Текст книги "Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)"

Лагерь Полумесяца и Вайнбергский лагерь подчинялись Инспекции лагерей для военнопленных Гвардейского корпуса, которую возглавлял генерал-лейтенант Аммон. Непосредственно ответственным за оба лагеря был назначен полковник, позднее генерал-майор, фон Осфельд. Ему подчинялись коменданты лагерей. Комендантом Лагеря Полумесяца вначале являлся старший лейтенант, позже капитан Мэнс, затем – с мая 1915 г. – Риттмайстер, позже – майор фон Хадельн; на аналогичную должность в Вайнбергском лагере сначала был назначен фон Куттерхайм, затем – старший лейтенант Юнг, капитан фон Альт-Штеттенхайм, с сентября 1915 г. – подполковник Бёлау. С июля 1917 г. комендантом обоих лагерей считался сам фон Осфельд, его заместителями являлись: в Лагере Полумесяца – обер-лейтенант Ветцель, а в Вайнбергском лагере – майор фон Гронефельд. Все указанные лица – офицеры запаса, причём они в некоторой степени разбирались в истории и культуре мусульманских народов[252]252
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 45.


[Закрыть].

Лагерь охранялся военными, вход разрешался только по удостоверениям и пропускам.

Несмотря на то, что сам факт существования в Германии особых лагерей для мусульманских военнопленных и создание для них благоприятных условий обещал агитационный эффект, распространение информации об этих лагерях не одобрялось[253]253
  Ibid., S. 69.


[Закрыть]. Вероятно, это было связано с разногласиями между учреждениями, участвующими в пропагандистской деятельности. Несколько позже ситуация стала меняться. Летом 1916 г. Центральная служба по международным делам выдала разрешение на изготовление фотографий и кинофильмов. Служба позволяла публиковать фотографии и тексты о жизни в особых лагерях не только в немецкой и зарубежной прессе, но и на страницах пропагандистских газет. Выпускались альбомы с фотографиями, специальные книги о жизни в лагерях и другие публикации, которые впоследствии распространялись через филиалы СИпВ в городах нейтральных государств[254]254
  Ibid., S. 69–70.


[Закрыть].

Если в начале войны немецкая сторона, как бы продолжая линию М. фон Оппенхайма, рассчитывала на пропагандистский эффект своей политики в отношении, прежде всего, представителей британских и французских колоний, то постепенно выяснялось, что ожидаемых результатов эта деятельность не даёт. Потому для Германии постепенно начало возрастать значение российских мусульман в качестве объектов пропагандистской обработки, тем более что число российских мусульман, оказавшихся в плену, постоянно росло и намного превышало количество африканских или индийских солдат. Ответственные за эту работу чиновники, похоже, не сразу осознали, что эту деятельность нельзя проводить скопом со всеми мусульманами, что мусульманские военнопленные не представляют собой однородную массу, объединённую идеей «джихада», что они разные по психологии, мироощущению, уровню культурного развития. Поэтому до конца 1915 г. проводилась постепенная работа по разделению военнопленных в лагерях.

Согласно распоряжению Военного министерства от 5 июня 1915 г., с 15 июля в Вайнбергском лагере должны были размещаться только российские мусульмане и грузины. «Ведение систематической пропаганды среди российских мусульман, представляющих очень подходящий материал», невозможно до «удаления из лагеря всех чуждых элементов без исключения, – сообщал Р. Надольны. – Вся забота и все средства, израсходованные в течение многих месяцев, пока были напрасны»[255]255
  PArch.AA, R 21249, Bl. 65.


[Закрыть]. Следуя этим указаниям, администрация лагеря начала постепенное очищение лагеря от «чуждых элементов». В отчёте от 10 августа 1915 г. комендант Вайнбергского лагеря фон Альт-Штеттенхайм сообщал, что «продолжается освобождение лагеря от французов и размещение на их места грузин и российских мусульман»[256]256
  Ibid., R 21250, Bl. 150.


[Закрыть]. К этому времени, по данным коменданта, число российских мусульман в Вайнбергском лагере составляло около 10 500 человек, грузин – примерно 1617. Кроме этого, к 13 августа в лагере продолжали оставаться 1000 «французов»[257]257
  Ibid., Bl. 68.


[Закрыть]. И наконец к 10 сентября из Вайнбергского лагеря были вывезены последние пленные из французской армии[258]258
  Ibid., Bl. 266.


[Закрыть]. Освобождённые места постепенно пополнялись российскими мусульманами и грузинами из других германских лагерей. Под видом мусульман по чистому недоразумению сюда попадали и представители иных национальностей – 11 апреля 1915 г., например, в отчёте коменданта Вайнбергского лагеря было отмечено, что здесь каким-то образом оказались и 187 марийцев («черемисов авраамической религии»[259]259
  Авраамическими религиями традиционно именуются три религии, берущие начало от легендарного Авраама – христианство, иудаизм и ислам. Видимо, имелось в виду, что указанные марийцы были христианами.


