Текст книги "Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века"

Нельзя сказать, что все вышеизложенное осталось в области религиозно-философских рассуждений писателя. 17 октября 1906 г. Д. Мережковский, Д. Философов и 3. Гиппиус попытались собрать митинг-протест с участием духовенства[243]243
  Опубликовано письмо А. Карташева, в котором он сообщал о результате разговора с близкими мережковцам клириками. «Был я у Аггеева. Предлагал. Не только не „зажглись“, но без стыда замяли вопрос, как будто удивляясь моей наивности. Наполовину искренне не понимают, наполовину пугаются, как благонамеренные чиновники. Сначала был один Аггеев. На мое предложение, ясное и довольно пространное, он сделал большие глаза, отвел их в сторону, протянул: „мм…“ и занял меня другим разговором. …Через 5 минут явились Григорий] Петров и Егоров, с азартом рассказывают о своем участии в последних событиях „духовного ведомства“. Я все-таки снова предложил проект митинга. Поддакнул один Гр[игорий] Петров… Нечего и надеяться на быстрое собрание митинга, нужно договориться с этими колодами. Поджигать их с разных концов» (см.: А. В. Карташев – Д. С. Мережковскому. Письмо № 20 // Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. Вып. 2. СПб, 1999. С. 83–84).


[Закрыть]. На нем предполагалось провозгласить «Воззвание к Церкви», текст которого начинался с декларации: «Ныне, когда порвана связь царя с народом, когда самодержец, принявший вместе с помазанием от Церкви обязанность служить народу, окончательно сию обязанность нарушил… когда все обещания правительства оказываются обманом… когда власть самодержавная поддерживается лишь диким и грубым военным насилием и попранием всех законов божеских и человеческих, когда предстоит такая кровавая смута, о коей и помыслить страшно, ныне мы, собравшиеся в Петербурге, в открытом собрании… священники и миряне, признаем самодержавное правительство отступившим от духа христианства, духа любви и свободы и, следовательно, навсегда лишившимся благословения Церкви Православной». Далее следовали призывы к духовенству «разрешить войско от присяги царю», объявить Синод «лишенным канонических прав», прекратить в храмах молитвы за царя, а возносить – за «освобождение народа»[244]244
  НИОР РГБ. Ф. 322. Ед. хр. 10. Л. 104–105.


[Закрыть]. Митинг не удался, т. к. не был поддержан духовенством.

Революция как «религиозное» движение

Год «триумвират» пребывает за границей, куда они едут после революции 1905 г. «узнать новое выгодное… для дела в России». Д. Мережковского интересовало движение модернизма в римо-католичестве: «В этих „неокатоликах“ чудилось нам что-то интересное»[245]245
  Гиппиус 3. Дмитрий Мережковский. С. 147.


[Закрыть]. После хлопот католички княжны Анастасии Грузинской Д. Мережковскому таки удалось встретиться с модернистами из католиков, и, как пишет 3. Гиппиус, его «поразила близость некоторых идей его собственным… тому, что происходило у нас… на наших Р.Ф. Собраниях»[246]246
  Там же. С. 165.


[Закрыть]. Собеседники Мережковского также «хотели… обмирщить христианство, возвратив ему первичную силу и правду»[247]247
  Там же. С. 166.


[Закрыть].

По возвращении в Петербург осенью 1908 г. они застают там Петербургское религиозно-философское общество, организованное С. Булгаковым и Н. Бердяевым, но «представители Церкви туда не ходили» (3. Гиппиус). Мережковские начинают принимать в нем участие и зимой 1910 г., организовав секцию РФО в Народном университете, приобретают нового единомышленника и «содеятеля», профессора этого университета – А. А. Мейера. А. Мейер так пишет в своих воспоминаниях: «С того момента, как они[248]248
  Д. С. Мережковский, 3. Н. Гиппиус, Д. В. Философов.


[Закрыть] вошли в состав Совета общества и начали играть в нем руководящую роль, спокойное теоретическое обсуждение… уступило место горячим прениям между сторонниками различных общественных течений. Внутреннее ядро Общества как бы устанавливалось… на той точке зрения, что новое религиозное сознание может быть действенным… связав себя с запросами, волнующими мысль и совесть… русского народа»[249]249
  Мейер А. А. Петербургское религиозно-философское общество // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 109.


[Закрыть]. Перед «триумвиратом» встала задача: нужно было сделать НРС «своим» современным общественным течением.

