Текст книги "Слово"

– Доктор Найт на месте, – сообщила женщина. – Он на пятом этаже и встретит вас у лифта.

Теолог и вправду был в коридоре, ожидал, когда Ренделл вышел из двери лифта. Доктор Флориан Найт представлял собой ту же долговязую фигуру а-ля Обри Бердслей, которую Ренделл видел и ранее, и вчера в Амстердаме, но в то же самое время – не такую. Впервые с тех пор, как Ренделл повстречался с ученым, тот не был раздраженным, взвинченным и беспокойным. Сегодня он был необычно спокойным и расслабленным. И еще, как заметил Ренделл, направляясь с Найтом к его одноместному номеру, тот был глубоко озабоченным.

Гостиничный номер Найта был даже меньше его спальни в лондонской квартирке. Комната была чистенькой и суровой – кровать, умывальник, складной стол, шкаф, в котором могло поместиться не более двух костюмов. Под высоким окном стояло единственное кресло.

– Можете занять кресло, – сказал Найт более гостеприимным, не таким как обычно, тоном. – Я бы предложил вам выпить, вот только спиртное в любом виде строго запрещено в этой францисканской гостинице. Тем не менее, я нахожу это местечко довольно удобным. Добрые братья ведут ее так, как будто святой Франциск из Ассизи их исполнительный директор и сейчас, но, поскольку сам святой был склонен, скорее, к беседам с птицами, его служащие обращают больше внимания клиентам. Все довольно мило. – Усевшись на краю кровати, Найт прибавил:

– Мне весьма жаль, что вам пришлось прервать свои занятия и прибыть сюда, мистер Ренделл. Я намеревался приехать в Крас завтра, чтобы вновь работать с вами. Ну да ладно, вы уже здесь. Что-то особенное?

– Да, нечто совершенно особенное, – с нажимом сказал Ренделл. – Касающееся именно вас.

– Прекрасно, сэр, вот он я.

Ренделл решил не терять слова напрасно. Все необходимо выложить начистоту.

– Доктор Найт, вчера, под конец рабочего дня вы взяли папку с материалами у мисс Монти, моего секретаря. В папке был приготовленный мною конфиденциальный меморандум. Несколькими часами спустя этот конфиденциальный меморандум очутился в руках домине Мартина де Фроома, заклятого врага нашего проекта.

Ренделл сделал паузу, ожидая какой-то сильной реакции со стороны Найта, выражающейся либо в удивлении, либо в неодобрении. Но молодой ученый из Оксфорда не проявил абсолютно никаких эмоций.

– Мне весьма жаль слышать это, – спокойно сказал Найт и открыл жестянку с мятными леденцами, предлагая взять и Ренделлу, но тот отказался; затем, прежде чем сунуть конфету в рот, Найт сообщил:

– Но не могу сказать, что я удивлен этим.

Сбитый с толку, Ренделл уставился на теолога.

– Вы не удивлены?

– Ну, хотя я и не ожидал, что документ попадет именно к де Фроому, такая возможность все равно существовала. Я удивлен лишь тем, что вам стало известно об этом. Вы уверены, что меморандум находится именно у де Фроома?

– Вы чертовски правы, я именно уверен. Вчера вечером я встречался с де Фроомом. И я видел этот меморандум у него в руках.

– И вы совершенно уверены в том, что это тот самый документ, который я вчера взял у мисс Монти?

– Именно тот, – резко заявил Ренделл, дивясь тому, как Найт безоговорочно соглашается со своей ролью предателя. – И я собираюсь сказать, каким образом я проследил пропажу вплоть до вас.

Очень коротко Ренделл раскрыл идею с кодовыми именами, примененными в различных копиях меморандума, затем прибавил некоторые подробности своей встречи с де Фроомом и утренней конфронтации с Анжелой Монти. Когда он закончил свой монолог, взгляд его все так же был зафиксирован на Найте. Британский ученый продолжал сосать свой леденец, хотя теперь, его руки, держащие коробку, выдавали беспокойство.

– Что вы скажете на это? – допытывался Ренделл.

– Весьма умно, – согласился Найт.

