Текст книги "Слово"

В течение тридцати пяти лет своего второго срока заключения Лебрун сделался экспертом по Иисусу, по практическим знаниям Нового Завета, в арамейском и греческом языках, по вопросам папирусов и пергаментов. В 1949 году, из-за хорошего поведения, его статус сменился с relйguй – пожизненный заключенный – на libйrй – вольнопоселенец, которому уже не нужно было оставаться в тюрьме, но которому нельзя было слишком отдаляться от колонии. Сменив свою полосатую робу на темно-синий грубый костюм libйrй, Лебрун перебрался в лачугу на берегу реки Марони, неподалеку от Сен-Лорена, где продолжал зарабатывать тем, что изготовлял сувениры и поддельные рукописи. В 1953 году, когда каторжная колония во Французской Гвиане была ликвидирована, relйguйs были высланы назад во Францию, чтобы продолжать отсиживать свои сроки в правительственных тюрьмах, а Лебрун, вместе с другими libйrйs на корабле “Атесли” приплыл в Марсель, чтобы наконец-то вступить на французскую землю свободным человеком.

Еще раз устроившись в Париже, Лебрун продолжал подделывать банкноты и паспорта, чтобы иметь средства на жизнь и на дорогие материалы, необходимые для изготовления его столь долго планируемой подделки. Когда, наконец, все было готово, он покинул Францию уже навсегда. Переправив ящик с материалами, необходимыми для своей работы, в Италию, он последовал за ним, нашел себе квартиру в Риме, и вот там уже начал создавать свою чудовищную библейскую подделку.

– Но как вы могли даже мечтать обмануть опытных исследователей и теологов? – хотелось узнать Ренделлу. – Я еще могу понять, что вы достаточно хорошо изучили греческий язык, но мне сообщили, будто арамейский это настоящий заворот мозгов, опять же, это уже мертвый язык…

– Не такой уже и мертвый, – с усмешкой возразил ему Лебрун. – В нынешней его форме на нем все еще разговаривают мусульмане и христиане на границе Курдистана. Что же касается того, как вы сами выразились, будто армейский – это заворот мозгов, то можно сказать и так, но я посвятил четыре десятилетия собственной жизни на его изучение, значительно больше, чем я потратил на тонкости своего родного, французского языка. Я изучал специальные журналы по филологии, этимологии, лингвистике, где публиковались статьи, написанные ведущими специалистами, такими как настоятель Петропулос из монастыря Самопетры и доктор Джеффрис из Оксфорда. Я изучал тексты, как, например, в “Грамматике библейского арамейского языка” немца Розенталя, которую мне удалось найти в Висбадене. Наиболее важные знания я получал и оттачивал по репродукциям – и я копировал эти тексты от руки сотни раз, так что теперь я свободно могу писать на нем – всем этим древним арамейским манускриптам Книг Еноха, Завещания Леви, апокрифам Бытия – по всем тем источникам, которые существуют на сегодняшний день. Сложный язык, это правда, но я справился с ним.

Пораженный всем услышанным, Ренделл хотел знать больше.

– Мсье Лебрун, более всего меня удивляет подлинность папирусов. Как вам удалось подделать папирусы, которые затем смоли пройти через сложные научные испытания?

– Я вовсе и не пытался изготовить их или подделать, – очень просто заявил Лебрун. – Пытаться подделать древнюю бумагу было бы с моей стороны глупостью. Вообще-то говоря, папирусы, опять же – пергаменты, это самые сложные элементы подделки. Возможно, что самые опасные, но и самые легкие. Насколько вам известно, мистер Ренделл, я ведь не только фальшивомонетчик, но еще и вор. Все мои друзья были преступниками и ворами. И вот вместе с ними я собирал необходимые для меня древние материалы в течение двух лет. В результате собственных исследований я знал расположение каждого внесенного в каталог свитка и кодекса первого века нашей эры, равно как и месторасположение таких же, но в каталоги не внесенных. Я знал общественные и частные музеи, где они хранились и выставлялись, опять же, мне были хорошо известны частные коллекционеры-миллионеры. Очень многие свитки в начале или в конце были пустыми, во многих кодексах имелись неиспользованные страницы, и вот их я и похищал.

