Текст книги "Избранное"

«Ходили на рыбалку мы вдвоём…»

 
Ходили на рыбалку мы вдвоём.
Удили щук, глядели в водоём.
И вдруг ты улыбнулась так бедово,
Что я поймал твою улыбку в нём…
Давай придумаем, что скажем дома,
Ведь первый раз без рыбы мы придём.
 

«Мы опять на той полянке…»

 
Мы опять на той полянке,
Где грибы встречают нас.
Но меня подводит глаз,
Потому-то и поганке
Низко кланяюсь подчас.
 

Напутствие

 
Наш студенческий стройотряд
Во дворе института в сборе.
Рюкзаков громоздится ряд.
Кто-то шутит, а кто-то спорит.
 
 
Но минуты подходят к концу.
Будет митинг и взрывы напутствий.
Мне, бывалому стройбойцу,
Нелегко обойтись без грусти.
 
 
У ребят настроенье – вполне.
Это утро для них долгожданно.
А на куртках, а на спине –
Надпись «РУСИЧИ» крупным планом.
 
 
Мне название по душе.
В нём – стеною стоять за Доном,
В нём врага проводить взашей,
В нём – не быть никогда полонённым!
 
 
Не крещёны огнём боевым
Симпатичные юные люди,
Штыковые не снятся им,
И в ночи пулемёты не будят.
 
 
Но гитарная их струна
Не забыла – и это немало, –
Как в те годы родная страна
Вражьи полчища разметала.
 
 
Песня вспыхнула про каравай
Деревенский, и вкусный самый,
И, конечно, про отчий край,
Что вскормил нас на труд и на славу.
 
 
У студентов семестр трудовой.
Дел сегодня на стройке пропасть.
Это тоже рубеж боевой,
Это тоже экзамен на прочность.
 
 
Пусть работают, встав чуть свет,
Всем студенческим общежитьем.
Крик души стройотрядовцам вслед:
Честью русичей дорожите!
 

«Бегу из плена заблужденья!..»

 
Бегу из плена заблужденья!
Подумать только, целый год
Я ждал, когда твой день рожденья –
День замечательный – придёт.
 
 
Дала понять, что я избранник,
Во мне – доверчивость и пыл…
Но денег не было в кармане.
Увы, подарка не купил.
 
 
Робел звонить по телефону,
Боясь сказать не те слова.
Наивный, я мечтал влюбленно,
Твой облик в мыслях рисовал.
 
 
Во мне надежд таилась сила,
И встречи ждать не уставал,
Но вот желанный день настал,
А ты меня не пригласила…
 

1964, 1966

Листопад

 
Наш сквер опять в пожаре листопада.
Тушить огонь не ринулся никто.
А он летит, и нет ему преграды,
И всё на свете подпалить готов.
 
 
Осины в парках яростно пылают.
Уже на липах вьётся красный шарф.
Но люди срочных мер не принимают,
И расходиться тоже не спешат.
 
 
Сбавляют шаг и, светом облучась,
Друг другу дарят тихие улыбки…
Не удивлюсь, коль в этот сквер сейчас
Пожарные прикатят по ошибке.
 

1965

«Готов на всё. Ты бровью поведи…»

 
Готов на всё. Ты бровью поведи –
Пойду за тридевять земель с тобою,
Ведь у меня беснуется в груди
Такой огонь, что не унять водою.
 
 
Готов на всё. Вели поймать жар-птицу,
И я к тебе с жар-птицею явлюсь.
Вели сейчас сквозь землю провалиться,
И я к чертям сквозь землю провалюсь.
 
 
Готов на всё. Пройду моря и реки,
Сто тысяч вёрст пройду по льду.
Назначь свиданье мне в тридцатом веке,
И я в тридцатый век к тебе приду!
 

«Стоят осины в инее…»

 
Стоят осины в инее,
Рассыпчатом, как смех,
Над нами небо синее
И звёзды, словно снег.
 
 
Хрустит тропинка свежая,
Уводит далеко,
И ты такая прежняя,
И мне с тобой легко.
 
 
Ты звёздам улыбаешься,
А я такой молчун…
Никак не догадаешься,
Что я сказать хочу.
 
