Текст книги "Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века"

Глава 2
Н. А. Бердяев, В. В. Розанов и их вклад в «новое религиозное сознание»

Участие в НРС Н. Минского и А. А. Мейера

…Нам всем казалось, что мы именно и призваны начать в России новое религиозно-революционное движение…

С. К Булгаков. «Автобиографическое»

Невозможно обойти вниманием влияние на формирование аспектов русского «неохристианства» остальных значительных представителей этого религиозного движения. Без обращения к творческой деятельности в этом направлении философа Николая Александровича Бердяева, писателя и мыслителя Василия Васильевича Розанова, поэта Николая Минского[325]325
  Псевдоним поэта Николая Максимовича Виленкина.


[Закрыть] и журналиста Александра Александровича Мейера мы не получим достаточно полной картины того, каким идейным содержанием руководствовалось движение «неохристианства». После Д. Мережковского они явились наиболее значительными разработчиками учения о «НРС и общественности». Исторически оно оказалось представлено как совокупность обновленческих взглядов на христианство нескольких представителей из среды религиозной интеллигенции.

Необходимость свести их воедино также продиктована тем, что воззрения вышеназванных деятелей на «обновление», а на деле – кардинальное реформирование православия, в некоторых аспектах противоречат друг другу, но в целом позволяют полнее разглядеть то, какой, по их мнению, должна была стать религия наступающего «зона» и социально преображенного революцией будущего общества. К тому же те или иные мысли из их «неохристианского наследия» впоследствии отразились в реформаторских тезисах программ обновленцев 1920-х гг.

Первым в этом ряду мы бы поставили Н. Бердяева, как философа, прошедшего свой путь в общей эволюции религиозного движения «неохристиан» первой половины XX в. Значительна роль В. Розанова как мыслителя, повлиявшего на Д. Мережковского и Д. Философова, да и на мировоззрение немалого числа современников, в том числе из среды монашества и духовенства. Именно В. Розанов в своих статьях настойчиво напоминал о «недостатках» «исторического» христианства и церковных нестроениях, проводил «разъяснения» того, в каких, по его мнению, моментах Церковь «отошла» от традиций первохристианских апостольских времен. В частности, писатель доказывал, что если семейное положение было делом обыденным для клириков епископского статуса первых веков христианства, то таковым оно должно быть и сегодня. В. Розанов порицал установившийся институт монашества как надругательство над естеством человека, над плотью, призывал смотреть на пол как на святое в человеке, а на деторождение – как на непреложное благословение Божие.

Н. Минский активно выступал на Собраниях РФО и в целом поддерживал идею движения, но его воззрения на модернизацию христианства после 1905 г. стали еще более радикальны, нежели у мережковцев. Н. Минский популяризировал идеи движения в статьях, выступлениях, написал об этом книгу. После 1907 г. он отошел от движения, считая, что в нем слишком много «старого» религиозного сознания.

А. Мейера – последнего из примкнувших к Мережковским в России единомышленников – мы назвали бы более соратником последних, нежели мыслителем, внесшим свой вклад в содержание учения.

Бердяев мне близок и – я его не люблю…

3. Гиппиус – Д. Философову[326]326
  Письмо от 12.02. 1906 г. СПб. // Pachmus T. Intellect and Ideas in Action… C. 88.


[Закрыть]

В то время как Д. Мережковский подошел к построению своего учения, оттолкнувшись от идей русской религиозной философии (Вл. Соловьева, К. Леонтьева) и В. Розанова, Н. Бердяев пришел к мысли о «неполноте» «исторического» христианства при возвращении к вере после разочарования в марксизме. Мережковский, растеряв религиозно-философский пыл, сделал вывод о неизбежной религиозности социальных революций и так и не вернулся в Православную Церковь. Н. Бердяев уже к 1905 г. отрицательно относился к самой мысли о какой-либо прогрессивности революций и оставался в ограде Церкви всегда.

