Текст книги "Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века"

Д. Мережковский о поле в системе НРС

Мы уже отмечали, что с темой «освящения» плоти в учении тесно был увязан вопрос о значении пола. «Проблематика пола складывается в религиозной философии Мережковского под влиянием В. Розанова», – пишет С. П. Бельчевичен[160]160
  Бельчевичен С. П. Проблема взаимосвязи культуры и религии в философии Д. С. Мережковского. С. 38.


[Закрыть]. Н. Бердяев также считал, что Розанов своими темами послужил новому религиозному сознанию. Он оказал большое влияние на Д. Мережковского, «почти определил темы религиозно-философских собраний» [161]161
  Бердяев Н. Христос и мир // Русская мысль, 1908. Июль. № 1. Цит по: Бердяев Н. А. Типы религиозной мысли в России // Соч. T. 3. Paris, 1989. С. 344.


[Закрыть].

В. Розанов появился в кругу Мережковских в 1898-м, в октябре 1899 г. Д. Мережковский заговорил о необходимости «новой Церкви»[162]162
  В Великий четверг 1899 г. Мережковский, Гиппиус и Философов совершили «акт» рождения «новой Церкви» (см.: Гиппиус 3. Н. Дневники. Ч. 1. М., 1999. С. 96–98).


[Закрыть]. В. Розанов в своих статьях, сравнивая ветхозаветное религиозное мировоззрение с христианской моралью, исподволь расшатывал доверие читающей публики к церковному образу жизни. Тема Розанова – Христос и мир, отношение между Христом и миром: во Христе мир прогорк, а те, что полюбили Иисуса, потеряли вкус к миру. Религиозные воззрения В. Розанова из сферы литературы перешли в сферу философии, и она вполне подошла для «нового религиозного сознания». Современник В. Розанова Б. Грифцов, рассматривая Д. Мережковского, В. Розанова и Л. Шестова как мыслителей, писал: «Намечаются два основных типа мысли в новое время… почти всякий мыслитель… отшатываясь от позитивизма, впадает в логическую метафизику… нисколько не менее упрощающую и не менее плоскую»[163]163
  Грифцов Б. Три мыслителя. М., 1911. С. 37.


[Закрыть].

В. Розанов заявил пол как точку включения в вечность. Он является священной субстанцией. Через пол как природное человек соединен с космичностью бытия. Человек не потеряется в Вечности, потому что включен в нее через пол, более того, пол «и есть наша душа»[164]164
  Розанов В. В. В мире неясного и нерешенного. С. 7.


[Закрыть] (человек вообще есть «трансформация пола» («Люди лунного света»), пол внеестественен и сверхъестественен («В мире неясного и нерешенного»), и «связь пола с Богом большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с Богом» [165]165
  Розанов В. В. Уединенное // Соч. T. 1. М., 1990. С. 169.


[Закрыть]). В поле видит Розанов преодоление смерти (Н. Бердяев). Церковь не смогла овладеть историческим процессом, и единственное место, где есть надежды, и человек может лично проявиться, это, по Розанову, семья, которая есть иррациональный мистический институт. На Собраниях ПРФО В. Розанов отрицал благодать, подаваемую в Таинстве брака.

Для В. Розанова, как и для Н. Бердяева и Д. Мережковского, в центре исторического процесса стоит гений, который является мировой скрепой. Гений религиозен, «гений в своем творчестве проявляет основную идею – скрытый центр мировой жизни»[166]166
  Там же. С. 39


[Закрыть]. В. Розанов, намечая этот мировой центр, в «Религии и культуре» ставит акцент на новом принципе философствования: центром мира является чувственная любовь, и, говоря о человеке, играющем столь значительную роль в истории человечества, должно учитывать не дух, а тело. Соответственно, скорби духа не должны составлять предмет религии, человечество, писал он, должно выработать религию лиричную, а «религиозное мышление в пределах схемы христианской давно представляет собою иссохшую мумию в драгоценном саркофаге, о которой никто не заметил даже момента, когда она перестала дышать»[167]167
  Розанов В. В. Русская Церковь // Соч. T. 1. М., 1990. С. 347–348.


[Закрыть].

Результатом такой перемены стало бы, по В. Розанову, создание оригинальной метафизики и мистицизма, куда вошло бы «много… переработанного и бесконечно углубленного язычества – как в его эллино-римских элементах, так и особенно в германо-славянских элементах. Песни народные, эпос народный… детские песни… они мотивами своими… и содержанием своим говорят иногда так же много, как и песнопения Церквей… они выше литургий, слишком схематичных и не отвечающих человеку на скорбь этого часа, на радость этого дня»[168]168
  Там же. С. 349.


[Закрыть]. В этом перечислении мы видим часть того, что деятели «нового религиозного сознания» называли не освященной Церковью, «плотью» мира.

Такое отношение к полу, естественно, сближало мережковцев и В. Розанова, но метафизика Д. Мережковского была лишена той «путаницы логической», которую он сам находил в «религиозной путанице» воззрений В. Розанова[169]169
  Мережковский Д. Было и будет: Дневник 1910–1914. Пг., 1915. С. 223


[Закрыть]. «У Мережковского любовь вводит… в познание», – пишет В. Сарычев[170]170
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 30.