 
А я боюсь осмелиться
Назвать тебя моей…
Приди, запой, метелица.
Наш зимний соловей!
 

Зима

 
Утихомирилась метель.
Заборы ломятся от снега.
В полях пуховая постель,
А тучи снова виснут с неба.
 
 
Лес, утонув в завалах, стынет.
Овраги напрочь занесло.
Зима горазда и поныне
Своё исполнить ремесло.
 
 
Её раздолью рад душой.
Сугробы – словно бы подарок.
Я знаю, если снег большой,
То будет добрый хлеб в амбарах!
 

1981

«Урчит бульдозер, в поле снег копнует…»

 
Урчит бульдозер, в поле снег копнует.
Взглянуть на дело прибыл агроном.
Метёт позёмка, стужу знаменуя.
Не спрятаться от ветра за бугром.
 
 
Но греет мысль, что теплотой и негой
Помочь успели вовремя земле,
И видятся ему не копны снега,
А караваи хлеба на столе.
 

1980

«Разве тут не выйдешь из терпенья?..»

 
Разве тут не выйдешь из терпенья? –
Вновь пришёл к тебе в морозный день,
Но боюсь, что не оценишь рвенья,
И того, что кепка набекрень
 
 
И опять меня насквозь продуло.
На себя, наверно, не похож.
Околею от таких прогулок,
И тогда, поди, не снизойдёшь.
 
 
Поступаю явно безрассудно.
Это надо в корне изменить.
Впредь, чтоб уберечься от простуды,
Я в тулупе буду приходить.
 

1966

«Мне, ей-ей, и грустно, и смешно…»

 
Мне, ей-ей, и грустно, и смешно:
Взгляд наводит на моё окно,
Посмотреть в него готов, как в зеркало…
Жаль беднягу, ведь давным-давно
Девушка с квартиры переехала.
 

«До зари со мной стоит…»

 
До зари со мной стоит.
Курит, мало говорит,
Словно туча, хмурый…
Неужели весь свой быт
Свёл он к перекурам?
 

«Покоя сердце не даёт уму…»

 
Покоя сердце не даёт уму.
Долдонит и долдонит, что не любишь.
Нашёптывает: ты меня забудешь…
Затеяло такую кутерьму,
Что вовсе и не нужно никому.
 

«Я встретил тебя всего лишь…»

 
Я встретил тебя всего лишь
Неделю тому назад,
А нынче так много изволишь –
Командуют слово и взгляд…
Что значит любовь наугад.
 

«Ты пришла, светла, строга…»

 
Ты пришла, светла, строга,
И уже заранее
Знаю я: пойдём в луга
С лёгким замиранием.
 
 
Собирать тебе цветы
Самой разной краски,
Столько в жизни люботы
От твоей подсказки.
 
 
А потом наш путь домой
Мы начнём прокладывать.
Топать вкривь и по прямой
И друг друга радовать.
 
 
Словом, я в глуши ночной
Буду путь угадывать,
Возвращение домой
Всячески откладывать.
 

«Мы с тобою сдавали экзамен…»

 
Мы с тобою сдавали экзамен
И не сдали его на беду.
В оправдание перед друзьями
Расскажу, чтоб имела в виду:
Был я ранен твоими глазами.
 

«Человека ломят и метели…»

 
Человека ломят и метели,
И мороз крутой, и зной, и дождь.
Но покруче ломят канители,
Клевета, безверье и кутёж.
 

Встреча

 
Однажды иду по перрону,
Где шумно и так суматошно,
Весёлый мороз голосисто
Поёт под ногами прохожих.
 
 
Меня задевает парень:
– Алёшка, какими судьбами!
И бесцеремонно облапил
Как есть закадычного друга.
 
 
– Ошиблись, впервые вас вижу,
К тому же я не Алёшка…
– Помилуй, ведь вместе служили!
– Не помню, – ему отвечаю.
 
 
Меня разбирает сомненье.
А чёрт его знает, возможно,
Действительно где-то встречались,
Чего не случается в жизни.
 