Н. Бердяев, хотя ныне и оказался в центре внимания исследователей и издательств, однако пока не стал притягательным для тех современных исследователей и мыслителей, которые судили бы о содержании его философского творчества в религиозном контексте.

Первые философские публикации Н. Бердяева относятся к 1892 г., когда он увлекался, по его выражению, «индивидуалистическим социализмом» Н. Михайловского. Первая крупная работа философа – «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии», сам Н. Бердяев позже считал ее беспомощной и несовершенной. Н. К. Михайловский и В. М. Чернов упрекали молодого Н. А. Бердяева в отступлении в «метафизику», которая, по замечаниям других участников марксистских кружков, уже в те годы влекла к себе киевского студента. В 1898 г. он был арестован за социалистическую пропаганду, исключен из университета и сослан на три года в Вологодскую губернию. До ссылки он не раз встречался с «легальными марксистами» М. Туган-Барановским, Н. Струве, позже С. Булгаковым, тоже увлекавшимся марксизмом. В 1900 г. в Вологду переехала значительная часть киевского социально-демократического комитета «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Когда начались собрания и диспуты, «на первом плане блистал Николай Ал. Бердяев, только что начавший переходить от идеалистически окрашенного марксизма к сумеркам мистики»[327]327
  Н. А. Бердяев: Pro et contra: Антология. Кн. 1. СПб., 1994. С. 32.


[Закрыть] (А. Луначарский [328]328
  А. В. Луначарский в Вологодской ссылке был постоянным оппонентом Н. А. Бердяева на диспутах.


[Закрыть]).

В 1901 г. окончился период увлечения Н. Бердяева марксизмом. В этот год Н. Бердяев и попадает в поле общественного внимания как участник движения «от марксизма к идеализму», выходят его статьи «Борьба за идеализм», «Этическая проблема в свете философского идеализма», «О новом русском идеализме».

В 1903 г. журнал «Новый путь» организационно объединил участников Петербургских религиозно-философских собраний[329]329
  В 1905 г. реорганизован в «Вопросы жизни».


[Закрыть]. Перед Мережковскими встала задача вести в журнале тему общественно-политической жизни. Им самим такая тема была не под силу, и к С. Булгакову и Н. Бердяеву для переговоров посылается знакомый с ними Г. Чулков. Осенью 1904 г. Н. Бердяев приезжает в Петербург для редактирования «Нового пути». С осенних номеров в журнале повеяло иным воздухом, как бы чужим (3. Гиппиус). В 1904–1905 гг. Н. Бердяев сотрудничает в журналах «Полярная звезда», «Вопросы философии и психологии», «Образование», «Голос юга», «Московский еженедельник». По отзывам Е. К. Герцык, дружившей[330]330
  Судя по отзывам Е. Герцык, они с Н. Бердяевым были дружны, Н. Бердяев нуждался в обществе и беседах Е. Герцык, делился с ней планами и замыслами новых работ, они регулярно обменивались письмами. Посетив квартиру Н. Бердяева в Киеве, Е. Герцык записала о том, что над постелью Н. Бердяева на стене находился рисунок с изображением кельи старца. «Рисовала бабка Н. Бердяева: родовитая киевлянка, еще молодой она подпала под влияние схимника Парфения. Было у него необычное в монашестве почитание превыше Христа и Богоматери – Духа Святого. Иносказаниями учил о жизни в духе». Бабка Н. Бердяева приняла тайный постриг, оставшись жить в семье, но «дети ее выросли неверами» (см.: НИОР РГБ. Ф. 746. К. 50. Ед. хр. 23. Ч. 1. Л. 1).


[Закрыть] с Н. Бердяевым, он становится христианином уже в Петербурге, а 3. Гиппиус отмечала, что в это время, по ее пониманию, от всякой мистики и религии он был еще на «порядочном расстоянии». «Но как отличался Н. Бердяев от других новообращенных, готовых отречься и от разума, и от человеческой гордости…» – писала Е. Герцык[331]331
  ШПОР РГБ. Ф. 746. К. 50. Ед. хр. 23. Герцык Евг. Казимировна. Н. Бердяев: Воспоминания [1940]. Машинопись. Л. 3.


