую группу «Религия в сочетании с жизнью», после него просуществовавшую до 1927 г. Умер от сыпного тифа в 1920 г.


[Закрыть], архимандрит Антонин (Грановский)[130]130
  Архимандрит Антонин (Александр Аркадьевич Грановский) – старший цензор Петербургского духовно-цензурного комитета; преподавал в ряде учебных заведений. 2 марта 1903 г. стал епископом Нарвским и первым викарием Санкт-Петербургской епархии. После большевистской революции примкнул к обновленцам. Основал в 1922 г. обновленческую группу «Союз церковного возрождения».


[Закрыть] и профессор-протоиерей С. Соллертинский сказали, что тело не было для аскетов чем-то отрицательным, помогало «восходить духом» самому и служить ближним. При обсуждении второго доклада Д. Мережковского всем становится ясно, что автор имеет в виду реальную плоть, – тот аспект его религиозной концепции, который ляжет в основу его «религии».

Собрания Религиозно-философского общества в Петербурге были разрешены обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым. Открылись они в зале Географического общества, и рассчитанный на 200 человек зал всегда был переполнен. Официально председательствовал на них епископ Ямбургский Сергий (Страгородский)[131]131
  Епископ Ямбургский Сергий (Страгородский Иван Николаевич) – доктор богословия, ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии, будущий патриарх Русской Православной Церкви.


[Закрыть]. По неофициальной договоренности председателем на каждом собрании избирался тот, кто по профессиональной деятельности был более компетентен в вопросе. Протоколы собраний сохранились в машинописном виде в архиве РГАЛИ в небольшом количестве[132]132
  Обзор выступлений дается по стенограммам из фонда ПРФО в РГАЛИ. В 1903 г. стенограммы прошли неполную публикацию в журнале Мережковских «Новый путь», в 1908 г. они были переизданы. Дополненные стенограммой последнего заседания, вновь переизданы в 2001 г. (см.: Записки Петербургских Религиозно-философских собраний (1901–1903 гг.) / Общ. ред. С. М. Половинкина. М., 2005).


[Закрыть] и показывают, что значительная часть выступлений принадлежала не духовенству, а литературно-философской среде. Членами-учредителями Общества стали епископ Сергий (Страгородский), Д. Мережковский, В. Миролюбов, В. Розанов, В. Тернавцев (казначей Собраний). Из этих пяти человек составился совет. Членами-учредителями также считались священник И. Альбов, 3. Гиппиус, Е. Егоров (секретарь Собраний), А. Карташев, В. Успенский[133]133
  Успенский Василий Васильевич – приват-доцент, позже профессор СПбДА. Печатался в журнале Мережковских «Новый путь» под псевдонимом «В. Бартенев». Бывал дома у Мережковских, был дружен с В. Розановым. На собраниях выступал и Владимир Васильевич Успенский, кандидат богословия, член Предсоборного совета, впоследствии – участник Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг.


[Закрыть], Н. Минский, М. Новоселов, П. Перцов, В. Скворцов[134]134
  Скворцов Василий Михайлович. Окончил Киевскую Духовную Академию, с 1895 г. – чиновник особых поручений при обер-прокуроре Святейшего Синода, миссионер, редактор-издатель журнала «Миссионерское обозрение» (1901–1916), газеты «Колокол» (1908–1916) и бесплатного приложения к этой газете под названием «Голос истины» (1909–1916). В 1915 г. уволен в отставку в чине тайного советника.


[Закрыть], Д. Философов, А. Бенуа. На заседаниях бывали А. Блок, В. Брюсов, И. Репин, Н. Бердяев и др. Из-за полуофициального характера Собраний на них отсутствовал полицейский, обязательный на публичных собраниях, царила атмосфера искренности и свободы суждений (хотя и случались в ходе прений ехидные замечания), горячий и жесткий тон обсуждений. Допускались не все желающие[135]135
  3. Гиппиус писала В. Розанову по этому поводу 18 марта 1902 г.: «Посмотрите, вот в маленьком виде картина „христианского миссионерского гонения“: это недопущение на собрание Стаховича и Плевако. Православные гонители забоялись: „Куда нам, мы с ними не справимся, вернее будет просто двери прикрыть“. Не пущай – и кончено. Не понимают и тут, как в сектантских делах, до чего такое громогласное признание внутренней несостоятельности вредит им же самим… Сила не боится открытого сражения; насилие же всюду результат слабости… Жаль, что Скворцов за мелкими практическими соображениями (и личным обидами) не видит более глубоких и столь же практических расчетов. Мы тоже слабы: страх за собрания связывает наши мысли и мы тотчас соглашаемся: да, да, запрем двери, приставим к ним городового, не то Стахович придет, увидит и победит нас. Довольно позорно, хотя естественно.
  Верно вы сказали вчера, что в руки России валится громадное яблоко, а она в тупости допустит его упасть на землю и сгнить – если другие не подберут и не воспользуются» (см: РГАЛИ. Ф. 249. К. 3872. Ед. хр. 2. Л. 31).


