Текст книги "Растревоженный эфир. Люси Краун"

Глава 7

Арчер направился к кабинету, из-за двери которого донесся голос Джейн:

– С водой или содовой?

– С водой, пожалуйста, – ответил ей Барбанте своим хорошо поставленным голосом, четко выговаривая каждое слово. – Я всегда пью виски с водой.

Арчер открыл дверь. Барбанте, одетый в темный костюм, сидел в большом кресле, постукивая сигаретой по золотому портсигару. Арчеру показалось, что бутылка шотландского виски в руке Джейн совершенно неуместна.

– Привет, – поздоровался Арчер, входя к кабинет.

– Папуля, – подняла голову Джейн, – я развлекаю твоего гостя. – Она добавила в виски воды.

– Привет, Клемент. – Барбанте поднялся. – У нее это отлично получается.

Арчер пожал Барбанте руку.

– Рад видеть тебя, Дом. – Он постарался придать голосу искренности.

– Я проходил мимо, – Барбанте вновь сел, поставив стакан на подлокотник, – и подумал, а не заглянуть ли к тебе. Мне надо кое о чем с тобой переговорить.

Арчер сел, вдыхая тяжелый запах туалетной воды Барбанте. «Господи, – подумал он, – этот человек везде оставляет следы».

– Ты уж извини, ужасно захотелось спать. Поэтому я…

– Ничего страшного. – Барбанте галантно помахал рукой. – Зато мне представилась возможность познакомиться с очаровательным членом твоей семьи.

– Папуля, тебе что-нибудь налить? – спросила Джейн.

– Нет, благодарю. – Выпить ему хотелось, а вот желания переходить с Барбанте на дружеские отношения не было.

– Думаю, я выпью мартини. – Джейн взглянула на Арчера, ожидая возражений. Последние два года ей разрешалось пить вино до или во время обеда, но, насколько знал Арчер, на мартини она замахнулась впервые.

Барбанте поднялся и направился к маленькому, уставленному бутылками бару, за которым стояла Джейн.

– Позвольте мне. Не женское это дело работать за стойкой бара. Вы уж извините, но это наш семейный предрассудок. Грубеют и руки, и душа. Вы возьмите стакан, Джейн, сядьте, а остальное предоставьте мне.

«Ну и ну, – думал Арчер, выпуская струю дыма, – что-то очень быстро он тут обживается. Прошло лишь двадцать минут, а он уже хозяйничает в баре и командует моим ребенком…» Арчер наблюдал, как Барбанте ловко смешивает напиток, его золотые запонки искорками летали над шейкером. Джейн протянула ему стакан, и он наградил ее своей загадочной дипломатичной улыбкой. Джейн устроилась на диване рядом с баром и очень серьезно смотрела на Барбанте.

– Вот. – Он протянул ей наполненный до краев стакан. – Салют.

– Салют, – без запинки ответила Джейн. – Это совершенно бесподобный мартини.

«Откуда она это знает? – с негодованием думал Арчер. – Обязательно ей изображать взрослую женщину?»

– Перед тем как ты пришел, я рассказывал Джейн об отцовском ранчо. – Барбанте наполнил свой стакан и сел. – В Калифорнии. О том, как весной солнце начинало выжигать траву и нам приходилось перегонять скот в горы…

– Он ковбой, папуля, – пояснила Джейн. – И может заарканить бычка.

– Это должно пригодиться, – хмыкнул Арчер. – В «Сторк-клабе»[29]29
  «Сторк-клаб» – нью-йоркский ресторан, славящийся отменными бифштексами.


[Закрыть].

Барбанте рассмеялся.

– Кто бы мог подумать, что он был ковбоем, – продолжала Джейн. – По виду это типичный городской житель.

– Дом, ты вроде бы хотел поговорить со мной.

– Да, конечно. – Барбанте повернулся к девушке: – Джейн, не пора ли тебе одеваться? Мартини ты сможешь допить, пока будешь наводить красоту.