[Закрыть]. Для В. Розанова любовь – чувственная сторона плоти, что для него не умаляет вопроса о «святости» пола как имеющего, согласно В. Розанову, начало в Божестве. Для Д. Мережковского чувственность – только толчок для рождения духовной любви, призванной создать «единство Трех в эросе, на котором, как на первом камне, созидается „Церковь Святого Духа“»[171]171
  Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С. 329.


[Закрыть]. Не семья, а сакральный брак втроем, платонический союз, основанный на чувственном влечении. Для начала чувственного влечения был необходим пол. «И Дмитрий Сергеевич, и Философов… думали, что без пола нельзя подходить к Богу, а потому я решила, что пусть они, если боятся бесполого Круга, – надеются, что есть пол хоть во мне, влечение к одному[172]172
  Речь о Д. В. Философове.


[Закрыть] из Круга», – писала 3. Гиппиус об учреждении их первой общины[173]173
  В. Розанов не захотел принимать участие в «таинствах» общины Мережковских: «Занятый своими мыслями, усмотрел опасное в тайне, о которой мы просили», – вспоминала 3. Гиппиус в Дневниках (см.: Гиппиус З.Н. Дневники. М., 1999. Ч. I. С. 90).


[Закрыть] «новой церкви»[174]174
  Гиппиус З.Н. Дневники. М., 1999. С. 95.


[Закрыть].

С нашей точки зрения, есть нечто в их общих воззрениях на пол, чего Д. Мережковский В. Розанову уступить не может: это обусловленность личности полом. Как и Н. Бердяев, он отстаивает свободу личности, пусть не абсолютную, как у Бердяева. Он пишет: «Розанов ничего не понимает в христианстве, потому что ничего не понимает в личности»[175]175
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник 1910–1914. С. 223.


[Закрыть], для В. Розанова «душа (личность) есть только функция пола; пол есть ноумен души»[176]176
  Там же. С. 231.


[Закрыть]. «Где не начался пол – нет лица, но оно сейчас же появляется как зачаток, как намек – где появляется пол», – писал В. Розанов в статье «Из загадок человеческой природы»[177]177
  Розанов В. Апокалипсис нашего времени. М., 2002. С. 195.


[Закрыть]. Д. Мережковский отмечал, что в вопросе пола считает главной ошибкой В. Розанова то, что он пол посчитал «сущностью», а личность – «явлением». «Утверждать, что… личность есть только явление, „функция пола“… значит утверждать, что часть больше целого, христианское целомудрие – не содом и не скопчество, как думает Розанов»[178]178
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник 1910–1914. С. 232.


[Закрыть]. «Розанов не знает, что такое личность, потому что не знает, что такое общественность»[179]179
  Там же. С. 233.


[Закрыть], – заключал Мережковский.

Вопрос о религиозной общественности В. Розанову действительно был чужд, его «религиозная общественность» пребывала в обрядовородовой жизни Ветхого Завета, а «новая религиозная общественность» Д. Мережковского и Н. Бердяева ассоциировала себя с новозаветным христианством.

Отметая подозрения в любого рода заимствованиях, Д. Мережковский неоднократно высказывался в статьях о В. Розанове, Вл. Соловьеве, Л. Толстом, не одобряя их отношения к христианству. Говоря о В. Розанове, Д. Мережковский порицал его высказывания о Христе («у Розанова бунт лукавый: из-за угла ненавидит и не смеет поднять глаза на Того, Кого ненавидит»[180]180
  Мережковский Д. С. Было и будет. С. 236


[Закрыть]) и его недоверие к Воскресению («Мистические хулиганы»[181]181
  Мережковский Д. С. В тихом омуте. СПб., 1908. С. 250–251.


[Закрыть]). Д. Мережковский писал: «Розанов сообщает единственную заповедь этой новой религии: „Оставьте все, как есть. Не тяните ни туда, ни сюда“. Но ведь это древняя… заповедь всякую существующую мерзость… признать божественной только потому, что она существует – поклониться непотребному богу непотребной действительности»[182]182
  Там же.


[Закрыть]. Интересно, что эти слова, сказанные о В. Розанове, как нельзя лучше подходят и к характеру той действительности, которую требуют внести в Церковь и освятить деятели НРС. Д. Мережковский против розановского: «Если бы я был великим иереем… я сотворил бы религию „здесь“ и „здешняго“»[183]183
  Мережковский Д. С. Мистические хулиганы // Мережковский Д. С. В тихом омуте. С. 252.


[Закрыть], но именно такую религию, в центре которой царство справедливости, Царство Небесное здесь и сейчас, царство, в которое внесено „все наше дорогое“ и освящено „в единстве духа“, предлагает он сам.

Так, Д. Мережковский в статье «Земной Христос» пишет, что считает всякую плоть святою уже потому, что «Христос соединил с нею Свою Божественность»[184]184
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник. С. 158.