[Закрыть], но студентам духовных академий присутствие было разрешено. Всего состоялось 22 заседания: первое – в ноябре 1901 г., последнее – в марте 1903-го. Стенограммы Собраний разрешено было печатать в журнале «Новый путь», были опубликованы стенограммы 20 заседаний. Отпечатанные и отредактированные, они были сброшюрованы в 1908 г. и прошли цензурную обработку.

Внешне общей темой собраний был один вопрос: как усилить влияние православия в жизни российского общества, прикровенно – тема «неба и земли», «духа и плоти». Эта тема возникла уже в первом докладе, сделанном чиновником особых поручений при обер-прокуроре Синода В. А. Тернавцевым. «Для всего христианства наступает пора… делом показать, что в Церкви заключается не один лишь загробный идеал. Наступает время открыть сокровенную в христианстве правду о земле» [136]136
  Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. М., 1998. С. 471.


[Закрыть]. «Строго говоря, – комментирует его речь протоиерей Георгий Флоровский, – это была тема Владимира Соловьева, поставленная… резче. Церковь проповедует небесное, но небрежет о земном. Интеллигенция же вся в земном, в общественном служении. И вот Церковь должна это служение религиозно оправдать и освятить»[137]137
  Там же.


[Закрыть]. Наступает время открыть сокровенную правду о земле, здесь обнищавшая духом интеллигенция должна найти себе новое дело, которое безуспешно искала, – говорил Тернавцев. – Я верю в новое откровение, я его жду»[138]138
  Там же.


[Закрыть]. (Вместе с ним ждали новых откровений Н. Бердяев, Мережковские, Д. Философов, А. Мейер и А. Белый и верили, что Россия – та страна, где явится новое откровение о земле, они видели себя его пророками.)

Епископ Сергий (Страгородский) сказал, что «не согласен, чтобы Церкви необходимо было переменить фронт, поставить новую задачу», т. е. заняться раскрытием «правды о земле», эта цель может быть достигнута и при наличных церковных идеалах. А вот интеллигенции, если она «действительно хочет христианства, а не социализма… нет причин восставать против Церкви»[139]139
  Записки Религиозно-Философских Собраний в С.-Петербурге. Приложение // Новый путь. 1903. № 1. С. 32.


[Закрыть], т. к. на деле для этого нет причин. Следом выступил Д. Мережковский, который заявил: «Земля имеет свой идеал, подобно тому, как „плоть“ имеет значение самостоятельное, а не подчиненное по отношению к духу»[140]140
  По прочтении всех протоколов, хранящихся в РГАЛИ, мы вправе определенно сказать, что представители церковной интеллигенции не понимали того, что скрывалось за понятием «плоть» у Мережковского и беседовали по предложенному вопросу в рамках канонических христианских воззрений.


[Закрыть]. Выяснить «отношение этих двух идеалов» – задача дальнейших собраний, сказал он.

На втором заседании В. Тернавцевым была зачитана записка Д. Философова, где уже в начале текста стояли строки: «Единственным содержанием наших бесед должны быть: сначала выяснение, что такое настоящая, не искаженная Церковь, и настоящее, не извращенное общество, а затем – интересы этой настоящей Церкви и настоящего общества»[141]141
  Записки Религиозно-Философских Собраний в С.-Петербурге. С. 39.


[Закрыть]. Учитывая, что Д. Философов не говорил ничего, не согласовав с Мережковскими, как и они – с ним, здесь, в 1901 г., определенно видна общая позиция «триумвирата», направлявшего Собрания. Д. Философов говорил о том, что вера в русском обществе была подменена верой в прогресс, но без Бога не может быть настоящей культуры, и «люди современного культурного сознания поняли это»[142]142
  Там же.


[Закрыть]. И вот интеллигенция, выросшая на Н. Чернышевском, «выделила из себя настоящее культурное общество», которое хочет узнать Церковь[143]143
  Там же. С. 40.


[Закрыть]. Церковь же вместила только первую половину первой заповеди и, возлюбив только Бога, довела эту заповедь до презрения к культуре. «Культурное общество» осознало свою половинность, но Церковь осознать ее не хочет, вся уйдя духом в аскетизм. Выступивший В. Розанов, говоря от имени мирянина, которому предлагают «мириться с Церковью», ненамеренно высказал вкратце причины возникновения «нового религиозного сознания»: в церкви прихожанин не становится «творцом», «делателем»; «отдайте храм миру»; «великая вещь делание и творчество. Византия вся и целиком жила Церковью»; «Русь скопировала Византию, а не поняла, что главное – творчество, и вышла „мумия веры“»; «столпы христианства суть книжники»; «возьмите интеллигенцию: она думает… о здоровье народа, о правосудии для народа… Бог есть в интеллигенции… в делах»; «Бог из камней сих [интеллигенции] властен сделать новых детей Аврааму»[144]144
  Записки Религиозно-Философских Собраний в С.-Петербурге. С. 52, 53, 55. Эти высказывания В. Розанова укладываются в схему Мережковского о том, кто должен составить «новую религиозную общественность».