После встреч в католической Европе Д. Мережковский начинает популяризировать идею религиозной природы революций. Он считал, что в основе религиозно-исторического развития общества обязателен революционный элемент, т. к. само христианство в свое время было революционным по отношению к язычеству и иудейству. «Предстоящая религиозная революция подобна той, которая совершалась при возникновении христианства»[250]250
  Мережковский Д. Ответ на вопрос // Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 153.


[Закрыть], – писал он. Этот тезис был услышан многими; правда, когда, например, студенты Московской духовной академии стали писать о том же в своих сочинениях, из него выпало слово «религиозная».

Д. Мережковский рассуждал: «Что такое христианство – все или только часть всего? Последняя завершающая или посредствующая, переходная ступень в религиозной революции человечества?»[251]251
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 20.


[Закрыть] И отвечал: «В первом случае – конец христианства есть конец религии; во втором – этот конец может быть началом новой религии». И русская революция, которая была и грядет, по Д. Мережковскому, это способ движения вперед в богочеловеческом процессе, она «имеет великий смысл религиозный» как «последнее действие трагедии всемирного освобождения»[252]252
  Мережковский Д. Революция и религия //Не мир, но меч. С. 34.


[Закрыть]. Ближайшим таким действием в истории человечества, писал он, была «великая французская революция», в которой был «неизбежный выход… отделение церкви от государства»[253]253
  Там же.


[Закрыть]. Русское религиозно-революционное движение началось не сегодня, а с реформы Петра I, имело продолжение в «декабрьском бунте», и на глазах его современников совершается то, «о чем декабристы не смели мечтать» – русская революция. Но совершается, по его мнению, для того, чтобы мы, наконец, поняли религиозное значение сказанного в «листках „Православного Катехизиса“»[254]254
  Там же.


[Закрыть]: всякая власть на небе и на земле принадлежит Христу. Революционное движение ставит «религиозный вопрос о власти»[255]255
  Там же. С. 46.


[Закрыть].

В 1908 г. Д. Мережковский не верит в революцию «сверху». В статье «Еще раз о „Великой России“» он пишет в ответ на очерки П. Б. Струве в «Русской мысли»: «В настоящее время советовать русскому государству: будь революционным – все равно, что советовать утопающему: вытащи себя за волосы»[256]256
  Мережковский Д. Еще о «Великой России» // Мережковский Д. В тихом омуте. С. 129.


[Закрыть]. Нужны какие-то другие силы. Д. Мережковский сознает, что на пути религиозного прославления революции, как благословленного Богом действа, неизбежно встанет авторитет в русском обществе Ф. М. Достоевского и его «Бесов». Перед Мережковским – дилемма: если утверждать, что революционность религиозна («Революция и религия – не причина и следствие, а одно и то же явление в 2-х категориях: религия не что иное, как революция в категории Божеского… религия и есть революция, революция и есть религия»[257]257
  Мережковский Д. В тихом омуте. С. 58.


[Закрыть]), то как совместить «бесов» революции и ее «религиозность»? На помощь приходит метод антиномий[258]258
  Писатель применяет метод сталкивания двух взаимоисключающих начал, антитез и находит (часто механический) синтез двух начал в третьем. С. П. Бельчевичен приводит характеристику Н. Бердяева этого метода Мережковского: «Образуется клише, посредством которого почти автоматически находится выход… в синтезе», «синтез Мережковского остается чисто ментальным, формальным, схематичным» (см.: Бельчевичен С. П. Проблема взаимосвязи культуры и религии в философии Д. С. Мережковского. С. 19). Современник Мережковского Б. Грифцов заметил: «Всегда так стройно и логически доказывая ее [мысль о синтезе], он никогда не сможет дать зрительного образа, ощутимого переживания этой логической формулы» (см.: Б. Грифцов. Три мыслителя. М., 1911. С. 99).


[Закрыть].

«Что в русской революции есть, между прочим, и „бесы“, в этом нет сомнения, – пишет Д. Мережковский. – Но одни ли „бесы“? Не происходит ли и в ней, как во всяком всемирно-историческом явлении, борьба Божеского с бесовским? Вопрос не в том, что победит… но… чему желать победы»[259]259
  Мережковский Д. В тихом омуте. С. 40


[Закрыть]. Если, по Мережковскому, Святой Дух присутствует как направляющая сила в религиозно-революционном движении, то говорить о «революционном человечестве, последнем нарушителе всемирной субботы – церковной государственности», что «в этом человеке бес» – означает говорить «хулу на Духа»[260]260
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 28.


