Текст книги "Растревоженный эфир. Люси Краун"

– В чем дело, Эммет? – спросил Арчер, когда О’Нил взял его за руку и увлек на другую сторону улицы, к маленькому итальянскому ресторану. – За тобой гонится полиция? Тебя наконец-то хотят арестовать за неправильную парковку?

О’Нил не улыбнулся даже из вежливости, и Арчер подумал, где это, интересно знать, он успел напиться за столь короткий отрезок времени после окончания передачи. Так уж устроен радиобизнес, пришел к выводу Арчер, когда О’Нил открыл дверь в ресторан, пропуская его вперед, любой пустяк воспринимается так, словно это вопрос жизни и смерти.

Глава 2

В ресторане, маленьком, темном, пропахшем засохшим сыром, О’Нил выбрал угловой столик. До тех пор пока бармен не поставил на стол полные стаканы и не вернулся за стойку, он не произнес ни слова. Отпив виски, О’Нил коротко глянул на Арчера и уставился на свои пальцы.

– Вечеринка, на которую я пошел… Это была не вечеринка, а скорее совещание. Хатт и спонсор, – Ллойд Хатт возглавлял агентство, которое продюсировало «Университетский городок», – решили, что мне следует переговорить с тобой сегодня.

Арчер лишь смотрел на него, не понимая, что все это значит.

– Сегодняшняя передача им очень понравилась, – доложил О’Нил, не отрывая глаз от стола.

Арчер кивнул. «Университетский городок» шел уже пятый год, программа эта пользовалась неизменным успехом, но все равно приятно знать, что определенная передача произвела хорошее впечатление.

– И два следующих сценария размножены на мимеографе, разосланы заинтересованным лицам и одобрены, – продолжал О’Нил. Арчер понял, что тот медленно подводит собеседника к пренеприятному известию. – Но… – О’Нил поднял стакан, рассеянно посмотрел на него, вновь поставил на стол. – Но… дело в том… есть мнение, что пора… внести некоторые изменения, Клем. – Внезапно О’Нил залился краской. Покраснели щеки, потом лоб. Только кожа вокруг губ выделялась белым пятном.

– Какие изменения, Эммет? – спросил Арчер.

– Складывается впечатление, что мы, возможно, очень часто используем одних и тех же актеров. Они уже приелись. Нужна свежая струя. Есть претензии и к музыке. Пожалуй, она слишком уж модернистская.

– Послушай, Эммет! – В Арчере начало закипать раздражение. – Ты только что похвалил программу. Так какой смысл в ней что-то менять?

– Может, именно сейчас для этого самый подходящий момент. Не следует ждать, пока рейтинг поползет вниз. Образно говоря, нужно бежать впереди паровоза. Встряхнуться. Не почивать на лаврах.

– Эммет, я все расслышал правильно? Ты сказал: «Не почивать на лаврах»?

– Да, сказал, – зло бросил О’Нил. – А что в этом зазорного?

– Ты репетируешь речь для конгресса продавцов пылесосов?

– Прекрати. – О’Нил покраснел еще сильнее. – Свои шутки прибереги для программы.

– Послушай, ты раздражен. Я это чувствую. Ты должен передать мне чьи-то слова, и поручение это тебе не по душе. Ну и ладно. Не надо со мной деликатничать. Выкладывай.

– Я не передаю тебе чьи-то слова. – О’Нил повысил тон. – Я сообщаю тебе общее мнение. Мы пришли к консенсусу. – В голосе О’Нила звенела непривычная фальшь. – Мы хотим внести в программу изменения. Что в этом удивительного? Агентство имеет полное право время от времени улучшать свои программы, не так ли? У тебя же нет ощущения, что каждый четверг мы доносим до наших слушателей Священное Писание? – Кровь уже отливала от лица О’Нила, но злости в его голосе прибавлялось, так как он старался убедить себя в собственной правоте.

– Хорошо, – кивнул Арчер. – О каких изменениях идет речь? Конкретно.

– Прежде всего музыка с каждой неделей становится все более сложной. Мы должны помнить, что работаем на среднего слушателя, которому нужны простенькие мелодии. И никаких изысков.

Арчер не мог не улыбнуться.

– Хорошо, – кивнул он. – Я поговорю с Покорны.

– Есть мнение, что нам нужен новый композитор, – возразил О’Нил. – Замени Покорны.