 
Стоим мы и строим догадки,
Друг другу морочим головы:
Постойте! – кричит он, – вспомнил
Ночёвки в отрогах Тянь-Шаня!
 
 
Мы многое с ним перебрали:
Тайшет, целину, Каракумы…
И, наконец, прояснилось,
Что мы никогда не встречались.
 
 
Он гривой тряхнул:
– А жалко!
Кивнул я в ответ:
– Печально…
– Бывает, – решили мы оба, –
Что делать, такое время…
 

1966

«Хочу быть ловким, сильным, прежним…»

 
Хочу быть ловким, сильным, прежним
И, наконец, себя найти,
Подобно этим птицам вешним,
И ручейку, что весь в пути.
Но только не на печке лежнем!
 

Ночлег

 
Усталые от жажды, от дороги,
Мы забрели в таёжное село.
С ночлегом, к счастью, не было мороки –
Легко нашли и крышу, и тепло.
 
 
Хозяйка нас поклоном привечает,
Картошкой с огурцами кормит нас,
Ещё цветочным угощает чаем,
Который пьём как будто «про запас».
 
 
Потом на сеновал уходим спать,
Ведь завтра перевалы ждут крутые…
В тайгу пришли мы золото искать,
А тут и сами люди золотые.
 

Поиск

 
Нет, я за лёгким счастьем не гоняюсь.
Когда ж спешу в далёкий край опять,
То движут мной не слава и не зависть,
А жажда необъятное объять,
 
 
Увидеть мир, его глубины, мели,
Чтоб это людям передать потом.
А сверстники во многом преуспели,
У них уже семья, детишки, дом…
 
 
Я вижу их с улыбками на лицах,
А тут… и со здоровьем не в ладу,
И, вероятно, может так случиться,
Что потеряю больше, чем найду.
 

1966

Недруг

 
Помню, знаю: он мой недруг,
Но свалилась вдруг беда,
Он устал, замёрз не в меру.
Сбился в поле со следа.
 
 
Чудом вышел на дорогу,
Постучался на ночлег, –
Не гоню его с порога,
Ведь живой, ведь человек…
 
 
Не теряю всё же веру
В то, что впрок пошла беда,
Что отныне ярый недруг
Мне не сделает вреда.
 
 
И хотя в словах пощада,
Дескать, лучший друг Иван…
От его прищура-взгляда –
Холод, слякоть и туман.
 
 
И моя, как вижу, вера –
Ветхий домик на песке…
Потому завет мой первый –
Помнить крепко о враге!
 

1981

Забота

 
Беспокойная жизнь у соседа.
Вот придёт он с работы домой,
На крыльце отряхнётся от снега
И не встретится дома с женой.
 
 
Свет зажжёт. Прочитает записку:
«Жди. Целую. Обед на плите».
Он найдёт неостывшую миску,
Улыбнувшись самой вкусноте.
 
 
«Значит, вызвана срочно к больному…»
Что ж, нередко и сам в этот час
Пропадает на стройках, а к дому
Возвращался ночами не раз.
 
 
И опять поутру улетает,
Нужен он на далёкой версте…
И записку жене оставляет:
«Жди. Целую. Обед на плите».
 

1984

«Я твоего ответа ждал давно…»

 
Я твоего ответа ждал давно.
И за сердце вновь держусь рукою.
Нет, конечно же, не болен. Но…
Не на шутку тем обеспокоен,
Что от счастья выпорхнет оно.
 

«Собираю пригоршнями камни…»

 
Собираю пригоршнями камни
Всех попавших на глаза цветов…
И в набитом доверху кармане
Притащить их в школу я готов.
…Вижу это в быстрине годов.
 

«Суть не в нём, не в сарафанном радио…»

 
Суть не в нём, не в сарафанном радио –
Безответна писем моих рать…
То, что так не просто было найдено,
Оказалось просто потерять.
 
 
Жаль до боли, что другим украдена.
Жаль и жаль, что по весне опять
Эти руки в молоточных ссадинах
Рук твоих не будут пожимать.
 

«Я тебя вот такую люблю…»

 
Я тебя вот такую люблю
Не за модную куртку и брюки –
За улыбку, за скромность твою,
За красивые сильные руки.
 