– И весьма неразумно с вашей стороны, если не сказать – глупо, – сказал на это Ренделл. – С того самого момента, как я узнал о том, что ваша книга, “Простой Христос”, не будет опубликована в связи с появлением Международного Нового Завета, я рассматривал вас в качестве слабого звена в системе нашей безопасности. Мне следовало знать, что кто-то, столь обиженный нашим проектом – и столь нуждающийся в деньгах – может пойти на все, считая себя вправе, лишь бы только получить их.

Жестянка в руках доктора Найта дрожала уже заметнее.

– Так вы знаете обо мне все?

– Я знал об этом с самого начала, еще в Лондоне. Но я был настолько впечатлен вашими достоинствами, вашей потенциальной ценностью для проекта – что, если принять просьбы Валери в вашу пользу…

– Ах, Валери!

– … что отбросил всякие сомнения и убедил себя, будто вам можно доверять. Но я ошибался. Вы предали нас. И я собираюсь доложить обо всем, что мне известно. Все, что мне известно о вас.

– Нет, – очень быстро, чуть ли не взбешенно.

Его безмятежный британский фасад пошел трещинами, более того – он начал рассыпаться прахом. Прямо перед глазами Ренделла он предстал живым портретом Дориана Грея, меняясь, делаясь глубоким стариком.

– Нет, только не говорите им, – умолял он. – Не дайте им изгнать меня.

– Не дайте? – изумленно переспросил Ренделл. – Вы же согласились с тем, что передали конфиденциальный меморандум де Фроому…

– Поверьте, я ничего не передавал ему прямо, ничего. Если я и проявил слабость, если предавал вас в чем-то, то это были мелочи, не имеющие никакой ценности. Но сейчас все переменилось. Теперь мне можно верить, полностью. Я предан всей душой Воскрешению Два. В нем вся моя жизнь. Я не могу позволить, чтобы меня отделили от моей работы.

Возбужденный, он вскочил на ноги и начал ходить туда-сюда по комнате, размахивая руками.

Ренделл недоуменно наблюдал за ним. Противоречие между поведением Найта и его словами было совершенно бессмысленным. Он просто болен, решил Ренделл, он заболел, у него истерия. И он решил вернуть его к реальному миру.

– Доктор Найт, как же вы можете говорить, что, с одной стороны, полностью готовы посвятить себя Воскрешению Два, но, с другой стороны, буквально минуту назад, вы соглашаетесь с тем, что передавали наши секреты домине де Фроому? Неужто вы ожидаете, что мы станем терпеть предателя среди себя?

– Я не предатель! – вскричал доктор Найт. Он подошел к Ренделлу, буквально нависая над ним. – Как вы не поймете? Я намеревался стать предателем. Я даже начал становиться им. Но теперь я не могу – как только узнал правду – не могу! И теперь вы должны позволить мне остаться. Я покончу с собой, если не смогу остаться.

– Черт побери, о чем это вы говорите? – вскипел Ренделл. – То, что вы говорите – совершеннейшая бессмыслица. Это даже смешно. Мне уже достаточно…

Он начал было подниматься на ноги, но Найт вцепился ему в плечо, заставляя сесть.

– Нет, нет, погодите, Ренделл, дайте мне этот шанс. Я все объясню. Я расскажу вам обо всем, и тогда вы увидите, что все имеет смысл. Я очень боялся, но теперь вижу, что обязан, иначе все будет потеряно. Выслушайте меня, пожалуйста.

До тех пор, пока Ренделл не уселся снова в кресле, Найт не отходил от него, затем он сам отступил к кровати, пытаясь справиться с охватившим его возбуждением, собрать все нужные слова. Наконец, кое-как успокоившись, он присел на краешке кровати, уставился в пол и начал говорить.

– Когда вы пришли сюда, я не пытался увертываться. Я думал, что моя откровенность сможет разоружить вас, откроет путь к пониманию – ну, даже тем, что я позволю удовлетворить вас тем, будто лично я сам участвовал в каких-то нехороших делах, но что все это было помимо меня, что на самом деле я изменился и теперь на меня можно будет положиться. Но я вижу, что вы все так же видите во мне изменника, и собираетесь выкинуть меня из дела. И теперь я вижу, что никак нельзя избежать исповеди по всей правде. Полагаю, что нет никакого смысла, чтобы я должен был бы покрывать других…

Других, насторожился Ренделл. Он начал слушать внимательнее.