[Закрыть].

В Москве 1905 г. Е. Герцык увидела Н. Бердяева «бездомным, только что порвавшим с петербургским кругом модернистов, с „Вопросами жизни“, где он был соредактором, с Мережковскими, тянувшими его в свое революционно-духовное деланье». «Совсем недавний христианин, в Москве Н. Бердяев искал сближения с той, не надуманной в литературных салонах, а подлинной и народной жизнью Церкви»[332]332
  Там же.


[Закрыть]. В 1907 г. Н. Бердяев вслед С. Булгакову делает попытку примкнуть к московскому движению «православного возрождения»; вместе с С. Булгаковым, В. Эрном, Е. Трубецким, П. Флоренским, Г. Рачинским он участвовал в организации Московского религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, сотрудничал в издательстве «Путь», где был издан ряд его работ; общался с кругом глубоко православных людей, сплотившихся вокруг Ф. Д. Самарина, М. А. Новоселова[333]333
  Новоселов Михаил Александрович – святой Русской Православной Церкви, духовный писатель. По словам Н. А. Бердяева, Новоселов «производил впечатление монаха в тайном постриге» (см.: Бердяев Н. А. Самопознание. М., 1990. С. 173).


[Закрыть], архимандрита Феодора (Поздеевского), посещал Зосимову пустынь. Беседы со старцами пустыни шокировали его отсутствием духовной свободы, как ее понимал сам Н. Бердяев, и резкими нападками на Л. Толстого. Анархистского рода понимание «свободы» никак не состыковывалось в сознании философа с пониманием свободы по-христиански как свободы от греха, от сковывающей внутреннюю свободу страстности. Е. Герцык, по-своему видевшая московский круг общения Н. Бердяева, отмечала: «Всего труднее ему было общение с философами православия: Булгаковым, Эрном, Флоренским; всегдашнее затаенное недоверие с их стороны, а с его – тоже затаенный, но кипящий в нем протест против их духовной трусости, затхлости»[334]334
  Там же. Л. 13.


[Закрыть]. А. В. Карташев также считал, что Н. Бердяев чувствовал себя неуютно в среде «ортодоксов», и писал: он «не усидел в самом благоустроенном месте, в кружке московских неославянофильских православных собраний… он выскочил и бьется, хотя и на привязи, но в воздухе над этим московским кружком»[335]335
  Петербургское религиозно-философское общество (1907–1917) // Вопросы философии. 1993. № 6. С. 150.


[Закрыть]. Видимо, тогда и возникла у Н. Бердяева мысль о возобновлении Собраний.

«Бердяев только что приехал из Москвы, – писал 6 февраля А. Карташев Д. Философову, – читал там реферат в Религиозно-философском обществе. Затевает открыть такое же и здесь. В субботу у него учредительное собрание: Аскольдов, Успенский, Лосский, Нестор Котляревский, Перескочков, Тернавцев, Розанов, Ельчанинов, Булгаков». О С. Булгакове А. Карташев там же сообщает: «Булгаков поразил Бердяева. Уже критически относится (и даже очень) к Эрну и Свенцицкому. Не может ходить в правительственную Церковь, враждует с аскетизмом, носится с Песнью Песней, говорит о значении пола в религии… говорит о новом откровении и не ждет многого от попов»[336]336
  Письмо от 27 марта 1907 г. // Pachmus I Intellect and Ideas in Action… C. 683.


[Закрыть].