 
А ещё я люблю тебя за
Прямоту и колючее слово
И за то, что открыто в глаза
Ты сказала: «Люблю другого…»
 

«Вы поселились у меня в душе…»

 
Вы поселились у меня в душе,
Как будто в собственной квартире,
Где столько света, столько шири,
А сами на любовь скупы. И вообще…
Пожить бы нам сначала в шалаше!
 

«Он судит о любви как о забаве…»

 
Он судит о любви как о забаве.
Живописует громко, зубоскал,
Чтоб каждый непременно услыхал…
Теперь к его дурной прибудет славе,
Но вот… авторитета не прибавит.
 

Чужаки

 
К заботам нашим равнодушны,
Своим мирком они живут.
Когда присвоить что-то нужно –
Мытьём и катаньем берут.
 
 
Они примазаться умеют
К чужим заслугам и трудам,
А мы, Иванушки, не смеем
За это дать им по зубам.
 
 
Запанибрата разыгравши,
Нас отравляют ядом слов,
Чтоб изнутри устои наши
Разрушить напрочь, до основ.
 

1961, 1988

Мои герои

 
Нам примелькались эти люди
В родном посёлке, день за днём,
Мы в череде фабричных буден
Их с полувзгляда узнаём.
 
 
Носы при встрече не воротят,
Коль разговор зайдёт – на «ты»,
И нет средь них героев, вроде –
Обыкновенны и просты.
 
 
Нет, не простой они судьбы,
Как это кажется подчас нам.
Хочу понять, зачем так властно
Морщины их покрыли лбы.
 
 
И знать, чем дышит человек,
Какая сила движет каждым,
Какая понуждает жажда
Шагать вперёд из века в век.
 
 
Когда они не для корысти
Идут к начальству на приём
И бюрократов метко «чистят»,
Не отставляя на потом.
 
 
Когда я вижу: на собраньях,
Не равнодушные к делам,
Увещевают со стараньем
Пройдох, примазавшихся к нам,
 
 
По взяткам бьют, по чуждым модам –
Я голос узнаю бойца,
Тот самый вещий глас народа,
Что будит спящие сердца.
 
 
И оттого, что эти люди
Так заразительно живут,
Мой хлеб не горек и не скуден
И не бесплоден вечный труд!
 

1977, 1981

Москва – река

 
И вот, наконец-то, я снова
С тобою, Москва-река,
Где берег волной отшлифован
И можно хлебнуть ветерка.
 
 
Случалось, в студенческой стайке
Спускался по этой тропе,
И должен признать без утайки:
Отзывчивым не был к тебе.
 
 
Другие с разбега и в воду
Ныряли и плавали всласть.
– Ну, разве это природа?! –
Подтрунивал я, смеясь.
 
 
Сам речкою детства грезил,
Баюкавшей край дубрав,
Туда и летал, и ездил,
В неё и кидался стремглав.
 
 
И, чтобы не обмелела,
Ревниво её берёг,
Стучался к начальству смело
И письма писал, как мог.
 
 
С годами я понял: издревле,
Куда нас судьба не мани,
Уходят в Московскую землю
Исконные корни мои.
 
 
Тревогой твоей не умаян,
Заботой твоей не влеком,
Теперь беспокоюсь, родная:
А вдруг назовёшь чужаком?..
 
 
Стою виноват и растерян,
Мне встреча с тобой нелегка…
Жалею, что я не измерил
Твою глубину, река.
 

1972, 1988

Нерешительность

 
Вы прошли, такая непохожая
На отраду юности моей,
Но узнал, узнал вас всё же я,
Только что-то медлил, дуралей.
 
 
Вновь в душе тревогу я почувствовал,
Но стоял как будто не при чём…
Почему-то веточку надкусывал,
Прислонившись к тополю плечом.
 
 
Мне б не мешкать, тотчас следом ринуться,
Я ведь долго этих ждал минут…
Жаль – растерянность, моя противница,
Подвела, проклятая, и тут.
 
 
Сам себе твержу: не всё потеряно!..
И пока не скрылись вы из глаз,
Вот возьму и заберусь на дерево,
Чтобы снова посмотреть на вас.
 