– А мое мнение тебя интересует? – спросил Арчер.

– Конечно.

– Музыка Покорны – лучшее, что есть в нашем шоу.

– Мы это обсуждали и пришли к выводу, что музыка Покорны слишком уж европейская, – не отступал О’Нил.

– Ради бога, объясни, что все это значит? – взорвался Арчер. – Все композиторы, являющиеся авторами музыкального сопровождения, воруют у Чайковского. И где, по-твоему, жил Чайковский? В Далласе, штат Техас?

– Мы хотим, чтобы для следующей передачи музыку писал кто-то другой, – отчеканил О’Нил.

– Что еще? – спросил Арчер, решив, что он успеет потом вернуться к Покорны, пусть уж О’Нил сначала огласит весь список.

Когда О’Нил опять бросил на него короткий взгляд, Арчер решил, что тот о чем-то его молит, и вновь подумал о бульдоге.

– Мы хотим, чтобы ты отказался от услуг некоторых актеров. На время. – О’Нил подождал ответной реплики Арчера, но режиссер не произнес ни слова. – Стенли Атласа…

– Послушай, Эммет…

– Элис Уэллер, – оборвал Арчера О’Нил, – Френсис Матеруэлл… – Он замолчал, глубоко вдохнул, а потом закончил фразу: – И Вика Эрреса.

О’Нил поднес ко рту стакан и одним глотком ополовинил его.

– Ты, должно быть, шутишь, – только и смог сказать Арчер. – А теперь разъясни, в чем соль твоей шутки.

– Это не шутка, Клемент. – Голос О’Нила дрогнул. – Мы настроены очень серьезно.

– Прежде всего, – заговорил Арчер медленно, делая упор на каждом слове, – по договоренности с агентством решение о том, кого приглашать в программу, а кого увольнять, остается за мной. Так?

– Так было, Клемент, – ответил О’Нил. – Прежде.

– Ты хочешь сказать, что этой договоренности больше нет? Начиная с завтрашнего дня?

– Не совсем так. Речь идет только об этих пятерых.

– И как получилось, – Арчер пристально смотрел на О’Нила, рот которого то открывался, то закрывался, словно он хотел, но никак не мог зевнуть, – что в список, уж не знаю кем составленный, попали самые лучшие люди, занятые в программе?

– Это вопрос вкуса, – возразил О’Нил. – Может, ты слишком близко сошелся с ними, и твое мнение нельзя считать объективным. Вик Эррес – твой лучший друг. И, по правде говоря, ты слишком давно тащишь на себе Элис Уэллер. – Он запнулся. – Извини, Клем.

– Хорошо, – вздохнул Арчер, – давай оставим за кадром Эрреса и Уэллер, хотя кого ни попроси назвать пять лучших актеров радио, Эрреса упомянут все. Что же касается Элис Уэллер, она, конечно, не примадонна, но дело свое знает и на нее можно положиться. А уж такого комика, как Стенли Атлас, просто не найти, и ты это знаешь, Эммет. Я его очень ценю. Я его не люблю, но он может рассмешить меня. И остальных тоже. Многие люди, которые слушают твое шоу, включают радио лишь для того, чтобы услышать Стенли Атласа, и снятие его с программы – вредительство в чистом виде. Поэтому я хочу знать, кто хочет вырыть яму программе и почему ты готов на это пойти.

О’Нил открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом закрыл его и провел ладонью по столу.

– Теперь давай поговорим о Френсис Матеруэлл, – профессиональным тоном продолжал Арчер. – Как говорят на всех вечеринках, Френсис Матеруэлл – одна из наиболее многообещающих молодых актрис. – Он подождал возражений, но О’Нил предпочел промолчать. – Через два или три года она станет настоящей звездой, и ты сам говорил мне об этом, не так ли?

– Да, – печально ответил О’Нил. – Говорил.

– И тем не менее ты хочешь, чтобы я ее уволил?

– Да, – прошептал О’Нил.

– Ты настаиваешь, – продолжал Арчер тоном прокурора, зачитывающего обвинение, – чтобы я уволил всех пятерых?

– Мы настаиваем, – поправил его О’Нил.

– В таком случае, Эммет, – тут Арчер широко улыбнулся, – я тоже увольняюсь. Как-нибудь увидимся. – И он поднялся из-за стола.

– Клем!

Арчер посмотрел на О’Нила.