[Закрыть]. Потому, что «Христос есть вечное „да“ всякому бытию, вечное движение вперед… от космоса к Логосу… к Боговселенной… Антихрист есть вечное „нет“… вечное движение… к хаосу… в Духе небытия. В этом смысле, – выводит Д. Мережковский, – Христос – религиозный предел всякой революции[261]261
  Характерна в этом аспекте небольшая статья в журнале «Век» В. Ф. Эрна, которого в эти годы уже трудно отнести к приверженцам «религии» Д. Мережковского, но его мнение о «благословении» революции свыше совпадает с тем, что исповедует Д. Мережковский. Отзываясь на недоумение автора книжки «Христос в революции» Б. Демчинского, В. Ф. Эрн разъясняет, что «Христос, как Логос, как всепроникающая и всепреобразующая сила присутствует и действует… во всех событиях, ужасами которых искушается г. Демчинский» (см.: Эрн В. Христос в революции // Век. 1907. № 7. С. 83).


[Закрыть]; Антихрист – религиозный предел всякой реакции»[262]262
  Мережковский Д. В тихом омуте. С. 57. Эта аргументация будет востребована обновленцами в 1922 г.


[Закрыть].

У революции свои «священномученики», казненные революционеры есть «лежащие под жертвенником души убиенных за Слово Божие», – пишет он в статье «Бес или Бог»[263]263
  См.: Мережковский Д. Бес или Бог // Мережковский Д. Не мир, но меч.


[Закрыть]. Д. Мережковскому кажется, что «сам Достоевский предчувствовал, что революции можно дать религиозное толкование совсем иное, чем то, которое он дал»[264]264
  Мережковский Д. Религия и революция //Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 57.


[Закрыть]. Наконец он приходит к заключению, которое оправдает и революцию, и призыв «революционно-религиозного» нового сознания к борьбе за новый религиозный порядок: «Бес, выходящий из революции, эти мученики без Бога» – это «крестоносцы без креста», а «те, кто мучает их во имя Бога… похожи на стадо бешеных свиней, летящих… в пропасть»![265]265
  Там же. С. 56–57.


[Закрыть]

«…Речи о революции… в устах Мережковского звучат неверными тонами, не связанными с его общей идеей о Богочеловеческом царстве», – писала в 1909 г. Л. Щеглова[266]266
  Щеглова Л. В. Д. Мережковский… С. 32.


[Закрыть]. А. Мейер в своих воспоминаниях о 1908 г. отмечал, что «на защиту» революционного «духа и были направлены старания Д[митрия] С[ергеевича] М[ережковского]. …Единственное место, где говорилось о революции, где сохранялась вера в ее реальность, было ПРФО», направляемое мережковцами[267]267
  Мейер А. А. Петербургское религиозно-философское общество // Вопросы философии. 1991. № 7. С. 110.


[Закрыть]. Теперь, по прошествии лет, мы знаем, что члены кружка Д. Мережковского в ходе развертывания марксистами пропаганды революции распространяя свои религиозные взгляды, приняли и допустимость насилия в вопросе о религиозной революции (протоколы ПРФО 1916 гг.). Можно утверждать, что революция не была для Мережковского «образом», в ней он видел способ и силы для воплощения «нового религиозного сознания», порядка «нового религиозного бытия» новой религиозной общественности и новой Церкви.

Примерно в 1909—1910-х гг. молодой студент Санкт-Петербургской духовной академии А. Введенский становится частым гостем в салоне Мережковского и Гиппиус. Модные писатели обращают внимание на студента, у последнего здесь завязываются литературные связи, появляются новые знакомства, рассказывают А. Левитин-Краснов и В. Шавров. «В его голове рождается грандиозный план – выявить причины неверия русской интеллигенции путем анкетного опроса, – пишут со слов самого А. И. Введенского[268]268
  В 1928 г. возведен в сан обновленческого архиепископа.


[Закрыть] А. Левитин-Краснов и В. Шавров. – Ему удается заинтересовать своим планом либеральное „Русское слово“»[269]269
  Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М.,
  1996. С. 21.


[Закрыть] и вызвать тысячи откликов корреспондентов, принявших его за однофамильца – профессора А. И. Введенского[270]270
  На основе этих анкет А. И. Введенский написал и опубликовал свою первую статью «Причины неверия русской интеллигенции» в «Страннике» за 1911 г.


[Закрыть]. Так курьезно вблизи основоположника НРС началась общественная биография еще одного «обновителя» церковного христианства, которому история отведет роль карикатуры на представителя увлеченной философскими идеями религиозной интеллигенции начала века.