[Закрыть] – так причудливо они названы в отчёте). Причём уточнялось, что этих черемисов сами татары определяют как язычников, и они попали в Вайнбергский лагерь вполне осознанно – они назвали себя мусульманами, чтобы оказаться в одном лагере со своими татарскими соотечественниками. И опять-таки отмечалось, что они не восприимчивы к пропаганде, поэтому максимально быстро должны быть переведены в другие лагеря военнопленных[260]260
  PArch.AA, R 21246, Bl. 119.


[Закрыть].

По данным Военного министерства, к началу осени 1915 г. лагерь был переполнен, и размещение новых пленных на его территории стало невозможным. Немецкие чиновники полагали, что в определённой степени проблеме перенаселения лагеря должна была помочь целенаправленная транспортировка в Турцию так называемых «джихадистов», т. е. мусульман, изъявивших желание непосредственно участвовать в «священной войне». Тех же военнопленных, которые оказались «невосприимчивы» к пропаганде, предполагалось направлять в иные, не специальные лагеря. На освободившиеся места должны были прибывать новые группы военнопленных мусульман и грузин – они сразу попадали бы под агитационную «обработку» и соответственно вновь сортировались[261]261
  PArch. AA, R 21250, Bl. 66.


[Закрыть]. Таким образом, процесс превращался бы в настоящий конвейер. Но ожидания пропагандистов по отношению к грузинам и армянам не оправдались. По отчётам коменданта Вайнбергского лагеря в Военное министерство, в «грузинском лагере» (части Вайнбергского лагеря, отделённой для грузин и армян) распространялась «контрпропаганда, создававшая сильную угрозу немецкой пропаганде»[262]262
  Ibid., R 21252, Bl. 29–30, 75–77.


[Закрыть]. Среди грузинских военнопленных якобы распространялись слухи о том, что по окончании войны лица, находившиеся в пропагандистских лагерях, будут подвергаться преследованиям со стороны российских властей. Эти слухи, как утверждал комендант лагеря подполковник Бёлау, негативно влияли и на настроение мусульман, серьёзно мешали эффективному ведению агитации. Поэтому 31 октября 1915 г. ответственный за оба лагеря генерал-майор фон Осфельд, основываясь на аргументах коменданта, рекомендовал вообще удалить из Вайнбергского лагеря грузин и армян, так как, по его мнению, абсолютная изоляция их от мусульман на территории одного лагеря была невозможна. На освободившиеся места предполагалось принимать только татар, чтобы «в лагере образовалась равномерная масса, которую, при содействии мулл, можно было бы привлечь к участию в священной войне»[263]263
  Ibid., Bl. 34–35.


[Закрыть]. 16 ноября 1915 г. Бёлау повторил своё предложение: «для ведения эффективной пропаганды среди татар, необходимо скорейшее переселение отсюда грузин»[264]264
  Ibid., R 21252, Bl. 14.


[Закрыть]. Как сообщал Р. Надольны в Министерство иностранных дел 18 ноября 1915 г. Военным министерством действительно была начата работа по направлению грузинских военнопленных в другие лагеря[265]265
  Ibid., Bl. 76.


[Закрыть]. В результате, 13 декабря 1915 г. было вывезено 1413 грузин в Заганский лагерь (запад нынешней Польши)[266]266
  Ibid., Bl. 284.


[Закрыть]. Таким образом, Вайнбергский лагерь полностью покинули грузинские военнопленные, и он по своему составу стал полностью и исключительно российско-мусульманским.

Бытовые условия в «особых» лагерях

Источники, которые позволили бы полностью и всесторонне охарактеризовать жизнь военнопленных в двух пропагандистских лагерях, в большинстве своём безвозвратно утеряны. Это произошло в основном в период Второй мировой войны. Частично восполнить пробелы позволяют отчёты комендантов, а также иные рассеянные по архивохранилищам источники.

Военнопленные, размещённые в лагерях по национально-религиозному признаку, были разделены на батальоны, ставшие здесь самым крупным структурным подразделением. В Вайнбергском лагере было создано 10, в Лагере Полумесяца – 5 батальонов, каждый из которых состоял из 4 рот. Официально в батальонах должно было числиться 2000 военнопленных, но по данным Г. Хёппа, эта цифра никогда не превышала 1000 человек.[267]267
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 46.