– Пожалуйста, сядь.

Арчер колебался.

– Сядь, сядь, – нетерпеливо повторил О’Нил.

Арчер с неохотой опустился на стул.

– Клемент, я думаю, ты пожалеешь о том, что заставил меня объясниться.

– А чего ты, собственно, ожидал?

– Я ожидал именно этого. – О’Нил выдавил из себя жалкую улыбку и провел ладонью по коротким жестким волосам на затылке. – Ты прав, мы просим тебя избавиться от этих людей не потому, что они плохие артисты. – Пауза. – Клемент, поверь мне на слово, для тебя будет лучше, если ты перестанешь задавать вопросы и позволишь мне уладить все формальности.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Их всех обвиняют в том, что они коммунисты. Спонсор хочет снять их с программы. Немедленно, а еще лучше – вчера.

Арчер моргнул и не сразу понял, что сидит с отвисшей челюстью. «Наверное, я выгляжу очень глупо», – подумал он.

– Еще раз, пожалуйста, – произнес Арчер, встретившись взглядом с О’Нилом.

– Их обвиняют в том, что они коммунисты, – пробубнил О’Нил, – и спонсор хочет снять их с программы.

– О’Нил согласен?

– Хатт согласен, – поправил его О’Нил. – Я здесь только работаю. Моим мнением никто не интересуется.

– И какую, по-твоему, позицию следует занять мне?

– Позиция у нас может быть только одна. – О’Нил заерзал на стуле. – Что у меня, то и у тебя.

– Четверг – тяжелый день. – Арчер поморщился. – По четвергам я очень устаю. Ты мог бы подождать до пятницы.

О’Нил молчал, и Арчер понял, что решение ему придется принимать немедленно. Он потер лысину, глядя на широкие, обтянутые твидом плечи О’Нила и его растрепанные волосы.

– Пункт первый, – продолжил он, подумав о том, что разбираться со всем надо по порядку. – Пункт первый. Кто говорит, что они коммунисты?

– Ты слышал о журнале под названием «Блупринт»?

– Да, – кивнул Арчер. Он несколько раз видел экземпляры «Блупринт» в кабинетах продюсеров радиопрограмм. Воинственный такой журнальчик, с неизвестными источниками финансирования, поставивший перед собой цель выявлять коммунистов, пробравшихся в радио– и киноиндустрию. – При чем тут он? О нас «Блупринт» ничего не писал.

– Пока не писал. – О’Нил бросил подозрительный взгляд на стоящего за стойкой бармена. – Я не хочу кричать об этом.

Арчер подвинулся ближе.

– На прошлой неделе из «Блупринт» прислали спонсору письмо, сообщив, что в следующем номере, который выходит через три недели, расскажут о связях с коммунистами пяти участников нашей программы. Они также написали, что снимут статью, если получат доказательства того, что все пятеро уволены.

– Это, знаешь ли, шантаж в самой грубой форме.

– Они так не считают, – покачал головой О’Нил. – Они говорят, что не хотят причинять ущерб спонсору и продюсеру без крайней на то необходимости. Редактор «Блупринт» раньше работал у Хатта и по старой дружбе решил предупредить и его, и спонсора.

– А кто назначал этих людей судьями? – спросил Арчер. – Почему бы им не заняться исключительно своими делами?

– Люди имеют право бороться с коммунизмом, – терпеливо объяснил О’Нил. – В любой сфере человеческой деятельности. Может, они фанатики, но таков уж дух времени, так что не стоит их за это винить.

– Ты видел письмо?

– Да.

– И в чем заключается связь артистов и Покорны с коммунистами?

– Практически все принадлежат к организациям, входящим в список попутчиков, – тихим голосом ответил О’Нил. – Ты знаешь, речь идет о списке Генерального прокурора. Подрывные организации и комитеты плюс какая-то Калифорнийская группа. На некоторых красную звезду повесил журнал.

– Они могут ошибаться, знаешь ли, – заметил Арчер. – Им уже приходилось извиняться.

– Я знаю, – кивнул О’Нил. – Но гораздо чаще правда была на их стороне. Они очень сильны. Уже раздавили две или три программы. Не знаю, известно ли тебе об этом, но за прошлый год их стараниями более двадцати человек лишились работы. И многие занимали достаточно высокие посты.