– … и нет смысла скрывать от вас то, что произошло вчера вечером и сегодня утром. – Найт поднял голову. – Если вы все еще думаете, будто в моих словах нет смысла…

– Продолжайте, – предложил Ренделл.

– Спасибо. Что касается моего разочарования, моей злости, направленной против доктора Джеффриса – это все правда. Со стороны милой Валери было не совсем хорошо рассказывать вам об этом, но я ее могу простить. Валери лишь пыталась спасти меня от меня самого и, – тут он слабо усмехнулся, – спасти меня ради себя. Да, она умоляла меня присоединиться к Воскрешению Два. Я согласился, но вовсе не по тем причинам, о которых думала она. Я прибыл сюда, как вы и подозревали, с настроениями, которые не позволяли мне доверять. Я знал, что у Воскрешения Два имеются враги. Я знал, кто они такие. Я читал интервью Пламмера с Мартином де Фроомом и еще пару его статей, посвященных той же теме. Специальных планов у меня не было, но где-то на задворках сознания мелькала мысль, что, участвуя в проекте, я смогу найти и спасение для себя.

– Вы имеете в виду – деньги?

– Ну – да. Если уж быть совершенно откровенным, я считал, будто деньги – это мое единственное спасение, те самые деньги, что ушли от меня из-за публикации Международного Нового Завета, те самые деньги, что помогут мне вернуть слух, которые позволят мне жениться на Валери и содержать ее, и жить жизнью, достойной молодого британского ученого-теолога.

– И вы нашли Седрика Пламмера?

– В этом не было необходимости, – сказал англичанин. – Как раз это Пламмер нашел меня. А если быть совсем точным, это был некто, кого Пламмер представлял.

Брови Ренделла полезли вверх.

– Кто-то еще? Кто-то в Краснапольском?

– Да.

Ренделл сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда миниатюрный магнитофон.

– Вы не против?

– Вы хотите записать меня? Ради каких целей?

– Если наряду с вами были вовлечены и другие…

– Понятно. Это поможет подтвердить мои слова?

– Я не могу гарантировать этого, доктор Найт. Если ваша защита будет ясной и законной, тогда эта пленка будет говорить в вашу пользу, если такая необходимость возникнет. Если же я буду неудовлетворен вашим рассказом, я верну эту пленку вам – и тогда вы сможете сами рассказать свою историю издателям.

– Достаточно честно. – Найт подождал, пока Ренделл не отрегулировал уровень записи на миниатюрном устройстве и не поставил его на полу между ними. Доктор Найт обратился прямо к магнитофону. – Уважаемые присяжные, – сказал он. – Это позволит мне сделать мою исповедь по возможности полной и бесстрастной.

– Вы уже говорили, что когда прибыли сюда и приступили к работе в отеле “Краснапольски”, к вам обратился некто, но не Пламмер, – настроил его на серьезный лад Ренделл.

– Это был некто, знающий мою личную ситуацию, знающий о моей неопубликованной книге про Христа, знающий о моих потребностях и несчастьях. Мне намекнули, что может появиться возможность вернуть все те деньги, которые могли быть моими. Но я держался. Я не мог обмануть доверия. Я не видел себя в качестве сэра Роджера Кейсмента. Тем не менее, за то короткое время, что я был здесь, у меня вошло в привычку копировать все секретные материалы, которые поступали ко мне или только проходили через мои руки. Я внимательно слушал все, что можно было услышать, записывал услышанное и прятал. Но я ничего не делал, пока ко мне не обратились снова. Мне хотелось узнать, сколько будут стоить мои услуги. В свою очередь, меня спросили, что я могу предложить. Совершенно импульсивно, в качестве пробного шара, я передал мое небольшое собрание документов Воскрешения Два тому лицу, которое обратилось ко мне, и сразу же после этого меня привели на встречу с Пламмером. Он любезно сообщил, что переданное мною им было полезным.

– Так вот каким образом они узнали о дате нашего объявления, и о наших планах передавать всю церемонию в королевском дворце через систему Интелсат?