– Через минуту вернусь. – Джейн покорно поднялась, польщенная тем, что ее записали в компанию женщин, которые красятся, не отрываясь от стакана.

– Ты уходишь? – спросил Арчер.

– Да, папа. У мистера Барбанте два билета на балет, и он пригласил меня. А потом обещал накормить обедом. Очень милый человек.

«Барбанте – “золотая рыбка”, – мрачно подумал Арчер. – Всегда у него в кармане два билета, всегда он готов к любым неожиданностям».

– Вроде бы у тебя сегодня свидание. – Арчер намеренно не смотрел на Барбанте. – С Брюсом.

– Окончательно мы ничего не решили, – ответила Джейн. – К тому же я все равно предпочла бы пойти на балет.

«Бедный Брюс», – подумал Арчер.

– Послушайте, – вмешался Барбанте, – если ваш молодой человек… как его там…

– Брюс, – подсказала Джейн, уже добравшаяся до двери.

– Если Брюс все-таки покажется, почему не оставить ему маленькое послание? Он может встретиться с нами после театра и пропустить по стаканчику. Скажем, в Дубовом зале отеля «Плаза» в четверть двенадцатого.

– Папуля, если Брюс позвонит, ты ему передашь? – спросила Джейн.

– Передам, – кивнул Арчер. – «Плаза». В четверть двенадцатого.

– Я сейчас. – Джейн повернулась к двери очень осторожно, чтобы не расплескать полный стакан.

«Готов спорить, – подумал Арчер, – что она выльет его в раковину, как только поднимется наверх».

– Дорогая, – сказал он ей вслед, – тебя не затруднит сказать маме, что обедать мы будем вдвоем?

– Тотчас же донесу до нее благую весть. – С этими словами Джейн вышла из кабинета.

Дерзость дочери заставила Арчера поморщиться. Раньше она себе ничего подобного не позволяла. «Просто беда с этими молодыми, – думал Арчер, поворачиваясь к Барбанте, – всегда выбирают самые неприятные способы показать, что они уже взрослые».

– Очаровательная девочка, – заметил Барбанте. – Такая свеженькая, неиспорченная.

– Да, да, – покивал Арчер. – Так ты говорил…

– Да, конечно. – В стакане Барбанте звякнул лед. – Скажи, амиго, что это за история с Покорны?

– А что за история с Покорны? – осторожно переспросил Арчер, гадая, стоит ли посвящать Барбанте в подробности.

– Он позвонил мне сегодня, и я заглянул к нему. Он болен, лежит в постели.

– А что с ним? – Арчер тянул время.

– Простуда, грипп, неудовлетворенность жизнью, – ответил Барбанте. – Венский синдром.

– Я позвоню ему завтра, – пообещал Арчер. – Может, ему полегчает.

– Он действительно в плохой форме. И причина не только в простуде.

– Это печально.

– Покорны сказал, что ты его уволил. Это правда?

– Не совсем. – Арчер выколотил трубку и принялся набивать ее табаком. Потом он долго ее раскуривал, чувствуя на себе взгляд Барбанте. – Мы пробуем другого композитора. Временно.

– Кого?

– Еще не решили.

– Амиго, – Барбанте изобразил обиду, – ты начинаешь юлить. От тебя я такого не ожидал.

«Почему бы ему не перестать называть всех “амиго”? – подумал Арчер. Его раздражал этот низкорослый, хорошо одетый, обвешанный золотом, фамильярный, уверенный в себе мужчина. – Мы и так знаем, что родом он из Калифорнии, из испанской семьи, уходящей корнями в далекое прошлое. И ему нет нужды напоминать нам об этом каждой фразой».

– Между прочим, Дом, – дружелюбно ответил Арчер, – Покорны – взрослый мужчина и сам может решать свои проблемы.