– Кто-нибудь утверждал, что «Университетский городок» проповедует коммунизм? – спросил Арчер. – Говорилось о программе в целом?

– Пока еще нет. – О’Нил закурил и как-то сник. – Мы получили несколько писем. Скорее всего от каких-то психов. В программе слишком много историй о бедняках, некоторым сценам не хватает религиозных чувств…

– Господи, Эммет!

– Я просто рассказываю, как обстоят дела. Но если появится эта статья… – О’Нил пожал плечами. – Письма будут носить мешками. На нас отыграются на всю катушку. Обвинят и в том, что мы покупаем эфирное время на деньги Кремля, и в том, что продаем атомные секреты русским.

– Интересным мы занимаемся делом, – покачал головой Арчер.

– Да, занимаемся. – По лицу О’Нила пробежала тень улыбки. – Пока.

– А что думаешь ты?

– Я думаю, что пару раз мы слишком приблизились к опасной черте. Этот мерзавец Барбанте готов высмеивать все и вся, и кто знает, как можно истолковать его диалоги? Какие могут возникнуть ассоциации?

– Послушай, Эммет…

– Послушай, Клемент, – передразнил его О’Нил. – Ты ничего не знаешь. Тебя от всего ограждают. Работаешь дома, приходишь на студию раз в неделю, готовишь передачу, и никто тебя не трогает. А я просиживаю здесь по восемь часов каждый день, и на меня валится все это дерьмо.

– Я попрошу тебя об одном одолжении, – холодно ответил Арчер. – С этого вечера перестань меня ограждать. Держи меня в курсе событий.

– Как скажешь. – О’Нил устало потер глаза. – Но не думай, что от этого жизнь у тебя станет легче.

– Ты считаешь, мы имеем право увольнять людей с работы только за то, что они коммунисты?

О’Нил глубоко вдохнул:

– Мы имеем право увольнять непопулярных актеров.

– Непопулярность, – пробормотал Арчер. – Новый вид преступлений, карающихся смертной казнью.

– И что я должен на это сказать?

– Ничего, абсолютно ничего.

– Только не надо возлагать вину на меня. Мне платят за то, что я продаю продукцию спонсора. И если с продажей возникнут проблемы, меня тут же вышвырнут на улицу. Когда американцы решат, что они не хотят слушать какого-то актера, я могу лишь полностью согласиться с ними.

– Американцы, – покивал Арчер. – Знать бы, кто они и чего хотят. Или мы поверим на слово одному паршивому журнальчику?

– В этом году, Клемент, придется поверить.

– И мы поверим, что те, кого они называют коммунистами, и есть коммунисты?

– Спонсор говорит, что поверим, – кивнул О’Нил. – В этом году.

– Спонсор хочет кастрировать программу? В этом году?

– Я полагаю, да.

– А если потом кто-то скажет, что я красный, а ты или Барбанте – попутчик, спонсор нас всех уволит?

– Я полагаю, да.

– И что ты можешь сказать по этому поводу?

– Мы живем в суровом мире, братец, – ответил О’Нил. – Так что деньгами лучше не сорить, а нести их в банк.

– Люди, которых мы уволим, другой работы не найдут, так?

– Скорее всего нет.

– Следовательно, они умрут от голода.

– Следовательно, умрут. – Глаза О’Нила остекленели, он отвечал как автомат.

– Мы заявляем, что коммунисты не должны работать на радио и при этом лишаем людей, обвиненных в принадлежности к коммунистам, права на защиту.

– Лишаем.

– А тебе не приходила в голову мысль, что здесь что-то не так?

– Приходила, – кивнул О’Нил. – Мне в голову приходят разные мысли. – Он покрутил в руках стакан. – Мне платят в год восемнадцать тысяч долларов именно потому, что у меня хорошо работает голова. В следующем году на двери одного из кабинетов появится табличка с моей фамилией.

– Если кабинет останется за тобой.

О’Нил согласно кивнул:

– Если кабинет останется за мной.

– А теперь перейдем к практической стороне этого дела. – Арчера радовало собственное спокойствие. – Что я должен сказать этим пятерым? Что они коммунисты, или что мы думаем, что они коммунисты, или что редактор паршивого журнальчика думает, что они коммунисты, а потому пусть они собирают свои вещички и идут умирать от голода в удобное для них место?

– Решать тебе, – ответил О’Нил. – Я только предлагаю сделать это без лишнего шума.