– Да. Все это полезно, сообщил мне Пламмер, только этого недостаточно. Им хотелось получать и остальные заметки с меморандумами, которые я мог собрать, но самое главное для них было бы получить предварительную копию новой Библии или, по крайней мере, точное изложение уникального содержания новой Библии, имея в виду материалы Петрония и Иакова, над которым я работал, но во всей полноте не имел. Пламмер сообщил, что у них имеются и другие источники получения материала…

– Хенниг, – сказал Ренделл.

– Что?

– Не обращайте внимания. Продолжайте.

– …но пока что им не удалось. А им бы хотелось иметь двойную уверенность. После этого Пламмер назвал цену. Это было… это было ошеломляюще. Подобные деньги могли бы стать решением всех моих проблем. Устоять перед ними было невозможно. Я согласился достать для них новую Библию, или, по крайней мере, переводы новых открытий, содержащихся в ней. Я пообещал доставить им ее вчера.

Еще раз Ренделл позволил себе открыто проявить свое изумление.

– Как могли вы надеяться получить копию в свои руки? Ведь книга находится под замком, а ключ у издателей. Все гранки хранятся в сейфе.

Доктор Найт покачал пальцем.

– Не совсем так. Но позвольте мне отклониться от собственной хронологии. Я пытался достать копию новой Библии позавчера, но не смог. Поскольку мне не удалось доставить эту копию, я был готов хоть как-то удовлетворить мое контактное лицо и доказать собственную добрую волю к сотрудничеству. Я подыскал несколько документов, которые смог бы передать, и среди них был ваш меморандум Матфея.

– Понимаю.

– Ясное дело, они не были довольны. Им хотелось получить саму Библию. Мне казалось, что уж сегодня вечером, то есть, я имею в виду вчерашний день, мне удастся достать ее.

– Но вы не смогли, – перебил его Ренделл.

– Наоборот. Смог и достал.

Ренделл подался вперед.

– Вы получили в свое распоряжение Международный Новый Завет?

– С небольшими трудностями. Видите ли, мистер Ренделл, не все копии гранок хранятся в сейфе. У каждого ведущего теолога имеется своя собственная копия. Такая копия имеется и у доктора Джеффриса. Не забывайте, что мы все еще находимся в довольно тесных отношениях. Он располагается в обширном кабинете рядом с холлом. Я могу заходить в него, чтобы пользоваться справочной литературой, и я знал, что свою копию он хранит под замком в своем портфеле. Там стоит цифровой замок. Но он человек довольно рассеянный и привык все записывать. Я поискал в комнате записку с комбинацией. Как я и ожидал, такая записка нашлась. Код я запомнил. Теперь мне нужно было добраться до портфеля, когда Джеффриса не было бы в кабинете. Он как раз планировал поужинать с кем-то позавчера, но спутал дату. Так что мне было известно, что вчера вечером в кабинет он не вернется. Я подождал, когда он уйдет, и вскрыл портфель. Я спрятал гранки, вынес их из отеля и направился в фотомастерскую, которая была бы открыта и вечером, каковую я обнаружил еще ранее. Я отметил только новый материл, перевод Пергамента Петрония и Евангелие от Иакова, и скопировал именно эти страницы. После этого я вернулся в кабинет доктора Джеффриса, положил Библию в его портфель, закрыл его на замок и вернулся к себе с фотокопиями.

Ренделл слушал, затаив дыхание.

– И вы передали их?

Доктор Найт еще раз покачал пальцем.

– Я собрался так и сделать. Я уже чуть было не поднял телефонную трубку, чтобы позвонить своему контактному лицу и устроить передачу, чтобы получить взамен свои тридцать сребреников. Но ведь вам известно, кто я такой – исследователь, любопытствующий исследователь Библии, сначала это, а уже потом начинающий бизнесмен. Так что я никак не мог отказать себе в том, чтобы самому не прочитать Евангелие от Иакова, а уже потом передать его им.

– Вы прочли его, – медленно сказал Ренделл. – И что случилось потом?

– Чудо, – очень просто ответил на это доктор Найт.

– Что?