Беззащитность

 
У перекрёстка двух дорог,
Где шум машинами рассыпан,
Перекосившись, смотрит вбок
Уже немолодая липа.
 
 
Стоит с обшарпанной корой,
И вместо нижних веток – сучья…
Чтоб не упасть в кювет сырой,
За них держаться нам сподручней.
 
 
А если ветром взметена
Вдруг пыль, и значит, дышит первой,
Поскольку – впереди она
И беззащитней всех, наверно.
 
 
Глядят из-за её спины
Подруги – липы пышнотелы,
Они кудрявы, зелены,
А эта вон как поседела…
 

Ромашка

 
Я с трудом узнал тебя, ромашка.
А давно ль на вид была другой?
Ты цвела такой незапятнашкой,
Что боялся тронуть я рукой
Твой наряд из лепестков лучистых,
Нежно-белых, с солнышком-кружком,
Но подкрался вечер знобкий, мглистый,
И обдал осенним свежаком.
 
 
Лепестки сначала посерели,
А потом опали все подряд,
Днём и ночью слёз твоих капели
От печали в лужицах кипят.
 
 
Я же не горюю, даже если
Веет снегом от моих висков…
Так давай не будем плакать вместе,
Ведь и я уже без лепестков.
 

«Старость в юности – дыханье смерти…»

 
Старость в юности – дыханье смерти.
Всё лицо у вас в морщинках злых,
Но ведь вы красивы, и поверьте,
Если б были подобрее сердцем,
Кто-то бы давно разгладил их.
 

«Мы под венец с тобой пойдём…»

 
Мы под венец с тобой пойдём,
Но… не сию минуту.
И ты войдёшь хозяйкой в дом.
Мы наведём порядок в нём.
Порядок, но не смуту.
 

Комбайнёр

 
Мотор умолк, и парню-комбайнёру,
Чтоб в знойный полдень не страдать ленцой,
Так захотелось в речку, от которой
Пахнуло сладкой свежестью в лицо.
 
 
А над водой – наискосок стрижи…
И он – бултых! – с разбега, быстр и статен.
В глазах восторг, ведь столько благодати
В пяти шагах от полевой межи.
 
 
Потом, вооружась мочалкой с мылом,
Лица полуду солнечную трёт,
И с кем-то спорит громко: «Вот дурилы,
Что убегают от таких щедрот».
 
 
Я парню с берега кричу, смеясь,
Мол, от мочалки никакого толку…
А он в ответ мне: «В следующий раз
Предусмотрю железную скобёлку».
 

«Свежий воздух коснулся волос…»

 
Свежий воздух коснулся волос,
До рубашки дотронулся тихо,
Замигали светильники звёзд,
Тут как тут и луна-сторожиха.
В мирный сон погрузились дома,
В палисадниках запах бузинный,
Опустился белёсый туман
На душистые травы, в низины.
Старый вяз отозвался с бугра
И позвал погулять по залогу,
Но часы подсказали: пора,
Собираться приспело в дорогу.
Еду в город, где грохот и чад,
Где громады в стальном оперенье,
Где весь год я, душою крича,
Буду ждать новой встречи с деревней.
 

Ручейки

 
По полям на буйном солнцепёке,
Где крестьяне будут сеять рис,
Горные шумливые потоки
В неразборчивый узор сплелись.
 
 
Сколько их, неутомимых, шустрых,
Пробежит полями за весну…
Все они бегут по разным руслам,
Но работу делают одну.
 

Сестре

 
В нашем доме – заметил кто-то –
И тепло, и достаток, и свет…
Я даю поясненье в ответ:
Так воспитаны мы, что работа –
Наша спутница с детских лет.
 

Дед-рыболов

 
Нагрянул я домой и вижу:
Уже не балагурит дед.
В глазах зола, стал ростом ниже,
Да и сноровки прежней нет.
 
 
А мне хотелось порыбачить,
Наладить снасть и вместе с ним
Опять на верную удачу
Грести под солнцем проливным.
 
 
И вот поигрыванье рыбы,
И тальники, и дальний плёс,
Родного берега изгибы,
Мерцанье яркое стрекоз.
 
