Текст книги "Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)"

Татарский тюркизм также существенно отличался от тюркизма османского, отражая специфические региональные и культурно-политические запросы поволжских татар[207]207
  Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция. С. 115.


[Закрыть]. По словам Ф. Султанова, идеи панисламизма и тюркизма сыграли фатальную роль в истории национального движения татарского народа, поскольку в годы Первой мировой войны эти взгляды вылились в протурецкую политику, и борьба властей против них обернулась ударами против всей национальной идеологии татарского народа[208]208
  Султанов Ф. М. Татарское национальное движение: история и современность. Казань: Магариф, 1999. С. 70.


[Закрыть].

Глава 2. Лагерь и его обитатели

В первой главе мы представили, можно сказать, «декорации», в которых происходило основное действие – пропагандистская обработка десятков тысяч мусульман, оказавшихся в плену на территории Германии, а также её союзницы – Австро-Венгрии, и собранных именно для этой цели в отдельных лагерях.

Обратим внимание, что вообще пропаганда, прежде всего, усилиями Службы информации по Востоку, имела самые разные направления: предполагалось, например, распространять пропагандистские воззвания к солдатам вражеских армий Антанты с помощью самолётов, воздушных шаров или даже специальных пушек. Об этом в апреле 1916 г. сообщал руководитель СИпВ К.-Э. Шабингер. По его мнению, это могло бы способствовать «расшатыванию дисциплины и их верности знамени» и переходу мусульманских солдат из армий Антанты на сторону Германии[209]209
  Цит по: Höpp, G.: Muslime in der Mark: als Kriegsgefangene und Internierte in Wünsdorf und Zossen, 1914–1924. Berlin 1997, S. 22. По инициативе М. фон Оппенхайма в качестве листовки уже в ноябре 1914 г. использовался текст фетвы шейх-уль-ислама, объявленной 14 ноября 1914 г. Тираж листовок на арабском языке составил 5000, на урду – 5000, на турецком – 200, на персидском – 200 экземпляров (Ibid., S. 30). Как видим, тираж наиболее важной пропагандистской листовки был не слишком велик и не идёт ни в какое сравнение с масштабами в общем-то схожих пропагандистских акций Германии в других условиях, в период Второй мировой войны (см. об этом: Гилязов И. А. Легион «Идель-Урал». С. 107–109).


[Закрыть]. Однако, если речь идёт о российских мусульманах, то, как известно, в российской армии в период Первой мировой войны не было чисто мусульманских военных соединений, непосредственно отправленных на фронт. Исключением можно считать упомянутую выше Кавказскую туземную конную дивизию в составе 2-го кавалерийского корпуса, состоявшую из представителей народов Кавказа и через которую в годы войны прошло около 7 тыс. человек[210]210
  См. об этом военном соединении: Брешко-Брешковский Н. Дикая дивизия. М., 1991; Дикая дивизия: сборник материалов. М., 2006; Опрышко О. Л. Кавказская конная дивизия. 1914–1917: Возвращение из забвенья. Нальчик, 2007.


[Закрыть]. Выше также отмечалось, что в составе российской армии в годы Первой мировой войны предположительно находилось на службе от 1 до 1,5 млн мусульманских солдат, так что такие формирования как Кавказская дивизия представляли скорее нечто экзотическое, чем являлись правилом: солдаты-мусульмане в подавляющем большинстве находились в действующей армии в составе единых боевых соединений с военнослужащими других исповеданий.

В условиях Первой мировой войны ведение листовочной пропаганды со стороны Германии в отношении солдат-мусульман непосредственно на фронте, как это представлял К.-Э. Шабингер, было технически очень сложно, даже почти невозможно. Хотя именно в это время Германия по-настоящему открыла для себя листовочную пропаганду в качестве одного из эффективных средств влияния на солдат противника[211]211
  См. об этом: Bremm, K.-J.: Propaganda im Ersten Weltkrieg. Stuttgart 2013.


[Закрыть], в отношении мусульманских солдат российской армии её результаты были более чем скромными. На основании имеющихся в нашем распоряжении источников, мы не можем говорить о конкретных, тем более массовых случаях перехода солдат-мусульман на сторону Германии или Австро-Венгрии как последствия организованной германской или австро-венгерской стороной целенаправленной пропаганды, что имело место, например, в годы Второй мировой войны.

Таким образом, обращаем внимание на главную особенность созданных в годы Первой мировой войны лагерей мусульманских военнопленных – здесь собирались солдаты, которые оказались в плену в силу сложившихся военных условий вынужденно, а не те, кто поверил посулам германской пропаганды и перешёл на сторону Германии в силу каких-либо идеологических или политических убеждений.

Приведём и имеющиеся в нашем распоряжении цифры относительно общей численности российских военнопленных в Германии.

В одной из публикаций, увидевшей свет практически сразу же по окончании Первой мировой войны, Вильгельм Дёген приводил следующие цифры – в германском плену находилось 1 420 479 российских солдат и 14 050 офицеров[212]212
  Doegen, W.: Kriegsgefangene Völker. Band I: Der Kriegsgefangenenhaltung und Schicksal in Deutschland. Berlin 1921, S. 56.


