Текст книги "Избранное"

«Вошла девчонка в кинозал…»

 
Вошла девчонка в кинозал
В венке из первоцвета
И в сарафан одета.
Заулыбались все глаза, –
Ведь сразу столько света!
 

1960

«Небо смотрит просинью…»

 
Небо смотрит просинью,
Дали пробудились,
В зорьку нарядились.
Ходят двое по селу,
Видно, заблудились…
 

1960

«Он прождал её до самой ночи…»

 
Он прождал её до самой ночи.
От дождя не спрятаться нигде.
Но влюблённый уходить не хочет,
Словно дождь его совсем не мочит, –
Шлёпает в ботинках по воде…
 

1960

«Я как-то раз отважился взглянуть…»

 
Я как-то раз отважился взглянуть
В твои глаза, глубокие, как заводь.
Теперь боюсь, что буду в них тонуть.
Любимая, придумай что-нибудь,
Ведь я, к несчастью, не умею плавать.
 

1960

«Мы только двое у живой ограды…»

 
Мы только двое у живой ограды,
Но так молчим, как будто третий рядом
Стоит стеной между тобой и мной…
И понял я: молчание порой
Красноречивей слов бывает.
 

1960

Обида

 
Напрасно сам себя казню я взбучкой,
Ведь жизнь моя не повернётся вспять.
Кого винить и на кого пенять,
Что я могу остаться недоучкой.
 
 
Хотелось мне учиться в институте
И постигать премудрости наук,
Но цех, бывало, так меня закрутит,
Что валятся учебники из рук.
 
 
Не дотянул до проходного балла.
Обида комом на душу легла,
Особенно когда мне ясно стало:
«Блатная» рать вне конкурса прошла.
 
 
И вот теперь – солдатская прописка.
Служу, как и положено, не зря.
Но не забыл того блатного списка,
Что спрятан был в руках секретаря.
 
 
За годом год пройдёт, и я тогда
Весною снова попытаю счастья.
Пойду учиться. И от злой напасти
Я излечусь, быть может, навсегда.
 
 
Привык к казарме, к сапогам кирзовым.
Солдатский строй почти не тяготит.
Здоровый сон ко мне явился снова,
А с ним и молодецкий аппетит.
 
 
Опять мне хочется в мечты поверить,
Обиду в сердце напрочь истребя.
Не знаю, чем свои успехи мерить,
Но, кажется, я вновь обрёл себя.
 

1961, 1962

«Над землёю тучи грозовеют…»

 
Над землёю тучи грозовеют,
Окоём застлавши голубой.
Вновь мы слышим гром стального Змея…
Ветер эти тучи не развеет,
Если не развеем мы с тобой.
 

1961

Подарок

 
Дружище, у меня идея.
Сейчас пойду я к старшине,
Ведь ты встречаешь день рожденья,
И это так приятно мне.
 
 
А старшина наш – парень чуткий.
Я перед ним – начистоту.
Прошу, мол, на вторые сутки
Меня оставить на посту.
 

1961

На страже

 
Мы друзья с тобою,
Строгий мой сержант.
Ты амурский парень,
Я из поволжан.
 
 
Зорко смотрит в небо
Пост сторожевой,
Не пройдёт над нами
Самолёт чужой.
 
 
Ночь его не спрячет,
Не спасёт обман,
Если нам доверен
В эту ночь экран.
 
 
Вспомнить бы о милых,
Да не время, брат,
Девушки за это
Нас с тобой простят.
 
 
В поисках пиратов
Ввысь устремлена
В шапке-невидимке
Радиоволна.
 
 
Выследим незваных,
Выдворим, разя.
Клятву держат свято
Ратные друзья.
 

1961 г.

Салага

 
Я назначен визуальным,
За плечами карабин.
По объектам чинно-мирно
Не спеша хожу один.
 
 
Рядом лес берёт начало,
Ель от холода дрожит,
И вертлявая тропинка
Впереди меня бежит.
 
 
Снег соломинками вышит,
В небе звёздам счёта нет,
Улыбающийся месяц
В шубу с блёстками одет.
 