[Закрыть]

Батальоны возглавляли исключительно немецкие офицеры – если в Лагере Полумесяца они в большинстве своём могли изъясняться на французском языке, то в Вайнбергском лагере при общении с военнопленными им приходилось прибегать к услугам переводчиков[268]268
  PArch.AA, R 21250, Bl. 230; R 21252, Bl. 249. Интересно, что комендант лагеря 20 ноября 1915 г. рекомендовал удалить из лагеря переводчиков-евреев (без объяснения причин), предпочитая на их месте видеть немецких колонистов. Здесь же указывалось, что в Вайнбергском лагере на настоящий момент есть четыре таких переводчика из числа учителей, которые в первые недели работы продемонстрировали «усердие и спокойствие». Правда, при этом выражалась тревога, что и они всё-таки попали под влияние русской контрпропаганды, которая пришла из грузинской части лагеря (об этом уже говорилось выше).


[Закрыть].

Военнопленных разместили в отапливаемых деревянных бараках и палатках. Как и в других лагерях, им была предоставлена одежда, своеобразная униформа военнопленных.

Понятно, что агитационные лагеря должны были лучше обеспечиваться продовольствием, чем остальные, и такое преимущество здесь было совершенно очевидно. Но в связи с общей военно-политической обстановкой продовольственное снабжение заметно ухудшилось и здесь. Это, например, подтверждается данными об обеспечении военнопленных наиболее важным продуктом – хлебом. Согласно отчёта коменданта Вайнбергского лагеря от 30 мая 1917 г., если до 1917 г. дневной рацион хлеба на одного человека составлял 300 г, то постепенно он был снижен до 230 г[269]269
  PArch.AA, R 21262, Bl. 1.


[Закрыть].

Были временные трудности и в снабжении лагерей картофелем в 1917 г., а также случаи плохого питания татарских военнопленных, занятых на сельскохозяйственных работах у фермеров[270]270
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 48.


[Закрыть].

Но всё же серьёзных проблем в продовольственном снабжении в пропагандистских лагерях не наблюдалось. Исключением можно назвать нехватку пшеничной муки осенью 1915 г.[271]271
  «Отсутствие риса и пшеничной муки, – как сообщал комендант Лагеря Полумесяца фон Хадельн, – являющихся основными продуктами питания для тех, кто строго соблюдает религиозные правила, неизбежно приведёт к увеличению случаев смерти, что отрицательно отразится в отношении других индийцев к пропаганде». Цит. по: Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 48.


[Закрыть]

С начала 1916 г. был установлен рост числа «просительных писем» из Лагеря Полумесяца, адресованных не только учреждениям Красного Креста и благотворительным обществам, но и в Военное министерство Франции и самому президенту Франции, вследствие чего из швейцарских и английских благотворительных организаций стала поступать помощь, которая включала в себя как деньги, так и продукты питания и сигареты[272]272
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 48.


[Закрыть]. Английский стандартный пакет продуктов питания включал в себя мясные, рыбные и овощные консервы, рис, сыр, чай, сахар, сгущённое молоко, масло или маргарин, варенье, шоколад, печенье, сигареты или табак, мыло; пакеты для вегетарианцев и инвалидов соответствовали специальным потребностям[273]273
  Ibid., S. 49.


[Закрыть]. Несмотря на то что сначала это считалось противоречащим обстоятельством для целей и задач немецкой пропаганды, Надольны предложил комендатуре разрешить открывать эти посылки и распределять среди всех военнопленных[274]274
  PArch.AA, R 21253, Bl. 238.


[Закрыть]. Об объёме продовольственных посылок свидетельствует, например, отчёт коменданта Вайнбергского лагеря от 30 сентября 1918 г. Тогда были распределены среди военнопленных в лагере 2812 банок мясных и 296 банок овощных консервов, 1017 фунтов сухарей и 2120 фунтов сахара, 240 пачек и 50 фунтов чая, 1748 штук мыла, остальные 860 мясных консервов, 772 пачки чая, 851 штука мыла – в отрядах военнопленных, занятых на сельскохозяйственных работах у немецких фермеров[275]275
  Ibid., R 21262, Bl. 227.


[Закрыть]. Посылки способствовали улучшению основного снабжения военнопленных, прежде всего, обеспечения сигаретами и табаком, чему придавалось особое значение в целях агитации. Можно полагать, что и посылки, которые военнопленные получали с родины, также в некоторой степени помогали в обеспечении их питанием.

Во время двух больших религиозных праздников – Рамазан-байрама и Курбан-байрама, которые проводились каждый год, выделялись средства на покупку для раздачи мусульманам чая, сахара, сигарет, а также животных для проведения ритуала жертвоприношения[276]276
  PArch. AA, R 21250, Bl. 228.


[Закрыть]. Недостаток продуктов питания в Германии весной 1917 г. отразился и в продуктовом снабжении лагерей. Об этом свидетельствует и обращение к военнопленным, опубликованное в одном из июльских номеров газеты «Эль-Джихад», где утверждалось, что военнопленные в Германии находятся в лучшем положении по сравнению со всеми остальными пленными в мире и что сейчас недостаток питания испытывают не только в плену: голодает множество людей по всему миру[277]277
  Әл-Җиһад. 1917. 16 июль.