[Закрыть]. Там же уточняет: «Догмат о Богочеловеке утверждает совершенное равенство плотского духовному, земного – небесному, человеческого – божескому в существе Христа. Но религиозный опыт христианства… не вместил и не воплотил догмата: духовное возобладало над плотским, небесное – над земным, божеское – над человеческим, – до совершенного поглощения одного начала другим»[185]185
  Там же. С. 158. Курсив мой.


[Закрыть]. Россия гибнет, и неподвижность Розанова в данном религиозном вопросе возмущает Мережковского: такая позиция «мистического анархизма» – «предел реакции, предательство революции»[186]186
  Мережковский Д. С. Мистические хулиганы. С. 253.


[Закрыть].

Пристрастие В. Розанова к временам Ветхого Завета Д. Мережковскому в вопросе о «плоти и поле» было чуждо. Ветхий Завет рассматривался им лишь как этап движения «человечества к Абсолютной личности. Когда цель движения достигнута, оно прекращается… приходит Христос»[187]187
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник. С. 232.


[Закрыть]. Пол умалялся Д. Мережковским в контексте значения для личности. Личность как целое, единое и единичное в своем роде вообще представлялась ему своеобразно: «Личность, индивидуум, есть неделимое целое; пол есть половина, двоение… дробь личности. Совершенный человек, совершенная личность – не мужчина, только мужчина… и не женщина… а что-то большее. …Соединение мужского и женского не в половом акте, вне личности, а в ней самой и есть начало личности»[188]188
  Там же.


[Закрыть]. Н. Бердяев развил это положение в своей антропологии до «идеала» – «андрогина» – абсолютного совершенства, «юноши-девы». Андрогинный человек и есть человек «обоженный», это еще одна причина того, почему Н. Бердяев, В. Розанов, сам Д. Мережковский и иже с ними настойчиво отвергали христианский аскетизм: он противоречил их представлениям о пути обожения. Если в православии обожение – следствие стяжания Духа Святого, то в НРС оно обусловлено полом, а вернее – преодолением его при признании плоти «святой». «Плоть» в традиционном понимании для Д. Мережковского означает антитезу аскетическому миросозерцанию; плоть есть нижняя бездна, противоположная бездне верхней (Сарычев).

Надо заметить, что и В. Розанову была не чужда идея «андрогина». В. Сарычев считает, что именно в «андрогине», по Мережковскому, возможно соединение духа и плоти. Он пишет: «Д. Мережковский и Гиппиус… доводят уже наметившуюся у предшественника [Вл. Соловьева] неосознанную эротизацию христианского вероучения до логического предела»[189]189
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 35


[Закрыть]. Отражая общий с Мережковским взгляд на проблему, 3. Гиппиус писала: «Мужеженское существо стремится к соединению с другим, в соответственно – обратной мере двойным Женомужским», создается «возможность истинной любви…»[190]190
  См.: Гиппиус 3. Русский Эрос, или Философия любви в России. М., 1991. С. 296.


[Закрыть] В. Сарычев замечает: «Отдаваясь логике идеи, Д. Мережковский и 3. Гиппиус объективно „сатанизируют“… свое учение. Так, к понятиям, определяющим… „истинную любовь“… Д. Мережковский добавляет… „ночную сущность“, вводит в андрогинизм дионисово начало»[191]191
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 35.


[Закрыть].

Выводы В. Сарычева ложатся на факты близкого общения всех четверых: Мережковского, Розанова, Гиппиус[192]192
  См. далее о ее письме Вяч. Иванову.


[Закрыть] (а также Д. Философова) и Вяч. Иванова с проповедуемым им дионисийством. (Религия Диониса как двуполого бога разлагается в мистериях на мужскую и женскую составляющие). Пятым, близким по духу, Гиппиус считала А. Белого и старалась удержать его в их кругу[193]193
  См., например, письмо 3. Гиппиус от 8 сентября 1902 г., которое должно было убедить А. Белого в существовании «двух путей добра». 3. Гиппиус в письме делится с А. Белым тем, каким они принимают падшего ангела: «Это он, Белый Диавол, Денница, исполняет свой великий подвиг любви к Богу и людям, взятый на себя прежде всех времен (вы еще думаете, что было „отпадение“, „бунт“?) – и кладет, сам страдая и любя, тень на человеческую душу. Еще и еще раз создает возможность понять свет и явить свободную волю в выборе между светом и тьмою… разве душа согласится принять Бога, создавшего тьму? Или Бога, борющегося с тьмою? Нет-нет. Он создал лишь подвиг в одном из своих творений – Денницы, который для Него – никогда не терял своих белых одежд, – а лишь в наших глазах – до времени» (см.: НИОР РГБ. Ф. 25. К. 14. Ед. хр. 6. Л. 15–15 об.). Очевидно, что в приведенных нами первых строках письма 3. Гиппиус приписывает Люциферу подвиг, подобный искупительному подвигу Христа.