[Закрыть].

Выход Д. Мережковского к церковной интеллигенции с темой «освящения плоти» не прошел впустую, стенограмма следующего заседания,[145]145
  РГАЛ И. Ф. 2176. Он. 1. Ед. хр. 2.


[Закрыть] где он поставил вопрос об отношении Церкви к искусству (доклад «Н. В. Гоголь и Православие»), вносит неуверенность в выступления духовенства (священника М. Лисицына, епископа Антонина). И профессор С. А. Соллертинский[146]146
  3. Гиппиус отозвалась о С. А. Соллертинском, назвав его «форменным позитивистом, мелочным и грубым» (см.: Письма 3. Гиппиус к T. Манухиной. 1930 г. // Intellect and Ideas in Action… C. 473).


[Закрыть] одобрил, что Д. Мережковский ставит такие задачи, потому что Д. Мережковский «действует в смысле полного истинного христианства»[147]147
  РГАЛ И. Ф. 2176. On. 1. Ед. xp. 2. Л. 21.


[Закрыть]. Сам теоретик НРС, выступая так, чтобы подстегнуть спор об антиномии плоти и духа, заявлял, что не удовлетворен ответами, данными «умственным путем», а в итоге сказал, что считает вопрос неразрешенным. Слово взял отец Петр[148]148
  Фамилия и проч. данные в стенограмме отсутствуют.


[Закрыть]: «Не аскетизм дает синтез плоти и духа, а церковная жизнь», – говорил он. – «[В] Приобщен[ии] Плоти и Крови заключается удовлетворение тела и возвышение духа»[149]149
  Там же. Л. 22–23.


[Закрыть]. В ходе прений Д. Мережковский заявил, что для того, чтобы совершить Таинство, в котором можно получить «реальную силу» на хорошие поступки, «мы должны совершить его в несколько ином смысле… с иными мольбами в душе… Тут можно ввести и несколько других обрядов, несколько других молитв»[150]150
  Там же. Л. 24.


[Закрыть].

В. Сарычев задался вопросом, как возможен для Д. Мережковского и где для него «тот узел, которым связались бы Дух и Плоть», какова, по Мережковскому, «природа Святой Плоти»[151]151
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 18.


[Закрыть]. Согласно Мережковскому, «учение Христа указывает… три пути к этому единству… – через тайну Рождества, Воплощения… через тайну приобщения… Плоти и Крови… через тайну воскресения Плоти»[152]152
  Там же.


[Закрыть]. В произведении «Атлантида-Европа. Тайна Запада»[153]153
  Мережковский Д. С. Атлантида-Европа. Тайна Запада. М., 1992. С. 69.


[Закрыть] у Д. Мережковского родится чуть ли не догматическая формулировка о единосущности «плоти» и «духа» как потусторонних мистических категорий. Это единосущее переносилось на реальную физическую плоть. «Новое религиозное сознание», делает вывод В. Сарычев, это, «в первую очередь, новая религиозная гносеология… как возможен синтез плоти и духа»[154]154
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 22.


[Закрыть].

Стенограммы 1902 г. показывают, что тема Д. Мережковского продолжает доминировать на Собраниях. Истины христианства уже с начала дискуссий не принимаются участниками движения НРС как неизменные, в 1901–1903 гг. вопрос лишь о том, возможна ли реформация в «наличествующей» Церкви или нужна другая.

В. Розанов и Д. Мережковский в эти годы – друзья и соратники[155]155
  См. письмо Д. Мережковского к В. Розанову о начале Собраний [1901]: «Только что были у меня Тернавцев и Новоселов. Обсудили с Миролюбовым и Преосвященным] Сергием некоторые пункты (важные по отношению к Скворцову). Они решили их немного изменить и очень просят, вместе с другими, и Вас прийти хотя бы на 1/4 часа вечером в этот Четверг, т. е. после завтра после 9 ч., ко мне для окончательного решения. Не отложите ли до тех пор печатания заметки, – для совместного обсуждения? Очень хотелось бы. Слишком важно для нас первое появление в печати, м. б., важнее разрешения официального. …Не исключите ли двух слов, подчеркнутых мною красным карандашом „и Церкви“. О православии и Церкви лучше говорить как можно меньше: у нас сказать „церковь“ все равно что сказать „полицейский участок“» (см.: НИОР РГБ. Ф. 249. К. 3872. Ед. хр. 1. Л. 13–13 об). Подчеркнуто Мережковским.