[Закрыть].

Это коснулось также рабочих отрядов военнопленных. Об этом свидетельствует текст листовки, изданной Инспекцией лагерей 30 апреля 1917 г., для военнопленных 2-го армейского корпуса, где перечисляются продукты, запрещённые выдавать военнопленным: яйца, жир в форме масла и шпика, цельное молоко, стручковые плоды, кроме бобов, рис, макаронные изделия, печенье, консервы в банках, свинину, свежую рыбу, кофе в зёрнах. В документе отмечается дневной рацион хлеба: он «не должен превышать 230 грамм»; «для особо тяжёлых работ могут получить максимум 100 грамм добавки, если таковое предусмотрено для местных работников, работающих в той же области»[278]278
  PArch.AA, R 21262, Bl. 6–7.


[Закрыть]. В отчёте от 30 мая 1917 г. комендант Бёлау обратился в Военное министерство с просьбой разрешить распространение этой листовки среди немецких работодателей военнопленных Вайнбергского лагеря[279]279
  Ibid., Bl. 3.


[Закрыть]. Было ли это сделано, неизвестно, но об ухудшении питания работающих у фермеров военнопленных свидетельствует и факт подготовки в апреле 1917 г. циркуляра на русском языке, адресованного татарским пленным. Причина плохого питания на тот момент объяснялась так: «немецкий народ, из дружеских чувств к татарам, предоставил бы им больше еды, но, пока Англия продолжает осаду против немецкого народа, это невозможно»[280]280
  Ibid., R 21261, Bl. 281.


[Закрыть]. О «недостаточном питании татарских военнопленных в некоторых отрядах» сообщал и имам Вайнбергского лагеря Галимджан Идриси[281]281
  Галимджан Идриси (в немецких источниках его имя передаётся как Алим Идрис, в цитатах из немецких источников его имя передано в соответствии с оригиналом) – был назначен на должность имама Вайбергского лагеря в марте 1916 г. Подробнее о деятельности Г. Идриси в Вайнбергском лагере речь пойдёт ниже. См. о нём также: Гилязов И. Судьба Алимджана Идриси // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1999. № 3/4. С. 158–172; Его же. Общество поддержки российско-мусульманских студентов в Берлине (1918–1925). История возникновения // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1996. № 3/4. С. 193–199.


[Закрыть], после посещения отрядов рабочих в июле 1917 г.[282]282
  PArch.AA, R 21262, Bl. 81.


[Закрыть] Но это было, по его мнению, временным явлением. После посещения отрядов рабочих в ноябре 1916 г., он отмечал, что «военнопленные содержатся в очень хороших условиях» и «едят лучше, чем в лагере», «отчасти поэтому никто не хочет возвращаться в лагерь»[283]283
  Ibid., R 21261, Bl. 7.


[Закрыть].

Наблюдались и случаи содержания работающих военнопленных в плохих санитарных условиях. Например, 12 июня 1917 г. врач Вайнбергского лагеря доктор Зонненфельд обратился в комендатуру лагеря с сообщением о том, что в лагерь вернулся отряд очень грязных и завшивевших военнопленных и рекомендовал потребовать от работодателя более строгого соблюдения санитарных условий[284]284
  Ibid., R 21262, Bl. 22.


[Закрыть].

Недостатки питания не могли не отражаться на состоянии здоровья военнопленных, в частности в Лагере Полумесяца. Например, упомянутое выше отсутствие пшеничной муки, которая составляла важную часть питания индийских пленных, привело к увеличению числа больных, прежде всего, туберкулёзом. В непривычных климатических условиях это стало причиной высокой смертности, особенно среди индийцев. Например, как сообщалось в одном из документов в октябре 1915 г., годовая смертность среди российских мусульман в Вайнбергском лагере составляла 0,8 % (от общего числа 11 207 пленных), арабов – 1,2 % (от общего числа 3482), а индийцев – 16,8 % (от общего числа 384)[285]285
  Ibid., R 21251, Bl. 147.


[Закрыть]. В феврале 1917 г. в Военном министерстве установили, что смертность индийских военнопленных все ещё значительно превосходит 10 %, и была запланирована эвакуация индийцев и африканцев, которые больше всех страдали от болезней. Рассматривались разные варианты решения этого вопроса: отправить их на территорию с более мягким климатом, например, в Шварцвальд (горный массив на юго-западе Германии); в Далмацию (область на островах и побережье Адриатического моря) или в Адану (город на юге Турции). Вскоре было принято решение переместить их в Румынию[286]286
  Ibid., R 21261, Bl. 103.


[Закрыть]. До 1918 г. более 3000 африканцев и индийцев находились в южных районах Румынии, в значительной части занятых войсками Центральных держав. Здесь военнопленные работали в садах и огородах[287]287
  PArch.AA, R21261, Bl. 219.