 
Стужа лютая, однако,
Холодит лицо, как лёд,
Под тулуп лазейку ищет,
В переплёт меня берёт.
 
 
Тишина кругом застыла.
Вдруг я слышу за спиной
Странный щёлк. И будто тени
Промелькнули стороной.
 
 
Снова ни души, ни звука.
Я залёг в снегу, как труп,
Карабин держу на взводе,
Рядом – сброшенный тулуп.
 
 
Снова – щёлк. И показалось,
Будто глаз на мне чужой.
Я подумал: диверсанты
Залегают за межой.
 
 
Ну, а вдруг не ошибаюсь?
Чем, скажи, не шутит чёрт?
Карабин держу на взводе,
Боевою службой горд.
 
 
Тут спешит ко мне напарник,
И рычит, как самосвал:
Это что ты мне устроил
С раздеваньем карнавал?
 
 
Мой сержант, солдат бывалый,
Мне похлопал по плечу.
Снова – щёлк. Насторожились.
Говорю: – Дружище, чу!
 
 
Слышишь, звук похож на выстрел,
И разносится кругом?..
Рядом кашлянуло эхо
И свалился снежный ком.
 
 
– Не смеши, не будь салагой!
Впредь же знай, где пёс зарыт.
– Тут мороз во всём виновен, –
Мне напарник говорит.
 
 
Разумеется, я с детства
Слышал часто – в пору стуж
С громким треском рвётся почва,
Неожиданно к тому ж.
 
 
Ну, а тут меня попутал,
Видно, леший, ей же ей!..
Старший давится от смеха:
– Оттирай-ка нос скорей.
 
 
Поднимаюсь, отряхаюсь,
Снежным бисером мечу.
В полный рост шагаю смело,
Над собою хохочу.
 

1961

«Паренёк прочёл стихотворенье…»

 
Паренёк прочёл стихотворенье
Лучшей в мире девушке своей
И закрылся веткою сирени…
Вскоре понял, что души горенье
Не закрыть и пологом ветвей.
 

1961

«Служу в краю, где стужа гнёт сурово…»

 
Служу в краю, где стужа гнёт сурово.
Узнал я цену доброго и злого
И потому сейчас сказать хочу:
Я обещал не ревновать тебя, но чур! –
Не забывай того, кому дала ты слово.
 

1961

«Сходили с тобою в кино…»

 
Сходили с тобою в кино.
Сидели мы рядышком чинно,
Встречались глазами невинно…
Вот только не вспомню одно:
О чём же была картина?..
 

1961

«Не встречала такого скряги…»

 
Не встречала такого скряги.
В две строки всё письмо уместил.
Скуп, конечно, но всё-таки мил…
Не прислать ли тебе бумаги,
Чтоб послание ты удлинил?
 

1961

«Не беда, что снегопад…»

 
Не беда, что снегопад,
Местность тут знакома…
Перечитывал солдат
Письмецо из дома.
 
 
Шёл, читал, но вдруг увяз
В лунке по колена,
И почувствовал он враз
Все удобства «плена».
 
 
Снег лежит со всех сторон,
Но спиной к Борею,
Над письмом склонился он –
Дочитать скорее.
 

«Пилотку сняв, склонился над тетрадью…»

 
Пилотку сняв, склонился над тетрадью.
Явилось вдохновение само.
В душе и грусть, и лучики во взгляде,
И грудью так он заслонил письмо,
Как будто сердце шлёт своей отраде.
 

1961

«Впереди у нас не пропасть…»

 
Впереди у нас не пропасть –
Овладела нами новость,
Отчего теряем путь.
Побороть бы нашу робость
И куда-то повернуть…
 

1961

Приключение новобранца

 
Шутник, бывалый малый,
Остёр на язычок.
«Наверно, самый главный?» –
Подумал новичок.
 
 
«Конечно, он. Иначе
Кому же больше быть?
В казарме верховодит,
Как за межою сныть…»
 
 
Дружки улыбки прячут,
Засуетились вдруг,
Толпятся, озоруют,
Справляют свой досуг.
 