Не нашедший себя в «правом лагере», Н. Бердяев не стал до конца своим и в лагере «неохристиан». «Почему я не соединяюсь с Вами окончательно, не вхожу в Вашу общину, не живу с Вами общей религиозной жизнью… Думаю, что причина тут не только в раздвоении моей стихии… слабостях… не только в сомнениях моих, какому Богу поклоняться… – отвечал он в своем письме 3. Гиппиус. – Я, кажется, расхожусь с Вами в понимании Церкви и не думаю, чтобы Вы уже знали, что такое Церковь. Это я ведь высказал в статье „о новом религиозном сознании“, поставил Дм[итрию] Серг[ееви]чу вопрос о Церкви, на который он мне не ответил. <…> Верю глубоко, что невидимая мистическая Церковь должна сделаться видимою, воплощенной, мечтаю об этом, но процесс выявления представляется мне очень сложным, многообразным, вмещающим мировые богатства. <…> Вы склонны думать, что только ваш союз – церковный, что от вас образуется церковь новая и вечная… Я в этом вижу соблазн»[337]337
  Там же. С. 297.


[Закрыть]. И вместе с тем он признается, что, как и мережковцы, считает «историческую христианскую Церковь» «человеческой выдумкой», почему Церковь и «не имеет для меня никакого авторитета», – пишет он Гиппиус[338]338
  А. В. Карташев – Д. В. Философову // Там же. С. 301.


[Закрыть].

В 1907 г. они с С. Булгаковым организуют Петербургское религиозно-философское общество, позже при непосредственном участии Н. Бердяева подобные общества организуются в Москве и Киеве.

Именно в этот период Н. Бердяевым было написано «Открытое письмо к архиепископу Антонию», где он писал в том числе и о себе: «Сложными и извилистыми путями пришел я к вере Христовой и к Церкви, которую ныне почитаю своей духовной матерью. <…> Я глубоко и мучительно пережил вину нашего атеистического общества. Испытал последствия этой вины, познал тайну соблазнов. Я получил право и осознал обязанность обличать ложь, которой живет наша интеллигенция. …Многие души русской интеллигенции попались в дьявольские сети даром, без всякой корысти. Суровее надо отнестись к уже пребывающим в Церкви»[339]339
  Бердяев Н. Открытое письмо архиепископу Антонию // Московский еженедельник. 1909. № 32. С. 39, 40, 44.


[Закрыть]. Для того, чтобы облегчить возвращение русской интеллигенции в лоно Церкви, недостаточно ее только обличать. Он отметил, что «покаяться должны все, все стороны, все лагери, все… изменившие завету любви», «возможно ли вынести соблазнительное оправдание иерархами Церкви» действий реакции?[340]340
  Там же. С. 41, 44.


[Закрыть]

С выходом в 1907–1911 гг. сборников Н. Бердяева «Новое религиозное сознание и общественность», «Духовный кризис интеллигенции», книги «Философия свободы» завершился его переход от идеализма к русскому религиозному романтизму. Он испытал влияние Вл. Соловьева, В. Несмелова, В. Розанова и Д. Мережковского, Ф. Достоевского и А. Шопенгауэра, Ф. Ницше и Я. Беме. Ко всем темам Н. Бердяев подходил, оценивая их с личной точки зрения; его философский дар определяли и внутренний мир, и широкий ум, и огромная эрудиция, «но в каком-то смысле все его книги есть повесть о самом себе»[341]341
  Зенъковский В. В. История русской религиозной философии: В 2 т. М., 1999. Т. 2. С. 63.


[Закрыть].

Программный труд Н. Бердяева «Новое религиозное сознание и общественность» определил его видение «нового религиозного сознания» и задач движения, здесь он в ином направлении сформулировал теорию «нового религиозного сознания», нежели ее видели Д. Мережковский, Д. Философов и соратник их в эти годы – А. Мейер. В предисловии Н. Бердяев отдал должное основателям движения: «Не могу не вспомнить, как много дало мне общение с Д. С. Мережковским, 3. Н. Гиппиус, Д. В. Философовым и А. В. Карташевым»[342]342
  Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999. С. 6


[Закрыть]. Когда в 1908 г. опубликовали схожую с книгой статью Н. Бердяева «О „новом религиозном сознании“»[343]343
  Бердяев Н. О «новом религиозном сознании» // Вопросы философии и психологии.
  1908. № 94.