Смелость этого человека восхитила Ренделла.

– А нельзя ли поконкретней? Я имею в виду, чьи коллекции, где…?

Лебрун покачал головой.

– Мне не хотелось бы открывать вам конкретные места, из которых я брал папирусы и пергамент, но зато я спокойно могу сказать вам о ряде коллекций, которые мы – н – исследовали, и ряд из них посещается с более серьезными намерениями. Мы копались в Ватиканской Библиотеке и в Туринском Музее в Италии, в Национальной Библиотеке Франции, в Австрийской Национальной Библиотеке, в Библиотеке Бодмера неподалеку от Женевы в Швейцарии, во множестве хранилищ Великобритании. Среди последних мы удостоили своим вниманием Коллекцию Битти в Дублине, Библиотеку Райланда Манчестере, не говоря уже о Британском Музее в Лондоне.

– И вы действительно совершали кражи в этих местах?

Лебрун гордо ухмыльнулся.

– Да, это так, в некоторых из них – поскольку не везде хранились папирусы и пергаменты, датируемые конкретно первым веком нашей эры. Более всего нам помог Британский Музей. Музей предоставил нам самый богатый источник папирусов первого века, папирусы из Самарии с приличным количеством пустого места. Да, коллекция папирусов Британского Музея была самая лучшая, опять же, с целыми пачками пустых страниц, она была совершенно никак не организована и не каталогизирована по причине недостатка персонала и фондов на обслуживание, и потому они все практически не охранялись. Еще один источник сокровищ находился в моем родном Париже, в Национальной Библиотеке. Там хранится много тысяч подобного рода манускриптов, непереведенных, неопубликованных, некаталогизированных. Какая жалость, какие огромные богатства – и такой беспорядок. Потому-то я и позволил себе забрать оттуда несколько пустых пергаментных листов первого века, чтобы применить их по лучшему назначению. Вы понимаете меня, месье?

– Конечно понимаю, – ответил Ренделл. – Но, ради бога, каким образом вы их вытащили оттуда.

– Пошел и взял, – без всякого притворства сказал Лебрун. – Все это делалось внаглую, но и с осторожностью. В некоторые музеи я приходил еще до рассвета, другие посещал ближе к закрытию. В любом случае, как только я отключал систему тревоги, дальше уже я все делал сам. В случае музеев, защищенных лучше, я пользовался услугами своих более опытных коллег, которые затем хорошо оплачивал. В паре случаев я вел переговоры. Вы же знаете, во всех этих бедных музеях охране платят нищенское жалование. А ведь у некоторых имеются семьи, множество ртов, которые нужно кормить. Приличная взятка открывает многие двери. Нет, мистер Ренделл, то небольшое количество папируса и пергамента, которое мне требовалось, получить было не так уж и сложно. И представьте себе, все эти листы были самыми настоящими, пергамент – не ранее пятого года и не позднее девяностого года нашей эры. Что же касается чернил, то я воспользовался формулой, применявшейся с 30 до 62 года нашей эры, которые я изготовил из сажи и растительной смолы, прибавив туда некоторые ингредиенты для искусственного старения – те самые чернила, которыми пользовались скрибы первого века.

– Ну а содержание вашего отчета Петрония и вашего евангелия от Иакова, – поинтересовался Ренделл. – Как вы осмелились такое придумать? Как вы могли представить, что эти документы будут приняты самыми учеными теологами и библеистами мира?

Губы Лебруна искривились в насмешке.