– Между прочим, амиго, – Барбанте имитировал тон Арчера, – Покорны отнюдь не взрослый мужчина. Он беззащитный, испуганный ребенок, которому многое пришлось пережить. И любая, как ты говоришь, проблема повергает его в панику.

– Однако, – гнул свое Арчер, злясь на Барбанте, потому что тот говорил чистую правду, – я все-таки не понимаю, при чем здесь ты.

– Объясняю. – Барбанте поднялся, чтобы вновь плеснуть в стакан виски Арчера. – Во-первых, я его друг, если допустить, что у него могут быть друзья. Во-вторых… – он бросил в стакан кубик льда, добавил немного воды, – …высокий уровень программы в моих интересах. – Он улыбнулся Арчеру. – Из чисто материальных соображений, ты понимаешь. Когда рейтинг поднимается, я покупаю безделушки в «Картье». Когда опускается… – Барбанте пожал плечами и сел, положив ногу на ногу и выставив напоказ золотую пряжку туфли, – я с тем же успехом могу вновь перегонять стада.

– Только не вышибай из меня слезу, ковбой, – покачал головой Арчер. – Ты один из лучших сценаристов, и у тебя все будет в порядке независимо от рейтинга моей программы.

Барбанте хохотнул.

– А чего так мрачно? Ты же не завидуешь моим успехам, не так ли?

– Разумеется, нет. – Арчер посмотрел на Барбанте. Лицо сценариста напоминало маску. «А ведь он с радостью подставил бы мне ножку, – подумал Арчер, – будь у него побольше честолюбия».

– У меня есть и личный интерес. – Глаза Барбанте затуманились. – Мы с Покорны сотрудничаем.

«Неужели и он замешан в политике? – с изумлением подумал Арчер. – Нет, нет. Быть такого не может».

– Знаю, – кивнул Арчер. – В конце концов, именно я свел вас.

– Я не имею в виду «Университетский городок». Мы пишем мюзикл. В свободное от основной работы время.

– С удовольствием послушаю его, когда вы закончите. Я уверен, у вас все получится.

– Возможно. – Барбанте улыбнулся, отпил виски. – Мюзикл о Диком Западе. – Он рассмеялся. – Просто удивительно, как тонко наш друг Покорны чувствует Запад. В каждой ноте ощущается душа Техаса, Нью-Мехико и Невады. А ведь он не заезжал дальше Буффало.

– Он очень талантлив, – кивнул Арчер.

– Это точно, – согласился Барбанте. – Вот я и задаюсь вопросом: а почему он теряет места?

– Места? – переспросил Арчер.

– У него была еще одна работа. С другим продюсерским агентством. «Кроуэлл энд Хайнс». Сегодня утром ему и там отказали. Временно. – Барбанте сделал упор на последнее слово. – Им тоже захотелось внести изменения в программу. Ты не считаешь, что для одного дня совпадений слишком много?

– Об этом мне ничего не известно. – Арчер искренне пожалел Покорны. – Почему бы тебе не спросить в «Кроуэлл энд Хайнс»?

– Я собираюсь спросить. Но решил начать с тебя. Потому что мы давние друзья и потому что много лет работали бок о бок. – Он говорил ровным, бесстрастным голосом, не отрывая взгляда от Арчера. – Ты, правда, меня недолюбливаешь… – вдруг выдал Барбанте.

– Ну что ты, Дом… – запротестовал Арчер.

– Недолюбливаешь, я это знаю, но со мной ты всегда вел себя честно. И я не слышал, чтобы ты кого-нибудь обманул. Таких, как ты, в радиобизнесе просто нет, Арчер. Чтобы поверить в твое существование, тебя надо увидеть.

– Благодарю, – кивнул Арчер. – Я обязательно запишу твои слова. От кого еще можно услышать такие комплименты. – Ему не терпелось побыстрее закончить неприятный разговор.

– Вот я и хочу, чтобы ты так же честно обошелся с Покорны, Клем. Он на грани истерики. Он совершенно беззащитен и чувствует, что его за что-то наказывают. Черт, его и наказывают! Бог наказал его в самом начале, дав ему такую внешность и сделав венским евреем в двадцатом столетии.