[Закрыть], откликнувшийся на статью А. Лазарев писал, что этот труд проникнут «мыслью о личности, о ее освобождении»: «личность ощутила небывалую… тоску… жажду самоутверждения… ужас смерти и скуку недействительной жизни», но отметил, что эти искания связаны со своеобразными религиозными поисками. «Стоим ли мы у порога религиозного возрождения… – спрашивал А. Лазарев, – или новая волна неверия обратит искания человечества в другую сторону?»[344]344
  Лазарев А. Н. Бердяев. «Новое религиозное сознание и общественность» // Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. С. 314.


[Закрыть]. Мысли представителей «нового религиозного сознания» и «воззрения г. Н. Бердяева проникнуты протестантским духом и напоминают учения беспоповцев… – отметил он, – для нас – религия есть союз Бога с человеком… Для г. Н. Бердяева религия представляется как познание всякой жизненной реальности, как нового рода гносис…[345]345
  Н. Бердяев не скрывал, что «твердо решил стать философским слугой религиозного движения» и «глубоко убежден, что в истории мира предстоит еще сложный гностический процесс, что должно образоваться новое и окончательное учение, полное вероучение»; он признавал, что служит «этому великому гностическому процессу образования вероучения, без которого не может быть дальнейшего религиозного движения человечества» (см.: Письмо от 22 аир. 1907 г // Pachmus I Intellect and Ideas in Action… C. 306). Курсив H. Бердяева.


[Закрыть] Наша религия основана на откровении… А г. Н. Бердяев свою религию основывает на своем собственном внутреннем личном опыте, сам еще дожидается откровений» [346]346
  Розанов Н.П. О «новом религиозном сознании» // Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. С. 327.


[Закрыть].

В том же году в печатне А. И. Снегиревой в Москве вышла брошюра, изданная отделом публичных богословских чтений при «Обществе любителей духовного просвещения». «Мы не думаем, – писал ее автор, преподаватель Московской духовной семинарии Н. П. Розанов, – чтобы „новое религиозное сознание“ могло быть квалифицировано как ересь. …Все это новое движение, по правде сказать, представляется нам довольно несерьезным… Тем не менее… они вдаются в такие крайности, которые должны разъединять их с обществом простых православных христиан»[347]347
  Там же. С. 327.


[Закрыть]. Н. Розанов в своей статье доказал, что Н. Бердяев не сознает всей глубины понятия «ересь», не воспринимает ее как упорное и сознательное сопротивление истине. И отметил, что нет надежды на примирение «нового религиозного сознания» с Церковью, т. к. вера Н. Бердяева и его соратников в тысячелетнее царство Христово, будущий апокалиптический идеал Третьего Завета, расходится с Преданием и никаким учениям Церкви о конце света не соответствует.

В 1907 г. в «Русской мысли» появилась статья Н. Бердяева «Христос и мир», это был доклад, прочитанный им на заседании ПРФО. С публикацией статьи Н. Бердяев поднимает особенную для него тему – о природе творчества. Эта тема ляжет в основание его космологии и займет место в его трактовке «нового религиозного сознания». В ней Н. Бердяев, критикуя В. Розанова, как бы подводил итог своим воззрениям на то, каков же «тот рай, который мы потеряли», пояснял: это «небесное происхождение человечества». «Оправдать религиозно историю, культуру, плоть мира», по Н. Бердяеву, значило бы «оправдать трансцендентную жажду по иному миру», которая, будучи отражением творчества, «воплощается» в мировой культуре[348]348
  РГАЛИ. Ф. 1496. Ед. хр. 87. Л. 9.


[Закрыть]; он замечает, что «все творчество человеческое было томлением по трансцендентному»[349]349
  Там же.


[Закрыть].