– Во-первых, потому что имелась отчаянная нужда в документах такого рода. Существовали такие религиозные деятели, которые, то ли ради денег, то ли ради власти, желали, чтобы подобного рода открытия были сделаны. Религиозные лидеры были готовы к ним. Они желали их. Настроения и время были плодотворными для возобновленного Иисуса. И еще, потому что ни одна из идей или действий, которые я воплотил от имени Петрония или Иакова, не были полностью придуманы мною. Практически все, что я использовал в своих двух документах, хотя бы раз уже предлагалось Отцами церкви, историками или другими авторами ранних евангелий в годы после первого века нашей эры. Все уже имелось там, сформированное и пренебрегаемое, либо вообще игнорируемое, если не считать теоретиков последних дней.

– И что же это было? – настаивал Ренделл. – Можете ли вы дать мне какие-нибудь примеры? Возьмем Пергамент Петрония. Существовал ли на самом деле человек по имени Петроний?

– Пропавшее Евангелие от Петра говорит, что существовал.

– Пропавшее Евангелие от Петра? Никогда о таком не слыхал.

– Оно существует, – сказал Лебрун. – Нашли его в течение 1886 года французские археологи в древней могиле возле города Акхмим в верховьях Нила в Египте. Евангелие от Петра – это пергаментный кодекс, написанный около 130 года нашей эры. От канонических евангелий оно отличается в двадцати девяти случаях. В нем говорится, что Ирод – не евреи, не Пилат, а именно Ирод – был ответственным за казнь Иисуса. Там же говорится, что центуриона, возглавлявшего сотню солдат, которые должны были арестовать Иисуса, звали Петронием.

– Вот это да! – воскликнул Ренделл. – Вы хотите сказать, что Евангелие от Петра говорит о реальных событиях.

– Дело не только в реальности, но Юстин Мученик – обращенный в христианство в 130 году нашей эры – говорит нам, что в его дни, когда эту книгу читали, евангелие от Петра ценилось более, чем нынешнее четвероевангелие. Но, когда в четвертом веке был составлен Новый Завет, евангелие от Петра туда не допустили, оно было отложено в сторону, и его посчитали апокрифическим, то есть, писанием с сомнительным содержанием и авторитетом.

– Хорошо, – сказал Ренделл. – В вашем Пергаменте Петрония вы представили Иисуса, которого судят как подрывную личность и мятежника, считающего себя выше тогдашнего Цезаря. Что заставило вас предполагать, будто подобное проглотят?

– Потому что многие библеисты в мире считают это правдой, – ответил на это Лебрун. – Могу процитировать вам хотя бы из одной дерзкой, иконоборческой работы “Восстановленное назарейское евангелие” Грейвза и Подро: “Нет сомнений, что Иисус был помазанным и коронованным царем Израиля; но редакторы Евангелий сделали все возможное, чтобы скрыть это по политическим причинам”.

– Ну а ваша подделка Евангелия от Иакова, – сказал Ренделл. – Различные высказывания, которые вы приписываете Иисусу. Это факт или выдумка?

Глаза Лебруна блеснули из-за очков в стальной оправе.

– Скажем так, мсье: в основе моей выдумки лежали факты. “Логии” – Речения Господа Нашего, проблем не представляли. Еще раз я проконсультировался с апокрифами, старинными документами сомнительной точности. Возьмем, к примеру, один древний, найденный во время раскопок документ – Epistula Jacobi Apocrypha – Апокриф от Иакова, сборник замечаний, приписываемых Иисусу. Я взял кое-какие из них, немного переделав или улучшив. В Апокрифе, когда Иисус покидает Иакова, это звучит так: “Сказав это, Он вышел. Но мы опустились на колени, я и Петр, возблагодарили и послали сердца свои к небесам”. В Пересмотренной Версии От Лебруна я изложил это так: “И Он оставил нас, благославив перед тем, и со своим посохом исчез в тумане и темноте. После этого мы опустились на колени, и послали благодарности свои и сердца к небесам”.

Удовлетворенный Лебрун глянул искоса на Ренделла, ожидая его реакции.