[Закрыть]. В эмигрантской литературе можно встретить и более «серьёзные» показатели: по мнению Н. Н. Головина, общее число русских пленных на 1 ноября 1917 г. составляло 2 миллиона 417 тыс. человек[213]213
  Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 1. С. 207.


[Закрыть].

В целом, доверяя информации В. Дёгена и привлекая довоенную российскую статистику о конфессиональной структуре российской армии, О. С. Нагорная из этих цифр выводит примерную численность представителей различных конфессий среди военнопленных: по её мнению, около 80 % из них составляли православные, 9 % – католики и протестанты, 6 % – мусульмане[214]214
  Нагорная О.С. Другой военный опыт. Российские военнопленные Первой мировой войны в Германии. 1914–1922. М., 2010. С. 186.


[Закрыть]. Если взять эти примерные цифры за основу, то можно предполагать, что в немецком плену в годы войны находилось около 80–85 тыс. солдат и офицеров-мусульман.

Известно о существовании лагерей мусульманских военнопленных на австро-венгерской территории – около городов Эгер и Эстергом, где кроме российских мусульман были размещены и грузинские военнопленные[215]215
  Köhler, G.: Die Kriegsgefangenen-, Internierten– und Militärlager in Österreich-Ungarn 1914–1919 und ihre Feldposteinrichtungen. Feldpost-Handbuch, Kapitel 60. Graz; Linz 1991; Кунош И. Мөселман хәрби лагерьларындагы эш турында. Ленар Җамалетдинов публикациясе // Мирас. 1992. № 5. 100 б. Совсем недавно вышла в свет монография немецкой исследовательницы Бритты Ланге о работе австрийских учёных в лагерях военнопленных на территории Австро-Венгрии: Lange, B.: Die Wiener Forschungen an Kriegsgefangenen 1915–1918. Antropologische und ethnographische Verfahren. Wien 2013.


[Закрыть]. Собственно на территории Германии были образованы, по крайней мере, два так называемых «особых» лагеря недалеко от Берлина: Вайнбергский лагерь и Лагерь Полумесяца. Нередко в публицистике и исследовательской литературе их именуют одним обобщающим названием «Вюнсдорфский лагерь» (оба лагеря находились на территории между городами Вюнсдорф и Цоссен).

В лагерях следовало создать все условия, чтобы «мусульмане чувствовали себя не пленными, а дорогими гостями». «Германский кайзер относится к мусульманам с особой симпатией и хочет освободить их от христианского гнёта» – именно так объясняли самим мусульманам их привилегированное положение в плену[216]216
  Имам Вайнбергского лагеря Габдеррашид Ибрагим на страницах газеты «Эль-Джихад» так обратился к мусульманским военнопленным: «Не думайте, что вы здесь простые пленные, вы здесь настоящие гости Германского Императора. В настоящее время смотрят на Вас Германское правительство и германский народ как на гостей, так как Германское правительство в настоящей войне имеет союзником мусульманский халифат и борется вместе с ним против врагов Ислама, против России, Англии и Франции. И оба они, Германское правительство и Халифат, борются за сохранение Ислама и в защиту ваших прав». (Абдуррашид Ибрагим. К пленным мусульманам // Эль-Джихад (русское издание). 1915. 23 июня.) Здесь и далее при приведении цитат из газеты «Эль-Джихад» стиль автора сохраняется. Полный текст воззвания опубликован Себастианом Цвиклински: Цвиклински С. Политические призывы Габдрашида Ибрагимова к военнопленным российским мусульманам в 1915 г. // История в лицах и личность в истории. Уфа, 2013. С. 251–264.


[Закрыть].

Целью отдельного размещения мусульманских военнопленных под Берлином было создание благоприятных условий для ведения среди них активной пропаганды. Первоначально в документах лагеря упоминались как «особые лагеря» (Sonderlager)[217]217
  По мнению Герхарда Хёппа, впервые термин «особый лагерь» (Sonderlager) был использован Рудольфом Надольны в документе от 16 февраля 1915 г. (Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 61).


[Закрыть], позже, с началом активной пропагандистской кампании в октябре 1915 г., они стали называться «пропагандистскими» (Propagandalager)[218]218
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 70.


[Закрыть].

Основными источниками, дающими информацию об условиях содержания военнопленных, являются отчёты комендантов лагерей, которые составлялись каждые две недели, и переписка между комендатурами и инстанциями, участвовавшими в ведении пропаганды. Многие важные моменты в жизни мусульманских лагерей, например, празднования самых значительных мусульманских праздников Рамазан-байрама и Курбан-байрама, встречи военнопленных с почётными посетителями лагерей, а также некоторые эпизоды из повседневной жизни военнопленных, мероприятия художественной самодеятельности и т. д. нашли отражение на страницах газеты «Эль-Джихад», издававшейся в целях пропаганды. Об этом подробнее речь пойдёт в следующей главе.

Жизнь военнопленных в «особых» лагерях в Цоссене и Вюнсдорфе довольно подробно представлена в монографии Герхарда Хёппа, которая уже не раз цитировалась выше. В книге описаны также попытки немецких инстанций создать для заключённых атмосферу, в которой они могли исполнять все свои религиозные обычаи и, таким образом, стать более восприимчивыми к немецкому влиянию.