В 1914 г. русское общество было на патриотическом подъеме, который, по мнению «триумвирата», отвлекал внимание от НРС и революционного движения. Патриотические чувства Н. Бердяева, С. Булгакова, А. Карташева внесли раскол в лагерь сторонников религиозно-революционных перемен. 3. Гиппиус записала в дневнике 14 сентября 1914 г.: «Москва в повальном патриотизме… петербургская интеллигенция в растерянности, работе, вражде»[271]271
  РГАЛИ. Ф. 154. On. 1. Ед. хр. 16. Л. 8.


[Закрыть]. Д. Философов, А. Мейер, 3. Гиппиус и Д. Мережковский увидели в патриотизме лишь национализм и старались представить его как течение внерелигиозного, нехристианского толка. 26 октября предпринимается попытка обсудить эту тему в ПРФО, поднятую в докладе Д. Мережковского «О религиозной лжи национализма» и докладе А. Мейера «Религиозный смысл мессианизма» [272]272
  В РГАЛИ сохранились машинопись доклада Мережковского и стенограмма обсуждения со следами густой стилистической правки от руки. Возможно, это пометки Мережковского, который пишет на полях записи прений по докладу, что не согласен с замечаниями в его адрес. Видимо, стенограмма обсуждения готовилась в печать.


[Закрыть].

Доклад Д. Мережковского[273]273
  Доклад отличается торопливостью, непрописанностью, недостаточным осмыслением темы.


[Закрыть] начинался с обращения к понятиям «культура истинная» и «культура ложная», затем автор переходит к главной теме: что может дать грядущему обществу социальное единство? Д. Мережковский, ранее считавший, что религия (культура) – «часть плоти и крови народной», теперь заявляет, что существо культуры сверхнационально. Разрозненное на нации человечество всегда подспудно стремилось к единству, в лице великих завоевателей он увидел первый вариант единства – государственный, что есть, по Мережковскому, соединение внешнее, неустойчивое. Второй тип единения – «во имя Божеского Разума, Логоса», эта идея «воплощается в Церкви Вселенской». Но и это единство, по Д. Мережковскому, непрочно, т. к. в Церкви наблюдается «смешение двух несовместимых начал – церковного и государственного. Национализм раскалывает Церковь сначала на восточную и западную, потом на Поместные Церкви»[274]274
  РГАЛИ. Ф. 2176. Ед. хр. 14. Л. 13–16.


[Закрыть]. Д. Мережковский настаивает, что существует третий вид, «пока еще не осуществленный в истории, – революционный социализм»[275]275
  Здесь и далее курсив мой.


[Закрыть]. Д. Мережковский объявляет борьбу с национализмом как разъединяющим началом главной задачей русской интеллигенции[276]276
  РГАЛИ. Ф. 2176. Ед. хр. 14. Л. 18.


[Закрыть]. И если уж она вступила на религиозный путь, то прежде всего надо «выйти реально из старой Церкви, т. к. оставаться в ней – значит принимать в ней Причастие» и вести – хотя внешне – все-таки прежнюю, исторически сложившуюся церковную жизнь. Затем отречься от монархической государственности и повернуться к «подлинной» на сегодняшний день религии, которая есть «бессознательная религия – святыня революции»[277]277
  Мережковский Д. Христианство и государство // Мережковский Д. В тихом омуте. С. 216.


[Закрыть]. «В революции правда человеческая становится Божеской»[278]278
  Мережковский Д. Реформация или революция // Там же. С. 200.


[Закрыть]. «Всякая революция… утверждает… вненациональный и вне-государственный идеал „свободы, равенства, братства“, который… ни в каком государстве осуществиться не может», кроме как в теократическом обществе, где глава Христос, и царство Божие есть на земле, как и на небе[279]279
  Мережковский Д. Христианство и государство. С. 216.


[Закрыть]. «Свобода, равенство, братство» у Д. Мережковского становятся религиозно-общественными составляющими Царства Христа на земле.

Таким образом, уже в 1914 г. модернистское движение за «обновление» церковного христианства в лице Д. Мережковского и его основного окружения поддерживало идею социальной революции. Тезис о том, что в христианстве отразились «свобода, равенство, братство» к тому времени, когда его будут повторять «церковные революционеры» 1920-х гг. в качестве аргумента «контрреволюционности» «старой» Церкви, станет уже привычным.