[Закрыть]. Относительно самой 3. Гиппиус Н. Бердяев писал в статье «Преодоление декадентства»: «Мечты о высшей влюбленности самые заветные мечты А. Крайнего[194]194
  Псевдоним 3. Гиппиус.


[Закрыть]. …А. Крайний пришел к идее любви, очень родственной гениальному учению о любви Вл. Соловьева, но… выносив эту идею в себе, осмыслив свой опыт. Враждебнее всего А. Крайний Розанову и розановщине, любви родовой. Безличным инстинктам в поле. …А. Крайний лелеет мечту о преображении пола, которая… должна казаться безумием „разуму“ века сего»[195]195
  Бердяев Н. Преодоление декадентства // Московский еженедельник. 1909. № 20.
  С. 53.


[Закрыть]. Цитата показательна: в статье о творчестве 3. Гиппиус Н. Бердяев уточняет отношение автора к полу. Это говорит нам о том, сколь большое внимание придавали деятели НРС популяризации этой темы.

В 1916 г. Н. Бердяев отмечал: «Как ни враждебен сейчас Д. Мережковский Розанову, но и доныне не может он освободиться от обаяния розановской религии плоти…»[196]196
  Бердяев Н. Новое христианство // Бердяев Н. Типы религиозной мысли в России.
  С. 488.


[Закрыть]. Тема «пол в христианстве» имела свое продолжение: обобщая свои религиозные умопостроения в эмиграции, Д. Мережковский, как и В. Розанов, внесет пол в жизнь Бога, свяжет пол с тринитарным вопросом: «Тайна Одного в личности, тайна Двух в поле, тайна Трех в обществе»[197]197
  Мережковский Д. Тайна Трех. Египет-Вавилон. Прага, 1925.


[Закрыть]. Он напишет: «От проникновения одного бытия в другое происходит рождение Сына. Тринитарная проблема тем самым наполняется новым содержанием, раскрывается тайна Третьей ипостаси, третье лицо Пресвятой Троицы – Лицо Женское»[198]198
  Там же. С. 339.


[Закрыть]. Обожение человека новой религиозной эпохи писатель также свяжет с полом и «святой плотью» и напишет, что «Третьим царством Трех» и будет торжествующая на земле Церковь как Царство Божие, «в лоне этого Царства благодать единения с Богом достигнет Богосупружества»[199]199
  Пахмусс I Вступительная статья // Мережковский Д. С. Реформаторы. Лютер, Кальвин, Паскаль. Брюссель, 1990. С. 1. Она же: Вступительная статья // Мережковский Д. Маленькая Тереза. Эрмитаж, 1984.


[Закрыть]. «В Богосупружестве совершается такое внутреннее соединение Существа Божия с человеческим, что каждое из них становится богом, хотя ни то, ни другое не изменяет природе своей» [200]200
  Мережковский Д. Что сделал ев. Иоанн Креста // Новый журнал. Кн. 69. Нью-Йорк, 1962. С. 127.


[Закрыть].

Проблема метафизики «плоти» и «духа» и тринитарный вопрос

Философия пола, пишет С. П. Бельчевичен, переносится Д. Мережковским и на социальные проблемы: «Мир гибнет от того, что забыл Мать. Мужское возобладало над женским»[201]201
  Мережковский Д. Тайна Трех. Египет-Вавилон. С. 363.


[Закрыть]. В. Сарычев также делает вывод, что раз, по Мережковскому, «Троица в самой себе связана и обусловлена полом, то полом же она связана и со всякой „плотью“, т. е. с миром»[202]202
  Сарычев В. А. Религия Дмитрия Мережковского. С. 64.


[Закрыть]. Ожидаемое деятелями НРС, а на самом деле ими же вносимое «откровение о „плоти“ есть откровение о земле, освященной общественности, религиозном смысле культуры, о воскресении тела… умерщвляемого аскетической религией духа», – писал Н. Бердяев. «Плоть» означает и мир, и космос, землю и пол, и всю культуру с «науками и искусствами, с любовью и общественностью, и тело, предназначенное к воскресению»[203]203
  Бердяев Н. Новое христианство. С. 496.


[Закрыть].

В этом новом «откровении» о плоти предполагался и новый взгляд на культурные ценности, придание им сакрального значения. Общество, создававшее в своем культурном развитии эти ценности и живущее ими в своем поступательном развитии, обретало, по-видимому, онтологическую связь с Божеством (у Д. Мережковского мир эманировал из Бога[204]204
  См.: Мережковский Д. Больная Россия. С. 93.


[Закрыть], у Н. Бердяева – «святость» гениальности вносит «прибыток» в Божество, что также предполагает единую природу). Ошибка «исторического» христианства, по Д. Мережковскому, была в том, что в «истории человечества и Церкви Дух [был] понят как внутренний процесс… преобразования плоти… как умерщвление плоти»[205]205
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 23.


[Закрыть]. Потому, по Мережковскому, аскетическое христианство и современная культура оказались «обоюдно непроницаемы». Следовательно, «к соединению Святого Духа со Святою Плотью ближе несвятая плоть внехристианского человечества»[206]206
  Там же. С. 24.