Визуальную характеристику мусульманских лагерей дают фотоматериалы, изготовленные в качестве средств пропаганды, многие из которых прокомментированы и опубликованы немецкой исследовательницей Маргот Каляйс[219]219
  Kahleyss, М.: Muslime in Brandenburg – Kriegsgefangene in 1. Weltkrieg: Ansichten und Absichten. Berlin, 1998.


[Закрыть]. Автором большинства фотоснимков, опубликованных в её книге, является Отто Штиль, который с 1915 г. был членом комендатуры Вайнбергского лагеря. На его снимках представлены кадры из повседневной жизни военнопленных и эпизоды торжественных мероприятий, внешний вид лагерей и мечети[220]220
  Kahleyss, М.: Muslime in Brandenburg, S. 58. Отто Штиль создал серию из таких фотографий, которые могли использоваться для пропаганды. Он является автором двух альбомов, один из них состоит из портретов военнопленных.


[Закрыть]. Сохранились также портреты представителей разных мусульманских народов, изготовленные с целью изучения этнографических и антропологических сюжетов.

Представим вначале, каким же образом возникла и реализовывалась на практике идея обособления мусульманских военнопленных.

Создание «особых» лагерей для военнопленных мусульман

Авторство самой идеи создания подобных лагерей на территории Германии восстановить довольно трудно, точно так же сложно установить, когда вообще впервые она была озвучена.

В конце августа 1914 г. немецкий посол в Турции Ханс фон Вангенхайм и консул Филипп Фаcсель обратились в Министерство иностранных дел Германии с предложением особо внимательно обращаться с мусульманами, оказавшимися в германском плену, учитывая религиозные предписания при их продовольственном снабжении, и давать им возможность исполнять религиозные обязанности[221]221
  PArch.AA, R 21167, Bl. 27.


[Закрыть]. В телеграмме от 30 августа 1914 г. тот же Х. фон Вангенхайм предложил организовать акцию сопровождения некоторых пленных («принимаемых во внимание элементов» – так вычурно выразился посол) на родину в доказательство того, что немцы не считают мусульман своими врагами[222]222
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 35.


[Закрыть]. Этот замысел, обещавший по представлениям его инициаторов хороший пропагандистский эффект, а также получивший одобрение со стороны Энвера-паши, был принят во внимание в германском Министерстве иностранных дел и вскоре был приведён в действие. Избранных 14 военнопленных (5 марокканцев, 7 тунисцев и 2 алжирца) в конце октября вместе с немецким журналистом Эдгаром Штерн-Рубартом и переводчиком – преподавателем Семинара восточных языков в Берлине Мухаммадом Абдул-Араби привезли в Стамбул в сопровождении К.-Э. Шабингера, где они участвовали в уже упомянутом спектакле объявления «джихада». Так как эта акция не имела практически никакого эффекта, стало ясно, что планы по отправке мусульманских пленных для ведения агитации среди соплеменников на фронте[223]223
  МИД Германии 30 октября 1914 г. информировал немецкое посольство в Турции о намерении в случае ожидаемого вступления Порты в войну сообщить об этом событии избранным мусульманским военнопленным и отправить их на вражеский фронт с целью ведения агитации среди своих соплеменников (PArch.AA, R 21168, Bl. 62).


[Закрыть] не будут осуществлены.

Ещё одним известным сторонником особого обращения с мусульманскими военнопленными стал сирийский депутат в парламенте Османской империи Шекиб Арслан, который примерно тогда же и призвал германскую сторону к такому особому обращению (конкретная дата заявления неизвестна): «определённое число мусульманских военнопленных турок[224]224
  Автор применяет понятие «turkos», которое широко использовалось и германскими политиками, дипломатами и военными и не имело ясно выраженного этнического содержания, так нередко именовали вообще всех представителей мусульманских народов.


[Закрыть] и зуавов[225]225
  Зуавы – военнослужащие французских колониальных войск.


[Закрыть] отправить сюда с заявлением, что его величество кайзер как друг мусульман в честь султана дарит им свободу». По мнению Ш. Арслана, такой шаг «с быстротой молнии» распространился бы по всему мусульманскому миру и дал бы больший эффект, чем все использованные до сих пор средства пропаганды[226]226
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 35.


[Закрыть].

В германских ведомствах было решено, что сначала следует обратить внимание на «перевоспитание» пленных мусульман путём особого обращения и оказания на них психологического воздействия соответствующими мерами. То есть мы видим, что сразу же после начала войны представители германской стороны больше говорят об «особом отношении» к «друзьям»-мусульманам, участии их в пропагандистских акциях и о результативности таких акций. Собственно идея создания лагерей оформилась всё-таки чуть позже.

Идею особого размещения пленных мусульман подхватил М. фон Оппенхайм и разработал программу её реализации, основываясь при этом, как отмечал он сам, на ранее поступившие в МИД предложения немецкого посла в Стамбуле фон Вангенхайма и консула Фасселя, а также Лойтфеда – немецкого консула в Яффе[227]227
  PArch.AA, R 21244, Bl. 2.


[Закрыть].