– Мое общение с Нашим Господом и произошедшее за этим чудо. Мистер Ренделл, если вы знаете меня достаточно хорошо, то должны были бы понимать, что я глубоко интересуюсь религией, хотя религиозным человеком назвать меня нельзя. Я всегда лишь исследовал Христа и Его миссию со стороны, объективно, как исследователь. Я никогда не был близок с ним, не принимал Его в свое сердце. Но вчера вечером я читал Иакова, и вчера же вечером я сидел здесь, как сижу сейчас на этой кровати, и я плакал. Я впервые ясно увидел Иисуса, впервые испытал Его сочувствие к себе. Я был охвачен сильнейшим эмоциональным возбуждением, которое когда-либо испытывал. Вы можете понять это?

Ренделл кивнул, продолжая слушать молча.

– Я прилег на кровать и закрыл глаза, – продолжал доктор Найт еще более эмоционально. – Я весь был поглощен любовью к Христу, моей бьющей через край верой в Него, своим желанием быть для Него полезным. Должно быть, я заснул. И во сне, а, может быть, проснувшись среди ночи, я видел Иисуса, касался края его одежд, слышал, как он говорил со мной – со мной – теми словами, которые записал его брат Иаков. Я молил Его простить мне мои совершенные и еще не совершенные грехи, и я обещал посвятить Ему всю свою жизнь. Он же, в свою очередь, благословил меня и пообещал, что теперь со мною все будет в порядке. Вы думаете, что этот эпизод, этот сон или видение в момент пробуждения представляют меня безумцем, лунатиком? Я бы и сам мог подумать так, если бы не то, что случилось потом.

Перевозбудившись, доктор Найт погрузился в какие-то свои внутренние воспоминания и уже не мог говорить. Ренделл попытался вывести его из этого состояния.

– Что же произошло потом, Флориан? – мягко спросил он.

Доктор Найт заморгал.

– Невероятное… – сказал он. – Я проснулся рано утром, солнце струило свои лучи через окно, что над вашей головой. Я был весь мокрый от испарины. Я чувствовал себя очищенным от всего лишнего. Я чувствовал умиротворенность. Я спокойно лежал, а потом услышал сладкий, приятнейший звук – птичку, чирикающую возле форточки. Птица, я слышал, как птица пела свою песню – я, который не слышал птиц многие годы – я, который почти всю жизнь был глухим – я, который с трудом слышал человека, стоящего прямо передо мною и чуть ли не кричащего мне в ухо – я слышал птичье пение даже без помощи аппарата – я не одеваю его, когда ложусь. Видите, он так и лежит на тумбочке, где я оставил его вчера вечером. Я не надевал его – вы и не заметили – но я слышал каждое ваше слово, сказанное в этой комнате, чисто, ясно, без каких-либо усилий. Сегодня утром я сходил с ума от возбуждения. Услышав птицу, я вскочил с постели и включил свой транзисторный приемник, и тут меня залила волна музыки. Я поспешил к двери, раскрыл ее настежь, а там внизу убирали горничные и о чем-то болтали. Я мог слышать. Я предложил всего себя Христу, а он простил мне и восстановил мой слух. Он исцелил меня. Это чудо. Вы верите мне, Ренделл?

– Я верю вам, Флориан, – сказал глубоко тронутый Ренделл. Он раздумывал, что же делать дальше. Больше ждать было нельзя.

– Когда я более-менее пришел в себя, я позвонил. Я говорил со своим… связником. Я сказал, что готов встретиться с ним. Вместо того, чтобы идти на работу, я встретился с ним в какой-то квартирке на окраине Амстердама. Я заранее предупредил его, что никак не смог достать для него новую Библию. Я сказал ему, что жалею о том, что обещал им, и даже о том, что передавал те малозначащие материалы, которые уже попали к ним в руки. Я потребовал вернуть мне все то, что передал им вчера, ваш меморандум Матфея. Он сообщил, что не может вернуть мне документы, что они уже в других руках. Скорее всего, они уже попали в руки де Фроома, хотя я этого и не знаю наверняка.

– Да, он получил их.