[Закрыть], – делает вывод писатель.

Наблюдаемая на протяжении второго тысячелетия «христианская святость, действие вне Троицы», потому что аскетическое делание, по Д. Мережковскому, совершается «только во имя Сына»[207]207
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 150.


[Закрыть]. Ликом Сына закрыт лик Отца и Духа, который явит откровение о Богочеловечестве, Сам станет откровением «во Плоти Святой, последним соединением Духа с Плотью, неба с землею, мира с Богом»[208]208
  Там же. С. 149.


[Закрыть]. В своем увлечении освятить (отрицавшееся им!) розановское «здесь» и «здешнее», он восклицает, обращаясь к преподобному Серафиму Саровскому: «Я верю, что последняя… тайна… христианской святости… будет тем самым откровением, которого я жду». «Батюшка Серафим! Если ты идешь за Бога против мира, то мы идем против тебя с миром и с Богом»[209]209
  Там же. С. 151.


[Закрыть]. «Первый Завет пророчествует о первом пришествии Сына в Отце, второй – о Втором пришествии Сына в Духе», «третий и последний момент религиозной эволюции… теперь наступает, есть откровение Духа, которое соединит откровение Отца с откровением Сына»[210]210
  Там же. С. 154.


[Закрыть].

Так Д. Мережковский подводит итог христианской эпохе, названной им «Второй Завет» – просто перечеркивает ее духовные достижения. Впереди у него новое общество с обновленной религией, новая эпоха с неограниченными возможностями.

Согласно представлениям Д. Мережковского, человеческий социум эволюционирует по образу откровения Святой Троицы. У Д. Мережковского выстроена схема «откровения»: всякая эволюция проходит через «тезис, антитезис и синтез». Тезисом в этой эволюции являются «все дохристианские религии… Бессознательная основа всех этих религий – пантеизм, всебожие… Все эти религии суть откровение Бога Отца, как единого, абсолютного, безличного объекта, которым поглощается частное, субъективное, личное бытие»[211]211
  Мережковский Д. Ответ на вопрос // Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 154.


[Закрыть]. (По отношению к социуму это первые века развития, когда происходило зарождение индивидуальности, инаковости, но не личности. Это некая безличная языческая множественность). Язычество, по Д. Мережковскому, есть непросветленное христианство, «христианство до Христа»[212]212
  Розанов В. В. Лев Толстой и Церковь // Соч. T. 1. М., 1990. С. 309.


[Закрыть]. Родившееся в мире христианство – второй этап воплощения на земле Триединства, «откровение Абсолютного субъекта, Личности, Сына Божьего… В христианстве впервые является разделение мира на… феноменальный и трансцендентальный. Христианство постулирует соединение этих двух порядков: „Я и Отец – одно“…»[213]213
  Мережковский Д. Ответ на вопрос // Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 155.


[Закрыть]. Исчерпывается ли полнота божественной сущности двумя Заветами, спрашивает Д. Мережковский. «Нуминальной Троичности, которая самому христианству открывается в Трех Ликах, не должна ли соответствовать феноменальная троичность в трех Заветах?.. Как первая Ипостась открылась в Ветхом, Вторая – в Новом, так Третья не откроется ли в Третьем грядущем Завете?»[214]214
  Там же. С. 20.


[Закрыть]

Рождение в мир Богочеловека стало, по Мережковскому, пролитием в мир личностного начала, но Церковь в ходе истории увлеклась аскетизмом и смешала плоть с грязью. Небесное Триединство, чтобы воплотиться в тварном мире сполна, «должно окончательно выйти из… христианства… <…> …В кажущемся отречении от Христа это необходимое выхождение и совершается»[215]215
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник. С. 223. Курсив мой.


[Закрыть]. (Здесь заметно явное противоречие. Если «кажущееся отречение от Христа» – это действия мережковцев, непонятно, почему неприятие ими Церкви «исторической» сопоставляется Мережковским с «отречением от Христа». Стало быть, Христос все-таки с Церковью?! И тогда порицаемое «неохристианами» аскетическое отношение Церкви к ценностям «мира сего» соблюдается по Его заветам.)

Имея прообразом идею всеединства Вл. Соловьева, новое религиозное общество Мережковского должно быть едино в плотском и духовном, внутреннем и внешнем. В нем все «я» объединены единством в Церкви, любовью друг к другу и единым религиозным общественным деланием – претворением человечества в Богочеловечество. Согласно Мережковскому, единство обеспечивает новое религиозное сознание и причащение в новой Церкви – Иоанновой. Церковь любви, названная так в честь «Апостола любви» евангелиста Иоанна, – третья, объединяющая плоть и дух в завершающем откровении Триединства (откровение Третьей Ипостаси о себе в мире восполнит христианство[216]216
  Подробней о Церкви Иоанна см.: Записки Петербургского религиозно-философского общества. М., 2005. (Заседание XVTII). С. 395–397.