Ещё 14 сентября 1914 г. фон Оппенхайм внёс в МИД предложение «особо отнестись» к алжирским, тунисским, сенегальским и другим африканским военнопленным из французской армии (которых он как раз именовал «turkos»), а также к российско-мусульманским военнопленным. Необходимо было, по мнению дипломата, вначале выяснить, сколько их всего, и где они находятся в Германии. Затем их следовало отделить от остальных и разместить «как можно ближе в окрестностях Берлина и наблюдать за ними через избранных „доверенных людей“ из немцев или представителей самих этих народов, затем – либо освободить их от плена для оказания влияния на борющихся во Франции соотечественников, либо использовать в турецких частях в Египте против англичан»[228]228
  PAvch. A A, R 21167, Bl. 85.


[Закрыть]. Вероятно, эту дату, 14 сентября 1914 г., и можно считать наиболее ранней, когда впервые речь идёт об обособленном размещении военнопленных мусульман на территории Германии.

Для М. фон Оппенхайма было исключительно важно, чтобы все мусульманские военнопленные в случае размещения в отдельном лагере были абсолютно изолированы от влияния внешнего мира, чтобы извне никто не мог воздействовать на них идеологически. И все «плохие элементы» среди них должны были быть немедленно выявлены и удалены из лагеря. В первой главе, при характеристике меморандума фон Оппенхайма, были уже приведены его соображения относительно обустройства лагеря мусульманских военнопленных – об их материальном обеспечении, духовном руководстве и т. п. Поэтому можно уверенно предполагать, что эти взгляды сложились практически сразу после начала Первой мировой войны, а в документе от 14 сентября большинство уже упомянутых нами предложений были фактически повторены.

М. фон Оппенхайм рекомендовал также учредить специальные военные ведомства, отвечающие за планируемую работу с военнопленными – впоследствии постепенно были созданы Департамент размещения военнопленных при Военном министерстве, который возглавил полковник (позднее генерал-майор) Фридрих и политический отдел Генерального штаба армии, руководителем которого стал капитан Рудольф Надольны[229]229
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 38. Рудольф Надольны (1873–1953) – немецкий дипломат, до Первой мировой войны работал вице-консулом в Санкт-Петербурге, а также в дипломатических представительствах в Персии, Боснии и Албании. С осени 1914 г. в Генеральном штабе, где до июля 1916 г. возглавлял Политическую секцию. После войны вновь находился на дипломатической службе, являлся послом в Швеции, в 1924–1933 гг. – послом в Турции, в 1933 г. короткое время был послом Германии в СССР. В своих опубликованных мемуарах он довольно много вспоминает о перипетиях своей дипломатической службы, однако практически ничего не сообщает о своей работе с мусульманскими военнопленными в годы Первой мировой войны (Nadolny, R.: Mein Beitrag. Erinnerungen eines Botschafters des Deutschen Reiches. Köln 1985). Это в определённой степени можно считать его оценкой «эффективности» всех этих мероприятий. См. о нём: Hahn, P.: Rudolf Nadolny – Der unbequeme Diplomat. Dase Verlag, 2014; Wollstein, G.: Rudolf Nadolny – Außenminister ohne Verwendung, in: Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, (1980) 28, S. 47–93; Zirlewagen, M.: Rudolf Nadolny, in: Zirlewagen M. (Hrsg.): 1881–2006. 125 Jahre Vereine Deutscher Studenten. Band 1: Ein historischer Rückblick. Bad Frankenhausen 2006, S. 231–233.


[Закрыть].

Любопытно, что международные соглашения, касающиеся прав военнопленных (например, гаагская конвенция о законах и обычаях войны 1899 и 1907 гг.) вообще не предусматривали отдельного размещения военнопленных по национальному и религиозному признакам[230]230
  См. об этих конференциях: Пустогаров В. В. Первая конференция мира 1899 г. и международное право // Государство и право. 1998. № 2. C. 97-102; Его же. Вторая конференция мира 1907 г. СПб., 1908.


[Закрыть]. Каких-либо аналогичных примеров военная история до Первой мировой войны также не знает. И, собственно, германские военные, политические и дипломатические круги такого плана перед началом войны не имели – каких-либо документов, свидетельствующих об обратном, нам обнаружить не удалось. Включая самого кайзера Вильгельма, они, как было уже отмечено выше, воспринимая идею «джихада», союзнических отношений с Османской империей, надеялись на пропагандистский эффект этой акции, однако поначалу размещать военнопленных мусульман на территории самой Германии никто не собирался. Так что создание в годы Первой мировой войны отдельных лагерей для размещения мусульманских военнопленных – это «изобретение», первый опыт подобного рода, проводившийся германской стороной с кон. 1914 – нач. 1915 г. Это, пожалуй, и первый в мировой истории эксперимент, когда немусульманское государство пыталось использовать ислам в качестве идеологической основы и мусульман в качестве исполнителей для достижения своих военных и политических целей. Трудно утверждать, что это было вынужденной мерой, что мусульман стали привлекать в связи с крупными людскими потерями со стороны Германии в ходе войны в качестве «пушечного мяса» – война ещё только начиналась, её исход был совершенно неясен, и все враждующие государства, естественно, надеялись на благополучное её завершение. Точно так же трудно утверждать, что это было абсолютно спонтанным решением – будто бы неожиданно в руках Германии оказалось немалое количество военнопленных мусульман, и с ними надо было что-то делать. Поэтому и саму идею создания особых лагерей, и её реализацию в годы Первой мировой войны можно считать в определённой степени логичным продолжением вполне уже сложившейся в умах германских военных и политиков идеи «священной войны» – если уж сам кайзер позиционировал себя как «друга» 300 миллионов мусульман, то вполне естественно, что он по-особому должен относиться к своим «друзьям», которые в силу обстоятельств оказались в его руках в качестве военнопленных.