 
А «главный» для порядка
За ухом почесал,
Свою затею сверил
Небрежно по часам.
 
 
Вручил бумажный свёрток.
– Беги! – сказал тому. –
И чтоб без опозданья
Прибыть на «Колыму».
 
 
Так прозван отдалённый
Для наблюденья пост,
И где сегодня ночью
Наш «главный» службу нёс.
 
 
– Предупреждаю строго,
Не задержись в пути.
А свёрток крепче в руку
Зажми, не «засвети».
 
 
Наш Коля рад стараться,
Отдал по форме честь,
И точно по уставу
Ещё добавил: «Есть!»
 
 
Расправил грудь и плечи,
Настроился на бег,
И за три километра
Помчался на объект.
 
 
Была дорога скользкой.
Навстречу шла метель.
Спасибо, что спасала
Солдатская шинель.
 
 
Подскакивал на кочках.
Под сапогами – хруст.
Но помнил назиданье,
Не «засветить» бы груз.
 
 
Ему казаться стало,
Что он уже герой,
Спешат его поздравить
Друзья наперебой.
 
 
Примчался к цели быстро,
Достойный всех похвал.
Наипервейшим делом
Он свёрток поменял.
 
 
Но любопытство всё же
У парня взяло верх,
Он в свёртках обнаружил
«Железок» пересверк.
 
 
Детали телефонов,
Сообразил солдат.
Разобран на запчасти
Пропавший аппарат.
 
 
О нём вчера, наверно,
Справлялся старшина.
Пропажу обнаружат –
Тут и моя вина.
 
 
Обратно шёл неспешно
И как-то весь обмяк.
Обидно парню стало:
«Какой же я дурак!?
 
 
Ведь в авантюру втянут…» –
Такой подвёл итог.
В пути от горьких мыслей
Он чуть не занемог.
 
 
На радость заводилы
Приплёлся новичок,
Румяный, как из бани,
И градом пот течёт.
 
 
Но вида он не подал.
Набрался парень сил
И отчеканил бодро:
– Принёс, не «засветил».
 
 
Прошло с тех пор полгода.
Хоть Коля не герой,
Но получил «крещенье»,
И значит – парень свой.
 
 
От этого признанья
Он стал себе не мил,
И новобранец крепко
Обиду затаил.
 
 
Не раз решался в мыслях
На гадкие шаги,
Хотел «старшому» ночью
Написать в сапоги.
 
 
Но отложил «расплату»
До некоторых пор,
Сказал: «Пойду на честный,
Открытый разговор».
 

1961

На досуге

 
Собрались два друга вместе –
Гармонист и балагур,
И казарма стала песней,
И никто уже не хмур.
 
 
Жизнь солдат пошла с охотцей.
Пляски дробь и – шире круг!
И понятно бравым хлопцам:
Это – в чьё-то сердце стук.
 

«Познакомиться решил с девчонкою…»

 
Познакомиться решил с девчонкою,
«Подкатил» и начал лёгкий трёп,
Но она тряхнула русой чёлкою,
И решительно сказала: «Стоп!
Поубавьте, мальчик, свой галоп».
 

На бочке

 
Вот капризничать стала погода.
Дождь наносит на стены штрихи.
Не дают мне на стройке прохода,
Заставляют читать стихи.
 
 
Сцена – бочка.
Навес дощатый.
Людям надо, а я и рад,
И читаю про то, как девчата
Слишком мучают наших ребят.
 
 
Хлебом их не корми, только в душу,
Окаянным, поддай огня…
Я читаю и очень трушу,
Не прогнали бы с бочки меня.
 

«Прошли с учений танки… Будто гром…»

 
Прошли с учений танки… Будто гром
Катился в клубах пыли по дороге.
И вот уже осталась за бугром
Весёлая команда босоногих.
 
 
Идут мальчишки нехотя домой,
А сколько шума, смаку, разговоров,
И вид у всех воинственный такой,
Что разойдутся храбрецы не скоро.
 
 
У них, похоже, разгорелся диспут,
Стремятся доказать наперебой –
Кто больше знает о друзьях-танкистах
И «хитростях» машины боевой.
 