[Закрыть]). «Настоящая (апокалиптическая) Церковь – Церковь такого завершения», – считала 3. Гиппиус.[217]217
  В 1906 г. 3. Гиппиус писала: «Церковь… может быть реализована только через Пришествие Святого Духа, Который будет послан к нам Сыном и Который откроет нам будущее» (см.: Весы. М., 1907. С. 84).


[Закрыть]

По-видимому, с тезисом о том, что «истинная» Церковь – будущая Церковь всеобщей любви, где нет места скорби и покаянию, связан у Д. Мережковского вопрос: «Будет ли прощен сатана?»[218]218
  Мережковский Д. С. Было и будет: Дневник. С. 103.


[Закрыть] Он рассуждает так: он тоже тварь, значит, «мучается», а Бог – «совершенная любовь», которая не простить не может. «В понятии метафизическом вечность едина… И осуждение вечное в Зоне Второй Ипостаси, не вечно в вечности Ипостаси Третьей – в Зоне Духа». «Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными… Не есть ли это ходатайство Духа о последней благости Отца и Сына, которая покроет последнее осуждение, вечною любовью утолит муку вечную?»[219]219
  Там же. С. 103–104.


[Закрыть]

«Дух небытия» не вписывается в систему Д. Мережковского, несмотря на исповедуемое мережковцами «единство двух путей» – добра и зла[220]220
  Вопрос о зле не связан у Д. Мережковского ни с грехопадением, ни с проблемой его существования в мире. Для Мережковского зло персонифицировано, он пишет, что вопрос о том, что есть сущность этого персонифицированного зла для него решен окончательно. «Я не сомневаюсь… что дух небытия есть дух вечной середины, пошлости, плоскости», только отражающей величие Божие» (см.: Мережковский Д. Больная Россия. С. 102).


[Закрыть]. В. Сарычев считает, он чужд Д. Мережковскому, потому что «означает принципиальную невозможность стяжать андрогинное естество», поэтому писатель не может, принимая язычество, культуру как «плоть мира», соединить это начало с представлением о «святой плоти». Однако в сочетании «двух бездн», нижней и верхней, другие исследователи творчества Д. Мережковского видят соединение Христа и адепта «духа небытия» – Антихриста.

Самодержавие, Церковь, Православие

Темы докладов в ПРФС (1901–1903 гг.) не позволяют говорить об изначально пиететном отношении поддерживавших Мережковских участников Собраний к православному государственному устройству. Хотя сначала высказывания самого писателя о единстве русского самодержавия и Российской Церкви были такого толка, как в статье «Самодержавие и религия»: «Самодержавие и православие две половинки единого религиозного целого, так же как папство и католичество. Царь – не только царь, но и… помазанник Божий, т. е. в последнем… исторически неосуществленном… пределе власти своей – наместник Христа. …Самодержавие есть утверждение абсолютной святыни; но в порядке мистическом»[221]221
  Мережковский Д. Предисловие к одной книге // Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 159.


[Закрыть]. После революционных событий 1905 г. не вполне проясненная система Д. Мережковского уже не включает социальную «плоть» (государство), на которое в его представлении опирался «дух» (Церковь). Прежнего синтеза нет, т. к., согласно НРС, государство самодержавное связано с Антихристом. Статья российского законодательства гласит, пишет Д. Мережковский, что «в управлении церковном… Российский самодержец становится верховным пастырем, первосвященником, видимым главою Церкви, наместником Главы Невидимого, самого Христа»[222]222
  Мережковский Д. Предисловие к одной книге. С. 49.


[Закрыть]. Д. Мережковский усматривает здесь цезарепапизм. Л. Щеглова, которая делала обзор творчества Д. Мережковского в 1909 г., подтверждает: когда Д. Мережковский писал работу о Ф. Достоевском и Л. Толстом, самодержавие было для него «плотью» государства, Церковь – «духом» его, они были едины. Когда на сцену вышла такая общественная сила, как революционное движение против самодержавия, прежнее единство потеряло для него святость[223]223
  Щеглова Л. В. Д. Мережковский: Публичная лекция, прочитанная в феврале 1909 г. в Санкт-Петербурге, в зале Соляного городка. СПб., 1910. С. 32.


[Закрыть].

Правомочно ли вообще употребление здесь таких понятий, как святость? Мы не знаем внутреннее, «недляпечатное», «недляпропагандное» отношение Д. Мережковского к православному самодержавию. Ясно обозначившаяся к 1917 г. конечная цель задач ПРФО как органа пропаганды «нового религиозного сознания» не дает никакого шанса решить этот вопрос положительно. Может быть, на отношение Мережковского повлияло то, что на историческую сцену вышли новые действующие силы, и он увидел за ними будущее России? Отнюдь. Как показывают стенограммы ПРФС (1901–1903 гг.), тема цезарепапизма появилась еще в эти годы и обвинения в адрес государства, как узурпировавшего власть Христа на земле, звучали уже в 1901 г.