Силы «религиозно-революционного» движения

Образом воплощения Триединства в мире у Мережковского является религиозная общественность. Но эта общественность должна проникнуться и вооружиться религиозным сознанием и в религиозной революции встретить наступление «эпохи Святого Духа». Основной движущей силой общественности является интеллигенция, и особенно революционная интеллигенция, занятая идеями социального переустройства российского общества. Врагами новой общественности для Д. Мережковского стали представители Церкви. «Страшный суд над русской интеллигенцией» произнес в Исаакиевском соборе 20 февраля 1905 г. епископ Волынский Антоний (Храповицкий), говоря проповедь на тему о Страшном Суде и о современных событиях[280]280
  Антоний (Волынский), епископ. Слово о Страшном Суде и современных событиях // Московские ведомости. 1905. № 60. 2 марта. С. 1–2. Газета «Московские ведомости» в этой заметке опубликовала проповедь епископа Волынского Антония (Храповицкого), в которой он, ссылаясь на непреложность Страшного Суда и оправдания каждого христианина перед Богом, спрашивал: отчего современный христианин из числа либеральной интеллигенции думает оправдаться своим участием в «освободительном движении»?


[Закрыть]. Это побудило Д. Мережковского написать одноименную статью, которую он начал словами о том, что «почтенный пастырь» выразил, по-видимому, взгляд значительной части русской учащей Церкви на современное освободительное движение в России, в котором русское образованное общество «отреклось от Христа», «ненавидит Россию» и под своими требованиями свободы слова, свободы совести, отмены административного произвола скрывает «замыслы действующей революционной партии» для целей «насильственного политического переворота»[281]281
  Мережковский Д. Страшный суд над русской интеллигенцией // Мережковский Д. Больная Россия. С. 73–74.


[Закрыть]. Д. Мережковский предложил свой взгляд на русское образованное общество.

Трагедией русской интеллигенции является безрелигиозная направленность ее общественных усилий, писал он, ее религия общественного делания «без догмата, без Бога, христианство без Христа»[282]282
  Там же. С. 24.


[Закрыть]. Как совместить это вроде бы христианское делание ради блага ближнего с жизнью без Христа? Д. Мережковский, пользуясь своей схемой антиномий, находит, что источник богоборчества интеллигенции – Богосыновство. Подобно Иакову, в ночи боровшемуся с Богом, она своим противлением двигает вперед Богочеловеческий процесс, становится «мучениками без Бога, крестоносцами без креста»[283]283
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 56–57.


[Закрыть]. В качестве примера писатель приводит журналиста В. Г. Белинского, страстно ненавидевшего «неподвижное христианство»[284]284
  Д. Мережковский цитировал В. Г. Белинского: «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечем истребил бы остальную». «Всех стариков перевешал бы! …Хотелось бы быть их палачом… потонуть в их крови» (см.: Мережковский Д С. Завет Белинского: Публичная лекция, [б.г.] С. 32).


[Закрыть] и столь же страстно желавшего русскому народу свободы, справедливости, лучшей жизни и проч. На примере В. Белинского Д. Мережковский создает свою «антиномию», в которой религиозная мысль о счастье человеческом отрицает мысль о Боге. Синтезом в этой «антиномии» становится вывод: «Ругал Христа на словах, а на деле шел ко Христу единому… ощупью»[285]285
  Там же. С. 39.


[Закрыть].

Да, говорит Мережковский, русская интеллигенция «беспочвенна» и «безбожна»; «у русской интеллигенции нет еще религиозного сознания, исповедания, но есть уже великая и все возрастающая религиозная жажда. Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они насытятся»[286]286
  Мережковский Д. Грядущий Хам // Мережковский Д. Больная Россия. С. 39.


[Закрыть]. Д. Мережковский сравнивает интеллигенцию с мытарями и грешниками, которые войдут в Царство Божие первыми. «„Безбожие“ русской интеллигенции не есть ли… пустота глубокого сосуда, который ждет наполнения?»[287]287
  Там же.


[Закрыть]

Д. Мережковский видит «безбожие» как препятствие на пути осуществления интеллигенцией своей религиозной задачи. «„Безбожие“ русской интеллигенции зависит от религиозного недостатка… в сознании, в уме, интеллекте, т. е., именно в том, что интеллигенцию и делает интеллигенцией»[288]288
  Мережковский Д. Грядущий Хам. С. 40.


[Закрыть]. «И здесь, в уме, интеллекте интеллигенции… тот же народный уклон к аскетизму… монашеский страх плоти и крови… и красоты как соблазна бесовского»[289]289
  Там же. С. 41.


[Закрыть]. Безверие такое отстоит на волосок от неистовой веры, считал Д. Мережковский. Русские атеисты «бессознательно религиозны», иначе откуда взялась бы борьба с «мертвой самодержавною государственностью за освобождение России», из безбожной русской интеллигенции и явились «политические… религиозные подвижники и мученики»[290]290
  Мережковский Д. Теперь или никогда. С. 70–71.


[Закрыть].