1962

«Я дружбой с ней дорожу…»

 
Я дружбой с ней дорожу,
Боюсь её обидеть,
Во всём ей угодить спешу,
Хочу почаще видеть,
Но этим я её… смешу.
 

1962

«На поворот к раздраю не согласен…»

 
На поворот к раздраю не согласен.
Пойми, тебя молчание не красит,
Ведь я солдат, причём служу, любя…
Наверно, только у одной тебя
Я до сих пор хожу в запасе.
 

1962

«Нам с тобой, дружище…»

 
Нам с тобой, дружище,
Быть давно бы дома,
За рулём машины
Слушать стройки гомон.
 
 
Нам бы снять шинели,
Завернуть погоны,
Нам бы под расписку
Сдать давно патроны.
 
 
Нам давно бы встретить
Девушек любимых,
Отвести бы душу
В липах и рябинах.
 
 
Но пока Россию
Снова ждут напасти,
Те же волчьи стаи
Рвут страну на части.
 
 
И пока народу
Вновь грозят полоны,
Нам не снять шинели,
Нам носить погоны.
 

1962 г.

«Снег прострелен пылкими лучами…»

 
Снег прострелен пылкими лучами.
Лужи греют спины под окном.
Тополя наполнены грачами.
Скоро в сердце прогрохочет гром.
Но, надеюсь, так же и в твоём…
 

«Стою с тобою, наконец-то рядом…»

 
Стою с тобою, наконец-то рядом.
Теперь – вперед! Не всё же нам мечтать…
Нас ждут тенистые аллеи сада,
О главном бы сказать… Да вот досада:
На это не решаюсь я опять.
 

Жалоба писаря

 
Погрязли мы в приказах, циркулярах.
От них стоит по всей России гром.
Нет, я не вынесу такую кару –
С утра до вечера скрипеть пером.
 
 
А мне бы карабин через плечо,
И марш-бросок на десять километров,
И пусть холодные, как ножик, ветры
Нам щёки обжигают горячо.
 
 
А я хотел бы хоть один разок
Поднять на штык, ну, не врага, так чучело,
Взять штурмом – на ученьи – городок,
И в пыль упасть усталым и измученным.
 
 
Но здесь приказ – основа всех основ.
Закат свой луч воткнул в окно, как шпагу.
Беру я ручку и без лишних слов
Опять пером царапаю бумагу.
 

1961 г.

В наряде

 
Был день как день. Обычный, будний.
Но оператор молодой
Переживал свой первый, трудный
Наряд солдатский, боевой.
 
 
Он, первогодок и салага,
Душой к локатору прирос,
Который с виду был скромняга,
Но… на границе службу нёс.
 
 
И, понимая эту данность,
Приборам воин наш внимал
И чётко азимут и дальность
Летящей цели выдавал.
 
 
Но вот он слышит: «Молодчина!
Объект отлично провели».
И света длинные лучины
В отсеке штабелем легли.
 
 
А был в отчаянности крайней,
Когда помехи, как метель,
Ему мешали на экране
«Вести» замеченную цель.
 
 
И оттого, что «молодчина»,
Стал парень наш чуток смешной,
Хотя и не было причины
Пока для радости большой.
 
 
На ум пришло стихотворенье,
Где бой, где враг не сломит нас…
Что значит слово одобренья,
И чувство локтя в трудный час!
 

1962

Сослуживцу

 
Он не заметен среди нас.
Его не назовёшь красавцем,
Не любит в крайности пускаться,
На байки тоже не горазд.
 
 
Его не балует молва.
Но птицу видно по полёту…
Его любимые слова:
«Пора, ребята, за работу».
 

1962

«Наш объект – „глаза и уши“…»

 
Наш объект – «глаза и уши».
Пусть свирепствует пурга,
Ни по небу, ни по суше
Нет прохода для врага.
 
 
Но боюсь, пропажей станет
Ваше сердце… Потому
Шлю посланье за посланьем,
Настрочил приветов тьму.
 
 
Только вот молчите долго…
Всё, конечно, может быть…
Но своим считаю долгом
Вам о главном объявить.
 