Еще раз Ренделл одобрительно кивнул, завидуя смелости собеседника.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал он. Факты служат выдумке. Но мне хотелось бы знать больше. Как насчет описания Иисуса Иаковом? Не думали ли вы, что такой вот Иисус, с узкими глазами, длинным носом, изуродованным шрамами лицом и с физическими недостатками – не ожидали ли вы, что подобное описание будет встречено с сопротивлением?

– Нет. Опять же, имеется много античных намеков о том, что Он обладал непривлекательной внешностью. Клемент Александрийский, осуждая верующих, уж слишком озабоченных своей внешностью, напоминал им, что Иисус был “уродливым с виду”. Андрей Критский писал, что у Иисуса “брови смыкались одна с другой”. Кирилл Александрийский записал, что Христос был “весьма уродливым с виду”, но прибавил при этом, что “по сравнению с божественной силой, плоть ничего не стоит”. Для меня этого было достаточно, чтобы излагать.

– Ну а что у вас имелось, чтобы оправдать ваши утверждения о том, что Иисус пережил Распятие?

– Имеется довольно долгая традиция, утверждающая, что Иисус не умер после своего распятия. Игнатий, бывший епископом в сирийской Антиохии в 69 г. н.э., заявлял, что после Своего Воскрешения Иисус был “во плоти”. Согласно Иренею – известный Папий, который был епископом в Иерополисе и лично знал апостола Иоанна, заявлял, что Иисус не умер перед тем, как Ему исполнилось пятьдесят лет. Розенкрейцеры всегда утверждали, будто у них имеются древние документы, доказывающие то, что Иисус избежал смерти на Кресте в Иерусалиме. Розенкрейцерский историк писал: “Когда они вошли в гробницу, они нашли отдыхавшего Иисуса, довольно быстро восстановившего свои жизненные силы”. Эти же источники утверждают, что сектанты-ессеи прятали Иисуса. Кстати, слово “ессей” означает не только “святой”, но еще и “целитель”. Так что ессеи могли исцелить Иисуса. В этом смысл работы Карла Бардта и Карла Вентурини, которые в конце XVIII века готовили жизнеописание Иисуса. В своей книге они утверждали, будто именно ессеи подготовили и провели все чудеса Иисуса, и что именно они осуществили его Воскрешение, и что с креста его сняли не мертвым, но всего лишь без сознания, после чего Он был излечен врачом или целителем из секты ессеев.

– Ну а отправка Иисуса в Рим? – подогнал его Ренделл.

– Рим, – сказал Лебрун, любовно повторив это слово. – Мой самый крупный риск, но почему бы и нет? Иудейские фарисеи второго века свято верили, что Мессия должен появиться в Риме. Петр видел Иисуса во плоти по дороге в Рим. Римский историк Светоний обвинял Христа за организацию беспорядков в Риме. Дело в том, что и вправду существует традиция, которую Иаков излагает следующим образом, говоря своим последователям, что если кто-либо из них будет интересоваться, где же их Бог, он мог убедить их: “Бог ваш в великом городе Риме”. – Лебрун сделал паузу, обдумывая только что сказанное. Похоже, он был доволен собой. – Мне кажется, что Рим был довольно логическим ходом.

– Несомненно, таким он и был.

– Видите ли, мсье Ренделл, практически каждая концепция в моей подделке основывалась на каком-либо античном намеке. Это те же самые намеки, которые искушают современных теологов и исследователей Нового Завета в их попытках реконструкции жизни Христа, заполнить все пробелы путем дедукции и логики, путем изучения исторического фона и размышлений. Современные библейские эксперты знают, что имеющиеся у нас четыре Евангелия не являются фактической историей. Четыре Евангелия в своей основе являются серией связанных друг с другом мифов, хотя мифы эти и могли основываться на событиях того времени. Все это давало толчок к размышлениям многих современных специалистов о том, что же по-настоящему происходило в начале первого века нашей эры. И они не желали бы ничего большего, чтобы доказать свою правоту путем находки пропавшего евангелия – того самого, которое всегда считалось существующим, и которое было первичным источником для четырех принятых во всем мире четырех евангелий. Потому-то я прекрасно понимал, с каким бы сопротивлением не встретились истории Иакова и Петрония, всегда найдутся сотни теологов и библеистов, которые скажут: “Наконец-то, истинное свидетельство того, о чем мы так долго рассуждали, все-таки должно было найтись”.