Чтобы показать видимый им образ «государства-антихриста», Д. Мережковский предпринимает поиск корней этого образа с эпохи Петра I[224]224
  То же самое проделает вслед за ним «богослов» обновленчества А. Введенский для доказательства «контрреволюционности» дореволюционной, связанной с самодержавием Российской Церкви (см.: Введенский А. Церковь и государство: Очерк взаимоотношений Церкви и государства в России. 1918–1920. М., 1923).


[Закрыть]. Он пишет, что, «вовлекая Россию в Европу, в культуру вселенскую», и освобождая ее от национальной культуры, «Петр тем самым приближал возможность участия России во всемирно-историческом процессе Богочеловечества» и в этом смысле дело Петра «святое подлинною христианскою святостью»[225]225
  Мережковский Д. Теперь или никогда // Мережковский Д. Больная Россия. С. 54.


[Закрыть]. До Петра I эта задача лежала на Церкви, которая не могла и не захотела ее принять, т. к. жила всецело в лоне национальной культуры, всемирную культуру полагая за «поганое латинство». Но слабостью царя Петра стало, пишет Мережковский, то, что он в своем сознании разделял Божье и кесарево, ему «самодержавие представлялось… делом мирским… навеки противоположным царству… Христову». Религиозная задача преемников Петра I «заключалась в том, чтобы раскрыть… это бессознательное христианское содержание петровских реформ»[226]226
  Мережковский Д. Теперь или никогда. С. 58.


[Закрыть], но самодержавию это оказалось не под силу. Церковь не приняла в этом участие и вместо построения Царства Божьего на земле благословила на политическую деятельность помазанника, который занял первенствующее место в самой Церкви. Д. Мережковский словно забывает или сознательно закрывает глаза на заповедание Христом верующим (а значит, и Церкви) разделять в своем сознании Божье и кесарево и воздавать каждому свое.

Не занимаясь проблемами мира, считает он, Церковь тем самым отдала его во власть дьявола: «Отрекаясь в своем сознании от всякой политики», Церковь поддерживает «худшую из всех политик… политику Князя мира сего» [227]227
  Там же. С. 68.


[Закрыть].

Результатом такой политики стал уход из Церкви интеллигенции, – утечка общественных сил, потеря доверия. Если же она пожелала бы сейчас из этого паралича выйти, перед ней предстала бы задача «найти утраченный религиозный смысл русской государственности, раскрыть новое учение о власти… о преображении государства в церковь»[228]228
  Там же. С. 59. Курсив мой.


[Закрыть]. Одна из причин «паралича» «исторической» Церкви видится Д. Мережковскому в порабощении государству. Таким образом, писатель Мережковский – за теократию. Это теократия Христа, Царство Божие на земле, Царство апокалиптических времен. В государственности Д. Мережковский видит три подмены: действительной разумности, действительной свободы и действительной же любви, которые открываются тому, кто стоит в истине. «Историческое христианство… не могло принять… власть Христа как… не только небесную, но и земную реальность», а вознесло эту власть «в область идеальных… праздных отвлечений», признав власть, «идущую от дьявола, – государственное насилие»[229]229
  Там же. С. 98.


[Закрыть]. И потому «новая любовь, новая власть Христова все еще не открывшаяся тайна»[230]230
  Там же. С. 98–99.


[Закрыть].

Обращая свой взгляд в прошлое, он утверждает, что как прежде свобода Церкви утверждалась на крови мучеников, так и нынешнее исповедание свободы Церкви следует восстановить на крови мучеников новых. Революционеров, приближающих смену социальных эпох. Вместе с тем, оговаривает Мережковский, «если бы и нашлись такие мученики… и смогли восстановить древнюю свободу Церкви во всей ее полноте», она все равно и теперь осталась бы «такою же… как в первые века христианства… пассивною, страдательною, а не активною, творческой – относительно государства и всей общественно-политической жизни мира»[231]231
  Мережковский Д. Теперь или никогда. С. 63.


[Закрыть]. И здесь Д. Мережковский ставит вопрос: «Может ли вообще Церковь исполнить эту задачу, оставаясь верной своей исконной метафизике?»[232]232
  Там же. С. 60


[Закрыть]Говоря по-другому, может ли это сделать «историческая», Православная Церковь? По мнению Д. Мережковского, паралич Российской Церкви идет еще из Византии, где каноны и постановления Вселенских соборов «оказались недостаточными для ограждения свободы Церкви от государства»[233]233
  Там же.


[Закрыть]. И ничего не изменить, потому что вопрос о «параличе Церкви», об ее «вековом бездейственном отношении к общественно-политической жизни мира решается… на неизмеримо большей глубине метафизики, заложенной в самую основу всего исторического христианства»[234]234
  Там же. С. 61.


[Закрыть]. «Приняли, что воля Отца должна совершаться и на земле, как на небе, но не поняли в течение двух тысячелетий, – пишет он, – правды… и о плоти… о восхождении земного к небесному… о здешней жизни… о всеобщем всечеловеческом спасении, которое совершается в процессе богочеловеческом на всем протяжении всемирной истории… Отныне должно открыться Откровение Иоанново… исполниться явно перед лицом всего мира» хилиастическое пророчество Апокалипсиса о «тысячелетнем царствии святых на земле… должно исполниться пророчество о некоторой всемирной теократии, упраздняющей, как уже ненужные и отжившие, все исторические формы государственности, все мирские власти, законы, царства», единым Царем должен стать «Первосвященник – сам Господь»[235]235
  Там же. С. 62


[Закрыть].