«Религиозно-революционное движение, начавшееся снизу, в народе, вместе с реформою Петра, почти одновременно началось и сверху, в так называемой интеллигенции»[291]291
  Мережковский Д. Религия и революция //Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 40.


[Закрыть]. Но, будучи оторвана от народа, существует ли сегодня эта интеллигенция как руководящая сила? – задается он вопросом в статье «Завет Белинского»[292]292
  Мережковский Д. Завет Белинского: Публичная лекция. С. 6.


[Закрыть] и отвечает: «другого воплощения народного сознания и совести нет сейчас»[293]293
  Там же. С. 5.


[Закрыть]. Есть ученики Достоевского, «кающиеся интеллигенты», – С. Булгаков, В. Эрн, П. Струве, М. Гершензон, Е. Трубецкой, П. Флоренский[294]294
  Имеются в виду содержания статей названных Д. Мережковским авторов сборника «Вехи» (1907).


[Закрыть], которые «уверяли нас, что в свободном движении интеллигенция обнаружила… свое ничтожество»[295]295
  Мережковский Д. Религия и революция. С. 42.


[Закрыть].

По Мережковскому, безбожное сознание революционной интеллигенции противостоит религиозной совести, «религиозная совесть русской интеллигенции глубже, чем ее безбожное сознание»[296]296
  Там же.


[Закрыть]. «Нам нужно изменить наше сознание, не изменяя совести. Но изменить сознание не значит отречься… от своей интеллигентской сущности»[297]297
  Там же.


[Закрыть]. Реальность такова, считает он, что «для русской революционной общественности» примириться с Богом труднее, «чем свергнуть самодержавие»[298]298
  Мережковский Д. В тихом омуте. С. 63.


[Закрыть]. Писатель говорит о необходимости примирения с Богом, иначе «не начнется победа русской революции»[299]299
  Там же. С. 64.


[Закрыть]. Он говорит о том, что сошлись в точке исторического времени три составляющие религиозной реформации в обществе и «интеллигенция проходит как бы из дверей в двери анфиладу трех комнат – декадентство, мистицизм, религию»[300]300
  Мережковский Д. Еще о «Великой России» // Мережковский Д. В тихом омуте. С. 131.


[Закрыть]. Обратившись к исторической Церкви в начале XX в. и принеся ей свои дары и достижения мирской деятельности, творческая интеллигенция отклика не нашла: Церковь не приняла ее доводов о необходимости освящения «плоти» мира. Ошибка и причина поражения в революции 1905 г. была в том, что интеллигенция шла из позитивизма к «старому религиозному сознанию». Действительно, считает он, «религиозных идей еще нет, но ведь и прежних, позитивистских, тоже нет», «есть уже все более жадное религиозное внимание»[301]301
  Там же. С. 130, 132.


[Закрыть].

Это «жадное религиозное внимание» могла бы утолить «историческая» Церковь. «Русская Церковь могла бы соединиться с русской интеллигенцией, дабы вместе нести свет нового религиозного сознания в темную религиозную стихию русского народа; и только соединившись с народом… могла бы соединить и полученную ею от исторического христианства правду о духе»[302]302
  Мережковский Д. Теперь или никогда. С. 72.


[Закрыть]. Так Д. Мережковский вновь предлагает прислушаться к своему учению. В противном случае, считает он, Церкви придется стать «на старый путь пассивного бездействия, явного отречения от всякой политики, тайного невольного служения политике князя мира сего». Соединение с «религиозно-революционными силами» в лице интеллигенции и принятие «нового откровения» о «святой плоти» обеспечат, по мнению Мережковского, вступление Церкви на новый путь общественно-политического действия, «служения всечеловеческого грядущему Господу» и, соответственно, единство общества и будущность России.

Интеллигенция и «новая религиозная общественность»

«Может ли революционная общественность сделаться религиозною?» – спрашивал Д. Мережковский[303]303
  Мережковский Д. Зачем воскрес? // Религиозная личность и общественность: Сб. статей. Пг., 1916. С. 17. Курсив мой.


[Закрыть]. Что же такое эта «религиозная общественность»? – спрашиваем мы.

К выстраиванию этой темы он привлекает понятие «религиозный индивидуализм», подменяя им положение в христианстве о том, что каждый сам совершает свое спасение, ибо Царство Божие понуждением и трудами приобретается, а Бог споспешествует личному спасению каждого обратившегося к Нему с верой. Д. Мережковский пишет, что христианство породило «религиозный индивидуализм» как религиозный эгоизм, вместо того, чтобы проповедовать общественное спасение. А если это так, да еще если «Царство Божие только внутри нас, а… не во всем человечестве», то и Церкви Вселенской суждено остаться «невидимою, невоплощенною», и «Христу воскресать было незачем»[304]304
  Мережковский Д. Зачем воскрес? С. 5.