– Без лишнего шума, – покивал Арчер. – Когда вы поймете, что вам перерезали горло, пожалуйста, пройдите к ближайшему выходу, но не торопясь, упаси бог, не бегом. Что-нибудь в этом роде? Может, написать специальную инструкцию и размножить ее на мимеографе[11]11
  Светокопировальная машина, предшественница ксерокса.


[Закрыть]?

– Есть и другой способ. – О’Нил вернулся к прежнему лекторскому тону. – Можно ничего не говорить. Ни у кого из них контракта нет. Мы имеем полное право ничего им не объяснять.

– Понятно… – задумчиво протянул Арчер. – Ты предлагаешь мне испробовать этот способ на Вике Эрресе? Так ты собираешься распрощаться со своим другом Эрресом, Эммет?

К лицу О’Нила вновь прилила кровь.

– Пожалуйста, Клемент, что ты от меня хочешь?

– Насчет тебя не знаю, Эммет. – Арчер почувствовал, что у него дрожат руки. – Но я так поступить не могу. Возможно, я не смогу поступить и по-другому, но этот путь точно не для меня. Поэтому я сам уйду из программы, а ты найдешь кого-то еще, кто знает, как вести себя в подобной ситуации.

– Ты не можешь уйти, – возразил О’Нил. – Действие твоего контракта истекает через шестнадцать недель.

– Мистер Клемент Арчер, не слишком известный радиорежиссер и продюсер, помещен в частную клинику в связи с нервным срывом, вызванным переутомлением. Прежде чем улечься на больничную койку, он выразил сожаление, что состояние здоровья не позволяет ему выполнить взятые на себя обязательства. Адвокаты заверили мистера Арчера, что резкое ухудшение самочувствия – достаточное основание для того, чтобы к нему не применялись штрафные санкции, положенные за срыв контракта.

С каждой фразой лицо О’Нила все больше грустнело.

– Хорошо, – вздохнул он. – Что ты хочешь? В рамках разумного.

Арчер на мгновение задумался.

– Прежде всего мне нужно время. Ты преподнес мне сюрприз, поэтому должен понимать, что пятнадцати минут мне недостаточно для того, чтобы определиться. Это в рамках разумного?

– Сколько времени?

Арчер ответил не сразу.

– Две недели.

– За две недели ты Эрресу не поможешь, – заметил О’Нил.

– Возможно, не помогу. – Арчер улыбнулся. – Но вдруг мне удастся помочь самому себе. Соображаю я медленно, и, будь у меня побольше ума, я бы не работал на радио. Но двух недель мне хватит, чтобы утрясти некоторые вопросы. Может быть, мне даже удастся выяснить, коммунисты эти люди или нет.

– И как ты собираешься это сделать?

– Самым оригинальным способом. У них и спрошу.

О’Нил нервно рассмеялся:

– Ты думаешь, они признаются?

– Кто знает? Возможно. В мире полно людей, которые не любят лгать.

– А если Френсис Матеруэлл скажет тебе, что она не коммунистка?

Арчер обдумал вопрос.

– Я ей не поверю.

– А если Вик скажет, что он не коммунист?

– Я ему поверю.

– Потому что он твой друг.

– Потому что он мой друг.

– А что ты сделаешь потом? – пожелал знать Эммет. – После двух недель?

– Вот тогда я тебе и скажу. – Арчер заметил, что его руки больше не дрожат.

– Хорошо, – кивнул О’Нил. – Две недели у тебя есть. Я не знаю, что мне придется наговорить Хатту, но две недели ты получишь.

– Спасибо, Эммет. – Арчера порадовало согласие О’Нила пойти ему навстречу.

– Не за что. Возможно, к следующей пятнице меня уже выставят за дверь. Вот… – Он сунул руку в карман и достал сложенный лист бумаги. – Верстка статьи из «Блупринт». Может, тебе стоит это прочитать. – И положил листок перед Арчером.

Тот развернул его и всмотрелся в плохо пропечатанный текст.

– Ты не будешь возражать, если я прочитаю все?

– Валяй. – О’Нил махнул рукой бармену, чтобы тот повторил заказ.

«Из всех радиопрограмм нашего времени, – прочитал Арчер, – одной из наиболее возмутительных и циничных, одной из тех, что в наибольшей мере оскорбляют чувства верности и патриотизма американского народа, является “Университетский городок”. Спонсор – “Сандлер драг компани”, продюсер – “Хатт энд Букстейвер эдженси”, режиссер – Клемент Арчер».