– Слушай, вот это ты зря. – Арчера радовало, что хоть по этому обвинению он чист. – Ты знаешь, что его национальность тут ни при чем.

– Я ничего не знаю. – Барбанте вновь выпил. – И Покорны ничего не знает. Но боится худшего. Покорны всегда боится худшего, потому что до сих пор если с ним что и случалось, так только самое плохое. Но он, возможно, не впадет в депрессию, если узнает, что ему дали от ворот поворот по вполне определенной причине. А сейчас он просто не представляет, с какой стороны ждать удара. Ему кажется, что на него набрасываются со всех сторон. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – кивнул Арчер.

– И даже теперь ты намерен сказать мне, что Покорны дали пинка под зад только потому, что ты считаешь необходимым внести в программу некие изменения?

– Да, – после короткой паузы ответил Арчер, – именно это я и собираюсь тебе сказать.

Барбанте допил виски, встал, прошел к бару и поставил стакан на хромированную стойку.

– Ты что-то скрываешь от меня, Клемент. Впервые. Я сожалею об этом.

Он повернулся к Арчеру. Серьезный, интеллигентный, дружелюбный. Его смуглое лицо не выдавало эмоций, но чувствовалось, что они рвутся наружу. И Арчер подумал, что именно умение управлять своими эмоциями привлекает к Барбанте женщин.

– Извини, Дом. – Арчер тоже поднялся, выбил трубку. – Через несколько дней… – он замолчал, понимая, что не может пообещать ничего конкретного, – …через несколько дней я, возможно, смогу сказать тебе больше, чем сейчас.

– Я буду поблизости, – усмехнулся Барбанте. – С вопросами. Никуда не денусь, можешь не беспокоиться.

– А вот и я. – В дверях возникла Джейн. – Быстро обернулась? – Она вошла в кабинет без должной уверенности в себе, одетая в черное взрослое платье, ожидая одобрения Барбанте.

Сценарист оценивающе оглядел ее:

– У вас очень хороший вкус.

Джейн широко улыбнулась, в восторге от комплимента. Арчер обратил внимание на глубокий вырез, выставляющий напоказ немалую часть груди. Грудь у Джейн была высокая, и Арчер, наверное, впервые понял, что формы у его дочери уже далеко не детские. «Интересно, кто выбирает ей платья? – подумал он. – Пожалуй, пора поговорить на эту тему с Джейн».

– Тебе нравится мое платье, папуля? – кокетливо спросила Джейн. – Оно новое.

«Отнюдь», – подумал Арчер.

– Нормальное платье, – буркнул Арчер.

– Так тебе не нравится? – Джейн надула губки.

– Платье отличное, – подал голос Барбанте. – В нем вы такая же красивая, как витрина цветочного магазина. Никогда не спрашивайте мнение отца по поводу своих платьев. Отцы в этом ничего не понимают.

– Платье хорошенькое, – согласился Арчер, чувствуя, что ему приходится конкурировать с Барбанте в борьбе за благорасположение дочери, и, конечно же, возненавидев его за это. Джейн действительно смотрелась очень эффектно. Волосы она убрала назад, сильно накрасила губы, ее глаза, большие и очень синие, сияли в предвкушении вечера. Черный цвет прибавлял ей стройности. Она позаимствовала у Китти два кольца, и теперь ее руки сверкали, стоило ей шевельнуть ими. Оглядывая дочь, Арчер решил, что ей можно дать от восемнадцати до тридцати. «С женщинами, – с негодованием подумал он, – теперь беда, по внешнему виду невозможно ничего сказать. Ни о возрасте, ни о добродетели, ни о роде деятельности. И куда только подевался идеал целомудренности? Каждый ребенок выглядит так, будто давно уже знает, как, где и почем». Если б она шла рядом с Барбанте и Арчер увидел ее впервые, то не смог бы определить, жена ли она этого мужчины, любовница или жена друга, согласившаяся на адюльтер… Он посмотрел на ноги Джейн и увидел, что та надела туфли на низком каблуке. Обычно, выходя из дома с кавалером, она отдавала предпочтение самым высоким каблукам. Но Барбанте был недомерком, и Арчер понял, что тем самым Джейн сдается на милость победителя, признавая его верховенство. Однако, не без удовольствия отметил Арчер, она все равно выше Барбанте, даже в туфлях на низком каблуке. Но его раздражало, что Джейн и в этом шла навстречу Барбанте.