[Закрыть]. Д. Мережковский объявляет «религиозный индивидуализм» врагом лукавым и скрытным, целованием предающим Христа [305]305
  Там же. С. 8.


[Закрыть].

Воскресение Христа, по Д. Мережковскому, утвердило незыблемую, неизбывную ценность единицы – личности, в Церкви эти отдельные личности соединяются, как отдельные клеточки, в единое[306]306
  Там же. С. 12.


[Закрыть], становятся «святой» плотью. Но писатель не говорит о церковном единстве как единстве во Христе. С одной стороны, он использует в статье понятие Церкви как Тела Христова, с другой – это единение имеет вид некоего механически возникающего единства, дающего единство и в обществе[307]307
  И на выступлении в ПРФО (1915) при обсуждении доклада Д. Философова о реформах в Церкви Д. Мережковский заявил, что подлинное единство не в Церкви, а в социальном единстве, которое должно быть освящено и признано Церковью даже как «новый догмат».


[Закрыть]. В ходе своих рассуждений о будущем религиозном единстве он постепенно подменяет «неохристианское» понятие «святая плоть» на Тело Христово, вкушаемое в Евхаристии. Д. Мережковский пишет это около 1916 г., на самом деле ему уже нет дела до Церкви как Тела Христова, ему надо говорить о Церкви новой, Третьего завета, и ему кажется, что уже благодаря самому понятию «Церковь» наследуется и вероучительное значение.

Предлагаемый модернистами «догмат о Церкви» как религиозной общественности Мережковский считает известным исторической Церкви, но незавершенным. Виной тому постулируемое «неохристианами» смешение в Церкви Божьего и кесарева, – «смешение двух порядков, церковного и государственного»[308]308
  Мережковский Д. Зачем воскрес? С. 13.


[Закрыть]. «Незавершенный догмат» он формулирует так: «Тело Христа… осязаемо в Таинстве Евхаристии; точно так же тело Церкви, как Абсолютной Общественности[309]309
  В мистическом плане «Абсолютная общественность» Мережковского – все та же София, близкая ему по философии Вл. Соловьева, но София тварная, как она будет выведена в воззрениях на Софию Премудрость Божию в сочинениях С. Булгакова.


[Закрыть], должно быть видимо, осязаемо в исторической плоти и крови человечества»[310]310
  Мережковский Д. Зачем воскрес? С. 14.


[Закрыть]. «Я думаю, что если бы люди, входящие в Церковь признали этот совсем не новый догмат… то они могли бы действительно объединиться», «признать народовластие подлинное и действительное Христовым делом»[311]311
  РГАЛИ. Ф. 2176. Ед. хр. 22. Л. 14.


[Закрыть]. В наблюдаемой истории этот «догмат о Церкви… упал в христианское человечество как зерно… в землю. Эта земля – освободительная общественность», или религиозная общественность[312]312
  'РГАЛИ. Ф. 2176. Ед. хр. 22. Л. 14.


[Закрыть].

Второй «знак незавершенного в христианстве догмата о Церкви – утрата эсхатологического самочувствия»[313]313
  Мережковский Д. Зачем воскрес? С. 14.


[Закрыть]. В первохристианстве эта идея «конца» была космическая, здесь она проступает как «общественная, социальная; но сущность одна и та же. Чем ближе к массам, тем революционнее; чем революционнее, тем эсхатологичнее»[314]314
  Там же. С. 17.


[Закрыть]. Так, к 1916 г. у Д. Мережковского религиозное уже поверяется революционным.

Именно поэтому Д. Мережковский, А. Мейер и Д. Философов никак не могли одобрить мистико-гностической концепции НРС своего соратника Николая Александровича Бердяева. Она была слишком «трансцендентна», отвлекала взгляд от исторической ситуации, практически не использовала ее. И, выступая 12 марта 1916 г. в ПРФО, Д. Философов сказал, что согласен с Мережковским в том, что «идея действительного человеческого единства воплощается… в международном социализме»[315]315
  РГАЛИ. Ф. 2176. Ед. хр. 25. Л. 7.


[Закрыть]. А. Мейер, взявший слово следом, добавил, что марксизм победил гуманизм, но не поставил на его место никакой религии. Возникает проблема общения общества, единства, следовательно, насущными становятся задачи религиозного порядка[316]316
  Там же. Л. 21–22.