– Вам виски с водой или с содовой? – спросил бармен, подойдя к Арчеру.

Тот машинально сложил листок.

– С содовой, – ответил Арчер. Он смотрел, как пузырящаяся жидкость наполняет стакан, дождался, пока бармен отойдет, и вновь развернул верстку статьи. Без очков буквы, и без того плохо пропечатанные, расплывались у него перед глазами, но ему не хотелось доставать очки ради короткого текста, уместившегося в половину колонки.

Автор придерживался оскорбленно-пророческого стиля, свойственного всем статьям о коммунизме, появлявшимся в прессе. После нескольких общих фраз о необходимости очищения эфира от термитов, обманным путем проникших в самую сердцевину американского дома, следовали прямые обвинения Стенли Атласа, Френсис Матеруэлл, Элис Уэллер, Манфреда Покорны и Виктора Эрреса в том, что они коммунисты или сочувствующие. Далее перечислялись двадцать организаций из списка Генерального прокурора, в которых вроде бы состояли вышеуказанные товарищи. Конкретикой автор читателей не баловал. Выходило, что все пятеро повязаны и виноваты в равной степени. Покорны, правда, выделялся тем, что ему предстояло разбирательство с Иммиграционной службой, результатом которого, по мнению автора, могла стать депортация. Завершалась статья прямым предложением спонсору принять необходимые меры, поскольку в противном случае американский народ будет вынужден воспользоваться всеми доступными ему средствами.

Дочитав статью, Арчер тяжело вздохнул. За исключением имен, все очень уж знакомо. Так и хотелось сказать: «Скучно, граждане». Его всегда удивляли те энергия и задор, с которыми нынешние крестоносцы от прессы вытаскивали из сундуков старые лозунги и обвинения. Даже если человек чувствовал свою правоту и полагал, что, повторяя эти обвинения, он честно служит своей стране, требовалась особая невосприимчивость к скуке, чтобы вновь и вновь трясти ими перед глазами читателей. Власть, отметил Арчер, попала в руки людей, которые обожают повторяемость. Если бы такой человек оказался среди святых, он бы десять тысяч раз на дню твердил: «Бог, Бог, Бог…» «Наверное, я слабак, – печально подумал Арчер. – Мне всегда хочется чего-то новенького».

– Круто, правда? – О’Нил пристально вглядывался в Арчера, пытаясь по выражению лица понять его истинные чувства.

– Эти ребята отточили свой стиль до совершенства, – ответил Арчер. – Могу я оставить этот листок у себя, чтобы изучить на досуге?

– Конечно, – кивнул О’Нил. – Только потом сожги.

– Что-то тебя трясет, Эммет. Может, пора присоединяться к Анонимным алкоголикам[12]12
  Анонимные алкоголики – общественная организация, объединяющая желающих излечиться от алкоголизма. Основана в США в 1935 г.


[Закрыть]?

– Да, трясет, – признал О’Нил. – Но я ни к кому не собираюсь присоединяться.

– Спасибо тебе за две недели, – продолжал Арчер. – Надеюсь, они не будут стоить тебе работы.

– Кто знает? – О’Нил мрачно посмотрел на него. – Отныне ты будешь считать меня своим недоброжелателем?

Арчер помялся.

– Есть такое дело.

– До чего хорошо иметь честных друзей. – О’Нил шумно выдохнул. На лице его отражались недовольство и обида. Он очень походил на школьника-футболиста, которого тренер отправил на скамью запасных за то, что он позволил уложить себя на газон. – Честные друзья, – повторил О’Нил. – В наше-то время… – Он обхватил голову руками.

Арчер встал.

– Я еду домой. На сегодня развлечений мне хватит. Может, подвезти?

– Нет. – Эммет не поднял головы. – Я останусь здесь и напьюсь. С женой я в ссоре и хочу вернуться, когда она уже уснет. – Он посмотрел на Арчера. – Иногда, – на его лице не было и тени улыбки, – мне хочется вернуться в морскую пехоту. На Гуам.

– Спокойной ночи. – Арчер легонько потрепал О’Нила по плечу и вышел в ночь.

О’Нил, оставшись один в пустом и темном ресторане, заказал двойное виски.