– Домой возвращайся не очень поздно, – напутствовал дочь Арчер, поцеловал в лоб и вдохнул аромат ее духов.

Барбанте рассмеялся:

– Крик родителя да будет услышан.

Арчер заметил, как Джейн скорчила недовольную гримаску, хотя и покорно ответила: «Хорошо, папа».

Потом она направилась к двери, обернулась к Барбанте:

– Вы поможете мне надеть пальто, мистер Барбанте?

Барбанте смотрел на них обоих, ничего не упуская. Похоже, происходящее безмерно забавляло его.

– Спокойной ночи, амиго, – попрощался он с Арчером.

– Спокойной ночи, – ответил Арчер.

Они обошлись без рукопожатия. Через минуту Арчер услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Он остался один в уютном маленьком кабинете, благоухающем духами Джейн и туалетной водой Барбанте. Шагнув к окну, Арчер распахнул его.

Ночной воздух обрушился на него холодным потоком. В доме напротив люди садились за обеденный стол. Верхний свет они погасили, горели только свечи. В соседнем дворе пес, усевшись на задние лапы, рычал на самолет, который, поблескивая габаритными огнями, летел среди звезд.

Арчер покачал головой и медленно поднялся на второй этаж.

Китти устроилась в кровати в светло-желтой ночной рубашке с кружевами по вороту. Водрузив на нос очки в роговой оправе, она читала журнал мод.

– В очках ты вылитый секретарь, – заметил Арчер.

– Я изучаю моду. – Китти похлопала ладошкой по журналу. – И собираюсь потратить много твоих денег, как только выберусь из постели.

– Кстати, о моде. – Арчер сел на стул рядом с кроватью. – Кто купил Джейн это платье?

– Оно недорогое, – затараторила Китти, – оно стоило всего лишь…

– Цена меня не волнует.

– Ты считаешь, оно некрасивое? – спросила Китти.

– Оно красивое. Только, я думаю, оно слишком… слишком… – Он никак не мог найти нужного слова. – Слишком смелое. – Ничего другого в голову так и не пришло.

Китти рассмеялась.

– Не смейся. – Арчера рассердило, что Китти не воспринимает его мнение всерьез. – Джейн еще ребенок, не может она выглядеть как фаворитка Людовика Четырнадцатого…

– Ты думаешь, вырез чуть глубже, чем следует? – спросила Китти.

– Я думаю, что вырез чересчур глубокий.

Вновь смех Китти.

– У нее же все на месте. Не так ли?

– Да, – раздраженно бросил Арчер. – Я старомодный. Она тоже так думает.

– Девушки должны подавать себя в лучшем виде, – мягко заметила Китти. – Тебе надо благодарить судьбу, что у тебя такая красивая дочь.

– Я благодарю. Я безмерно счастлив. Все складывается как нельзя лучше. Все складывается так хорошо, что сегодня она отправилась на балет с одним из тех мужчин, которые пользуются в Нью-Йорке самой дурной славой.

– Пользуются дурной славой! – Китти притворно ужаснулась. – Господи!

– Перестань, Китти! – воскликнул Арчер. – Ты же должна понимать, что вопрос серьезный.

– Я не слышала, чтобы о мужчине говорили, что он пользуется дурной славой, с тех пор как наш священник убежал с женой телеграфиста. А случилось это в двадцать третьем году.