Пафос реформаторства, ранее направлявшийся философом на разработку представлений о «новой религиозной общественности», постепенно оформился в философские рассуждения о месте творчества в общей системе учения «неохристиан» о наступлении эры Святого Духа. «То, что я Вам писал и в разное время говорил о творчестве, – пишет на эту тему Н. Бердяев В. Ф. Эрну, – то говорил не о „науках и искусствах“, не о творчестве в „культурном смысле“, не о личностных дарах каждого из нас, а о новой религиозной эпохе, об ином чувстве жизни и оценке жизни, об ином религиозном сознании и жизненной морали. Сейчас я целиком поглощен книгой, которая будет очень целостной и последовательной. Год или два я ничем не буду заниматься, кроме этой книги, в которой надеюсь сказать то, что до сих пор мне не удавалось сказать. …Я ушел внутрь себя, вглубь, и не смог бы теперь выступать в Религиозно-философском обществе, писать статьи, связанные со злобой дня, хотя бы чисто идейной»[350]350
  Н. А. Бердяев – В. Ф. Эрну. Письмо № 379 // Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках С. А. Аскольдова, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, Е. Н. Трубецкого, В. Ф. Эрна и др. С. 461. Далее – Взыскующие града…


[Закрыть].

В 1910 г. он выпускает свой труд «Духовный кризис интеллигенции» – свидетельство освобождения от иллюзий о возможностях интеллигенции как будущей «религиозной общественности». В 1911 г. опубликована «Философия свободы». В 1912 г. он выходит и из МРФО, и из издательства «Путь». «Из редакционного состава „Пути“ я ушел, – писал он В. Ф. Эрну 30 мая 1912 г., – и все, кажется, поняли, что ухожу я не из-за личных историй… а по глубоко осознанной внутренней потребности. Ничего враждебного и демонстративного в моем выходе нет, я остаюсь сотрудником „Пути“ и сохраняю дружеские отношения с его участниками. Но выход из „Пути“ для меня морально неизбежен, тут я повинуюсь своему внутреннему голосу. …Я даже думаю, что мне не следовало вступать в состав редакции „Пути“. Я не чувствую себя принадлежащим к его духовному организму, и это не могло не сказаться»[351]351
  Бердяев Н. А. Письма к М. О. Гершензону // Вопросы философии. 1992. № 5. С. 125.


[Закрыть].

О причинах ухода Н. Бердяева отозвался С. Булгаков в письме А. С. Глинке 6 июня 1912 г. из Кореиза.

«В истории Николая Александровича сплелись в одно и случайные причины: обиды личные, моя требовательность в делах при его либеральности с глубоким иррациональным кризисом его души, потребностью бунта во имя индивидуальности, рыцарской его смелости и безудержности и рокового дилентантизма, который решительно застилает ему глаза. Пафос его – „творчество“, которого, как Вы сами понимаете, у него нет в настоящем смысле, но в то же время он способен пройти этот путь до конца, как будто бы был настоящим творцом. Думаю о нем с тревогой и болью, но, увы! – каждый из нас в своем неисправим и влеком фатумом своей судьбы»[352]352
  С. И. Булгаков – А. С. Глинке. Письмо № 388 // Взыскующие града… С. 473.


[Закрыть].

За год до этого Н. Бердяев написал В. Эрну из Флоренции: «Моя выносливость ослабляется, и временами я начинаю унывать. К тому же я нахожусь в периоде острой самокритики и самоосуждения. Мало благодатности в жизни. Работаю я много, но занят я, главным образом, тем, что переписываю своего „Хомякова“ и усиленно редактирую Леруа и о Л. Толстом. „Хомяков“ уже печатается. Немного занимаюсь также оккультизмом и Штейнером. Философов смешал меня с грязью в двух № „Речи“ по поводу „Философии свободы“ и Соловьевского сборника. Я все-таки не ожидал такой злобы и ненависти»[353]353
  И. А. Бердяев – В. Ф. Эрну. Письмо № 321 // Там же. С. 400.


[Закрыть].

С. Булгаков в 1912 г. замечает о Н. Бердяеве: «Крутит нас всех сатана… О Николае Александровиче доходят только окольные глухие слухи, кажется, скоро будет в Москву. Белый усиленно зовет его к Штейнеру, и думаю, он поедет к нему, разве безденежье задержит»[354]354
  С. Н. Булгаков – А. С. Глинке. Письмо № 410// Там же. С. 503.