– Ваши предположения оказались истинными, мсье Лебрун. Самые уважаемые международные эксперты изучили ваше евангелие от Иакова вместе с отчетом Петрония и приняли их.

– Я никогда ни на минуту не сомневался в результате, – самодовольно заявил Лебрун. – После того, как я закопал свою подделку – а ведь это, в свою очередь, было наиболее сложным…

– Как это, наиболее сложным? – перебил его Ренделл.

– Потому что, как только я был вынужден использовать окрестности Остиа Антика в качестве места для будущей находки с целью поддержки идей профессора Монти и последующего вовлечения его в свое дело, я встретился с трудностями.

– Каким же образом?

– Спрятать мое изделие в какой-нибудь пещере в Израиле или в долине реки Иордан либо же в каком-нибудь складском помещении египетского монастыря было бы гораздо легче, более логично. Большинство основных открытий делается в этих сухих зонах. Но вот Остиа Антика – страшно даже подумать. Никто не мог и представить более неподходящее место, в котором бы папирусы сохранились вплоть до двадцатого века. Существовала проблема воды. Здания Остиа располагались в античные времена столь низко, что каждый год город затапливался водами Тибра. Нельзя было ожидать, чтобы какие-то папирусы или пергаменты могли бы сохраниться в результате этих периодических наводнений. Но тут мне встретился следующий исторический факт. Во втором веке император Адриан полностью разрушил Остиа и перестроил город на метр выше, чтобы нейтрализовать действие наводнений. Лично я преодолел проблему, решив спрятать рукописи в каменном блоке.

– А это не могло бы сразу же стать подозрительным?

– Вовсе даже и нет, – ответил на это Лебрун. – Мне было известно, что многие богатые торговцы когда-то жили в виллах на побережье возле Остиа Антика – и если один из таких купцов, еврей, тайно принявший христианство, хотел сохранить ценные рукописи, присланные ему из Палестины, он бы сделал это точно таким же образом.

– Итак, чтобы сохранить свою работу, вы воспользовались старинным каменным блоком?

– Не все так просто, – сказал Лебрун. – Никакой камень из Италии не может защитить от воды. Лично я экспериментировал с многими видами. Туфовые камни имеются повсюду, но оказалось, что они слишком пористые. Глина, которая может помочь в климате Мертвого Моря, оказалась слишком хрупкой для морского порта типа Остиа. Даже мрамор трескается, находясь под водой. В конце концов, я остановился на одной из двадцати пяти разновидностей серого гранита, надежного гранита, без каких-либо следов полевого шпата, который может растворяться почвенными водами. Я взял один такой древний гранитный блок и обработал, чтобы тот стал основанием для какой-нибудь статуи. Я распилил блок на две части и сделал в половинках нишу. После этого я завернул папирусы евангелия от Иакова и пергаменты Петрония в промасленный шелк, вложил все это в обожженный глиняный горшок, горшок запечатал и поместил горшок в пустотелый гранитный блок. Сделав так, я соединил обе гранитные половинки, запечатал их смолой, еще более придал древности и захоронил в нераскопанной зоне, где под землей могли быть развалины зданий второго, а то и первого века нашей эры. Я прождал несколько лет, чтобы спрятанный блок сделался единым целым с почвой, чтобы на этом месте появилась растительность. После этого я пришел к профессору Монти с фрагментом, который, как я ему сказал, был мною открыт в другом горшке где-то в этом районе. Как только я привлек Монти на свою сторону, больше мне беспокоиться уже было незачем.

План и вправду был дьявольским, решил про себя Ренделл. Чтобы предпринять все это, старик должен был быть либо безумцем, либо извращенным гением. Все так и было, если он и вправду совершил все это, а не просто придумал.