[Закрыть]. Как сообщал в отчёте «О состоянии здоровья мусульманских военнопленных в Румынии» врач Юргенс, мусульманские военнопленные, занятые на сельскохозяйственных работах, достаточно хорошо питались, получали посылки и не привлекались к особо тяжёлой работе[288]288
  Ibid., R 21262, Bl. 66.


[Закрыть]. Врач отмечал уменьшение смертности: с апреля по июнь 1918 г. из 460 индийцев умерло от туберкулеза 35, с июля по сентябрь – только 10. Во всяком случае, военнопленные в Румынии находились в более благоприятных климатических условиях, чем в Германии.

Вообще медицинская помощь в обоих лагерях со стороны Санитарного управления Военного министерства была вполне хорошо организована – в них имелись лазареты, специальные помывочные и дезинфекционные бараки. В документах отмечается, что в Вайнбергском лагере работали русские врачи и санитары, и даже говорящие по-русски французы, поскольку не было достаточного количества «мусульманского санитарного персонала». Но поскольку любое действие в лагерях рассматривалось и оценивалось через призму ведения пропаганды, это считалось недостатком – через русских врачей на пленных мусульман могло оказываться «неблагоприятное» воздействие[289]289
  Ibid., R 21246, Bl, 118.


[Закрыть].

Можно полагать, военнопленные впоследствии получали возможность получать консультации и у немецких врачей, возможно, опять-таки в пропагандистских целях и во время специально организованных экскурсий. Об этом можно судить по рецепту немецкого врача-окулиста, выданному военнопленному № 17749 (имя врача и военнопленного, к сожалению, написаны неразборчиво) в мае 1918 г.[290]290
  Этот рецепт вложен в один из блокнотов, хранящихся в Восточном отделе Берлинской государственной библиотеки в отдельном ящике среди прочих бумаг на татарском языке. Материалы не каталогизированы, поэтому можно привести только общую ссылку – Staatsbibliothek zu Berlin, Orientabteilung, Ms.or.oct.2144 (далее – Stabi-2144).


[Закрыть]

Трудовая деятельность военнопленных

Несмотря на то что пленным пропагандистских лагерей отводилась особая роль и для них создавались особые условия, они, за исключением некоторых случаев, применялись в качестве рабочей силы в соответствии со ст. 6 Правил ведения сухопутных войн, принятых на Гаагской конференции в 1907 г. Они привлекались к работам как внутри, так и вне лагеря, в основном в качестве вспомогательной рабочей силы у немецких фермеров в сельскохозяйственных областях Германии. В июле 1915 г. из Вайнбергского лагеря ежедневно привлекались к работе вне лагеря 3000 человек: по 1500 человек – в первой половине и столько же во второй половине дня[291]291
  PArch.AA, R 21249, Bl. 43.


[Закрыть]; в то время как из Лагеря Полумесяца работали ежедневно только около 400 человек[292]292
  Ibid., R 21250, Bl. 223.


[Закрыть]. Привлечение последних к работе в комендатуре лагеря считали отрицательным фактором для пропаганды и, «принимая во внимание общеизвестную лень арабов», полагали, что даже если из Лагеря Полумесяца на работах будет занято не так много военнопленных, это в конечном итоге не слишком повлияет на качество производимых работ[293]293
  Ibid.


[Закрыть]. Число привлечённых к работам военнопленных постепенно росло – рабочие отряды из 30–40 человек привлекались как к сезонным, так и к постоянным работам в качестве наёмной рабочей силы. Они при этом находились на обеспечении работодателя.

Согласно распоряжению Военного министерства от 16 марта 1916 г., не могли принуждаться к работам: «во-первых, военнопленные, восприимчивые к пропаганде; во-вторых, заявившие своё участие в священной войне; в-третьих, те, кто посещает курсы в лагере»[294]294
  Ibid., R 21255, Bl. 102.