2 октября 1914 г. фон Оппенхайм представил в МИД подробный план «использования военнопленных мусульман». Собственно, здесь во многом повторены предложения, которые содержались в предыдущем документе от 14 сентября: размещение в специальном лагере, возведение мечети, назначение имама, поддержка в совершении мусульманских религиозных ритуалов и т. п.[231]231
  PArch.AA, R 21244, Bl. 5–9.


[Закрыть] В его программе под названием «Революционизация исламских областей наших врагов», о которой речь шла в первой главе, также рассматривался вопрос об обращении с военнопленными, в первую очередь, африканскими и индийскими.

Хотя идея создания отдельных лагерей уже прозвучала, и определённые изменения происходили, тем не менее похоже, что к началу декабря 1914 г. ещё полной ясности в этом вопросе не было. Самое главное, не было определено «подходящее» место, куда собрали бы военнопленных мусульман. Однако 2 декабря 1914 г., вероятно, впервые прозвучало практическое предложение, автором которого явился капитан Рудольф Надольны, руководитель Политического отдела Генштаба – не строить совершенно новый лагерь для указанных целей, а разместить военнопленных мусульман в уже существующем лагере в городе Цоссене[232]232
  Ibid., Bl. 37.


[Закрыть].

Тогда же была проведена и «инвентаризация», озвучены первые сведения о численности военнопленных-мусульман: по данным Военного министерства, представленных по конкретному запросу Министерства иностранных дел, 3 декабря 1914 г. число находящихся в Германии мусульманских пленных составляло 5204 человека (в том числе 21 офицер). Из них 5 офицеров и 2220 рядовых – из российской армии, 16 офицеров и 2946 рядовых – из французских войсковых частей и 18 пакистанцев из английской армии[233]233
  Ibid., Bl. 47.


[Закрыть].

«Подходящим местом» стал небольшой город Цоссен, располагавшийся в 40 км южнее Берлина, где вначале должны были находиться африканцы и индийцы. 31 декабря 1914 г. полковник Фридрих из Военного министерства сообщал в МИД о том, что «все военнопленные французы мусульманского вероисповедания (североафриканцы) и все англо-индийские военнопленные из всех лагерей, где нет опасности эпидемии, должны быть отправлены в центр тактических учений в Цоссене, где они будут расположены обособленно друг от друга (североафриканцы и индийцы отдельно); там им должны были предоставить возможность жить согласно их религиозным предписаниям и национальным обычаям»[234]234
  Ibid., Bl. 66.


[Закрыть].

Запланированные мероприятия начали претворяться в жизнь, и 7 января 1915 г. капитан Р. Надольны представил свои более или менее подробные наблюдения относительно создания лагеря в Цоссене[235]235
  PArch. AA, Bl. 126–129.


[Закрыть]. Он лично посетил лагерь и с удовлетворением отмечал, что его организация реально началась. По его сведениям пленные офицеры были достаточно «надёжно ограждены» от влияния извне, унтер-офицеры и солдаты объединены в отдельные группы. Однако пока ещё лишь небольшая часть Цоссенского лагеря была отделена для мусульман; по «желанию самих военнопленных» там были развешены турецкие флаги, сооружён резервуар и место для проточной воды, чтобы мусульмане могли исполнять омовения перед молитвой; было налажено особое продовольственное снабжение согласно мусульманским традициям.

Р. Надольны сообщал, что в ближайшем будущем мусульмане должны быть размещены в строящемся неподалёку от Цоссена отдельном лагере, где «они могли бы жить согласно их ритуалам» и где должна быть возведена мечеть, проект которой уже существует.

Судя по наблюдениям Р. Надольны, в лагере уже были начаты первые пропагандистские мероприятия, которые «с большим энтузиазмом» проводил тунисский проповедник Салих аш-Шариф ат-Туниси. По его словам, «речь при этом должна идти в первую очередь о том, чтобы через энергичную пропаганду, в особенности через проповедь священной войны, а также через соответствующее обхождение, превратить военнопленных в сторонников нашего дела». Тех военнопленных, на которых пропаганда не подействует, Надольны предлагал отделить от остальных до тех пор, пока не будет решён вопрос об их дальнейшем использовании. Пленные, уже воспринявшие агитацию и воодушевлённые идеями «священной войны», должны быть освобождены и немедленно подключаться к боевым действиям против Франции или же через территорию Сербии отправлены в Турцию. Правда, Надольны предупреждал, что «в нынешнем беспорядочном, даже запущенном состоянии» военнопленных, пока не будет полностью «гарантирована их надёжность», ни в коем случае нельзя отправлять на поле боя – они «должны быть основательно переориентированы».