– И теперь вы готовы открыть свою подделку Евангелия от Иакова и Пергаментов Петрония всему миру?

– Да, готов.

– Насколько я понял из того, что мне говорили, один или два раза вы уже пытались открыть их как подделку.

– Правильно. В прошлом году я встретился с Монти, потому что мне были нужны деньги. Я угрожал ему представить открытие как подделку, если он не доставит мне столь нужных для меня денег. Понятное дело, что я сразу же признался, что даже если он мне и даст деньги, свое слово молчания я стану держать недолго, то есть, не стану раскрывать подделку всего год или два. Потом, признался я, мне все равно будет необходимо раскрыть свою мистификацию. Деньги или не деньги, но я не мог позволить церкви избежать своей мести. Потом, уже более решительно, я вступил в переговоры с другой заинтересованной стороной, но прервал их, когда узнал, что эта сторона действует от имени самой церкви, желающей присвоить мою работу и замолчать ее, чтобы сохранить свою веру и свою фальшивую Библию.

– Вы готовы продать доказательства мне, если я опубликую всю историю?

– Готов, но за соответствующее денежное вознаграждение, – уклончиво заметил Лебрун.

– И что же вы рассматриваете соответствующим денежным вознаграждением? – спросил Ренделл, тут же прибавив:

– Не следует забывать, что я всего лишь частное лицо, а не банк.

Лебрун допил свой стакан.

– Я человек разумный. Если сумма будет выплачена в американских долларах…

– В американских долларах.

– Двадцать тысяч.

– Это большие деньги.

– Выплату можно будет сделать в двух частях, – сказал Лебрун. – Ведь, после того, я как я передам вам все, это сделает вас богатым и знаменитым.

– И что вы дадите мне за эти деньги?

– Доказательство, – ответил тот, – неотвратимое и бесспорное доказательство моей подделки.

– Что это за доказательство?

– Во-первых, фрагмент папируса, который точно заполняет лакуну, просвет или дыру в папирусе номер три, о которой вы уже упоминали в кафе. В этом фрагменте имеется отсутствующее место текста, которое Монти цитировал вам, то самое, в котором Иаков перечисляет братьев Иисуса и самого себя. Этот фрагмент не правильной формы, приблизительно 6, 5 на 9, 2 сантиметра – 2 1/2 на 3 3/4 дюйма – и он прекрасно соответствует дыре в так называемом оригинале.

– Но ведь эксперты могут назвать и его аутентичным, точно так же как и весь остальной папирус, находящийся теперь в Амстердаме.

Лебрун одарил его хитрющей усмешкой.

– Я уже давно предусматривал такую возможность, мистер Ренделл. На том самом фрагменте, который сейчас находится в моем владении, на папирусе симпатическими чернилами прямо поверх текста нарисована половинка пробитой копьем рыбы. Вторая половина рисунка на вашем Папирусе номер три. На том фрагменте, что находится сейчас в моих руках, имеется моя личная подпись и написанное моей же рукой предложение, говорящее, что все эти папирусы и пергаменты – подделка. Нет, своими детскими методами вы не проявите мои невидимые чернила, слова не станут видимыми после нагрева. Чернила составлены по формуле, применяемой самой Локустой…

– Кем? – перебил его Ренделл.

– Вы что, не слыхали про Локусту? Она была официальной отравительницей на службе у императора Нерона вскоре после того времени, которое я выбрал для того, чтобы изгнать Иисуса из Рима. Локуста обучала своих учеников различным ядовитым составам, а варево свое испытывала на рабах. По приказу матери Нерона именно Локуста отравила грибной соус, поданный императору Клавдию. Как говорят, она убила десять тысяч человек. Понятное дело, что ей было нужно в тайне переписываться с Нероном. Для этого она и придумала симпатические чернила. Мне удалось ознакомиться с одной из ее сложных и малоизвестных формул.

– И вы можете сказать мне ее?

Лебрун помялся, затем оскалил свои желтые зубы.