[Закрыть]. По данным первого имама Вайнбергского лагеря Габдеррашида Ибрагима[295]295
  Габдеррашид Ибрагим (в немецких источниках его имя передаётся как Абдуррашид или Абдеррашид Ибрагим; в нашей монографии в цитатах из немецких источников его имя передано в соответствии с оригиналом) – известный татарский политик и религиозный деятель, эмигрировавший из России в 1908 г., прибыл в Вайнбергский лагерь в составе одной из первых делегаций из Стамбула. Подробнее о его деятельности в Вайнбергском лагере речь пойдёт ниже. В 2012 г. диссертацию о жизни и деятельности Г. Ибрагима в целом защитил Себастиан Цвиклински, диссертация пока ещё не опубликована, её публикация намечена на ближайшее время (Cwiklinski, S.: Abdurreşid İbrahim (1857–1944). Eine Biografie. Inauguraldissertation zur Erlangung des Grades eines Doktors der Philosophie am Fachbereich Geschichts– und Kulturwissenschaften der Freien Universität Berlin. Berlin 2012). См. о личности Г. Ибрагима также: Turkoǧlu, I.: Sibiryalı Meşhur Seyyah Abdurreşid İbrahim (Turkiye Diyanet Vakfı Yayınları 256). Ankara 1997; Галимуллин Ф.Ф. Публицистические произведения Г.-Р.Ибрагимова как источник для изучения татарского общественно-публицистического движения (начало ХХ в.): дисс… канд. ист. наук. Казань, 2003; Его же. Ислам императоры // Казан утлары. 2000. № 3. 145–149 б.; Ислам на европейском Востоке: энциклопедический словарь. Казань, 2005. С. 110; Хабутдинов А. Ю. Лидеры нации. Казань, 2003. С. 46–52; Цвиклински С. Исламская модель модернизации? Жизнь Габдрашида Ибрагимова в меняющемся мире (конец XIX – начало XX в.) // Волго-Уральский регион в имперском пространстве XVIII–XX вв. М., 2011. С. 121–136.


[Закрыть], в марте 1916 г. число «подходящих для пропаганды» военнопленных в Вайнбергском лагере составляло около 50 % от общего числа в 11 850 человек, следовательно, примерно 5900 человек; заявивших участвовать в «джихаде» было 1000, учащихся – 160 человек. Таким образом, если не считать офицеров, раненых и больных, число пригодных для внешних работ военнопленных Вайнбергского лагеря составляло около 3000 человек и пригодных для работы в лагере – 2350 человек[296]296
  PArch.AA, R 21255, Bl. 102.


[Закрыть]. Следовательно, в марте 1916 г. около 3000 военнопленных Вайнбергского лагеря согласно официальным распоряжениям были заняты на работах вне лагеря[297]297
  Ibid., Bl. 103.


[Закрыть]. Немного позднее, в мае 1916 г., уже 5000 человек работали в сельском хозяйстве, а 2500 человек были отправлены на лесозаготовки[298]298
  Ibid., R 21258, Bl. 25.


[Закрыть]. В следующем году число военнопленных Вайнбергского лагеря, постоянно занятых трудовой деятельностью в разных областях Германии, продолжало расти: с марта 1917 г. до конца войны их было не менее 10 000 человек.

Можно полагать, что не всегда работы, организованные для военнопленных вне лагеря, воспринимались ими благосклонно – порой для германского руководства возникали непредвиденные сложности. Например, 26 февраля 1916 г. представитель лагерной комендатуры Хоффманн сообщал в МИД, что военнопленные из Цоссенского лагеря (правда, без уточнения какого именно) отказались от исполнения работ вне лагеря и по этой причине были возвращены в свои бараки[299]299
  Bundesarchiv, R 901/85227 (листы в деле не пронумерованы).


[Закрыть]. Каковы были основания для отказа, также неясно. Причём по отношению к отказникам не было применено никаких санкций, это особо подчёркивалось в документе – всё-таки лагеря являлись «пропагандистскими».

Что касается трудовой деятельности военнопленных в лагере, здесь они в основном занимались хозяйственными делами. Кроме того, для них были созданы условия для занятия разными ремёслами. В обоих лагерях имелись учебно-производственные мастерские для ремесленников. В Вайнбергском лагере, например, работал цех, созданный по инициативе коменданта Юнга. Там военнопленные изготавливали деревянные шкатулки и другие изделия из дерева, которые затем выставлялись на продажу[300]300
  PArch.AA, R 21249, Bl. 4.


[Закрыть]. Летом 1915 г. лагерь посетил турецкий журналист Ахмед Эмин, и своими впечатлениями об увиденном он поделился в газете «Tanin» 15 июля этого же года: «Промысловая деятельность военнопленных довольно широка – они работают в пошивочной, обувной и столярной мастерской, изготавливают игрушки. Эти изделия выставляются и продаются в Берлине»[301]301
  PArch. AA, R 21249, Bl. 153.


[Закрыть]. Упоминавшийся выше О. Штиль, сделавший немало фотографий в лагерях военнопленных отмечал: «Этим русским племенам с потрясающей свежестью удавалось представить домашних животных, в первую очередь птиц, что делалось ими лишь по памяти»[302]302
  Цит. по: Kahleyss, M.: Muslime in der Brandendurg, S. 105.


[Закрыть].

В марте 1916 г. в столярной мастерской Вайнбергского лагеря числилось 26 человек, в обувной мастерской – 64, в пошивочной – 44, корзинщиками, резчиками по дереву и др. работали 177 человек[303]303
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 52.