По убеждению Надольны, мусульмане могли выступать в пользу Германии и на Западном фронте, по крайней мере, для привлечения к «джихаду» своих соплеменников, борющихся в составе вражеских войск. Для усиления восприимчивости мусульман к пропаганде, он предлагал проведение в лагерях необходимых мер: во-первых, вместо обычных надзирателей назначать лиц, говорящих на родном языке военнопленных и заинтересованных в их «перевоспитании»; во-вторых, приступить к образованию военных частей из мусульман, уже готовых бороться за общие немецко-мусульманские интересы (! – И. Г., Л. Г.); в-третьих, ввести для мусульман своего рода военно-казарменную службу, которую они осуществляли бы под контролем немецкого персонала.

Таковы были предложения, которые Р. Надольны просил незамедлительно обдумать и принять. Отметим, что большинство из них впоследствии были действительно реализованы.

Кстати говоря, 18 января 1915 г. Надольны потребовал от всех структур, занятых организацией лагеря, чтобы посещение военнопленных какими-либо посторонними лицами пресекалось со всей строгостью, поскольку такие визиты исключительно вредны для нормальной пропагандистской работы с военнопленными[236]236
  PArch.AA, R 21244, Bl. 134.


[Закрыть]. Кто в таких условиях считался «посторонним лицом» – остаётся непонятным – это всё-таки был лагерь военнопленных, и уже в силу этого статуса он не мог быть «проходным двором»…

Между тем продолжались собираться статистические сведения о количестве мусульман, оказавшихся в германском плену.

К 22 января 1915 г. в немецких лагерях находилось 5 офицеров и 3008 рядовых российских мусульман[237]237
  Bihl, W.: Die Kaukasus-Politik der Mittelmächte, Teil I, S. 84.


[Закрыть]. Если сравнивать эти данные с показателями начала декабря, приведёнными выше, получается, что численность российских солдат-мусульман в течение двух месяцев возросла незначительно. 3 февраля ответственный по делам Востока референт в Министерстве иностранных дел фон Везендонк[238]238
  Отто Гюнтер фон Везендонк (1885–1933) – германский дипломат, дипломированный юрист, с 1908 г. работал в МИД, являлся специалистом по проблемам британских колоний и Закавказья (особенно Грузии). Во время Первой мировой войны активно сотрудничал со Службой информации по Востоку. В 1918 г. короткое время был немецким консулом в Тифлисе. См. о нём: Kassim, M.: Die diplomatischen Beziehungen Deutschland zu Ägypten, 1919–1936. Münster 2000, S. 39–40.


[Закрыть] сообщил, что 10 600 мусульманских пленных (из них «7443 русских (татар), 3219 французских (североафриканских) и 102 индийских мусульманина») в ближайшее время будут отправлены в Цоссен[239]239
  Bihl, W.: Die Kaukasus-Politik der Mittelmächte, Teil I, S. 84.


[Закрыть].

К сожалению, сохранившиеся в архивах документы не дают возможности представить, как, собственно, был организован сам процесс «отбора» мусульманских военнопленных для пропагандистских лагерей. Если в начале войны не было никакого деления военнопленных по конфессиональному или этническому признакам, то логично предположить, что какая-то процедура немецкими военными учреждениями была разработана. Об этом косвенно свидетельствуют, например, сведения, приведённые в монографии О. С. Нагорной: «при объявлении об отборе „татар“ в Цоссен в одном из лагерей несколько сотен военнопленных объявили себя мусульманами, чтобы развлечь себя переездом, в то время как действительные основания для отправки имели только 25 человек»[240]240
  Нагорная О. С. Другой военный опыт. С. 180. К сожалению, из цитаты не совсем понятен смысл фразы: «действительные основания для отправки». Можно только гадать, в чём состояли эти «основания»? В том, что военнопленные были мусульманами? Если так, то вряд ли все военнопленные мусульмане могли бы поместиться в двух пропагандистских лагерях – их численность была явно больше, чем могли вместить лагеря на своей территории. Значит, должны были быть какие-то ограничения или принципы для перемещения конкретных лиц. Если проводился отбор среди мусульман, то на каких условиях? Данные об этом в известных нам архивных документах отсутствуют. Возможно, процедура была упрощённой или слишком формальной, потому что на протяжении всей войны официальные документы постоянно упоминают о наличии среди военнопленных лиц, «непригодных для пропаганды». Значит, их просто «плохо» отбирали?


[Закрыть]. Опираясь на материалы Баварского главного государственного архива (Bayerisches Hauptstaatsarchiv), исследовательница приводит факт, что в феврале 1918 г. военнопленные мусульмане обращались к немецким военным властям с просьбой об отправке их в Цоссен «для общения с единоверцами».

Опираясь только на эти несколько туманные и скудные сведения, мы можем полагать, что военнопленные на территории Германии ставились в известность, что для них есть возможность перевода в пропагандистские лагеря.

18 января 1915 г. Р. Надольны составил ещё одну обстоятельную справку о положении дел с организацией лагеря для военнопленных мусульман, в которой «с разрешения начальника Генерального штаба и по договорённости с Министерством иностранных дел» он выдвинул конкретные предложения, как следует дальше работать в этом направлении[241]241
  PArch.AA, R 21244, Bl. 142–145.