– Сейчас я сообщу вам девять десятых ее формулы, а последнюю, десятую часть сообщу после того, как мы договоримся о нашей сделке. Сама Локуста воспользовалась формулой из работ некоего Филона Александрийского, греческого ученого. Где-то около 146 года до нашей эры он изобрел симпатические чернила, изготавливаемые из галлотаниновой кислоты, получаемой из галловых, чернильных орешков. Когда вы пишете такими чернилами, написанное увидеть нельзя. Чтобы сделать надпись видимой, необходимо прибавить раствор того, что теперь называется сульфатом меди, смешанного с еще одним ингредиентом. Весьма экзотическим. Когда вы узнаете полную формулу, вы сможете проявить мое теперь невидимое имя, предложение и рисунок на папирусе, тем самым уничтожить подлинность всего евангелия от Иакова. За то, что я сообщу вам всю формулу и предоставлю отсутствующий фрагмент, который только что описал, я должен буду получить первую половину из договоренных двадцати тысяч. Если вы останетесь довольны, тогда, в обмен на вторую половину платежа, я предоставлю вам остальные и более убедительные доказательства своей подделки.

– Что же это может быть?

Лебрун все так же ухмыльнулся.

– Дополнительные отсутствующие части, для каждой лакуны в евангелии от Иакова. Мистер Ренделл, вы же собирали когда-нибудь головоломки, составляя картинки по фрагментам? Вы понимаете, как тщательно искривленные или волнистые части головоломки должны совпадать с другими, чтобы собрать всю картинку? Так и здесь. В Амстердаме издатели имеют двадцать четыре куска папирусов, некоторые листы с одним или двумя пропусками, всего там девять небольших отсутствующих мест. Каждый кусочек не правильной формы, удаленный из папируса Воскрешения Два, будет вставлен точно на место, точно так же, как отсутствующие фрагменты головоломки. И вот когда все эти “отсутствующие” кусочки будут вставлены на место, доказательство подделки станет явным и неоспоримым. У меня имеется восемь из таких кусочков. Первый из них – этот тот, который я показывал Монти, зато остальные восемь безопасно хранятся в стальном сейфе. Достаточно вам будет этого, чтобы доказать, что Международный Новый Завет основан на подделке?

– Да, – ответил Ренделл. Он чувствовал, как руки покрываются гусиной кожей. – Да, этого будет достаточно. Когда вы предоставите мне эти доказательства?

– А когда вы хотите иметь их?

– Вечером, – быстро сказал Ренделл. – Сегодня же.

– Нет, это, наверное, будет невозможно…

– Тогда завтра.

Все равно Лебрун сомневался.

– И не завтра. Два фрагмента я спрятал отдельно. Их я храню отдельно после моего прошлогоднего посещения профессора Монти. Я почти что был готов их уступить заинтересованному покупателю и вынул материалы из укрытия, но затем, когда усомнился в намерениях покупателя, я решил предоставить эти доказательства во время нашей второй встречи, чтобы убедиться в том, что все пойдет так, как я того хочу. Но мои сомнения полностью оправдались. И понимаете, мистер Ренделл, эти два доказательства остались там, где я спрятал их год назад. Поэтому – больше я объяснять не стану – их извлечение потребует какого-то времени. Они находятся за пределами Рима. Не слишком далеко, но все равно, мне понадобится большая часть завтрашнего дня, чтобы достать их.

Удивляясь тому, что это может быть за место, столь усложняющее доставку доказательства, Ренделл решил не давить на старика.

– Ладно, – сказал он. – Если вы не можете сделать этого завтра, тогда мы проведем это на следующий день. Скажем, послезавтра, в понедельник.

– Да, – согласился с ним Лебрун. – Я предоставлю вам то, что вы желаете, послезавтра.

– Скажите, где вы живете. Я приду туда.

– Нет, – ответил француз. Он медленно поднялся со своего места. – Нет, это было бы неразумно. Мы встретимся в кафе “Дони” в пять часов вечера и там произведем наш обмен. Если пожелаете, мы сможем потом подойти к вам в номер, чтобы вы были довольны.