 
Оттого – мое усердье
И бойцовский пыл-настрой.
Я хочу, чтоб ваше сердце
Занял верный часовой.
 

Берёзка

 
Совсем берёзка заболела,
Стоит в селе, как сирота,
И никомушеньки нет дела,
Что пропадает красота.
 
 
Свернулись листья и пожухли…
Сейчас бы ей глоток воды,
Но люди здесь как будто глухли
К чужому голосу беды.
 
 
Она в ветвях своих не прячет
Луч солнца утром по росе…
Лишь потому она не плачет,
Что слёзы выплаканы все.
 

1962

«Что ни письмо, то ураган эмоций…»

 
Что ни письмо, то ураган эмоций,
Потом – молчанка, странное затишье.
Я думал, помолчит и отзовётся,
И верил, если любит, то напишет.
 
 
И наконец дождался я ответа,
Что вышла замуж, муж «бубновой масти»…
Далёкая, спасибо и на этом,
Хоть буду знать, что встретила ты счастье.
 
 
Я на дежурство заступал спокоен.
Не бредил твоим именем ночами,
Но за собой заметил я такое:
Во мне с тех пор прибавилось молчанья.
 

«Вижу: мой солдат не сводит…»

 
Вижу: мой солдат не сводит
С проводницы ясных глаз,
А она опять как вроде
Подметает пол у нас.
 
 
Разговоры, недомолвки,
С многоточием ответ…
Но в проходе и на полках
Визуально – сора нет.
 

1963

«Липы тлеют под снежными искрами…»

 
Липы тлеют под снежными искрами,
Ветер в небе катает луну…
Всё равно догоню тебя, быструю,
И в глаза твои загляну.
 
 
Я хочу прикоснуться к истине,
Почему восхищённо влюблён…
Или я ошибаюсь? И к пристани
Не приду твоим кораблём?
 
 
В поле снежная пряжа стелется,
Навивая сугробы до туч,
В эту ночь беспросветной метелицы
Ты во мне, словно солнечный луч.
 

1963

«Строгий врач выведывает правду…»

 
Строгий врач выведывает правду,
Чем болел, когда и сколько раз…
Но во мне – мальчишество, бравада,
Не предстать бы слабаком сейчас.
 
 
Чтоб не очутиться вдруг в запасе,
Отвечаю: «Никогда», «ничем».
Правду не скажу ни в коем разе
И о травме не веду речей.
 
 
Нужен я на страже рубежей,
Где в высоких сопках пост затерян…
Ну а врач меня глазами сверлит,
С виду став сердитей и важней.
 
 
Говорю: «Не помню» и «не знаю»,
«Не тревожит», «жалоб нет», «привык».
Придиралу съесть готов глазами
И рублю с плеча: «Здоров, как бык!»
 

1963

II. Из книги «Домой»

Москва

Издательство Университета дружбы народов

1990

Родное поле

 
Рюкзак солдатский стал как будто легче.
От жаворонков звон стоит в ушах.
Меня встречает васильковый вечер,
Пшеничными колосьями шурша.
 
 
Иду по тропке лёгкими шагами,
Дышу густым настоем на меду,
Вдали кусты былинными шатрами
Раскинулись на круче, на виду.
 
 
Я вижу древний дуб над косогором,
Весь в шрамах, словно витязь, но живой.
А рядом с ним землянка, от которой
Осталась только яма с лебедой.
 

1985

У двора

 
Свечерело. На отдых пора.
Вот и птицы умолкли дружно.
Я опять задержусь у двора.
Для души это очень нужно.
 
 
Любо мне, что подрос тополёк
И своей верховодит ватагой.
Жарким летом ему я помог
Ключевою живительной влагой.
 
 
Наконец-то расправил крыло
За рекою лесок наш еловый,
Мы когда-то оврагу назло
Посадили его всею школой.
 
 
Штабель дров белотелых стеной
Встал под самый навес у пристроя.
Сена свежего запах парной
На родном разнотравье настоян.
 