[Закрыть]. Предложения эти имели главной целью так «повлиять на мусульманских, индийских и грузинских военнопленных, чтобы они покинули дело наших врагов и заявили о своей готовности бороться за нас и против этих врагов». В качестве средства такого влияния опять упоминалась идея «священной войны», хотя Р. Надольны и выражал скепсис относительно значимости этой идеи для индийцев и грузин. Основные его предложения сводились к следующему:

1. Военнопленные должны размещаться в лагере по группам по религиозному признаку и с учётом принадлежности их к каким-либо сектам, кастам и национальностям, причём «родственные группы» должны располагаться рядом друг с другом.

2. Военнопленные, которые будут сочтены «непригодными для пропаганды», из лагеря удаляются.

3. Размещённым в лагере военнопленным с учётом их образа жизни организуется «облегчение» в обеспечении едой, одеждой, исполнении религиозных обрядов, организации почтовой службы (причём отмечалось, чтобы еду они готовили сами, и им выдавалась особая, отдельная посуда).

4. Для мусульман по имеющемуся уже проекту будет возведена мечеть, расходы на строительство которой берут на себя Генеральный штаб и Министерство иностранных дел.

5. Заниматься пропагандистской работой должны специально подготовленные люди, которым будет дано право беспрепятственного общения с военнопленными. При необходимости они будут оставаться в лагере и на более долгий срок, получив место для размещения и продовольственное обеспечение.

6. Военнопленные, которые заявят о своём желании «бороться за нас», будут включены в состав формирующихся боевых соединений, где из них также будут назначаться командиры.

7. Такие военные соединения будут проходить строевую подготовку под командованием своих командиров непосредственно в лагере.

8. Надзиратели в лагерь должны по возможности назначаться из представителей тех стран, к которым принадлежат военнопленные, знающие их язык и «национальный характер», причём по словам Р. Надольны соответствующие списки «кандидатов» уже имелись в наличии.

9. Комендант лагеря раз в две недели должен составлять отчёты о положении дел и представлять их в Министерство иностранных дел и в Генеральный штаб.

К 9 февраля 1915 г. в Военном министерстве было указано, что в лагерь должны прибыть 3219 «французских», 9020 «русских» и 102 «англо-индийских» мусульманина[242]242
  PArch. AA. R21244. Bl.142–145.


[Закрыть].

По представлениям фон Везендонка лагерь в Цоссене должен был быть окончательно сформирован примерно к середине февраля 1915 г., полковник Хопф из Военного министерства называл Р. Надольны дату 20 февраля в качестве завершающей этот процесс. Сам Р. Надольны 16 февраля требовал как можно быстрее завершить работу над организацией лагеря. Тем не менее всё затянулось как минимум до конца февраля – начала марта 1915 г. Это было связано как с чисто техническими, организационными моментами, так и с разразившейся в это время эпидемией холеры в лагерях военнопленных, во время которой было запрещено вывозить их из лагерей и перемещать по территории Германии[243]243
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 41.


[Закрыть].

Обратим внимание на следующий примечательный момент. С конца осени 1914 г., когда стали собираться сведения о численности мусульманских военнопленных в соответствующей документации, как мы уже видели, приводились отчёты и о численности российских солдат в плену. Однако, как следовало из представлений М. фон Оппенхайма, высказанных в его известном меморандуме, с российскими мусульманами в плане «революционизации» можно сделать «не слишком многое», т. е. он делал ставку на работу среди французских и английских солдат-мусульман. Но своё веское слово в этом вопросе высказал Салих Шариф ат-Туниси, который в период организации лагеря не раз его посещал в качестве проповедника и пропагандиста. Несмотря на то, что он, очевидно, был ещё менее знаком с политико-религиозной обстановкой в Российской империи, чем М. фон Оппенхайм, 31 декабря 1914 г. после очередного посещения лагеря в Цоссене тунисский проповедник настойчиво высказывал мысль о необходимости отправки в этот лагерь и российских военнопленных мусульман, а также грузин[244]244
  PArch.AA, R 21244, Bl. 85.


[Закрыть]. Это предложение, наверняка, повисло бы в воздухе, однако его поддержал Р. Надольны. Так что можно считать, что с самого нач. 1915 г. в лагерь в Цоссене начали отправлять и представителей российских мусульман, оказавшихся в плену. И судя по вышеприведённым цифровым данным, их число здесь росло довольно быстрыми темпами.

Итак, к весне 1915 г. мусульмане из Северной и Западной Африки, воевавшие в составе французских войск, российские мусульмане, а также индийцы из британской армии[245]245
  «Индийских мусульман» планировалось отправить в Афганистан, чтобы они проводили агитационную работу среди местного населения, а также среди индийцев-немусульман и спровоцировали на этих территориях восстание против Англии. PArch.AA, R 21244, Bl. 21.


[Закрыть] были перемещены из различных лагерей в два лагеря. Примерно с марта 1915 г. в документах появляются новые наименования для этих двух «специальных, пропагандистских» центров. С этого времени можно уже без сомнений считать, что два этих лагеря реально существовали в качестве таковых.

Для мусульман из французской армии, индийцев (представителей различных конфессий) из британской армии был специально выстроен Лагерь Полумесяца (Halbmondlager) ближе к городу Вюнсдорф[246]246
  20 февраля 1915 г. один из немецких офицеров, побывавших в Лагере Полумесяца, сообщал, что в целом лагерь уже готов, и здесь находится около 1500 военнопленных-мусульман из французской армии (Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 41).