– А потом этот человек – мой связник – начал убеждать меня достать для них Библию. Я заявил ему на это, что сама идея для меня отвратительна. Тогда он сообщил, что наверняка они заплатят мне больше, чем было оговорено заранее. На это я сказал, что подобная торговля меня никак не интересует. В ответ он начал мне угрожать, сказал, что если я не соглашусь сотрудничать с ними, он раскроет все совершенное мною. Я же заявил, что мне на это наплевать, после чего ушел. Я вернулся назад, к себе в номер, и уничтожил все фотокопии страниц Международного Нового Завета, чтобы их содержание уже наверняка не попало к де Фроому, и тут я узнал, что приехали вы. Теперь вам известно, что я испытываю к новой книге, к Иакову, к проекту, и почему я молю вас не выгонять меня. Я должен остаться. Я должен внести свою лепту в доброе дело.

Ренделл слушал его и одновременно размышлял. Вопрос был не в том, каким образом, чудесным или психологическим, слух доктора Найта был восстановлен. В каком-то смысле это и вправду было истинное чудо. Было ли чудо с Лори Кук настоящим или поддельным – теперь это уже не имело такого значения. Чудо доктора Найта было достаточным доказательством силы послания, заключенного в новой Библии. Только вот это чудо, сказал Ренделл себе, он лично никогда не откроет издателям, чтобы позволить эксплуатировать его ради увеличения продаж Международного Нового Завета. И надо будет посоветовать Флориану Найту продолжать носить свой аппарат до тех пор, пока Библия не будет успешно выпущена в свет. Зато доверие к доктору Найту было теперь восстановлено, его откровенность была очевидна. Оставалось одно.

– Флориан, – сказал Ренделл, – если вы желаете оставаться с нами и помогать в нашем добром деле, как вы сами назвали его, вы можете начать с того, что расскажете мне о настоящем информаторе в наших рядах, о том, кто первым подошел к вам, о связнике – приятеле де Фроома.

– Он вовсе не приятель де Фроома, – ответил на это доктор Найт. – Я даже не уверен, знаком ли он с де Фроомом лично. Но он приятель Седрика Пламмера. Это стало ясно с первого же раза, когда он повел меня к Пламмеру. Мы встречались все вместе в ночном клубе “Фантазио”. Мы сидели на лавке, а они курили трубки с гашишем. Похоже, они очень близки. Лично я уверен, что мой связник передавал секретные бумаги Пламмеру, а уже он, в свою очередь, должен был относить их де Фроому.

– Правильно, – подтвердил Ренделл. – А теперь скажите имя этого человека Пламмера, изменника Воскрешения Два? Вы обязаны сказать его мне.

– Наш Иуда? – ответил доктор Найт. – Ганс Богардус, библиотекарь проекта. Именно его следовало бы прижать – если мы не хотим увидать, как нашего Христа распинают вновь, и уже навечно.

* * *

ВНОВЬ ОЧУТИВШИСЬ НА ПЕРВОМ ЭТАЖЕ отеля “Краснапольски”, Стив Ренделл поспешил к себе в кабинет.

В комнатке секретаря Анжела Монти подняла голову от пишущей машинки и вопросительно глянула на него.

– Это был доктор Флориан Найт?

– Нет.

– Я рада. Кто же тогда?

– Не сейчас, Анжела. Мы обсудим это попозже. Соедини-ка меня с доктором Дейчхардтом. Если его до сих пор нет, тогда свяжи меня с Джорджем Уилером.

Ренделл прошел к себе в кабинет. Он вынул из кармана магнитофон, перемотал пленку на несколько минут назад, прослушал, снова перемотал назад, еще раз прослушал, остановил и начал стирать определенную тайную информацию. Удовлетворенный сделанным, он уложил магнитофон в свой портфель и стал ждать, когда Анжела позвонит ему.

В конце концов, когда ожидание ему надоело, он взял портфель и вышел в прихожую к Анжеле, когда та только-только поднимала телефонную трубку.

– Извини, Стив, – сказала она. – Их обоих нет в городе. Секретарь доктора Дейчхардта сообщила мне, что издатели сегодня утром отправились в Германию, в Майнц, чтобы встретиться с господином Хеннигом.

– Она не сказала, когда они возвратятся в Амстердам?

– Я спрашивала. Но она не сказала. Скорее всего, она и сама не знает.

Ренделл ругнулся про себя. Придется всю грязную работу делать самому. Но он понимал, что серьезного разговора с Богардусом не избежать, и оттягивать его тоже нельзя. Уж слишком большой была ставка.

– Хорошо, Анжела, спасибо. Увидимся попозднее.