 
Река приветила нас клёвом,
В ведре коробятся лещи,
И дед, обрадованный ловом,
Мне шепчет под руку: «Тащи!»
 
 
На поплавки глядит, взволнован, –
Не проведут ни линь, ни сом…
«Попался ёрш!» – я слышу снова,
А ёрш ушёл, вильнув хвостом.
 

Энтузиаст

 
Сколько раз жалел, что я не каменщик.
Потому-то, глядя на ребят,
Говорю им от души: «Товарищи!
Можно к вам в строительный отряд?!»
 
 
А ребята смотрят недоверчиво,
А один с улыбкой произнёс:
«Не шуткуйте с нами, дядя. Нечего!
По лицу видать, что не всерьёз».
 
 
Вот и нет. Как раз ошиблись, мальчики.
Я вполне серьёзно говорю:
Да, поеду в этот мир заманчивый
Встретить светлой юности зарю.
 
 
Я поеду строить город северный,
Где вагончик на снегу – наш кров.
Мы везде должны быть с вами первыми,
Ибо в нас первопроходцев кровь.
 
 
Но на деле докажу вам лучше я,
Что и мне послушен мастерок.
То, что в жизни было мной упущено,
Наверстаю, дайте только срок.
 
 
Сколько раз жалел, что я не каменщик,
Потому-то, глядя на ребят,
Говорю им от души: «Товарищи!
Можно к вам в строительный отряд?!»
 

«Отдыхаю на родной сторонке…»

 
Отдыхаю на родной сторонке.
Вот и вновь, устав от уймы дел,
От пилы и от поленьев звонких,
Я спешу к целительной воде.
 
 
Омут и упругое теченье.
Стоит окунуться раз-другой,
Перерезать грудью волн кочевье,
И усталость снимет как рукой.
 
 
Малышня дурашливо резвится.
Дяди в сальто не уступят, чур!
Строгий голос: «Хороша водица,
Но пора закончить перекур».
 
 
Это – комбайнеры заспешили.
Им в страду, конечно, недосуг.
Говорю старшому: «Ты машине
Отдохнуть бы дал поболе, друг».
 
 
– Некогда, ведь мы не на курорте, –
Обернувшись, бросил он, язвя.
Я ворчу, оправдываюсь вроде:
«Черт возьми, и пошутить нельзя».
 

Домой

 
Не гостем я спешу в село родное.
И потому-то не тужу ничуть,
Что, будучи окутан темнотою,
Начну плутать, отыскивая путь.
 
 
А заблудиться очень даже просто:
В заносах снежных свой теряю след…
«Не лучше ль повернуть, пока не поздно,
И на вокзале подождать рассвет?»
 
 
Но я иду, и мне не нужен компас,
Поскольку знаю: впереди сейчас
Предстанет тополя желанный образ,
Который сразу бодрости придаст.
 
 
Я столько тут тропинок перемножил
Босым мальчишкой, и зато теперь,
Не глядя, нахожу, где наст потверже,
И знаю, где заброшенный карьер.
 
 
В пути приходит память на подмогу,
Не соскользну с уклона кувырком…
Нет, никогда не позабыть дорогу,
Исхоженную в детстве босиком.
 

III. Из книги «Стремнина»

Москва

Издательство «Путь»

1998

О себе

 
Не велик я среди больших.
Незаметен в толпе среди многих.
В меру зряч, отличаю чужих,
И несу на плечах своих
Жизни груз, и не хнычу в дороге.
 

«Трудились у станков по всей неделе…»

 
Трудились у станков по всей неделе,
А думы – о заводе, о борьбе…
Теперь живём под планкой «еле-еле»,
Пеклись бывало лишь об общем деле,
А надо было также… о себе.
 

Поворот

 
Весь в делах. А дел на даче бездна,
Занят стройкой. От работы взмок.
Выпрямляю я пруток железный,
Выбивает ритмы молоток.
 
 
Мастерю, но очень недоволен,
В запустенье сад и огород,
Всё же основной работой болен,
Где увяз во множестве забот.
 
 
Мог бы я, конечно, по-иному
Жизнь построить и наладить быт,
Повести себя по-деловому,
В банке позаимствовать кредит.
 