[Закрыть]. На кухне трудились 200 человек, в столовой – 10, в кинозале – 2, 10 человек были заняты техническим обслуживанием дорог, было 30 садовников, 2 стекольщика, 7 жестянщиков, 1 электротехник, 2 трубочиста, 12 работников канала, 2 крысолова, 33 человека были заняты в пожарной команде, 40 – в обслуживании картофелечистки[304]304
  Ibid.


[Закрыть]. По пятницам, воскресеньям и в праздничные дни – Рамазан-байрам и Курбан-байрам, Новый год, Гашура и день рождения пророка Мухаммада – военнопленные отдыхали[305]305
  PArch. AA, R 21251, Bl. 144.


[Закрыть].

Но рабочая неделя с двумя выходными днями вскоре была отменена: в марте 1916 г. комендант Вайнбергского лагеря Бёлау после согласования с «муллами» (так называли в лагере татарских агитаторов) Габдеррашидом Ибрагимом и А. Мустакимовым изменил трудовой распорядок: по пятницам мусульмане должны были работать, но им предоставлялась при этом полуторачасовая пауза для совершения пятничной молитвы[306]306
  Ibid., R 21255, Bl. 103.


[Закрыть].

В случае необходимости с отдельными немецкими предпринимателями заключались договора о привлечении на работы военнопленных. Так, в июне 1917 г. между хозяином слесарной мастерской в Цоссене Мельцертом и комендатурой Вайнбергского лагеря (с подписью О. Штиля) был заключён договор со следующим содержанием: комендатура предоставляла Мельцерту 7 военнопленных, которые будут заняты в слесарной мастерской по усмотрению хозяина. За это предприниматель обязывался поставлять в учебную слесарную мастерскую лагеря материалы и инструменты, которых не было в распоряжении комендатуры. Договор был заключён на месяц с возможностью постоянного продления[307]307
  Ibid., R 21262, Bl. 26.


[Закрыть].

Информации о трудовой деятельности военнопленных, жизни рабочих отрядов вне лагерей в имеющихся в нашем распоряжении источниках архива Министерства иностранных дел Германии содержится очень мало.

Общую картину о правилах работ представляет, например, один из документов МИД (декабрь 1917 г.), причём эти правила касались всех российских военнопленных. Все военнопленные, работающие на военное и морское руководства, должны были получать «соответствующее вознаграждение» – 50 пфеннигов за рабочий день. Интересно отметить, что это правило касалось и осуществления некоторых работ непосредственно на территории лагерей – тех, «кто занят на кухонных работах, работах с электрическими установками, в стирке и дезинфекции, в конюшнях, на сельскохозяйственных предприятиях». Не оплачивались такие работы по лагерю, которые считались «внутренней службой» – уборка, благоустройство дворов и помещений, чистка картофеля и т. п.

В документе отмечалось, что «русские военнопленные, занятые на работах у других работодателей – в промышленности, ремесле, горном деле, железных дорогах, в сельском или лесном хозяйстве – получают от них довольствие и получают за работу столько, сколько определено за такую работу свободным немецким рабочим. Минимум, который должен уплачиваться русским военнопленным – это оплата труда, определённая работающим на военное или морское ведомство»[308]308
  Bundesarchiv, R 901/85234 (листы в деле не пронумерованы).


[Закрыть].

Некоторые факты о работах вне лагеря приводят также отчёты комендантов лагерей, направленные в Военное министерство, и несколько отчётов о посещении рабочих отрядов на местах.

Отчитываясь о результатах своей поездки на места в ноябре 1916 г., например, мулла Вайнбергского лагеря Г. Идриси отметил, что за исключением отряда в Цихере, пленные содержались в очень хороших условиях, питание их было даже лучше, чем в лагере. Кроме того, Г. Идриси свидетельствовал о том, что немецкие крестьяне все без исключения очень довольны татарами и говорят, что они очень старательно работают и что они все храбрые и славные люди. Пленные обратились к мулле со своими просьбами о разрешении отдыха по воскресеньям, как это было принято в лагере, а также о поставке им достаточного количества татарской газеты «Эль-Джихад» (8 газет на 50 человек) и освобождении от работы от 11 до 14 часов по пятницам во время намаза[309]309
  PArch. AA, R 21261, Bl. 10–11.


[Закрыть].

Г. Идриси не раз обращался в комендатуру Вайнбергского лагеря по поводу претензий работающих военнопленных. В июле 1917 г., например, он сообщил о недовольстве 26 военнопленных мусульман, занятых на кладбище Аренсфельде-Берлин, где ежедневно проходило 15–20 похорон. Во время похорон пленные должны были звонить в колокола. Ввиду того, что это противоречит религиозным взглядам мусульман, Г. Идриси просил не привлекать их к подобной деятельности[310]310
  PArch. AA, R 21262, Bl. 68, 81.