Он вышел в коридор, повернул направо и остановился перед дверью в комнату 190. На двери на пяти языках было написано слово БИБЛИОТЕКА, а под ним, курсивом: Ганс Богардус.

Ренделл собрался с силами и вошел вовнутрь.

Ганс Богардус восседал за огромным столом, на котором высились кипы справочников. Сейчас он склонился над открытым томом, делая из него какие-то выписки. Длинные светлые волосы падали вперед, закрывая его лицо. Услышав, что дверь открылась, а потом закрылась, он вздернул голову. На его юном, чуть ли не женственном лице читалось удивление. Библиотекарь начал было подниматься из за стола, но Ренделл жестом руки попросил его сидеть.

– Оставайтесь на месте, – сказал он, взяв стул и присаживаясь прямо напротив хозяина комнаты.

Ренделл положил свой портфель на стол перед собой и начал расстегивать его, не отрывая взгляда от молодого голландца – библиотекаря. Как и раньше, он показался Ренделлу отталкивающим. Если не считать выпученных, жабьих глаз и толстых губ, лицо библиотекаря было почти что плоским, нос был представлен разве что парой ноздрей, а все вместе было каким-то бледным, напоминая альбиноса.

– Как дела, мистер Ренделл? – спросил он своим писклявым голосом.

– У меня есть кое-что для вас, – прозвучал ответ.

Внимание библиотекаря тут же переключилось на портфель.

– Что, из Майнца доставили новую Библию?

– Нет, ее еще не доставили, – ответил Ренделл. – Но когда это произойдет, среди тех, кто ее увидит, вас не будет.

Бледные веки Богардуса дернулись. Он смочил языком свои жирные губы.

– Что… меня не будет… что это значит?

– А то, – сказал Ренделл. Он взял миниатюрный магнитофон. Совершенно сознательно он положил его на столе между собой и библиотекарем и нажал на кнопку воспроизведения. – Первый голос, который вы услышите, принадлежит доктору Флориану Найту. Второй голос – мой. Запись была произведена не далее, как час назад.

Кассета завертелась. Голос доктора Найта прозвучал очень похоже, так, что его нельзя было спутать ни с каким иным. Ренделл немного увеличил громкость и вновь уселся на стул. Скрестив руки на груди, он следил за слушающим библиотекарем.

Постепенно, по мере того, как шли секунды, а голос доктора Найта наполнял обставленную книгами комнату, на бесцветном лице Ганса Богардуса появились изменения. На недвижных щеках расцвели алые пятна. Он не делал каких-либо движений. В перерывах речи доктора Найта можно было слышно лишь его ускоренное дыхание.

Пленка уже почти что дошла до конца. Зазвучало последнее предложение исповеди доктора Найта:

Наш Иуда? Ганс Богардус, библиотекарь проекта. Именно его следовало бы прижать – если мы не хотим увидать, как нашего Христа распинают вновь, и уже навечно.

После этого был только шум чистой ленты. Ренделл протянул руку, остановил магнитофон и спрятал его в портфель.

Глаза Богардуса встретились с ледяным взглядом Ренделла.

– Сможете ли вы опровергнуть это перед лицом доктора Найта, совета издателей и инспектора Хелдеринга?

Ганс Богардус не ответил.

– Ну ладно, Ганс, вас раскрыли. К счастью для нас, все то, что вы передали вашему приятелю Седрику Пламмеру для домине де Фроома, большой ценности не имело. Больше вы уже ничего передать не сможете, тем более – расширенной копии нашей новой Библии. Сейчас я собираюсь позвонить Хелдерингу, чтобы тот вызвал двух охранников, а те уже будут держать вас под строжайшим надзором – до тех пор, пока я не свяжусь с Дейчхардтом или Уилером в Майнце, все сообщу им, а потом вас просто выгонят.

Ренделл ожидал вспышки бешенства, проклятий, бешеной попытки защитить себя.

Только ничего этого не было.

Злая, какая-то гнусная ухмылка прошла трещиной по плоскому лицу молодого голландца.

– Дурак вы, мистер Ренделл. Все эти ваши боссы – они не выгонят меня.

Это было уже нечто новое, неожиданное, совершенно наглое.