[Закрыть]. Тот же лагерь под Цоссеном, в который с начала зимы 1914–1915 гг. направляли всех мусульманских военнопленных, получил в официальной документации название «Вайнбергский» (Weinberglager) по названию территории Вайнберг (Виноградники или Виноградная гора). В нём теперь целенаправленно сосредоточивали представителей российских мусульман, в подавляющем большинстве татары, а также башкиры и казахи[247]247
  Официального деления мусульманских военнопленных на национальности в германских документах нет, по крайней мере, если речь идёт о статистике. Они в них чаще именуются «мусульманами» или «мухаммеданами». Но определения «татарский» или «татары» в них можно встретить нередко – собственно, татары и составляли абсолютное большинство среди российских военнопленных мусульман. Среди пленных в Вайнбергском лагере были также башкиры и казахи, это подтверждают материалы Звукового архива Университета им. Гумбольдта (Берлин) – Lautarchiv der Humboldt-Universität zu Berlin. Среди записей на грампластинках, сделанных в лагерях, есть единичные записи на башкирском и казахском языках. В Звуковом архиве хранятся, кстати говоря, и записи периода Первой мировой войны на чувашском, удмуртском и марийском языках.


[Закрыть]; отдельно от мусульман здесь же разместили грузин и армян. В небольшом количестве продолжали оставаться здесь и ранее размещённые африканцы. К 18 июля, например, в Вайнбергском лагере находилось более 2000 африканцев (тунисцы, марокканцы, алжирцы и др.)[248]248
  PArch.AA, R 21249, Bl. 64.


[Закрыть].

Более или менее точные и регулярные сведения о численности находившихся в обоих лагерях военнопленных сохранились с нач. 1917 г. в отчётах комендантов. От предыдущего времени имеются лишь отрывочные данные. По мнению Г. Хёппа, в нач. 1916 г. численность военнопленных обоих лагерях достигла максимальных цифр в своей истории: в Лагере Полумесяца тогда находилось около 4000 человек, в Вайнбергском лагере – более 12 000. С весны 1917 г. эти числа неуклонно сокращались – к сентябрю 1917 г. количество постоянно находившихся в Лагере Полумесяца военнопленных уменьшилось до 1000, а в Вайнбергском лагере их было даже менее 1000 человек. Всё это, как считал Г. Хёпп, объяснялось просто – из Лагеря Полумесяца многие военнопленные были переведены в лагерь на территории Румынии, а в Вайнбергском лагере из некогда находившихся здесь 12 377 человек по официальным данным 11 456 были заняты в составе различных рабочих команд вне лагеря[249]249
  Höpp, G.: Muslime in der Mark, S. 45.


[Закрыть]. Раз уж мы привели здесь эти цифры, несколько забегая вперёд, всё-таки отметим: это и есть, пожалуй, наиболее точный показатель эффективности предполагавшегося сотрудничества Германии с представителями мусульманских народов. Поскольку особого результата пропагандистская обработка не дала, то по крайней мере военнопленных привлекали к самым различным работам…

По сравнению с общей численностью всех мусульманских военнопленных в Германии, в Лагере Полумесяца содержалась большая часть из всех находившихся в германском плену африканцев и индийцев, в Вайнбергском лагере – немного меньше половины (если не меньше) всех пленных российских мусульман, остальные находились в других местах. По данным Семинара по восточным языкам Берлинского университета, который занимался цензурой писем военнопленных из лагерей на территории Германии, в начале 1917 г., например, таковых лагерей было всего около 100, и 23 из них письма на татарском языке поступали на проверку в Семинар. Наибольшее количество писем на татарском языке поступало из лагерей Арыс, Халле, Фридрихсфельд, Ламсдорф, Пархим, Пуххайм[250]250
  Одним из примеров таких лагерей являлся лагерь в городе Пуххайм в Баварии. Его упоминаем и из-за того, что здесь в годы Первой мировой войны был установлен памятник всем погибшим в плену российским мусульманским солдатам (см. фото в приложении). В этом лагере на 21 августа 1917 г. находилось 16 141, а к концу войны, к осени 1918 г., 24 764 военнопленных, из которых 14 072 являлись российскими солдатами. С 1915 по 1919 г. в лагере скончалось 585 человек, из них большинство во время эпидемии «испанки» в 1918 г. На лагерном кладбище нашли успокоение 321 военнопленный из России. Среди них было и несколько десятков мусульман (список похороненных приведён на сайте ОБД «Мемориал»: http://www.obd-memorial.ru). Памятник на кладбище в Пуххайме сохранился до настоящего времени (об этом лагере см.: Frendt, A.: Das Kriegsgefangenenlager Puchheim. Muenchen 1922, а также информацию из Интернета: http://de.wikipedia.org/wiki/Puchheim#Kriegsgefangenenlager.281914-1920.29).


[Закрыть], Шпроттау, Золтау, Шнайдемюль, Ван, Тухель, Гермерсхайм[251]251
  Geheimes Staatsarchiv des Preußischen Kulturbesitz (далее – GSAPK), I HA Rep. 208 A, Nr. 239 I, Bl. 83.


[Закрыть].