[Закрыть]. В своём обращении-письме «Почему татарские военнопленные избегают работы?» он отмечал «недостатки питания и жёсткое обращение с татарами в некоторых имениях», «почти невыносимо тяжёлую работу», вызванную отчасти недостатком рабочей силы в Германии, а также «насильственное принуждение работать по пятницам, даже без освобождения на время намаза»[311]311
  Ibid., Bl. 82.


[Закрыть]. Назвав эти факты причинами отказа татарских пленных от работы, он предложил устранить эти недостатки, установить одинаковое рабочее время во всех деревнях и опубликовать эту статью в газете «Эль-Джихад».

Проблема отказа от работ вне лагеря или побегов, по-видимому, со временем становилась всё более актуальной – в июле 1917 г. Г. Идриси был вынужден обратиться к мусульманским «друзьям и братьям» с воззванием «Не убегайте с работы!»[312]312
  Ibid., R 1530 (листы в деле не пронумерованы). Текст воззвания опубликован на татарском языке в газете «Эль-Джихад» (Әл-Җиһад. 1917. 16 июль).


[Закрыть], текст которого интересен для общего представления о работах военнопленных вне лагеря и их оценки.

Г. Идриси вначале отмечает, что случаи побегов с работы в последнее время значительно участились, причём, покинув работы, военнопленные возвращаются в лагерь (!). Автор приводит и любопытную статистику, ссылаясь на некие данные Военного министерства: якобы число русских военнопленных, сбежавших с работ, на 20 % превышает число англичан и французов, а число бежавших татар при этом на 10 % больше, чем русских. Скорее всего, однако, эти цифры просто выдуманы для большей наглядности. Затем поднимается вопрос: чем же сами татарские военнопленные объясняют причины побега? Одни жалуются на плохое питание и уход, другие на охранников, а третьи вообще не могут привести никаких причин. Один из беглецов будто бы так объяснил свой поступок: «Когда я случайно проснулся в полночь, то увидел, что наружная дверь не закрыта, и, ни о чём не подумав я сбежал, хотя хозяин, еда, охранники – всё было хорошо». Другие объясняли свои действия тоской по дому, отсутствием вестей от родных, не находя себе места, они решались на побег. Подобные объяснения Г. Идриси называл «полнейшей глупостью». Он призывал впредь своих соплеменников не покидать место работы. В случаях же, когда они действительно не удовлетворены немецкими хозяевами, недовольны охранниками, то должны были писать заявления об этом в комендатуру лагеря на русском или татарском языках и передавать их, кстати говоря, через тех же охранников. Затем, согласно процедуре, для расследования обстоятельств из комендатуры направлялся бы на место офицер. Г. Идриси, однако, очень ясно предупреждал своих соплеменников: не увлекаться жалобами, не отвлекать коменданта по всяким мелочам. Он настоятельно советовал им, например, не жаловаться на то, что военнопленным не хватает еды: «Сегодня никто не может досыта есть. Не только в Германии, но и в России еды не хватает. В настоящее время во всех странах, ведущих войну, положение с продовольствием критическое». Исходя из этого, он призвал татарских военнопленных войти в положение и оказывать немцам помощь своей работой. «Не стоит забывать, – продолжал Г. Идриси, – что Германия является другом мусульманского халифа», и переходил к новым реалиям: «возникшая в России республика также создана при помощи Германии. Если бы Германия не победила Россию, то в России всё осталось бы по-прежнему, и она жила бы дальше при старом режиме. И мы бы тоже страдали от русских чиновников дальше».

Затем автор обращения уже переходил от увещеваний к предупреждениям – перечислил все наказания, которые ожидают отлынивающих от работ военнопленных: «Военнопленные, которые без причины покидают свою работу, или даже подав заявление коменданту, но не дождавшись ответа, подвергаются аресту на 21 день, в день им выдаётся лишь один кусок хлеба. По истечении срока ареста они возвращаются на рабочее место». Тех, кто попадался на побеге во второй раз наказывались уже тюремным заключением на 1–2 года. Причём Г. Идриси предостерегал: даже в случае заключения мира им придётся отсидеть весь срок до конца. Если же побег совершался в третий раз, то такого военнопленного ожидало пожизненное заключение или же смертный приговор. «Друзья! Подумайте, какой опасности вы себя подвергаете, не забывайте о своих жёнах и детях!» – такими словами завершалось обращение.

Как видим, это являлось довольно жёстким и прагматичным отношением к военнопленным, которые находились, казалось бы, на особых правах в пропагандистских лагерях.

Военнопленные Лагеря Полумесяца тоже применялись в качестве рабочей силы: уже осенью 1915 г. они помогали при сборе урожая картофеля в Цоссене и Вюнсдорфе[313]313
  PArch. AA, R 21251, Bl. 145.


[Закрыть], с 1917 г. работали в производстве майолики в Западной Пруссии, на предприятиях в Северном Рейне-Вестфалии, калиевых рудниках в Саксонии-Анхальте[314]314
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 53.


[Закрыть].