– Почему же нет? Полагаю, мы только что…

– Я знаю, что не выгонят, – отрезал Богардус. Они не осмелятся выгонять меня, когда услышат о том, что мне известно. Я останусь работать до тех пор, пока сам не решу уйти. А я не уйду до тех пор, пока не прихвачу с собой новой Библии.

Молодой голландец просто безумен, решил Ренделл. Не было никакого смысла разговаривать с ним сейчас. Ренделл отодвинул свой стул.

– Хорошо, посмотрим, выгонят вас или нет. Сейчас же я собираюсь позвонить в Майнц Уилеру и Дейчхардту…

Все еще ухмыляясь, Богардус отошел от своего стола.

– Бога ради, звоните, – сказал он. – Только не забудьте об одной вещи, когда станете набирать номер. Скажите им, что Ганс Богардус с помощью собственного гения открыл в их Библии то, что все их ученые, исследователи текстов и теологи слепо пропустили. Скажите им то, что Ганс Богардус открыл в их Библии фатальный прокол, тот самый прокол, который может всех их уничтожить, представив их творение как подделку, что уж полностью уничтожит все их ожидания, если он, Богардус, решит открыть миру существование этого прокола. А я обязательно открою его, если меня заставят уйти силой.

Нет, парень окончательно рехнулся, решил Ренделл. Но молодой голландец говорил расчетливо – его мозги были словно компьютер, он мог обнаружить все, что угодно, как сказала о нем однажды Наоми – поэтому Ренделл не стал отрывать рук от своего стула.

– Фатальная ошибка в новой Библии? – переспросил он. – Как вы могли обнаружить ее в книге, которую никогда не видели, не говоря уже о том, что не читали?

– Я прочитал достаточно, – ответил на это Богардус. – Уже год я все время настороже. Я высматривал, слушал, кусочек тут, кусочек там. Я библиотекарь по ссылкам. Ко мне поступают запросы найти слово, фразу, параграф, цитату. Сами сведения тщательно охраняются, но я видел множество отдельных частей головоломки. Очень многое от меня скрывают, как скрывают от других – это правда. Я не знаю точного названия новой Библии. Я не знаю точного содержания открытия. Мне не известны девяносто процентов нового текста. Но я знаю, что он касается доселе неизвестных материалов об Иисусе Христе, подробностей его расширенного служения. Я знаю, со всей определенностью, что Иисус посетил множество мест за пределами древней Палестины, и одним из таких мест был Рим.

Ренделл был потрясен и теперь испытывал гораздо большее уважение к библиотекарю.

– Хорошо, Ганс. Предположим ненадолго, что ваша претензия действительно верная. Неужто вы хотите, чтобы я поверил, будто эта мелочь дала вам достаточно информации для того, что вы назвали проколом…

– Фатальным проколом.

– Ну ладно, фатальным проколом, который просмотрели лучшие в мире эксперты, люди, обладающие полным текстом, которые переводили его и изучали много лет?

– Да, – ответил Богардус, – потому что у них зашоренный взгляд, они видят лишь то, что желают видеть, они глядят сквозь узкую дырочку веры. Могу сказать, такое уже в Амстердаме случалось и раньше. Между 1937 и 1943 годами шесть новых и никому не известных Вермееров, написанных в семнадцатом веке, было обнаружено неким человеком по имени Ганс ван Меегерен; все они были проданы крупнейшим музеям мира и коллекционерам за восемь миллионов гульденов – более трех миллионов долларов, американских долларов. Критики и эксперты объявили этих Вермееров подлинными. Критики и эксперты не заметили того, что руки Христа на одной из картин были написаны с рук самого Меегерена, стулья на другой картине были срисованы со стульев, стоящих в современной мастерской Меегерена; масло для грунтовки холстов содержало синтетическую смолу, которая не могла существовать до 1900 года, в то время, как сам Вермеер умер в 1675 году. Все эти Вермееры были поддельными, что было впоследствии доказано. Только никто, даже обладающий глазами истинного знатока, подделку на всех холстах обнаружить не смог. А достаточно было четверти квадратного дюйма картины с ее синтетической смолой. Вот и я, точно таким же образом, увидал достаточно. Я увидал ту самую четверть дюйма всего холста вашей Библии, но я увидал достаточно, чтобы объявить ее подделкой.