[Закрыть]. В своих выступлениях на ПРФС Д. Мережковский показывает себя апологетом взглядов писателя на современную Церковь, стимулирует своими вопросами на Собраниях возвращение к розановским темам о поле и браке: «Глубины мистические деторождения до Христа были святы, как случается, что после Христа они наполовину стали демоничны?» (обсуждение поданной В. Розановым записки «О некоторых подробностях церковного воззрения на брак»). Всего пять заседаний были посвящены вопросу о браке, и больше всего они оказались связаны с теорий «святой плоти».

Характерной темой для заседаний ПРФО 1901–1903 гг. стала тема «религиозной общественности». Д. Мережковский поднял вопрос об отлучении Л. Толстого, князь Волконский – о свободе совести, вновь Мережковский – о Толстом и Достоевском, обязательной была тема отношения Церкви к миру.

Признания авторитета Церкви как сакрального духовного организма почти не возникало, но было магическое представление основателей «Третьего Завета» о том, что стоит только приступить к реформам и начать реорганизацию общества по принципам «нового религиозного сознания», как далее все само Святым Духом совершится. Н. Минский писал, что в последнее время появилось «новое отношение к завету Христа, новое прозрение прежних таинств и догматов… Между тем на заставе цензуры пропускаются только идеи старые. И вследствие этого мы присутствуем при странном явлении: Церковь ведет борьбу с теми, кто… стремится возродить в людях атрофированное религиозное познание»[156]156
  Записки Религиозно-Философских Собраний в С.-Петербурге. С. 25–26.


[Закрыть]. И это – интеллигенция, «возвращающаяся обуреваемая истинным религиозным пылом»[157]157
  Там же. С. 25.


[Закрыть].

Заседания 17, 18, 19, 20 были посвящены обсуждению вопроса о догматическом развитии. Д. Мережковский назвал догматы «кандалами», по его мнению догмат не может быть статичен: мы веруем в живого Христа, отчего же не ждать новых откровений; догматы – это остов Церкви, ее кости, но они не живые. Для современных богословов христианство слишком буднично и серо, а в среде интеллигенции его еще ощущают с горячностью истинной веры. И вот здесь, сейчас является христианство четвертого измерения, которое включит в себя три предыдущих: католичество, православие, протестантизм. Современное поколение живет в точке между двумя источниками света – первого и второго Пришествия. И свет первого, по мнению Д. Мережковского, ослабел. Он обратился к представителям Церкви с вопросом: если каждый момент молитвы – откровение, отчего вы не допускаете, что будут откровения, от которых зависят судьбы мира, новый образ Церкви, новый образ нравственности? На что ответил епископ Сергий (Страгородский): «В моей одиночной молитве бывают откровения. Но все эти откровения не имеют никакого значения, например, для науки и искусства»[158]158
  Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 473.


[Закрыть].

Таким образом, в то время как церковная интеллигенция, вышедшая для миссионерских встреч на собрания ПРФО, будет говорить о «богоискательстве» в среде «обнищавшей духом» мирской интеллигенции, здесь складывался новый христианский «гнозис» о «святой плоти», «настоящей Церкви» и «неизвестном» Иисусе, новом «зоне» Третьего Завета. И вопрос о доверии или отношении к нему духовенства «теоретически был предложен всем христианским церквам», хотя, «несмотря на полную зависимость нынешней православной Церкви от российского государства… он все-таки мог быть предложен только православию, благодаря его внутренней свободе по сравнению… с Церковью римской»[159]159
  Гиппиус-Мережковская 3. Дмитрий Мережковский. С. 91.


[Закрыть].

Когда оказалось, что «историческая» Церковь «ничего не поняла» и не приняла их поисков, стало очевидно, что поддержки следует искать в ком-то другом. В 1903 г. запрещают Собрания, наступает разлад с редакцией «Мира искусства», а у «Нового пути» трудности с цензурой, – на время запрещают публиковать оставшиеся стенограммы Собраний, и с Мережковскими ненадолго порывает даже Д. Философов. Но события 1905 г. привносят новые возможности в застоявшийся процесс формирования учения о «новом религиозном сознании»: приходит публичное отрицание самодержавия, а вместе с ним обвинение существующей Церкви уже не только в том, что она что-то там недопоняла в своей исторической миссии, разъединив плоть и дух, а более того, – утверждение, что она изжила себя, потому что сменила Бога, т. е. связала себя с Антихристом в виде самодержавия, поменяла Бога на кесаря и т. и.

События и общественная активность масс в первой революции дали толчок и развитию в НРС идеи о силах «новой религиозной общественности» и рождению положения о том, что всякое общественное революционное движение религиозно по своей сути (Мережковский).