[Закрыть]. Последнее позволяет предположить, что, поддерживая грядущие социальные перемены в российском обществе как перемены эсхатологического плана, руководители «нового религиозного сознания», задавшись вопросом: «А какая идеология на первых порах объединит новое общество?» – поставили на это пустующее место «новое религиозное сознание», которое, по их мысли, и должно было внести единство нового типа, единство религиозное, но неправославное.

Итак, «религией» при новой формации, по всей видимости, должно было стать модернизированное христианство. Но как же предполагалось поступать с атеистами, которых уже и в конце XIX в. было довольно? Основываясь на рассуждениях Д. Мережковского о сакральном единстве «революционного начала со Христом», можно предположить, что и вне-религиозная, но революционная общественность неизбежно должна была войти в «новое» «Тело Христово» и стать религиозной[317]317
  Там же. Ед. хр. 22. Л. 14.


[Закрыть]. По Мережковскому, «эти антиномии» «разрешаются в синтезе» – в «религиозной общине, грядущей истинной соборной и вселенской Церкви»[318]318
  Мережковский Д. Не мир, но меч. С. 29.


[Закрыть]. Однако не объясняется, как. Возможно, это связано с тем, что в Церкви Третьего Завета, как в Церкви Второго Пришествия, по Д. Мережковскому, человек переменится физически, приобретя преображенную плоть, и через новое пролитие даров Святого Духа переменится духовно, хочет он того или нет. «Если мы признаем, – писал Д. Мережковский, – что революционное начало неразрывно связано со Христом… то какое же начало подлинного откровения в революционном начале? Свобода, равенство, братство»[319]319
  Там же.


[Закрыть]. Будущая «боговластная общественность» «извне… будет казаться пределом Анархизма, изнутри – пределом Социализма»[320]320
  Там же. С. 31.


[Закрыть].

Исходя из вышесказанного, позволим себе не согласиться с выводами некоторых исследователей, что революция была чужда всем теоретикам НРС, что «революционное движение вселяло в них ужас, в нем они увидели лишь русский бунт против культуры»[321]321
  См.: Москвина И. Критика философско-эстетических взглядов деятелей «нового религиозного сознания» – Д. С. Мережковского, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова: Автореферат. Л., 1989. С. 7.


[Закрыть]. В революции они видели исторический инструмент смены религиозных эпох. В. Розанова революция не интересовала, С. Булгакову она оказалась чужда, Д. Мережковскому тоже, но тогда, когда большевистские силы выплеснулись на улицы, когда наступил голод, насилие и никому не понадобился Третий Завет. Н. Бердяев, создавая свою «антропологическую» версию НРС, как бы не заметил «религиозного» значения революции, как его видел Д. Мережковский: «революционизм» плохо ложился на его антропологические рассуждения о природе «новой религиозной общественности».

3. Гиппиус сообщает, что к 1908 г. Мережковские сблизились с Б. Савинковым, принадлежавшим тогда к «боевой организации» социал-революционеров, и социал-революционером И. Бунаковым и «ближайшими к нему партийцами»[322]322
  Гиппиус-Мережковская 3. Дмитрий Мережковский. С. 159.


[Закрыть]. По признанию Гиппиус, эта партия (эсэров) была им «ближе всякой другой»[323]323
  Там же. С. 164.


[Закрыть]. А Карташев, когда из эмиграции в Россию вернулся Ленин и стал издавать «Новую жизнь», восхищался ею, хотя «ничего, конечно, в этих вещах не понимал»[324]324
  Там же. С. 141.


[Закрыть]. Н. Минский в годы первой революции работал в ленинской газете, пытаясь просветить ее работников идеями «нового религиозного сознания».

* * *

Суммируя сказанное в этой главе, подчеркнем, что представление о «новом религиозном сознании и общественности», как его формулировал Д. С. Мережковский, являлось религиозным учением, признававшим некоторые христианские догматы, но и видоизменившим их, и имеющим свои, противоречащие православному вероисповеданию; основатели «учения» стремились к организации своей, отличной от переданной апостолами Церкви; эта новая Церковь должна была окормлять общественность новой социальной формации, лозунгами которой были бы «равноправие, братство, социальные и религиозные свободы» (в том числе свобода от «плотских» ограничений, т. е., по сути, «свобода» как «вседозволенность»). Как «учение» оно имело выраженный акцент на необходимости освящения в Церкви всей земной деятельности человека, его творчества, признания «святости» плоти и пола в качестве догмата. Основатели учения связали себя с революционными силами и видели в революционном движении приход новой религиозной эпохи.