Ренделл тоже встал.

– Хорошо, кафе “Дони”, понедельник, пять вечера.

Когда они шли к двери, Лебрун искоса глянул на Ренделла.

– Вы не будете разочарованы, это я вам обещаю. Au revoir, друг мой. Сегодня счастливый день.

Следя за тем, как Лебрун ковыляет к лифту, Ренделл никак не мог понять, почему сам он не чувствует себя счастливым в этот счастливый день.

Затем, когда за фальшивомонетчиком закрылась дверь лифта, до него дошло.

Его вера испарилась.

* * *

ОСТАВАЛСЯ ЕЩЕ ОДИН ВОПРОС, одна неприятная сцена, которую предстояло отыграть, прежде чем Ренделл мог начать свое сорокавосьмичасовое ожидание.

Предстояло сделать международный телефонный разговор.

Наконец-то он мог позвонить в Амстердам, в гостиницу “Краснапольски”, прямо Джорджу Л. Уилеру.

Тот уже находился в своем офисе “Возрождения Два”, поэтому секретарша быстро соединила их.

– Стив? – рявкнул Уилер.

– Привет, Джордж. Я считал, что мне следует… – начал было Ренделл.

– И где, черт подери, ты находишься теперь? – перебил его Уилер. Я правильно услышал от секретарши, будто ты… ?

– Я в Риме. Позволь мне объяснить.

– В Риме! – взорвался Уилер. – Черт возьми! В Риме? А почему ты не за своим столом? Разве я не дал ясно понять всем вам, что каждый должен работать, пахать по двадцать четыре часа в сутки, чтобы успеть до пресс-конференции в королевском дворце до будущей пятницы? Я был довольно сердит, когда узнал от Наоми, что ты смылся вчера из города ради каких-то расследований. И я ожидал, что вчера вечером ты вернешься…

– Я и собирался возвратиться вчера вечером, – отрезал Ренделл. – Но произошло нечто крайне важное…

– Имеется только одно крайне важное дело, и ради него ты притащишь свою задницу сюда, чтобы заняться работой, раз и навсегда. Мы должны быть готовы с нашим объявлением…

– Послушай меня, Джордж, – вмешался Ренделл. – Вполне возможно, что никакого объявления и не будет. Уверен, что тебе не хотелось бы выслушивать подобное, но, в конце концов, ты будешь меня только благодарить. Думаю, что будет лучше отложить объявление… возможно, даже всю публикацию Международного Нового Завета.

В Амстердаме случилась долгая изумленная пауза, наконец в трубке зазвучал голос Уилера:

– О чем, ради всего святого, ты говоришь?

Ренделл собрался с духом. Похоже, что будет тяжко. Тем не менее, следовало пережить все неприятности.

– Джордж, – сказал он, – вы не можете публиковать эту Библию. Я узнал всю правду относительно нее. Открытие профессора Монти: евангелие от Иакова, пергаменты Петрония – все это лишь наглые подделки.

Еще раз в трубке была мертвая тишина. А после нее прозвучало заявление Уилера, сделанное уверенным тоном:

– Ты с ума сошел.

– Мне бы и хотелось. Но, поверь, я в здравом рассудке. Я нашел автора этой мистификации. Я разговаривал с ним. У него имеются доказательства. Ну а теперь ты меня выслушаешь?

– Ты только напрасно тратишь свое и мое время, – в голосе Уилера не было ничего кроме раздражения. – Ладно уж, валяй, если это позволит тебе почувствовать себя лучше.

Ренделлу хотелось сказать, что от всего этого он вовсе не станет чувствовать себя лучше. Наоборот, от этого будет лишь головная боль. Только на сей раз нечего было морочить голову Уилеру своими чувствами. Это был критический момент, чтобы поставить издателя лицом к лицу с фактами.

– Ну ладно, – мрачно начал Ренделл. – Именно поэтому я и прибыл в Рим.