 
Я стою, сам с собой говорю.
Мне за прожитый день не обидно.
Я за речку смотрю и смотрю,
Хоть давно ничего там не видно.
 

После дождя

 
Ливень набежал невесть откуда.
Поливал, как будто из ведра.
Вспенил лужи и стремглав к запрудам
Прыткий, засучив штаны, удрал.
 
 
Вслед возликовало солнце в небе,
Расплескалась морем синева,
И такой в садах поднялся щебет –
Даже захмелела голова.
 
 
Глядь – подсолнух поклонился в пояс,
Отряхнулись от жары цветы…
Я за тех всё чаще беспокоюсь,
Кто не понял этой чистоты!
 

Оборванный сон

 
Сон оборвавши, как струну,
Метнулась тенью
Мать к окну:
Вдали полнеба полыхало…
– Так странно зорька заиграла, –
Она себе
Сказала вслух.
Тревожен голос был и глух.
 
 
Петух горланил во дворе.
Молчал наш Верный в конуре.
Ни взрыва бомб,
Ни в небе гула,
Но мама больше не уснула.
 

«Луна показалась унылой…»

 
Луна показалась унылой.
К реке расхотелось идти,
Как вдруг ты глаза опустила
И тихо сказала:
«Прости.
Забудем о том, что было…»
Вот так узелок наших встреч
Ты смело тогда разрубила.
 

«Ты изменила путь свой почему-то…»

 
Ты изменила путь свой почему-то…
Теперь тебя не вижу из окна,
Но жду, волнуясь, каждую минуту,
Когда с работы ты пройдёшь одна.
Иначе нет моей душе приюта.
 

«Случился – вижу – поворот крутой…»

 
Случился – вижу – поворот крутой.
Меня пронзило равнодушья жало…
В ладонях не было теплыни той,
Что нас недавно обдавала жаром.
 
 
Ты часто взгляд бросала на тропу.
Всё на дела домашние кивала,
А я невольно теребил лопух,
И нужных слов мне очень не хватало.
 
 
Обиды – ком.
И сердце тихо сжалось.
Пошёл я прочь, догадкою гоним:
Коль парень скис и вызывает жалость,
Едва ли будет девушкой любим.
 

«К тебе домой я больше не ходок…»

 
К тебе домой я больше не ходок.
Не потому, что руки умываю,
И знать дорогу больше не желаю.
Не виноват ни в чём я, видит Бог.
 
 
Ты на меня не сваливай вины.
Спроси-ка пса, который лучше знает,
Как выбежал вчера навстречу с лаем
И ловко вдруг вцепился мне в штаны.
 

«Вот она, излучина Свияги…»

 
Вот она, излучина Свияги.
Рыбная темнеет борозда.
Для кого-то тальники, коряги –
Для меня любимые места.
 
 
Сколько тут оставлено ночёвок
Около костра, в лопушняке,
Весело, с картошкою печёной
Мы встречали вечер на реке.
 
 
Ждали клёва до рассветной зорьки,
А пока улов наш был в воде,
Кто мечтал о дальней новостройке,
Кто в просторы звёздные глядел.
 
 
Снова, снова отвожу здесь душу,
Даже кочке камышовой рад
Так смотрю на ржавую ракушку,
Словно древний обнаружил клад.
 

«Всем селом встречаем праздник…»

 
Всем селом встречаем праздник –
На Свияге ледоход,
Что стихийным буйством дразнит…
Повалил к реке народ.
 
 
Вод несметные лавины
Поглотили острова,
Друг на друга лезут льдины,
Как живые существа.
 
 
С любопытством и волненьем
Взгляды брошены в простор.
Всё смешалось: удивленье,
Вдохновенье и восторг.
 

Тревога

 
Тёплый вечер, лежу у костра.
Пахнет вкусной ершовой ухою.
Не усну я теперь до утра:
Млечный Путь заискрил над рекою.
 
 
По привычке приёмник включил,
Ожидаю последних известий,
И пронзает меня в ночи
Чёрный голос нужды и бедствий.
 