– Знаешь, кто ты? – спросил Арчер, смирившись с тем, что битву он уже проиграл.

– Кто?

– Зануда. Твоя дочь сказала бы, что у меня ужасно занудная жена.

– А я думаю, что волнуешься ты напрасно. – Китти наклонилась, похлопала Арчера по руке: – По-моему, мистер Барбанте очень мил.

– Второго такого бабника в городе не сыскать, – мрачно изрек Арчер. – Ему уже за тридцать, и у него мораль турка.

– Я уверена, что Джейн знает, как вести себя в такой ситуации, – отчеканила Китти. – И считаю, что беспокоиться не о чем.

Арчер понимал, что его упрекают за недостаток веры в собственную дочь.

– Полностью с тобой согласен, – быстро поддакнул он.

– Для девушки это бесценный опыт. Пусть сразу увидит, с кем может столкнуть ее жизнь, чтобы потом не разочаровываться.

– Если бы не усталость, я был бы в шоке от твоих слов.

– Почему бы тебе не принять перед обедом холодный душ? – спросила Китти с нотками тревоги в голосе.

– Не хочу я в душ. К тому же Джейн всячески старалась произвести впечатление на Барбанте, даже надела туфли на низком каблуке, потому что он карлик.

Китти улыбнулась.

– Девушкам не остается ничего другого, как взрослеть. В восемнадцать лет приходится экспериментировать, использовать уже известные способы воздействия на мужчин, изобретать собственные, проверять, какой они дают эффект. Я тоже надевала туфли на низком каблуке, когда куда-нибудь шла с невысоким мужчиной. Не будь к ней чрезмерно суров.

– Во всяком случае, я велел ей прийти домой пораньше. – В голосе Арчера звучали суровые нотки. – Теперь я займусь воспитанием Джейн. И надеюсь, – он указал на живот Китти, – что это мальчик.

– Ну и ну. – Китти покачала головой. – Должно быть, у тебя выдался тяжелый день. Ты поругался с О’Нилом?

– Нет, – ответил Арчер. На мгновение у него возникло желание рассказать обо всем Китти. Облегчить душу, получить совет, прервать внутренний монолог, который терзал его последние двадцать часов. Но, посмотрев на сидевшую в кровати Китти, такую хрупкую, беззащитную, Арчер решил, что рассказывать ничего не надо. Пока не надо. И, если удастся, лучше бы не рассказывать вовсе. В любом случае его задача – до последней возможности оберегать Китти от лишних волнений. – Нет, с О’Нилом я не ругался. У нас с ним полное взаимопонимание. Я разговаривал с Нэнси по телефону. У Клемента корь. Я сказал, что заеду к нему и расскажу интересную историю.

Китти бросила на мужа тревожный взгляд.

– Ты не собираешься заходить в его комнату, не так ли?

– Разумеется, я собираюсь зайти в его комнату. Четырехлетнему мальчику не рассказывают интересную историю по телефону.

– Но, Клемент… – В голосе Китти слышался упрек. – Корь такая заразная.

– Я болел корью, – ответил Арчер. – В пять лет. Я знаю маленького Клемента с рождения, он мой крестник. Неужели ты думаешь, что я останусь у двери, чтобы он чувствовал себя прокаженным?

– Теперь ты злишься на меня. – У Китти задрожал голос. В последние месяцы слезы то и дело наворачивались у нее на глаза. – Ты думаешь, что я жестока по отношению к мальчику.

– Я презираю страх перед комнатой, в которой лежит больной. Это трусливо и…

– И презираешь меня. – Китти заплакала.

Арчер обнял ее, чтобы успокоить.

– Ну что ты, любимая, я тебя не презираю. И ты это знаешь.

– Я не о себе, – всхлипнула Китти. – И даже не о тебе. Сами мы, возможно, не заболеем, но инфекция может поселиться в нас и, когда родится ребенок…

– Я знаю, знаю. О нем не волнуйся. С ним все будет в порядке. Я тебе это гарантирую.