 
Пчёлами по-крупному заняться,
Ведь об этом в детстве я мечтал,
И разбогател бы, может статься,
Сколотил солидный капитал.
 
 
Был бы по душе жене и дочке
Поворот размашистый в делах…
Но, увы, летят мои денёчки,
И силёнок прежних нет в руках.
 
 
Молоток подпрыгивает резво,
Проявляет мастерство и прыть…
Жизнь, однако, не пруток железный,
Мне её уже не распрямить.
 

1995

«Вроде бы уже пора домой…»

 
Вроде бы уже пора домой.
День на сборке был сегодня жаркий.
Мастер сам кивнул мне головой,
Мол, пора…
Но я пока в запарке.
 
 
В пятнах масла мой комбинезон.
Пальцы в гайки влюблены до боли…
Скоро хлебный, боевой сезон.
Мой комбайн уйдёт трудиться в поле.
 
 
Не затем стараюсь, хлопочу,
Что хочу похвал или награду.
Душу в дело я вдохнуть хочу,
А иначе нет с душою сладу.
 

«На своём испытанном токарном…»

 
На своём испытанном токарном
Нарезаю гайки и болты,
Я хочу, чтоб труд мой был ударным,
Слитком мастерства и красоты.
 
 
А резец поёт и вьёт спирали,
Стружка обсыпается в поддон…
Нет, не подведут мои детали,
Выйдет наш корабль, как молодой,
Прямо в поле, солнцем налитое,
Бункер всклень наполнится зерном…
Главное, чтоб не было простоя
И хвалил за жатву агроном.
Но ещё скажу не для парада:
Для себя награду я хочу.
Вот и пусть мне лучшая награда –
То, что гайки и болты точу!
 

Токарь

 
Смотреть на токаря имею честь.
По чертежу ль узластым пальцем водит,
Следит ли за резцом – вниманье весь, –
Он живописец в некотором роде.
 
 
Когда же в руки он берет деталь,
Освободив от синеватой стружки,
Светлеет взгляд его, как эта сталь,
И нет на лбу морщины-завитушки.
 
 
Проверен строго каждый габарит.
Заказ готов, но не сдаёт покуда,
Как будто он с деталью говорит,
Залюбовавшись рукотворным чудом.
 

Нагоняй

 
Мастер зычно меня шерстит.
Ну, какой, говорит, ты слесарь,
«Полетел» твой вчерашний шплинт…
Слышишь: глухо молчит компрессор?
 
 
С оправданием не спешу,
Говорю же на всякий случай,
Что вчера, побери вас шут,
Торопили, а мог бы – лучше…
 
 
Мне выслушивать каково
Грозный крик, словно гром из-под тучи:
Мог бы лучше! – шумлю на него.
Ну, конечно, я сделал бы лучше!
 

В степи

 
Жизнью я с пути не сбит.
Не случайно я на стане,
Здесь, в степи, где весь мой быт
Уместился в чемодане.
 
 
Молодец, что ты пришёл,
Не забыл о друге детства.
Пусть тебя не хватит шок
Оттого, что малость тесно.
 
 
Проходи, не стой в углу.
Ну, согласен, тут не прелесть…
Не привык я, что поделать,
Ни к уюту, ни к теплу.
 

В родном селе

 
Село моё пока не опустело.
Видны местами избы-крепыши.
Вот отчего моя душа запела,
Дорожную усталость заглушив.
 
 
Родные деревенские хоромы
Не потеряли наш резной узор,
И не коттеджем, а по-русски домом
Жильё здесь называют до сих пор.
 
 
У палисадника стою заворожённый
Невестами, что мимо в клуб спешат.
А парни – деревенские пижоны
Взнуздали мотоциклы для девчат.
 
 
Склонился день к закату и затишью,
Синь загустевшая кропит сады,
Где каждый улей свежим мёдом дышит
И с веток улыбаются плоды.
 
 
Так всякий раз, когда иду я между
Знакомых сохранившихся домов, –
«Село живёт!» – во мне стучит надежда,
И снова я поверить ей готов.
 

1983