 
Слышу весть, от которой в груди
Защемило крутой досадой:
Вновь «кислотные» шли дожди
Над Норвегией, над Канадой…
 
 
Повернул выключатель, иду
Вдоль реки, что на счастье – живая!
Не луна ль разбросала слюду
По протоке от края до края?
 
 
Берег выткан травой-муравой.
Тальники нависают чёлкой.
Тут, бывало, я вниз головой
Прыгал в омут, от свежести колкий.
 
 
Всплеском рыбы играет река –
Хищный жерех облавой вышел.
Шевельнулись вихры тростника,
И опять воцарилось затишье.
 
 
И ни войн, ни отравленных вод,
Ни погибшего леса, ни смога…
Чист, безоблачен мой небосвод…
Отчего же на сердце тревога?
 

1985

«В деревне мне не отдых, а мученье…»

 
В деревне мне не отдых, а мученье.
Я без тебя, как поле без дождя:
Земля – сухарь, сухой травы шипенье,
Густой полынкой пустыри чадят.
 
 
И я зову тебя, небес созданье,
Молю тебя по-прежнему, мой друг:
Один твой взгляд, ещё одно свиданье,
Ещё одно прикосновенье рук.
 

Кузнец

 
Наковальня поёт спозаранья.
Молот пляшет. Ударило в пот.
А лицо белозубо у парня,
Вид такой, словно счастье куёт.
 
 
Но казавшийся мне экзотичным
Добела раскалённый металл
Оказался мотыгой обычной…
И восторг мой как будто пропал.
 
 
Глядь – уже отбивает косу,
Ладит серп, рукоять мастерит…
И у парня не убыло форсу –
Добрый молодец он на вид.
 
 
Прибежал тракторист. Озадачен.
Вместе с просьбой хмурь на лице.
Нужен стержень ему, не иначе,
Говорит, потеряю прицеп.
 
 
Слышу женщину. Голос так ласков:
– Благодарствую, мил человек,
Без косы в нашем деле крестьянском,
Как без рук, даже в атомный век.
 
 
И, конечно же, не беспричинно
Круто мненье меняю, и вот
Говорю про него: «Молодчина!»
Ведь и вправду он счастье куёт!
 

1983

Начинающий

 
Дед комкает бороду.
Целый блокнот
Изводит в бумажный ворох.
То имя Гагарина вслух назовёт,
То шепчет о звёздных просторах.
 
 
О том, что – лишь взяться! – и вишь ты,
Махнули куда от сохи!
В России и в семьдесят с лишним
Писать начинают стихи.
 

1962

Неслухи

 
Я снова вспомнил неслухов ватагу.
На плечи удочки закинув, мы
Скорей удрать спешили на Свиягу,
Гадая вслух, где водятся сомы.
 
 
И шли в места поглуше, одержимы.
Там люди видели русалок встарь…
Увы, клевали щуки и налимы,
А попадались ёрш или пескарь.
 
 
Искали приключений для забавы,
Прочёсывали дебри тальников,
Преследовали зайца всей оравой
И разоряли гнёзда куликов.
 
 
Хотелось в чём-то отличиться очень,
И мы не знали выходкам границ…
Теперь, бывает, просыпаюсь ночью
И слышу хрип убитых горем птиц.
 
 
Подчас душа как будто не на месте.
Навстречу им, казня себя, лечу…
Могу всю жизнь я вспоминать о детстве,
Но в это детство снова не хочу.
 

1984, 1985

В мастерской

 
Просторный зал учебной мастерской.
Мы – первый курс, ещё почти мальчишки.
Бруски чугунные – в зубах тисков.
Напильники жужжат без передышки.
 
 
Горит мозоль, но я пилю, терпя.
Подходит мастер и с досадой, круто:
«Я вижу, братец, руки у тебя
Из деревяшек собраны как будто…»
 
 
Берёт напильник и без суеты
Снимает слой, движенья всё проворней…
И, пообмякнув, разговор на «ты»
Ведёт со мной, ну, точно ровня с ровней.
 
 
Потом весь день я за собой слежу.
Язык ломаю: штангенциркуль, рашпиль…
И с подозреньем на руки гляжу:
А может, в самом деле – деревяшки?