Так как «религия Троицы» как божественной множественности («двое» переходят в «трое») в виде новой религиозной общественности имела взгляд на существо Церкви как на Царство небесно-земное, духовно-плотское, исторически реальное, Д. Мережковскому грезилось, что Третья Ипостась Духа воплотится в Богочеловечестве, в Теократии. Но, опять же, теократия Д. Мережковского – это не теократия Вл. Соловьева и Ф. Достоевского. По этому поводу П. Гайденко пишет, что Д. Мережковскому ближе «те социалистические и анархические теории, создатели которых требуют отмены государства, как, например, марксисты или бакунисты, враждебные по отношению к любой религии… К анархизму Бакунина Мережковский оказывается ближе всего. Его… не смущает богоборчество Бакунина: он видит в нем новый, чрезвычайно близкий ему тип религиозности – „мистический атеизм“ (определение Мережковского), характерный для русской революционной интеллигенции самых разных направлений. …Именно анархизм лежит в основе „святой общественности“. …Атеизм Бакунина не смущает Мережковского; он видит за внешней формой позитивизма и материализма… „бессознательную мистику, пусть безбожную“»[236]236
  Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С. 348–350.


[Закрыть]. «Отношение Церкви Грядущей Теократии к земной человеческой власти может быть выражено словом „безвластие“», – пишет Д. Мережковский, однако, оговаривает он, «провозгласить анархию – это еще не значит провозгласить теократию. …Анархия во имя свободы без любви есть путь не к божественному порядку, а к бесовскому хаосу»[237]237
  Мережковский Д. О новом религиозном действии. Открытое письмо Н. Бердяеву // Мережковский Д. Больная Россия. С. 98–99.


[Закрыть].

Итак, «теократия» по Мережковскому, – это царство свободы, которое имеет много общего с идеалами Французской революции. Это Третье Царство, которое принесет освобождение общественное: «Только в Третьем Царстве Духа совершится этот „великий переворот“… иной качественно, чем тот, что мы называем „социальной революцией“», – пишет Д. Мережковский и цитирует Иоахима Флорского, имевшего видение о «Евангелии Духа Святого»: – «Собственники – „богатые, великие, сильные мира сего… будут низвергнуты, а нищие, малые, слабые, возвышены“»[238]238
  Мережковский Д. С. Лица святых от Иисуса к нам. М., 1997. С. 146.


[Закрыть]. «Иное качество» этому «великому перевороту» должна была придать и новая религия, новое религиозное сознание.

Таким образом, уже к 1907 г. Д. Мережковский публично признает, что отказался от прежнего отношения к государственной власти, когда он считал, что в самодержавии заключено «положительное религиозное начало». «Я теперь сознаю, как близок был к Антихристу… когда бредил о грядущем „папе-кесаре“, „царе – священнике“ как предтече Христа Грядущего». Он считает свой «тогдашний взгляд» не столько политическим, сколько религиозным заблуждением[239]239
  Мережковский Д. О новом религиозном действии. С. 100, 101.


[Закрыть]. «Для нас, вступающих в Третий Завет… между государством и христианством… не может быть никакого соединения, никакого примирения: „христианское государство“ – чудовищный абсурд. Христианство есть религия Богочеловечества; в основе всякой государственности заложена более или менее сознательная религия человекобожества»[240]240
  Там же. С. 95.


[Закрыть]. Борьба против «человекобожества» для него теперь есть та реальная борьба революционных сил, что выплескивается на улицы России.

П. Струве в 1908 году находил, что идеи Мережковского – последняя яркая вспышка славянофильства и в то же время последний идейный якорь русского революционизма. Позволим себе не согласиться с Петром Бернгардовичем: для славянофилов православие оставалось в контексте русской государственности, Д. Мережковский отталкивается от него, критикует, для него связь православия с самодержавием как государственностью порочна.

Таким образом, «новым религиозным сознанием» в лице Мережковского было провозглашено и обосновано противостояние христианскому государству, в данном случае – русскому самодержавию. Д. Мережковский заявил о своем убеждении в том, что в самодержавном государстве произошло «смешение лика Божьего с ликом звериным» и на этом смешении, «на старом порядке религиозном (который есть это смешение. – И. В.) зиждется и старый государственный порядок»[241]241
  Мережковский Д. Теперь или никогда. С. 141.


[Закрыть]. Так под социальную революцию им подводится религиозная основа: нельзя перейти к новому порядку, а в его понимании – к новому религиозному бытию, «не преодолев этого религиозного смешения» самодержавия и христианства[242]242
  Там же.


[Закрыть]. Тогда становится понятным и его принятие революции: она вписывается в НРС как необходимый вид «религиозного» действа при смене эпох.