[Закрыть].

Н. Бердяев действительно прослушал в Гельсингфорсе (Хельсинки) цикл лекций Р. Штейнера «Оккультные основы Бхавагад-Гиты» (28 мая – 5 июня 1913) и написал о курсах: «Штейнер читал еще публичную лекцию о свободе воли, которая показалась мне очень посредственной и философски не интересной, как не интересна его философская (не теософическая) книга „Философия свободы“. Из пребывания в Гельсингфорсе я вынес некоторое поучение и еще больше укрепился в своей критике антропософии и оккультизма вообще. Я это выразил в „Русской мысли“, которая вызвала негодование антропософов»[355]355
  Бердяев Н. А. Самопознание. М., 1991. С. 192.


[Закрыть].

В этот год Н. Бердяев редко встречается с еще недавно близким ему С. Булгаковым. Последний пишет А. С. Глинке 13 февраля 1913 г.: «В Москве Н. А. Бердяев. Мы встречаемся внешне хорошо, но остается какая-то дальность и отчужденность. Это и естественно: пишет он свое „творчество“ и на нем уперся, хотя верится, что это больше упорство, а не подлинная его сущность»[356]356
  С. Н. Булгаков – А. С. Глинке. Письмо № 418 // Взыскующие града… С. 510.


[Закрыть].

Но лучше всего судить о человеке по его собственным признаниям. 30 января 1915 г. Н. Бердяев написал Вяч. Иванову: «В моей природе есть что-то антихристианское, но вся кровь моя пропитана христианской мистерией. Я – „еретик“, но в тысячу раз более христианин, чем Вы – „ортодокс“»[357]357
  Н. А. Бердяев – Вяч. И. Иванову. Письмо № 549 // Там же. С. 618.


[Закрыть].

В январе 1915 г. в «Биржевых ведомостях» появляются несколько перекликающихся публикаций. 15 января – статья Н. Бердяева «О „вечно бабьем“ в русской душе. Эпигонам славянофильства», поводом для которой послужила статья В. Розанова «Война 1914 г. и русское возрождение»[358]358
  Розанов В. Война 1914 г. и русское возрождение // Биржевые ведомости. 1915. № 3.


[Закрыть]. 23 января В. Эрн откликнулся статьей «Налет валькирий»[359]359
  Издана как книга под названием «Меч и крест» (М., 1915).


[Закрыть]. Затем в полемику вступил Вяч. Иванов, опубликовав 18 марта статью «Живое предание. Ответ Н. Бердяеву». 8 апреля ему ответил Бердяев статьей «Омертвевшее предание»[360]360
  Бердяев Н. Омертвевшее предание // Биржевые ведомости. 1915. № 323.


[Закрыть]. По этой полемике с Бердяевым высказался в письме к В. Эрну член ПРФО С. Аскольдов[361]361
  Аскольдов [Алексеев] Сергей Алексеевич (1871–1945), философ, член ПРФО. Главные работы рассматриваемого периода: «Основные проблемы теории познания и онтологии» (1900) магистерская диссертация «Мысль и действительность» (1914).


[Закрыть]: «Дорогой Владимир Францевич! Не могу не выразить Вам своего восхищения Вашей статей о Н. Бердяеве, которую сейчас прочел. И остроумно, и верно, и, в конце концов, весьма глубокомысленно. Конечно, все это одержимость со стороны „князя воздушного“. Розанов же грешит от земли. И лучшего ответа Н. Бердяеву не могло быть, а ответить надо было для него же самого»[362]362
  С. А. Аскольдов – В. Ф. Эрну. Письмо № 546 // Взыскующие града… С. 614.


[Закрыть].