– В эти дни у меня так резко меняется настроение. – Мокрым лицом Китти уткнулась в плечо Арчера. – Ты должен меня простить.

– Разумеется, я тебя прощаю.

– В молодости все было по-другому. Тогда я знала, что ничего дурного случиться не может…

– Ничего дурного не случится и сейчас. И нам до старости еще далеко. Тебя послушать, так из нас песок сыплется. Это же не так.

– Я больше ни в чем не уверена, – прошептала Китти. – Мне снятся кошмары…

– Не плачь, Китти, дорогая, пожалуйста, не плачь, – шептал Арчер, прижимая ее к себе. – Отныне, если тебе приснится плохой сон, сразу буди меня. Мы зажжем свет, ты расскажешь мне свой сон и успокоишься… Если не захочешь рассказывать, мы просто поговорим или почитаем…

Китти шмыгнула носом, вытерла слезы о его пиджак.

– Я уже в порядке. – Она попыталась улыбнуться. – Это ужасно, чуть что – сразу в слезы. Мне очень стыдно.

Арчер встал.

– Стыдиться тут нечего. Следующие четыре месяца можешь плакать, сколько тебе захочется.

– Идеальный муж. – Китти даже удалось засмеяться.

На прикроватном столике зазвонил телефон. Арчер наклонился, снял трубку:

– Алло.

– Клемент, – услышал он голос Вика. – Ты звонил.

– Да. – Арчер посмотрел на Китти. Слезы на ее щеках еще не высохли. В таких условиях не поговоришь. – Я хотел повидаться с тобой.

– Боюсь, в ближайшие несколько дней ничего не выйдет. – Голос был очень печальный. – У меня возникли проблемы.

– А в чем дело?

– Только что позвонили из Детройта. Я вылетаю ближайшим рейсом. Через десять минут еду в аэропорт. У матери удар, и врачи настроены пессимистично.

– Мне очень жаль, Вик.

– Жизнь есть жизнь, – спокойно ответил Вик. – Она уже далеко не молода. Может, тебе подобрать на четверг замену, на тот случай, если я не успею вернуться?

– Конечно. Об этом не беспокойся. – Арчер вдруг рассердился на мать Вика, которая выбрала такой неудачный момент для того, чтобы слечь. Он уже хотел сказать Вику, что подъедет в аэропорт, но в последний момент передумал: ведь Вику и так хватает забот. – Могу я чем-нибудь помочь?

– Можешь изредка заглядывать к нам, чтобы подбодрить Нэнси.

– Обязательно загляну.

– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросил Вик. – Что-нибудь важное?

Арчер помялся:

– С этим можно подождать до твоего возвращения. Надеюсь, твоя мать…

– Я знаю, Клем. Передай Китти мои наилучшие пожелания.

Арчер осторожно положил трубку на рычаг. Китти вопросительно смотрела на него.

– Вик передает тебе наилучшие пожелания. Он улетает в Детройт. У его матери удар.

– Как жалко. – Китти взяла Арчера за руку, словно угроза смерти, нависшая над старушкой, которую она практически не знала, напугала ее, а прикосновение к здоровой, живой плоти мужа, наоборот, отводило беду.

Печальные новости определили настроение этого вечера. За обедом они практически не разговаривали, а потом Арчер бесцельно слонялся по дому, снова и снова поглядывая на часы, думал о Вике, летящем в самолете к заболевшей матери, гадал, что делает сейчас Джейн. Он очень резко обошелся с Брюсом, который зашел к ним в девять вечера. Арчер в дверях передал Брюсу предложение Барбанте, не пригласив его в дом. Застенчивый молодой человек не вызывал у него никаких чувств, кроме раздражения.

А потом Арчер сидел и пил в одиночестве, не желая подняться наверх и лечь в кровать. Не хотелось ему видеть сны. «Ноль, – думал он. – Ноль».