В 1916 г. наконец, как итог раздумий и исканий философа, в свет выходит «Смысл творчества. Опыт оправдания человека». Наряду со столь волновавшей его темой творчества важной темой книги становится ожидание «откровения» Бога Духа Святого, означающее и конец света, и Воскресение, и обожение сущего, но для этого, по Бердяеву, нужно встречное «творческое» движение религиозного человека, которое рассматривается Бердяевым как откровение человека – Богу[363]363
  Данной работой Н. Бердяев очертил круг проблем, за рамки которых он уже не выходил. «Духовный кризис интеллигенции» (1910), «Философия свободы» (1911), «А. С. Хомяков» (1912), «Смысл творчества» (1916), «Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности» (1918), работы, в которых звучат мотивы профетические и эсхатологические.


[Закрыть].

После выхода книги о религиозном смысле творчества Н. Бердяев становится особенно одинок: со своими воззрениями на важность творчества в деле спасения он не вписывается в круг мережковцев, к московскому православному кругу[364]364
  С. Булгаков, М. Новоселов, В. Эрн, С. Трубецкой, П. Флоренский, Ф. Самарин.


[Закрыть] он примкнуть не может. Он мечтал выработать «христианский гнозис». Так, в отзыве о Д. Мережковском Н. Бердяев подчеркивал: «Подобно Булгакову, не любит и боится Д. Мережковский гнозиса, имманентно-свободного богопознания… менее Булгакова подготовлен для суждения о религиозном гнозисе, меньше знает… не стоит на высоте религиозно-познавательных задач нашей эпохи»[365]365
  Бердяев Н. Новое христианство: Д. Мережковский // Бердяев Н. Типы религиозной мысли в России. С. 494.


[Закрыть]. Сам Н. Бердяев не скрывал, что занят построением христианского гнозиса, который, по Бердяеву, возник уже в первые века христианства, но был утрачен его носителями. Свои идеи о необходимости «истинного христианского гнозиса»[366]366
  Бердяев Н. Смысл творчества. С. 49.


[Закрыть] он относит к сфере религиозной философии, провал гнозиса Валентина и Василида[367]367
  Валентин и Василид – гностические философы первой половины II в. В основе их систем была общегностическая идея абсолютной полноты вечного бытия (Плерома) или мира эонов, из которого происходит и к которому возвращается все, способное к восприятию истины. У валентиниан Плерома была представлена четырьмя сущностями (зонами) под именами: Глубина, Ум, Слово, Человек. Каждое из них было и мужского, и женского пола. Эти зоны образовывали меж собой пары, порождающие вереницы других эонов. Все вместе 30 эонов и составляли выраженную полноту абсолютного бытия. Цель рождения в мир Спасителя трактовалась гностиками как задача собрать всех имеющих в себе бессознательное стремление к познанию истины (пневматики) и превратить их в сознательных – «гностиков», знающих «истину» о Первоотце, Плероме и их собственном предназначении сочетаться с ангелами и быть принятыми в Плерому. Остальной мир с плотскими людьми обратится в ничто. Василид категорически отрицал возможность приписывать какие-либо свойства или признаки Первоначалу: невозможно сказать даже и того, что оно непознаваемо и неизреченно, поскольку такая его характеристика уже указывала бы на его определенный характер. Нельзя сказать, что оно есть ничто; и даже нельзя сказать, что оно есть Бог. У Василида из абсолютного первоначала истекала вся разумная сфера, что означало, что все реальное бытие есть не что иное, как эманация все того же сверхбытия. Здесь у него аннулировалось христианство с его творением из ничего и на его место ставился чисто языческий принцип пантеизма. Гносис явился не как опыт полемики, а как опыт примирения язычества с христианством: он утверждал возможность компромисса между язычеством и христианством, если последнее беспристрастно отнесется к язычеству и возьмет у него лучшее. Христианство подобного компромисса не допускало. На христианство гностики смотрели как на учение несостоятельное, потому что признавали себя компетентными в решении высших вопросов, подчиняясь авторитету философов. Подробно см.: ИринейЛионский, ев. Творения. Кн. 1. М., 1996.


[Закрыть] объясняет тем, что человек был оставлен ими во власти космических сил, они не поняли свободы человека. «Христианский гнозис» Н. Бердяева входил составной частью в представление философа о том, в каких аспектах и как должно быть модернизировано «историческое христианство».